Страница:
— Нам было так хорошо вместе, — хриплым от волнения голосом произнес Майкл.
— Да, — кивнула Фрея.
— Я очень хочу, чтобы ты была счастлива.
— Я знаю.
— Но…
Но? Фрея вскинула голову. Но что? Она потеряла нить. Что вообще происходит?
— …Но я думаю, нам лучше…
— Лучше что?
— Ну, знаешь ли…
— Нет, Майкл, не знаю.
— Нам лучше остаться…
— Да?
— Думаю, нам лучше остаться друзьями.
— Друзьями, — едва слышно откликнулась она и уже громче повторила: — Друзьями? — уронив кольцо в шоколадный десерт.
Глава 2
— Да, — кивнула Фрея.
— Я очень хочу, чтобы ты была счастлива.
— Я знаю.
— Но…
Но? Фрея вскинула голову. Но что? Она потеряла нить. Что вообще происходит?
— …Но я думаю, нам лучше…
— Лучше что?
— Ну, знаешь ли…
— Нет, Майкл, не знаю.
— Нам лучше остаться…
— Да?
— Думаю, нам лучше остаться друзьями.
— Друзьями, — едва слышно откликнулась она и уже громче повторила: — Друзьями? — уронив кольцо в шоколадный десерт.
Глава 2
Идти. Не идти. Мигали сигналы светофора. Фонари слепили глаза. Машины то взвизгивали, останавливаясь, то взрывались ревом, трогаясь с места. Противно выла полицейская сирена. Из открытых окон автомобилей несся привязчивый рэп. Фрея, стуча каблуками, шла вверх по Бродвею — длинные ноги, затянутые в кожаные штаны, касаясь друг друга, как лезвия ножниц, издавали шипящий звук. Она сжимала в кулаке кусок смятой ткани и время от времени со злостью взмахивала рукой, и тогда ткань со свистом рассекала воздух, словно хлыст дрессировщика в цирке. Люди расступались, давая ей дорогу.
Мерзавец! Как он смел ее кинуть? Он повел ее в чудесный сад по красивой дорожке и тут — бах, головой в компостную кучу. «Ты замечательный человек», — повторяла она, морщась и тряся головой, как безумная. Такая чудесная, что он повел ее в самый модный ресторан ради удовольствия раздавить ее публично. В глазах защипало, и она вышла на проезжую часть, не заметив, что сигнал светофора поменялся.
Рев гудков заставил ее подскочить. Фрея на автомате показала им средний палец и продолжила путь. Шмыгнув носом, прижала ладони к пылающим щекам. Не дождетесь, она не заплачет! Фрея начала петь, не вслух, но так, чтобы заглушить внутренний голос, говоривший ей, что она одна, что она всегда будет одна, что никто не разделит с ней ее одиночества, что она пропащая, смешная дура, если вообразила, будто Майкл решил жениться на ней. Мелодия всякий раз была одна и та же. По воскресеньям она и ее одноклассницы из интерната пели ее во время воскресной службы. Один из псалмов. Она и слов-то толком не знала.
Говорят, псалмопение укрепляет дух. Верно. Вполне действенное средство, ибо с каждым кварталом, пройденным маршевым шагом, и с каждым пропетым куплетом она становилась сильнее. Держись, повторяла она себе. Тверже шаг. Она не плакала с тех пор, как, будучи пятнадцати лет от роду, разрыдалась у себя в спальне, а маленькая подлая ябеда, сводная сестра, подсмотрев за ней в замочную скважину, побежала всем и каждому рассказывать, что Фрея — плакса-вакса. Нет, такого больше не будет. Она и выбрала этот город потому, что он самый бессердечный и жесткий в мире. Манхэттен не такой, как европейские города, в которых люди гуляют, взявшись за руки, останавливаются, чтобы поцеловаться, прямо на тротуаре или на мосту и водят своих бабушек и детей в рестораны. Здесь принято передвигаться быстро, избегая смотреть друг другу в глаза, и даже елку на Рождество вам привозят уже наряженную, а наутро после рождественской ночи выбрасывают. Нью-Йорк — это город, где водителю такси принято говорить, что он затраханный кретин, где у жителей вырабатывается особый сигнальный отблеск в глазах, на манер светофора, с той только разницей, что сигнал всегда один и тот же: «Меня не трогать». Фрее нравился этот город и все, что с ним связано. Ее это вполне устраивало.
О'кей, она опять на нуле. И что с того? Она и раньше бывала одна. Она привыкла быть одна. Все лучше, чем жить с человеком, который ее не любит. Нет, на это она не пойдет. Не проведет с ним больше ни одной ночи.
После того как он разложил все по полочкам, перечислив все причины, почему она ему не подходила, и при этом развел философию на тему взаимного доверия и совместимости жизненных целей, у него хватило наглости предложить ей пожить у него, пока она не подыщет себе жилье, и обвинить в «излишней эмоциональности», когда она ответила ему категорическим отказом. Вот тогда она встала и ушла из ресторана, прямо посреди его пространной речи. Она не могла допустить, чтобы кто-то видел ее расчувствовавшейся — «излишне эмоциональной». И было бы из-за кого — из-за Майкла! В любом случае она не нуждалась в его благотворительности. К счастью, у нее были иные альтернативы, помимо перспективы играть роль маленькой Мисс Благодарность, спящей на его кушетке и по утрам любовно наливающей ему обезжиренное молоко. «У меня хватает друзей», — заявила ему она.
К несчастью, никого из друзей на месте не оказалось. Она сделала несколько звонков из галереи, куда вернулась, чтобы снять это дурацкое платье и переодеться в свою обычную одежду. Но ведь сегодня пятница, всего десять вечера — время, когда все нормальные люди дома не сидят, развлекаются. Даже Кэт, лучшая подруга, которая недавно жаловалась ей, что уже несколько месяцев нигде не бывает, не отвечала на звонки. Если и дальше так пойдет, придется снять номер в дешевом отеле. Фрея представила, как будет пялиться на нее портье, когда она появится в плохо освещенном фойе, одна и без багажа. Мчась по улице куда глаза глядят, Фрея невольно замедлила шаг. Где она?
Площадь Юнион-сквер находилась прямо через дорогу. Инстинктивно, чтобы не задавили, она пересекла Четырнадцатую улицу и, поднявшись по ступеням, пошла бродить по площади без всякой цели. Ночь выдалась теплой — четвертое июня, начало лета, и многие горожане, еще не успевшие устать от жары, высыпали на улицу насладиться первым по-настоящему летним теплом. Людской поток вытекал из метро, кто-то останавливался у газетных киосков, многие направлялись к ресторанчикам, кольцом окружавшим площадь. На одной из скамеек девочки-подростки покатывались со смеху, в то время как двое ребят на роликах демонстрировали свое искусство, стараясь изо всех сил привлечь их внимание. Старик прогуливал колли от дерева к дереву, тихо уговаривая пса сделать то, ради чего его вывели. Несколько парней у фонтана в центре города устанавливали инструменты — импровизированный оркестр, состоящий из саксофона, бас-гитары и солиста в потрепанном котелке. Рядом стояла картонная коробка с медными монетами. На фоне ночного неба сверкал огнями город, словно неиссякаемый фейерверк. Хриплый голос певца уже несся над площадью:
Сердце мое разбито…
Ты для меня закрыта…
Навсегда.
Фрея остановилась, прижав руки к груди. Возможно, Нью-Йорк и производит впечатление самого романтичного города в мире, но не надейся найти в нем любовь.
Она решительно повернулась спиной к музыкантам, и тут взгляд ее упал на металлический мусорный контейнер, на котором кто-то размашисто написал краской «Иисус любит тебя». Она шагнула к контейнеру и с яростью запихнула в него платье между газетами, пластиковыми стаканами, окурками и пачками из-под сигарет. Она проталкивала его все глубже, пока ткань не затрещала и не выпачкалась чем-то красным о коробку из-под пиццы — в том месте, где поблескивали жемчужины. «Вот тебе, вот тебе!» — приговаривала она. Фрея отошла, чтобы полюбоваться делом рук своих. Ей вдруг пришло в голову, что некоторые из ее знакомых деятелей искусств немало бы дали, чтобы этот мусорный контейнер вот в таком виде отправить прямо в галерею и, прикрепив к нему ценник с четырьмя нулями, представлять как «Этюд с коробкой из-под пиццы, лот № 25». Пицца… Что же ей это напоминает?
Через двадцать минут она уже была в Челси. Фрея стояла перед парадной дверью одного из самых ветхих городских домов, держа под мышкой бумажный пакет. Единственное выходящее в крохотный палисадник окно было темным, шторы задернуты, но из-под двери виднелась полоска света и слышался приглушенный гул голосов. Сегодня первая пятница месяца. Кое-кто остается верен привычкам. Фрея нажала на звонок.
Она услышала, как открылась внутренняя дверь, до нее донесся мужской голос, затем приглушенный звук шагов по покрытому плиткой полу. За дверью из цветного стекла показалась тень. Щелкнул замок, и в глаза ей ударил поток света. В дверях стоял высокий, неопрятно одетый мужчина с копной светлых волос и стаканом какого-то напитка в руке.
Фрея ткнула двумя пальцами ему в грудь:
— Ни с места! Это налет!
Брови его удивленно поползли вверх. «Может, он здесь с какой-то малышкой?» — подумала Фрея, немного смутившись.
— Фрея! — воскликнул он. — Глазам своим не верю. — И обнял ее свободной рукой. От него пахло бурбоном.
— Привет, Джек. — Она высвободилась из его объятий. — Игру, надеюсь, не бросил?
— Разумеется, нет. Заходи. — Он усмехнулся: — Всегда рады обуть очередного лоха.
— Сам лох! — Фрея последовала за ним в маленькую прихожую, протиснувшись мимо стоящего у стены велосипеда. — Кто тебя тогда обул с паршивой парой девяток?
Джек уже ногой открывал дверь в комнату.
— Эй, ребята, смотрите, кто к нам пришел!
Сцена была настолько знакомой, что Фрея не знала, то ли плакать, то ли смеяться. Посередине стоял большой круглый стол, покрытый грязной скатертью. На столе среди всякого хлама, пустых сигаретных пачек, переполненных пепельниц, бутылок из-под пива валялись цветные фишки для покера и долларовые счета и — о да! — коробки из-под пиццы с прилипшим засохшим кетчупом и расплавленным сыром. Все плавало в сигаретном дыму. Его не мог до конца рассеять даже свет висящей под потолком шарообразной лампы. Все старые приятели были в сборе. Эл, сидящий верхом на стуле, сворачивающий папироску с травкой; Гас, тасующий колоду на свой особый манер; Ларри, считающий фишки и одновременно делающий вычисления на карманном калькуляторе. Был там еще один человек, незнакомец в темном костюме, с черными бровями и вызывающим взглядом. Немая сцена длилась не больше секунды, затем все вернулось на круги своя. Ее появление словно вдохнуло в них жизнь.
Вначале шел обычный обмен приветствиями. Кто-то отправился на кухню за льдом. Ей сунули в руку стакан. Ларри перегнулся и обнял ее, пощекотав жесткими курчавыми волосами ее подбородок.
— Боже мой, как выросла! — насмешливо протянул он.
Все спрашивали, как у нее дела, где она была все это время, и она, вспомнив про Майкла, с новой силой почувствовала негодование и обиду. Он пытался загнать ее в рамки своих дурацких домашних порядков и требований! Да как он посмел? Ее настоящие друзья здесь.
— Не знал, что ты допускаешь женщин к игре, — злобно проговорил незнакомец, стряхивая пепел с сигареты.
Джек расхохотался своим густым, обезоруживающим смехом и положил Фрее на плечо свою тяжелую руку.
— Женщин — нет, Фрею — да. Фрея — мой друг, Лео. Она — такой же парень, как и мы все.
— Тебе есть чему у нее поучиться, — заметил Гас. — Обчистит до нитки, если не будешь держать ухо востро.
— Но я всегда начеку. — Лео встал и пожал Фрее руку. — Лео Бранниган, — представился он. — Так вы и есть та самая знаменитая Фрея? — Он смотрел на нее с пристальным, но лишенным дружелюбия интересом.
— Полагаю, та самая, — со смехом ответила она.
— Джек говорил о вас. Вы англичанка, не так ли?
— Да.
— Но живете в Нью-Йорке.
— Да. — Что это? Допрос? Он продолжал удерживать ее руку в своей.
— Вы замужем?
— Нет! — Фрея выдернула руку, глядя на него с нескрываемой злостью. — А вы?
— Конечно, нет, — ответил он с насмешливой полуулыбкой.
Лео явно забавлялся. Фрея не смогла определить, то ли он пытался ее «опустить», то ли заигрывал с ней таким гнусным способом.
— Вы когда-нибудь играли в покер?
— С восьми лет.
— Ну-ну, — вскинув бровь, бросил он, — пусть победит сильнейший.
— О'кей. Эл, твой ход, — прервал обмен любезностями Джек. — Фрея, ты знаешь правила. — Он принес ей стул и отсчитал фишки. — Ставки от одного до пятидесяти.
Фрея знала правила, и первое из них гласило — никаких женских штучек и никакого снисхождения к слабому полу. Ее это вполне устраивало. Она извлекла из пакета и поставила на стол бутылку «Сазерн камфорт», сняла пиджак, бросила его вместе с сумочкой на кушетку, сунула большие пальцы за шлейки топа, словно то были подтяжки, и села.
— Кто на меня? — сказала она.
Вначале раздали по пять. Едва Фрея взяла в руки карты, как почувствовала, что ожила, к ней вернулась острота восприятия и уверенность. Она любила этот момент, когда весь мир сжимался в стопку фишек в пятне света от лампы, под шорох карт и звон бутылки о стакан. Там, снаружи, мир продолжал жить своей жизнью, но здесь все зависело от расклада карт и от того, насколько она сумеет сосредоточиться. «Покер не игра, — говаривал ее отец, — это античная драма; человек против Рока. Не скули и не ной. Никогда». Ну что же, она не будет скулить. Фрея налила себе на три пальца «Сазерн камфорт», глотнула от души и вынесла Майкла и весь этот горестный вечер за скобки.
Госпожа Удача была с ней, и она играла чертовски лихо, то и дело меняя тактику, чтобы сбить с толку противников. Всякий раз, как в памяти возникали глаза Майкла, смотрящие на нее с жалостью, или она вспоминала о том, что сегодня ей негде спать, она просто делала еще один глоток. И все отлично работало.
Вокруг сидели мужчины, говорили на свои мужские темы, и, слушая их, она чувствовала себя в родной стихии. Они действовали на нее приятно расслабляюще. Самые счастливые годы жизни она провела в мужской компании. Там не было места оскорбительным намекам и инсинуациям, столь присущим женскому обществу, никаких докучливых вопросов, никакой конкурентной борьбы, только спорт, шутки, новые истории, сплетни, распространяемые масс-медиа, но никак не теми, кто рядом, секс.
Кто-то начал воодушевленные дебаты на тему, является ли некая ведущая ток-шоу сексапильной или нет, и эта дискуссия перешла в разговор о том, какой тип женщин каждый из присутствующих предпочитает. «Всех», — сказал Джек. «С большими сиськами», — добавил Эл, снабдив слова впечатляющим жестом. «Упакованных», — сказал Лео. Ларри было все равно, лишь бы они были не выше его ростом.
— Верно, Ларри, — согласилась Фрея. — Всем известно, что идеальная женщина должна быть четырех футов ростом, с плоской головой, чтобы на нее можно было поставить стакан.
— В таком случае ты вне игры, — со смехом заметил Джек. — Так скажите нам, ваше величество, какого мужчину можно назвать идеальным?
— Того, который не боится пауков. Покажите карты, вы все. — Она бросила груду фишек в банк. — Поднимаю до двадцати.
Густав раздраженно бросил карты:
— Пас.
— И я, — вздохнул Эл.
— Она блефует, — запротестовал Джек. — Посмотрите на ее лицо.
Фрея насмешливо выгнула брови.
— Давай, Фрея, — подначивал Ларри, — сделай его.
— Как раз собираюсь.
— Спорим — не сделаешь? — вызвался Джек.
— Спорим — сделаю? — Фрея удерживала его взгляд. Оба улыбались, обоим это нравилось.
Джек выставил вперед палец:
— Если ты выиграешь этот кон, я…
— Ты что? Свозишь меня на Карибы? Подпишешь мне свою книгу?
— Оплачу тебе ужин в «Вальгалле» в день твоего рождения.
— Но до него еще несколько месяцев!
— Ну и что?
— Ты забудешь.
— Не забуду. Седьмого ноября, верно?
— Нет. Восьмого.
— Я так и сказал. — В его голубых глазах плясали искорки смеха. — Восьмого в восемь. Это будет особенная встреча — рандеву, как в том фильме…
— Да, да, знаю. Хэмфри Богарт и Лорен Бэкол в «Ключе Ларго».
— А вот и нет, — с нажимом произнес Джек.
— Кэри Грант и как ее там? — сказал Гас.
— Какая разница? — нетерпеливо перебила Фрея. Ей не терпелось закончить игру. Она кивнула Джеку: — Принимаю пари.
— Если проиграешь, платить будешь ты, — предупредил он.
— Разумеется.
— О'кей. Вы все свидетели. — Джек пересчитал свои фишки и церемонно выложил их на стол. — Открой карты.
Фрея с элегантностью опытного игрока перевернула карты. Королевский покер.
— Черт! — Джек стукнул по столу и бросил карты, демонстрируя флеш в трефах.
Фрея, издав победный клич, придвинула вожделенную кипу фишек к себе. Игра была классная. Она чувствовала себя великолепно.
— Я собираюсь заказать омаров и пирог с трюфелями. И конечно же, шампанское, — сообщила она Джеку.
Теперь настала ее очередь банковать.
— Миссисипи Хай-Лоу, — объявила она, тасуя карты. — Двойки, тузы, прочая мелочь без счета.
Лео презрительно скривил губы, затягиваясь:
— Эта игра для девчонок.
Фрея потянулась через стол, вытащила сигарету у него изо рта и затушила в пепельнице.
— Но не тогда, когда в нее играю я.
Около полуночи они прервали игру, чтобы выпить кофе. Фрея выиграла около сотни долларов. Она была на высоте.
— Это нечестно, — заныл Ларри, нажимая на кнопки калькулятора, — я проигрываю.
— Не надо быть излишне эмоциональным, — заметила Фрея. — Возьми вот булочку.
Она встала, потянулась, раскинув руки, чтобы расслабить затекшую спину, и пошла на кухню, где уже собрались все остальные. Там тоже все было как раньше: обшарпанные шкафчики для посуды в стиле пятидесятых, тостер в присохших крошках, пожелтевшие газеты, карикатура в рамке из «Нью-йоркер», изображавшая издателя в виде римского патриция, обращающегося к плебейского вида запуганному автору. Фрея не могла найти чистую чашку, пришлось выудить кружку из горы грязной посуды в раковине. Джек стоял у плиты, внимательно слушая Лео. Они представляли собой странную пару: один нарочито развязный, другой — собранный, как кот перед прыжком. О чем они могли говорить?
Сварив кофе, Джек обошел всех по кругу и налил каждому, обмениваясь шутками со своими гостями. На нем была голубая рубашка, выбившаяся из плотно облегающих потертых джинсов, кроссовки на босу ногу. За ухом торчала сигарета с марихуаной. Как это ему все сходило с рук? Фрея не могла смотреть на него без улыбки. Ей приятно было снова видеть его, хотя она не могла ему об этом сказать. У него и так самомнения хоть отбавляй, а от лишних комплиментов голова пойдет кругом.
Когда он подошел к ней, она перегнулась через стол и протянула ему чашку.
— Ну и свинья, — сказала она, выразительным жестом обводя кухню.
— Я занят, — парировал он. — У меня голова забита более высокими материями.
— Значит, роман движется полным ходом?
— Искусство не терпит суеты. Произведение должно вызреть. Спешка тут ни к чему.
— Не сказала бы, что три года работать над книгой — это спешка. Сколько контрольных сроков уже пропущено? — Она заглянула ему в глаза: — Ладно, уже заткнулась. Расскажи мне о Лео. Я его здесь раньше не видела.
— Это потому, что он здесь не бывал. Мы познакомились совершенно случайно пару недель назад, и я сказал, что он может заскочить, когда захочет.
Фрею не обманул нарочито непринужденный тон Джека. Лео зачем-то был нужен ему. Фрее стало интересно зачем.
— Так чем занимается Лео?
— Он раскручивал журнал. «Слово», помнишь? Тот самый, что опубликовал мой рассказ о мальчике, попавшем в шторм.
Фрея кивнула:
— Ты получил пятьдесят долларов и купил велосипед.
— Да, ну а теперь он известный литературный агент, ведет дела на миллионы долларов. — Джек провел рукой по волосам. — Он считает, что у меня есть талант.
— Конечно, у тебя есть талант. Я тебе твержу об этом уже несколько лет. И агент у тебя тоже есть. Ты ведь не собираешься бросить Эллу после всего, что она для тебя сделала?
— Нет… — неуверенно проговорил Джек. Он внезапно сник. Поставив кофейник на стол, засунул руки в карманы. — Как поживает Марк?
— Майкл.
— Не важно. Насколько я понимаю, он отпустил тебя поиграть сегодня?
— Это что за вопросы?
— Я спросил только потому, что мы не слишком часто тебя видим с тех пор, как вы вместе.
Фрея ничего не ответила, сложила на груди руки, словно подготовилась к обороне, и посмотрела ему в глаза. Унизительные подробности сегодняшнего вечера могли захлестнуть ее с новой силой. Какой она была дурой! Но она не станет плакать, как маленькая сопливая девчонка, в особенности перед Джеком.
— Все просто супер, так? — продолжал допытываться он, глядя на нее со своей особенной ленивой улыбочкой.
Фрея обхватила ладонями локти.
— Разве ты не в курсе, что словечко «супер» вышло из употребления у меня на родине году эдак в 1969-м?
— Что-то ты к старости стала раздражительной. Бедный старина Мартин, наверное, был счастлив отделаться от тебя хоть на один вечер. Сегодня ты уже не сможешь помешать ему заняться любовью с судебными отчетами.
— Его зовут Майкл. И он по крайней мере занят настоящим делом. Некоторым приходится зарабатывать себе на жизнь, знаешь ли.
Джек усмехнулся:
— Осторожнее. У тебя ноздри раздуваются. Ты становишься похожа на очень высокомерного верблюда.
— Да заткнись ты! — Фрея оттолкнула Джека и вернулась за карточный стол. Сегодня она была не в том настроении, чтобы парировать насмешки.
Когда игра возобновилась, удача ей резко изменила. Были ли тому виной алкоголь, или травка, или просто грубое, чисто мужское желание выиграть любой ценой, но мужчины стали играть куда агрессивнее. Фрея начинала чувствовать себя аутсайдером. От горы фишек ничего не осталось. Пришлось написать долговую расписку, чтобы продолжить игру. Фрея пошла в коридор позвонить Кэт со своего мобильника.
«Вы позвонили Катерине да Филиппо. Оставьте, пожалуйста, ваше сообщение, и я вам перезвоню».
Фрея тяжело вздохнула.
— Это я, — сказала она в трубку после гудка. — Ты мне нужна. Позвони мне на мобильник, как только услышишь мой голос. Пожалуйста.
Когда она вернулась за игровой стол, мужчины говорили о ком-то, кого она не знала. О парне, работавшем на Уоллстрит, сделавшем головокружительную карьеру. Его звали Уэверли Лайонс.
— Дурацкое имя, — сказала Фрея.
Никто даже головы не повернул в ее сторону. Они продолжали нудную болтовню о квартире этого Уэверли возле Центрального парка, о том, что у него там целых три спальни; потом переключились на его загородный дом в Восточном Хэмптоне с пляжем под самым носом; о его туфлях ручного пошива и часах за несколько тысяч баксов.
— Не знаю, когда он работает, — восхищенно проговорил Эл, — он постоянно бывает в барах, пьет французское розовое, затягивается травкой. Да, у него в каждом баре есть свой человек, который по первому же щелчку бежит за марафетом. А знаете, как он любит отмечать большую сделку? Он заказывает себе «красную угрозу». Знаешь, приятель, что это значит? — Эл многозначительно подмигнул соседу.
— И что же? — Ларри был явно заинтригован.
Эл бросил опасливый взгляд на Фрею и понизил голос:
— Русская проститутка. Классная. Пять сотен долларов в час. Уэверли говорит, что девка должна быть русской, а то он не сможет…
— Все это фрейдистско-марксистское дерьмо, — пробормотала Фрея. Она откинулась, поставив стул на дыбы, демонстрируя свое нежелание быть заодно с этими типами, вообразившими себя мачо. Словно их мужской статус зависит от количества произнесенных пошлостей в единицу времени.
— Пять сотен баксов в час! — с завистью протянул Гас.
— Для Уэверли спустить пять сотен — все равно что для тебя купить шоколадный батончик. У него одна только официальная ставка — полтора миллиона в год.
— Бог ты мой…
— И помимо всего, у него пенис гигантский.
Стул под Фреей вновь встал на все четыре ноги. Эти мужики просто невыносимы.
— И насколько гигантский? — дерзко поинтересовалась она.
— До неприличия.
— Самый большой в истории компании, как он мне сказал.
— Было бы вульгарно называть точные цифры.
— Могу поспорить, — презрительно фыркнула Фрея. — Мужчины хвастливы, как дети. — Она повернулась к Элу: — Хотелось бы знать, насколько ты уверен в цифрах?
— Он мне сказал. По секрету.
— Мало ли что он сказал. — Фрея презрительно усмехнулась. — Ведь сам ты не видел?
Все посмотрели на Фрею так, будто у нее не все дома. Может, ее заинтересованность предметом выходила за рамки приличий, но, раз уж она начала, надо было довести все до логического завершения.
— Конечно, не видел. Ты что, тупая?
— Почему это я тупая?
— Он не может мне показать.
— Почему?
— Он в банке, глупышка.
— Он держит пенис в банке? — У Фреи брови поползли вверх.
Пять секунд тишины. Пять пар мужских глаз смотрят на нее с жалостью.
Джек прочистил горло:
— Эл не говорил «пенис», Фрея. Он сказал «бонус».
— О!
Если до сих пор, задавая не вполне приличные вопросы, Фрея ни разу не покраснела, то теперь она залилась краской до корней волос. Она внезапно почувствовала себя школьницей, на голову выше одноклассниц, которая во время песнопения в церкви вдруг вступила чуть раньше, чем следовало. Она видела, как Лео посмотрел на Джека, словно говоря: где ты подобрал эту пустоголовую дуру? И готова была сквозь землю провалиться, когда Джек в ответ покрутил пальцами, мол, я знаю, но что тут поделаешь. Фрея заставила себя рассмеяться:
— В самый раз устроиться к Фрейду секретарем, да?
Она их рассмешила, хотя чувствовала себя идиоткой. С этого момента она предпочитала помалкивать и открывала рот, только чтобы глотнуть еще «Сазерн камфорт». Увы! Алкоголь лишь сильнее затуманил мозги. Она приняла шестерки за девятки и устроила сцену, когда проиграла очередной кон. Фишки снова кончились, и пришлось написать еще одну долговую расписку. Сигаретный дым щипал глаза, кожу на лице стянуло, словно от ветра.
Мерзавец! Как он смел ее кинуть? Он повел ее в чудесный сад по красивой дорожке и тут — бах, головой в компостную кучу. «Ты замечательный человек», — повторяла она, морщась и тряся головой, как безумная. Такая чудесная, что он повел ее в самый модный ресторан ради удовольствия раздавить ее публично. В глазах защипало, и она вышла на проезжую часть, не заметив, что сигнал светофора поменялся.
Рев гудков заставил ее подскочить. Фрея на автомате показала им средний палец и продолжила путь. Шмыгнув носом, прижала ладони к пылающим щекам. Не дождетесь, она не заплачет! Фрея начала петь, не вслух, но так, чтобы заглушить внутренний голос, говоривший ей, что она одна, что она всегда будет одна, что никто не разделит с ней ее одиночества, что она пропащая, смешная дура, если вообразила, будто Майкл решил жениться на ней. Мелодия всякий раз была одна и та же. По воскресеньям она и ее одноклассницы из интерната пели ее во время воскресной службы. Один из псалмов. Она и слов-то толком не знала.
Говорят, псалмопение укрепляет дух. Верно. Вполне действенное средство, ибо с каждым кварталом, пройденным маршевым шагом, и с каждым пропетым куплетом она становилась сильнее. Держись, повторяла она себе. Тверже шаг. Она не плакала с тех пор, как, будучи пятнадцати лет от роду, разрыдалась у себя в спальне, а маленькая подлая ябеда, сводная сестра, подсмотрев за ней в замочную скважину, побежала всем и каждому рассказывать, что Фрея — плакса-вакса. Нет, такого больше не будет. Она и выбрала этот город потому, что он самый бессердечный и жесткий в мире. Манхэттен не такой, как европейские города, в которых люди гуляют, взявшись за руки, останавливаются, чтобы поцеловаться, прямо на тротуаре или на мосту и водят своих бабушек и детей в рестораны. Здесь принято передвигаться быстро, избегая смотреть друг другу в глаза, и даже елку на Рождество вам привозят уже наряженную, а наутро после рождественской ночи выбрасывают. Нью-Йорк — это город, где водителю такси принято говорить, что он затраханный кретин, где у жителей вырабатывается особый сигнальный отблеск в глазах, на манер светофора, с той только разницей, что сигнал всегда один и тот же: «Меня не трогать». Фрее нравился этот город и все, что с ним связано. Ее это вполне устраивало.
О'кей, она опять на нуле. И что с того? Она и раньше бывала одна. Она привыкла быть одна. Все лучше, чем жить с человеком, который ее не любит. Нет, на это она не пойдет. Не проведет с ним больше ни одной ночи.
После того как он разложил все по полочкам, перечислив все причины, почему она ему не подходила, и при этом развел философию на тему взаимного доверия и совместимости жизненных целей, у него хватило наглости предложить ей пожить у него, пока она не подыщет себе жилье, и обвинить в «излишней эмоциональности», когда она ответила ему категорическим отказом. Вот тогда она встала и ушла из ресторана, прямо посреди его пространной речи. Она не могла допустить, чтобы кто-то видел ее расчувствовавшейся — «излишне эмоциональной». И было бы из-за кого — из-за Майкла! В любом случае она не нуждалась в его благотворительности. К счастью, у нее были иные альтернативы, помимо перспективы играть роль маленькой Мисс Благодарность, спящей на его кушетке и по утрам любовно наливающей ему обезжиренное молоко. «У меня хватает друзей», — заявила ему она.
К несчастью, никого из друзей на месте не оказалось. Она сделала несколько звонков из галереи, куда вернулась, чтобы снять это дурацкое платье и переодеться в свою обычную одежду. Но ведь сегодня пятница, всего десять вечера — время, когда все нормальные люди дома не сидят, развлекаются. Даже Кэт, лучшая подруга, которая недавно жаловалась ей, что уже несколько месяцев нигде не бывает, не отвечала на звонки. Если и дальше так пойдет, придется снять номер в дешевом отеле. Фрея представила, как будет пялиться на нее портье, когда она появится в плохо освещенном фойе, одна и без багажа. Мчась по улице куда глаза глядят, Фрея невольно замедлила шаг. Где она?
Площадь Юнион-сквер находилась прямо через дорогу. Инстинктивно, чтобы не задавили, она пересекла Четырнадцатую улицу и, поднявшись по ступеням, пошла бродить по площади без всякой цели. Ночь выдалась теплой — четвертое июня, начало лета, и многие горожане, еще не успевшие устать от жары, высыпали на улицу насладиться первым по-настоящему летним теплом. Людской поток вытекал из метро, кто-то останавливался у газетных киосков, многие направлялись к ресторанчикам, кольцом окружавшим площадь. На одной из скамеек девочки-подростки покатывались со смеху, в то время как двое ребят на роликах демонстрировали свое искусство, стараясь изо всех сил привлечь их внимание. Старик прогуливал колли от дерева к дереву, тихо уговаривая пса сделать то, ради чего его вывели. Несколько парней у фонтана в центре города устанавливали инструменты — импровизированный оркестр, состоящий из саксофона, бас-гитары и солиста в потрепанном котелке. Рядом стояла картонная коробка с медными монетами. На фоне ночного неба сверкал огнями город, словно неиссякаемый фейерверк. Хриплый голос певца уже несся над площадью:
Сердце мое разбито…
Ты для меня закрыта…
Навсегда.
Фрея остановилась, прижав руки к груди. Возможно, Нью-Йорк и производит впечатление самого романтичного города в мире, но не надейся найти в нем любовь.
Она решительно повернулась спиной к музыкантам, и тут взгляд ее упал на металлический мусорный контейнер, на котором кто-то размашисто написал краской «Иисус любит тебя». Она шагнула к контейнеру и с яростью запихнула в него платье между газетами, пластиковыми стаканами, окурками и пачками из-под сигарет. Она проталкивала его все глубже, пока ткань не затрещала и не выпачкалась чем-то красным о коробку из-под пиццы — в том месте, где поблескивали жемчужины. «Вот тебе, вот тебе!» — приговаривала она. Фрея отошла, чтобы полюбоваться делом рук своих. Ей вдруг пришло в голову, что некоторые из ее знакомых деятелей искусств немало бы дали, чтобы этот мусорный контейнер вот в таком виде отправить прямо в галерею и, прикрепив к нему ценник с четырьмя нулями, представлять как «Этюд с коробкой из-под пиццы, лот № 25». Пицца… Что же ей это напоминает?
Через двадцать минут она уже была в Челси. Фрея стояла перед парадной дверью одного из самых ветхих городских домов, держа под мышкой бумажный пакет. Единственное выходящее в крохотный палисадник окно было темным, шторы задернуты, но из-под двери виднелась полоска света и слышался приглушенный гул голосов. Сегодня первая пятница месяца. Кое-кто остается верен привычкам. Фрея нажала на звонок.
Она услышала, как открылась внутренняя дверь, до нее донесся мужской голос, затем приглушенный звук шагов по покрытому плиткой полу. За дверью из цветного стекла показалась тень. Щелкнул замок, и в глаза ей ударил поток света. В дверях стоял высокий, неопрятно одетый мужчина с копной светлых волос и стаканом какого-то напитка в руке.
Фрея ткнула двумя пальцами ему в грудь:
— Ни с места! Это налет!
Брови его удивленно поползли вверх. «Может, он здесь с какой-то малышкой?» — подумала Фрея, немного смутившись.
— Фрея! — воскликнул он. — Глазам своим не верю. — И обнял ее свободной рукой. От него пахло бурбоном.
— Привет, Джек. — Она высвободилась из его объятий. — Игру, надеюсь, не бросил?
— Разумеется, нет. Заходи. — Он усмехнулся: — Всегда рады обуть очередного лоха.
— Сам лох! — Фрея последовала за ним в маленькую прихожую, протиснувшись мимо стоящего у стены велосипеда. — Кто тебя тогда обул с паршивой парой девяток?
Джек уже ногой открывал дверь в комнату.
— Эй, ребята, смотрите, кто к нам пришел!
Сцена была настолько знакомой, что Фрея не знала, то ли плакать, то ли смеяться. Посередине стоял большой круглый стол, покрытый грязной скатертью. На столе среди всякого хлама, пустых сигаретных пачек, переполненных пепельниц, бутылок из-под пива валялись цветные фишки для покера и долларовые счета и — о да! — коробки из-под пиццы с прилипшим засохшим кетчупом и расплавленным сыром. Все плавало в сигаретном дыму. Его не мог до конца рассеять даже свет висящей под потолком шарообразной лампы. Все старые приятели были в сборе. Эл, сидящий верхом на стуле, сворачивающий папироску с травкой; Гас, тасующий колоду на свой особый манер; Ларри, считающий фишки и одновременно делающий вычисления на карманном калькуляторе. Был там еще один человек, незнакомец в темном костюме, с черными бровями и вызывающим взглядом. Немая сцена длилась не больше секунды, затем все вернулось на круги своя. Ее появление словно вдохнуло в них жизнь.
Вначале шел обычный обмен приветствиями. Кто-то отправился на кухню за льдом. Ей сунули в руку стакан. Ларри перегнулся и обнял ее, пощекотав жесткими курчавыми волосами ее подбородок.
— Боже мой, как выросла! — насмешливо протянул он.
Все спрашивали, как у нее дела, где она была все это время, и она, вспомнив про Майкла, с новой силой почувствовала негодование и обиду. Он пытался загнать ее в рамки своих дурацких домашних порядков и требований! Да как он посмел? Ее настоящие друзья здесь.
— Не знал, что ты допускаешь женщин к игре, — злобно проговорил незнакомец, стряхивая пепел с сигареты.
Джек расхохотался своим густым, обезоруживающим смехом и положил Фрее на плечо свою тяжелую руку.
— Женщин — нет, Фрею — да. Фрея — мой друг, Лео. Она — такой же парень, как и мы все.
— Тебе есть чему у нее поучиться, — заметил Гас. — Обчистит до нитки, если не будешь держать ухо востро.
— Но я всегда начеку. — Лео встал и пожал Фрее руку. — Лео Бранниган, — представился он. — Так вы и есть та самая знаменитая Фрея? — Он смотрел на нее с пристальным, но лишенным дружелюбия интересом.
— Полагаю, та самая, — со смехом ответила она.
— Джек говорил о вас. Вы англичанка, не так ли?
— Да.
— Но живете в Нью-Йорке.
— Да. — Что это? Допрос? Он продолжал удерживать ее руку в своей.
— Вы замужем?
— Нет! — Фрея выдернула руку, глядя на него с нескрываемой злостью. — А вы?
— Конечно, нет, — ответил он с насмешливой полуулыбкой.
Лео явно забавлялся. Фрея не смогла определить, то ли он пытался ее «опустить», то ли заигрывал с ней таким гнусным способом.
— Вы когда-нибудь играли в покер?
— С восьми лет.
— Ну-ну, — вскинув бровь, бросил он, — пусть победит сильнейший.
— О'кей. Эл, твой ход, — прервал обмен любезностями Джек. — Фрея, ты знаешь правила. — Он принес ей стул и отсчитал фишки. — Ставки от одного до пятидесяти.
Фрея знала правила, и первое из них гласило — никаких женских штучек и никакого снисхождения к слабому полу. Ее это вполне устраивало. Она извлекла из пакета и поставила на стол бутылку «Сазерн камфорт», сняла пиджак, бросила его вместе с сумочкой на кушетку, сунула большие пальцы за шлейки топа, словно то были подтяжки, и села.
— Кто на меня? — сказала она.
Вначале раздали по пять. Едва Фрея взяла в руки карты, как почувствовала, что ожила, к ней вернулась острота восприятия и уверенность. Она любила этот момент, когда весь мир сжимался в стопку фишек в пятне света от лампы, под шорох карт и звон бутылки о стакан. Там, снаружи, мир продолжал жить своей жизнью, но здесь все зависело от расклада карт и от того, насколько она сумеет сосредоточиться. «Покер не игра, — говаривал ее отец, — это античная драма; человек против Рока. Не скули и не ной. Никогда». Ну что же, она не будет скулить. Фрея налила себе на три пальца «Сазерн камфорт», глотнула от души и вынесла Майкла и весь этот горестный вечер за скобки.
Госпожа Удача была с ней, и она играла чертовски лихо, то и дело меняя тактику, чтобы сбить с толку противников. Всякий раз, как в памяти возникали глаза Майкла, смотрящие на нее с жалостью, или она вспоминала о том, что сегодня ей негде спать, она просто делала еще один глоток. И все отлично работало.
Вокруг сидели мужчины, говорили на свои мужские темы, и, слушая их, она чувствовала себя в родной стихии. Они действовали на нее приятно расслабляюще. Самые счастливые годы жизни она провела в мужской компании. Там не было места оскорбительным намекам и инсинуациям, столь присущим женскому обществу, никаких докучливых вопросов, никакой конкурентной борьбы, только спорт, шутки, новые истории, сплетни, распространяемые масс-медиа, но никак не теми, кто рядом, секс.
Кто-то начал воодушевленные дебаты на тему, является ли некая ведущая ток-шоу сексапильной или нет, и эта дискуссия перешла в разговор о том, какой тип женщин каждый из присутствующих предпочитает. «Всех», — сказал Джек. «С большими сиськами», — добавил Эл, снабдив слова впечатляющим жестом. «Упакованных», — сказал Лео. Ларри было все равно, лишь бы они были не выше его ростом.
— Верно, Ларри, — согласилась Фрея. — Всем известно, что идеальная женщина должна быть четырех футов ростом, с плоской головой, чтобы на нее можно было поставить стакан.
— В таком случае ты вне игры, — со смехом заметил Джек. — Так скажите нам, ваше величество, какого мужчину можно назвать идеальным?
— Того, который не боится пауков. Покажите карты, вы все. — Она бросила груду фишек в банк. — Поднимаю до двадцати.
Густав раздраженно бросил карты:
— Пас.
— И я, — вздохнул Эл.
— Она блефует, — запротестовал Джек. — Посмотрите на ее лицо.
Фрея насмешливо выгнула брови.
— Давай, Фрея, — подначивал Ларри, — сделай его.
— Как раз собираюсь.
— Спорим — не сделаешь? — вызвался Джек.
— Спорим — сделаю? — Фрея удерживала его взгляд. Оба улыбались, обоим это нравилось.
Джек выставил вперед палец:
— Если ты выиграешь этот кон, я…
— Ты что? Свозишь меня на Карибы? Подпишешь мне свою книгу?
— Оплачу тебе ужин в «Вальгалле» в день твоего рождения.
— Но до него еще несколько месяцев!
— Ну и что?
— Ты забудешь.
— Не забуду. Седьмого ноября, верно?
— Нет. Восьмого.
— Я так и сказал. — В его голубых глазах плясали искорки смеха. — Восьмого в восемь. Это будет особенная встреча — рандеву, как в том фильме…
— Да, да, знаю. Хэмфри Богарт и Лорен Бэкол в «Ключе Ларго».
— А вот и нет, — с нажимом произнес Джек.
— Кэри Грант и как ее там? — сказал Гас.
— Какая разница? — нетерпеливо перебила Фрея. Ей не терпелось закончить игру. Она кивнула Джеку: — Принимаю пари.
— Если проиграешь, платить будешь ты, — предупредил он.
— Разумеется.
— О'кей. Вы все свидетели. — Джек пересчитал свои фишки и церемонно выложил их на стол. — Открой карты.
Фрея с элегантностью опытного игрока перевернула карты. Королевский покер.
— Черт! — Джек стукнул по столу и бросил карты, демонстрируя флеш в трефах.
Фрея, издав победный клич, придвинула вожделенную кипу фишек к себе. Игра была классная. Она чувствовала себя великолепно.
— Я собираюсь заказать омаров и пирог с трюфелями. И конечно же, шампанское, — сообщила она Джеку.
Теперь настала ее очередь банковать.
— Миссисипи Хай-Лоу, — объявила она, тасуя карты. — Двойки, тузы, прочая мелочь без счета.
Лео презрительно скривил губы, затягиваясь:
— Эта игра для девчонок.
Фрея потянулась через стол, вытащила сигарету у него изо рта и затушила в пепельнице.
— Но не тогда, когда в нее играю я.
Около полуночи они прервали игру, чтобы выпить кофе. Фрея выиграла около сотни долларов. Она была на высоте.
— Это нечестно, — заныл Ларри, нажимая на кнопки калькулятора, — я проигрываю.
— Не надо быть излишне эмоциональным, — заметила Фрея. — Возьми вот булочку.
Она встала, потянулась, раскинув руки, чтобы расслабить затекшую спину, и пошла на кухню, где уже собрались все остальные. Там тоже все было как раньше: обшарпанные шкафчики для посуды в стиле пятидесятых, тостер в присохших крошках, пожелтевшие газеты, карикатура в рамке из «Нью-йоркер», изображавшая издателя в виде римского патриция, обращающегося к плебейского вида запуганному автору. Фрея не могла найти чистую чашку, пришлось выудить кружку из горы грязной посуды в раковине. Джек стоял у плиты, внимательно слушая Лео. Они представляли собой странную пару: один нарочито развязный, другой — собранный, как кот перед прыжком. О чем они могли говорить?
Сварив кофе, Джек обошел всех по кругу и налил каждому, обмениваясь шутками со своими гостями. На нем была голубая рубашка, выбившаяся из плотно облегающих потертых джинсов, кроссовки на босу ногу. За ухом торчала сигарета с марихуаной. Как это ему все сходило с рук? Фрея не могла смотреть на него без улыбки. Ей приятно было снова видеть его, хотя она не могла ему об этом сказать. У него и так самомнения хоть отбавляй, а от лишних комплиментов голова пойдет кругом.
Когда он подошел к ней, она перегнулась через стол и протянула ему чашку.
— Ну и свинья, — сказала она, выразительным жестом обводя кухню.
— Я занят, — парировал он. — У меня голова забита более высокими материями.
— Значит, роман движется полным ходом?
— Искусство не терпит суеты. Произведение должно вызреть. Спешка тут ни к чему.
— Не сказала бы, что три года работать над книгой — это спешка. Сколько контрольных сроков уже пропущено? — Она заглянула ему в глаза: — Ладно, уже заткнулась. Расскажи мне о Лео. Я его здесь раньше не видела.
— Это потому, что он здесь не бывал. Мы познакомились совершенно случайно пару недель назад, и я сказал, что он может заскочить, когда захочет.
Фрею не обманул нарочито непринужденный тон Джека. Лео зачем-то был нужен ему. Фрее стало интересно зачем.
— Так чем занимается Лео?
— Он раскручивал журнал. «Слово», помнишь? Тот самый, что опубликовал мой рассказ о мальчике, попавшем в шторм.
Фрея кивнула:
— Ты получил пятьдесят долларов и купил велосипед.
— Да, ну а теперь он известный литературный агент, ведет дела на миллионы долларов. — Джек провел рукой по волосам. — Он считает, что у меня есть талант.
— Конечно, у тебя есть талант. Я тебе твержу об этом уже несколько лет. И агент у тебя тоже есть. Ты ведь не собираешься бросить Эллу после всего, что она для тебя сделала?
— Нет… — неуверенно проговорил Джек. Он внезапно сник. Поставив кофейник на стол, засунул руки в карманы. — Как поживает Марк?
— Майкл.
— Не важно. Насколько я понимаю, он отпустил тебя поиграть сегодня?
— Это что за вопросы?
— Я спросил только потому, что мы не слишком часто тебя видим с тех пор, как вы вместе.
Фрея ничего не ответила, сложила на груди руки, словно подготовилась к обороне, и посмотрела ему в глаза. Унизительные подробности сегодняшнего вечера могли захлестнуть ее с новой силой. Какой она была дурой! Но она не станет плакать, как маленькая сопливая девчонка, в особенности перед Джеком.
— Все просто супер, так? — продолжал допытываться он, глядя на нее со своей особенной ленивой улыбочкой.
Фрея обхватила ладонями локти.
— Разве ты не в курсе, что словечко «супер» вышло из употребления у меня на родине году эдак в 1969-м?
— Что-то ты к старости стала раздражительной. Бедный старина Мартин, наверное, был счастлив отделаться от тебя хоть на один вечер. Сегодня ты уже не сможешь помешать ему заняться любовью с судебными отчетами.
— Его зовут Майкл. И он по крайней мере занят настоящим делом. Некоторым приходится зарабатывать себе на жизнь, знаешь ли.
Джек усмехнулся:
— Осторожнее. У тебя ноздри раздуваются. Ты становишься похожа на очень высокомерного верблюда.
— Да заткнись ты! — Фрея оттолкнула Джека и вернулась за карточный стол. Сегодня она была не в том настроении, чтобы парировать насмешки.
Когда игра возобновилась, удача ей резко изменила. Были ли тому виной алкоголь, или травка, или просто грубое, чисто мужское желание выиграть любой ценой, но мужчины стали играть куда агрессивнее. Фрея начинала чувствовать себя аутсайдером. От горы фишек ничего не осталось. Пришлось написать долговую расписку, чтобы продолжить игру. Фрея пошла в коридор позвонить Кэт со своего мобильника.
«Вы позвонили Катерине да Филиппо. Оставьте, пожалуйста, ваше сообщение, и я вам перезвоню».
Фрея тяжело вздохнула.
— Это я, — сказала она в трубку после гудка. — Ты мне нужна. Позвони мне на мобильник, как только услышишь мой голос. Пожалуйста.
Когда она вернулась за игровой стол, мужчины говорили о ком-то, кого она не знала. О парне, работавшем на Уоллстрит, сделавшем головокружительную карьеру. Его звали Уэверли Лайонс.
— Дурацкое имя, — сказала Фрея.
Никто даже головы не повернул в ее сторону. Они продолжали нудную болтовню о квартире этого Уэверли возле Центрального парка, о том, что у него там целых три спальни; потом переключились на его загородный дом в Восточном Хэмптоне с пляжем под самым носом; о его туфлях ручного пошива и часах за несколько тысяч баксов.
— Не знаю, когда он работает, — восхищенно проговорил Эл, — он постоянно бывает в барах, пьет французское розовое, затягивается травкой. Да, у него в каждом баре есть свой человек, который по первому же щелчку бежит за марафетом. А знаете, как он любит отмечать большую сделку? Он заказывает себе «красную угрозу». Знаешь, приятель, что это значит? — Эл многозначительно подмигнул соседу.
— И что же? — Ларри был явно заинтригован.
Эл бросил опасливый взгляд на Фрею и понизил голос:
— Русская проститутка. Классная. Пять сотен долларов в час. Уэверли говорит, что девка должна быть русской, а то он не сможет…
— Все это фрейдистско-марксистское дерьмо, — пробормотала Фрея. Она откинулась, поставив стул на дыбы, демонстрируя свое нежелание быть заодно с этими типами, вообразившими себя мачо. Словно их мужской статус зависит от количества произнесенных пошлостей в единицу времени.
— Пять сотен баксов в час! — с завистью протянул Гас.
— Для Уэверли спустить пять сотен — все равно что для тебя купить шоколадный батончик. У него одна только официальная ставка — полтора миллиона в год.
— Бог ты мой…
— И помимо всего, у него пенис гигантский.
Стул под Фреей вновь встал на все четыре ноги. Эти мужики просто невыносимы.
— И насколько гигантский? — дерзко поинтересовалась она.
— До неприличия.
— Самый большой в истории компании, как он мне сказал.
— Было бы вульгарно называть точные цифры.
— Могу поспорить, — презрительно фыркнула Фрея. — Мужчины хвастливы, как дети. — Она повернулась к Элу: — Хотелось бы знать, насколько ты уверен в цифрах?
— Он мне сказал. По секрету.
— Мало ли что он сказал. — Фрея презрительно усмехнулась. — Ведь сам ты не видел?
Все посмотрели на Фрею так, будто у нее не все дома. Может, ее заинтересованность предметом выходила за рамки приличий, но, раз уж она начала, надо было довести все до логического завершения.
— Конечно, не видел. Ты что, тупая?
— Почему это я тупая?
— Он не может мне показать.
— Почему?
— Он в банке, глупышка.
— Он держит пенис в банке? — У Фреи брови поползли вверх.
Пять секунд тишины. Пять пар мужских глаз смотрят на нее с жалостью.
Джек прочистил горло:
— Эл не говорил «пенис», Фрея. Он сказал «бонус».
— О!
Если до сих пор, задавая не вполне приличные вопросы, Фрея ни разу не покраснела, то теперь она залилась краской до корней волос. Она внезапно почувствовала себя школьницей, на голову выше одноклассниц, которая во время песнопения в церкви вдруг вступила чуть раньше, чем следовало. Она видела, как Лео посмотрел на Джека, словно говоря: где ты подобрал эту пустоголовую дуру? И готова была сквозь землю провалиться, когда Джек в ответ покрутил пальцами, мол, я знаю, но что тут поделаешь. Фрея заставила себя рассмеяться:
— В самый раз устроиться к Фрейду секретарем, да?
Она их рассмешила, хотя чувствовала себя идиоткой. С этого момента она предпочитала помалкивать и открывала рот, только чтобы глотнуть еще «Сазерн камфорт». Увы! Алкоголь лишь сильнее затуманил мозги. Она приняла шестерки за девятки и устроила сцену, когда проиграла очередной кон. Фишки снова кончились, и пришлось написать еще одну долговую расписку. Сигаретный дым щипал глаза, кожу на лице стянуло, словно от ветра.