Машина проехала, обнаженные тела утонули во мраке, и Фрея на миг ослепла. Но только что увиденная картина запечатлелась в памяти. Сердце гулко забилось. Вот так сюрприз, сказала она себе. Почти бегом Фрея пересекла комнату, вошла в свою спальню и закрыла дверь.

Глава 12

   — Тише! — прошипел голос у нее за спиной.
   Фрея, стоявшая возле раковины по локоть в пене, повернула голову. В дверном проеме стояла Кэндис и осуждающе на нее смотрела. В ярком дневном свете, без косметики и в банном халате Джека она выглядела совсем юной. Ногти на ногах покрывал лак темно-сливового цвета.
   — Он спит! — возмущенно добавила Кэндис.
   Фрея достала из раковины столько вилок, ложек и ножей, сколько уместилось в руках, и с грохотом швырнула на стальную сушилку.
   — Кто спит? — переспросила она, когда шум стих.
   — Джек, конечно! У него головка болит, у бедного мальчика. Я думаю, ему плохо.
   — А! Похмелье! Мне кажется, я вынесла не меньше сотни бутылок. Не говоря уже о прочем мусоре. Как бы там ни было, сейчас почти полдень. — Фрея швырнула крышку на стол, где уже громоздились эмалированные миски и кастрюли.
   — Вы могли бы этого не делать, знаете ли, — сказала Кэндис. — Я люблю убирать.
   Фрея с мученическим смирением пожала плечами:
   — Все уже сделано.
   Из спальни Джека донесся стон, и Кэндис, встрепенувшись, как пташка, полетела к нему.
   Минута, и она вернулась на кухню.
   — У вас есть апельсиновый сок? — спросила она.
   Фрея обдумывала вопрос, вытирая руки о полотенце для посуды.
   — У меня есть сок, а у Джека нет. Ему нравится покупать продукты самостоятельно, только он их почему-то не покупает, а покупаю я. Где, кстати, мой кофе?
   — О, это был ваш кофе? — спросила Кэндис упавшим голосом.
   — Прекрасно! Великолепно! — Фрея отшвырнула полотенце. — Как мило со стороны этого баловня богемы, этого великолепного Джека, быть выше банальностей бытия. Таких, например, как покупка продуктов.
   Кэндис отступила на шаг, во все глаза глядя на Фрею, словно хотела сказать: ненормальная старая карга, у тебя климакс.
   Фрея с трудом взяла себя в руки, подошла к холодильнику и распахнула его. Одним быстрым движением достала пакет с соком и торжественно водрузила на стол.
   — Вот, пожалуйста. Распоряжайтесь моим соком, как вам будет угодно.
   Кэндис наморщила лобик:
   — Значит ли это, что я могу отнести стакан Джеку?
   — Да, да, да! Господи, такое впечатление, что ему не на что купить себе еду. Чертов Джек Мэдисон Третий.
   — Третий? — Кэндис искала стакан.
   — Глупо, не правда ли? Можно подумать, что он член королевской семьи. Но возможно, это и так, если считать королевскими атрибутами старую плантацию, магнолии в цвету, пруд с лягушками — ква-ква — и «кадиллак» — рык-рык.
   — Каждый мужчина хочет быть королем у себя в доме. Думаю, это очень мило.
   Фрея подавилась смешком. Кэндис подозрительно глянула на нее:
   — Вы не феминистка?
   — Если под этим словом вы подразумеваете признание за женщиной равных прав с мужчинами, то — да, конечно. А вы — нет?
   Кэндис обдумывала ответ, наливая сок.
   — Я знаю себе цену. Как женщина. Но мужчины и женщины очень разные. Особенно физиологически.
   Что за чушь она порет! Фрея скрестила руки на груди:
   — Скажите, Кэндис, чем конкретно вы занимаетесь?
   — Маркетингом, — ответила Кэндис, уверенная, что Фрея в этом ничего не смыслит. — В настоящее время работаю оператором в телевизионном маркетинге, но скоро получу повышение.
   — И что именно вы продвигаете на рынок?
   — О, кучу всего. Работа интересная, но я не хотела бы заниматься ею всю жизнь. Карьера так сужает горизонты.
   Не настолько, насколько его может сузить отсутствие карьеры, подумала Фрея, но вслух спросила:
   — А чем бы вам хотелось заняться?
   — Мне хотелось бы стать богатой и знаменитой. — Кэндис улыбнулась — мол, ты-то понимаешь, о чем я, но на всякий случай уточнила: — Магазины, путешествия, развитие собственной личности.
   Фрея вскинула брови:
   — Довольно амбициозные планы.
   — Возможно. А вы? Чего хотели бы вы?
   У Фреи был заготовлен стандартный ответ на этот столь часто задаваемый вопрос: создать собственную галерею, работать с художниками по своему выбору, стараясь помогать им чем можешь и не торопить, пытаясь приноровить их творчество к требованиям рынка, и т.д., и т.п. Но стоит ли сейчас об этом говорить? Фрея вскинула голову:
   — Ого! По-моему, хозяин проснулся.
   Кэндис схватила стакан с соком и выпорхнула. Фрея раздраженно тряхнула головой. Перспектива играть роль третьего лишнего на протяжении всего уик-энда мало ее привлекала. Ну почему никто не пригласил ее в Коннектикут или еще куда-нибудь? Она, конечно, уйдет, но лишь после того, как перекинется парой слов с Джеком, если тот, конечно, намерен подняться с постели. Головка у него болит, у бедняжки. Может, на него пала Божья кара и Господь послал ему опухоль мозга? В ожидании Джека Фрея принялась приводить в порядок буфет на кухне, напевая себе под нос незамысловатый веселый мотивчик. Там-там, титти-титти, там-там, титти-титти, там-там, титти-титти, там-там, люблю тебя… Между тем, судя по звукам, доносившимся из гостиной, парочка голубков успела покинуть пуховое гнездышко.
   Несколько ранее, со своего капитанского мостика — места у раковины, Фрея заметила, что кто-то вынес на задний двор плетеные кресла. Ночью прошел дождь, небо умылось, и солнце сияло ослепительно ярко среди лазоревой синевы. Фрея взяла газету и почту, решив почитать, а заодно позагорать под жарким солнышком. Почта представляла собой множество унылых конвертов из оберточной бумаги, в которых обычно присылают счета — их и в руки брать не хотелось, за исключением одного, адресованного Джеку толстого конверта. Фрея перевернула его и прочла данные отправителя — им оказался отец Джека. Ну что же, может, ей повезет и Джек вскоре узнает, что Джек Мэдисон-старший решил лишить наследства своего старшего никчемного сына.
   Было письмо и для нее, большой конверт, пересланный ей с бывшего адреса Майкла, помеченный лондонским почтовым штемпелем. Фрея насторожилась. Тэш никогда не писала ей, ни разу за все годы, пока она жила в Нью-Йорке, и если вдруг сделала это, то уж точно не из сестринской любви. Фрея вскрыла конверт. Бог мой — толстый глянцевый журнал «Кантри лайф». Фрея принялась листать нарядные страницы с фотографиями ландшафтов, домов и призовых коров. Из журнала выпала записка, на которой было небрежно нацарапано большими буквами: «Папочка сказал, что я должна отправить это тебе. См. стр. 51. Тэш».
   Фрея, поджав губы, нашла нужную страницу. Там на развороте красовалось цветное фото ее сводной сестрицы. В таких журналах обычно помещают фотографии девушек — английский весьма сдержанный вариант «Плейбоя». Мисс Январь, Мисс Декабрь и прочее. Но в английских журналах для среднего класса хоть и печатали фотографии красивых девушек — как правило, в связи с помолвкой или свадьбой, но всегда в строгих блузках с высокими воротниками и перевязанными атласной лентой волосами, как у Алисы в сказке Кэрролла, обнимавших любимого Лабрадора или вишню в цвету, но только не раскинувшихся в полуголом виде на красном бархатном шезлонге. Да, в «Кантри лайф»[20] произошли большие перемены. Фрея расправила страницу и долго смотрела на юную прелестницу с безупречной юной кожей, карими с зеленым отливом глазами, невинно распахнутыми, и кольцом на тщательно отманикюренном пальчике — деталь как бы второстепенная, но лишь на первый — поверхностный — взгляд. О, тут не было ничего случайного! И под портретом подпись — как на формуляре:
 
   Мисс Наташа Пенроуз, 25, единственная дочь покойного Джона Хаффингтона и миссис Гай Пенроуз, хозяйка усадьбы Тревеноук, Корнуолл, выходит замуж за Роланда Суиндон-Смайта, единственного сына мистера и миссис Суиндон-Смайт, хозяев усадьбы Шраберриз, Эссекс.
 
   Фрею охватила паника. Вот оно, написанное черным по белому объявление о свадьбе! О свадьбе, до которой осталось две недели. Всего только две недели, и никого, с кем бы она могла поехать. Что делать? Фрея швырнула журнал на землю портретом вниз и взяла в руки сегодняшнюю газету, чтобы отвлечься.
   Она сосредоточилась на статье, автор которой сокрушался по поводу уходящей в прошлое традиции ужинать в столовой, а не на кухне, когда во дворе появился Джек. Господи! Только его тут не хватало. На нем были шорты и необъятная футболка с надписью «Сосиска с мозгами» на груди. У Фреи тоже была такая — бесплатное приложение к корзине с ленчем «на вынос» из одного ресторана — только она выбросила ее, а он — нет.
   Джек плюхнулся на стул и, обхватив голову руками, тяжело вздохнул.
   — Я думал, что уже покойник. Цветов не надо, пожалуйста.
   Фрея в ледяном молчании читала газету и не видела его в упор — дешевого, неряшливого, жестокого и самовлюбленного ублюдка.
   Джек потянулся и громко зевнул. В ответ — тишина. Фрея ждала. Наконец он спросил, тщательно отслеживая свой голос, — чтобы звучал как ни в чем не бывало:
   — Ну, как провела вечер?
   — Восхитительно, спасибо тебе.
   — В самом деле? — удивился Джек.
   — Не вечер, а сказка в стихах. Что может быть лучше мужчины, готового целовать прах, по которому ты ступаешь, в особенности если этот прах — его собственное тело. Простите, его ноги… его волосатые ноги. Хотя наручники пора обновить, сказала бы я.
   Джек смотрел на нее с тревожной озабоченностью.
   — Ты шутишь?
   — Конечно, шучу! — Фрея вскочила на ноги и принялась лупить его по голове свернутой газетой. — Как ты посмел отправить меня на свидание с извращенцем?
   — Я… Ой! Я не посылал тебя. Ты сама ответила на объявление. Это ты сделала выбор. Прекрати!
   Джек отнял у нее газету и, удерживая Фрею на расстоянии вытянутой руки, спросил:
   — Ты что, и недели не можешь прожить без мужчины?
   — Кто бы говорил! Ты и дня не можешь прожить, не подцепив бабу, какой бы дурой она ни была!
   Джек вызывающе улыбнулся:
   — Меня в женщине другое интересует.
   — Другое? Неудивительно, что ты больше не можешь писать. Кусок планктона легче заставить думать, чем тебя!
   Глаза его зло блеснули.
   — По крайней мере мне не приходится рыскать среди «одиноких сердец».
   Фрея и Джек уставились друг на друга.
   — А, чуть не забыла… — сказала Фрея, доставая из кармана стопку банкнот. — Рента за прошлую неделю. Большое спасибо за оказанную честь. — С этими словами она швырнула в Джека купюры, которые разлетелись по траве.
   Выдержав паузу, Джек подобрал купюры, расправляя каждую с величайшим тщанием. После чего вновь опустился в кресло и, щурясь на солнце, скосил на нее глаза:
   — Вряд ли тебе будет приятно, когда ты узнаешь себя в моем романе.
   — Ты не имеешь права изображать меня в своем романе. Это называется пасквиль.
   — Женщину, похожую на тебя.
   — И что же происходит с этой женщиной, после того как ее изнасиловал извращенец?
   Джек нахмурился:
   — Не знаю. Кстати, о клевете. Вчера я разговаривал с Майклом. Кое-кто испортил его гардероб. Он собирается подать на тебя в суд.
   — Он не посмеет.
   — Шить дело о костюмах — забавная тавтология.
   — Всем привет, — прощебетала Кэндис. — Я приготовила лимонад.
   Кэндис вышла к ним с подносом, тщательно одетая и подкрашенная — само совершенство: губы блестят, волосы аккуратно причесаны, пальчики наманикюрены, в проблемных зонах проведена депиляция и все, что нужно, сбрызнуто дезодорантом. Фрея опустила взгляд на свои голые ноги, обтянутые велосипедными шортами. Пора уходить.
   — Спасибо, Кэндис. — Фрея взяла стакан и залпом осушила его. — Если ты не против, я одолжу Росинанта, Джек.
   — Я против.
   — Роси… кого?
   — Росинант — это ручной велосипед Джека, — сказала Фрея, — после вас, Кэндис, вторая вещь, которую он любит больше всего на свете. Он назван в честь коня Дон Кихота.
   — Ах да… Дон. Он был в сборнике биографий этого, как его, Уолтона[21]
   — Брось, Джек… — Фрея бесцеремонно пнула его ногой, — это в твоих интересах. Я еду искать квартиру.
   Джек пристально посмотрел на Фрею:
   — Ты съезжаешь?
   — А ты намерен умолять меня остаться?
   — Дай знать, когда вскрывать шампанское.
   — Это ваша сестра? — вмешалась в разговор Кэндис. Она подняла журнал, который Фрея по глупости оставила на траве.
   — Сводная, — сказала Фрея.
   — Дай-ка посмотреть. — Джек протянул руку. Кэндис отдала ему журнал и присела на подлокотник кресла, прижавшись к нему щека к щеке, чтобы они могли читать вместе.
   Джек окинул взглядом фотографию и присвистнул.
   — Ты вроде говорила, что она школьница.
   — Была. Теперь выросла.
   — Смотри, Джек… — Кэндис ткнула пальцем, — тут написано, что они женятся. Как интересно!
   — Событие поистине мирового значения. — Фрея выхватила у Джека журнал и с силой захлопнула. — У тебя есть своя почта, Джек… — Фрея подняла конверт, — или мы на сеансе групповой терапии и должны пройти испытание чтением вслух писем друг друга? Вот, кстати, письмо от твоего отца. Может, мне прочесть его вслух?
   Джек смотрел на нее с нескрываемой неприязнью.
   — Возьми велосипед.
   — Что?
   — Я сказал, возьми этот чертов велосипед!
   Фрея, с секунду поколебавшись, пнула письма ногой.
   — Отлично, Джек.
 
   Фрея проехала около сорока кварталов от Челси до Центрального парка. Жарким воскресным днем предпринимать подобное путешествие — сущее безумие даже на хорошем спортивном велосипеде, но на старой, проржавленной развалюхе Джека, среди потока машин, изрыгающих выхлопные газы, это просто самоубийство. Однако Фрея была исполнена решимости получить удовольствие от своего вояжа. Я могу это, говорила она себе, изо всех сил налегая на педали на перекрестках, когда зажигался красный, стуча кулаком по крышам машин, не дающих ей проехать. Назад, в прошлое. Тогда она ездила только на велосипеде, но потому лишь, что была без гроша в кармане, а не из-за «артистичности натуры», как Джек, который думает, что старый потрепанный велосипед создает вокруг него эдакий мальчишески-книжный ореол, добавляя ему обаяния. Но стоит небу нахмуриться, как он сразу берет такси.
   За какую только работу не бралась Фрея, чтобы выжить в этом городе, — была разносчицей сандвичей на дом и в офис, телефонным оператором на секс-линии, официанткой на роликах (с обязательными косичками), подопытным кроликом при испытании новых лекарств, горничной, убирающей блевотину после чужих вечеринок, туристическим гидом в «колониальном» костюме (включая дурацкий чепец, который называется голландской шляпой). Именно поэтому паразитизм Джека так ее злил. Он мнил себя героем лишь потому, что ему удалось выжить в Нью-Йорке год; потом отец простил его и снова стал выплачивать содержание. Он никогда не отказывал себе в еде, чтобы заплатить за уроки, как она; и не проводил зиму, питаясь супом в благотворительной столовке, ночуя на куске пенопласта, укрывшись пальто из Армии спасения. Даже сейчас ее банковский счет с опасной регулярностью улетал в минус, а после того как она купила розовое платье и проигралась в карты, она даже боялась проверить, что осталось на счету. И если Майкл в самом деле намерен с ней судиться… Фрея застонала. Сегодня же надо позвонить Кэт и попросить у нее совета.
   Фрея свернула на север — там был уклон, невидимый глазу, но весьма ощутимый для ног. Квартал за кварталом характер местности менялся: от цветов — к мехам, от синагог — к церквам, от бриллиантов — к книжным магазинам, театрам и учреждениям, от бедных — к богатым, потом снова к бедным, и вот дома стали расти, а куски неба уменьшаться. Фрея уловила запах горячих сосисок и расплавленного асфальта и еще лосьона для загара — обычный запах Гудзона, — нефти и воды, уносимый на восток городскими сквозняками. От гранита и тонированных стекол шел жар. Туристы и жители города, делающие субботние покупки, толпились у перекрестков. Молодые водители грузовиков орали, надеясь запугать Фрею, но она лишь упрямо наклоняла голову и жала на педали, не оглядываясь по сторонам. Ее не впечатляла красота девятнадцати небоскребов Рокфеллеровского центра, высокий стройный шпиль Ар-си-эй, зловещий черный куб здания Си-би-си, выросший на углу Пятьдесят третьей улицы, словно гигантский телевизионный экран. Она миновала скульптуры Джима Дайна у Музея современного искусства — три Венеры, безрукие, безголовые и громадные, но с весьма женственными формами. Может, именно так мужчины подсознательно воспринимают женщин? Фрея подумала о соблазнительных округлостях Кэндис, похотливой желтозубой улыбке Бернарда, о плохо скрываемом волнении Джека, когда он спросил ее о свидании, в надежде поразвлечься. Она солгала ему, сказав, что поедет искать квартиру. Она ехала в парк, чтобы побыть наедине с собой и придумать месть.
   Потная, запыхавшаяся, но живая, Фрея наконец добралась до парка. Народу было полно — велосипедисты, скейтбордисты, любовники, роллеры, женщины с собаками, мужчины с младенцами, дети, самозабвенно лижущие рожки с мороженым. Фрея съехала на тенистую велосипедную дорожку и, придерживая руль, направилась к озеру. У лотка постояла в очереди, чтобы купить запотевшую, только что из холодильника, бутылку минеральной воды. Опустив бутылку в корзину, где лежал рюкзак, Фрея продолжила путь в поисках относительно уединенного места. Среди искусственно воссозданного уголка «дикой природы», с многочисленными водопадиками, лесочками, ручьями и продуманно расставленными валунами, она отыскала одинокое дерево, перетащила велосипед через кусты и прислонила к дереву. Усевшись на изрядно вытоптанную траву в тени, она глотнула ледяной воды из бутылки и потянулась за рюкзаком. Достав из него ручку и записную книжку, она рассеянно наблюдала за лодками. Ей хватило нескольких минут, чтобы придумать следующее:
 
   «Ты мнишь себя большой шишкой, но ПРЕДУПРЕЖДАЮ — СИЛЫ ТЬМЫ сгущаются. Я знаю, что происходит между тобой и Ею. Если она получит „5“, а я — нет, ты будешь наказан за ОСКВЕРНЕНИЕ принципов морали и за СЕКСУАЛЬНЫЕ пристрастия. Никому не позволено стоять на пути моей ГЕНИАЛЬНОСТИ. Так что будь осмотрительнее. Не то…
   Друг».
 
   Фрея перечитала послание и, очень довольная, улыбнулась. Как известно, посещающие семинары по творчеству склонны к паранойе и искаженному восприятию действительности. Фрее стало приятно при мысли, что Джеку придется помучиться, вычисляя автора среди множества подозреваемых. Она сложила письмо вдвое, опустила его в конверт и написала имя и адрес Джека печатными буквами. Затем достала из бумажника марку, лизнула ее и наклеила. В полном изнеможении Фрея прислонилась к стволу и закрыла глаза. В парке творилось бог знает что. Лаяли собаки, вопили дети, надрывались музыканты. К ней то и дело подходили мужчины с бегающими глазами, спрашивали, который час. В кустах хихикали парочки. Рейнджеры время от времени через громкоговоритель предупреждали лодочников о соблюдении правил безопасности на воде. Фрея терпела все это до тех пор, пока горный велосипедист не наехал ей на ногу, потный и исцарапанный. Она жаждала тишины и покоя и знала, где их можно найти.
   Здесь прохладно и тихо. Высокие потолки с карнизами. От паркетного пола исходит приятный запах мастики. На стенах картины Гейнсборо, Ромни, Рейнолдса, Хогарта — спокойствие и размеренность жизни Англии восемнадцатого века. Когда-то в этой комнате располагалась столовая. Теперь особняк превратился в музей, а эта комната — в уголок старой Англии. Оазис в пустыне аристократизма, называемый Верхним Ист-Сайдом. Отсюда до парка рукой подать, Фрея нисколько не устала. Проезжая мимо почтового ящика, опустила письмо для Джека.
   Музеи удивительным образом действовали на Фрею — здесь она чувствовала себя в безопасности, уверенно и спокойно. Возможно, потому, что еще в детстве, с отцом, часто бывала в музеях. Коллекция здесь никогда не менялась, только картины менялись местами и давно стали похожи на старых друзей. Она любила здесь бродить в одиночестве, не подгоняемая и не отвлекаемая ни гидами, ни спутниками, наслаждаясь красотой комнат и компанией Эль Греко, Тициана, Вермера и Хольбейна. Они успокаивали ее и давали ей силы.
   Обычно она проходила мимо зала Фрагонара с его мебелью в стиле рококо и приторно-слащавыми изображениями юных влюбленных в роскошных нарядах. Но сегодня она почему-то решила заглянуть в этот зал. Внимание ее привлекла серия из четырех крупных живописных полотен, известных под названием «Фонтан любви». История до боли знакомая. На первой картине юноша протягивает розу девице, застигнутой врасплох в цветущем саду. Два купидона наблюдают за ними, стоя на фонтане в форме фаллоса, исторгающего воду. На второй картине молодой человек, одетый в красное — цвет страсти, — взбирается на стену, чтобы встретиться со своей робкой возлюбленной. На третьей картине она поддалась на его уговоры, позволяя ему целовать шею, у ног ее лежит маленькая собачка — символ верности. И наконец венец любви: триумфальное обладание под бескрайним небом. Счастливая пара улыбается с полотна, вся в символах верности и счастья.
   И вот оно — «Конец», как в старых фильмах, где это слово всегда появляется после заключительного поцелуя. Фрея сложила руки на груди и поджала губы. В наши дни, кажется, все не так просто. Фрагонар изобразил любовь как игру юных и невинных созданий, игру по правилам. Но теперь любовь превратилась в игру без правил. Невинных не осталось, все осторожны и циничны, заботятся о запасных вариантах, боясь попасть в ловушку и остаться ни с чем.
   Так в чем же секрет любви между мужчиной и женщиной? Секс, конечно же; романтизм, в идеале; домашняя стабильность, вероятно. Что-то еще? Фрея пожала плечами и зябко поежилась — кондиционеры работали на совесть. Быть может, она просто недостойна любви? Поэтому все ее бросили. Ей стало жаль себя.
   Прежде чем уйти, Фрея еще раз окинула взглядом картины, обратив внимание на розовые щечки и пышный бюст девушки. Как бы иронично она ни относилась к Фрагонару с его слащавостью, она не могла не почувствовать тайной зависти к цветущей девице на картине — где ее, Фреи, юный оптимизм и энергия? Она словно во сне бродила по залам, потом вышла во двор, посидела там, любуясь прудом, растениями и классическими архитектурными формами особняка. В который раз она прочла себе нотацию, убеждая саму себя, что она должна быть приятнее в общении, более открытой, менее критичной. Направляясь к выходу, она заметила размер гульфика на панталонах господина с портрета Бронзино: возможно, дело в набивке или аналоге XVI века теперешней компьютерной ретуши фотографий, но размер тем не менее впечатлял. Улыбаясь, она вышла на Семидесятую улицу и тут обнаружила, что у Росинанта спустилась шина.
   В этом районе она едва ли найдет ремонтную мастерскую. Порасспросив прохожих, Фрея узнала, что несколькими кварталами севернее имеется что-то вроде сервисного велосипедного центра. Фрея пошла в указанном направлении. Ей повезло. На облюбованной наркоманами улочке сбоку от Второй авеню она нашла старый гараж, пропахший резиной, припаркованный возле мастерской. Молодые мускулистые парни, орудуя отвертками, возились с велосипедами. Фрея заняла очередь, случайно задев колесом стоявшего впереди парня.
   — Извините, — сказала Фрея.
   — Не за что, — ответил молодой человек с дружелюбной улыбкой. — Я как раз пытаюсь убедить себя в том, что мне нужна бутылка для воды, но у меня и так причиндалов больше, чем надо. Что стряслось с вашим велосипедом?
   — Прокол, — с горестным видом вздохнула Фрея.
   Юноша озадаченно смотрел на нее.
   — Колесо спустило, — пояснила Фрея.
   — И это все? Почему бы вам не накачать колесо самой?
   — Ну… как сказать… У меня нет необходимого оборудования. Это не мой велосипед.
   — Есть у вас все, я уверен.
   Он показал ей сумку для инструментов, прикрепленную позади сиденья.
   — Пожалуй, это так, — с улыбкой призналась Фрея.
   Он засмеялся, приняв ее слова за удачную шутку, обнажив на удивление ровные, ослепительно белые зубы. Только сейчас Фрея заметила, что он чертовски хорош собой.
   — Послушайте, — предложил он, — давайте я вам его отремонтирую. Ведь в мастерской с вас бешеные деньги возьмут. Пошли.
   Фрея последовала за ним. Парень прислонил к стене собственный велосипед, подошел и взял ее велосипед. Они были одного роста. Прямые темные волосы падали ему на лоб. На нем была черная футболка в обтяжку и серые облегающие шорты цвета асфальта.
   — Сначала положим его на спину, — сказал он. — Нет, не вы. Я сам все сделаю.
   Он ловко перевернул велосипед.
   — Черт, тяжелая штука! Не надо бы вам таскать такую тяжесть. Свой велосипед я могу поднять одной рукой. Смотрите!
   Он подошел к своему велосипеду и поднял стройную, тускло поблескивающую, изящную супермашину в воздух. Его футболка поднялась, обнажив полоску кожи цвета карамели.
   — Восхитительно, — сказала Фрея.
   — Из титана, — серьезным тоном пояснил он.
   — Понимаю. — Фрея подняла глаза, встретилась с ним взглядом и улыбнулась. Он покраснел! Интересно, сколько ему лет?