Меня окутала благословенная летняя жара. Над косогорами танцевали бабочки – лимонницы, капустницы и махаоны. Пахло медом и фиалками. К тому времени, как я дошел до регистратуры, жара стала невыносимой, и пришлось снять куртку.
   Девчонка-регистраторша зарылась в бумаги, не видя ничего вокруг. Вахтер наш, дядя Леня, как-то научил меня тайному знаку, которому повинуются любые вахтеры и регистраторы – те, что принадлежат гильдии. Я кашлянул, дернул себя за мочку уха и особым образом прищелкнул языком.
   Девчонка посмотрела на меня с недоумением. Господи, ну и деревня!
   – Подстаканник Силы уже найден, – сообщил я со значением. – Остался последний квест.
   Это подействовало. В глазах девчонки всколыхнулась паника:
   – Вы… что?.. Простите, ради бога!.. Я задумалась.
   – Так-то лучше. Почему на знак не реагируете?
   Личико регистраторши пошло алыми пятнами:
   – Я еще маленькая! Я пока не все выучила. А вы, наверное, – она сделала восторженную паузу, – вы магистр?!
   – Вроде того… Мне нужно к Светлане Литницкой.
   – Литницкой, Литницкой… – регистраторша наморщила лоб, припоминая. – Психической этой?!
   Ага! Светка уже и здесь приобрела репутацию.
   – Точно. Где она?
   – Идите в девятый корпус. В первой палате.
   – Девятый – это реанимация? – на всякий случай поинтересовался я.
   – Какое там! Идите, сами увидите!
   Девятый оказался травматологическим. Помятый медбрат с разными глазами не хотел меня пускать, но когда я сказал к кому, сдался. Я вошел в первую палату.
   Ну, и где наша героиня?
   Светка сидела на кровати, обняв колени, нахохленная, как воробей. Руки, ноги на месте. Голова незабинтованная, глаза сияют, щеки румяные.
   Ф-фух. Живая!
   Дзайана только пискнула, когда я с энтузиазмом заключил ее в объятия. Кажется, у нее захрустели ребра, но в травматологическом все равно, сколько переломов лечить.
   – Ну, рассказывай! Кому перешла дорогу?
   – Да ты что?! Я просто упала!
   – Сильно?
   – Пустяки. Связки порваны и бедро разворочено. – Она откинула полу халатика, гордо демонстрируя перебинтованную ногу. – Только уже прошло все.
   – Чармишь! Рваные связки – это на пару месяцев.
   – Ага. Только у нас, ночных фурий, все не как у людей. – Света потянулась к пакету: – Это мне?! Ты садись на кровать, не стой. Я по тебе ужасно соскучилась.
   Поселили ее замечательно: однокомнатный люкс с видом на заросший пруд, телевизор, холодильник и кондиционер. На таких условиях и я денек-другой поваляться не прочь.
   Узница тем временем потрошила «малый больничный набор».
   – Ага. Так. Сок. Шоколадка. Блин, ты бы еще конфет принес!
   – Лопай, фурия! В следующий раз торт приволоку. Почему не позвонила?
   – Так мобильник в брызги! Ой, Игорек, я же не рассказала! Я с дерева навернулась. Метров тридцать летела, думала, диспел будет. Вот Ивароха уговорила SMS-ку скинуть. Ты его видел, наверное, у входа бугай стоит.
   – Это Иварох? Примечательный парень!
   Я уселся на кровать рядом со Светой и блаженно вытянул ноги. Лапки мои бедные, набегались сегодня…
   – Так тебя толкнули? Смажили? – деловито поинтересовался я. – Кто?
   – Не «смажили», а «колданули», – поправила она. И помрачнела: – Нет, это я сама такая дура. Слушай, Игорек… Можно деликатный вопрос?
   – Давай.
   – Ты когда-нибудь влюблялся?
   Сама деликатность, мать моя титанида!.. Я задумался.
   – Ну-у… – наконец сообщил я. – Был даже женат… на этой… Тонечке, Леночке… нет, Тонечке… еще платье фиолетовое… Знаешь, Свет, мой образ жизни мало кто может вынести. Дашка могла, но она манара. И с первого же дня сказала, что у нас ничего не получится.
   – А ты согласился?
   – Да я и не спорил особо. Дашка красавица, но мне вообще-то секретарша нужна, а не подружка.
   – Да-а… А если бы настоящая любовь, как у Мастера с Маргаритой?
   – В жизни я встречал трех Маргарит, и все страшенные дуры. Так ты влюбилась, солнце мое?
   – Точно. – Дзайана тяжело вздохнула. – Познала тягости любви. Как глупая девчонка в раннюю пору юности.
   Мне стоило больших трудов не хихикать.
   – Он – рок-музыкант.
   Так-так… Я не выдержал и отвернулся. Черствею с возрастом, зараза такая. У человека горе, а я…
   – Ты не думай! – обозлилась дзайана. – Я не из тех, которые в знаменитых! Которые комнаты постерами обклеивают и вообще. Лешка – он не такой. У них своя группа. «Огни Иррукана», может, слышал?
   В мире музыки мое развитие остановилось на Бутусове и Кашине. Из тяжелого рока слушаю «Nightwish» или «Rhapsody» – когда полы дома мою. Происходит это раз в неделю по отдохновениям. Причем именно это отдохновение я бессовестно пропустил.
   – Ну вот, – продолжала Света. – У них был концерт три месяца назад, на попойке «Братьев урагана». – Видя мое озадаченное лицо, она пояснила: – Это которые рокеры. На мотоциклах.
   – Так-так-так. – Мое воображение услужливо нарисовало образ инкуба: в черной куртке, с немытой гривой и подведенными углем глазами.
   – Они рококо играют, – безжалостно развеяла мои фантазии дзайана. – Очень хорошие люди… И музыка хорошая. Меня послали на концерт написать репортаж. Ну, я и написала. А потом случайно с Лешкой на улице столкнулась… – Света вздохнула: – Слушай… почему, когда влюбляешься, все наперекосяк? Игорек, мне так стыдно!
   Историю ее любви я мог бы рассказать и сам. По походке и по тому, как она носит рюкзачок. Пара встреч в кафешке, осторожные фразы, исполненные колкостей и желания выглядеть невероятно остроумной и начитанной. Ужас в глазах мальчишки. Что он мальчишка, я нисколько не сомневаюсь.
   – …А сегодня смотрю, – продолжала моя трагичная Джульетта, – они там. «Все «Огни Иррукана». И Лешика дылда белобрысая лапает. Я подхожу, а у них разговор. И давалка эта: «Кот – совсем не экстрим! Со страховкой всякий может. А без страховки?» Ну, я и повелась.
   – Погоди… Ты что – без пояса полезла на «Лесного кота»?
   – На черную трассу. Она самая сложная.
   – А тирольские спуски? Там же ролики нужны?
   Я представил тирольский спуск – метров пятьдесят полета на ролике, над гостеприимно качающимися сосновыми лапами – и мне стало дурно.
   – У меня брючный ремень хороший… был… – Она показала мне кожаные ошметки. – Я его вместо ролика…
   – Да-а… Ну что ж, амазонка, тогда рассказывай, чем тебе дед Вениамин помешал.
   – Кто?! Что?! – В глазах дзайаны вспыхнул мистический ужас.
   – Вениамин Серафимович, дед твой. Глава рода Литницких. Да ты не бойся, не съем.
   По сравнению с ее лицом наволочка выглядела серой.
   – Раскопал! – благоговейно прошептала Света.
   – Ну, я же детектив все-таки. С нанимателем мне, правда, не повезло – что с первым, что со вторым. Давай так: я расскажу, что успел выяснить, а ты меня дополнишь. Идет?
   Света кивнула.
   – Итак, Вениамин Серафимович воспользовался древним дворянским законом и как последний жмот присвоил белые листы рода. Сделал он это не вовремя. Ты как раз собиралась поступать в Университет Магии и Светлых Чар, и лишний поводок тебе пришелся бы весьма кстати. Верно говорю?
   – Верно.
   – Экзамены ты сдала просто великолепно. А вот силенок не хватило. Ценз маны в университете неоправданно высок, знаете ли… Тебя не взяли, предложив заглянуть через годик. Пока же дали возможность поучиться в менее престижном заведении.
   – В Институте Действительной и Образной Тамтаургии, – мрачно отозвалась Света.
   – Серьезно?! – Я посмотрел на магиню с сочувствием. – Тогда понятно… Со стариками, как я понял, тебе договориться не удалось, и ты пошла воздушно-капельным путем. Подослала к Вениамину чупакабру. а к Марченко – дэва. С твоим девятым уровнем это оказалось нетрудно. Когда же Вениамин обратился к детективу, постаралась проникнуть в лагерь врага. Надо сказать, довольно изобретательно.
   – Слушай, чего тебе от меня надо?!
   – Правды, солнце! Я такой принципиальный, что иногда самому страшно.
   – Рек, но ведь Веня тебя коникам хотел скормить!
   – Да. Именно. И знаешь что? Это мой город, и я его люблю. Мне хочется, чтобы чудовища не бегали по улицам. Не пили кровь – пусть даже и заслуженных мерзавцев. Потому что чупакабрасы, знаешь ли, не очень разбирают, кого грызть – нормального человека или злодея.
   Светка покачала головой:
   – Игорек, если б ты знал… Ты замечательный… но дурак! Прости. Все совсем не так было.
   – Тогда расскажи как.
   – Не могу. От этого пострадают хорошие люди.
   Тут я не выдержал:
   – От этого ты пострадаешь, Свет! Ты ведь тоже хороший человек. Рано или поздно Вениамин сложит два и два и поймет, кто подослал чупакабраса. Или Марченко надоест бояться, и он обратится в ковен за помощью.
   – Игорек, ты лапа, – устало сообщила дзайана. – Вот только в теории магии ты профан. Я не могла вызвать чупакабру. Потому что для этого нужна школа призыва!
   – А твоя какая? – растерялся я.
   – А моя – вызывания. Самая простая школа. Нет, девятый уровень – это круто, очень круто. Но все равно особо гордиться нечем.
   И Света объяснила мне разницу. В действительности между этими двумя школами мало общего. Магия призыва работает с потусторонними силами, притягивая разных чудовищ: чупакабрасов, нетопырей, гильгамешей. Магия же вызывания – сугубо бытовая. Сантехника вызвать, такси… кстати, мой Абсолютный Проездной из той же оперы.
   С этими школами часто попадают впросак. И не только я, многие. Оказывается, в школе призыва есть одно «неправильное» заклинание: «Вызывание демона». В школе же вызывания «неправильных» чар и вовсе две: «Осенний» и «Весенний призывы». Это магия десятого уровня, которую магистр обороны дважды в год накладывает на всю страну.
   Вы понимаете, это у меня голова пухнет… А каково студентам?! Света рассказывала, что многие из-за этих призывов даже заваливали экзамены. Естественно, отправлялись служить.
   – И поводки мне вовсе не для универа нужны были, – вздохнула она. – Я хотела до десятого уровня подняться…
   – Зачем же тебе десятый уровень?
   – Там крутая приворотная чара, «не за что, а вопреки» называется. Мне Лешку приворожить надо.
   – Ну и дура.
   – В лягушку превращу! – вскинулась та.
   – Да хоть в таракана, – отмахнулся я. – Чарами привораживать, магией любовь вызывать… А потом? Он же тебя возненавидит. Сколько ему лет? Двадцать, как тебе?
   – Мне восемнадцать! Это я выгляжу старше. А Лешику – двадцать четыре… – И, не выдержав, она заревела, уткнувшись мне в плечо.
   Получалась глупая ситуация. Преступница и шантажистка заливалась слезами, а я ее утешал. Но ведь жалко девчонку! У самого случалось: из кожи вон лезешь, а на тебя внимания не обращают. Тут и глупости начинаются, и все, что угодно.
   – Я его вчера чара-анула, козла-а, – всхлипывала она, прижимаясь ко мне. – Прибежит как миленький! На коленях приползет!
   – Хм…
   – А ты не одобряешь?! – Она отстранилась. – Не одобряешь, да?!
   – Да мне все равно. Твое дело.
   – Ну вот и убирайся, придурок! И вообще, чего ты меня лапаешь?! Руки убери, ур-род!
   – Ладно. – Я поднялся, взял куртку. – Приятно было пообщаться. Поправляйся, солнце!
   Я прикрыл дверь. Послышались сдавленные рыдания. Пожалуй, ее стоит оставить одну – пока больницу в клочья не разнесла.
   Но все вышло не совсем так, как я рассчитывал. Когда я прошел несколько шагов, за спиной послышалось:
   – Реш, стой!
   Я обернулся. В темном пустом коридоре светилось единственное пятно дверного проема. Света стояла, окутанная этим свечением, придерживая халатик на груди.
   – Прости меня… пожалуйста…
   Откуда-то вынырнул Иварох:
   – Господин, вам надлежит уйти! Больной необходим покой!
   В крохотных очочках и зеленой бандане этот удивительный великан выглядел особенно трогательным и беззащитным. Особенно умиляли «надлежит» и канцелярская правильность речи. Девушка махнула рукой:
   – Засохни. Брысь!
   Иварох поперхнулся и убежал. Краем уха я услышал звук льющейся воды. Санитар пил из графина – жадно, давясь и пофыркивая.
   – Реш, слушай. – Дзайана схватила меня за руки. – Ты меня сильно обидел. Да, да!.. Просто… Меня в жизни никто так не обижал, понимаешь?!
   – Ну еще бы!
   – Не издевайся! Я тебя ненавижу!! Я тебе завтра все скажу, хорошо?.. – В голосе звучала мольба.
   – Хорошо, – покорно согласился я. – Скажешь завтра.
   – Ты не сердишься? Ты дождешься?
   Ну вот ребенок!.. Я потянулся к ней и поцеловал в мокрую от слез щеку.
   – Конечно, солнце. Спокойной ночи!
   – Спокойной ночи… А теперь убирайся!
   Я улыбнулся и двинулся к выходу. Воздух за моей спиной потрескивал от ненависти и смертоносных чар.
   Мне вдруг стало удивительно легко – будто от меня разом отсекли прошлое и будущее, оставив лишь здесь и сейчас.
 
   Когда я выходил из больницы, меня настиг звонок.
   – Алло, Игорь, ты? – затрещал в трубке до боли знакомый голос.
   – Я. Семен, что случилось?
   – Дело нешуточное! Ты где?
   – Возле первой городской больницы.
   Слышно было, как Винченцо оторвался от трубки, чтобы отдать кому-то приказания. Через четверть минуты трубка вновь ожила:
   – Сейчас за тобой подъедут. Никуда не уходи! Пойдем, Гертруда, соберем друзей.
   Коротко и ясно. Словарик Винченцо я более-менее знаю. Если бы он задумывал пакость, последняя фраза звучала бы иначе. Например, «Гертруда, пусть за принцем последят». А так – Семену понадобилась моя помощь.
   Вот и славно. Я с наслаждением вдохнул вечерний воздух. В разлившемся над городом спокойствии отчетливо было видно, что мне нужно туда съездить и выслушать все, что Винченцо сочтет нужным рассказать.
   Так что я вышел из больничных ворот и принялся жать. Скоро подъехала милицейская легковушка. За рулем сидел щекастый лейтенантик – тот, что не хотел пускать меня в управление.
   Увидев меня, он едва не потерял дар речи:
   – Вы?!
   – Здравствуйте еще раз. – Я протянул руку. – Видите, как все меняется?
   – Простите… – Время шло к вечеру, но даже в тусклом свете фонарей было видно, как он покраснел. – Я не знал! Честно!
   – Забудем обиды. – Я уселся в машину. – Кстати, может, вы объясните, что произошло?
   – Произошло убийство. Погиб дзайан.
 
   …Со вчерашнего дня в доме, где жил Марченко, ничего не изменилось. Я говорю «жил», потому что хозяин квартиры лежал на полу кухни, задрав к потолку острый кадык. Если смотреть в лицо, могло показаться, будто маг спит. Но стоило перевести взгляд ниже…
   – Грудная клетка разворочена. – Люся рассказывала, одновременно очищая ватным тампоном лицо дзайана. Воск для посмертной маски побулькивал на спиртовке. – Повреждена артерия бедра, кисти рук оторваны. Порезы произведены с хирургической точностью. Такие повреждения мог оставить скальпель или остро отточенный кинжал. Нападавший отдавал себе отчет, что перед ним сильный маг. Первым делом он постарался лишить противника рук – чтобы не дать возможности плести заклинания. Затем, оглушив жертву, утащил на кухню и там начал пытать.
   – Хотел что-то выяснить?
   – Возможно.
   Кухня провоняла полевым госпиталем. Если раньше здесь было просто не убрано и грязно, то теперь квартира превратилась в филиал скотобойни. Винченцо бестолково мотался по комнатам, что-то записывая в блокнот, заглядывая под столы и тумбочки.
   – Не понимаю. Ничего не понимаю… – бормотал он. Впрочем, это его обычное состояние.
   – Кто нашел труп? – поинтересовался я.
   – Никто. Он сам обнаружился, – ответила Люся. И пояснила в ответ на мой удивленный взгляд: – В Болотносельское отделение инквизиции поступил сигнал. Нападение нечистой силы. Ближе всех к месту происшествия оказался отец Иштван.
   – Иштван? Любопытно.
   – Вы знакомы?
   – Да, некоторым образом…
   – Знакомы! – отозвался из соседней комнаты Винченцо. – Не просто знакомы! Как преступление, так он поблизости… Возникает вопрос: Офелия, вы порядочная девушка? Не удивлюсь, если он причастен ко всей этой дэвовщине!
   Я покачал головой. Аснатар, который требует за убийство чудовищ деньги, с тем чтобы тут же отдать их на спасение чужого человека? У него должны быть особые причины для этого.
   – Квартира была закрыта изнутри. На задвижку. Иштвану пришлось разбить обе двери голыми руками. Ну, ты сам видел…
   Я действительно видел. Первая дверь – обычная фанера, над ней измывались мальчишки. Но вот вторая… Вторая-то бронированная! Иштван оставил в ней дыру с оплавленными краями, напоминающую человеческий силуэт. Не хотелось бы мне когда-нибудь встретиться с аснатарами в бою.
   – К тому времени Алексей Петрович уже умер. Иштван вызвал нас, а сам удалился с отчетом к патриарху. Вот сижу, снимаю маску. Надо успеть до восьми вечера, а то инквизиторы за телом вернутся.
   – Когда же произошло убийство?
   – Часа в два. За стенкой живет молодая пара – наркоманы, не наркоманы… Соседи говорят, к ним как раз «Скорая» приезжала. Девчонка повесилась или что-то вроде того. А к ней любовник ходил – такой с хвостиком – и ее из петли спас. Ну, это так, сплетни…
   Больше всего на свете я обожаю сплетни. Порой хорошая сплетня может распутать все дело, хотя чаще бывает наоборот.
   – Марченко был к тому времени еще жив?
   – Как я, – подал голос Винченцо. – Совершенно как я! Он с этим любовником даже парой слов перекинулся. А за спиной у того висел автомат в чехле.
   Люся устало улыбнулась: вот они, свидетели… Врут как дышат и не поперхнутся.
   Я задумался. Хвостатый любовник с автоматом зацепил мое любопытство за жабры:
   – Постойте, а кто его видел?
   – Видели. Даже описание есть. Но вряд ли оно что-то даст. «Автоматчик» – обычный человек. А Марченко погиб – классика жанра – в закрытой комнате. Окна задраены, дверь ты сам видел – бронированная, защелкнута изнутри. Это мог сделать либо сильный дзайан, либо дэв, либо друджвант.
   – Надо поговорить с Иштваном.
   – А что Иштван?.. Талдычит: друдж, друдж, место нечисто! Он инквизитор, у него работа такая.
   Действительно, такая работа… Я присел на корточки, любуясь Люсиной маской. Воск вперемешку с гипсовой пылью ложился блестящим слоем, наполняя лицо мертвеца благородством и красотой.
   – Жрать хочется, – пожаловалась Люся, накладывая последний мазок. – С утра ни крошки во рту не было…
   Я заглянул в сумку:
   – Ты оливки любишь? Еще мед где-то завалялся…
   – Оливки? Точно! У меня же где-то печенье есть! с утра купила. – Она сбегала в соседнюю комнату и принесла пакетик с аппетитными «слезами Ивиннира». – Только… – она посмотрела на свою талию, и энтузиазм в ее голосе приугас, – я не буду. Оно сладкое…
   – А сыр? Хочешь, в магазин схожу?
   – Нет, – сообщила она. – Сыр соленый. Соленого тоже не буду. Знаешь что?! Я мясо хочу.
   – Колбасы? Ветчинки?
   – Ага. Макароны с томатным соусом. Точно!
   …В результате мы поужинали чипсами и маринованными огурцами. Я включился в привычное дело: ползал с Винченцо в поисках улик, помогал Люсе расставлять авторамки для поиска дэвовщины, допрашивал соседей. В общем, начались обычные сыскарские будни.
   Я словно бежал от чего-то, что открылось мне в последние часы… Тем более что старые версии кончились, а новых пока что не возникло.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
ИНТЕРЛЮДИЯ

   (Понедельник, 18.30,
   рассказывает Алексей Озерский)
 
   Приносить счастье оказалось легко. Я носился по городу, благодетельствуя всех и вся. Щенок, гоняющийся за своим хвостом, не натворит столько безобразий, сколько я. Напоследок, порядком вымотавшись, я свернул к первой городской больнице. Матрик говорил, будто сюда положили Лизу. Интересно, почему не на Пароходную?.. На Пароходной же дурка! Хотя нет, самоубийц в психушку не кладут. Им даже диагноз выписывают нейтральный: гастрит, бронхит – чтобы жизнь не ломать. Мало ли чего человек в петлю полез.
   В самом радужном настроении я двинулся в регистратуру. Там тетка, похожая на старого заматерелого бульдога, ворошила карточки.
   – Здрасте, – неловко кивнул я.
   – Здравствуйте.
   Теткины глаза сузились. Она кашлянула, дернула себя за мочку уха и прищелкнула языком. Больная, что ли?
   – Я, собственно… – слова давались через силу, так, словно я делал что-то постыдное. – Сегодня к вам привезли… ну, знаете?.. Лиза Матрасова…
   Бульдожиха перелистала карточку. Мертвенный золотой свет больницы превращал женщину в загробного духа. Так вот откуда пошло выражение «тот свет»! И как тут люди выздоравливают вообще?!
   – Родственница? – меланхолично поинтересовалась бульдожиха.
   – Нет.
   – А кто?
   Мне захотелось дать ей пинка. Ну какая к дэвам разница?! Ну, друг я ей… хотя и другом-то назвать сложно. Я же ее впервые сегодня увидел.
   – Это психосоматика, – казенным тоном сообщила бульдожиха. – В первые дни посещения нежелательны. – И вновь уткнулась в свои бумажки.
   Я потоптался у барьера, отделяющего мир мертвых от мира живых, и побрел прочь. Ну ее к дэвам, в конце-то концов! Вот обидно: такая силища, хочется творить добро, а сделать ничего не могу.
   Похолодало. На ночь «летнее» заклинание в больничном парке выключали – из экономии, наверное. Я шел, а пожухлые листья карамельными сугробами валились под ноги. За деревьями мелькали огоньки фонарей, квадраты окон. Кажется, я сбился с пути… В чернильном небе зажглись звезды. Лучи прожекторов разрезали мрак между стволами кленов, и от этого больничный неуют сгустился, стал злым и колючим.
   Где же ворота? Не может ведь парк длиться вечно. Я свернул к первому попавшемуся зданию; фонарь высветил табличку на каменном боку: травматологическая. Ага. Сейчас бы планчик отыскать, свериться…
   Белый щит сверкал снегами Килиманджаро. На скамейке под ним кто-то сидел – в пижаме и голубой болоньевой куртке.
   – Помогите, пожалуйста, – еще издали крикнул я. – Я хочу отсюда выбраться!..
   – Правда?! Я тоже!
   Сердце трепыхнулось в груди, чтобы тут же сорваться в галоп. Золотистые колечки волос, заострившиеся черты лица, обветренные губы – девушка смотрела грустно и чуть насмешливо.
   – Светка, ты?!
   – Здравствуй, Лешик.
   Вчера, в «Лесном коте» она выглядела иначе. Неприступней? Заносчивей? Передо мной сидела усталая измученная девчонка, не знавшая, на что надеяться и от кого ждать помощи.
   Почти как я.
   – Сильно поранилась? – спросил я, присаживаясь рядом. – Ну, там, в «Коте»?..
   Она мотнула головой:
   – Не очень. Связки расколошматила и бедро. Если бы не придурок-спасатель, я бы сама дошла.
   – Ты сумасшедшая! То есть извини… я не то…
   – Да нет, все правильно. Я сумасшедшая, и этим горжусь! – Она с вызовом посмотрела на меня.
   – Но без страховки… зачем?!
   – Так. Одному человеку хотела доказать.
   Вот и все, Брави. Спроси еще «какому человеку?», если совсем дурак.
   Несколько дней назад я был манаром… Я точно знаю, что Светка – не моя судьба. Вот только что мне сейчас до этого знания?! Я ведь больше не манар, могу ошибаться, как обычные люди.
   – Свет… Я за тобой пришел.
   – Правда?! – Уличные фонари фейерверками вспыхнули в ее глазах. – Мы сбежим?! А как?
   – Да как угодно. Через забор, например. – Я чувствовал, что Светка и сама может убраться из больницы в любой момент. Просто ей некуда идти. Или незачем. – А если ты… ну, нога болит, тогда через проходную.
   – Леш, я же в больничном! Меня застукают.
   Я заговорщицки подмигнул дзайане:
   – Мы одеждой поменяемся. Там контроль нестрогий, проскочишь. А я – через забор.
   – Чаровато! Ты молодец, Лешик! – Она оглянулась на светящиеся окна корпуса. За стеклянными дверями маячила грузная фигура – санитар, наверное.
   – Где переодеваться будем? – стараясь скрыть дрожь в голосе, спросил я.
   – Пойдем, покажу. Тут дровяной сарай рядом. Только не навернись, лужи всюду, грязно.
   Ночную темноту пронизывали струи тревожных больничных запахов. Я их знаю по названиям кабинетов: вот зубоврачебным пахнуло, а вот хирургическим. Когда мне после неудачного хоккейного матча коленку штопали, нанюхался. А вот этот не узнаю… Наверное, больные ощущают его единственный раз в жизни.
   Мелькнули в темноте яркие точки – огоньки сигарет. Девушка прижалась ко мне, затаив дыхание. Прядь волос защекотала висок.
   – Слушай… – давясь от неловкости, спросил я. – А тогда… в «Коте»… страшно было?
   – Ужасно! А хуже всего, что ты сбежал.
   – Я больше не сбегу. Клянусь!
 
   Переодевались мы возле забора, спина к спине. Больницу когда-то выстроили на холме, и парк возвышался над улицей. За решеткой прогуливались поздние прохожие. Стоило им поднять взгляд – и мы были бы как на ладони. Но я никогда не встречал ночных прохожих, что смотрят вверх.
   Я стащил джинсы, протянул за спину:
   – Держи.
   В ответ в руку мне ткнулась теплая ткань. Пижамные штаны. Мне они малы будут. Хотя…
   Света хихикнула:
   – Я в твоих словно в мешке. Чарово! Встречаемся через дорогу, да?
   – Ага, у хозтоваров.
   Они мне действительно малы. А кроссовки в темноте зашнуровывать – вообще мучение. «Брось ты! – сказал я себе. – Это же приключение. Светка, вон, без страховки «Кота» прошла. Чего ныть-то?!»
   – Все, готово. Ну как я?
   Больше всего она напоминала отощавшего медвежонка. Или пуделя. Какая уж тут романтика… Но вот Светка улыбнулась и вновь стала недосягаемой и желанной.
   – Ну-у… ничего.
   – Ничего?
   Ой, Брави, гений комплимента! Когда ж ты исправишься? Зашуршали листья: девушка отправилась к проходной. Я же подошел к забору, взялся за прутья. Из-за деревьев вновь пахнуло «последним» запахом. Ржавый металл выстуживал ладони до костей, царапая кожу заусеницами.