- Забавная история.
   - Забавнее некуда.
   Я неловко шевельнул плечом, и в него врезалась раскаленная боль. Одолевающие меня муки, видимо, отразилась на лице, потому что Бобров тут же насторожился.
   - Что у тебя с плечом?
   Он поднялся со стула, обошел стол и, подойдя ко мне, оттянул ворот куртки.
   - Это он тебя так?
   Я коротко кивнул.
   - Чем?
   - Ножичком.
   - Который светится?
   Я снова кивнул.
   - Где он?
   Я достал трофей из кармана штанов. Полковник осмотрел устройство, потом положил его откуда-то взявшийся целлофановый пакетик, тщательно запечатал край и убрал в свой внутренний карман. Вот так, будто и не было у меня светящегося ножика.
   - Что-нибудь еще от него осталось? - осведомился Бобров.
   Я смотрел на него с улыбочкой.
   - Ну давай, капитан, колись, что там у тебя!
* * *
   Мы вернулись в бункер.
   Здоровой рукой я вытащил из кладовки инопланетный контейнер. Почесывая подбородок, Бобров недовольно оглядел трофей. Потом быстро (намного быстрее, чем я вчера) отыскал запор. Крышка откинулась, и свет потолочных ламп тускло отразился на трубках сложенного внутри устройства.
   - Это позитронный резак, - с ходу сказал полковник. - Очень мощный агрегат, способный вспарывать танковую броню и банковские сейфы. Режет их как масло. У него контактный способ действия, поэтому в качестве оружия не применишь. Зачем чебурашка его притащил?
   - Может для того, чтобы вскрыть гермодверь бункера?
   - Опять ты об этом!
   - Задолбал меня ваш эзопов язык… Я уверен, что пришельцам что-то нужно в бункере. Поэтому этот хмырь крутился над нашими местами, пока в его тарелку не ударила молния. Мне удалось с ним справиться, но, я уверен, вместо него прилетят другие. И будут прилетать до тех пор, пока не получат то, что им нужно.
   - В бункере ничего ценного нет. Все ценное мы увезли на подмосковный объект. Возможно, пришелец искал именно увезенные объекты. А в здесь, я повторяю, не хранятся объекты стратегической важности. Гриф особой секретности с них снят.
   Чей-то голос из рации на поясе моего собеседника (не самая дешевая модель «мотороллы») вызвал Боброва и сообщил, что все готово. Что именно, я не знал, да мне и не нужно. Хватает своей головной боли.
   - Я должен идти, - сказал Бобров, убирая рацию в чехольчик на поясе.
   - Спецхранилищу требуется дополнительная охрана. Сейчас объект караулит всего один человек с карабином. На мой взгляд, этого катастрофически мало. Нужны еще люди. Даже не просто люди - спецы, которые знают, с чем мы имеем дело.
   - У меня нет для тебя лишних людей. Все силы брошены на специальную обработку зоны падения, охрану местности и эвакуацию тарелки.
   - Хотя бы отделение.
   - Нет. У меня приказ. Как я объясню начальству, что снял с экстренных работ часть людей? Для того, чтобы перебросить их на охрану никому не нужного объекта? Это немыслимо.
   - Значит, не ждать от вас помощи?
   - Продолжайте нести охрану в прежнем режиме. Суету за речкой объясни подчиненным, как устранение последствий промышленной аварии. Ту же самую версию пустим в местных новостях.
   Задумчиво почесывая подбородок, он снова посмотрел на позитронный резак в контейнере, стоявший на полу между нами.
   - Мне сейчас некуда забрать этот сундук. Как и второго гуманоида. Поэтому до поры пусть оба полежат здесь, в бункере. Существующий перечень я расширю, копию получишь с курьером. Вопросы есть?
   - Полно.
   Он посмеялся и направился к выходу из бункера.
   Когда его вертолет поднялся над спецхранилищем, у меня создалось ощущение, что с этим полковником мы еще встретимся и не раз. Ощущение не подвело.
* * *
   Я стоял возле ограждения на небольшом участке скошенной травы и разглядывал небо. Голубое, с легкой дымкой облаков на горизонте. Оно простиралось над холмом, за которым пряталось Коровьино, над лугом с разбитым посреди него спецхраном, над лесом и рекой. Небо было просторным и необъятным.
   Нападения мне следовало ожидать отовсюду.
   Меня не обучали войне с противником, который невидим, чья дислокация неизвестна, цели которого покрыты мраком, а технологии на порядок отличаются от наших. Пришельцы спустятся с небес на летающих блюдцах, вооруженные такими невероятными устройствами смерти, что я вряд ли смогу им что-то противопоставить. Если бы Семен на миг не потерял меня из виду - фиг бы я с ним справился. С одним. Но теперь по одиночке их ждать не придется. Они явятся во множестве: подготовленные, оснащенные, скорее всего, озлобленные смертью собрата. Я уверен, они придут снова. Потому что им нужна пирамидка. Очень нужна, как бы ни отговаривал меня от этой мысли Бобров. Пусть он долго исследовал внеземную жизнь, пусть многое о ней знает, чтобы убежденно говорить об отсутствии угрозы. Но он не видел, с каким вожделением вещал про объект из бункера мертвый Семен. Как горели при этом его глаза.
   Что мне делать?
   Ничего. Продолжать нести службу в прежнем режиме, как и советовал Бобров. Скосить траву вдоль колючки и добиться от своих подчиненных, чтобы они обходили периметр, а не оглядывали его сонным взглядом, не отрывая задницы от табурета. Только вряд ли я смогу заставить себя нести службу по-старому, зная, что сижу на бомбе с тикающим часовым механизмом.
   Внезапно во мне проснулось мучительное желание повторить затяжной глоток, проделанный вчера на ступенях продуктового ларька… Нет. Нельзя. Ни в коем случае. Я обещал Юльке. Я должен сдержать обещание. К тому же мне было стыдно перед Настенькой, когда папа возвращался домой «на бровях». Она видела мое состояние. Я замечал это по ее меняющемуся взгляду. В такие моменты она реже подходила ко мне и вообще чуралась. Ребенок с пяти лет научился определять мое экстремальное состояние. Мне было невыносимо стыдно за это.
   …Рядом под тяжелой подошвой хрустнула трава. Не поворачивая головы, я скосил глаза в ту сторону. Фигура дяди Сани была напряжена, лицо выглядело бледным, губы презрительно кривились.
   - Ну и че случилось с Кляксой, начальник?
   Судя по голосу, он едва сдерживает гнев. Сидельников питал какие-то чувства к этой собаке, поэтому неудивительно, что ее внезапная смерть сильно его огорчила.
   А еще, по всей видимости, он связывал с этой смертью меня.
   - Так че случилось? - повторил дядя Саня, разминая кулак.
   - Я не буду ничего объяснять.
   - Это почему?
   - По кочану! Может, наконец, оглянешься вокруг и задашься вопросом: что происходит.
   - Мне плевать на то, что вокруг происходит. Меня интересует, кто загасил Кляксу.
   Теперь я точно понял, что он подозревает меня.
   Я повернулся к дяде Сане лицом, избегая прямого, как телеграфный столб, взгляда.
   - Полагаешь, я это сделал?
   - А кто? У тебя вчера вышел конфликт с народом. Ты решил отыграться. И выбрал в качестве жертвы безобидную собачку. Не даром в обойме карабина двух патронов не хватает. И ясно теперь, почему Тарасыч с утра был такой, словно нажрался отравленных грибов. Ты его запугал. Но меня тебе не запугать, начальник.
   - Правда, что ль?
   - Ага, - ответил дядя Саня. - Я головой кирпич разбиваю. И таким как ты, типа, командирам всегда на их место в жизни указывал.
   - Головой нужно думать, а не кирпичи разбивать.
   - Это ты намекаешь на что?
   - Не намекаю. В лицо тебе говорю, что ты тупой, дядя Саня, как валенок, раз не видишь, что у тебя под носом творится.
   Крепкий размашистый удар в скулу кинул меня наземь. Рука у дяди Сани и впрямь оказалась тяжелой. Я лежал на лопатках, в голове шумело. Контур лесочка за спиной бывшего десантника двоился, к счастью не долго.
   Твою неваляху!
   Я с кряхтеньем поднялся на ноги, разозлено потирая пухнущую скулу. Из-за этого дуралея Юлька опять вообразит обо мне незнаемо что.
   - Извини, начальник, - невинно изрек дядя Саня. - Вырвалось случайно. Мне показалось, что ты меня назвал…
   - Тупым.
   В воздухе снова просвистел кулак-молот. Только в этот раз я не стал подставляться и нырнул, одновременно выполнив заднюю подсечку.
   Дядя Саня тяжело рухнул спиной на землю. С коротким горловым звуком из отшибленных легких вырвался воздух. Глаза бывшего десантника изумленно вытаращились: не ожидал он от меня достойного ответа.
   Не бью лежачего: это эффективно, но не спортивно. Поэтому я позволил дяде Сане откатиться и принять стойку, после чего он пошел в атаку по-серьезному, обрушивая на меня град ударов типичного армейского карате. Я не дрался давненько, дыхалка уже не та, поэтому под напором дяди Сани мне пришлось туго. Отступая, я отбивал ладонями рвущиеся к голове кулаки и ноги. Дядю Саню, видимо, учили, что в первую очередь нужно нокаутировать противника в голову. Знаете ли, очень ограниченная точка зрения в рукопашном бою.
   Выбрав паузу в его атаке, я выбросил вперед левую руку, вроде как отмахиваясь, но в то же время незаметным движением мазнув кончиками пальцев по роговице глазных яблок. Незнакомый с подобной подлянкой дядя Саня схватился за лицо и на миг потерял меня из виду. А мне только того было и надо. Я ушел с линии атаки и выполнил тройку, которую наш батальонный инструктор по единоборствам Николай Попов заставлял зубрить до автоматизма.
   На встречном движении правое предплечье всаживается противнику между ног, заставляя его испытать глубокое сожаление о том, что он родился на свет мужчиной. Тут же без паузы ребро левой ладони рубит по горлу. Затем основание правой втыкается в подбородок. Связка жесткая и выполняется на счет «двадцать один». У меня получилось чуть медленнее, но эффективность при этом не утратилась.
   Дядя Саня рухнул на землю, съежившись, зажав ладони между ног и тихо поскуливая. В такой позе он некоторое время катался по траве, потом сполз в крупную лужу. Я испугался, как бы он не захлебнулся, потому что лицо бывшего десантника провалилось в мутную воду, поверхность которой пошла пузырями.
   Ухватив за грудки, я вытащил противника из воды. И, как оказалось, напрасно. Дядя Саня проявил хитрость.
   Не успел я опомниться, как он двинул меня ладонями по ушам. Защититься было невозможно, поскольку обе моих руки сжимали его куртку.
   - Это чтобы ты знал, что нам тоже известны грязные приемчики! - прохрипел он.
   Он подпрыгнул и врезал мне обоими пятками в грудь. Я тоже свалился в лужу, задыхаясь, глотая воздух, чтобы заполнить легкие. Дядя Саня уселся на меня верхом, схватил за волосы и принялся макать головой в воду. Однако мне удалось свалить его с себя, сильно дернув за ухо…
   Не знаю, сколько продолжалась эта бессмысленная потасовка, но вымотался я изрядно. Под конец я валялся на земле, без зуба, с оплывшей правой стороной лица, не в состоянии дышать. Дядя Саня валялся в местре: тоже без зуба, с разбитыми в кровь губами, дыша с таким трудом, словно оказался на Марсе без скафандра. Поединок завершился ввиду полного физического истощения обоих бойцов.
   Мы расползлись в разные стороны. Дядя Саня к караулке, я к стоящему на солнышке табурету, на который взобрался как на насест и принялся приводить себя в относительный порядок.

Глава 7 Тайник в березовой роще

   Копошение за рекой продолжалось весь остаток дня, но тарелку Бобров так и не поднял. Над местом падения беспрерывно кружили вертолеты, из палаточного городка, разбитого на соседнем холме, в лес за реку периодически уходили и возвращались отделения солдат. Я наблюдал за этим перемещениями, прижимая к лицу пластиковый пакет со льдом. Обычно на мне все заживает, как на собаке. Вот и сейчас опухоль на виске и скуле заметно опала, завтра от нее останется только разбойничий синяк под глазом. Нужно подумать, как замаскировать его, чтобы у Юльки не возникло повода подозревать меня в вещах, которые я поклялся не делать.
   Именно тогда, когда я прижимал к щеке ледяные кубики, упакованные в полиэтилен, в голове родилась идея перепрятать пирамидку. Признаюсь, нелегко было на это решиться, ведь по сути я шел на должностное преступление. Если оно вскроется, с работы я вылечу со сверхзвуковой скоростью. Но я не мог спокойно оставить пирамидку на ночь, отлично зная, какой к ней проявляют интерес малоприятные существа из другого мира. Потому что если они получат ее, произойдет нечто плохое. Просто ужасное. Я чувствовал это так же отчетливо, как мой язык находил дыру на месте выбитого дядей Саней зуба.
   Вы наверняка скажете, что пришельцы понятия не имеют, где сейчас пирамидка. Семен выудил эту информацию из моей головы, но вряд ли успел передать дальше по инстанциям; огромной антенны, пуляющей информацию прямо в космос, я у него не заметил. Однако даже если они не знают - догадаться несложно. Двадцать лет назад в окрестных лесах упала тарелка с ценным грузом. Чуть позже, в тех же местах, появился обнесенный колючкой объект. Где может храниться потерянный груз? Будь я на месте пришельцев, я бы первым делом проверил спецхранилище. Хотя бы ради того, чтобы исключить этот вариант. Что там за колючкой? Зачем нужна вооруженная охрана на бесполезном клочке земли?
   Руководствуясь этими соображениями, я решил изъять пирамидку из бункера, чтобы закопать ее возле нашего дома в Коровьино. Есть там одна уютная березовая роща. Это единственное, что я могу сделать, лишившись помощи Боброва. Хотя я до конца не уверен, что чебурашкам… тьфу!… пришельцам требуется именно пирамидка. Ну а что еще? Что?
   В Коровьино я вернулся, когда уже смеркалось.
   Перед тем, как направиться к дому, я все-таки заскочил в продуктовый ларек, похожий на оборонительное укрепление. Пробыл я там недолго.
   Юлька с Настей лежали на диване, смотрели телевизор. Когда я неслышно возник в дверях, Настя радостно взвизгнула, вскочила с дивана, перепрыгнув через вытянутые ноги матери, и бросилась мне на шею. Маленькие губки чмокнули в щеку, онемевшую после ледяных компрессов.
   - Папочка, папочка пришел!
   - Я тоже по тебе соскучился, кнопка.
   Я поцеловал ее в упругую щечку.
   - Я тебе подарок сделала!
   - Правда?
   Она вернулась в комнату, чтобы взять со стола не высохший акварельный рисунок. На рисунке был изображен дом с тремя окнами, стоящий на зеленой траве. Над ним голубело небо. Из каждого окна выглядывало по человечку.
   - Это я, - объяснила Настя, указывая на самого маленького человечка. - Это мама. Это ты. Мы живем в одном доме вместе!
   - Это замечательно, - произнес я, поднял глаза и наткнулся на серьезный, изучающий меня взгляд Юльки. - У меня тоже для тебя подарок.
   Я достал из правого кармана купленную в ларьке шоколадную плитку. Именно из правого, потому что в левом лежала пирамидка. Небольшой обработанный минерал гематита, за которым охотятся пришельцы.
   При виде шоколадки Настюха радостно запрыгала, потом из благодарности вновь чмокнула меня в щеку.
   - Как у вас дела? - поинтересовался я, проходя в гостиную.
   - Настя нашла подружку, - ответила Юлька. - Они весь день играли в «Зачарованных».
   Настя отдала плитку маме, и та, не снимая фольги, разломила ее на несколько частей.
   - А ты чем занималась?
   - Порядок наводила в твоей берлоге. Не заметил разницы?
   - Естественно, заметил. Сразу как только вошел.
   Юлька вновь пристально на меня глянула. Она могла смотреть сколько угодно, могла даже заставить дыхнуть на нее. Я был трезв.
   - Папа, когда у тебя будет выходной? - спросила Настя.
   - В субботу. А зачем тебе?
   - Давай пойдем на рыбалку. Я хочу поймать рыбку.
   - Хорошо, пойдем. Только нужно удочку раздобыть.
   Юлька наконец расслабилась. Поднялась с дивана, сдержано улыбнулась, когда я вытащил из хлебницы буханку ржаного хлеба и откусил от нее угол.
   - Не наедайся хлебом, я приготовила ужин. Подождешь минут десять, пока он разогреется?
   - Что на ужин?
   - Котлеты. Свежие, я купила мяса на рынке и приготовила фарш.
   - А я на ужин ела клубнику! - с энтузиазмом сообщила Настя.
   Ткнувшись спиной в платяной шкаф, она кушала ломтик шоколада; от уголка рта через щеку прочертился коричневый след. Юлька достала из холодильника накрытую крышкой сковороду и разожгла огонь на плите. Я стоял в прихожей, карман оттягивала пирамидка, таившая в себе угрозу для цивилизации людей.
   - Значит, ты пока разогревай, а я пока вынесу мусор. - Я подхватил стоявший у входа пакет и вышел из квартиры. По пути в подъезде мне попалась чья-то лопата, лезвие которой было перепачкано в черноземе. Я прихватил ее с собой.
   В небольшой березовой роще за домом было сумрачно. Деревья негромко шуршали листьями от легкого ветерка, дующего с реки. В глубине рощи я выбрал приметный ствол, который смог бы потом легко найти, и, тараща глаза от недостатка света, вырезал лопатой между корней П-образный кусок дерна. Отогнув его, изъял несколько горстей земли, чтобы получилась полость, после чего вложил в нее пирамидку.
   В земляную могилу пирамидка легла удобно, словно это было ее исконное место. Я опустил дерн, притоптал его каблуком, раскидал ботинком выбранную наверх землю. Уже к завтрашнему вечеру вырезанный кусок прирастет к основной части почвы, и тайник будет невозможно отыскать.
   Самому бы потом найти.
   Я еще раз тщательно осмотрел березу, запечатлевая ее в памяти. Листья тихо шуршали над головой. И в какой-то миг в их шелесте я различил звук.
   Повторяющиеся безголосые слова.
   Шепот.
   Я врос в землю, ни жив ни мертв, вслушиваясь в каждый звук настолько пристально, что барабанные перепонки звенели от напряжения.
   Тихий, словно его не было вовсе, шепот накатывался волнами, с каждым разом становясь более отчетливым и страстным. Кто-то неведомый, прятавшийся среди темных березовых ветвей, без устали обращался ко мне.
   У меня пересохло в горле.
   «Иди за мной!… - шелестели листья. - Иди за мной!… Иди за мной!… Иди за мной…»
* * *
   С Димкой Самсоновым мы вместе учились в одном классе. Потом он уехал в Москву, где поступил в МГУ, окончил его с красным дипломом по специальности «Новая и новейшая история стран Европы и Америки», после чего получил приглашение поработать в престижном университете города Гамбург. Там он купил дом, завел немецкую жену, немецкий автомобиль и немецкого лабрадора. Но во всем остальном остался русским человеком. Именно по причине приезда в Ярославль его светлости я загулял накануне моего памятнейшего вылета из воинской части.
   Звонок в Германию стоил два с чем-то доллара в минуту. Я загрузил мобильник деньгами и набрал Димкин номер. Это происходило на следующее утро после того, как я похоронил пирамидку в березовых посадках за домом.
   Димка уже ехал куда-то с утра пораньше.
   - Привет, вояка! - удивился он. В трубке шумел автомобильный поток. - Вот кого не ожидал услышать. А я как раз жене вчера школьный альбом показывал. Вот, говорю, мой друг, боевой офицер армии России. Его дед воевал с твоим дедом и надрал ему задницу под Сталинградом. Представь, она обиделась и с утра со мной не разговаривала, корова саксонская…
   - Ты это, трепаться будешь перед своими студентами, профессор. А у меня каждая минута разговора с тобой - десятая часть месячной зарплаты.
   - Давай я тебе перезвоню.
   - Не на-аадо! - с обиженной гордостью ответил я. - У меня к тебе есть разговор.
   - Насчет квартала Красных фонарей, о котором ты спрашивал в последний раз? Хочешь приехать? - И профессор Самсонов мерзко, по-детски захихикал.
   - Нет, не по этому поводу. Ты у нас вроде историк?
   - Ну, вроде.
   - Слышал о шумерском тексте «Книга Набар»?
   - О чем?
   - Ты что, глухой? Я говорю о шумерском тексте. Называется «Книга Набар».
   - Может и слышал, - неуверенно ответил Димка. - Только Шумер не мой профиль. Вот если бы ты спросил о наполеоновских войнах…
   - Ты можешь найти мне эту легенду и разобрать ее по косточкам. Ну, типа, о чем там говорится, что ученые понимают под тем или иным словом. Особенно меня интересует Шепот и все, что с ним связано. И не фигурирует ли в тексте пирамидка.
   - Пирамиды? - переспросил Димка без особого энтузиазма.
   - Пирамидка! Маленькое изделие из камня, умещается на ладони.
   - У меня в голове не укладывается, какой фигней сейчас занимаются в российской армии!
   - Это не для армии, это нужно мне лично. Кстати, я демобилизовался. Сейчас офицер запаса.
   - Да ты что! - вскричал мой одноклассник. - Ты же с детства мечтал стать генералом, управлять армией и быть повелителем солдатских душ. Как маршал Жуков.
   - Да, хотел. Но об этом как-нибудь потом. Сейчас мне позарез нужно узнать об этой легенде. Сделаешь?
   - А куда я денусь. Ты ж все равно не отстанешь, ты упертый как баран… - Он подумал несколько секунд. - Есть у меня один знакомый профессор. Махровый такой немчура, всю жизнь изучает этот Шумер. Узнаю у него и тебе позвоню, лады?
   - Лады.
   - Номер у тебя старый?
   - Да.
   - Позвоню. Жди.
* * *
   Тарелку увезли через день после моего памятного застолья с Бобровым возле ворот спецхранилища. Увезли ночью. Когда я пришел утром на объект, солдаты на холме уже собирали палатки и грузили оборудование на ЗИЛы. Заступивший на смену Морозов (опять я застал его со сборником вопросов по физике!) сообщил, что Орех около трех часов утра видел, как за рекой огромный вертолет подцепил на троса и поднял в небо что-то большое, укутанное в брезент или толстую пленку. Больше ничего не знал.
   Бобров не оставил мне своих координат. При необходимости я мог узнать их через Гаджиева, но не стал этого делать. Похоже, полковник был прав и мои опасения не имеют под собой почвы. Прошедшие без происшествий следующие полторы недели это наглядно подтвердили. Потихоньку я начал забывать о странностях и опасениях. Хотя вспомнить о них было очень просто: достаточно спуститься на второй ярус бункера и взглянуть на хранящуюся там мертвую парочку.
   И все-таки каждое утро я расспрашивал своих подчиненных о ночных происшествиях и странностях. Не видел ли кто свечений в небе? Необычных облаков или молний? Подозрительных шумов? (Но нет, мои подчиненные такого не видели…) Подчиненные только пожимали плечами, а журнал наблюдений пестрел обычными отписками «без происшествий». Зато когда я поворачивался спиной, мне крутили пальцем у виска.
   Правда, один человек с некоторых пор перестал считать меня ненормальным. В тот же день, когда войсковые ЗИЛы снялись с холма и отправились в сторону Коровьино, он пришел на объект не в свою смену, неся на плече косу. Оставив запись в журнале, Тарасыч принялся освобождать от зарослей прилегающее к ограждениям пространство. Он косил молча, даже угрюмо, не отвечая на вопросы до крайности изумленного Морозова, просто выполняя просьбу, о которой я попросил однажды подчиненных.
   С дядей Саней за эти полторы недели я больше не виделся. Так получилось, что в дни его дежурств меня не было на объекте. Один раз я ездил в город, чтобы все-таки выбить косу у Гаджиева. Второй пришелся на мой выходной. Нет, я не специально избегал его, просто до поры судьба развела нас по разным углам ринга.
   На следующее утро после потасовки с ним, аккурат перед тем, как я звонил Самсонову в Германию, Юлька заметила на моем лице припухлость и поинтересовалась ее происхождением. Я ответил, что меня укусила оса. Дважды, в одно место. Юлька не поверила, но перегаром от меня не тянуло, поэтому претензий не возникло. Слава богу она не видела синяков на ребрах и выбитого зуба - я специально не открывал рот широко. Недели через две заявлю, что у зуба сгнил корень и я вырвал его в местной стоматологии.
   Юлька нашла себе занятие. Она решила организовать под окнами нашей квартиры цветник. Наносила откуда-то плодородной земли, натаскала булыжников, которыми выложила контур цветника (он опять напоминал мне летающее блюдце), посадила герань, астры, хризантемы и всячески ухаживала за ними. В доме появились книги о садовых цветах, лейки, тяпки, удобрения, в прихожей висел перепачканный землей фартук.
   Настя наслаждалась всеми прелестями деревенской жизни: купалась в речке, играла с новой подружкой, живущей в доме по соседству, один раз гоняла в футбол с мальчишками своего возраста. Мама заставляла ее читать книжки, заданные по школьной программе, но Настя ленилась это делать. А в субботу, ранним утром, когда от реки поднимался пар, мы с ней отправились на рыбалку. Поймали несколько окуньков и подлещика, после чего я порвал лесу, зацепившись крючком за корягу.
   На чердаке дома я нашел велосипед «Аист» без колесной звездочки. Допрос соседей на предмет наличия у артефакта хозяина выявил, что велосипед принадлежал семье Ивановых, которые переселилась в город лет пятнадцать назад. Дед Павел из пятой квартиры страшным шепотом посоветовал забрать его себе, что я и сделал, перетащив средство передвижения с чердака в маленький коридорчик возле общего туалета. Звездочку я купил за пятнадцать рублей у какого-то бомжа на блошином рынке. Поставил ее на колесо, натянул цепь и стал ездить на работу. Иногда катал на раме Настю. Особенно ей нравилось, когда она держала руль, а я крутил педали. Правда, однажды таким образом мы съехали в канаву.
   Трижды я ходил в березовую рощу проверить, не вскрыта ли почва у корней одного из деревьев. И все три раза мои опасения не подтверждались. На схрон никто не наткнулся. Только однажды в сторонке была примята трава, валялся пустой пузырь водки, крошки пшеничного хлеба и два пластиковых стаканчика. Я подобрал бутылку и стаканчики, чтобы потом выбросить в мусорный контейнер.
   Слов из листвы я больше не слышал.
   По вечерам я вернулся к вырезанию ложек. После двух месяцев практики в руках появились опыт и сноровка, отчего производство получалось интенсивным. Бывало, из-под моего резца выходило по две ложки за вечер: сядешь на крылечке с папироской и сам не заметишь, как время пролетит. Готовые изделия я раздаривал соседям. Если в обеденное время проходить мимо нашего дома, то в окнах первого этажа, летом распахнутых настежь, отчетливо видно, чем бабушки и их внучеки хлебают суп или кашу. Приятно, доложу вам.