– Воля твоя, – сказал ему Тристан и двинулся теперь совсем уж тихо, вглядываясь в происходящее впереди с предельным вниманием. А вглядываться было во что.
По дороге шагах в пятидесяти левее промчались трое тяжело вооруженных всадников с копьями наперевес. Двое впереди и один чуть сзади. Вскоре раздался свирепый и жуткий рык – по характеру отчетливо животный, а по силе звука – бомбовоз на взлете. Вспомнился анекдот, и Тристан тихо сказал вслух:
– Рядовой Дракон, заглушите двигатель!
И дракон, словно и впрямь по его шутливому сигналу, взревел с новой силой, а следом донеслись до Тристана душераздирающие человеческие вопли – так обычно кричат солдаты, выпрыгивающие из горящего танка и уже сами превратившиеся в живые факелы. Еще живые.
За россыпью острых скал, покрытых колючим кустарником, видно ничего не было, только слабый отблеск пламени на фоне вечереющего грозового неба да реденькие клубы дыма. Через несколько секунд ветер принес оттуда тошнотворный запах паленой человечины. Смертоубийство совершалось всерьез. Поорать в иерихонскую трубу можно и ради хохмы, а вот запах… Какие уж тут хохмы! Все это было на самом деле.
А еще через секунду по дороге в обратную сторону промчался один из всадников – последний, отставший и, очевидно, затаившийся на время битвы. Тристан к этому моменту спешился и подкрался совсем близко к широкому тракту, выбрав место, где чахлые кусты выбегали к самой обочине. И осторожно выглядывая из сухих зарослей, он узнал всадника – узнал его медно-красные проволочные волосы, торчащие из-под шлема, и мелкие противные глазенки в прорези забрала. Это был все тот же сенешаль Гхамарндрил Красный.
«Вот подонок! – подумал Тристан. – Небось каждый раз так ездит. Очевидно, ждет, пока какой-нибудь герой, одолев дракона в неравной схватке, погибнет от ран, тут-то красноволосый сенешаль и выдаст себя за победителя. Ах ты подлый халявщик ископаемый! Что же, хорошо, что я тебя увидел заранее, гаденыш, теперь знаю: прежде чем умереть, должен буду всяко одну стрелу оставить тебе, Красный. Я буду звать тебя только по кличке, уж больно имечко твое ломает мне язык – Гха-мар-н-дрил. Тьфу! Очуметь можно. Действительно, гамадрил какой-то красножопый. На фиг, на фиг, будешь ты у меня просто Красным, коммуняка недорезанный!»
К ночи Тристан вернулся на корабль и вооружился по первому разряду. Коня одел в тяжелые латы, а себе подобрал самые прочные и легкие доспехи, дополнил обычный арсенал коротким копьем с массивным, хитро зазубренным и ядовитым наконечником, а также вторым мечом, менее привычным и удобным, но, по словам Курнебрала, обладающим большею магической силой. Клинок этот вроде бы даже светился слегка в темноте, а может, это просто полная яркая луна выглянула вдруг из-за туч.
Кроме Курнебрала и еще одного не дремлющего на посту бойца, никто не видел внезапно вернувшегося Тристана, но даже верному оруженосцу своему не стал он сообщать о том, куда едет. Почему? Ведь проще было бы взять его в помощь. Но Тристан чувствовал: он должен ехать совсем один. Так надо.
И очень скоро убедился в правоте своего ощущения.
Светало. Из-за поворота лесной дороги навстречу ему выехал знакомый всадник – широкоплечий, красивый человек с царственною осанкой.
– Привет тебе, Тристан Лотианский, – сказал он, поднимая забрало и оказываясь Финном, вождем фенниев.
– Привет тебе, Финн Мак-Гуммал. Я прибыл вновь…
– Остынь. Ты уже должен был понять, как работают здесь мои люди. Я знаю не хуже тебя самого, когда ты прибыл, зачем и куда направляешься сейчас.
– Ты пришел помочь мне?
– Да, Тристан, но не так, как ты думаешь. Я сам никогда бы не вышел на битву с таким драконом.
– Отчего же? Разве тебе не хватает смелости?
– Тут не в смелости дело. Чтобы драться с непобедимым врагом, мне просто не хватает глупости. Понимаешь.
Он очень приятно произносил это свое любимое словечко. Не как Ельцин – в качестве слова-сорняка, и не как раздражающий вопрос, задаваемый недоумку. Он говорил с мягко-утвердительной интонацией, дескать, пусть это будет наша общая тайна.
– Вот послушай одну историю, которая приключилась со мною несколько лет назад, – предложил Финн. – Я воевал тогда в Северной Шотландии вместе со скоттами и пиктами против лохланнахов, ну то есть норвежцев. Понимаешь. В общем, заманили меня эти лохи хитростью в свой замок, без оружия и друзей. Я к ним пошел, как благородный человек к благородным людям, я не ждал от них подлости, я ждал угощения и разговоров. Нам было о чем поговорить. Они же, оказывается, решили меня убить, но не на поле брани, а гнусно, исподтишка. Думаешь, я погиб тогда? Да нет же, вот он я – стою совсем живой здесь, перед тобою. Безмозглые норвежцы долго ссорились друг с дружкой, каким способом меня умертвить, и надумали – отдать Страшной Собаке. Ибо не знали они зверя более свирепого и лютого, а у нас, ирландцев, ничего нет позорнее, как погибнуть от зубов пса. Так вот. Все это предусмотрел мой шут по имени Фурбор – карлик, кривой, уродливый, полный дурак. Никто его никогда не слушал, только для смеху, а я вот первый послушал всерьез. Люди поговаривали, что втайне от всех занимается мой дурачок Фурбор колдовством. В общем, по его совету взял я с собой золотой ошейник любимого пса своего Бруна. Казалось бы, зачем рыцарю пустой ошейник, ан – пригодился. В мрачном Ущелье Дьявола укротил я Страшную Собаку. Она сама поползла ко мне, едва почуяла запах, идущий от золотого ошейника. И люди потом говорили, что всему причиной собачье родство: мой Брун и Страшная Собака от одной суки, мол, родились и в одном помете вскормлены были. Но ведь ты, Тристан, хорошо знаешь собак. Вот и скажи мне, имеет между ними родство хоть какое-нибудь значение?
– Никакого, – подтвердил Тристан.
– Вот именно. А значит, дело было в другом, то есть в колдовстве.
– И где сейчас этот карлик Фурбор? – полюбопытствовал Тристан.
– Кто его знает? Давно исчез. Я же говорю, он дурачок полный.
– Тогда зачем ты мне рассказывал так долго свою необычную историю, друг мой Финн?
– А тебе пока торопиться некуда, – улыбнулся предводитель фенниев. – Уж я-то знаю. Тебе сейчас главное надо понять: Дракона Острова Эрин невозможно победить никакой силой, если это будет просто физическая мощь, потому что на любую силу он найдет свои две. Этого дракона можно одолеть исключительно с помощью магии.
– И ты считаешь, Финн, что я владею магией?
– Люди говорят… – неопределенно откликнулся вождь фенниев.
Тристан задумался, а тем временем Финн достал маленький кожаный мешочек и протянул молодому рыцарю:
– Возьми. Самое главное – вот здесь.
– Что это?
– Не знаю, – честно признался Финн. – Велели передать тебе непосредственно перед битвой. Наверное, в этом кошельке и скрыто твое магическое оружие.
Мешочек оказался тяжелый, и внутри было твердо, словно лежали там слипшиеся в единый ком золотые монеты. Тристан хотел развязать бечеву, но Финн резким, протестующим жестом вскинул руку:
– Нет! Нельзя. Только когда останешься один на один с драконом.
– Да кто же это передал мне, Финн?
– Белобородый старик с яркими зелеными глазами.
Тристан вздрогнул и чуть не уронил мешочек.
– С какими, говоришь, глазами?
– На острове Эрин очень много людей с зелеными глазами, – улыбнулся Финн Благородный.
– Но не с такими же яркими, как у того старика, – улыбнулся в ответ Тристан.
– Ты прав, брат мой. Таких ярких глаз я больше ни у кого не видел. Никогда. Этот белобородый был очень похож на друида или филида, ну, то есть на мага. Понимаешь.
Он помолчал.
– Тристан, а хочешь, расскажу тебе еще одну историю? Время есть, да и совсем коротенькая она. Этот зеленоглазый предсказал мне будущее. Оно печально, Тристан. Когда я стану уже немолодым, а страною нашей будет управлять новый король по имени Карман, я полюблю его дочь, прекрасную хрупкую Грайне, и возьму ее в жены. Но эту же девушку полюбит мой дорогой племянник Диармайд О'Дуйвне. Конечно, она предпочтет молодого парня старику Финну. Однако мой благородный племянник будет отказываться от любви Грайне, и тогда красавица произнесет над Диармайдом гейс, и они сбегут из Темры прямо во время свадьбы и будут скитаться по лесам, предаваясь греховным усладам. Я буду преследовать их, наконец настигну и подстрою так, что Диармайда растерзает Зеленый Гульбайнский Кабан, а божественную Грайне в припадке ревности я убью собственным мечом. Понимаешь. Меж тем зеленоглазый добавил, что жизнь еще может сложиться по-другому: мы все трое простим друг друга, Грайне останется со мной, а Диармайд уедет далеко-далеко. Такой радостный финал тоже реален, только для этого я должен сегодня помочь тебе, а ты, брат мой, просто обязан победить дракона. Вот и все. Не подведи, Тристан Лотианский! Ну, теперь пора в дорогу. Удачи тебе!
Несметное число трупов лежало подле входа в Бездонные Пещеры, обгорелых и почти высохших, вспухших и совсем свежих. И вдобавок чудовищным смрадом – нет, не трупным, каким-то другим, понятным, но напрочь забытым – тянуло из подземелья. Тристан на всякий случай не стал подходить слишком близко и, сохраняя дистанцию, достаточную для маневра, крикнул:
– Выходи, скотина! Поганка мерзкая, выползай!
Батюшки! Да он кричал по-русски! Еще немного, и опять сорвется на матюги. Нужно это? Может, и нужно.
– Выходи, сволочь! Это я – лейтенант спецназа ФСБ Горюнов Иван Николаевич. Пришел сразиться с тобой в честном бою, бляха-муха!
И что это его вдруг понесло? Ох, неспроста, наверное!
А потом рев зверя разорвал тишину, и Тристан невольно отпрянул, когда еще только башка гадины высунулась на свет Божий.
Ё-моё! Неужели это по правде? Неужели я не сплю?
Складчатая, заросшая шерстью морда размером с голову средних лет слоненка смотрела на него пустыми фасетчатыми глазами и уже начинала скалиться, посверкивая в поганой рыже-зелено-бордовой пасти желто-серыми, гладкими, острыми, откровенно пластиковыми(!) зубами. Два мерзких волосатых рога, похожих на клювы марабу, воинственно торчали изо лба вперед и вверх. Тяжелые мохнатые лапы завершались ржавыми(!) крючьями когтей, а огромное верткое туловище с непонятно как крепившимися к нему кожистыми крыльями все целиком, от шеи до кончика длинного змеиного хвоста, покрыто было крупными, примерно в ладонь, блестящими стальными(!) пластинками. В общем, это был очевидный киборг, биомеханический, биоэлектронный робот. Бедные наивные ирландцы! Уроды в жопе ноги! (Кажется, так говорили в его московской школе в подобных случаях.) Какие уж тут отравленные копья и заговоренные мечи! Тут артиллерия нужна, лучше всего – танк, а на худой конец сгодилась бы наплечная пушка типа «стингера».
Тристан спрыгнул с коня, скомандовал ему «бежать», потом отбросил оружие в сторону, дабы не мешалось, и сделал шаг навстречу чудовищу. Дракон откровенно растерялся, насколько можно было прочесть растерянность по фасетчатым бельмам и замершей полураскрытой пасти. Компьютер внутри этой паскуды, очевидно, не программировали на подобные нестандартные взбрыки.
Чье же больное воображение, на какой планете, в каком искаженном мире создало этакую нечисть? А главное – какому гаду пришло в голову засылать натуральное исчадие кибернетического ада именно сюда?
Ну-с, пора, Иванушка! Ты один на один с тварью.
Коротким быстрым движением распустил он шнурок и, еще только запустив руку в кожаный мешочек, еще не вытащив ничего на свет, узнал, узнал, едва прикоснувшись, и задрожал от счастья, и выдернул кольцо, не теряя уже ни секунды…
Ручная противопехотная граната Ф-1. «Лимонка». Прелесть моя! Какая же ты приятная на ощупь!
А чудовище как раз сориентировалось и уже разинуло пасть свою во всю ширь, горло его раздулось, открывая путь внутрь, широкий и жуткий, как печная труба сгоревшего дома, то ли для заглатывания жертвы, то ли для того, чтобы выплюнуть струю напалма. Но ни того, ни другого сделать оно не успело, потому что в силу изначальной придурковатости «лимонку» угрозой не считало. А зря.
Тристан метнул ее точно во чрево гада, сам себе скомандовал «Ложись!» (привычка – вторая натура) и бухнулся лицом вниз на жухлую траву среди уже выбеленных дождями скелетов и еще гниющих трупов.
Взрыв последовал на счет «четыре», как и положено, а на счет «шесть» Тристан позволил себе поднять голову. Дракон завалился на бок и лежал недвижно с большими рваными дырами в брюхе и в шее, с лопнувшими глазами и с пастью, словно вывихнутой в отчаянном зевке. Но панцирь его проклятый из этой стальной чешуи ничуть не пострадал. Вот они, технологии будущего, твою мать! Вот на какое мракобесие работают светлые головы инопланетных очкариков!
Тристан вдруг вспомнил, что у этих бриттов и скоттов полагается вырезать жертве язык, иначе хрен кто поверит, что ты и есть победитель. И он решительно подошел к поверженному роботу. Язык был настоящий – мягкий, скользкий, кинжал отхватил его с легкостью, вот только слизь потекла такая, что и кожаные перчатки поплыли, грозя через минуту полностью раствориться. Олеум, что ли? – вспомнилось какое-то умное слово из школьного курса химии. Но тут дракоша предсмертно вздохнул, то есть все-таки выпустил струйку газа изо рта. Нет, не горящего и даже не горячего, но вонючего чудовищно. Тристан отпрянул, мгновенно вспомнив запах по давним полевым учениям с применением боевых отравляющих веществ. Вот чем тянуло из пещеры-то…
Фосген. Чуть сладковатый, дурманящий, тошнотный запашок гниющего сена. В малых дозах. А в больших – никакого запаха уже не почуешь – будет только першение в горле, слезы, сопли и наконец удушье. Отек легких.
Про отек легких Тристан вовремя вспомнил. На неверных уже ногах рванулся, задержав дыхание, и побежал в сторону леса, на ходу заворачивая язык в какие-то попавшиеся под руку тряпки, а потом упихивая трофей в сумку, простую кожаную сумку, и уже понимая, что все это не поможет, потому что ОВ есть ОВ – отравляющее вещество. Ладони жгло отчаянно, в глазах темнело, горло сжимали спазмы. «Вот сволочь зеленоглазая! – думал он. – Лимонку дал, а противогаз – нет». И еще прикидывал Тристан, где бы тут у них взять полиэтиленовый пакет, обычный полиэтиленовый пакет, завязать узлом – и все в порядке. «Вот зараза белобородая! Не мог вместе с лимонкой прислать тривиальный пластиковый мешок для мусора!»
А из языка-то не просто кислота сочилась, что-то еще похуже, уж не иприт ли?
«Что же за параноик изобретал этого робота массового поражения? И что за параноик закинул меня сюда? Сколько раз я должен умирать? Сейчас уже третий. А сколько всего? Где-то, помнится, читал, что всего бывает девять. Больше никак нельзя. И язык бросить тоже нельзя. А как хочется зашвырнуть его к едрене-фене! Но без языка куда теперь идти? Без языка возвращаться глупо. Ах, какое многозначное слово! «Идите, лейтенант, и без языка не возвращайтесь». Откуда это? А ведь точно классика какая-то. Или вот: Владимир Галактионович Короленко. «Без языка». Повесть. В смысле по-английски ни бум-бум. Но он-то теперь на тридцати языках, включая, прости Господи, скоттский и аттекотский, на тридцати, если не больше, наречиях такое бум-бум выдаст. Ну, прямо бум-м-м, бум-м-м, бум-м-м. Как колокол. Вот, кстати, о колоколе. Тоже бывает без языка. «Колокол без языка, как изба без дурака». Это еще что такое? Старинная русская пословица. Да нет, пожалуй, совсем новая. Только что придумал…»
Он бредил. Он бредил, уже не понимая, что бредит. И значит, скоро все – полная темнота.
За несколько секунд до того, как сознание его окончательно погасло, Тристан успел услышать цоканье копыт по тракту и догадался, кто это, и подумал, что так и не сумел выпустить последнюю стрелу по Гхамарндрилу Красному. Зато теперь он научился без запинок произносить его имя.
И еще кое-что успел Тристан – упасть в кусты, чтобы Красный счел его мертвым, если все-таки заметит, проезжая.
Глава шестая,
в которой Тристан и Изольда наконец-то узнают друг друга, но это поначалу не сулит им ничего хорошего, кроме новых проблем, каковые и разрешаются, как всегда, в лучших традициях местного высококультурного населения – методом отрубания чьей-нибудь головы
Очнувшись, Тристан услышал голоса. Глаза его, видимо, пострадавшие от ядовитых газов, были накрыты влажной прохладной повязкой, и видеть он, как и в прошлый раз, ничего не мог. Руки-ноги в принципе шевелились, но слабость ощущалась прямо-таки ватная. Впрочем, ни тошноты, ни боли, ни озноба – спокойно и хорошо. Он прислушался. Говорили в том числе и о нем, причем так, словно его в помещении не было. Что ж, понятно, ведь души его и в самом деле еще минуту назад здесь не было – только тело.
Два голоса различил Тристан: один – хорошо памятный ему, ласковый, мелодичный – служанки Бригитты, и другой – тоже женский, но твердый, властный, необычайно красивый. И еще не услыхав обращения по имени, он уже догадался, что это сама королева Айсидора. На этот раз именно она, собственной персоной, лечила Тристана. Очевидно, случай оказался настолько тяжелым, что исцеление поручили непосредственно главному в стране специалисту. Впрочем, постепенно из разговора – долгого и богатого на подробности – он понял, что дело в другом: Тантрис, как его здесь называли, до зарезу требовался живым, требовался всей Ирландии, и в первую очередь – принцессе Изольде. Ведь ситуация сложилась вот каким образом.
Почти сразу после его для многих таинственного исчезновения из Темры странная хворь овладела юной Изольдой. Словно подменили ее. Проснувшись однажды утром, она вдруг перестала узнавать родных и друзей, не понимала многих простых слов и почти не помнила не только детства своего, но и всего, что случилось с нею накануне или несколько дней назад. По причине такого необычного состояния Изольда практически не выходила из личных покоев, подолгу лежала, временами засыпая, ела крайне немного и без удовольствия, а единственное, что как-то оживляло ее – так это музыканты и менестрели, коих просила она звать к себе по нескольку раз на дню, и, бывало, сидели они у ее постели долго-долго, потому что принцесса не только слушала их песни, но и разговаривала с ними, обрушивая на гостей ворох разнообразных вопросов, иные из которых не могли не удивить: «В каком году я родилась?», «Кто у нас король?», «А как вы называете это море?»
Королева Айсидора не сумела разгадать природу внезапного недуга любимой дочери, но верить в предположение сенешаля Гхамарндрила ей тоже не хотелось. Тот уверял, что Тантрис – на самом деле Тристан Лотианский, а Тристан Лотианский – известный колдун, значит, это он и навел порчу на принцессу. Объяснение было слишком простым, снятие порчи не являлось для Айсидоры чем-то особенным, задача понятная и в общем-то легко решаемая. Однако традиционные заговоры, травы и настои помогали Изольде слабо, а окуривание серой вызывало только кашель. И королева призвала друидов. Друиды посмотрели, посовещались и погрузились в состояние легкого замешательства, напугав этим всех вокруг. Ощущение было такое, что мудрость их, копившаяся веками, натолкнулась вдруг на препятствие, порожденное еще более древней мудростью. Но потом один из знатоков прикрыл глаза на короткое время, беседуя с духами Аннона, а когда вновь поднял веки, уже был готов передать главное, что нашептали ему потусторонние силы:
– Чары великой магии лишили памяти дочь твою, Айсидора. Но эти же чары и вернут ей все. Сейчас не время предаваться печали. Потому как уже очень скоро Изольда вспомнит все, о чем забыла в ту роковую ночь. – Потом помолчал и добавил странную фразу: – Она даже вспомнит то, о чем никогда не знала. Слушай меня, королева Айсидора, что-нибудь вновь может показаться тебе загадочным в поступках или словах твоей дочери, но постарайся не перечить ей. Больше – ничего.
И друиды ушли, как водится, ни с кем не попрощавшись.
А принцесса действительно быстро пошла на поправку. Начала петь, смеяться, кушать с аппетитом, совершать верховые и пешие прогулки. И сенешаль Красный, видя все это, вновь злобно шипел в стороне:
– Ну ладно, ну ошибся я. Бывает. Порча – не порча, но было же колдовство какое-то. А почему? Почему так подвержена принцесса влиянию темных сил? Да потому, что замуж ей пора. Молодая кровь играет, шалит, покою не дает. Замуж ей пора. А кто лучший жених в королевстве? Я, конечно.
Сенешаль не раз уже подкатывал к Гормону с таким предложением, но король мудро тянул время, догадывался, наверное, о лучшей доле для своей дочери. Сама же Изольда дрожала от омерзения при виде Гхамарндрила. Папаша такие нежности в расчет, разумеется, не принимал, а вот мать, особенно после слов друида, заняла общую с дочерью позицию и твердо решила под любым предлогом за сенешаля Изольду не отдавать.
С выздоровлением девушки проблема отошла на задний план как бы сама собою. Красный выжидал нового повода для атаки, Изольда пела по вечерам песни, в которых мечтала о красивом молодом короле – правителе далекой заморской страны.
Тут-то и обрушилась беда на остров Эрин. Вылез из Бездонных Пещер проклятый дракон, зверь рыкающий, неистребимый монстр…
Вовремя прокравшийся к месту битвы сенешаль Гхамарндрил Красный видел, как полетел во чрево дракона загадочный металлический предмет, напоминающий головку палицы, но когда чудовище внезапно изрыгнуло гром и молнию, сенешаль смекнул, что Тристан-Тантрис упал не от слабости, а от хитрости, и поспешил повторить действие опытного бойца. Перепуганный насмерть, он еще долго-долго вслушивался в тишину, не решаясь даже поднять головы и боясь поверить в то, что бой окончен. А уж потом, разумеется, Красный преспокойненько отхватил мечом голову побежденному чудовищу. Дождался-таки, мерзавец, своего звездного часа. Но то ли не удосужившись, то ли убоявшись внимательно оглядеть поле недавней битвы, решил он не уточнять судьбу отважного Тристана, а быстро прикрутил добычу к седлу, и, поскольку фосген – газ весьма летучий, сенешаль отравления не получил, жалкие же остатки ядовитой дряни выдуло ветерком по дороге. В общем, в королевский замок Темры наш псевдогерой приволок уже вполне достойный трофей, не представлявший ни для кого опасности.
Гормон как человек благородный вынужден был поверить в победу Гхамарндрила, однако легкая тень сомнения все же зародилась в душе короля. С чего это вдруг такая удача? Почему раньше не мог победить? Какие тайные способности помогли сенешалю выиграть битву? Ну а Изольда, которой надлежало теперь идти с красноволосым уродом под венец, не хотела верить ни за какие жемчуга, будто Гхамарндрил способен оказался не то что победить, а даже просто сразиться с драконом. Слишком хорошо она знала этого труса и наглеца.
До назначенной свадебной церемонии оставалось всего три дня. Следовало что-то делать. То есть не что-то, а совершенно ясно что – искать настоящего героя или хотя бы доказательства того, что герой этот был, если погиб, например, в ходе боя. Короче, еще солнце не начало клониться к западу, когда Изольда, взяв с собою двух слуг – могучего Периниса и преданную смекалистую Бригитту, поскакала к Бездонным Пещерам.
Без любимой камеристки принцесса, по обыкновению, не отправлялась никуда, а Перинис на сей раз требовался ей, разумеется, просто как грубая мужская сила. Он один стоил двоих, и это было особенно хорошо, ведь в другой ситуации Изольда позвала бы с собою целую команду вышколенных охранников – на такое-то опасное дело! Дело, однако, представлялось не только и не столько опасным, сколько деликатным. А Периниса Изольда считала единственным из своих слуг, кому могла довериться. Во-первых, он не славился излишним умом и, следовательно, хитростью, а во-вторых, боготворил хозяйку за то, что она многое позволяла ему, а зачастую и покрывала «негодного мальчишку», когда его озорные проделки уж слишком досаждали кому-нибудь из высшей знати.
Проделки же молодого слуги не отличались большим разнообразием. Если и дрался с себе подобными – только из-за женщин, а чаще вовсе избегал общения с мужчинами и совращал, совращал, совращал подряд и без разбору рабынь и баронесс, юных девушек и солидных дам. Талантлив был в этом и природой, мягко говоря, не обделен физически. О размерах его «мужского достоинства» по королевству ходили слухи. Согласно некоторым из них утверждалось, будто имя свое приобрел Перинис как раз благодаря небезызвестному органу. Родом он был из Италии и, не ведавший настоящего имени своего, данного матерью, среди рабов получил латинское прозвище Пенис. А позднее бежал из-под хозяйского гнета и, скитаясь по королевствам и герцогствам Европы, однажды услыхал от образованной девушки-хохотушки, что означает на самом деле такое красивое на первый взгляд звукосочетание. Впрочем, юный Пенис не только имя свое, но и предмет, его породивший, считал весьма красивым, однако, от греха подальше, все же решил переназваться. А поскольку арморикскую красавицу, открывшую ему глаза на правду, звали коротко и звучно – Ри, он и надумал вставить это «ри» в середину своей клички. Новое прозвище устраивало всех и осталось с ним до конца жизни.* * *От королевского дворца до страшного логова дракона было совсем недалеко – полчаса хорошей езды, не больше, да и Тристана нашли они почти сразу. Перинис бывал там не раз, сопровождая разных рыцарей, и совсем недавно приезжал, поэтому он и заметил первым новую жертву чудовища – скрюченное за кустами тело в легких красивых доспехах и с мечом, упрятанным в ножны. По всему видно: рыцарь. Жизнь еще теплилась в нем. Тут и Бригитта подоспела.
Опухшее лицо несчастного имело жуткий черно-лиловый цвет, даже руки посинели – страшнее, чем в прошлый раз. Еще бы: куда там древним ирландским ядам до фосгена! Однако служанка принцессы по отдельным мелким приметам, ведомым лишь ей да ее хозяйке, узнала в полуживом герое давешнего менестреля Тантриса. Да, именно с этим телом пришлось ей повозиться не так давно, когда принцесса проводила свой курс лечения. А менестрель к тому же весьма понравился Бригитте, можно сказать, камеристка влюбилась в него, поэтому теперь она готова была поклясться на Библии, что путаницы тут никакой нет.