Крик кивнул находящейся рядом с ним Джейн.
   – По приказу майора Крика, поддержанному более высоким начальством, я провела определённое исследование истории других столкновений ССК с рраей, чтобы выяснить, насколько быстро продвигается их технологическое развитие. За последнюю сотню лет мы имели двенадцать крупномасштабных военных столкновений с рраей и несколько десятков сравнительно мелких стычек, включая одно сражение и шесть локальных конфликтов, случившихся за последние пять лет. На протяжении всего этого периода кривая, характеризующая технологический уровень рраей, находилась заметно ниже нашего показателя. Причиной тому множество факторов, включая особенности их культуры, отрицающей систематический прогресс технологии, и недостаток позитивного общения с более технологически развитыми расами.
   – Проще выражаясь, они тупые, необщительные фанатики, – вставил майор Крик.
   – В случае с технологией скачкового двигателя это особенно заметно, – продолжила Джейн. – Вплоть до сражения за Коралл скачковая технология рраей очень сильно отставала от нашей. Больше того, все их знания в области физики скачка базируются на той информации, которую им предоставили ССК чуть более ста лет назад во время прерванных торговых переговоров.
   – А почему их прервали? – спросил сидевший на противоположной стороне стола капитан Юнг[18].
   – Принимающая сторона сожрала около трети прибывших делегатов, – пояснила Джейн.
   – Ого! – воскликнул Юнг.
   (Несомненно, из-за уважения ко мне все разговоры на совещании велись при помощи голоса.)
   – Суть всего этого исследования в том, что оно подтвердило наше мнение о самих рраей и уровне их технического развития. Они всё это время настолько сильно отставали, что никак не могли одним рывком уйти невероятно далеко вперёд, – сказал майор Крик. – Самое правдоподобное предположение – никакого рывка они не сделали, а просто получили технологию для предсказания скачкового перемещения от какой-то другой расы. Мы знаем всех, с кем знакомы рраей. Существует только одна цивилизация, которая, по нашим оценкам, обладает технологическими способностями такого уровня.
   – Консу, – веско произнёс Тагор.
   – Да, именно консу, – согласился Крик. – Эти поганцы умудрились устроить электростанцию на белом карлике. Можно с большой степенью уверенности предположить, что они могут отслеживать в пространстве перемещение скачкового двигателя и даже предсказывать его.
   – Но с какой стати они могли решить вести какие-то дела с рраей? – спросил лейтенант Дальтон[19], занимавший место в дальнем конце стола. – Ведь они и с нами связываются лишь в том случае, если хотят немного пострелять для развлечения, а мы имеем куда более развитую технологию, чем рраей.
   – Существует мнение, что консу не зациклены на развитии технологии в такой степени, в какой это присуще нам, – сказала Джейн. – Наша техника бесполезна для них точно так же, как нам не могут понадобиться профессиональные тайны создателя парового котла. Мы считаем, что у них совсем иная мотивация.
   – Религия, – вмешался я.
   Взгляды всех тут же обратились ко мне, и я внезапно понял, что должен чувствовать певчий, которому случится громко пукнуть во время церковной службы.
   – Когда мой взвод участвовал в сражении против консу, они перед боем долго молились. Я тогда сказал другу, что мне кажется, консу таким образом – пролитой кровью – освящают планету. Конечно, я могу и заблуждаться…
   – Вы не заблуждаетесь, – сказал Крик. – В ССК уже давно идут дебаты по поводу того, зачем вообще консу нападают на нас и других и сражаются, хотя совершенно ясно, что они имеют технические возможности без больших хлопот уничтожить любую другую цивилизацию в известной нам части галактики. Большинство склонялось к мысли о том, что они делают это для развлечения – как мы играем в бейсбол или футбол.
   – Мы никогда не играем в футбол или бейсбол, – заметил Тагор.
   – Другие люди играют, балда, – усмехнулся майор, но тут же снова стал серьёзным. – Однако достаточно заметная группа сотрудников разведывательного отдела ССК продолжает верить, что эти сражения имеют ритуальное значение, – как предполагает и лейтенант Перри. Рраей не обладают никакими техническими диковинками, которые могли бы заинтересовать консу, но, если исходить из этой посылки, чем-то нужным для консу они всё же обладают. Своими душами.
   – Но ведь рраей сами по себе дикие фанатики, – заметил Дальтон. – Ведь именно это явилось главной причиной их нападения на Коралл.
   – У них есть какое-то количество колоний, и некоторые из них менее привлекательны, чем другие, – сказала Джейн. – Фанатики или нет, но они могли решить, что заключили хорошую сделку, уступив консу одну из колоний, что похуже, на разграбление и истребление, ради того, чтобы получить Коралл.
   – Не думаю, чтобы рраей на проданной колонии были с ними согласны, – вставил Дальтон.
   – Может быть, вы мне ещё предложите переживать из-за них, – не без яду произнёс Крик.
   – Консу снабдили рраей технологией, которая дала тем огромное преимущество перед всеми остальными цивилизациями, ведущими борьбу за этот регион, – продолжала Джейн. – Даже для могущественных консу такое изменение расстановки сил не может пройти без последствий.
   – Если только консу не надули рраей, – бросил я.
   – Что вы имеете в виду? – встрепенулся Юнг.
   – Мы исходим из того, что консу дали рраей всю информацию, позволяющую создать систему обнаружения скачкового двигателя, – пояснил я. – Но возможно, что они просто дали им один аппарат с инструкцией – минимальную комплектацию, позволяющую практически использовать прибор. Таким образом, рраей получили то, что хотели, а именно – возможность защитить Коралл от наших контратак. Ну а консу избежали существенного нарушения равновесия сил.
   – До тех пор, пока рраей не выяснят, как работает эта проклятая штука, – заметил Юнг.
   – Учитывая уровень развития их собственной науки, на это уйдут многие годы, – возразил я. – За это время мы вполне успеем надавать им пинков и отобрать опасную технологию. Если, конечно, она у них действительно есть. Если же консу дали им только одну игрушку, если консу хоть как-то интересует расстановка сил в регионе… Очень много «если».
   – И для того, чтобы получить ответы хотя бы на часть этих «если», мы должны заглянуть в гости к консу, – подытожил Крик. – Мы уже послали им беспилотный скачковый зонд с предупреждением о нашем визите. А там посмотрим, получится у нас что-нибудь или нет.
   – А мы какую колонию им предложим? – Было трудно понять, шутил Дальтон или говорил всерьёз.
   – Никаких колоний, – отрезал Крик. – Но у нас есть нечто такое, что заставит их дать нам аудиенцию.
   – Что же? – удивился Дальтон.
   – Не что, а кто. Он. – Крик указал на меня.
   – Он? – переспросил Дальтон.
   – Я?!
   – Вы, – подтвердила Джейн.
   – Вы очень смутили и напугали меня, – сознался я.
   – Изобретённый вами сдвоенный выстрел позволил солдатам ССК быстро перебить несколько тысяч консу, – пояснила Джейн. – В прошлом консу уважительно относились к тем посольствам Колоний, в которые входили бойцы, убившие в сражении много их солдат. Поскольку именно вам пришла в голову мысль, благодаря которой удалось быстро покончить с их армией на той планете, вы и стали героем той битвы – с их точки зрения.
   – Так что на ваших руках кровь восьми тысяч четырёхсот тридцати трёх консу, – добавил Крик.
   – Потрясающе! – искренне удивился я.
   – Действительно потрясающе, – согласился командир корабля. – Ваше присутствие откроет перед нами двери.
   – А что будет со мной после того, как мы войдём в эту дверь? Вы только представьте себе, что мы сделали бы с консу, убившим восемь тысяч наших.
   – Они относятся к этому совсем не так, как мы, – уверила Джейн. – Вам ничего не должно угрожать.
   – Не должно… – многозначительно повторил я.
   – Другой вариант: мы сгораем, как только появляемся в пространстве консу, – сказал Крик.
   – Я все понимаю, – ответил я. – Жаль только, что у меня было маловато времени, чтобы привыкнуть к этому плану.
   – Ситуация развивается слишком быстро, – беспечным тоном сказала Джейн.
   И внезапно я получил сообщение через МозгоДруга. «Верьте мне», – говорилось в нём. Я мельком, как бы случайно, взглянул на Джейн, которая ответила спокойным взглядом. Я кивнул, показывая, что получил и понял её послание.
   – Что мы будем делать после того, как они выразят своё восхищение лейтенанту Перри? – спросил Тагор.
   – Если всё пойдёт так же, как и при прошлых встречах, то у нас будет возможность задать консу до пяти вопросов, – ответила Джейн. – Точное число вопросов определится исходом соревнования – боя между пятью нашими и пятью их бойцами. Бой проходит один на один. Консу сражаются безоружными, но нашим бойцам будут выданы ножи, чтобы компенсировать отсутствие режущих рук. Следует особо учесть одну вещь: в предыдущих случаях, когда мы имели дело с этим ритуалом, консу выставляли против нас серьёзно проштрафившихся солдат или преступников, которым это сражение позволяло восстановить честь. Поэтому нетрудно понять, что они будут настроены на бой самым решительным образом. Мы сможем задать столько вопросов, сколько одержим побед.
   – Как определяется победитель? – спросил Тагор.
   – Или вы убьёте консу, или он убьёт вас, – коротко ответила Джейн.
   – Очаровательно, – отозвался Тагор.
   – Ещё одна важная деталь, – сказала Джейн. – Консу выбирают бойцов из числа тех, кого мы возьмём с собой, поэтому, согласно протоколу, мы должны предоставить им возможность выбирать хотя бы из трёх человек. Единственный освобождённый от боя член делегации – её руководитель, который, согласно этикету, считается стоящим слишком высоко для того, чтобы унизиться до схватки с преступником или неудачником консу.
   – Перри, главой делегации будете вы, – приказал Крик. – Поскольку именно вы убили восемь тысяч этих говнюков, то, с их точки зрения, только вы достойны разговаривать с ними. К тому же вы единственный из всех нас не относитесь к Специальным силам, и уступаете в силе и скорости нашим людям, более усовершенствованным, чем вы. Если вам придётся драться, то вы, скорее всего, погибнете.
   – Я тронут вашей заботой, – ответил я.
   – Дело тут не в заботе, – честно ответил Крик. – Если наша сверхзвезда погибнет в схватке с каким-нибудь парией, консу могут просто отказаться иметь с нами дело.
   – Отлично, – усмехнулся я. – А то мне на какое-то мгновение показалось, что в вас проснулось человеколюбие.
   – На это можете не надеяться. – Крик, скорее всего, говорил серьёзно. – Пойдём дальше. До выхода в точку скачка у нас остаётся сорок три часа. Делегация будет состоять из сорока человек, включая всех командиров взводов и отделений. Кто войдёт туда из рядовых, я решу сам. Это значит, что всё это время офицеры и лучшие солдаты будут упражняться в рукопашном бою. Перри, вам я загрузил из базы данных протоколы имевшихся встреч. Изучите их как следует и ни в коем случае не подведите нас. Сразу же после прыжка мы встретимся, и я сообщу вам вопросы, которые мы хотим им задать, в том порядке, в каком они должны следовать. При наилучшем развитии событий мы зададим пять вопросов, но необходимо быть готовыми к тому, что их окажется меньше. А теперь давайте займёмся делом. Все свободны.
 
   В течение последовавших сорока трёх часов Джейн постаралась узнать о Кэти как можно больше. Она неожиданно появлялась, где бы я ни находился, задавала вопрос, выслушивала ответ и исчезала, возвращаясь к своим обязанностям. Этот способ уплотнения жизни показался мне странным.
   – Расскажите мне о ней, – потребовала она, когда я сидел в пустой комнате отдыха, изучая протоколы прежних делегаций.
   – Я познакомился с нею, когда она училась в первом классе, – начал я, после чего мне пришлось объяснить, что такое первый класс.
   Затем я рассказал, какой Кэти впервые запомнилась мне. На уроке искусства для первого и второго классов мы клеили что-то из бумаги, и нам с ней досталась одна баночка с клеем. Она заметила, что я облизал кисточку с клеем, и сказала, что я невоспитанный. Я стукнул её, а она поставила мне синяк под глаз. За это её удалили с урока. С тех пор мы не разговаривали, пока не стали подростками.
   – Сколько лет вам было, когда вы учились в первом классе? – спросила Джейн.
   – Шесть лет, – ответил я. – Столько же, сколько вам сейчас.
   – Расскажите мне о ней, – попросила она, когда мы через несколько часов снова встретились в другом месте.
   – Кэти однажды чуть не развелась со мной, – вспоминал я. – Мы были женаты уже десять лет, и я завёл интрижку с другой женщиной. Когда Кэти узнала об этом, то пришла в ярость.
   – А что плохого было в том, что вы с кем-то переспали?
   – Дело было вообще-то не в той женщине, а в том, что я солгал Кэти, – объяснил я. – Сама по себе случайная связь с кем-то или же короткий роман воспринимались ею скорее как симптом гормонального всплеска. А вот ложь она считала неуважением и не хотела быть замужем за человеком, не питающим к ней уважения.
   – Почему же вы не развелись?
   – Потому что, несмотря на случившееся, я любил её, а она любила меня. Мы справились с ситуацией, потому что хотели быть вместе. К тому же через несколько лет у неё тоже кое-что произошло, так что, думаю, мы полностью сквитались. На самом деле после этого мы стали жить ещё лучше.
   – Расскажите мне о ней, – опять потребовала Джейн немного позже.
   – Кэти пекла такие пироги… Вы просто не поверите, – улыбнулся я. – У неё был совершенно сногсшибательный рецепт земляничного пирога с ревенем. Как-то раз Кэти участвовала в соревновании, где главным судьёй был губернатор Огайо. А победитель получал новую духовку фирмы «Сире».
   – Она победила?
   – Нет, она стала второй, и ей вручили подарочный сертификат на сто долларов в мебельный магазин. Но примерно через неделю позвонили из канцелярии губернатора. Его помощник объяснил Кэти, что по политическим мотивам первое место пришлось отдать жене лучшего друга одного очень влиятельного деятеля. А губернатор как попробовал её пирог, так вспоминает каждый день, какой он был замечательный. Так что, не окажет ли госпожа такую любезность и не испечёт ли ещё один пирог, чтобы губернатор наконец-то заткнулся и смог думать о чем-нибудь другом?
   – Расскажите о ней, – просила Джейн.
   – В первый раз я понял, что люблю её, когда мы уже учились в старших классах. Наша школа готовила постановку по пьесе Шекспира «Ромео и Джульетта», и её выбрали на роль Джульетты. Я был помощником режиссёра, а это значило, что большую часть времени я строил декорации или же бегал за кофе для миссис Амос, учительницы, которая ставила пьесу. Но когда выяснилось, что Кэти путается с текстом, миссис Амос поручила мне помочь ей учить роль. Вот и получилось, что в течение двух недель мы с Кэти после репетиции шли к ней домой, чтобы учить текст, хотя на самом деле мы в основном болтали о всякой всячине, как всегда бывает с подростками. Всё это было совершенно невинно. А когда наступила генеральная репетиция, я услышал, как Кэти говорит все эти слова Джефу Грину, который играл Ромео. И жутко заревновал. Она не должна была говорить все это никому, кроме меня!
   – И что вы сделали?
   – Я удрал из нашего театра и не показывался там на протяжении всего, если можно так выразиться, театрального сезона, состоявшего из четырёх представлений, которые давали в пятницу, субботу и воскресенье. И пуще всего старался не попадаться на глаза Кэти. Потом, когда все отмечали успех – это было уже в воскресенье поздно вечером, – Джуди Джоунс, игравшая няню Джульетты, нашла меня и сказала, что Кэти сидит на лодочном причале возле кафетерия и плачет навзрыд. Что она решила, будто я ненавижу её, иначе с какой бы стати целых четыре дня я так старательно избегал её. Джуди тогда добавила, что, если я сейчас же не пойду туда и не признаюсь Кэти в любви, она возьмёт лопату и исколотит меня до смерти.
   – А откуда она узнала, что вы с Кэти любили друг друга? – удивилась Джейн.
   – Когда подросток влюбляется, это видно всем и каждому, не считая самого влюблённого и предмета любви. Только не спрашивайте меня, в чём здесь причина. Так происходит, вот и всё. И я пошёл на причал и увидел, что Кэти сидит там в одиночестве, свесив ноги над водой. Было полнолуние, и луна светила прямо ей в лицо. Не думаю, чтобы я видел её более красивой, чем в ту ночь. И моё сердце разрывалось, потому что я знал, действительно знал, что я настолько сильно люблю её, что никогда не смогу выразить ей, насколько я её хочу.
   – И что вы сделали?
   – Я схитрил, – признался я. – Дело в том, что, как нетрудно догадаться, у меня в памяти отложились большие куски из «Ромео и Джульетты». Я сел рядом с нею на доски и прочёл чуть ли не всю вторую сцену из второго акта: «Но что за блеск я вижу на балконе? Там брезжит свет. Джульетта, ты как день! Стань у окна, убей луну соседством; она и так от зависти больна…»*[20] и так далее. Я давно уже знал эти слова, но в тот раз произносил их, понимая, что они значат. И когда я договорил всё до конца, то наклонился и впервые поцеловал её. Ей было пятнадцать, а мне – шестнадцать, и я точно знал, что женюсь на ней и мы проведём всю жизнь вместе.
   – Расскажите мне о том, как она умерла, – потребовала Джейн прямо перед тем моментом, когда кораблю предстояло совершить скачок в пространство консу.
   – В воскресенье утром она делала тесто, чтобы печь вафли, и у неё случился удар, когда она искала ваниль. Я сидел в гостиной. Помню, как она вслух спросила себя, куда же могла задевать ваниль, а ещё через секунду я услышал грохот упавшей миски, а потом звук её падения. Я выскочил в кухню; она лежала на полу, беспомощно дёргаясь. Она разбила голову о край стола, и из раны текла кровь. Я перенёс её на кровать и вызвал «скорую помощь». Потом пытался остановить кровотечение из раны и всё время говорил ей, что я люблю её, и продолжал повторять это, пока не приехала «скорая» и медики не отстранили меня. Но они позволили мне сидеть рядом с нею в машине и держать за руку, пока её везли в больницу. Я не выпускал её руку, хотя видел, что свет в её глазах померк, и продолжал говорить ей, как я люблю её, пока в больнице её не забрали и не увезли.
   – Зачем вы все это делали?
   – Я должен был позаботиться о том, чтобы последним, что она слышит в жизни, были слова о том, что я люблю её больше всего на свете.
   – Что чувствуешь, потеряв человека, которого любишь?
   – Ты умираешь вместе с ним. А потом ждёшь, когда тело присоединится к твоей душе.
   – И сейчас вы находитесь именно в этом состоянии? – спросила Джейн. – В смысле, ждёте, когда же тело присоединится к душе?
   – Нет. Уже нет. Рано или поздно ты возрождаешься к жизни. Только это уже не та жизнь, которая была прежде, а совсем другая.
   – Значит, сейчас вы живёте уже третьей жизнью, – утвердительно заметила Джейн.
   – Полагаю, что да, – согласился я.
   – И как вам она нравится? Эта жизнь?
   – Она мне нравится, – ответил я. – Мне нравятся люди, оказавшиеся рядом со мной.
   Картина звёздного неба за окном разом изменилась. «Ястреб» оказался в пространстве консу. Мы с Джейн сидели молча, проникшись тишиной, царившей на корабле.

16

   – Вы можете называть меня послом, хоть я и недостоин этого титула, – сказал консу. – Я – преступник, утративший свою честь во время сражения на Пахнсшу, и поэтому обречён сейчас разговаривать с вами на вашем языке. Такой позор можно смыть только справедливой карой и смертью, после которой последует возрождение. Я питаю надежду на то, что после общения с вами меня сочтут частично искупившим свою вину и позволят отойти к смерти от недостойной жизни. Вот почему я унижаюсь до разговора с вами.
   – Я тоже рад с вами познакомиться, – ответил я с серьёзным видом.
   Мы стояли в самой середине купола размером с футбольное поле. Консу возвели его менее часа тому назад. Конечно, они не могли позволить нам, людям, коснуться своей земли или ещё какого-то места, по которому передвигаются сами. Уже после нашего прибытия автоматы выстроили купол на территории, которую консу давно уже отвели специально для приёма нежелательных посетителей вроде нас. Сами они, естественно, здесь не бывали. Сразу же после завершения переговоров купол будет уничтожен, а его обломки отправят в ближайшую чёрную дыру, чтобы ни один из его атомов никогда впредь не осквернил их вселенную. Я решил, что такая брезгливость – это уже перебор.
   – Мы понимаем, что у вас есть вопросы относительно рраей, – продолжил посол, – и что вы желаете обратиться к нашим традициям, чтобы заслужить честь и право задать нам эти вопросы.
   – Так оно и есть, – согласился я.
   В пятнадцати метрах за моей спиной стояли по стойке «смирно» тридцать девять солдат Специальных сил, одетых в боевую форму. Из имеющейся у нас информации определённо следовало, что консу не станут относиться к этим переговорам как к встрече равных, так что большой нужды в дипломатических тонкостях не было. А поскольку для ритуального сражения могут отобрать любого члена моего эскорта, все должны находиться в полной боевой готовности. Я же был одет в парадную форму со всякими побрякушками и даже аксельбантами. Таково было моё собственное желание: раз уж предстояло изображать из себя предводителя всей этой небольшой компании, то, видит бог, следовало хоть в чём-то соответствовать данной роли.
   Позади посла на таком же расстоянии выстроились в шеренгу пятеро других консу. Каждый держал в щупальцах по два длинных и страшных на вид ножа. Мне не требовалось спрашивать, зачем они там находились.
   – Стоящие неизмеримо высоко надо мною признают, что вы правильно истолковали наши традиции и сумели изложить свою просьбу, как того требуют наши законы. И всё равно мы отвергли бы вашу просьбу как недостойную, если бы среди вас не было того, кто сумел предоставить нашим воинам возможность для возрождения. Этот человек – вы?
   – Да, это я.
   Консу немного помолчал, вероятно рассматривая меня.
   – Странно, что великий воин может выглядеть так, как вы, – заметил он в конце концов.
   – Мне тоже так кажется, – ляпнул я.
   Все наши документы утверждали, что раз уж консу допустили нас к переговорам, они будут продолжаться до тех пор, пока не закончатся или пока мы не допустим грубого нарушения правил. Поэтому лёгкие уколы со стороны моего визави нисколько меня не тревожили. Если подумать, становится понятно, почему консу предпочитают именно такой стиль общения: он помогает им подчёркивать и укреплять ощущение своего превосходства над другими. А уж действует это на других или нет – совершенно не важно.
   – Для соперничества с вашими солдатами были отобраны пять преступников, – объявил посол. – Поскольку люди не обладают телесным совершенством консу, мы приготовили ножи, которыми ваши солдаты смогут воспользоваться, если пожелают. Наши участники вручат их тем из ваших солдат, которых выберут в качестве своих противников.
   – Понятно, – сказал я.
   – Если ваш солдат останется жив, он может сохранить ножи как символ своей победы, – продолжал декламировать посол.
   – Благодарим, – ответил я.
   – В любом случае, мы не хотим, чтобы их возвращали нам, – внушительно заявил посол. – Они будут нечистыми.
   – И это понятно, – подтвердил я.
   – Мы ответим на любые вопросы, интересующие вас, после соревнований. А теперь мы выберем противников.
   Он испустил такой вопль, что, будь мы на Земле, от тротуара отвалился бы гранитный бордюр, и пять консу, стоявшие у него за спиной, шагнули вперёд. Обойдя нас, они подошли к солдатам Специальных сил, держа перед собой ножи. Никто из наших не вздрогнул. Вот это дисциплина.
   Консу не стали тратить на выбор много времени. Они просто вручили ножи тем, кто оказался перед каждым из них. С их точки зрения, мы нисколько не отличались друг от друга. Ножи получили капрал Мендель, с которым я завтракал, рядовые Джо Гудол[21] и Дженнифер Аквинат, сержант Фред Хокинг и лейтенант Джейн Саган. Каждый из них принял оружие без единого звука. Консу вновь отступили за спину своего посла, а остальные наши солдаты отошли на несколько метров от избранных.
   – Состязания будете открывать вы, – сказал мне посол и удалился за линию своих воинов.
   Теперь рядом со мной не осталось никого, кроме двух шеренг бойцов, без видимых признаков волнения ожидавших своей очереди на попытку убить друг друга. Всё ещё оставаясь между шеренгами, я сделал несколько шагов назад и указал на ближайших ко мне солдата и консу.
   – Начинайте, – ровным голосом произнёс я.