Страница:
Но обыска не случилось вообще. И вот, придя с Петровки в четверг, то есть прошло уже пять дней с того страшного убийства, она наконец осмелилась достать с антресолей «вешдоки» и послушать то, ради чего, по сути, и погиб Олег. Раньше она бы не поверила, что можно так долго давить в себе естественное женское любопытство, но теперь Белка знала, что такое настоящий страх. Если ее схватят и будут пытать там, они быстро узнают, слушала она в действительности пленку или нет. И если не слушала, у нее еще будет шанс остаться живой. Конечно, скорее всего она переоценивает содержание кассет, но это лучше, чем недооценивать.
Накануне на похороны Зарайского собрались почти те же люди, что и в августе, когда провожали в последний путь Миху. Народу побольше было: журналистов человек двадцать, родственников десятка полтора, а друзья все те же. Одна тусовка. Додик Саидзе подошел к Белке и сказал:
— Двух месяцев не прошло.
И больше — ни слова. А что еще говорить? Им всем было страшно. Люди не привыкли верить в такие совпадения, и в скорбном молчании друзей-фантастов ощущалось предчувствие беды. Только двое знали наверняка, что это не совпадение: она и Майкл.
На поминках Майкл вдруг вспомнил, что лет семь назад, на самом раннем этапе дикого капитализма в России, когда и его кооператив не обошла стороной мода на издательскую деятельность, ребята планировали выпустить книжку фантастических повестей Зарайского, да вот не сложилось что-то. Может быть, теперь… И Майкл чуть не прослезился, завершая свой тост.
Белка никогда не видела его таким. Она даже не сразу поняла, в чем дело. Вербицкий был пьян. Он подошел к ней, уже прощаясь, и спросил:
— Ты хоть знаешь, что Скобяков — это Шайтан?
— Нет, но я догадывалась.
— Догадывалась! — передразнил Майкл. — Я говорил сегодня с Патлатым. Он очень недоволен случившимся. Шайтана убрали свои — это известно. Но расследование почти официально ведет госбезопасность. Патлатый почему-то считает, что, если бы не Зарайский, все обошлось бы без гэбистов. Я думаю, он не прав, но все равно: Зарайского в это дело втравила ты. И Патлатый больше не хочет тебе помогать. Он боится прессы. Собственно, он и меня просил не говорить больше ни слова, но мне казалось, я должен предупредить тебя агур… аргур… аргументирование.
— Майкл, — предложила Белка, — может, пойдем ко мне, здесь пятнадцать минут ходу. А Вике я позвоню.
— Да брось ты, ща возьму тачку и через полчаса дома. Все нормально, Ольга, все путем…
А Белка как чувствовала что-то. Утром она позвонила Вике, жене Майкла. Тот уже был в больнице. Вечером возле самого подъезда его поджидали трое. Били недолго, но грамотно. Ничего не забрали и даже жидовской мордой не обозвали. В общем, все понятно: не суйся, Майкл, не в свое дело. Были это дружки Патлатого или его враги, какая теперь разница? Для Майкла. А Белка-то как раз решила не отступать и во всем разобраться.
Убивают Олега, избивают Вербицкого, сам Патлатый напуган, а с нее как с гуся вода, даже Петровка верит, что она не была во Льгове. Значит, прикрывают ее чекисты-невидимки. Чего же тогда бояться? Надо действовать, надо использовать все, что есть в ее распоряжении, тогда наконец бойцы невидимого фронта выйдут на авансцену и вступят с ней в диалог.
Рюшик был в саду. Отец на работе, мама отправилась по магазинам — это на добрых два часа. Белка достала диктофоны, аккуратно, словно неразорвавшиеся гранаты, положила на стол и включила. Обе пленки, все четыре записи она прослушала дважды. Поняла, конечно, не все, но главное было несомненно: информации на кассетах хватит еще на десяток таких же страшных разборок. И больше всего, как это ни странно, напугало ее убийство Малахова. А впрочем, чего ж туг странного? Все остальные участники «мероприятия» были не ей чета: бандиты, политики, воры в законе, даже Олег — «журналист-уголовник», как шутили друзья, погиб, что называется, при исполнении. А вот тракторист Малахов… Тут, как говорит Майкл, просто попадалово. И тракторист был ей ближе всех, ведь у нее-то — тоже попадалово.
Малахов случайно видел, как привезли тело так называемого Разгонова. Трактор его с утра что-то никак не заводился, а тут еще вдруг живот схватило, он и пошел в кусты у дороги и, когда эти подъехали, сидел там тихо-тихо. Машина была сугубо импортная, джип какой-то навороченный. Малахов догадался: бандиты. И твердо решил никому ничего не говорить. Труп видел, о чем и сообщил, а машины не было никакой. Нужны ему неприятности?
Он молчал в милиции, молчал в прокуратуре, не раскололся даже заезжему чекисту с красной книжечкой. А Шайтану раскололся сразу, как только понял, что тот не власть представляет, а бандитов. Страх заставил? Наверно, и страх тоже, ведь от этих ничего не скроешь. Но дело не только в страхе, думала Белка. Вот он, голос народа! Тракторист Малахов сделал свой выбор. Очевидно, он знал давно, что ни милиция, ни другая государственная организация его сегодня не защитят. Надежда была только на Шайтана. Тракторист Малахов ошибся, и это было особенно страшно.
Малахов рассказал Шайтану еще и про зеленую краску на волосах — деталь, безусловно, запоминающаяся для случайного прохожего, впервые в жизни увидевшего размозженную голову. А в милицейском протоколе, Шайтан это знал, про зеленую краску не упоминалось. Почему? И почему в протоколе осмотра описана кровь на траве? Не было там никакой крови, уверял Малахов. Шайтан еще раз уточнил, действительно ли он первый слышит обо всем этом.
— Да чтоб я сдох! — сказал Малахов. — Охота мне лезть в это дерьмо? Никому не говорил. Чтоб я сдох!
И подписал себе смертный приговор. Уж очень важная информация. Шайтан боялся утечки.
«Чтоб я сдох!» — говорит человек за минуту до смерти. «Жуть», — подумала Белка.
Потом она убрала диктофоны, взяла лист бумаги и, по старой студенческой привычке рисуя схемы, как бы собрала из кусочков картину происшедшего. Убили Миху Разгонова вместо большого человека Малина или убили Малина вместо Михи — строго говоря, это осталось не до конца ясным. Хотя Белка давно поняла: Миха жив. Зато четко прорисовалась теперь фигура Золтана, а также фигура Шайтана и фигура Высокого Шефа, он же Альберт Ларионов. Зловещий замысел государственного переворота тоже проглядывал достаточно четко.
Ну и что теперь делать? Сжечь пленки и все забыть? Да нет, забыть не получится. А если все это правда? И при новом президенте Ларионове она долгие годы будет вспоминать о своем решении, помешивая в мятой алюминиевой миске лагерную баланду… Бр-р-р! Белка поежилась. И попробовала другой вариант.
Пресса, «Московский комсомолец», НТВ, «Версии». Будет много шуму. Ларионова отправят в отставку. Переворот отменят, точнее — перенесут. А ее найдут и хлопнут. Однозначно, как говорит Жириновский. Есть еще третий вариант. Передать кассеты компетентным органам. Вопрос — каким? Это раньше орган был один на всю страну, большой и толстый, а теперь такая разнобобица пошла. В милицию? Майору Кондратьеву отдать? Смешно. Значит, ФСБ. Взять на всякий случай смену белья и скромным советским стукачом — вперед, на Кузнецкий. Фу! Подумать противно.
Наверно, правильнее все-таки пойти в службу Коржакова, чтобы как можно быстрее к самому Ельцину попало. Но Белка даже не знала, где эту службу искать. Запутаешься теперь — столько их развелось! Вот еще и РИСК какой-то появился…
Нет, не пойдет она туда. Там ее надуют, вокруг пальца обведут и съедят с потрохами. Значит, кто у нас остается? Пат-ла-тый. Этот все поймет. И все правильно сделает. В общем, Патлатого — в президенты! Зачем ей Ларионов? Ларионов ее не знает. А при Патлатом Белка министром науки и техники станет или министром образования. Весело. И тут она снова вспомнила тракториста Малахова.
Вечером в программе «Герой дня» долго и красиво отвечал на вопросы ведущего Альберт Ларионов. Белка не запомнила, чем он прославился. Белка только слушала его голос, такой характерный, такой неподражаемый… И когда передача закончилась, тут же пошла к телефону. Пальцы с трудом попадали на нужные кнопки, а голос вдруг сел, как при простуде:
— Колич, мне срочно нужна встреча. Передай ему: как всегда.
Место встречи изменить было нельзя. С одной стороны «шумел, как улей, родной завод», с другой — шелестели шаги редких сотрудников в пустых коридорах института. Патлатый настроен был воинственно, но Белка сразу юяла инициативу в свои руки:
— Мне нужна охрана. Прямо с сегодняшнего дня.
— Ого! Но я ведь еще не сказал, что это по-прежнему возможно.
— А я говорю, мне срочно нужна охрана! Что, если я была вместе с Зарайским, когда убили Шайтана?
— Врешь! — выдохнул Патлатый. — Почему ты жива тогда?
— Почему я жива — мое личное дело, а вот Шайтана подставил Шкаф. И потом именно Шкаф сделал контрольные выстрелы в голову Скобякову и Зарайскому.
Патлатый смотрел на Белку с ужасом и восторгом.
— Так-так-так, рассказывай дальше.
— А что мне за это будет? — улыбнулась Белка. — Дай хоть сигарету.
Он протянул ей пачку «Давидофф».
— Спасибо. Так вот, до предоставления мне личной охраны я скажу еще только две вещи. У Зарайского была с собой сумка с магнитными записями всех бесед, которую не нашли ни ваши, ни менты. И второе: мне уже угрожали.
— Кто?
— Откуда я знаю? Позвонил какой-то придурок и сказал: «Ольга Марковна, если вы не прекратите ваше частное расследование, пеняйте на себя».
— Буквально так и сказал?
— Буквально так.
— Пора тебе на телефон записывающее устройство ставить, — рассудил Патлатый и надолго замолчал.
Никто, конечно, Белке не угрожал. Зачем она это придумала? Для убедительности, наверно.
— Значит, так… — разродился наконец Патлатый. — Прямо сейчас ты пишешь заявление об уходе из этого богоугодного заведения и завтра выходишь на работу в мою фирму. Я дам тебе филиал и введу в совет директоров. Что и как делать, объяснят по ходу. О зарплате договоримся — не обижу. Вопросы есть?
Белка, кажется, даже рот приоткрыла от изумления. Вопросов не было.
— Осторожно, сигарету уронишь, — сказал Патлатый. — а ты думала, я просто так выделяю охрану кому попало?
Копия записей Шайтана и Зарайского хранилась теперь в одном из самых надежных сейфов Москвы. В личной ячейке Евгения Дмитриевича Кузьмина, то бишь Патлатого, на очумительной глубине подземного хранилища банка «Менатеп». Оригиналы же по-прежнему отдыхали в старых сапогах на антресолях. Но об этом не знал никто.
Кузьмину Белка преподнесла тщательно продуманную легенду о передаче пленок редакции «Московского комсомольца», да таким образом, будто она сама не знала через кого переданы кассеты и где теперь хранятся. Зато опубликование компромата было гарантировано при любых неприятностях, даже при угрозе таковых для Ольги Разгоновой.
На работу Белку возили в бронированной «Вольве-Эксклюзив» серо-стального цвета в сопровождении троих головорезов, двое из которых оставались всякий раз дежурить на ночь: один внизу у подъезда, другой на лестничной площадке. Денег у Белки стало много, свободного времени — совсем мало. Правда, на выходные фирма вывозила ее в шикарный и тоже тщательно охраняемый дом отдыха, где очень нравилось. Рюшику: отличная спортивная база, игровые комнаты, детишки его возраста, веселые добрые воспитательницы. У Белки появились новые друзья и подруги. И это было так здорово, что иногда она даже забывала, с чего все началось. Патлатый… то есть теперь она не говорила «Патлатый» — Женя относился к ней сугубо по-дружески. Так уж получилось, что любовниц ему хватало без Белки. Но для всех вокруг в целях конспирации разыгрывалась безумная любовь с первого взгляда. Для родителей Ольги существовала особая версия: Евгений — ее жених. Иначе как было объяснить все это вдруг свалившееся великолепие? Правда, жених за целый месяц всего лишь два раза зашел чайку попить.
— Ну уж извини, мама, — объясняла Белка, — такие они все деловые, эти «новые русские».
Глава двадцать вторая
Накануне на похороны Зарайского собрались почти те же люди, что и в августе, когда провожали в последний путь Миху. Народу побольше было: журналистов человек двадцать, родственников десятка полтора, а друзья все те же. Одна тусовка. Додик Саидзе подошел к Белке и сказал:
— Двух месяцев не прошло.
И больше — ни слова. А что еще говорить? Им всем было страшно. Люди не привыкли верить в такие совпадения, и в скорбном молчании друзей-фантастов ощущалось предчувствие беды. Только двое знали наверняка, что это не совпадение: она и Майкл.
На поминках Майкл вдруг вспомнил, что лет семь назад, на самом раннем этапе дикого капитализма в России, когда и его кооператив не обошла стороной мода на издательскую деятельность, ребята планировали выпустить книжку фантастических повестей Зарайского, да вот не сложилось что-то. Может быть, теперь… И Майкл чуть не прослезился, завершая свой тост.
Белка никогда не видела его таким. Она даже не сразу поняла, в чем дело. Вербицкий был пьян. Он подошел к ней, уже прощаясь, и спросил:
— Ты хоть знаешь, что Скобяков — это Шайтан?
— Нет, но я догадывалась.
— Догадывалась! — передразнил Майкл. — Я говорил сегодня с Патлатым. Он очень недоволен случившимся. Шайтана убрали свои — это известно. Но расследование почти официально ведет госбезопасность. Патлатый почему-то считает, что, если бы не Зарайский, все обошлось бы без гэбистов. Я думаю, он не прав, но все равно: Зарайского в это дело втравила ты. И Патлатый больше не хочет тебе помогать. Он боится прессы. Собственно, он и меня просил не говорить больше ни слова, но мне казалось, я должен предупредить тебя агур… аргур… аргументирование.
— Майкл, — предложила Белка, — может, пойдем ко мне, здесь пятнадцать минут ходу. А Вике я позвоню.
— Да брось ты, ща возьму тачку и через полчаса дома. Все нормально, Ольга, все путем…
А Белка как чувствовала что-то. Утром она позвонила Вике, жене Майкла. Тот уже был в больнице. Вечером возле самого подъезда его поджидали трое. Били недолго, но грамотно. Ничего не забрали и даже жидовской мордой не обозвали. В общем, все понятно: не суйся, Майкл, не в свое дело. Были это дружки Патлатого или его враги, какая теперь разница? Для Майкла. А Белка-то как раз решила не отступать и во всем разобраться.
Убивают Олега, избивают Вербицкого, сам Патлатый напуган, а с нее как с гуся вода, даже Петровка верит, что она не была во Льгове. Значит, прикрывают ее чекисты-невидимки. Чего же тогда бояться? Надо действовать, надо использовать все, что есть в ее распоряжении, тогда наконец бойцы невидимого фронта выйдут на авансцену и вступят с ней в диалог.
Рюшик был в саду. Отец на работе, мама отправилась по магазинам — это на добрых два часа. Белка достала диктофоны, аккуратно, словно неразорвавшиеся гранаты, положила на стол и включила. Обе пленки, все четыре записи она прослушала дважды. Поняла, конечно, не все, но главное было несомненно: информации на кассетах хватит еще на десяток таких же страшных разборок. И больше всего, как это ни странно, напугало ее убийство Малахова. А впрочем, чего ж туг странного? Все остальные участники «мероприятия» были не ей чета: бандиты, политики, воры в законе, даже Олег — «журналист-уголовник», как шутили друзья, погиб, что называется, при исполнении. А вот тракторист Малахов… Тут, как говорит Майкл, просто попадалово. И тракторист был ей ближе всех, ведь у нее-то — тоже попадалово.
Малахов случайно видел, как привезли тело так называемого Разгонова. Трактор его с утра что-то никак не заводился, а тут еще вдруг живот схватило, он и пошел в кусты у дороги и, когда эти подъехали, сидел там тихо-тихо. Машина была сугубо импортная, джип какой-то навороченный. Малахов догадался: бандиты. И твердо решил никому ничего не говорить. Труп видел, о чем и сообщил, а машины не было никакой. Нужны ему неприятности?
Он молчал в милиции, молчал в прокуратуре, не раскололся даже заезжему чекисту с красной книжечкой. А Шайтану раскололся сразу, как только понял, что тот не власть представляет, а бандитов. Страх заставил? Наверно, и страх тоже, ведь от этих ничего не скроешь. Но дело не только в страхе, думала Белка. Вот он, голос народа! Тракторист Малахов сделал свой выбор. Очевидно, он знал давно, что ни милиция, ни другая государственная организация его сегодня не защитят. Надежда была только на Шайтана. Тракторист Малахов ошибся, и это было особенно страшно.
Малахов рассказал Шайтану еще и про зеленую краску на волосах — деталь, безусловно, запоминающаяся для случайного прохожего, впервые в жизни увидевшего размозженную голову. А в милицейском протоколе, Шайтан это знал, про зеленую краску не упоминалось. Почему? И почему в протоколе осмотра описана кровь на траве? Не было там никакой крови, уверял Малахов. Шайтан еще раз уточнил, действительно ли он первый слышит обо всем этом.
— Да чтоб я сдох! — сказал Малахов. — Охота мне лезть в это дерьмо? Никому не говорил. Чтоб я сдох!
И подписал себе смертный приговор. Уж очень важная информация. Шайтан боялся утечки.
«Чтоб я сдох!» — говорит человек за минуту до смерти. «Жуть», — подумала Белка.
Потом она убрала диктофоны, взяла лист бумаги и, по старой студенческой привычке рисуя схемы, как бы собрала из кусочков картину происшедшего. Убили Миху Разгонова вместо большого человека Малина или убили Малина вместо Михи — строго говоря, это осталось не до конца ясным. Хотя Белка давно поняла: Миха жив. Зато четко прорисовалась теперь фигура Золтана, а также фигура Шайтана и фигура Высокого Шефа, он же Альберт Ларионов. Зловещий замысел государственного переворота тоже проглядывал достаточно четко.
Ну и что теперь делать? Сжечь пленки и все забыть? Да нет, забыть не получится. А если все это правда? И при новом президенте Ларионове она долгие годы будет вспоминать о своем решении, помешивая в мятой алюминиевой миске лагерную баланду… Бр-р-р! Белка поежилась. И попробовала другой вариант.
Пресса, «Московский комсомолец», НТВ, «Версии». Будет много шуму. Ларионова отправят в отставку. Переворот отменят, точнее — перенесут. А ее найдут и хлопнут. Однозначно, как говорит Жириновский. Есть еще третий вариант. Передать кассеты компетентным органам. Вопрос — каким? Это раньше орган был один на всю страну, большой и толстый, а теперь такая разнобобица пошла. В милицию? Майору Кондратьеву отдать? Смешно. Значит, ФСБ. Взять на всякий случай смену белья и скромным советским стукачом — вперед, на Кузнецкий. Фу! Подумать противно.
Наверно, правильнее все-таки пойти в службу Коржакова, чтобы как можно быстрее к самому Ельцину попало. Но Белка даже не знала, где эту службу искать. Запутаешься теперь — столько их развелось! Вот еще и РИСК какой-то появился…
Нет, не пойдет она туда. Там ее надуют, вокруг пальца обведут и съедят с потрохами. Значит, кто у нас остается? Пат-ла-тый. Этот все поймет. И все правильно сделает. В общем, Патлатого — в президенты! Зачем ей Ларионов? Ларионов ее не знает. А при Патлатом Белка министром науки и техники станет или министром образования. Весело. И тут она снова вспомнила тракториста Малахова.
Вечером в программе «Герой дня» долго и красиво отвечал на вопросы ведущего Альберт Ларионов. Белка не запомнила, чем он прославился. Белка только слушала его голос, такой характерный, такой неподражаемый… И когда передача закончилась, тут же пошла к телефону. Пальцы с трудом попадали на нужные кнопки, а голос вдруг сел, как при простуде:
— Колич, мне срочно нужна встреча. Передай ему: как всегда.
Место встречи изменить было нельзя. С одной стороны «шумел, как улей, родной завод», с другой — шелестели шаги редких сотрудников в пустых коридорах института. Патлатый настроен был воинственно, но Белка сразу юяла инициативу в свои руки:
— Мне нужна охрана. Прямо с сегодняшнего дня.
— Ого! Но я ведь еще не сказал, что это по-прежнему возможно.
— А я говорю, мне срочно нужна охрана! Что, если я была вместе с Зарайским, когда убили Шайтана?
— Врешь! — выдохнул Патлатый. — Почему ты жива тогда?
— Почему я жива — мое личное дело, а вот Шайтана подставил Шкаф. И потом именно Шкаф сделал контрольные выстрелы в голову Скобякову и Зарайскому.
Патлатый смотрел на Белку с ужасом и восторгом.
— Так-так-так, рассказывай дальше.
— А что мне за это будет? — улыбнулась Белка. — Дай хоть сигарету.
Он протянул ей пачку «Давидофф».
— Спасибо. Так вот, до предоставления мне личной охраны я скажу еще только две вещи. У Зарайского была с собой сумка с магнитными записями всех бесед, которую не нашли ни ваши, ни менты. И второе: мне уже угрожали.
— Кто?
— Откуда я знаю? Позвонил какой-то придурок и сказал: «Ольга Марковна, если вы не прекратите ваше частное расследование, пеняйте на себя».
— Буквально так и сказал?
— Буквально так.
— Пора тебе на телефон записывающее устройство ставить, — рассудил Патлатый и надолго замолчал.
Никто, конечно, Белке не угрожал. Зачем она это придумала? Для убедительности, наверно.
— Значит, так… — разродился наконец Патлатый. — Прямо сейчас ты пишешь заявление об уходе из этого богоугодного заведения и завтра выходишь на работу в мою фирму. Я дам тебе филиал и введу в совет директоров. Что и как делать, объяснят по ходу. О зарплате договоримся — не обижу. Вопросы есть?
Белка, кажется, даже рот приоткрыла от изумления. Вопросов не было.
— Осторожно, сигарету уронишь, — сказал Патлатый. — а ты думала, я просто так выделяю охрану кому попало?
Копия записей Шайтана и Зарайского хранилась теперь в одном из самых надежных сейфов Москвы. В личной ячейке Евгения Дмитриевича Кузьмина, то бишь Патлатого, на очумительной глубине подземного хранилища банка «Менатеп». Оригиналы же по-прежнему отдыхали в старых сапогах на антресолях. Но об этом не знал никто.
Кузьмину Белка преподнесла тщательно продуманную легенду о передаче пленок редакции «Московского комсомольца», да таким образом, будто она сама не знала через кого переданы кассеты и где теперь хранятся. Зато опубликование компромата было гарантировано при любых неприятностях, даже при угрозе таковых для Ольги Разгоновой.
На работу Белку возили в бронированной «Вольве-Эксклюзив» серо-стального цвета в сопровождении троих головорезов, двое из которых оставались всякий раз дежурить на ночь: один внизу у подъезда, другой на лестничной площадке. Денег у Белки стало много, свободного времени — совсем мало. Правда, на выходные фирма вывозила ее в шикарный и тоже тщательно охраняемый дом отдыха, где очень нравилось. Рюшику: отличная спортивная база, игровые комнаты, детишки его возраста, веселые добрые воспитательницы. У Белки появились новые друзья и подруги. И это было так здорово, что иногда она даже забывала, с чего все началось. Патлатый… то есть теперь она не говорила «Патлатый» — Женя относился к ней сугубо по-дружески. Так уж получилось, что любовниц ему хватало без Белки. Но для всех вокруг в целях конспирации разыгрывалась безумная любовь с первого взгляда. Для родителей Ольги существовала особая версия: Евгений — ее жених. Иначе как было объяснить все это вдруг свалившееся великолепие? Правда, жених за целый месяц всего лишь два раза зашел чайку попить.
— Ну уж извини, мама, — объясняла Белка, — такие они все деловые, эти «новые русские».
Глава двадцать вторая
Пройдя по этажам и коридорам, где буквально все встречавшиеся на пути здоровались с ней, Верба открыла дверь в свой кабинет на пятом этаже и с каким-то странным чувством вспомнила те времена, когда в этом институте им принадлежала только одна лаборатория — две комнаты, уставленные компьютерами и техникой связи. Теперь от института осталась лишь вывеска, а за ней и двумя кордонами жесткой пропускной системы занимал большой шестиэтажный корпус и три пристройки, не считая складов и гаражей, мощнейший Информцентр со штатом в полторы тысячи человек, работающих исключительно на службу РИСК.
Директор Информцентра генерал-майор ФАПСИ Березников господину Старовойтову подчинялся чисто формально, имел первую категорию причастности и лично отвечал за связь между Москвой и штаб-квартирой Би-Би-Эс в Майами. Верба вызвала к себе Березникова, рассеянно выслушала его доклад, потом разобрала шифрограммы, скопившиеся на столе с пометкой «срочно», и отчеты сотрудников за последнюю неделю. В самом низу лежал доклад Шурика на октябрьском Совете Причастных. Мимо этого совещания Верба пролетела из-за своих экстравагантных обстоятельств. «Черт, — подумала она, — хоть за самым главным-то надо следить».
В ее жизни было так мало случайных совпадений! Верба встала и открыла сейф. Револьвер лежал На месте. Да и куда ему было деться? Полковник Борисов украдет, чтобы продать на рынке? Верба погладила блестящий ствол, крутанула пару раз барабан и вдруг решила забрать револьвер домой. На всякий случай.
Убрав оружие в сумку, снова села к столу, включила монитор. Вошла в текущую директорию на главном компьютере, полистала свежие файлы, сброшенные по модему из Колорадо, загрустила и, запустив любимый «Цветной тетрис», сработанный тульским умельцем Сергеем Сотниковым, принялась увлеченно бросать кубики.
За этим занятием ее и застали вошедшие без предупреждения Тополь и Платан.
— Товарищ генерал-майор Лозова, — строго произнес Платан уже после того, как они оба, постояв за спиной и даже иногда пытаясь подсказывать, дождались окончания игры с весьма неплохим результатом в шестьдесят шесть тысяч очков, — объявляем вам выговор за легкомысленное поведение в рабочее время.
— Хочешь поиграть, Стас? — предложила Верба.
— Потом. Собрались же поговорить о делах.
— Зря мы Татьяну сюда вытащили, — сказал Тополь как будто Верба не принимала участия в разговоре. — Ей надо поехать куда-нибудь отдохнуть.
— Куда еще? — удивилась Верба. — Я же только что из Хайфы.
— Два дня — это разве отдых? Кстати, как тебе Мишка — Разгонов — молодчина! Удивительно способный парень. Когда он был на Лубянке? Числа двадцатого октября, да? Только Шишкин меня спросил: «Чего это твой благоверный сегодня странный такой?» А теперь приедет я думаю, уже не одна сволочь не заметит подмены.
— Ну вот и отлично. А тебе все-таки надо отдохнуть. Как следует. Без всякого Разгонова и в каком-нибудь таком месте, где ты ни разу не была. Подумай, куда тебе хочется?
— Ребята, генуг трепейшн. Замолчали, сели и начали быстро слушать, — уже сердился Платан.
Тополь наклонился к Вербе и сказал:
— Заметь, Танечка, отличное выражение: «быстро слушать». С какого языка перевел, Стас: с польского или венгерского? На каком ты сейчас думаешь?
Платан не удостоил его ответом, и словесная разминка на этом окончилась. Начался мозговой штурм.
Вначале Платан рассказал все, что узнал к этому моменту о Тихоне Скобякове. Типичный для нынешних времен случай вора в законе, оторвавшегося от братвы в большую политику и за это поплатившегося. Не вызывало никаких сомнений, что убирали Шайтана свои, а Зарайский действительно погиб заодно с ним, но политический оттенок все же просматривался. Связь Шайтана с Золтаном, с его заказными убийствами, в частности того же Малина, позволяла предположить взаимодействие с Григорьевым и другими высокопоставленными чинами в государстве. Однако ни одного прямого свидетельства таких встреч найти не удалось. Разве что августовский визит в Кремль, когда Скобяков, принявший решение баллотироваться в Думу от «Нашего дома России», консультировался с кем-то из «партии власти». С кем именно — такую информацию, тем более задним числом, даже агенты РИСКа не всегда могли получить.
Особый интерес вызывала трастовая компания «Экодром», прекратившая свое существование со смертью хозяина. Платану удалось отследить, что основные капиталы «Экодрома» перекочевали в могучее АОЗТ «Кузьмин и сыновья». РИСК и прежде наблюдал за этой фирмой, теперь же Платан счел нужным внедрить в совет директоров Кузьмину своего человека. Поразительным образом в это же время членом совета директоров стала вдова Разгонова — новая любовь Кузьмина и, по всеобщему мнению, его будущая супруга. Совпадение, конечно, нехилое.
Еремеев демонстрировал чудеса шпионского искусства, ведя теперь наблюдение не только за Ольгой, но и за службой безопасности финансового магната. Платан, являясь сам президентом одного из крупнейших банков, не раз и не два встречался с Кузьминым лично по самым разным поводам. Узнал массу нового о его связях с блатным миром, однако так и не сумел доказать, что Кузьмин может быть в курсе причастности Разгонова к большим политическим играм. Знакомство Ольги с Зарайским и «присутствие» ее машины при убийстве Шайтана было явно недостаточным основанием для введения в совет директоров. Так что версия о случайном совпадении и страстной любви к Ольге оставалась единственной.
По ходу этого рассказа Тополь задавал отдельные вопросы и кое-что комментировал. Потом заметил, что вертикальные связи Патлатого, Кислого, Горца и Банкира позволяют считать их ключевыми фигурами, вождями той криминальной революции, о которой предупреждал еще Ясень. А значит, именно они могут знать, кто отдавал приказы Шайтану и Золтану и были ли это сознательные удары по РИСКу или все-таки просто по ФСБ.
— Вы никогда ни в чем не разберетесь, — сказала долго молчавшая Верба.
— Во-первых, отстреливают нас что не надо доказывать — из этого надо исходить. Во-вторых, если они задумали криминальную революцию — то, что знал Шайтан, не знает больше никто. Элементарные правила конспирации: всеми бандитами руководят из единого центра где-нибудь в «Белом доме» на Красной Пресне, а встречаясь между собой, они об этом и не догадываются. Так что тут по-другому надо действовать: к примеру, генерала Поликарпова из МВД или генерала Григорьева из ФСБ берем за яйца и прямо спрашиваем…
— Ты уже одного взяла, — сказал Тополь. — Много он тебе рассказал после этого?
— Мрачно шутишь, Леня, — откликнулся Платан. — А тебе, Татьяна, действительно пора отдыхать. Неужели ты не понимаешь, что силовые методы с нашей стороны могут привести лишь к одному — потере государственной «крыши»? И тогда бандиты нас просто добьют.
— А что, уже есть такая опасность? — вскинулась Верба.
— А что, ты ее еще не почувствовала на собственной шкуре? — в тон ей ответил Платан.
— Или ты считаешь, что боевиков Мираба Саркиева тоже направлял Седой?
Вопрос был явной подколкой, но Верба подумала и ответила серьезно:
— Нет, пожалуй, нет. Седой так грубо не работает.
— Ну а то, что Щеголь, швырнувший гранату вам в окно, был хорошо знаком с Горцем, то есть с Саркиевым, — начал заводиться Тополь, — это тебе о чем-нибудь говорит?
— Нет, Леня, это не имеет никакого значения, потому что Щеголю платил Седой. Я это знаю.
— Ребята, — снова рассердился Платан, — у меня есть еще одна важная информация, а потом вы можете сколько угодно обсуждать Седого. После стрельбы на Рижской трассе воры резко сократили количество участников ближайшего сходняка. Таким образом, наши агенты оказались отсечены. С тех пор, как подставили и убили Осокоря, всем его друганам перестали доверять, а новая наша агентура совсем не того уровня. Короче, последняя сходка либо уже состоялась, либо состоится на днях, но мы о ней не узнаем. А я боюсь, что это очень важная сходка. Так что вся надежда только на Шурика с его связями на Кавказе. Да на тебя, Тополь. Ты здесь, в Москве, ближе всех к верхушке, тебе и карты в руки. Пока я ищу вождей среди уголовников, ты ищи уголовников среди вождей. У меня все. Вопросы есть?
— Вопрос к Вербе: ты придумала, куда поедешь отдыхать?
— Придумала. В Австралию. Ни разу там не была. Мишки-коалы, кенгуру, утконосы, страусы нанду… Или, наоборот, эму? Какие там водятся?
— Не помню, — сказал Тополь. — Вот заодно и выяснишь. Приедешь — нам расскажешь.
— Эх, я бы тоже в Австралию махнул! — мечтательно протянул Платан. — Там же весна сейчас! Шикарные отели Маккая, Большой Барьерный риф, Большой Водораздельный хребет — там все большое! А какие пляжи, рестораны, корты, серфинг!
Экономист и коммерсант Плисковский единственный из Причастных не был профессиональным спортсменом, но теннис, как все элитное, любил безумно и классический австралийский серфинг тоже.
— Тебе нельзя, — жестко оборвал Тополь его напрасные мечты.
— Я знаю, — сказал Платан.
В этот момент ожил принтер на столе у Вербы и отпечатал уже расшифрованное послание Сиропулоса:
— Кто там теперь будет вместо Базотти — этот грек, что ли?
— Смотри, как бы Базотти не стал вместо тебя, — угрюмо одернул его Тополь.
А Верба злобно смяла вылезший из принтера лист и бросила в корзину.
Директор Информцентра генерал-майор ФАПСИ Березников господину Старовойтову подчинялся чисто формально, имел первую категорию причастности и лично отвечал за связь между Москвой и штаб-квартирой Би-Би-Эс в Майами. Верба вызвала к себе Березникова, рассеянно выслушала его доклад, потом разобрала шифрограммы, скопившиеся на столе с пометкой «срочно», и отчеты сотрудников за последнюю неделю. В самом низу лежал доклад Шурика на октябрьском Совете Причастных. Мимо этого совещания Верба пролетела из-за своих экстравагантных обстоятельств. «Черт, — подумала она, — хоть за самым главным-то надо следить».
Из специального доклада Александра Максудова (номер — Седьмой, позывной — Клен) Совету Причастных службы РИСКВ этом месте Верба перестала читать и подумала: «Странно. А ведь за все два месяца я ни разу не спрашивала, из какого оружия убили Ясеня. „Таурус магнум“ 44-го калибра… Случайное совпадение?»
Выводы по результатам расследования, 13 октября 1995 г.
1. По результатам фонологической экспертизы, проведенной Научным центром Спрингера, между голосом человека, звонившего накануне убийства Сергею Малину, и голосом Петра Глызина (номер — Восьмой, позывной — Осокорь) принципиальных различий не обнаружено.
2. С 17.00 16.08.95 Глызин, грубо нарушая схему действии, предписанную ему легендой, находился вне ИТК-17 и имел практическую возможность выйти на связь с Малиным. Игорь Корягин (номер — Тридцать второй, позывной — Ветер) сознательно дезинформировал об этом Горбовского.
3. Согласно данным медицинской экспертизы, смерть Глызина наступила между 2.00 и 5.00 17.08.95 от ранения острым стальным штырем, вошедшим точно в сердце. Непосредственно перед этим Глызин потерял сознание от удара, нанесенного тупым предметом в затылок.
4. Корягин выезжал на место убийства в районе аэропорта. Пользуясь связями Глызина на уровне генералитета ФСБ, Корягин запретил какое бы то ни было расследование и лично организовал доставку тела в ИТК-17, переодевание и т. д. — словом, полную имитацию убийства в помещении колонии.
5. После разговора с Горбовским (номер — Третий позывной — Тополь) в ходе планового сеанса связи (запись прилагается) Корягин подвергся нападению неизвестных лиц на вокзальной площади и, нанеся всем трем телесные повреждения, не помешавшие преступникам скрыться, уехал на их машине. И с этого момента (около 10.00 18.08.95) о местонахождении и конкретных действиях Корягина ничего не известно.
6. В квартире Корягина в Екатеринбурге найден шифровальный блокнот, с помощью которого можно почти однозначно утверждать, что бессмысленная фраза «Чайки летают над морем и машут крыльями», переданная Корягиным по телефону и записанная Любовью Гуревич (номер — Пятый, позывной — Пальма), означает: «Осокорь пытался предупредить Ясеня».
7. Перед внедрением Глызина в ИТК-17 он неоднократно разучивал с Малиным целую систему паролей, шифродиалогов и условных сигналов, смысл которых был известен исключительно им двоим, и только частично во все это был посвящен Фернандо Базотти.
8. К убийству Малина, по оперативным данным, полученным в результате операций «ЛАЙЗА» и «ЗОЛТАН», оказались причастны, помимо генерала Григорьева, некоторые другие высокопоставленные сотрудники ФСБ, а также МВД, СБ президента, правительства, Администрации президента и генпрокуратуры (список фамилий прилагается). Именно эти люди оказались в курсе того, что Малин был сначала убит, а затем вновь появился живым. Первая информация поступила от Золтана к Григорьеву через Шайтана, а вторая была передана Высокому Шефу. Кого из вышеприведенного списка Золтан называл Высоким Шефом, достоверно установить не удалось.
9. Прямое расследование обстоятельств убийства показывает, что в нем были замешаны как минимум три крупные группировки: Шайтана, Горца и Банкира. Установлены личности всех четырех сообщников Золтана, а также подробно разработаны их связи (см. Приложение).
10. Малин убит из револьвера «таурус-44 магнум» тремя выстрелами в голову. Первая пуля вошла…
В ее жизни было так мало случайных совпадений! Верба встала и открыла сейф. Револьвер лежал На месте. Да и куда ему было деться? Полковник Борисов украдет, чтобы продать на рынке? Верба погладила блестящий ствол, крутанула пару раз барабан и вдруг решила забрать револьвер домой. На всякий случай.
Убрав оружие в сумку, снова села к столу, включила монитор. Вошла в текущую директорию на главном компьютере, полистала свежие файлы, сброшенные по модему из Колорадо, загрустила и, запустив любимый «Цветной тетрис», сработанный тульским умельцем Сергеем Сотниковым, принялась увлеченно бросать кубики.
За этим занятием ее и застали вошедшие без предупреждения Тополь и Платан.
— Товарищ генерал-майор Лозова, — строго произнес Платан уже после того, как они оба, постояв за спиной и даже иногда пытаясь подсказывать, дождались окончания игры с весьма неплохим результатом в шестьдесят шесть тысяч очков, — объявляем вам выговор за легкомысленное поведение в рабочее время.
— Хочешь поиграть, Стас? — предложила Верба.
— Потом. Собрались же поговорить о делах.
— Зря мы Татьяну сюда вытащили, — сказал Тополь как будто Верба не принимала участия в разговоре. — Ей надо поехать куда-нибудь отдохнуть.
— Куда еще? — удивилась Верба. — Я же только что из Хайфы.
— Два дня — это разве отдых? Кстати, как тебе Мишка — Разгонов — молодчина! Удивительно способный парень. Когда он был на Лубянке? Числа двадцатого октября, да? Только Шишкин меня спросил: «Чего это твой благоверный сегодня странный такой?» А теперь приедет я думаю, уже не одна сволочь не заметит подмены.
— Ну вот и отлично. А тебе все-таки надо отдохнуть. Как следует. Без всякого Разгонова и в каком-нибудь таком месте, где ты ни разу не была. Подумай, куда тебе хочется?
— Ребята, генуг трепейшн. Замолчали, сели и начали быстро слушать, — уже сердился Платан.
Тополь наклонился к Вербе и сказал:
— Заметь, Танечка, отличное выражение: «быстро слушать». С какого языка перевел, Стас: с польского или венгерского? На каком ты сейчас думаешь?
Платан не удостоил его ответом, и словесная разминка на этом окончилась. Начался мозговой штурм.
Вначале Платан рассказал все, что узнал к этому моменту о Тихоне Скобякове. Типичный для нынешних времен случай вора в законе, оторвавшегося от братвы в большую политику и за это поплатившегося. Не вызывало никаких сомнений, что убирали Шайтана свои, а Зарайский действительно погиб заодно с ним, но политический оттенок все же просматривался. Связь Шайтана с Золтаном, с его заказными убийствами, в частности того же Малина, позволяла предположить взаимодействие с Григорьевым и другими высокопоставленными чинами в государстве. Однако ни одного прямого свидетельства таких встреч найти не удалось. Разве что августовский визит в Кремль, когда Скобяков, принявший решение баллотироваться в Думу от «Нашего дома России», консультировался с кем-то из «партии власти». С кем именно — такую информацию, тем более задним числом, даже агенты РИСКа не всегда могли получить.
Особый интерес вызывала трастовая компания «Экодром», прекратившая свое существование со смертью хозяина. Платану удалось отследить, что основные капиталы «Экодрома» перекочевали в могучее АОЗТ «Кузьмин и сыновья». РИСК и прежде наблюдал за этой фирмой, теперь же Платан счел нужным внедрить в совет директоров Кузьмину своего человека. Поразительным образом в это же время членом совета директоров стала вдова Разгонова — новая любовь Кузьмина и, по всеобщему мнению, его будущая супруга. Совпадение, конечно, нехилое.
Еремеев демонстрировал чудеса шпионского искусства, ведя теперь наблюдение не только за Ольгой, но и за службой безопасности финансового магната. Платан, являясь сам президентом одного из крупнейших банков, не раз и не два встречался с Кузьминым лично по самым разным поводам. Узнал массу нового о его связях с блатным миром, однако так и не сумел доказать, что Кузьмин может быть в курсе причастности Разгонова к большим политическим играм. Знакомство Ольги с Зарайским и «присутствие» ее машины при убийстве Шайтана было явно недостаточным основанием для введения в совет директоров. Так что версия о случайном совпадении и страстной любви к Ольге оставалась единственной.
По ходу этого рассказа Тополь задавал отдельные вопросы и кое-что комментировал. Потом заметил, что вертикальные связи Патлатого, Кислого, Горца и Банкира позволяют считать их ключевыми фигурами, вождями той криминальной революции, о которой предупреждал еще Ясень. А значит, именно они могут знать, кто отдавал приказы Шайтану и Золтану и были ли это сознательные удары по РИСКу или все-таки просто по ФСБ.
— Вы никогда ни в чем не разберетесь, — сказала долго молчавшая Верба.
— Во-первых, отстреливают нас что не надо доказывать — из этого надо исходить. Во-вторых, если они задумали криминальную революцию — то, что знал Шайтан, не знает больше никто. Элементарные правила конспирации: всеми бандитами руководят из единого центра где-нибудь в «Белом доме» на Красной Пресне, а встречаясь между собой, они об этом и не догадываются. Так что тут по-другому надо действовать: к примеру, генерала Поликарпова из МВД или генерала Григорьева из ФСБ берем за яйца и прямо спрашиваем…
— Ты уже одного взяла, — сказал Тополь. — Много он тебе рассказал после этого?
— Мрачно шутишь, Леня, — откликнулся Платан. — А тебе, Татьяна, действительно пора отдыхать. Неужели ты не понимаешь, что силовые методы с нашей стороны могут привести лишь к одному — потере государственной «крыши»? И тогда бандиты нас просто добьют.
— А что, уже есть такая опасность? — вскинулась Верба.
— А что, ты ее еще не почувствовала на собственной шкуре? — в тон ей ответил Платан.
— Или ты считаешь, что боевиков Мираба Саркиева тоже направлял Седой?
Вопрос был явной подколкой, но Верба подумала и ответила серьезно:
— Нет, пожалуй, нет. Седой так грубо не работает.
— Ну а то, что Щеголь, швырнувший гранату вам в окно, был хорошо знаком с Горцем, то есть с Саркиевым, — начал заводиться Тополь, — это тебе о чем-нибудь говорит?
— Нет, Леня, это не имеет никакого значения, потому что Щеголю платил Седой. Я это знаю.
— Ребята, — снова рассердился Платан, — у меня есть еще одна важная информация, а потом вы можете сколько угодно обсуждать Седого. После стрельбы на Рижской трассе воры резко сократили количество участников ближайшего сходняка. Таким образом, наши агенты оказались отсечены. С тех пор, как подставили и убили Осокоря, всем его друганам перестали доверять, а новая наша агентура совсем не того уровня. Короче, последняя сходка либо уже состоялась, либо состоится на днях, но мы о ней не узнаем. А я боюсь, что это очень важная сходка. Так что вся надежда только на Шурика с его связями на Кавказе. Да на тебя, Тополь. Ты здесь, в Москве, ближе всех к верхушке, тебе и карты в руки. Пока я ищу вождей среди уголовников, ты ищи уголовников среди вождей. У меня все. Вопросы есть?
— Вопрос к Вербе: ты придумала, куда поедешь отдыхать?
— Придумала. В Австралию. Ни разу там не была. Мишки-коалы, кенгуру, утконосы, страусы нанду… Или, наоборот, эму? Какие там водятся?
— Не помню, — сказал Тополь. — Вот заодно и выяснишь. Приедешь — нам расскажешь.
— Эх, я бы тоже в Австралию махнул! — мечтательно протянул Платан. — Там же весна сейчас! Шикарные отели Маккая, Большой Барьерный риф, Большой Водораздельный хребет — там все большое! А какие пляжи, рестораны, корты, серфинг!
Экономист и коммерсант Плисковский единственный из Причастных не был профессиональным спортсменом, но теннис, как все элитное, любил безумно и классический австралийский серфинг тоже.
— Тебе нельзя, — жестко оборвал Тополь его напрасные мечты.
— Я знаю, — сказал Платан.
В этот момент ожил принтер на столе у Вербы и отпечатал уже расшифрованное послание Сиропулоса:
«Фантазма», 31 октября.Рон — это была кличка Сиропулоса, и Платан спросил:
Рон — Москве.
Дедушка идет на поправку, но удивительно медленно. Гуляет по парку, просит его не беспокоить, как и в прежние дни. Вербе передает отдельный привет. Действуйте по плану. Счастье для всех.
— Кто там теперь будет вместо Базотти — этот грек, что ли?
— Смотри, как бы Базотти не стал вместо тебя, — угрюмо одернул его Тополь.
А Верба злобно смяла вылезший из принтера лист и бросила в корзину.