– Я хочу, – заявил Сигурд Отважный, – чтобы у меня было золота больше, чем у всех остальных людей на земле, вместе взятых. Тогда и власть моя будет самой сильной в мире. Я хочу большой власти, настоящей власти, высшей власти. Не над городом, не над страной, а над миром. Это возможно. Я объехал многие-многие земли, я победил многих-многих рыцарей, великанов, чудовищ и королей. И я понял: это возможно. Власть над миром станет реальностью для того, у кого в руках окажется все золото мира.
«Паранойя!» – в легкой панике подумал Тристан.
Сигурд меж тем продолжал:
– Византию, Рим, Германию с Францией, Северные королевства и вашу Логрию объединить несложно. Властители всех этих стран должны будут стать вассалами короля Артура (Тристан вздрогнул), ибо не было и нет в истории монарха более честного и благородного. Он будет символом, а я буду тенью его, его сенешалем, его первым министром, его первосвященником, его придворным магом – кем угодно, не важно, но реальная власть будет в руках у меня. И тогда наш христианский мир найдет – уверяю тебя, найдет! – общий язык и с арабами, и с Киевской Русью, и со всеми этими хазарами, прости Господи, и пойдем мы дальше на восток, чтобы покорять Персию, Индию и Китай, покорять огнем и мечом, словом и золотом…
– Я понял тебя, брат Сигурд, – ответил Тристан, чуть-чуть подумав. – Мне нравятся мысли твои и твои мечты. Но я не тот человек, которого ты ищешь.
– Почему же? – удивился Жилин. – Ты силен, ты умен необычайно, ты молод, горяч, и ты согласен с моими планами. В чем же дело?
– Все очень просто, брат Сигурд. И очень грустно. Сердце мое изранено навек великой любовью, над которою я не властен. И если я дам тебе сегодня клятву верности, боюсь, уже завтра не сдержу ее. Ведь любовь все равно окажется сильнее. И тогда конец мне будет один – смерть.
– Странные речи слышу я от тебя, доблестный рыцарь! – еще сильнее изумился Сигурд.
И пришлось ему рассказывать все этому дотошному герцогу. Впрочем, Тристану давно уже хотелось с кем-нибудь поделиться своей тоской, так что, повествуя о Марке и Изольде, о злоключениях своих и победах, изливая совершенно новому человеку всю горечь и весь мед пережитого, Тристан испытывал сильнейшее облегчение.
– Вот, – сказал он, – теперь ты знаешь обо мне все, пан Сигурд. Да и к чему скрывать такое от друга.
Жилин долго оглаживал свою рыжеватую бороду, прежде чем сумел хоть что-нибудь вымолвить. А когда заговорил, то слова его были совсем неожиданны для Тристана.
– Бывает нечто, о чем говорят: «Смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас». Книга Экклезиаста, или Проповедника, глава первая, стих десятый. Помнишь Священное писание, Трыщан?
– Помню, конечно.
– Так ведь и впрямь ничего нового в этом мире не происходит. Вот послушай душещипательную историю о моей дочери.
И Жилин начал, словно читая по заученному:
– Дочь моя Сванхильда была прекраснейшей из женщин. Об этом стало известно конунгу Ёрмунрекку Могучему. И он послал сына своего Рандвера просватать ее за себя. Когда тот приехал ко мне, я отдал ему Сванхильду, поскольку так было договорено. Но коварный ярл Бикки вдруг сказал, а не лучше ли будет, чтобы Сванхильда досталась Рандверу, ведь оба они молоды, а Ёрмунрекк – стар. Этот совет пришелся по сердцу молодым людям, и они согрешили в пути. А коварный Бикки сразу же рассказал обо всем конунгу. И повелел Ёрмунрекк тогда схватить сына своего и отвести на виселицу. Рандвер прямо там, перед виселицей, взял своего сокола, выщипал у него все перья и велел отнести к отцу. И Рандвера повесили. А Ёрмунрекк увидал того сокола и сразу понял смысл намека: был он сам жалок и беззащитен, как бесперый сокол, ибо стар уже и нет у него теперь сына. А потом Ёрмунрекк возвращался с охоты и увидел Сванхильду, которая сидела под деревом и причесывалась. Он подумал: «Вот от кого беда моя». И велел ее убить. Тогда пустили на Сванхильду лошадей и растоптали копытами насмерть.
– И что же ты сделал с этим Ёрмунрекком? – спросил Тристан помолчав.
– Убил его, – ответил Жилин равнодушно. И добавил еще равнодушнее: – Я посадил его в яму со змеями. Он тоже оказался колдуном и усыпил всех гадов звуками своей арфы. Но все-таки нашлась одна змея, которая не заснула, а прогрызла ему хрящ под грудиной, пролезла внутрь, впилась в печень и висела на ней, пока старик не издох.
– От твоей истории, брат Сигурд, я делаюсь еще печальнее, – сообщил Тристан.
– Не мудрено, – глухо отозвался Жилин. – Но я знаю одно средство, которое развеселит тебя. Пойдем.
«Неужели собачка?» – подумал Тристан.
Однако когда они пришли в замок, Сигурд достал серебряный кувшин и налил Тристану в кубок густой, маслянистой, чуть желтоватой жидкости. Тристан осторожно понюхал.
– Пей, не бойся, – подбодрил Жилин. – Это добрый напиток. Я называю его Пивом Сатаны.
Тристан пригубил от напитка и понял, что обоняние не обмануло его. Пиво Сатаны оказалось очень скверно очищенным, вонючим, но все же настоящим самогоном. «Вот ведь поляки, и здесь обскакали логров!»
Выпить весь кубок было бы по меньшей мере неосторожно. Он сделал глотка три или четыре, граммов на сто суммарно, и поставил зелье на стол, чувствуя, как тепло разливается по животу и медленно, но верно ударяет в голову. Было приятно. Но Тристан сказал:
– Средство твое поистине волшебно. Но я знаю, что даже Пиво Сатаны – это всего лишь пиво. Наутро от него обязательно заболит голова, а тоска вернется, нахлынет с новою силой.
– Ты очень умен, пан Трыщан Лотианский. А потому достоин настоящего утешения. Ведь у меня есть гораздо более могучее средство от тоски и грусти. Подожди немного.
Жилин отошел к стене и дернул за веревку, вызывая слугу, а когда тот явился, сказал всего три слова на каком-то совершенно тарабарском языке. Слуга кивнул и весьма скоро вернулся в покои герцога, бережно неся на вытянутых руках большую подушку из темно-красного бархата. Остановился и объявил:
– Волшебная собачка Лоло-ци-Ци.
Это была та еще собачка. На подушке, вальяжно развалясь и сосредоточенно вылизывая правую переднюю лапу, сидел с абсолютно независимым видом солидный сиамский кот. Глаза его были чистейшего, ярко-голубого, небесного оттенка, а на шее болтался маленький радиоприемничек «Панасоник» высшего класса с самыми настоящими «вечными батарейками», ну, то есть с аккумулятором, подзаряжающимся от солнечного элемента. Иван хорошо знал эту модель.
«Ну здравствуй, мой маленький друг из Страны Эльфов!» Лейтенант Горюнов никогда и не догадывался, что первые двадцать три года своей жизни прожил, оказывается, среди эльфов. Милые такие эльфы бегали, помнится, вокруг него с «калашами» и матерились…
Глава семнадцатая,
в которой Тристан одерживает свою очередную громкую, хотя и несколько необычную победу, однако, получив все что хотел, начинает тосковать еще сильнее и отправляется в дальний путь – обратно, к берегам Британии, еще не понимая толком, для чего
– Хороша? – спросил Жилин самодовольно.
– Дивно как хороша! – согласился Тристан, изо всех сил играя роль восхищенного простака.
Восхищение, впрочем, было натуральным – оставалось изобразить только простоту.
– Погладь ее.
– А не укусит?
– Волшебные собачки не кусаются.
«Ой ли!» – подумал Тристан и опасливо протянул руку к сиамцу.
Но кот действительно настроен был миролюбиво, характер имел покладистый, на ласку отзывался и доброжелательного человека чувствовал.
А Иван с детства тяготел к кошкам, у бабушки всегда подолгу играл с рыжим сибирским великаном Барсиком. Только вот собственного котенка завести так и не довелось ему. И неизрасходованная любовь к пушистым-когтистым-усатым-полосатым щедрым потоком изливалась теперь на «волшебную собачку». Лоло-ци-Ци почувствовал своего. И благодарно терся мордой о сильные и грубые ладони Тристана, ставшие такими нежными в этот момент. Да, если бы, кроме собаки Луши, у него был еще и такой замечательный сиамец, Тристану, безусловно, легче было бы переносить тяготы средневековй жизни и тоску по Изольде. Но что поделать, кельты и логры знать не знали, кто такие коты, тем более дальневосточных пород. Отправлять, что ли, специальную «кошачью экспедицию» в Египет? А кстати, были эти зверьки у славян в десятом веке? Ведь, кажется, были. Тогда почему же весьма образованный Сигурд Зеленогурский кошку собакой называет? Хороший вопрос. Но не главный сейчас. Главное – это…
Течение мыслей Тристана, медитативно поглаживающего «волшебную собачку», прервал новый совет Жилина:
– А теперь притронься к колокольцу.
Тристан примерно представлял себе, что произойдет, и приготовился адекватно среагировать, но все-таки вздрогнул, когда приятный и очень знакомый голос дикторши «Радио России» сообщил ему: «…сегодня на переговорах в Хельсинки между президентом России Ельциным и президентом США Биллом Клинтоном. В частности обсуждалась главная тема – расширение НАТО на восток. Беседа прошла за закрытыми дверями, но журналистам уже стало известно, что Клинтон предложил Ельцину вступить в НАТО…»
Жилин смотрел на Тристана очень внимательно и хитро улыбался, точно пытался сообразить, понятна ли Тристану льющаяся из «колокольчика» чужеземная речь. И очень важно было не подать виду. А впрочем, как он может догадаться, отчего Тристан вздрогнул. Здесь же логика совсем иная. Тристан вдруг вспомнил рассказ корчмаря: одних, мол, звуки колокольца излечивают, а других убивают. Не мог Сигурд со своим чутьем на колдунов не распознать и в Тристане мага (а Тристан, по здешним понятиям, безусловно, был магом). Так, может, это у Жилина проверка такая: простые, обычные люди радуются небывалым звукам, исходящим из радиоприемника, а колдуны сверхчутьем своим ощущают бесовскую силу энергии грядущего и дуреют, как тараканы от дихлофоса?
«Нетушки! – решительно сказал про себя Тристан. – Рано еще мне в своем чародействе сознаваться. Хитер ты, пан Сигурд Отважный, но сегодня не на того напал. Я тебя старше на целую тысячу лет, а значит, не ты, а я поведу теперь расследование, и пока не выясню, как провалился сюда этот кот из далекого будущего с электронной игрушкой, ничего ты нового обо мне не узнаешь!»
С чего Тристан решил, что кот тоже прибыл из двадцатого века, он бы и сам не объяснил – это уже было на уровне чутья, вне логики, ну а то, что приемничек ловил радиоволны, испускаемые не здесь и не сейчас, подобный факт при всей его абсурдности воспринимался легко и естественно, как должное. Ведь Мырддин же дал понять полунамеком, что путешествия во времени – не такая простая штука, как думали себе господа Уэллс, Брэдбери или Земекис. Взаимопроникновение миров – так он, кажется, говорил.
А Сигурд тем временем подкрутил настройку и поймал радио «Ностальжи». Зазвучал добрый старый английский рок, и герцог, прикрыв глаза, стал раскачиваться на своем могучем стуле-троне, как музыкальный фанат на концерте любимой группы. Тристан еще давно на личном опыте проверил, как действуют на здешних неискушенных слушателей мелодии будущего. И даже этот фантасмагорический Жилин не стал исключением. Конечно, на самого Тристана музыка двадцатого века действовала еще сильнее, он готов был слушать ее и слушать, действительно забывая все беды и печали, но сейчас он уже взял себя в руки и просто грамотно играл роль.
Робко, почти опасливо притронувшись еще раз к приемнику, он как бы случайно несколько раз сбивал настройку, вздрагивал от новых звуков, а потом, проявив сообразительность, заглушил «колокольчик».
– Откуда же у тебя это волшебство, Сигурд? Поистине неземной зверек, и уж совсем неземной колоколец. Звуки его действительно побеждают любую, самую глухую тоску. Даже страшно делается, уж не увлекают ли они человека в мир иной. Ты не задумывался, Сигурд, угодно ли Господу подобное искушение?
Герцог Жилин неопределенно помотал головой.
– Ну а кто и откуда привез тебе эту волшебную собачку?
– Я купил Лоло-ци-Ци у одного желтолицего узкоглазого торговца, был он кореец, по-моему, а сама собачка родом из далекой и загадочной страны Тай. Сам я в тех краях не бывал, но рассказывают про тамошних мудрецов, что еще много других небывалых вещиц навострились они делать.
– Что значит «вещиц»? – не понял Тристан.
– А то и значит. Кореец-то уверял меня, будто не настоящий это пес, а искусственный, человечьими руками сделанный, и потому кушать его нельзя. А вот кормить почему-то надо. Такая, понимаешь ли, механическая собачка: жрет и гадит, как все обычные звери. Но шерсть!.. Ты только посмотри на эти переливы! А глаза? Бывают такие глаза у живых существ? Да и с колокольчиком Лоло-ци-Ци никогда не расстается. Между прочим, кореец говорил мне, без него она и двигаться не сможет, а колоколец без собаки, в свою очередь, навсегда замолчит. Подтвердили эти опасения и мои местные мудрецы. Я, правда, не уверен, что все это действительно так, но к чему проверки устраивать? Не хочется терять ни этого замечательного зверя, ни эту райскую музыку.
Аргументы были наиглупейшие, что, впрочем, неудивительно для мира, подчиненного логике невежества и всевозможных чуждых друг другу магий, и все-таки почему-то Тристану казалось, что есть, есть другое объяснение тайскому чуду, и об этом хорошо знает Жилин, однако сейчас специально говорит неправду. У него, как и у Тристана, была своя легенда, и ни один не хотел уступить другому в виртуозности вранья.
– Спасибо тебе, пан Сигурд, мне в самом деле стало намного лучше. Позволишь иногда общаться с Лоло-ци-Ци?
– Конечно, друг! Какие могут быть вопросы. Ладно, пошли теперь обедать.
«Эх, спросить бы Мырддина, знает ли он о провалившемся в этот мир радиоприемнике! – думал Тристан во время обеда. – Если знает, очевидно, таким образом подает Тристану какой-то знак. Вот только какой? Попробуй пойми их, этих чертовых демиургов с высших уровней бытия, или как он там представлялся! А вот если Мырддин не в курсе, тогда совсем худо. Ведь при таком раскладе получается, что здесь и сейчас химичат одновременно как минимум две банды путешественников во времени, плохо договорившихся между собой. Это резко снижает шансы на возможное возвращение. Да и вообще на спокойную жизнь».
Очень бы хотелось Тристану знать действительную расстановку сил, но – что поделать! – Мырддин по заказу еще ни разу не являлся.
А разговор вдруг зашел на весьма интересную тему.
Пан Крулик, прибывший накануне вечером с севера, то ли из Щецина, то ли из Гданьска, излагал печальные новости, сетовал на тупость и беспомощность всех рыцарей польского двора и предлагал поискать настоящего героя за морем.
И тогда Тристан слегка наклонил голову набок, улыбнулся эдак хитренько и поинтересовался:
– А что за дело такое важное на вашем севере, что для него уже заморские рыцари понадобились? Может, я кого порекомендую.
И Крулик охотно поделился подробностями.
Оказывается, все главные польские порты вот уж второй год подряд терроризирует невесть откуда приплывший непобедимый колосс с очаровательным именем Урхаган. («Имя-то явно кельтское или скандинавское», – отметил про себя Тристан.) Росту в нехристе этом десять локтей, не меньше, а силища такая, что в честном бою одолеть его просто немыслимо. И пользуясь своим физическим превосходством, Урхаган взимает непомерную дань со всех судов, прибывающих в Польское королевство. Алчность его растет теперь с каждым днем. Этак иностранные корабли скоро перестанут заходить в знаменитейшие торговые гавани Варяжского моря, а польские купцы просто будут уходить в море порожняком, так бессовестно обкрадывает их Урхаган.
Сигурд, понятное дело, недоволен появлением такого конкурента, ведь это ему, герцогу Зеленогурскому, долгие годы реально принадлежала вся прибыль с польской торговли. И конечно, Жилин уже пытался, и не однажды, одолеть Урхагана хитростью. Не тут-то было: бандюга-переросток всякий раз требовал поединка. На мечах, на палицах, на кулаках – ему все равно. Герцог вежливо отказывался и обещал подумать, кого из своих рыцарей пришлет вместо себя.
Так и прошло почти два года. И вот теперь Крулик прибыл с печальной вестью о том, что Урхаган, окончательно распоясавшись, идет войной прямо на Зелену Гуру. Корабль его уже поднимается вверх по Одре, и со дня на день великан будет здесь.
– Не надо никого звать, – скромно сказал Тристан. – Друг, неужели я не смогу защитить твоих интересов? Даже удивляюсь, почему раньше не попросил ты меня о помощи. Ведь еще никому никогда ни одного боя не проиграл Тристан Лотианский. Не проиграю и теперь.
– Ох, не зарекайся, Трыщан, не зарекайся, – грустно вздохнул Сигурд. – Думаешь, я мало наслышан о твоих победах? Над Моральтом и Драконом Острова Эрин, над людоедом и коварными баронами Корнуолла, надо всеми рыцарями и чудовищами юга Европы. Но здесь, брат, особый случай, уж ты мне поверь. Более могучего и коварного страшилища, чем этот Урхаган, еще не порождала Земля. Я очень боюсь за тебя, брат Трыщан.
– Спасибо, Сигурд, за меня уже многие в этой жизни боялись, может, поэтому я никогда не боялся за себя сам, – улыбнулся Тристан.
Он уже устал выслушивать всякий раз от всяких людей во всяких странах об уникальности именно того великана, который завелся у них, здесь, которого именно они, можно сказать, на собственных руках вырастили, вынянчили, а теперь вот сами сидят и дрожат от страха. На поверку все великаны оказывались достаточно убогими уродами, борцами-тяжеловесами весьма средней комплекции в своей весовой категории и даже не всегда культуристами на вид. А по части приемов рукопашного боя было у них и того хуже. Про мозги уж никто и не говорил – уровень интеллекта ниже звериного.
Кстати о зверях. Таких, как ирландский дракон, больше не попадалось. Встречались довольно крупные особи среди медведей, львов и крокодилов, но охоту на подобную живность Тристан давно освоил, и даже парочка-другая мутантов или гибридов типа парнокопытных птичек и мохнатых рептилий врасплох его не заставала. Он и не представлял уже, чем его можно теперь удивить. Какой еще, на хрен, особый случай! Тем более что в действительно особом случае на помощь придет – Тристан был уверен – зеленоглазый кудесник Мырддин. Ведь приходил же до этого, ну и теперь подбросит что-нибудь в критический момент – ну там противогаз, дымовую шашку или ружье для подводной охоты. Где наша не пропадала!
– В общем, я не боюсь, и ты за меня не бойся, – посоветовал он Жилину. – Или зря прозвали тебя Сигурдом Отважным?
– Зря никому имен не дают, – философски заметил Жилин.
– Я тоже так думаю. А потому говори лучше, какую награду обещаешь за победу над Урхаганом.
– Любую, брат, – заявил Сигурд с традиционным для всех здешних властителей легкомыслием. – Проси что хочешь, отдам тебе хоть полкоролевства. Уж так он меня допек, вымогатель этот!
«На фиг мне нужна половина твоего королевства, принадлежащего тебе к тому же неформально? – подумал Тристан. – Еще проблемы возникнут с польским королем, с епископами, всякие юридические казусы начнутся. Врагу не пожелаешь такой награды. А к тому же полкоролевства ты мне, хитрюга, и так обещал, предлагая вместе переделом мира заняться. Нет, старина Сигурд, отдашь ты мне за победу кое-что другое!»
Вслух Тристан этого произносить не стал, а только, пристально посмотрев в глаза герцогу, спросил на всякий случай, для очистки совести:
– Ты хорошо подумал, друг мой?
– А я всегда хорошо думаю, – самодовольно улыбнулся Сигурд.
– Что ж, по рукам! – провозгласил Тристан, поднимаясь из-за стола. – Я прямо сейчас кликну Курнебрала и начну готовиться к поединку.
А случай-то оказался и впрямь уникальный. Приходилось признать, что польский герцог Жилин Зеленогурский, он же исландский герой Сигурд Отважный, смыслит в жизни чуточку больше, чем короли Испании, Италии, Ирландии, Фрисландии, Ютландии и всех прочих «ландий». Из трюма небольшого корабля с прямым парусом выбрался на свет Божий человек(?) совершенно несуразных размеров. Десяти локтей росту, может быть, в нем и не было, но десять футов – уж это точно, так что Крулик, будем считать, приврал не сильно. И что особенно ужасно, трехметровый этот мужик сложения оказался идеально атлетического, так что и весу в нем было – дай Боже! Тристан прикинул в уме, и получилось килограммов четыреста как минимум.
А время и место встречи рассчитал наш опытный рыцарь верно. Великан завидел издалека гордого всадника, стоявшего на пустынном высоком берегу, и велел бросить якорь у песчаной отмели. На корабле находились явно не друзья его, а рабы, запуганные насмерть богомерзким хозяином. Использовать эту живую силу в грядущей битве не представлялось возможным. Курнебрала же Тристан попросил до поры посидеть в кустах неподалеку и выходить только по условному сигналу.
Тристан был верхом, но не чувствовал никакого преимущества перед пешим противником. Тот даже оружия не взял. Вот чудак! Может, у него и кожа, как у носорога? Или еще какие-нибудь сказочные штучки использует он для своих побед? Что же ты, Мырддин, так мне ничего и не вручил перед боем, хоть бы простенький пистолет Макарова прислал с нарочным. Тристан затравленно огляделся, ища глазами подъезжающего откуда-нибудь Финна Благородного или другого какого-нибудь Фергуса, а то и Робина Гуда. Впрочем, откуда им взяться в Польше, а к тому же до времен Робина Гуда еще дожить надо. А ты, Тристан, похоже, уже и до завтра не доживешь.
Пеший на конного смотрел сверху вниз и потирал руки. Потом неожиданно произнес:
– Veni, vidi, vici!
Этим гордым сравнением с римским диктатором, тысячу лет назад разбившим наголову Фарнака Понтийского, Урхаган априори присваивал победу себе.
Тристан не растерялся и быстро ответил:
– Пришел, увидел, победил.
На чистом русском. И не давая противнику вздохнуть, тут же перевел историческое высказывание еще на десяток языков, чем поверг Урхагана в глубочайшую задумчивость. Было в этой задумчивости что-то удивительно неестественное, ну вроде как молотком пытаются не гвозди забивать, а пилить. Существо подобных габаритов явно не предназначалось создателем для раздумий.
Тристан поймал себя на том, что слово «создатель» в этом контексте мысленно произнес с маленькой буквы. Действительно растерянность этого персонажа была какая-то неживая, компьютерная, что ли, и выглядел он сейчас рукотворным созданием, механизмом, роботом, а значит… Значит, был управляем!
В тот же миг Тристан успокоился, он разгадал тайну своего очередного врага, а это составляло практически девяносто процентов успеха. Оставшиеся десять ему обеспечат ловкость, боевой опыт и выданный Жилином напрокат уникальный меч Гжам. Победа снова будет за Тристаном! Но Боже мой, какая же это все скучища!..
Иван (да, теперь уже именно Иван) почувствовал вдруг небывалую усталость от этих бесконечных разборок, ему захотелось даже наплевать на все и погибнуть здесь, на красивом берегу Одры, от руки трехметрового кретина, говорящего по-латыни.
По-латыни… Вот за эту мысль он и зацепился как-то внезапно. Если цитата из Цезаря не случайна, то… с человеком (пусть даже не человеком!), знающим язык философов, врачей и католической церкви, можно договориться. Почему бы и не попробовать!
О, это был принципиально новый для средневековья подход к разрешению конфликтов! И сцена получилась совершенно восхитительная. Представьте себе: приехали на стрелку двое «крутых», готовые к самой жестокой мочиловке, и вдруг такой вопрос: «Братан, по-латыни петришь?» – «В натуре, секу помаленьку». – «Тогда memento mori, братан». – «Чувак, базара нет, моментом – в море».
Тристан как раз и начал с напоминания о смерти.
– Ты не сможешь победить, Урхаган.
– Почему?
– Потому что у меня меч волшебный.
– Нашел чем удивить! За мной стоят силы Аннона.
– Аннона? – удивился Тристан. – Ты что, ирландец?
– Почти. Я из Гренландии.
– Брешешь. Там ведь сплошные льды.
– Ну и что? Я же говорю, за мной стоят потусторонние силы.
– Ладно, допустим. – Тристан сделал вид, что поверил. – Но кто за тобой стоит конкретно? Я ведь тоже, сам понимаешь, не с неба упал. И за мной, брат, есть кое-кто. Только я не назову его, пока не услышу имен твоих покровителей.
– А почему я первый должен? – по-детски смешно обиделся огромный Урхаган.
– Но ведь ты же пришел на землю Сигурда Отважного, а не он на твою.
Аргумент показался великану убедительным, и он сказал тихонько, точно его могли услышать, почти шепнул:
– Фея Моргана.
Тристан чуть не рассмеялся.
– Эта вздорная баба? Ополоумевшая сеструха нашего Артура? Знаю такую. Как не знать! Колдовство ее на исходе, она уже обращается за помощью к людям, во всяком случае, пытается со многими дружить, например, с приятелем моим Ланселотом Озерным. Слыхал о нем?
– Слыхал.
– Ну вот, а за мной, Урхаган несчастный, стоит не кто-нибудь, а сам великий чародей Мырддин. Понял? Охота тебе голову терять в поединке со мною?
Имя Мырддина заставило великана задуматься надолго. Он тоже хотел жить, а не умирать, и теперь, когда они «померились крышами», выяснять физические возможности друг друга сделалось совсем неинтересно. Однако финал их беседы получился неожиданным.
– А ты докажи, – потребовал вдруг Урхаган, – что твой покровитель Мырддин.
Такой вопрос Тристану задавали впервые в этом идиотически доверчивом мире, и он даже растерялся поначалу. Но потом быстро сосредоточился, сдвинул брови для солидности и строго проговорил: