Страница:
Коса висела у него на плече, и бывший портовый связист осторожно и с интересом водил ею из стороны в сторону, подрубая рослый борщевик. Иногда он останавливался на секунду, оглядывал машинку и качал головой, восхищаясь техническим прогрессом. Нас он не увидел, потому что подходили мы со спины.
Тракторист оглядел фигуру Тарасыча безучастным взглядом убийцы. В его руке возник светящийся нож.
- Позволь мне поговорить с ним! - попросил я, глотая слова, потому что задыхался от быстрого шага. - Он пропустит нас…
- Твоя помощь не требуется, - надменно ответил Семен. - Я сам с ним разберусь. Все, что от тебя требуется, привести меня к цели.
- Я понимаю, но…
И тут я увидел Кляксу.
Пес вылетел к нам через распахнутые ворота, оглашая воздух тревожным лаем. В реве работающей мотокосы он был практически не слышен. Занятый косьбой Тарасыч даже не поднял головы.
Зато на собаку обратил внимание Семен.
Он с интересом уставился на катящийся к нам через луг черный комок лохматой шерсти. Даже наклонил голову к плечу, разглядывая пса.
Мне показалось, что Клякса прыгнет на пришельца - с такой злостью она неслась на него. В последний момент пес затормозил в считанных сантиметрах, потом сдал чуть назад, ни на мгновение не прекращая отчаянно, до хрипа, материть незнакомца на своем собачьем языке. Однажды я видел, как Клякса облаяла проходившего мимо караулки рыбака: погавкала несколько раз, чтобы дать ему понять, что он забрел не туда. Но так отчаянно она не заливалась. Словно опаснее и злее моего спутника она ничего не видела в своей жизни.
Семен почти не реагировал на лай. Мне показалось, что бешенство собаки даже доставляло ему удовольствие. Он нажал кнопку на рукояти своего ножичка, и тот, к моему великому удивлению, поднялся в воздух, точно подвешенный на леске. Лезвие сверкнуло пламенем, начало вращаться…
Пес перестал лаять, метнув взгляд на порхающий на уровне плеча пришельца неизвестный предмет.
Семен улыбнулся псу, обнажив кривые зубы.
Огненный круг, в который превратился вращающийся нож, вдруг рухнул вниз с такой скоростью, словно был выпущен из пращи. Не успел я опомниться, как он с силой ударил пса в лохматый бок.
Клякса вздрогнула. Из красного рта вырвался хрип. Над холкой в воздух взметнулись брызги крови - мелкие, словно пудра. Моих ноздрей коснулся запах паленой шерсти.
Огненный круг вышел с другой стороны косматого тела.
Клякса покачнулась, сделала шаг… и развалилась на две половины. Задние лапы в агонии забились по траве, словно пытались убежать от расправы. Передние гребли под себя землю. Еще живой взгляд почти человеческих глаз был наполнен болью и непониманием. Пес не понимал, что с ним сотворили, вызывав такую нестерпимую боль, и самое главное - зачем. Он всего лишь выполнял свою работу, то, чему его учили с рождения: лаять на незнакомцев, потому что это важно. Он поднял тревогу, когда появился этот страшный человек в резиновых сапогах. Так за что его ударили и почему возникла боль?
Семен присел на корточки над умирающей Кляксой и до конца смотрел в ее тухнущие глаза. Светящийся нож, перестав вращаться, подлетел к нему и плавно юркнул рукоятью в подставленную ладонь. Над лугом катился беззаботный рев моторизированной косы. Я набрал полные легкие воздуха, чтобы прийти в себя - мне снова начало казаться, что я сплю, таким сюрреализмом отдавало все происходящее.
Пришелец поднялся с корточек. Безразлично переступил через разрубленное пополам тело собаки, направляясь к распахнутым воротам, за которыми маячила сухая фигура Тарасыча, целиком поглощенного косьбой и упорно не замечающего, какие страшные вещи творятся у него за спиной. Карабин стоял прислоненный к тяжелому табурету. Чертов старикан, уверенный, что вокруг на много километров ни души, бросил служебное оружие на произвол судьбы!
Видимо образ карабина чересчур ярко вспыхнул в моей голове, потому что Семен полуобернулся, посмотрев на меня, и я почувствовал в виске невидимую раскаленную иглу. Мысли, зрение, слух превратились в пронзительную боль. В глазах почернело. Я рухнул на колени, сжимая голову. Одним мысленным усилием пришелец лишил меня даже крохотной возможности предупредить Тарасыча. Хотя сквозь рев мотокосы он все равно бы не услышал моего крика.
Не помню, сколько я ползал по траве, оглушенный, ослепленный, задыхающийся. Когда зрение вернулось, я увидел Семена.
Пришелец стоял между воротных створок, обозначенных красными звездами, в десяти метрах от меня.
В руках у него находился карабин.
Тарасыч вдруг перестал косить. Выпрямился. Думаю, он почувствовал неведомую жуть, которой тянуло от существа. Дед выключил косу, обернулся, только было поздно.
На него глядел ствол собственного служебного карабина.
Глаза старика сделались большими и круглыми. В тот момент он понял, какую совершил ошибку, оставив карабин возле табурета, на котором загорал и ремонтировал башмак. Тарасыч попятился, задел концом мотокосы о землю и рухнул вместе с ней на спину. Это спасло его от первой пули, выпущенной Семеном.
Семен опустил ружье и прошел сквозь облачко сгоревшего пороха, приближаясь к барахтающемуся на земле Тарасычу. Корзина за спиной пришельца моталась из стороны в сторону. Оказавшись возле старика, он снова поднял винтовку, целясь точно в лоб караульного - практически контрольный выстрел. Тарасыч испуганно завопил что-то вроде: я же ничего не сделал - за что? ЗА ЧТО?! И еще: боже правый, пощади!…
…Удар в голову дубовым табуретом свалил Семена с ног. Карабин выскользнул из рук, правый сапог слетел, обнажив дырявый носок, из которого торчали пальцы. Пришелец рухнул на колючую проволоку, изодрав в клочья лицо и ладони. Если это была иллюзия, то невероятно достоверная.
Сосредоточив все внимание на Тарасыче, он совершенно забыл про своего проводника. Вероятно решил, что я больше не представляю угрозы. Напрасно он так. Пусть я алкаш с десятилетним стажем, пусть позабыл, что такое физическая форма, пусть командир из меня никудышный. Но боевая подготовка не уходит просто так. И навыки тоже. Они вложены в меня один раз и навсегда. Они сидят во мне, готовые выпрыгнуть в любой момент, в каком бы состоянии я ни находился: свежий или усталый, трезвый или пьяный, в ясном уме или мысленном нокдауне, в который меня отправил пришелец. Главное, заставить противника поверить в собственное превосходство и дождаться удачного момента. А там - лишь бы под рукой оказалось что-нибудь тяжелое.
Вроде табурета.
Пришелец, все еще сохранявший образ тракториста, с трудом подтянул под себя колени, собираясь встать на ноги. Морщась от головной боли, я поудобнее перехватил квадратную ножку и еще раз с чувством приложил табуретом по светловолосому темени. Что-то хрустнуло, по обращенным к небу пяткам пробежала короткая судорога, и тело, повисшее на ключей проволоке, обмякло. Надеюсь, на весьма продолжительное время. Их небесное высочество, собиравшееся нами повелевать, испустило свой небесный дух.
- Вот и весь контакт! - резюмировал я.
Я посмотрел на Тарасыча, оценивая, все ли с ним в порядке. В ответ на меня взирали два диковатых полусумасшедших глаза. Старикан хлебал глоткой воздух, пытаясь что-то сказать, а может, беззвучно плакал. Ну а как тут не плакать? Прекрасно понимает, что я ему, дуралею, жизнь спас.
А дальше произошло то, что меня донельзя огорчило. Сказать по правде, мне по душе был другой исход.
Тело тракториста в псевдовоенной камуфляжной куртке и резиновых сапогах растаяло как лед на солнышке, и я увидел его. Сморчок ростом в чуть выше полутора метров с огромной безволосой головой и тощими ногами. Свеженький, только что испустивший дух, он был в несколько раз противнее своего давно мертвого собрата со второго яруса бункера. Он напомнил мне рыбину - такую же безразличную, безэмоциональную, с огромными холодными глазами и черным провалом рта.
Я долго стоял над ним, готовый еще раз применить табурет, если «Семен» шевельнет хоть пальцем. По сиденью, отполированному задами, стекала вязкая бледно-серая слизь с комками (то ли кровь, то ли мозговое вещество), несколько капель с него упали на скошенную траву рядом с моими сапогами. Я простоял так довольно долго, но пришелец не дал мне повода вновь поднять руку.
Стоя над ним и сжимая ножку табурета, с которого стекала то ли кровь, то ли мозговое вещество, я и окончательно понял, что это, к сожалению, не сон. Мертвый инопланетный задохлик с расколотой головой, повисший на колючке моего спецхрана, был ничем иным, как вставшей передо мной проблемой. Огромной проблемой. Я уже тогда понял, что с этого момента все переменится. О тихой службе на заброшенном объекте, окруженном первобытной природой, словно пансионат, придется только мечтать.
Глава 5 Ликвидация последствий контакта
Глава 6 Человек из вертолета
Тракторист оглядел фигуру Тарасыча безучастным взглядом убийцы. В его руке возник светящийся нож.
- Позволь мне поговорить с ним! - попросил я, глотая слова, потому что задыхался от быстрого шага. - Он пропустит нас…
- Твоя помощь не требуется, - надменно ответил Семен. - Я сам с ним разберусь. Все, что от тебя требуется, привести меня к цели.
- Я понимаю, но…
И тут я увидел Кляксу.
Пес вылетел к нам через распахнутые ворота, оглашая воздух тревожным лаем. В реве работающей мотокосы он был практически не слышен. Занятый косьбой Тарасыч даже не поднял головы.
Зато на собаку обратил внимание Семен.
Он с интересом уставился на катящийся к нам через луг черный комок лохматой шерсти. Даже наклонил голову к плечу, разглядывая пса.
Мне показалось, что Клякса прыгнет на пришельца - с такой злостью она неслась на него. В последний момент пес затормозил в считанных сантиметрах, потом сдал чуть назад, ни на мгновение не прекращая отчаянно, до хрипа, материть незнакомца на своем собачьем языке. Однажды я видел, как Клякса облаяла проходившего мимо караулки рыбака: погавкала несколько раз, чтобы дать ему понять, что он забрел не туда. Но так отчаянно она не заливалась. Словно опаснее и злее моего спутника она ничего не видела в своей жизни.
Семен почти не реагировал на лай. Мне показалось, что бешенство собаки даже доставляло ему удовольствие. Он нажал кнопку на рукояти своего ножичка, и тот, к моему великому удивлению, поднялся в воздух, точно подвешенный на леске. Лезвие сверкнуло пламенем, начало вращаться…
Пес перестал лаять, метнув взгляд на порхающий на уровне плеча пришельца неизвестный предмет.
Семен улыбнулся псу, обнажив кривые зубы.
Огненный круг, в который превратился вращающийся нож, вдруг рухнул вниз с такой скоростью, словно был выпущен из пращи. Не успел я опомниться, как он с силой ударил пса в лохматый бок.
Клякса вздрогнула. Из красного рта вырвался хрип. Над холкой в воздух взметнулись брызги крови - мелкие, словно пудра. Моих ноздрей коснулся запах паленой шерсти.
Огненный круг вышел с другой стороны косматого тела.
Клякса покачнулась, сделала шаг… и развалилась на две половины. Задние лапы в агонии забились по траве, словно пытались убежать от расправы. Передние гребли под себя землю. Еще живой взгляд почти человеческих глаз был наполнен болью и непониманием. Пес не понимал, что с ним сотворили, вызывав такую нестерпимую боль, и самое главное - зачем. Он всего лишь выполнял свою работу, то, чему его учили с рождения: лаять на незнакомцев, потому что это важно. Он поднял тревогу, когда появился этот страшный человек в резиновых сапогах. Так за что его ударили и почему возникла боль?
Семен присел на корточки над умирающей Кляксой и до конца смотрел в ее тухнущие глаза. Светящийся нож, перестав вращаться, подлетел к нему и плавно юркнул рукоятью в подставленную ладонь. Над лугом катился беззаботный рев моторизированной косы. Я набрал полные легкие воздуха, чтобы прийти в себя - мне снова начало казаться, что я сплю, таким сюрреализмом отдавало все происходящее.
Пришелец поднялся с корточек. Безразлично переступил через разрубленное пополам тело собаки, направляясь к распахнутым воротам, за которыми маячила сухая фигура Тарасыча, целиком поглощенного косьбой и упорно не замечающего, какие страшные вещи творятся у него за спиной. Карабин стоял прислоненный к тяжелому табурету. Чертов старикан, уверенный, что вокруг на много километров ни души, бросил служебное оружие на произвол судьбы!
Видимо образ карабина чересчур ярко вспыхнул в моей голове, потому что Семен полуобернулся, посмотрев на меня, и я почувствовал в виске невидимую раскаленную иглу. Мысли, зрение, слух превратились в пронзительную боль. В глазах почернело. Я рухнул на колени, сжимая голову. Одним мысленным усилием пришелец лишил меня даже крохотной возможности предупредить Тарасыча. Хотя сквозь рев мотокосы он все равно бы не услышал моего крика.
Не помню, сколько я ползал по траве, оглушенный, ослепленный, задыхающийся. Когда зрение вернулось, я увидел Семена.
Пришелец стоял между воротных створок, обозначенных красными звездами, в десяти метрах от меня.
В руках у него находился карабин.
Тарасыч вдруг перестал косить. Выпрямился. Думаю, он почувствовал неведомую жуть, которой тянуло от существа. Дед выключил косу, обернулся, только было поздно.
На него глядел ствол собственного служебного карабина.
Глаза старика сделались большими и круглыми. В тот момент он понял, какую совершил ошибку, оставив карабин возле табурета, на котором загорал и ремонтировал башмак. Тарасыч попятился, задел концом мотокосы о землю и рухнул вместе с ней на спину. Это спасло его от первой пули, выпущенной Семеном.
Семен опустил ружье и прошел сквозь облачко сгоревшего пороха, приближаясь к барахтающемуся на земле Тарасычу. Корзина за спиной пришельца моталась из стороны в сторону. Оказавшись возле старика, он снова поднял винтовку, целясь точно в лоб караульного - практически контрольный выстрел. Тарасыч испуганно завопил что-то вроде: я же ничего не сделал - за что? ЗА ЧТО?! И еще: боже правый, пощади!…
…Удар в голову дубовым табуретом свалил Семена с ног. Карабин выскользнул из рук, правый сапог слетел, обнажив дырявый носок, из которого торчали пальцы. Пришелец рухнул на колючую проволоку, изодрав в клочья лицо и ладони. Если это была иллюзия, то невероятно достоверная.
Сосредоточив все внимание на Тарасыче, он совершенно забыл про своего проводника. Вероятно решил, что я больше не представляю угрозы. Напрасно он так. Пусть я алкаш с десятилетним стажем, пусть позабыл, что такое физическая форма, пусть командир из меня никудышный. Но боевая подготовка не уходит просто так. И навыки тоже. Они вложены в меня один раз и навсегда. Они сидят во мне, готовые выпрыгнуть в любой момент, в каком бы состоянии я ни находился: свежий или усталый, трезвый или пьяный, в ясном уме или мысленном нокдауне, в который меня отправил пришелец. Главное, заставить противника поверить в собственное превосходство и дождаться удачного момента. А там - лишь бы под рукой оказалось что-нибудь тяжелое.
Вроде табурета.
Пришелец, все еще сохранявший образ тракториста, с трудом подтянул под себя колени, собираясь встать на ноги. Морщась от головной боли, я поудобнее перехватил квадратную ножку и еще раз с чувством приложил табуретом по светловолосому темени. Что-то хрустнуло, по обращенным к небу пяткам пробежала короткая судорога, и тело, повисшее на ключей проволоке, обмякло. Надеюсь, на весьма продолжительное время. Их небесное высочество, собиравшееся нами повелевать, испустило свой небесный дух.
- Вот и весь контакт! - резюмировал я.
Я посмотрел на Тарасыча, оценивая, все ли с ним в порядке. В ответ на меня взирали два диковатых полусумасшедших глаза. Старикан хлебал глоткой воздух, пытаясь что-то сказать, а может, беззвучно плакал. Ну а как тут не плакать? Прекрасно понимает, что я ему, дуралею, жизнь спас.
А дальше произошло то, что меня донельзя огорчило. Сказать по правде, мне по душе был другой исход.
Тело тракториста в псевдовоенной камуфляжной куртке и резиновых сапогах растаяло как лед на солнышке, и я увидел его. Сморчок ростом в чуть выше полутора метров с огромной безволосой головой и тощими ногами. Свеженький, только что испустивший дух, он был в несколько раз противнее своего давно мертвого собрата со второго яруса бункера. Он напомнил мне рыбину - такую же безразличную, безэмоциональную, с огромными холодными глазами и черным провалом рта.
Я долго стоял над ним, готовый еще раз применить табурет, если «Семен» шевельнет хоть пальцем. По сиденью, отполированному задами, стекала вязкая бледно-серая слизь с комками (то ли кровь, то ли мозговое вещество), несколько капель с него упали на скошенную траву рядом с моими сапогами. Я простоял так довольно долго, но пришелец не дал мне повода вновь поднять руку.
Стоя над ним и сжимая ножку табурета, с которого стекала то ли кровь, то ли мозговое вещество, я и окончательно понял, что это, к сожалению, не сон. Мертвый инопланетный задохлик с расколотой головой, повисший на колючке моего спецхрана, был ничем иным, как вставшей передо мной проблемой. Огромной проблемой. Я уже тогда понял, что с этого момента все переменится. О тихой службе на заброшенном объекте, окруженном первобытной природой, словно пансионат, придется только мечтать.
Глава 5 Ликвидация последствий контакта
Первое, что я сделал, это стянул ненавистный костюм химзащиты и упрятал его в большой алюминиевый бидон из-под молока. Потом решу, что делать с этой зараженной резиной. Сейчас мне как воздух нужна дезактивация собственного тела. Взяв кусок хозяйственного мыла, я отправился на реку. Там, стоя по пояс в прохладной воде, долго драил себя поверхностно-активными веществами, смывая радиоактивную грязь, особенно с головы и волос. Наплевать, что все это отправится в реку. Эти крохи рассеются среди водных массивов, заражение будет не больше обычного природного фона. Другое дело объекты, оставшиеся в лесу. Чтобы провести дезактивацию тарелки, спасательной капсулы и местности вокруг - куска мыла точно не хватит. Но это уже не моя забота, а МЧС или войск химической защиты.
Промокшая во время ливня одежда полностью высохла (Тарасыч развесил ее на горячей трубе буржуйки), и я смог переодеться. Когда желтая надпись «ОХРАНА» вернулась на мою спину, я словно заново ощутил тяжелое бремя ответственности за вверенный мне объект. Здесь произошло ЧП, последствия которого требуют незамедлительных решений. В первую очередь следовало заняться повисшим на колючке собратом по разуму.
Когда я вернулся к воротам, его кожа уже была пепельно-серой. Она постепенно приближалась к асбесту, который обтягивал объект ноль-ноль-семь из бункера. Кроме этого я обнаружил на теле тонкий комбинезон. Поводив над головой и плечами новым дозиметром из кладовки, я с удивлением констатировал отсутствие заражения. Даже под мышками и между ног он был чист как стеклышко, скотина. А ведь находился рядом со мной на месте падения «семечки», радиация там была ого-го какая! Вероятно, все дело в костюме, предохраняющем от заражения.
Обшарив комбинезон, я отыскал «порхающее лезвие» и переместил его себе в карман. Потом разберусь, как им управлять. Не скрою, понравилась мне эта штучка - в лес за грибами ходить.
Большая лыковая корзина оказалась металлическим контейнером. Я снял его с трупа и попытался открыть. На крышке была маленькая щель, которую я поддел ногтем, в результате чего разомкнулся замок. Внутри оказалось непонятное устройство - большое, металлическое, сложенное и, самое удивительное, тяжелое. Когда я извлек его на белый свет, то от неожиданности едва не грохнул себе на ногу. Вес предмета увеличился в несколько раз. Как оказалось, контейнер скрадывал часть веса - удобное средство для транспортировки грузов.
Контейнер с непонятным устройством я спрятал в бункере, в комнате номер «2», где находились кристаллы управления. Туда же перетащил гуманоида. А куда еще прикажете их? Бункер - единственное место, ключи от которого находятся только у меня.
Тарасыч везде ходил за мной, как привязанный на веревочку. Беспрекословно выполнял все, что бы я ни просил. Он помог перетащить гуманоида до входа в бункер, дальше я его не пустил, да он и не просился. В общем, Тарасыч стал совершенно шелковым. Он только иногда как-то странно посматривал на меня, словно мы заново познакомились.
- Начальник, - однажды произнес он. - Как ты его, табуреткой-то?
- А что?
- Никогда такого не видел.
- Табуретка - эффективное оружие. Не хуже любого другого. Знаешь, как ее ножками суставы ломаются? Ловишь руки, поворачиваешь - прелесть!
- Ты где служил? - вкрадчиво спросил он.
- Так… то там, то сям.
После этого Тарасыча прорвало на справедливый интерес:
- Что же это было, японский городовой?
- А вот то самое, что в лесу упало. Брат по разуму, так сказать.
- Значит, его ты нашел в тарелке?
Я неопределенно кивнул.
- Господи! - Тарасыч перекрестился. - А он не оживет, этот «брат по разуму»?
Я поглядел на полотно сизых облаков, затянувших вечернее небо.
- Ты неправильно формулируешь вопрос, Тарасыч. Нужно спрашивать: не прилетят ли они снова.
- А что, могут?
- Могут. И прилетят.
Они обязательно прилетят. Потому что мы храним одну вещицу, которая им очень нужна, нужна до боли в печенке. Только я понятия не имею, о каком объекте спецхрана идет речь и для чего он потребовался пришельцам.
Потом мы похоронили Кляксу.
По моей просьбе Тарасыч саперной лопаткой выкопал возле караулки неглубокую яму. Я сложил в нее лохматые останки, после чего мы закидали их землей, а в образовавшийся холмик воткнули ее алюминиевую миску, на которой Тарасыч криво нацарапал ножиком «Клякса». Один из нас при защите спецхрана уже пал. Мне не хотелось развивать эту мысль, но, если все настолько серьезно, как я думаю, жертва могла оказаться далеко не последней.
Улицы Коровьино, укутанные в сочную зелень начала лета, освещались редкими фонарями. Было тихо, никакого переполоха, который, как мне казалось, должен был подняться, узнай народ, что упало в Боровом. Но никаких солдат, никакой техники химических войск. В одном дворике подростки негромко бренчали на гитаре. В другом возле полуразобранного «Жигуленка» задушевно беседовали два не совсем трезвых мужика. Из открытых форточек звучал телевизор, но большинство окон уже не горело, многим завтра на работу.
Мне, кстати, тоже.
Круглосуточный продуктовый ларек, расположенный рядом с автотрассой на Ярославль, был сварен из металлического листа-пятерки, его единственное панорамное окно защищала стальная решетка. Мне он напоминал военное укрепление, в котором можно выдержать длительную осаду. Возможно, иногда его так и использовали против чересчур буйных покупателей и алкашей.
Вы решили, что я захотел нажраться после сегодняшнего происшествия? Да я только о том и думал, как вывести из себя эту чертову радиацию, которой меня сегодня напичкали по самую маковку. Хотя, сказать по правде, нажраться тоже хотелось. В голове творилось нечто такое, словно в ней потоптался слон - я до сих пор ощущал последствия ментального вторжения. Так, в сумерках, на углу трансформаторной будки, мне померещился чертенок с горящими глазами, следивший за мной из-за угла, хотя скорее всего это была кошка. Обычная кошка.
В общем, едва я отошел от продуктового ларька, где приобрел поллитра «Путинки» (ну да, частицей души я патриот), как отвинтил крышку и, запрокинув голову, высосал половину бутылки. Сидящий неподалеку на пне местный бомж посмотрел на мой жадно гуляющий кадык с пониманием и завистью.
Водка пошла в меня легко, как вода. Словно не было полуторамесячного перерыва, заполненного вырезанием деревянных ложек. Я не давился, меня не тошнило, не выворачивало наизнанку, мне не требовалась закуска. Пилось отлично, даже не чувствовалось привычной горечи.
Я оторвался от горлышка, глядя на мир увлажнившимися глазами. Мир стал ярче, свежее, контрастнее. В голове все сразу встало на свои места. Тело обдало волной бодрящего тепла. Как мне этого не хватало! Как не хватало этого затяжного глотка, заставляющего отодвинуться проблемы на задний план. Никакие ложки, никакая переоценка жизненных ценностей не могла сравниться с эффектом, который давал этот прозрачный живительный напиток.
В бутылке осталось чуть меньше половины. Мне хотелось уничтожить остаток, не люблю оставлять незаконченные дела. Слава богу, в тот момент хватило ума рассуждать здраво. С раннего утра у меня во рту не было ни крошки, и от усталости я едва стою на ногах. Стоит допить вторую половину, и утро придется встречать в уютном лоне придорожной канавы. Поэтому ухватив бутылку за горлышко, я, пошатываясь, побрел к дому посреди пустой слабоосвещенной улицы.
Дверь в подъезд оказалась заперта изнутри на задвижку. Это наши бабушки таким образом защищаются от непрошенных гостей. Я озадаченно почесал лоб, думая, в какое окно постучать, чтобы мне открыли, но потом вспомнил про Леву.
Лева жил со своей матерью на втором этаже. Чернявый, жилистый, худощавый, весь в татуировках после отсидки - он работал на фабрике слесарем и было ему что-то около сорока. Домой Лева частенько возвращался затемно и подвыпивши, поэтому, чтобы никого не будить, держал за доской наличника тупой кухонный ножик с обломанной рукоятью. Его лезвием, просунутым в дверную щель, задвижка отодвигалась в несколько приемов.
Вспомнив об этом, я тут же подумал, что у меня самого есть ножик. Инопланетный. Я достал его из кармана, повертел в руке, оглядывая со всех сторон. Убрал назад. Страшно применять его по пьяни, еще останешься без пальцев. И потом светящееся лезвие резало настолько легко, что я мог ненароком раскроить задвижку пополам, и тогда наши бабушки меня дружно возненавидят. Именно поэтому я полез за наличник и достал Левину «отмычку», с помощью которой и попал в подъезд.
Первое, что я увидел, когда вошел в свою квартирку, был чемодан, аккуратно приставленный к стене в прихожей рядом с подставкой для обуви. Еще через секунду я сообразил, что не отпирал дверь ключом, просто потянул на себя и открыл.
Дверь в квартиру не была заперта.
Я осторожно заглянул в гостиную.
На стене горел ночник, в остальном комната была погружена в полутьму. На моей кровати, раскидав руки и ноги, перекрутив вокруг себя простыню, открыв рот и едва слышно посапывая, спала Настюха. На ней были только маечка и трусики - сарафан, в котором она приехала, висел на спинке кровати. Рядом, возле стола, на краешке стула, сложив руки на коленях, сидела Юлька. На ней были джинсы и джинсовая курточка, она даже не сняла ее с дороги. Волосы уложены строго, по-учительски, спина прятая. В больших, всегда волнующих меня глазах читалась усталость.
- Вы чего, уже приехали? - тупо поинтересовался я. Ни одно из слов не получилось внятным.
Юлька приставила палец к губам и яростно показала глазами на спящую Настю. Потом молча встала, вышла ко мне в прихожую, плотно затворила дверь в комнату. Когда она повернулась, лицо было сердитым.
- Мы ждали тебя целых полдня. Полдня, можешь себе представить? Ты говорил, что в шесть уже дома. Где ты был?
- Как вы в квартиру попали? - Признаюсь, в тот момент я не блистал мыслительными способностями. Общение с Семеном сказалось на них самым негативным образом.
- Сначала перед домом на лавочке сидели, - обиженно ответила Юлька. - Потом какая-то бабушка пустила нас в квартиру.
- Такая в очках и с одышкой? Баба Нюра, наверное. Я ей запасной ключ оставил…
Юлька посмотрела куда-то вниз. Я проследил за ее взглядом и обнаружил, что он впился в бутылку «Путинки», которую я продолжал сжимать. Я быстро убрал бутылку за спину, водка тихо плеснулась между стеклянных стенок, но спасти это ситуацию не могло.
Юлька посмотрела мне в лицо. Теперь с ненавистью.
- Ты опять? Что, опять? Ты же обещал мне! Настенькой клялся!
- Юль… - Я даже не знал с чего начать. - Это не то, о чем ты думаешь.
- Да неужели!
Когда я захочу, то могу быть очень убедительным. Но только не сегодня, когда после всех клятв и обещаний я пришел домой за полночь, у меня заплетается язык, а в пятерне ополовиненная бутылка водки. Я ничего не смогу объяснить Юльке. А она не поверит ни единому слову.
- Ну что, даже ничего и не скажешь? - спросила она с горькой усмешкой.
Что ей сказать? Правду? Что в лес за речкой упал корабль пришельцев, и я ходил на место падения и получил дозу облучения, потому что инопланетный мерзавец, пилотировавший этот корабль, стянул с меня противогаз в радиоактивной зоне. Поэтому я развязался?
Юлька устало опустилась на табурет, обхватила лицо ладонями.
- Господи, - простонала она, - это никогда не кончится. Никогда. Ты полное ничтожество. Полное. Жалкий спивающийся неудачник.
- Это вышло случайно, Юль. Я не хотел, честное слово.
- Я тебя умоляю, не клянись больше ничем. У тебя каждый раз либо случайно, либо по вескому поводу. Ты знаешь, всю дорогу, пока мы ехали сюда в автобусе, я не верила, что что-то изменится. Боже, как мне было хорошо в последний месяц, когда ты сидел дома, вырезал ложки и откликался на любую просьбу о том, чтобы подмести полы или помыть посуду. Лучше бы ты вообще не работал!
- Я не работаю, - завелся я. - Солдат служит.
- Ты слабохарактерная размазня, а не солдат. Пить не может бросить…
- Некоторые не могут перестать есть мучное - и что?
- Это ты на мою маму намекаешь?! - взвилась Юлька.
Настя за дверью простонала во сне. Мы оба заткнулись. Юлька заглянула в гостиную через стеклянную вставку в дверях.
- Мы завтра же уедем, - сообщила она, не глядя на меня. - Нам тут нечего делать.
Я взял ее за плечо.
- Не уезжайте. Это была случайность, я докажу. Юль, этого больше не повторится, поверь мне!
Он холодно посмотрела на мою руку.
- Отпусти.
Я подчинился. Ну что с ней делать?
Настя успокоилась. Юлька отошла от двери, потерла плечи, словно озябла. Я стянул черную куртку с надписью «ОХРАНА», оставшись в одной майке. Повесил куртку на крючок рядом с короткой кожанкой. Остальные четыре крючка сиротливо пустовали, другой одежды у меня не было.
Когда я повернулся, направленный на меня взгляд Юльки изменился.
- Откуда у тебя это? - спросила она.
Ее палец указывала на запекшуюся рану на ключице, оставленную светящимся лезвием. Кожа вокруг ожога налилась нездоровой краснотой и отекла, на спецхранилище я помазал это место машинным маслом - все, что нашел из подручных средств.
- Что это такое?
- Ерунда. Обжегся.
- Чем?
Кончиками пальцев она потрогала красноту возле раны. Левую сторону шеи прострелила жгучая боль, я зашипел сквозь зубы.
- Тебе нужно к врачу.
- Само заживет.
Пока я снимал ботинки, она пошарила на кухне и нашла аптечку. Потом заставила меня сесть на стул и принялась обрабатывать рану. Бережно смыла масляную пленку, попутно обозвав меня идиотом, потому что от машинного масла я мог подхватить инфекцию. Потом обработала рану ваткой, смоченным в соке алоэ, после чего начала делать перевязку стерильным бинтом.
- Так ты уедешь завтра? - спросил я.
- Посмотрим, - ответила она после паузы. Без злости. Ответ мне понравился. - Где ты это получил?
- Прислонился к раскаленному котлу. - У нас нет никаких котлов, но Юлька об этом не знает. - Случайно.
- У тебя все случайно.
Она закончила обматывать бинтом рану. Потом незаметно поцеловала плечо.
- Больше так не делай. - Скорее всего она имела в виду одновременно две вещи: рану и водку.
Я пообещал, что не буду.
Она наконец стянула джинсовую курточку и распустила волосы. Юлька дома! Я был уверен, что завтра она точно никуда не уедет. Как же я счастлив!
- Я лягу с Настей, - сказала она. - Где будешь спать ты меня не интересует.
- Лягу на раскладушке. В подъезде чья-то висит, воспользуюсь.
Она кивнула.
- Завтра, когда алкоголь выйдет, выпьешь таблетку баралгина. Станет легче. А сейчас после водки все равно без толку… Так ты из-за этого выпил? Потому что тебе было больно?
Я кивнул.
- Юль, это был форс-мажор. Я могу себя контролировать.
Юлька, казалось, была удовлетворена.
- Надеюсь на это… Что у вас тут со связью? Никак не могла дозвониться маме. Только полчаса назад удалось.
- Сеть появилась? - удивился я.
Я достал свой мобильник. На дисплее «нокии» светились две четкие полоски. Еще два часа назад их не было.
Юлька разделась и тихо прильнула к Насте. Та засопела, заворочалась, но не проснулась. Я убрал недопитую водку в столовую тумбу (не выливать же!) и вышел из квартиры, чтобы забрать раскладушку. Не дойдя до нее, остановился возле окна на лестничной площадке и достал мобильный.
Я решил набрать Гаджиева. Держать в себе случившееся было просто невыносимо. В конце концов, он мой начальник, пусть скажет, что мне делать в этой ситуации, когда вокруг спецхрана с неба сыплются летающие тарелки.
Я выждал не меньше полусотни гудков. Сквозь распахнутую форточку с улицы доносился монотонный шелест цикад. Гаджиев трубку не поднял. Я пожал плечами и выключил телефон. Потом снял раскладушку с гвоздя и отправился к семье. Вообще, я был чертовски рад, что они приехали.
Это был славный конец длинного и трудного дня.
Промокшая во время ливня одежда полностью высохла (Тарасыч развесил ее на горячей трубе буржуйки), и я смог переодеться. Когда желтая надпись «ОХРАНА» вернулась на мою спину, я словно заново ощутил тяжелое бремя ответственности за вверенный мне объект. Здесь произошло ЧП, последствия которого требуют незамедлительных решений. В первую очередь следовало заняться повисшим на колючке собратом по разуму.
Когда я вернулся к воротам, его кожа уже была пепельно-серой. Она постепенно приближалась к асбесту, который обтягивал объект ноль-ноль-семь из бункера. Кроме этого я обнаружил на теле тонкий комбинезон. Поводив над головой и плечами новым дозиметром из кладовки, я с удивлением констатировал отсутствие заражения. Даже под мышками и между ног он был чист как стеклышко, скотина. А ведь находился рядом со мной на месте падения «семечки», радиация там была ого-го какая! Вероятно, все дело в костюме, предохраняющем от заражения.
Обшарив комбинезон, я отыскал «порхающее лезвие» и переместил его себе в карман. Потом разберусь, как им управлять. Не скрою, понравилась мне эта штучка - в лес за грибами ходить.
Большая лыковая корзина оказалась металлическим контейнером. Я снял его с трупа и попытался открыть. На крышке была маленькая щель, которую я поддел ногтем, в результате чего разомкнулся замок. Внутри оказалось непонятное устройство - большое, металлическое, сложенное и, самое удивительное, тяжелое. Когда я извлек его на белый свет, то от неожиданности едва не грохнул себе на ногу. Вес предмета увеличился в несколько раз. Как оказалось, контейнер скрадывал часть веса - удобное средство для транспортировки грузов.
Контейнер с непонятным устройством я спрятал в бункере, в комнате номер «2», где находились кристаллы управления. Туда же перетащил гуманоида. А куда еще прикажете их? Бункер - единственное место, ключи от которого находятся только у меня.
Тарасыч везде ходил за мной, как привязанный на веревочку. Беспрекословно выполнял все, что бы я ни просил. Он помог перетащить гуманоида до входа в бункер, дальше я его не пустил, да он и не просился. В общем, Тарасыч стал совершенно шелковым. Он только иногда как-то странно посматривал на меня, словно мы заново познакомились.
- Начальник, - однажды произнес он. - Как ты его, табуреткой-то?
- А что?
- Никогда такого не видел.
- Табуретка - эффективное оружие. Не хуже любого другого. Знаешь, как ее ножками суставы ломаются? Ловишь руки, поворачиваешь - прелесть!
- Ты где служил? - вкрадчиво спросил он.
- Так… то там, то сям.
После этого Тарасыча прорвало на справедливый интерес:
- Что же это было, японский городовой?
- А вот то самое, что в лесу упало. Брат по разуму, так сказать.
- Значит, его ты нашел в тарелке?
Я неопределенно кивнул.
- Господи! - Тарасыч перекрестился. - А он не оживет, этот «брат по разуму»?
Я поглядел на полотно сизых облаков, затянувших вечернее небо.
- Ты неправильно формулируешь вопрос, Тарасыч. Нужно спрашивать: не прилетят ли они снова.
- А что, могут?
- Могут. И прилетят.
Они обязательно прилетят. Потому что мы храним одну вещицу, которая им очень нужна, нужна до боли в печенке. Только я понятия не имею, о каком объекте спецхрана идет речь и для чего он потребовался пришельцам.
Потом мы похоронили Кляксу.
По моей просьбе Тарасыч саперной лопаткой выкопал возле караулки неглубокую яму. Я сложил в нее лохматые останки, после чего мы закидали их землей, а в образовавшийся холмик воткнули ее алюминиевую миску, на которой Тарасыч криво нацарапал ножиком «Клякса». Один из нас при защите спецхрана уже пал. Мне не хотелось развивать эту мысль, но, если все настолько серьезно, как я думаю, жертва могла оказаться далеко не последней.
* * *
Занеся моторизированную косу на ферму Ипатова, я вернулся в поселок поздним вечером, едва перебирая ногами от усталости.Улицы Коровьино, укутанные в сочную зелень начала лета, освещались редкими фонарями. Было тихо, никакого переполоха, который, как мне казалось, должен был подняться, узнай народ, что упало в Боровом. Но никаких солдат, никакой техники химических войск. В одном дворике подростки негромко бренчали на гитаре. В другом возле полуразобранного «Жигуленка» задушевно беседовали два не совсем трезвых мужика. Из открытых форточек звучал телевизор, но большинство окон уже не горело, многим завтра на работу.
Мне, кстати, тоже.
Круглосуточный продуктовый ларек, расположенный рядом с автотрассой на Ярославль, был сварен из металлического листа-пятерки, его единственное панорамное окно защищала стальная решетка. Мне он напоминал военное укрепление, в котором можно выдержать длительную осаду. Возможно, иногда его так и использовали против чересчур буйных покупателей и алкашей.
Вы решили, что я захотел нажраться после сегодняшнего происшествия? Да я только о том и думал, как вывести из себя эту чертову радиацию, которой меня сегодня напичкали по самую маковку. Хотя, сказать по правде, нажраться тоже хотелось. В голове творилось нечто такое, словно в ней потоптался слон - я до сих пор ощущал последствия ментального вторжения. Так, в сумерках, на углу трансформаторной будки, мне померещился чертенок с горящими глазами, следивший за мной из-за угла, хотя скорее всего это была кошка. Обычная кошка.
В общем, едва я отошел от продуктового ларька, где приобрел поллитра «Путинки» (ну да, частицей души я патриот), как отвинтил крышку и, запрокинув голову, высосал половину бутылки. Сидящий неподалеку на пне местный бомж посмотрел на мой жадно гуляющий кадык с пониманием и завистью.
Водка пошла в меня легко, как вода. Словно не было полуторамесячного перерыва, заполненного вырезанием деревянных ложек. Я не давился, меня не тошнило, не выворачивало наизнанку, мне не требовалась закуска. Пилось отлично, даже не чувствовалось привычной горечи.
Я оторвался от горлышка, глядя на мир увлажнившимися глазами. Мир стал ярче, свежее, контрастнее. В голове все сразу встало на свои места. Тело обдало волной бодрящего тепла. Как мне этого не хватало! Как не хватало этого затяжного глотка, заставляющего отодвинуться проблемы на задний план. Никакие ложки, никакая переоценка жизненных ценностей не могла сравниться с эффектом, который давал этот прозрачный живительный напиток.
В бутылке осталось чуть меньше половины. Мне хотелось уничтожить остаток, не люблю оставлять незаконченные дела. Слава богу, в тот момент хватило ума рассуждать здраво. С раннего утра у меня во рту не было ни крошки, и от усталости я едва стою на ногах. Стоит допить вторую половину, и утро придется встречать в уютном лоне придорожной канавы. Поэтому ухватив бутылку за горлышко, я, пошатываясь, побрел к дому посреди пустой слабоосвещенной улицы.
Дверь в подъезд оказалась заперта изнутри на задвижку. Это наши бабушки таким образом защищаются от непрошенных гостей. Я озадаченно почесал лоб, думая, в какое окно постучать, чтобы мне открыли, но потом вспомнил про Леву.
Лева жил со своей матерью на втором этаже. Чернявый, жилистый, худощавый, весь в татуировках после отсидки - он работал на фабрике слесарем и было ему что-то около сорока. Домой Лева частенько возвращался затемно и подвыпивши, поэтому, чтобы никого не будить, держал за доской наличника тупой кухонный ножик с обломанной рукоятью. Его лезвием, просунутым в дверную щель, задвижка отодвигалась в несколько приемов.
Вспомнив об этом, я тут же подумал, что у меня самого есть ножик. Инопланетный. Я достал его из кармана, повертел в руке, оглядывая со всех сторон. Убрал назад. Страшно применять его по пьяни, еще останешься без пальцев. И потом светящееся лезвие резало настолько легко, что я мог ненароком раскроить задвижку пополам, и тогда наши бабушки меня дружно возненавидят. Именно поэтому я полез за наличник и достал Левину «отмычку», с помощью которой и попал в подъезд.
Первое, что я увидел, когда вошел в свою квартирку, был чемодан, аккуратно приставленный к стене в прихожей рядом с подставкой для обуви. Еще через секунду я сообразил, что не отпирал дверь ключом, просто потянул на себя и открыл.
Дверь в квартиру не была заперта.
Я осторожно заглянул в гостиную.
На стене горел ночник, в остальном комната была погружена в полутьму. На моей кровати, раскидав руки и ноги, перекрутив вокруг себя простыню, открыв рот и едва слышно посапывая, спала Настюха. На ней были только маечка и трусики - сарафан, в котором она приехала, висел на спинке кровати. Рядом, возле стола, на краешке стула, сложив руки на коленях, сидела Юлька. На ней были джинсы и джинсовая курточка, она даже не сняла ее с дороги. Волосы уложены строго, по-учительски, спина прятая. В больших, всегда волнующих меня глазах читалась усталость.
- Вы чего, уже приехали? - тупо поинтересовался я. Ни одно из слов не получилось внятным.
Юлька приставила палец к губам и яростно показала глазами на спящую Настю. Потом молча встала, вышла ко мне в прихожую, плотно затворила дверь в комнату. Когда она повернулась, лицо было сердитым.
- Мы ждали тебя целых полдня. Полдня, можешь себе представить? Ты говорил, что в шесть уже дома. Где ты был?
- Как вы в квартиру попали? - Признаюсь, в тот момент я не блистал мыслительными способностями. Общение с Семеном сказалось на них самым негативным образом.
- Сначала перед домом на лавочке сидели, - обиженно ответила Юлька. - Потом какая-то бабушка пустила нас в квартиру.
- Такая в очках и с одышкой? Баба Нюра, наверное. Я ей запасной ключ оставил…
Юлька посмотрела куда-то вниз. Я проследил за ее взглядом и обнаружил, что он впился в бутылку «Путинки», которую я продолжал сжимать. Я быстро убрал бутылку за спину, водка тихо плеснулась между стеклянных стенок, но спасти это ситуацию не могло.
Юлька посмотрела мне в лицо. Теперь с ненавистью.
- Ты опять? Что, опять? Ты же обещал мне! Настенькой клялся!
- Юль… - Я даже не знал с чего начать. - Это не то, о чем ты думаешь.
- Да неужели!
Когда я захочу, то могу быть очень убедительным. Но только не сегодня, когда после всех клятв и обещаний я пришел домой за полночь, у меня заплетается язык, а в пятерне ополовиненная бутылка водки. Я ничего не смогу объяснить Юльке. А она не поверит ни единому слову.
- Ну что, даже ничего и не скажешь? - спросила она с горькой усмешкой.
Что ей сказать? Правду? Что в лес за речкой упал корабль пришельцев, и я ходил на место падения и получил дозу облучения, потому что инопланетный мерзавец, пилотировавший этот корабль, стянул с меня противогаз в радиоактивной зоне. Поэтому я развязался?
Юлька устало опустилась на табурет, обхватила лицо ладонями.
- Господи, - простонала она, - это никогда не кончится. Никогда. Ты полное ничтожество. Полное. Жалкий спивающийся неудачник.
- Это вышло случайно, Юль. Я не хотел, честное слово.
- Я тебя умоляю, не клянись больше ничем. У тебя каждый раз либо случайно, либо по вескому поводу. Ты знаешь, всю дорогу, пока мы ехали сюда в автобусе, я не верила, что что-то изменится. Боже, как мне было хорошо в последний месяц, когда ты сидел дома, вырезал ложки и откликался на любую просьбу о том, чтобы подмести полы или помыть посуду. Лучше бы ты вообще не работал!
- Я не работаю, - завелся я. - Солдат служит.
- Ты слабохарактерная размазня, а не солдат. Пить не может бросить…
- Некоторые не могут перестать есть мучное - и что?
- Это ты на мою маму намекаешь?! - взвилась Юлька.
Настя за дверью простонала во сне. Мы оба заткнулись. Юлька заглянула в гостиную через стеклянную вставку в дверях.
- Мы завтра же уедем, - сообщила она, не глядя на меня. - Нам тут нечего делать.
Я взял ее за плечо.
- Не уезжайте. Это была случайность, я докажу. Юль, этого больше не повторится, поверь мне!
Он холодно посмотрела на мою руку.
- Отпусти.
Я подчинился. Ну что с ней делать?
Настя успокоилась. Юлька отошла от двери, потерла плечи, словно озябла. Я стянул черную куртку с надписью «ОХРАНА», оставшись в одной майке. Повесил куртку на крючок рядом с короткой кожанкой. Остальные четыре крючка сиротливо пустовали, другой одежды у меня не было.
Когда я повернулся, направленный на меня взгляд Юльки изменился.
- Откуда у тебя это? - спросила она.
Ее палец указывала на запекшуюся рану на ключице, оставленную светящимся лезвием. Кожа вокруг ожога налилась нездоровой краснотой и отекла, на спецхранилище я помазал это место машинным маслом - все, что нашел из подручных средств.
- Что это такое?
- Ерунда. Обжегся.
- Чем?
Кончиками пальцев она потрогала красноту возле раны. Левую сторону шеи прострелила жгучая боль, я зашипел сквозь зубы.
- Тебе нужно к врачу.
- Само заживет.
Пока я снимал ботинки, она пошарила на кухне и нашла аптечку. Потом заставила меня сесть на стул и принялась обрабатывать рану. Бережно смыла масляную пленку, попутно обозвав меня идиотом, потому что от машинного масла я мог подхватить инфекцию. Потом обработала рану ваткой, смоченным в соке алоэ, после чего начала делать перевязку стерильным бинтом.
- Так ты уедешь завтра? - спросил я.
- Посмотрим, - ответила она после паузы. Без злости. Ответ мне понравился. - Где ты это получил?
- Прислонился к раскаленному котлу. - У нас нет никаких котлов, но Юлька об этом не знает. - Случайно.
- У тебя все случайно.
Она закончила обматывать бинтом рану. Потом незаметно поцеловала плечо.
- Больше так не делай. - Скорее всего она имела в виду одновременно две вещи: рану и водку.
Я пообещал, что не буду.
Она наконец стянула джинсовую курточку и распустила волосы. Юлька дома! Я был уверен, что завтра она точно никуда не уедет. Как же я счастлив!
- Я лягу с Настей, - сказала она. - Где будешь спать ты меня не интересует.
- Лягу на раскладушке. В подъезде чья-то висит, воспользуюсь.
Она кивнула.
- Завтра, когда алкоголь выйдет, выпьешь таблетку баралгина. Станет легче. А сейчас после водки все равно без толку… Так ты из-за этого выпил? Потому что тебе было больно?
Я кивнул.
- Юль, это был форс-мажор. Я могу себя контролировать.
Юлька, казалось, была удовлетворена.
- Надеюсь на это… Что у вас тут со связью? Никак не могла дозвониться маме. Только полчаса назад удалось.
- Сеть появилась? - удивился я.
Я достал свой мобильник. На дисплее «нокии» светились две четкие полоски. Еще два часа назад их не было.
Юлька разделась и тихо прильнула к Насте. Та засопела, заворочалась, но не проснулась. Я убрал недопитую водку в столовую тумбу (не выливать же!) и вышел из квартиры, чтобы забрать раскладушку. Не дойдя до нее, остановился возле окна на лестничной площадке и достал мобильный.
Я решил набрать Гаджиева. Держать в себе случившееся было просто невыносимо. В конце концов, он мой начальник, пусть скажет, что мне делать в этой ситуации, когда вокруг спецхрана с неба сыплются летающие тарелки.
Я выждал не меньше полусотни гудков. Сквозь распахнутую форточку с улицы доносился монотонный шелест цикад. Гаджиев трубку не поднял. Я пожал плечами и выключил телефон. Потом снял раскладушку с гвоздя и отправился к семье. Вообще, я был чертовски рад, что они приехали.
Это был славный конец длинного и трудного дня.
Глава 6 Человек из вертолета
На следующее утро в Коровьино не появилось ни одного чужака с внимательными глазами особиста. Я специально поспрашивал утром местных знакомых - чужих не видели. Ну вообще! Словно ничего не произошло!
Народ, конечно, слышал, что в лесу что-то бабахнуло, но столб огня мало кто наблюдал. Коровьино стоит в низине, и место, где произошел взрыв, загораживает холм. Свидетелей падающего НЛО тоже не нашлось. Грохот приняли за шумовой удар истребителя, переходящего звуковой барьер; такое здесь периодически доводится слышать. Народ подивился только, что истребители вздумали летать в грозу, но ни сила хлопка, ни другие странности их не смутили. Поднимающийся в небо столб дыма приняли за тлеющие торфяники. В общем, всему нашлось рациональное объяснение.
Народ, конечно, слышал, что в лесу что-то бабахнуло, но столб огня мало кто наблюдал. Коровьино стоит в низине, и место, где произошел взрыв, загораживает холм. Свидетелей падающего НЛО тоже не нашлось. Грохот приняли за шумовой удар истребителя, переходящего звуковой барьер; такое здесь периодически доводится слышать. Народ подивился только, что истребители вздумали летать в грозу, но ни сила хлопка, ни другие странности их не смутили. Поднимающийся в небо столб дыма приняли за тлеющие торфяники. В общем, всему нашлось рациональное объяснение.