Страница:
– И как? – безжалостно продолжал я допрос.
– Какой кверху, – буркнул Жерар.
– Колоссально! – воскликнул я. – Могу представить… Бес, скалясь, вскинулся, но я, хохоча, замахал руками:
– Нет, нет, умоляю, не продолжай! Довольно подробностей. Это твое, только твое дело. Интимное.
– Заткнись, а? – со страданием взмолился он, и я заткнулся. Через минуту Жерар тявкнул: – Оно там, в спальне. За комод втиснуто. Я его на всякий случай в платок завернул, – добавил он тихо.
– Правильно сделал, – сказал я, – напарник.
Когда я вернулся, пряча злосчастное зерцало во внутренний карман светлого и легкого убеевского пиджака, Жерар стоял на пороге прихожей с самым решительным видом. Шерсть на загривке топорщилась.
– Не пущу! – прорычал он. – Нравится тебе это или нет, но я считаю тебя своим другом. И пропадать за каких-то там…– Он проглотил готовое вырваться словечко. – Не позволю!
– С дороги, зверь, – сказал я хмуро. – Я тоже к тебе привязался. Поэтому прошу как друга. Не заставляй меня поступать подло.
Он в отчаянии заскулил. Я ждал.
– Пашенька, ну давай хотя бы дождемся старичка! С ним будет надежней. Он пистолет возьмет. А то этот твой Стукоток…
Я отогнул лацкан и ткнул пальцем в одну из множества надписей на футболке. Угловатые буковки предлагали: «Kiss my ass!»
– Ну и грубо, – сказал Жерар.
– Да пойми ты, – сказал я. – Девчонки мне повергли, выручили, а я такую свинью им подложил. Вепря, блин, дикого. Секача. Ну же, дружище, уйди…
Он зло гавкнул по-собачьи, а потом развернулся и побежал к выходу, бурча под нос, что свяжешься с дурачком – Рагнарёк, пиши пропало. Сам рехнешься. В кратчайшие сроки.
Услышав, как бес употребляет эпический древнеисландский термин в роли ругательства, я поинтересовался, не случалось ли ему бывать на сафари в палеоцене. Он с горестным вздохом покрутил лапкой у виска и выскочил за дверь.
Они нас поджидали на лестничной площадке.
– Салям алейкум, дорогие!
Корпулентную фигуру Сулеймана Маймуныча, упакованную в безупречный костюм работы дорогого лондонского портного, я не спутал бы ни с какой другой. Измени он даже свой голос, нацепи хоккейную вратарскую маску и спрячь под нею свою роскошную бороду. Но яркая среднеазиатского типа девушка-подросток, сидевшая на перилах, демонстрируя открытые голенастые ноги и перекатывавшая между красивых губ леденец на палочке… Было в ней что-то знакомое, было. Но что?
Прозрел я, когда эта восточная Лолита, состроив игривую гримаску, послала мне воздушный поцелуй.
– Зарина? – выдохнули мы с Жераром разом.
– Да, дорогие, – проговорил шеф, качая головой. – Она самая. Понимаете, буквально сегодня утром сказал я себе: «Э, ифрит-мифрит! Старый ты стал, Сулейманище. Думаешь, сладко твоей луноликой крошке бесконечно в куклы играть, косы заплетать, а? Совсем засиделась она в девочках. Пора ей девушкой становиться». Сказано—сделано! Как говорим мы, шахматисты: «Чирик – и в дамках!» – Он прищелкнул пальцами и лукаво улыбнулся. – Немножко старинной магии, и вот результат! Какая красавица растет, да? Через недельку-две совсем заневестится. Павлинчик, чуешь, к чему клоню? Ты не теряйся. По-мужски советую и по-отечески.
– Неделька не неделька, а вибратор свой она уже этим вечером сожжет, – сверля изменницу уничтожающим взглядом, прошипел Жерар.
– Что ты там бормочешь, негодный? – нахмурился Сулейман. – Говори вслух. Все свои, да.
Он приблизился ко мне, забрал конец бороды в кулак и принялся покачиваться с пятки на носок. Мне захотелось немедленно бухнуться на колени, простереться ниц и, прося милости, целовать его блестящие штиблеты. Поэтому я распрямился и посмотрел шефу в глаза. Он одобрительно причмокнул и выпустил бороду.
– Ну, Жерарчик всегда был хитрожопым, – наконец сказал он абсолютно серьезно. – Ты-то куда наладился, душа моя?
– Прежде всего к одним хорошим девушкам. А затем в «Серендиб», – ответил я. – Зарина, ласточка, почему шеф задает мне такие вопросы? Не тебя ли я просил устроить нашу встречу еще прошлой ночью? И не ты ли меня с этим продернула?
Бывшая вечная девочка, а ныне без малого барышня на выданье вместо ответа уставилась на Сулеймана.
– Зачем говоришь: продернула? – сейчас же пришел Сул на выручку любимице. – Была ночь, ребенок спать хотел. Подумаешь, напутала немножко. Утром опомнилась – и вот мы здесь. – Шеф ступил на лестницу. – Идемте. – Он сделал паузу и добавил: – А хорошим девушкам придется капельку обождать. Мы потом вместе к ним наведаемся. Сам проверю, что это за вертихвостки. И можно ли моему драгоценному Павлинчику с ними водиться.
– Надо сейчас, – упрямо сказал я. – Кажется, они попали по моей вине в беду.
– Нет! – отрезал Сул. – Я сказал! Или ты идешь со мной по доброй воле, или… А к девицам этим, так и быть, пошлем кого-нибудь. Все будет в полном ажуре.
Наверное, на лице моем выразилось сомнение, потому что он напористо сказал:
– Верь мне, понял? Я пожал плечами.
– Ты пантомиму не разводи. Плечиками он заподергивал. Ишь!.. – Сулейман повернулся к Зарине, призывая ее быть свидетелем моего предосудительного поведения. Зарина покачала головой. Сул положил ладонь мне на плечо. – Ты вот что… Ты пойми, нам действительно нужно о многом переговорить. Ты ведь не против того, чтобы переговорить?
– Я – за, – сказал я. – Я только за.
– Вот и превосходно. Рядом! – строго скомандовал шеф Жерарчику и двинулся к выходу.
Возле подъезда нас ждало знаменитое белоснежное ландо Сулеймана, запряженное парой превосходных вороных рысаков. На облучке восседал толстый цыганистый кучер в цилиндре, казакине с позументами и золотыми пуговицами и бороде-лопате с проседью. Мы погрузились, кучер пронзительно свистнул, лошади тронулись.
Жерар съежился у меня под ногами и жалобно вздыхал.
Глава тринадцатая COUP DE GRACE [37]
– Какой кверху, – буркнул Жерар.
– Колоссально! – воскликнул я. – Могу представить… Бес, скалясь, вскинулся, но я, хохоча, замахал руками:
– Нет, нет, умоляю, не продолжай! Довольно подробностей. Это твое, только твое дело. Интимное.
– Заткнись, а? – со страданием взмолился он, и я заткнулся. Через минуту Жерар тявкнул: – Оно там, в спальне. За комод втиснуто. Я его на всякий случай в платок завернул, – добавил он тихо.
– Правильно сделал, – сказал я, – напарник.
Когда я вернулся, пряча злосчастное зерцало во внутренний карман светлого и легкого убеевского пиджака, Жерар стоял на пороге прихожей с самым решительным видом. Шерсть на загривке топорщилась.
– Не пущу! – прорычал он. – Нравится тебе это или нет, но я считаю тебя своим другом. И пропадать за каких-то там…– Он проглотил готовое вырваться словечко. – Не позволю!
– С дороги, зверь, – сказал я хмуро. – Я тоже к тебе привязался. Поэтому прошу как друга. Не заставляй меня поступать подло.
Он в отчаянии заскулил. Я ждал.
– Пашенька, ну давай хотя бы дождемся старичка! С ним будет надежней. Он пистолет возьмет. А то этот твой Стукоток…
Я отогнул лацкан и ткнул пальцем в одну из множества надписей на футболке. Угловатые буковки предлагали: «Kiss my ass!»
– Ну и грубо, – сказал Жерар.
– Да пойми ты, – сказал я. – Девчонки мне повергли, выручили, а я такую свинью им подложил. Вепря, блин, дикого. Секача. Ну же, дружище, уйди…
Он зло гавкнул по-собачьи, а потом развернулся и побежал к выходу, бурча под нос, что свяжешься с дурачком – Рагнарёк, пиши пропало. Сам рехнешься. В кратчайшие сроки.
Услышав, как бес употребляет эпический древнеисландский термин в роли ругательства, я поинтересовался, не случалось ли ему бывать на сафари в палеоцене. Он с горестным вздохом покрутил лапкой у виска и выскочил за дверь.
Они нас поджидали на лестничной площадке.
– Салям алейкум, дорогие!
Корпулентную фигуру Сулеймана Маймуныча, упакованную в безупречный костюм работы дорогого лондонского портного, я не спутал бы ни с какой другой. Измени он даже свой голос, нацепи хоккейную вратарскую маску и спрячь под нею свою роскошную бороду. Но яркая среднеазиатского типа девушка-подросток, сидевшая на перилах, демонстрируя открытые голенастые ноги и перекатывавшая между красивых губ леденец на палочке… Было в ней что-то знакомое, было. Но что?
Прозрел я, когда эта восточная Лолита, состроив игривую гримаску, послала мне воздушный поцелуй.
– Зарина? – выдохнули мы с Жераром разом.
– Да, дорогие, – проговорил шеф, качая головой. – Она самая. Понимаете, буквально сегодня утром сказал я себе: «Э, ифрит-мифрит! Старый ты стал, Сулейманище. Думаешь, сладко твоей луноликой крошке бесконечно в куклы играть, косы заплетать, а? Совсем засиделась она в девочках. Пора ей девушкой становиться». Сказано—сделано! Как говорим мы, шахматисты: «Чирик – и в дамках!» – Он прищелкнул пальцами и лукаво улыбнулся. – Немножко старинной магии, и вот результат! Какая красавица растет, да? Через недельку-две совсем заневестится. Павлинчик, чуешь, к чему клоню? Ты не теряйся. По-мужски советую и по-отечески.
– Неделька не неделька, а вибратор свой она уже этим вечером сожжет, – сверля изменницу уничтожающим взглядом, прошипел Жерар.
– Что ты там бормочешь, негодный? – нахмурился Сулейман. – Говори вслух. Все свои, да.
Он приблизился ко мне, забрал конец бороды в кулак и принялся покачиваться с пятки на носок. Мне захотелось немедленно бухнуться на колени, простереться ниц и, прося милости, целовать его блестящие штиблеты. Поэтому я распрямился и посмотрел шефу в глаза. Он одобрительно причмокнул и выпустил бороду.
– Ну, Жерарчик всегда был хитрожопым, – наконец сказал он абсолютно серьезно. – Ты-то куда наладился, душа моя?
– Прежде всего к одним хорошим девушкам. А затем в «Серендиб», – ответил я. – Зарина, ласточка, почему шеф задает мне такие вопросы? Не тебя ли я просил устроить нашу встречу еще прошлой ночью? И не ты ли меня с этим продернула?
Бывшая вечная девочка, а ныне без малого барышня на выданье вместо ответа уставилась на Сулеймана.
– Зачем говоришь: продернула? – сейчас же пришел Сул на выручку любимице. – Была ночь, ребенок спать хотел. Подумаешь, напутала немножко. Утром опомнилась – и вот мы здесь. – Шеф ступил на лестницу. – Идемте. – Он сделал паузу и добавил: – А хорошим девушкам придется капельку обождать. Мы потом вместе к ним наведаемся. Сам проверю, что это за вертихвостки. И можно ли моему драгоценному Павлинчику с ними водиться.
– Надо сейчас, – упрямо сказал я. – Кажется, они попали по моей вине в беду.
– Нет! – отрезал Сул. – Я сказал! Или ты идешь со мной по доброй воле, или… А к девицам этим, так и быть, пошлем кого-нибудь. Все будет в полном ажуре.
Наверное, на лице моем выразилось сомнение, потому что он напористо сказал:
– Верь мне, понял? Я пожал плечами.
– Ты пантомиму не разводи. Плечиками он заподергивал. Ишь!.. – Сулейман повернулся к Зарине, призывая ее быть свидетелем моего предосудительного поведения. Зарина покачала головой. Сул положил ладонь мне на плечо. – Ты вот что… Ты пойми, нам действительно нужно о многом переговорить. Ты ведь не против того, чтобы переговорить?
– Я – за, – сказал я. – Я только за.
– Вот и превосходно. Рядом! – строго скомандовал шеф Жерарчику и двинулся к выходу.
Возле подъезда нас ждало знаменитое белоснежное ландо Сулеймана, запряженное парой превосходных вороных рысаков. На облучке восседал толстый цыганистый кучер в цилиндре, казакине с позументами и золотыми пуговицами и бороде-лопате с проседью. Мы погрузились, кучер пронзительно свистнул, лошади тронулись.
Жерар съежился у меня под ногами и жалобно вздыхал.
Глава тринадцатая COUP DE GRACE [37]
– Да, действительно, ваша парочка служила в первую очередь для отвлечения внимания, – безжалостно говорил Сулейман, вышагивая по своему кабинету с заложенными за спину руками. Время от времени он извлекал их из-за спины и хватался за бороду, словно за спасательный круг. Борода теряла ухоженный вид с катастрофической скоростью. – И нечего расстреливать меня зверскими взглядами! Я пекся в первую очередь о деле! К тому же вас страховал кое-кто. Надежно!
Мы с бесом размещались на низенькой жесткой скамеечке, обитой зеленою медицинской клеенкой. Спины наши были неестественно прямы, а рты плотно сжаты. Думаю, примерно так же, как мы в тот момент, чувствуют себя чучела в зоологических музеях. Заклятие обездвиживания и немоты, наложенное на нас сразу после того, как я закончил лаконичный рассказ о том, что посчитал наиболее важным (Жерар буркнул, что ему добавить нечего), позволяло шефу не отвлекаться на наведение порядка. Сул слишком хорошо знал своих подчиненных, чтобы полагать, будто мы будем безмолвны во время его речи. А выслушивать желчные комментарии беса и бороться с моими попытками проявить независимость хотелось ему, видимо, менее всего.
Одного не понимаю, с какой стати он вообще решил перед нами отчитаться? Может, надеялся, что рассуждения вслух помогут увидеть решение, просмотренное ранее?
– Да, действительно, главные надежды я возлагал на Максима, внедряя его непосредственно в «СофКом», – продолжал Сулейман. – И, замечу, надежды эти действительно оправдались. Хоть не в том объеме и далеко не с теми результатами, как было задумано. Говоря по совести, он (как и вы) сумел разузнать лишь то, что в общих чертах было известно ранее. Софья Романовна намеревается выпускать «Гугол». Полуфабрикаты ей кто-то поставляет. Вместо современных цивилизованных расчетов используется почему-то бартер. Составы с пшеницей грузятся на Кубани и отправляются в Сибирь. Пункты назначения всякий раз новые, и всякий раз поезда бесследно пропадают где-то между Императрицыном и Омском. Вернее, пропадает груз. Машинисты, охрана, экспедиторы – вся эта братия бездельников, пригоняя пустые вагоны на Омск-сортировочный, свято убеждена, что отгрузка осуществлена строго в соответствии с документами! И ведь представляют эти самые документы – в полном порядке. С лесом вообще темный лес. Валится, трелюется и так далее, а потом улетучивается прямо по пути с делянок. Шоферы опять же размахивают безукоризненными путевыми листами. Посылали наблюдателей. Лучше бы не посылали…
Сулейман огорченно махнул рукой. Потом подошел к своему столу и гадливо потрогал карандашиком баночку из-под детского фруктового пюре. Крышка была плотно завернута и обмотана полиэтиленовым пакетом. На дне баночки угнездилась крошечная серенькая лужица. То, что осталось от быстро разложившейся сопливенькой гадости размером с горошину и с тысячей ресничек. Дохлая личинка наездника. Демонтированный имплантат «Гугола» собственной персоной. В последний раз мсье Кракен решил не ограничиваться пипеткой и «парой миллиграммов прозрачной жидкости без вкуса и запаха» биохимического агента. И засадил мне в башку полноценный процессор. Жерар обнаружил эту дрянь возле двери в ванную (вывалилась во время транспозиции из моего затылка прямо у него на глазах), но до поры до времени не показывал. Боялся расстроить. К тому же она на редкость отвратительно воняла.
– Но вот что интересно, – задумчиво сказал Сулейман. – И машинисты, и шоферы в один голос утверждают, что перед теми рейсами проходили медицинский осмотр. Во время которого им что-то закапывали в нос, после чего болела голова. Так что твоя, Паша, информация о пипетках, содержащих «мобильный агент», крайне важна. Но об этом после. Так… Что дальше?.. Угу. Ну, самих заготовок процессоров в «СофКоме» пока что нет как нет. – Он бросил хмурый взгляд на баночку. – У нас, собственно, тоже. Опытная партия, сколько-то сотен штук в пяти стальных цилиндрах размером с термос, однажды появлялась на складах фирмы. Буквально ниоткуда. Пролежала одну ночь и тут же перекочевала якобы в исследовательский центр. Где он? Бог весть. Вот так. Куда ни кинь – везде клин. Неужели вы считаете, что нашим клиентам этой чертовщины достаточно?
Вопрос был риторическим: Сул отлично понимал, что его клепаные клиенты (из-за которых у нас с Жераром одни неприятности и которые, между прочим, выступают в деле с «Гуголом» как соперники и недоброжелатели нашей державы) никому, кроме него, в нюх не уперлись; да ведь и ответить мы не могли. Однако он строго посмотрел на нас, как бы все-таки ожидая реакции. Мы хлопнули глазами. Он поморщился и вновь двинулся мерить кабинет шагами.
– Поймите, заказчикам важно доподлинно знать, по отношению к кому применять санкции, вводить квоты. А может, и войска. Даже самый тупой конгрессмен всем известной страны рассмеется в лицо тому, кто объявит, что товары, подрывающие экономическую безопасность названной страны, поставляются для русских… пришельцами из космоса или океанских пучин. – Фразу насчет пришельцев Сул произнес с карикатурным английским акцентом, после чего опять воззрился на нас, видимо призывая посмеяться вместе с «тупым конгрессменом всем известной страны» над нелепостью подобного предположения. Мы опять хлопнули глазами. Сул потеребил бороду и воскликнул: – Да и я этому не верю! Не было за историю Земли контактов с инопланетянами и глубоководными монстрами. Не-бы-ло! И нет. Тогда кто они такие, эти ваши кракены-мракены? Увы, мы в тупике.
Шеф вцепился в многострадальную бороду сразу обеими руками и задумался.
Уж это точно, подумал я. В тупике. И вдобавок по самые уши в кое-чем жидком и пахучем. Кого теперь спросишь? Жухрай в могиле. Кракенов-солдат начисто выкосил чернокнижник Стукоток. Кракена-доминанта Ареста Кондотьеровича угораздило пободаться с грузовиком. Аннушка?.. Идут они в задницу, все заказчики, если ради их благоденствия должна пострадать куколка моя, ангел мой небесный.
Остается Софья Романовна.
А Софья Романовна, коварная волчица в кудрявой шкурке ягненка, куда-то запропала. Оставив фирму на попечение молодого, но крайне перспективного начальника отдела «IT» Максима Феликсовича. Нашего Максика. (Резво он рванул! Из секретарей детективного агентства – во вторые лица преуспевающей фирмы. Может, он и вправду редкостный талант, раз так высоко оценен Софьей Романовной?)
Об этом, о гибели Ареста и о многом другом Сул сказал нам еще по дороге в «Серендиб». Копыта постукивали, кучер посвистывал, Зарина улыбалась всем без разбору и махала ручкой, а шеф будничным голосом выкладывал последние известия. Он считал, что так нам будет легче избежать в предстоящем докладе лишнего.
Не то чтобы Леди Успех и Элегантность исчезла совсем бесследно, однако точный адрес отсутствовал. По заверениям Максика, умнички нашей, софкомовские мужчины (включая его самого) уверены, что целью поездки является международный экономический форум в Давосе. Женщины, которых в фирме большинство, имеют на этот счет свои догадки. Догадок множество, одна головокружительней другой. Что Софья арендовала в Каннах яхту, курсирующую вдоль побережья французской Ривьеры. Что совершает кругосветный круиз на суперлайнере «Куин Элизабет-2». Что нежится среди сказочных интерьеров королевских апартаментов «BURJ AL ARAB» – единственного в подлунном мире семизвездочного отеля, построенного арабскими эмирами на рукотворном острове. Что, наконец (помилуйте, какие корабли и отели? когда это Софья была мелочной?), откупила целый атолл в Полинезии, где и намерена провести месяц-другой… Единодушны дамы лишь в одном: куда бы патронесса ни отправилась, сопровождает ее новый возлюбленный. Между прочим, его видели. О, вкус у Софьи, как всегда, безупречен – мужчина производит впечатление. Он немолод, слегка прихрамывает, но чертовски, чертовски интересен! Кажется, японец и, кажется, самый настоящий самурай. Во всяком случае, имя у него типично японское. Овлан.
Бедный Жерар! Известие о бегстве Убеева в теплые края его просто сразило. Он взвизгнул: «Ложь! Старичок так не мог!..» – и враждебно оскалился. Сулейман пожал плечами и, тронув кучера за плечо, справился, нет ли у того мобильного телефона? Мобила была, причем от крутого оператора связи и с навороченным тарифом. «Роуминг без ограничений», – гордо заметил кучер и протянул трубку Сулейману. Шеф брезгливо поморщился (это ведь не почтовый голубь) и велел взять мне. Я взял и передал бесу. Тот суетливо, промахиваясь когтями мимо кнопок (трансформировать лапку в кисть было бедняжке недосуг), набрал номер. Ему ответили, он, озирая нас с победительным видом, гавкнул: «Старичок, ты где?» – но вдруг переменился мордой и подавленно переспросил: «Как на хер?» Трубка отозвалась гудками.
Раздавленный горем Жерар горько расплакался. У меня самого нехорошо запершило в горле и защипало в глазах. Бес даже не огрызался, когда его взяла на колени перебежчица Зарина и начала успокаивать, нежно гладя, называя славным песиком и милым дружочком и целуя в морду. К тому времени, когда мы доехали до «Серендиба» и Зарина передала его мне с рук на руки (сама она уезжала за Максиком, созвать его на «военный совет»), бесенок уже не плакал, только время от времени мелко вздрагивал и нервно облизывался.
– Ну, что молчите, на краю торчите? – прервал воспоминания голос шефа. – В головах совсем пусто, да?
Я начал вращать глазными яблоками. Этому-то заклятие не препятствовало.
– Что ты мне глазки строишь? Я девочка разве? Зарине бы лучше строил.
Пришлось придать лицу печальное выражение.
– Ах да! Ну, отомри!
Сулейман пошевелил пальцами, в результате чего они сложились в старую добрую дулю, а я почувствовал, что могу не только говорить, но и двигаться. Я со вкусом потянулся и сказал:
– Напарника моего, Сулейман-ага, освободите.
– Вы подумайте, какая верность!
Дуля обратилась на Жерара. Тот с безучастным видом встряхнулся и принялся вылизывать животик. Взгляд его был по-прежнему потухшим.
– В спешке забыл кое-что вам сказать, – с невинной улыбкой сообщил я. Кое-чем являлась информация о моем втором визите в «Скарапею». – Не исключено, что существуют документы, способные пролить свет…
– Короче, – рыкнул Сулейман.
– Короче, нам потребуется шкура ламии.
– Одна? – Шеф был сама деловитость. Будто всерьез собрался заделаться живодером. А впрочем, шут его знает: вдруг у него и пылится где-нибудь в сундуке чешуйчатый змеиный плащик? Изготовленный лет этак тысчонку назад.
– Лучше бы, конечно, десяток. Но можно, наверно, обойтись и качественной фотографией в высоком разрешении, – быстро сказал я, видя, как он с диким блеском в глазах одной рукой вцепляется в растрепанную бороду, а другую подносит ко рту и начинает грызть свой заветный перстень.
– Идем, – буркнул вдруг он и направился к глубокому книжному шкафу, стоящему за его столом.
Погрузившись в шкаф почти целиком, он долго двигал и переставлял книги, нажимал скрытые рычаги и выстукивал по полкам странные мелодии. Наконец шкаф повернулся вокруг вертикальной оси, обнаружив доступ к крошечной дверце сейфа. Сулейман отпер ее старинным темным ключом с вычурной бородкой, засунул внутрь руку – рука ушла по самое плечо – и с зубодробительным скрежетом что-то там дернул. На этот раз шкаф вместе с участком пола и куском стены, где находился сейф, отъехал по сизым, блестящим от жира рельсам вначале наружу, а затем вправо. От стрельчатой дверцы, показавшейся после всех манипуляций, веяло ощутимой древностью. Была она, кажется, бронзовой, с выделанной нарочито грубо мерзкой демонской харей. Из вытекших глазниц демона торчали острые рога, изо рта – откушенные человеческие головы. Шеф с усилием свел рога к вдавленной переносице и вывел на харе перстнем косой крест (барельеф был весь исчерчен мельчайшими рисками от подобных операций), после чего просто толкнул створки ладонью и поманил нас в отворившийся проход.
Не без трепета мы ступили на спускающиеся каменные ступени.
Помещение, куда привела лестница, оказалось мрачноватым (поскольку без окон), достаточно просторным и сравнительно аскетично обставленным. Мохнатый багрово-коричневый ковер во весь пол. Сводчатый потолок и стены с наполовину вмурованной толстой, но удивительно изящной решеткой из желтого металла (от таких субчиков, как я). Мощная трехламповая люстра на цепи. Механический соловей на золотом деревце. Видавший виды кальян. Несколько емких медных котлов под тяжелыми крышками, стоящих на разлапистых треножниках вдоль правой стены. Над ними – темный гобелен, а на нем коллекция изукрашенного каменьями холодного оружия. Слева – заключенный в дубовую раму элемент выцветшего и подпорченного временем мозаичного панно: грозно насупившийся Сулейман Куман эль Бахлы в сложном головном уборе принимает от крошечных человечков подношения нагими рабынями и белыми быками.
Из мебели в комнате имелся бордовый кожаный диван, а возле – изящный шахматный столик с незавершенной партией. Напротив столика замерла в позе лотоса терракотовая фигура задумавшегося седобородого мудреца в натуральную величину. Изваяние было облачено в шелковые желто-зеленые одежды средневекового китайского мандарина. На лбу старца, под шапкой с золотым шариком, чужеродным пятном серела несущая следы склейки заплата из обожженной глины. «ZMET», – было начертано на заплате твердой рукой. При нашем приближении терракотовый шахматист вдруг приподнял с шуршанием тяжелые веки и смерил всех поочередно всепроникающим взглядом агатовых глаз. Веки опустились.
И наконец вдоль дальней стены – апофеозом страшной сказки – три поднявшиеся на хвосты, готовые к смертоносному броску ламии.
Джулия, находившийся в центре, был точно живой. Казалось, разбей стекло плоского аквариума, в котором мариновались люди-змеи, и вслед за потоком спирта заструится его сильное тело. Зашипит тонкогубый рот, вскинутся мускулистые руки с заточенными под стилет и накрашенными алым лаком ногтями…
– «Паучок Ананси»…– выдохнул я, когда первая оторопь прошла. – Его трофей. Верно?
– Слушай, юноша, – с веселым изумлением спросил Сулейман, – может, твоя фамилия не Дезире, а совсем даже Мегрэ, а? – Пройдя к аквариуму, он ласково провел по грани ладонью. – Верно, верно – паучок… Э-эх, знали бы вы, как я замучился с этим бесноватым! Пока человек – вроде нормальный, да? Ну, почти. А как превратится в чучело доисторическое… Всему хана и секир башка. Совершенно не соображает, что делает. Вот ни на столько. – Сул показал кончик мизинца. – Посылаешь за одним, доставляет другое. Говоришь, чтобы остерегся убивать животных, – притаскивает их живыми. Возись потом! Ой-ой-ой…
Заявление о том, что бешеный трилобит Ананси может существовать и в человеческом облике, честно признаюсь, меня напугало. Я в смятении опустился на диванчик. Терракотовый мудрец тотчас задвигался. С грацией заводной куклы приподнял подагрическую лапку, натянул колпак едва не до подбородка (при этом из дедушки в прямом смысле сыпался песок), отвернул голову. Видать, мое общество его чем-то не устраивало. «Вот вам и хваленая китайская вежливость!» – подумал я, показал болвану язык и спросил у шефа напрямую:
– Человеком я его знаю?
– Достойный муж Гоу Лем. При жизни – второй распорядитель церемоний при палате отправления наказаний императора Цинь Ши Хуанди, – сказал Сул.
– Палач, – лаконично подытожил бес.
– Но я его держу за маломальское умение играть в шахматы, – с простодушным выражением лица возразил шеф. – И похвальную сдержанность на язык.
Интересно, когда он научился острить?
– Тьфу! – Моей терпеливости позавидовал бы сам Будда. – Да я о «паучке Ананси».
– Паша, неужели ты до сих пор не догадался, что это…– тявкнул вдруг Жерар. Однако Сулейман сверкнул на него глазами, и бес замолк. Наверное, пасть его оказалась опять заколдована.
– Знаешь, не знаешь – это покамест не важно, – сказал шеф, принимая тон душевнейшего существа на свете и возлагая мягкую длань мне на плечо. – В свое время, ежели потребуется, я вас познакомлю. И даже наверное. А сейчас, Павлинчик, попробуй убедительно доказать, что я привел тебя сюда не зря. И что польза от снятия кожи с этих диковинных созданий (жест в направлении заспиртованных ламий) оправдает утрату важного элемента обстановки (широкий круг рукой) моего любимого гнездышка.
– Да запросто, – сказал я, после чего в двух словах поведал про сейф-яйцо в подвале «Скарапеи» и варварское задание Кракена, которое исхитрился выполнить по-своему. А в заключение справился, знает ли шеф древнегреческое койне?
– Читаю и перевожу со словарем, – усмехнулся ифрит. Нет, он определенно научился острить! Поверить не могу!
– Скверно. Очень на вас рассчитывал, эфенди, – заметил я.
– Пустяки, дорогой. Ведь к нашим услугам беззаветный наш бухгалтер Менелай сын Платона! Кому как не патриарху с античным именем знать язык отцов и праотцев!
Я откинулся на спинку дивана и закинул ногу на ногу.
– Ну, так давайте пригласим его сюда! Кроме того, мне потребуется несколько листов высококачественного ватмана, удобный стол или кульман…
– «В нашем бюро служат только товарищи Ватман и Рейсфедер, Кульман – через дорогу!» – выпалил, повизгивая от удовольствия, Жерарчик.
«Значит, не заколдован», – отметил я с некоторым сожалением и заявил, что рейсфедер вряд ли понадобится. Зато будет нужен набор приличных карандашей наподобие чешского «Кохинора», мягкий ластик и по-настоящему острый перочинный нож.
– Думаю, сгодится ваш бухарский красавец, эфенди.
Сулейман теребил бороду и щурился на меня с любопытством. Громов и молний, кажется, ничто не предвещало. Поэтому я безмятежно добавил:
– Не помешает также кофе, коньячок и что-нибудь этакое пожрать. Да, к слову, шеф, вы уже решили, кто будет свежевать аспидов?
– Безусловно, – сказал он. – Вряд ли в наше время забвения рукомесел мы отыщем специалиста лучшего, чем почтеннейший Гоу Лем. Да и ему отвлечься не вредно. Иначе, боюсь, старикан зевнет и эту партию. Слона он уже профукал.
Сулейман двинул вперед ферзевую пешку.
К тому времени, когда уровень Мирового океана начал повышаться, человечество уже которое столетие было разделено на две неравные части. Первую, подавляющую по численности, составляло около полутора миллиардов человеческих особей, которых представители второй части презрительно называли «трутнями». Впрочем, они того заслуживали. Полтора миллиарда профессиональных потребителей, из лексикона которых давно исчезли за ненадобностью слова голод и нужда. А также, увы, любознательность и созидание. Основу существования «трутней» составляли смены туалетов, половых партнеров, средств передвижения, жилищ и прочие столь же привычные для вида homo развлечения. Вторую, меньшую, часть населения Земли представляла интеллектуальная аристократия. «Мудрецы». Миллион высоколобых, гармонично развитых сверхлюдей, гордящихся творческой наполненностью собственных замыслов и поступков.
С каждым годом незримые стены, разделявшие человечество, росли. И это притом, что существовать друг без друга «мудрецы» и «трутни» были неспособны физически. Одним требовался приток свежей крови и генов (поиску, отбору и рекрутированию молодых сподвижников «мудрецы» уделяли огромное внимание), другим – дальнейшее улучшение качества жизни. Что без деятельности высоколобых было чаще всего недостижимо. «Мудрецы», дабы обособиться от суетного мира, оплота лености и мещанства, вынуждены были скрываться в незаселенные районы, число коих стремительно сокращалось. Однако покоя от вездесущих прожигателей жизни не было нигде. В конце концов «мудрецы» удалились в горы. Оседлали самые малодоступные, морозные и бедные кислородом вершины. Возвели там жилые и исследовательские корпуса. Видоизменили самих себя и в первую очередь собственные легкие, снабдив их дополнительными наружными органами дыхания. А потом появился аппарат свертки пространства – и горные пики с гнездящимися на них «мудрецами» попросту исчезли для «трутней». Навсегда. Их словно бы спрятали в «потайные карманы» континуума. Будто в сказке о заколдованном круге, можно было бродить возле них годами, не видя их и никак не ощущая.
Мы с бесом размещались на низенькой жесткой скамеечке, обитой зеленою медицинской клеенкой. Спины наши были неестественно прямы, а рты плотно сжаты. Думаю, примерно так же, как мы в тот момент, чувствуют себя чучела в зоологических музеях. Заклятие обездвиживания и немоты, наложенное на нас сразу после того, как я закончил лаконичный рассказ о том, что посчитал наиболее важным (Жерар буркнул, что ему добавить нечего), позволяло шефу не отвлекаться на наведение порядка. Сул слишком хорошо знал своих подчиненных, чтобы полагать, будто мы будем безмолвны во время его речи. А выслушивать желчные комментарии беса и бороться с моими попытками проявить независимость хотелось ему, видимо, менее всего.
Одного не понимаю, с какой стати он вообще решил перед нами отчитаться? Может, надеялся, что рассуждения вслух помогут увидеть решение, просмотренное ранее?
– Да, действительно, главные надежды я возлагал на Максима, внедряя его непосредственно в «СофКом», – продолжал Сулейман. – И, замечу, надежды эти действительно оправдались. Хоть не в том объеме и далеко не с теми результатами, как было задумано. Говоря по совести, он (как и вы) сумел разузнать лишь то, что в общих чертах было известно ранее. Софья Романовна намеревается выпускать «Гугол». Полуфабрикаты ей кто-то поставляет. Вместо современных цивилизованных расчетов используется почему-то бартер. Составы с пшеницей грузятся на Кубани и отправляются в Сибирь. Пункты назначения всякий раз новые, и всякий раз поезда бесследно пропадают где-то между Императрицыном и Омском. Вернее, пропадает груз. Машинисты, охрана, экспедиторы – вся эта братия бездельников, пригоняя пустые вагоны на Омск-сортировочный, свято убеждена, что отгрузка осуществлена строго в соответствии с документами! И ведь представляют эти самые документы – в полном порядке. С лесом вообще темный лес. Валится, трелюется и так далее, а потом улетучивается прямо по пути с делянок. Шоферы опять же размахивают безукоризненными путевыми листами. Посылали наблюдателей. Лучше бы не посылали…
Сулейман огорченно махнул рукой. Потом подошел к своему столу и гадливо потрогал карандашиком баночку из-под детского фруктового пюре. Крышка была плотно завернута и обмотана полиэтиленовым пакетом. На дне баночки угнездилась крошечная серенькая лужица. То, что осталось от быстро разложившейся сопливенькой гадости размером с горошину и с тысячей ресничек. Дохлая личинка наездника. Демонтированный имплантат «Гугола» собственной персоной. В последний раз мсье Кракен решил не ограничиваться пипеткой и «парой миллиграммов прозрачной жидкости без вкуса и запаха» биохимического агента. И засадил мне в башку полноценный процессор. Жерар обнаружил эту дрянь возле двери в ванную (вывалилась во время транспозиции из моего затылка прямо у него на глазах), но до поры до времени не показывал. Боялся расстроить. К тому же она на редкость отвратительно воняла.
– Но вот что интересно, – задумчиво сказал Сулейман. – И машинисты, и шоферы в один голос утверждают, что перед теми рейсами проходили медицинский осмотр. Во время которого им что-то закапывали в нос, после чего болела голова. Так что твоя, Паша, информация о пипетках, содержащих «мобильный агент», крайне важна. Но об этом после. Так… Что дальше?.. Угу. Ну, самих заготовок процессоров в «СофКоме» пока что нет как нет. – Он бросил хмурый взгляд на баночку. – У нас, собственно, тоже. Опытная партия, сколько-то сотен штук в пяти стальных цилиндрах размером с термос, однажды появлялась на складах фирмы. Буквально ниоткуда. Пролежала одну ночь и тут же перекочевала якобы в исследовательский центр. Где он? Бог весть. Вот так. Куда ни кинь – везде клин. Неужели вы считаете, что нашим клиентам этой чертовщины достаточно?
Вопрос был риторическим: Сул отлично понимал, что его клепаные клиенты (из-за которых у нас с Жераром одни неприятности и которые, между прочим, выступают в деле с «Гуголом» как соперники и недоброжелатели нашей державы) никому, кроме него, в нюх не уперлись; да ведь и ответить мы не могли. Однако он строго посмотрел на нас, как бы все-таки ожидая реакции. Мы хлопнули глазами. Он поморщился и вновь двинулся мерить кабинет шагами.
– Поймите, заказчикам важно доподлинно знать, по отношению к кому применять санкции, вводить квоты. А может, и войска. Даже самый тупой конгрессмен всем известной страны рассмеется в лицо тому, кто объявит, что товары, подрывающие экономическую безопасность названной страны, поставляются для русских… пришельцами из космоса или океанских пучин. – Фразу насчет пришельцев Сул произнес с карикатурным английским акцентом, после чего опять воззрился на нас, видимо призывая посмеяться вместе с «тупым конгрессменом всем известной страны» над нелепостью подобного предположения. Мы опять хлопнули глазами. Сул потеребил бороду и воскликнул: – Да и я этому не верю! Не было за историю Земли контактов с инопланетянами и глубоководными монстрами. Не-бы-ло! И нет. Тогда кто они такие, эти ваши кракены-мракены? Увы, мы в тупике.
Шеф вцепился в многострадальную бороду сразу обеими руками и задумался.
Уж это точно, подумал я. В тупике. И вдобавок по самые уши в кое-чем жидком и пахучем. Кого теперь спросишь? Жухрай в могиле. Кракенов-солдат начисто выкосил чернокнижник Стукоток. Кракена-доминанта Ареста Кондотьеровича угораздило пободаться с грузовиком. Аннушка?.. Идут они в задницу, все заказчики, если ради их благоденствия должна пострадать куколка моя, ангел мой небесный.
Остается Софья Романовна.
А Софья Романовна, коварная волчица в кудрявой шкурке ягненка, куда-то запропала. Оставив фирму на попечение молодого, но крайне перспективного начальника отдела «IT» Максима Феликсовича. Нашего Максика. (Резво он рванул! Из секретарей детективного агентства – во вторые лица преуспевающей фирмы. Может, он и вправду редкостный талант, раз так высоко оценен Софьей Романовной?)
Об этом, о гибели Ареста и о многом другом Сул сказал нам еще по дороге в «Серендиб». Копыта постукивали, кучер посвистывал, Зарина улыбалась всем без разбору и махала ручкой, а шеф будничным голосом выкладывал последние известия. Он считал, что так нам будет легче избежать в предстоящем докладе лишнего.
Не то чтобы Леди Успех и Элегантность исчезла совсем бесследно, однако точный адрес отсутствовал. По заверениям Максика, умнички нашей, софкомовские мужчины (включая его самого) уверены, что целью поездки является международный экономический форум в Давосе. Женщины, которых в фирме большинство, имеют на этот счет свои догадки. Догадок множество, одна головокружительней другой. Что Софья арендовала в Каннах яхту, курсирующую вдоль побережья французской Ривьеры. Что совершает кругосветный круиз на суперлайнере «Куин Элизабет-2». Что нежится среди сказочных интерьеров королевских апартаментов «BURJ AL ARAB» – единственного в подлунном мире семизвездочного отеля, построенного арабскими эмирами на рукотворном острове. Что, наконец (помилуйте, какие корабли и отели? когда это Софья была мелочной?), откупила целый атолл в Полинезии, где и намерена провести месяц-другой… Единодушны дамы лишь в одном: куда бы патронесса ни отправилась, сопровождает ее новый возлюбленный. Между прочим, его видели. О, вкус у Софьи, как всегда, безупречен – мужчина производит впечатление. Он немолод, слегка прихрамывает, но чертовски, чертовски интересен! Кажется, японец и, кажется, самый настоящий самурай. Во всяком случае, имя у него типично японское. Овлан.
Бедный Жерар! Известие о бегстве Убеева в теплые края его просто сразило. Он взвизгнул: «Ложь! Старичок так не мог!..» – и враждебно оскалился. Сулейман пожал плечами и, тронув кучера за плечо, справился, нет ли у того мобильного телефона? Мобила была, причем от крутого оператора связи и с навороченным тарифом. «Роуминг без ограничений», – гордо заметил кучер и протянул трубку Сулейману. Шеф брезгливо поморщился (это ведь не почтовый голубь) и велел взять мне. Я взял и передал бесу. Тот суетливо, промахиваясь когтями мимо кнопок (трансформировать лапку в кисть было бедняжке недосуг), набрал номер. Ему ответили, он, озирая нас с победительным видом, гавкнул: «Старичок, ты где?» – но вдруг переменился мордой и подавленно переспросил: «Как на хер?» Трубка отозвалась гудками.
Раздавленный горем Жерар горько расплакался. У меня самого нехорошо запершило в горле и защипало в глазах. Бес даже не огрызался, когда его взяла на колени перебежчица Зарина и начала успокаивать, нежно гладя, называя славным песиком и милым дружочком и целуя в морду. К тому времени, когда мы доехали до «Серендиба» и Зарина передала его мне с рук на руки (сама она уезжала за Максиком, созвать его на «военный совет»), бесенок уже не плакал, только время от времени мелко вздрагивал и нервно облизывался.
– Ну, что молчите, на краю торчите? – прервал воспоминания голос шефа. – В головах совсем пусто, да?
Я начал вращать глазными яблоками. Этому-то заклятие не препятствовало.
– Что ты мне глазки строишь? Я девочка разве? Зарине бы лучше строил.
Пришлось придать лицу печальное выражение.
– Ах да! Ну, отомри!
Сулейман пошевелил пальцами, в результате чего они сложились в старую добрую дулю, а я почувствовал, что могу не только говорить, но и двигаться. Я со вкусом потянулся и сказал:
– Напарника моего, Сулейман-ага, освободите.
– Вы подумайте, какая верность!
Дуля обратилась на Жерара. Тот с безучастным видом встряхнулся и принялся вылизывать животик. Взгляд его был по-прежнему потухшим.
– В спешке забыл кое-что вам сказать, – с невинной улыбкой сообщил я. Кое-чем являлась информация о моем втором визите в «Скарапею». – Не исключено, что существуют документы, способные пролить свет…
– Короче, – рыкнул Сулейман.
– Короче, нам потребуется шкура ламии.
– Одна? – Шеф был сама деловитость. Будто всерьез собрался заделаться живодером. А впрочем, шут его знает: вдруг у него и пылится где-нибудь в сундуке чешуйчатый змеиный плащик? Изготовленный лет этак тысчонку назад.
– Лучше бы, конечно, десяток. Но можно, наверно, обойтись и качественной фотографией в высоком разрешении, – быстро сказал я, видя, как он с диким блеском в глазах одной рукой вцепляется в растрепанную бороду, а другую подносит ко рту и начинает грызть свой заветный перстень.
– Идем, – буркнул вдруг он и направился к глубокому книжному шкафу, стоящему за его столом.
Погрузившись в шкаф почти целиком, он долго двигал и переставлял книги, нажимал скрытые рычаги и выстукивал по полкам странные мелодии. Наконец шкаф повернулся вокруг вертикальной оси, обнаружив доступ к крошечной дверце сейфа. Сулейман отпер ее старинным темным ключом с вычурной бородкой, засунул внутрь руку – рука ушла по самое плечо – и с зубодробительным скрежетом что-то там дернул. На этот раз шкаф вместе с участком пола и куском стены, где находился сейф, отъехал по сизым, блестящим от жира рельсам вначале наружу, а затем вправо. От стрельчатой дверцы, показавшейся после всех манипуляций, веяло ощутимой древностью. Была она, кажется, бронзовой, с выделанной нарочито грубо мерзкой демонской харей. Из вытекших глазниц демона торчали острые рога, изо рта – откушенные человеческие головы. Шеф с усилием свел рога к вдавленной переносице и вывел на харе перстнем косой крест (барельеф был весь исчерчен мельчайшими рисками от подобных операций), после чего просто толкнул створки ладонью и поманил нас в отворившийся проход.
Не без трепета мы ступили на спускающиеся каменные ступени.
Помещение, куда привела лестница, оказалось мрачноватым (поскольку без окон), достаточно просторным и сравнительно аскетично обставленным. Мохнатый багрово-коричневый ковер во весь пол. Сводчатый потолок и стены с наполовину вмурованной толстой, но удивительно изящной решеткой из желтого металла (от таких субчиков, как я). Мощная трехламповая люстра на цепи. Механический соловей на золотом деревце. Видавший виды кальян. Несколько емких медных котлов под тяжелыми крышками, стоящих на разлапистых треножниках вдоль правой стены. Над ними – темный гобелен, а на нем коллекция изукрашенного каменьями холодного оружия. Слева – заключенный в дубовую раму элемент выцветшего и подпорченного временем мозаичного панно: грозно насупившийся Сулейман Куман эль Бахлы в сложном головном уборе принимает от крошечных человечков подношения нагими рабынями и белыми быками.
Из мебели в комнате имелся бордовый кожаный диван, а возле – изящный шахматный столик с незавершенной партией. Напротив столика замерла в позе лотоса терракотовая фигура задумавшегося седобородого мудреца в натуральную величину. Изваяние было облачено в шелковые желто-зеленые одежды средневекового китайского мандарина. На лбу старца, под шапкой с золотым шариком, чужеродным пятном серела несущая следы склейки заплата из обожженной глины. «ZMET», – было начертано на заплате твердой рукой. При нашем приближении терракотовый шахматист вдруг приподнял с шуршанием тяжелые веки и смерил всех поочередно всепроникающим взглядом агатовых глаз. Веки опустились.
И наконец вдоль дальней стены – апофеозом страшной сказки – три поднявшиеся на хвосты, готовые к смертоносному броску ламии.
Джулия, находившийся в центре, был точно живой. Казалось, разбей стекло плоского аквариума, в котором мариновались люди-змеи, и вслед за потоком спирта заструится его сильное тело. Зашипит тонкогубый рот, вскинутся мускулистые руки с заточенными под стилет и накрашенными алым лаком ногтями…
– «Паучок Ананси»…– выдохнул я, когда первая оторопь прошла. – Его трофей. Верно?
– Слушай, юноша, – с веселым изумлением спросил Сулейман, – может, твоя фамилия не Дезире, а совсем даже Мегрэ, а? – Пройдя к аквариуму, он ласково провел по грани ладонью. – Верно, верно – паучок… Э-эх, знали бы вы, как я замучился с этим бесноватым! Пока человек – вроде нормальный, да? Ну, почти. А как превратится в чучело доисторическое… Всему хана и секир башка. Совершенно не соображает, что делает. Вот ни на столько. – Сул показал кончик мизинца. – Посылаешь за одним, доставляет другое. Говоришь, чтобы остерегся убивать животных, – притаскивает их живыми. Возись потом! Ой-ой-ой…
Заявление о том, что бешеный трилобит Ананси может существовать и в человеческом облике, честно признаюсь, меня напугало. Я в смятении опустился на диванчик. Терракотовый мудрец тотчас задвигался. С грацией заводной куклы приподнял подагрическую лапку, натянул колпак едва не до подбородка (при этом из дедушки в прямом смысле сыпался песок), отвернул голову. Видать, мое общество его чем-то не устраивало. «Вот вам и хваленая китайская вежливость!» – подумал я, показал болвану язык и спросил у шефа напрямую:
– Человеком я его знаю?
– Достойный муж Гоу Лем. При жизни – второй распорядитель церемоний при палате отправления наказаний императора Цинь Ши Хуанди, – сказал Сул.
– Палач, – лаконично подытожил бес.
– Но я его держу за маломальское умение играть в шахматы, – с простодушным выражением лица возразил шеф. – И похвальную сдержанность на язык.
Интересно, когда он научился острить?
– Тьфу! – Моей терпеливости позавидовал бы сам Будда. – Да я о «паучке Ананси».
– Паша, неужели ты до сих пор не догадался, что это…– тявкнул вдруг Жерар. Однако Сулейман сверкнул на него глазами, и бес замолк. Наверное, пасть его оказалась опять заколдована.
– Знаешь, не знаешь – это покамест не важно, – сказал шеф, принимая тон душевнейшего существа на свете и возлагая мягкую длань мне на плечо. – В свое время, ежели потребуется, я вас познакомлю. И даже наверное. А сейчас, Павлинчик, попробуй убедительно доказать, что я привел тебя сюда не зря. И что польза от снятия кожи с этих диковинных созданий (жест в направлении заспиртованных ламий) оправдает утрату важного элемента обстановки (широкий круг рукой) моего любимого гнездышка.
– Да запросто, – сказал я, после чего в двух словах поведал про сейф-яйцо в подвале «Скарапеи» и варварское задание Кракена, которое исхитрился выполнить по-своему. А в заключение справился, знает ли шеф древнегреческое койне?
– Читаю и перевожу со словарем, – усмехнулся ифрит. Нет, он определенно научился острить! Поверить не могу!
– Скверно. Очень на вас рассчитывал, эфенди, – заметил я.
– Пустяки, дорогой. Ведь к нашим услугам беззаветный наш бухгалтер Менелай сын Платона! Кому как не патриарху с античным именем знать язык отцов и праотцев!
Я откинулся на спинку дивана и закинул ногу на ногу.
– Ну, так давайте пригласим его сюда! Кроме того, мне потребуется несколько листов высококачественного ватмана, удобный стол или кульман…
– «В нашем бюро служат только товарищи Ватман и Рейсфедер, Кульман – через дорогу!» – выпалил, повизгивая от удовольствия, Жерарчик.
«Значит, не заколдован», – отметил я с некоторым сожалением и заявил, что рейсфедер вряд ли понадобится. Зато будет нужен набор приличных карандашей наподобие чешского «Кохинора», мягкий ластик и по-настоящему острый перочинный нож.
– Думаю, сгодится ваш бухарский красавец, эфенди.
Сулейман теребил бороду и щурился на меня с любопытством. Громов и молний, кажется, ничто не предвещало. Поэтому я безмятежно добавил:
– Не помешает также кофе, коньячок и что-нибудь этакое пожрать. Да, к слову, шеф, вы уже решили, кто будет свежевать аспидов?
– Безусловно, – сказал он. – Вряд ли в наше время забвения рукомесел мы отыщем специалиста лучшего, чем почтеннейший Гоу Лем. Да и ему отвлечься не вредно. Иначе, боюсь, старикан зевнет и эту партию. Слона он уже профукал.
Сулейман двинул вперед ферзевую пешку.
К тому времени, когда уровень Мирового океана начал повышаться, человечество уже которое столетие было разделено на две неравные части. Первую, подавляющую по численности, составляло около полутора миллиардов человеческих особей, которых представители второй части презрительно называли «трутнями». Впрочем, они того заслуживали. Полтора миллиарда профессиональных потребителей, из лексикона которых давно исчезли за ненадобностью слова голод и нужда. А также, увы, любознательность и созидание. Основу существования «трутней» составляли смены туалетов, половых партнеров, средств передвижения, жилищ и прочие столь же привычные для вида homo развлечения. Вторую, меньшую, часть населения Земли представляла интеллектуальная аристократия. «Мудрецы». Миллион высоколобых, гармонично развитых сверхлюдей, гордящихся творческой наполненностью собственных замыслов и поступков.
С каждым годом незримые стены, разделявшие человечество, росли. И это притом, что существовать друг без друга «мудрецы» и «трутни» были неспособны физически. Одним требовался приток свежей крови и генов (поиску, отбору и рекрутированию молодых сподвижников «мудрецы» уделяли огромное внимание), другим – дальнейшее улучшение качества жизни. Что без деятельности высоколобых было чаще всего недостижимо. «Мудрецы», дабы обособиться от суетного мира, оплота лености и мещанства, вынуждены были скрываться в незаселенные районы, число коих стремительно сокращалось. Однако покоя от вездесущих прожигателей жизни не было нигде. В конце концов «мудрецы» удалились в горы. Оседлали самые малодоступные, морозные и бедные кислородом вершины. Возвели там жилые и исследовательские корпуса. Видоизменили самих себя и в первую очередь собственные легкие, снабдив их дополнительными наружными органами дыхания. А потом появился аппарат свертки пространства – и горные пики с гнездящимися на них «мудрецами» попросту исчезли для «трутней». Навсегда. Их словно бы спрятали в «потайные карманы» континуума. Будто в сказке о заколдованном круге, можно было бродить возле них годами, не видя их и никак не ощущая.