Страница:
— Зло нельзя искоренить навсегда, — вздохнула Зира. — Как все эти коварные инфекции… Оно может только затаиться в ожидании удобного случая.
— Пусть я не уничтожу его окончательно, но все-таки верю — оно испугается, подлое, прижмет хвост. Пусть затаится на тысячу лет! Даст нам всем передышку…
— Оно вернется снова…
— Но за тысячу лет можно подготовиться к встрече с ним.
— Вы и так делаете это, Скальд. И в этом смысле вы — образчик, идеал, — произнесла Ронда, не глядя на детектива. — Как-то спокойнее жить, зная, что вы есть…
— Да, мама. Но только одного — что я больше никогда вас не увижу — тебя, папу, бабушку… и Гиза… и Йюла… наш дом… Я очень скучала. Почему так бывает? Когда я здесь, мне хочется вырваться отсюда, а когда я оказалась далеко от вас, так щемило сердце…
— Ответ прост, — улыбнулась Ронда. — Ты взрослеешь.
— Разве это связано? По-моему, все должно быть наоборот.
— Круг твоих ценностей становится более определенным. И чем дальше ты будешь уходить от детства, тем более привлекательным оно будет казаться тебе — издалека. Ты очень смелая девочка, независимая, но мы все — и ты тоже — нуждаемся в защите, поддержке, в чьем-то крепком плече, в добром слове, в утешении…
— Когда мы встретились с Йюлом у Фрайталя, он сказал мне: «Я ничем не помог тебе. Давай хотя бы посажу тебя на корабль…»
— А что сказала ты?
— Я сказала ему: «Ты мой учитель. Ты научил меня искусству защищаться, и этим ты спас меня…» Но я чувствовала, что этого недостаточно, что я должна сказать что-то большее. А теперь я знаю. Ты помогла мне понять это, мамочка: я не боялась умереть, не боялась этих чужих людей, потому что все время знала — Йюл придет и отомстит за меня.
— Так и было, милая. Он разделил с нами эту боль и сделал для тебя больше, чем мы все. Я ему очень благодарна…
— Я скажу ему об этом прямо сейчас.
— Да.
— Пойду найду его!
— Да, дочка.
Лавиния вскочила с дивана. Рукоделие скользнуло с ее колен на пол.
— И еще, доченька, — сказала Ронда. — Сделай мне приятное, убери эти свои иголки с нитками в корзинку и задвинь подальше под диван.
Лавиния раскрыла рот.
— Ты правда этого хочешь, мамочка? — Ронда с улыбкой кивнула. — Ур-ра-а!
Проводив девочку взглядом, Ронда взяла в руки телефон и набрала номер.
— Скальд? Нам нужно встретиться. Да… прямо сейчас… Это важно, для меня… Спасибо. В аквапарке. Нет, не там, где акулы! Пятый квадрат. Хорошо. — Она судорожно сжала в руках крошечную трубку телефона.
Пятый квадрат традиционно был безлюден. Ронда специально выбрала его, чтобы ее разговору со Скальдом никто не помешал.
Детектив ждал ее, лежа раздетым в шезлонге. Огромный бассейн аквапарка — с водяными горками, бурлящими потоками, имитирующими горные речки, с тихими заводями, песчаными и пустынными берегами — раскинулся на нескольких квадратных километрах. Осень была не властна над этим рукотворным летом, и тысячи посетителей могли оценить это в полной мере, наслаждаясь свежим морским ветром и мягким солнцем аквапарка отеля «Отдохни».
Ронда издалека быстрым взглядом окинула загорелое стройное тело Скальда и завернула в кабинку для переодевания. Когда она появилась перед детективом в белоснежном открытом купальнике, он восхищенно улыбнулся:
— Богиня, рожденная морем… Пеной морской. Так правильнее. По определению древних.
— Вы это говорите каждой красивой женщине? — сказала Ронда, устраиваясь на соседнем шезлонге.
— У меня богатый словарный запас, будьте спокойны, — улыбнулся Скальд. — Этот комплимент я сказал впервые.
— Значит, каждая красивая женщина получает от вас комплимент?
— Красота не показатель. Бывает так: женщина очень красива, у нее идеальные пропорции, прекрасные волосы, дивные глаза — как говорится, больше нечего желать. Но природа забыла вдохнуть в это чудо самую малость, какую-то искру — может быть, глазам не хватает немного доброты, а улыбке — беззащитности… Или к смеху нужно добавить что-то волнующее, манящее… И сразу понимаешь: что-то не то… — Скальд встрепенулся. — Но на вас, госпожа Регенгуж, природа не отдохнула. Помимо красоты, у вас есть самое главное, то, что делает любую женщину — красивую и не очень — желанной.
— Что же? — быстро спросила Ронда.
— Обаяние. Пойдемте купаться!
…Скальд оказался отличным пловцом, Ронда ничуть ему не уступала. Они плавали наперегонки, но плыли всегда бок о бок, и дыхание у Ронды оставалось по-прежнему ровным.
— Сдаюсь, — наконец решительно объявил Скальд. — Силы покидают меня…
— Позор, — резюмировала Ронда, выбираясь вслед за ним на бортик бассейна.
— Конечно, — сварливо отозвался Скальд, — если бы у меня был такой шикарный бассейн и я плавал бы в нем каждый день, как некоторые…
Женщина не ответила, но ее лицо вдруг стало печальным. Они снова уселись в шезлонги в полутень, образуемую яркими тентами.
— Вы когда-нибудь совершали ошибки, Скальд?
— К сожалению…
— А у ваших ошибок бывали трагические последствия? — Ронда смотрела прямо перед собой.
— Об этом не хочется ни вспоминать, ни говорить…
— Не хочется. Но это не дает спокойно жить. Давно пора забыть, но не можешь.
— А вы с кем-нибудь говорили об этом?.. — осторожно спросил Скальд.
— И так все знают… И муж, и Зира… Только никто не может мне помочь… Я хочу рассказать вам.
— Я слушаю.
— У Иона был отец, Риссер. Вы видели его фотографию в комнате Зиры. — Скальд вспомнил лицо дружелюбно улыбающегося светловолосого мужчины с карими глазами. — Более суетливого и никчемного человека я не встречала в своей жизни. Я не понимала Зиру, не понимала, как можно выносить этого глупого, недалекого болтунишку. Простите, Скальд, просто если бы вы его видели… Он лез в каждую дырку, вмешивался во все, что происходило вокруг, ему до всего было дело! Мы шагу не могли ступить без его комментариев. Господи, как он отравлял нам всем жизнь… И еще он страшно любил шутить. Шутки были одна дебильнее другой. То начинает с утра кричать петухом — в три, потом в четыре часа… потом в пять… будит нас таким оригинальным способом… То встанешь утром, а в шкафах нет одежды — абсолютно ничего! Ни одного носка, ни платья, ни брюк, и отключены все средства связи в доме… А Риссер уехал на рыбалку! Ты опаздываешь на деловую встречу, нервничаешь, плачешь и с ужасом понимаешь, что в свое оправдание можешь предложить партнерам только этот бред: Риссер пошутил… При этом он требовал, чтобы мы восхищались его изобретательностью, призывал весело посмеяться вместе с ним….
— Его не пробовали лечить?
— Что вы! Зира об этом и слышать не хотела. Она очень великодушный человек и относилась к его выходкам как к детским проказам.
— А Ион?
— Ненавидел всеми фибрами своей души.
— Это же надо было так достать…
— Однажды вечером Риссер переоделся в костюм гангстера, взял в руки большущий пистолет, игрушечный, конечно, отключил в поместье систему охраны и полез на купол.
— Зачем?
— Очередной приступ вдохновения. Поджидал жену с работы — хотел порадовать, поднять ей настроение… Гизу было два годика… я очень боялась, что он испугается, увидев это чучело… Я пошла к соседям и вызвала патруль, сказала, что к нам проник грабитель. Они страшно удивились, примчались… Риссера окружили и потребовали, чтобы он бросил оружие, сдался. А он смеялся, размахивал своей дурацкой пушкой и кричал, что живым не сдастся, целился в них…
— Они его застрелили, — сказал Скальд.
Ронда плакала.
— Теперь он снится мне каждую ночь… Всю последнюю неделю я схожу с ума…
— Это была трагическая случайность, Ронда.
— Я должна была предупредить патруль, что это наше семейное дело… Но я стояла и с какой-то злой радостью наблюдала, как разворачиваются события… Я хотела, чтобы его наказали, понимаете?
— Надо забыть.
— Но я не могу!
— Сможете, — твердо сказал Скальд. — Сходите к врачу.
— Вы думаете, это подействует?
— Конечно. Вытрите слезы, тут не о чем плакать. Ваше раскаяние уже искупило эту вину. В том, что произошло, больше виноват господин Риссер. Это обязательно должно было закончиться чем-нибудь неприятным, — Он протянул ей стаканчик с соком. — Выпейте. И забудьте.
— Другая моя беда еще тяжелее… Скальд, — выговорила Ронда, борясь с нежеланием говорить и не имея сил сопротивляться.
— Как, еще одна беда?..
— Мне плохо, Скальд… Зачем так бывает? Ты слушаешь чужого, практически незнакомого тебе человека и в один прекрасный день вдруг обнаруживаешь, что он стал тебе дороже всех на свете, что ради него ты готова пожертвовать всем… — Скальд с растущей тревогой смотрел на Ронду. Лицо у нее раскраснелось, в глазах стояли слезы. — Я больше не могу молчать, Скальд… Я должна вам это сказать… Я люблю вас… люблю…
Стаканчик выпал у Скальда из рук. Они оба смотрели, как песок впитывает разлившийся сок, и боялись поднять друг на друга глаза.
— Теперь вы знаете… И что мне с этим делать? — Ронда горько усмехнулась. — Сходить к врачу? Не молчите.
— Я… я не хочу вас обидеть, Ронда… Я очень уважаю вашу семью…
— Ты любишь другую? — прошептала женщина.
— Да, наверное…
— Наверное?.. Значит, для меня еще не все потеряно?
— Я так не сказал… Вернее, я не так сказал…
— Что ты мямлишь? — с досадой произнесла Ронда и поднялась. — Кажется, Ион пригласил тебя к ужину? Увидимся вечером…
Роскошные красавицы Зиры вели себя как-то беспокойно — вырывались из рук, не давали себя расчесывать, мяукали. И кругами ходили вокруг шкафа.
— Ты видишь, Гладстон? — вопрошала Зира. — Эта погода нервирует не только меня.
Механический пес невозмутимо помогал Зире расчесывать всех четырех кошек, придавливая их поочередно лапой к дивану, на котором производилась ежедневная процедура.
— Да что там такое, валерьянкой намазано? — раздраженно сказала Зира и решительно направилась к шкафу.
Она открыла дверцу, и наружу вывалился здоровенный черный гладкошерстный кот: одно ухо отсутствует, второе в какой-то уличной драке разорвано пополам, огромные зеленые глаза сверкают лихорадочным огнем. Выгнув спину, кот нервно и хищно потянулся сильным жилистым телом, несущим на себе многочисленные свидетельства кошачьих баталий, и, глядя на онемевшую Зиру, издал горловой звук, напоминающий скрип старой ольхи на ветру. Появление кота было встречено кошками бурным изъявлением восторга — они бесстыдно забегали вокруг, издавая призывное мяуканье.
Зира устремила на пришельца дрожащий палец и трагическим голосом воскликнула:
— Немедленно удалить семенники!
— Поздно, — кратко ответствовал Гладстон. — Он здесь уже с утра.
— Ну знаешь! А еще друг человека! Мог бы предупредить об этих… оргиях…
— Даже кошки имеют право на счастье.
— Это что — счастье?!
— Конечно. Это — кошачье счастье.
— Он похож на преступника, Гладстон, — жалобно сказала Зира. — Посмотри, какая у него бандитская рожа… Ну кто от него может родиться?!
На ужин собрались все. Чтобы избавить от лишних хлопот Ронду, ужинали не в гостиной, а в кухне. Хозяйка была молчалива и подавала блюда, ни на кого не глядя. Ион несколько раз обращался к ней — она рассеянно отвечала. Скальд немного опоздал. Его усадили напротив Ронды, и разговор вновь пошел о том, что в последние два месяца волновало всех больше всего.
— Допустим, он в самом деле чужой, которого внедрили в человеческую цивилизацию. Сразу возникает вопрос: зачем? Чтобы осуществлять контроль за человечеством? Религиозная организация котти как раз и выполняет эту функцию: люди погрязли в грехах… накажем… Меч Карающий… Но почему тогда это только один человек? Логичнее было бы заполонить всю человеческую вселенную сверхсуществами. Но Анахайм один…
— Скальд, а кто сказал, что он один? — возразил Ион.
— Вот. И этого мы не знаем — один ли он или их несколько… А сам он нам не доложит об этом.
Лавиния прыснула:
— А если сказать волшебное слово?
— Детка, ты ешь уже третье мороженое, — заметила Зира.
— Он ведет себя так, будто его сверхзадача — как можно более приятно прожить свою жизнь, похожую на бесконечную цепь развлечений. Чужой, залетевший сюда развлекаться?
Гиз вдохновенно проговорил:
— Есть идея. Его заслали к нам, создали ему стартовые условия, чтобы он получал все эти удовольствия и экстраполировал, транслировал их на свою цивилизацию. А они там, миллиарды чужаков, улавливают его эмоции и тащатся. Им и не нужен многочисленный десант, потому что их технократические возможности за гранью нашего разумения.
— Забавно. И вдруг этот резидент однажды проиграл в карты самое дорогое, что у него есть, — планету Селон?
— Отрицательные эмоции всегда входили в набор сильнодействующих психотропных средств. Зачем иначе создана целая индустрия триллеров? Они ему — и, стало быть, себе самим — разрешают пощекотать нервы! Они там все вздрогнули от ужаса, получили клевую встряску…
— Почему тогда он так опасается, что Селон будет у него отобран? А то, что Анахайм нервничает, очевидно. Иначе он не предлагал бы Иону отступные в виде лже-Селона. Мне кажется, чужой не стал бы себя так вести. Анахайм скорее выглядит как пресытившийся удовольствиями человек, которому все очень легко далось в жизни. Он ищет новых ощущений, потому и возится с нами, затеяв эту игру. Чужой при такой угрозе своему благополучию — а что для него еще может означать Селон? — чужой просто поубивал бы нас всех. Впрочем, возможно, у нас все еще впереди…
— Слушайте, это круто, — с удвоенным воодушевлением произнес Гиз. — Если он чужой, значит, и выглядит как-то по-особенному. Вдруг у него жабры на спине? Четыре глаза? Желе вместо туловища? Что если его пощупать… незаметно?..
— Тебе и поручим его щупать, — сказал Йюл. — Немедленно отправляйся.
— Зачем — мне? Можно послать Гладстона. Или просто его спросить… Он всегда все знает. Кстати, где он?
— Охраняет моих девочек, — сказала Зира.
— От кого?
— От чужого! — Заметив, что у всех вытянулись лица, Зира смущенно добавила: — Какой-то котяра пробрался в дом… Мы с Гладстоном его наладили отсюда, но теперь держим оборону — вдруг снова?.. Чего смеетесь?! Да ну вас…
Когда смех утих, Скальд неожиданно встал и произнес тост:
— Я хочу поднять этот бокал, Ион, за вашу семью. За ваших прекрасных детей, замечательную маму и настоящего, верного друга — господина Йюла. Конечно, и за вас самого, такого энергичного, надежного, а главное — за обаятельную хозяйку, поддерживающую здесь уют и спокойствие… За счастье, которое царит в этом доме!
Все вздрогнули, потому что Ронда швырнула на пол свой хрупкий бокал.
— На счастье! — звенящим голосом крикнула она и неестественно весело рассмеялась…
Ночь была уже поздняя, но в спальню кто-то тихонько постучал. Зира встала и отперла дверь. На пороге стоял Ион в сопровождении механического пса.
— Что случилось, сынок? — встревожилась Зира. — На тебе просто лица нет.
Ион хмуро взглянул на нее.
— Сядь, мама. Гладстон, повтори, пожалуйста.
Пес, не раскрывая рта, отчетливо произнес:
— Господин Ион Хадис Регенгуж-ди-Монсараш. Согласно генетическому анализу, мать — госпожа Зира Эвора Регенгуж-ди-Монсараш. Отец, — Зира побледнела, — господин Остин Робер Анахайм.
— Мама, — мрачно сказал Ион, — почему я узнаю об этом… от собаки?
Глава пятая
— А вам жалко.
— Это опасно! Этого никто не делает. Нам пришлось даже собирать срочное совещание, чтобы квалифицировать это нарушение.
— А кто вообще разрешил вам его квалифицировать? Я внес номер этого модуля в свой список!
Офицер патрульной службы, с которым Анахайм сидел в модуле, висящем над водопадом, вытер со лба пот, но к его счастью на экране перед ними появился одноместный ярко-красный модуль.
— Вот нарушитель, господин Анахайм, — почтительно произнес патрульный.
Модуль завис чуть ниже и не обращал внимания на присутствие патруля. Внизу под ним ревела река, устремляясь к внезапно обрывающейся ступени на поверхности земли и образуя гигантский водопад, при виде которого захватывало дух. Огромное облако водяной пыли висело в воздухе, заслоняя обзор, но там, внизу, каскады воды со страшным грохотом обрушивались вниз, увлекали за собой и молотили в страшной круговерти глыбы, оторванные от скал. Модуль сделал в воздухе несколько пируэтов, завис сбоку от водопада, и вдруг, ринувшись в клокочущую бездну, пропал, поглощенный неукротимым потоком.
Анахайм вжался в кресло и на мгновение прикрыл глаза. Патрульный рванул с места, направив свой желтый модуль вдоль уступа водопада.
— В который раз это вижу! — орал патрульный, пытаясь перекричать рев воды. — И все равно внутри все трясется! Там падают обломки скал весом в десятки тонн! Как можно там лавировать?!
Преодолев километровую ширину водопада за пятнадцать секунд, красный модуль вынырнул с другой его стороны и снова завис в неподвижности.
— Модуль шестьсот семьдесят семь! — сказал патрульный в микрофон, выйдя на рабочую волну. — Вы оштрафованы на триста кредиток за нарушение правил поведения в зоне природного явления, представляющего опасность для жизни, параграф третий пункта…
— Пожалуй, выпишите еще один штраф, офицер, — перебил его голос из динамика. — Мельчают у вас водопады, что ли? Перестали производить впечатление. — Модуль снова нырнул в облако водяной пыли.
— Скорее, болван! — закричал Анахайм.
Они взлетели вверх, на сто метров над водопадом, и подоспели вовремя, чтобы увидеть, как нарушитель правопорядка выскочил у противоположной стороны обрывающегося в бездну потока, рванул вверх и растворился в небе.
— Эва! — прошептал Анахайм, проводив его тяжелым потрясенным взглядом.
— Ну, бабка, дает. — Патрульный покачал головой.
— Закрой рот, — процедил Анахайм.
— Я люблю свою мать. Благодаря ей я стал тем, что я есть. Нет, она не тянула меня за уши. Просто я всегда знал, каким она хотела бы меня видеть. Она ждала. И вот теперь, когда, казалось, все наладилось, между нами опять возникло непонимание…
— Все преодолимо, Ион.
— Проклятие! Этот человек сводит меня с ума! Он все время подкидывает мне новые проблемы. Меня тошнит от него самого, от этого его Селона и от его выходок…
— Сводить людей с ума — это его профессия. Или хобби. Чему вы удивляетесь?
— Ронда ушла от меня, Скальд… Она оставила записку, что должна побыть в одиночестве…
Ион без конца курил свои сигары, рассеянно стряхивая пепел то в горшок с цветами, то в свернутый из бумаги пакетик, хотя перед ним на столике стояла пепельница.
— Она действительно была угнетена, — смущенно проговорил Скальд. — Но вы должны набраться терпения и ждать…
Ион поднял голову.
— А чем она была угнетена?
— Историей с господином Риссером.
— Чего?
— Она винит себя в его смерти, хотя прошло столько лет. И возможно, это сильное чувство вины перед семьей привело к ее уходу. Я посоветовал ей обратиться к врачу. Конечно, мало приятного в той истории, но — надо забыть, сказал я ей…
Ион усмехнулся, сломал пальцами сигару, аккуратно сложил ее в горшок с розами и раскурил новую.
— Очень занимательно. И психологически достоверно. Только одна закавыка, Скальд. Риссера застрелили за два года до того, как я познакомился с Рондой. Это соседи вызвали патруль.
— Чтоб я сдох! — после длинной паузы с чувством произнес детектив. — Значит, вы правы, Ион, — Анахайм снова вносит раздор во вражеский лагерь. Теперь мне все понятно…
— Что вам понятно?
Скальд повеселел.
— Что не все так плохо, господин Регенгуж!
— Ну надо же. Вы сейчас в пляс пуститесь.
— Я не умею танцевать. Да, это он! Подождите… А он не мог внушить Зире, что он — тот человек, которого она любила?
— Гладстон, — напомнил Ион.
— Ах, да, у нас слишком материальные доказательства… Где же Зира?
— Мама уже вот-вот будет. Пойти принести валерьянки, что ли?
— Для нее?
— Для себя…
…Зира появилась в кабинете Иона через несколько минут. Она поздоровалась, своей легкой походкой прошла к окну и раздвинула шторы.
— Не выношу полутонов и полутеней, — решительно сказала она и села на диван. — Ну, спрашивайте, Скальд. Начинайте дознание.
Ион поморщился и достал новую сигару.
— Я подумал, что вы оговорились, Зира, когда рассказывали мне про Браззаль, — «У Иона светлые, как у отца, глаза». На фотографии у Риссера глаза темные.
— Все-то вы замечаете…
— Скажите, Анахайм действительно отец Иона?
Зира нервно рассмеялась:
— Ну, о ком? О ком мы с вами говорим? Что мы тут обсуждаем?
— Мы с вами пытаемся понять, кто такой господин Анахайм.
— Тот человек… Это было сорок лет назад…
— Но вы сказали своему сыну, что этот Анахайм — это тот. Да и Гладстон…
— Сказала, — со слезами в голосе согласилась Зира. — Но разве вы не понимаете, что это невозможно?
— Мама, успокойся. Мы знаем, что тебе тяжело, — сказал Ион.
— Тяжело? Мне хочется умереть.
— Мама!
— Скажите, вы заметили в нем какие-либо отличия от того мужчины?
— Этот красивее… Так мне показалось…
— А конкретнее?
— Вроде бы нос немного другой… А может, это память меня подводит.
— Вы как-то обмолвились, что Анахайм не мог быть усыновлен.
— Я думала, что отец Анахайма — это отец Иона… И что Анахайм очень похож на своего отца…
— Понятно. А он оказался усыновленным.
— Да… Но вот в чем дело… Это сводит меня с ума… Он катает в руках обрывок бумаги точно так же, как тот… Такой же поворот головы, мгновенно промелькнувшая жестокость в прежде равнодушных глазах, от которой все цепенеет внутри, — словно он придумал какую-то пакость и рад этому… Я смотрю на него и вижу того самого человека, которого любила много лет назад и которого не могла забыть всю жизнь…
— А как он при той встрече воспринимал вас?
— Сначала пристально изучал меня, глаз не сводил. А потом стал вести себя так, будто он и есть тот самый…
— Были какие-нибудь конкретные детали, что-то очень личное, известное только вам двоим? — деликатно понизив голос, спросил Скальд. Зира печально кивнула. — Почему вы расстались?
— Я ушла сама. Он подавлял меня. Масштаб его личности превышал мой настолько, что казалось, еще немного, и я потеряю себя, совсем… И потом, мне хотелось уйти на самом пике нашей любви. Чтобы запомнилось только самое хорошее, светлое, а не мелкие стычки, ссоры, которыми обычно заканчивается большая любовь.
— И вы потом не жалели?
Зира опустила голову.
— Все равно ничего хорошего из этого не получилось бы.
— Извините, Зира, что я спрашиваю… У него был пупок?
— Да… конечно…
— Вы что-нибудь еще слышали о нем?
— То, что он умер. Об этом было объявлено официально.
— Когда?
— Иону было десять лет.
— Сколько вам сейчас, Ион?
— Сорок.
— Анахайму тридцать… Все сходится. Скажите, Зира, его смерти предшествовали какие-либо события?
— Было объявлено, что он скончался в результате травмы, полученной при катании на лыжах в горах… — Зира все сильнее нервничала.
— Вы были на похоронах? — тихо спросил Скальд. — Зира?.. — Женщина кивнула и закрыла лицо руками. Ион подсел к матери и крепко обнял ее за хрупкие плечи. — Вы видели его? Это был он?
— Хадис! — не выдержав тяжести воспоминаний, горько заплакала Зира. — Хадис…
В ее голосе было такое отчаяние, словно она потеряла дорогого ей человека только сейчас…
— Гладстон, мне это уже надоело — к тебе все липнет.
— Не все, а только металлы.
— Я не могу вынести из дома все металлические предметы!
В комнате повисло молчание — Гладстон прислушивался к себе.
— Я предупреждаю тебя, юноша, моей мощности не хватает, — заявил он после некоторого раздумья.
— Для чего?
— Для саморазвития. Мне нужны еще компоненты.
— Послушай, друг любезный, только что, на прошлой неделе, я восполнил недостающую тебе интимную часть твоего… э-э… туловища.
— Речь идет о хвосте?
— А о чем еще? Я залез в долги ради твоего хвоста, без которого вполне можно было бы прожить. Тебе известно, что некоторым собакам их вообще отрубают? А ты опять канючишь. Что тебе нужно, Гладстон?
Механический пес немедленно выплюнул на пол крошечный диск. Гиз вставил его в свой компьютер, просмотрел список деталей и их стоимость и свирепо взглянул на пса. Тот загрохотал хвостом по полу. Гиз снова лег на диван и отгородился книжкой.
— Пусть я не уничтожу его окончательно, но все-таки верю — оно испугается, подлое, прижмет хвост. Пусть затаится на тысячу лет! Даст нам всем передышку…
— Оно вернется снова…
— Но за тысячу лет можно подготовиться к встрече с ним.
— Вы и так делаете это, Скальд. И в этом смысле вы — образчик, идеал, — произнесла Ронда, не глядя на детектива. — Как-то спокойнее жить, зная, что вы есть…
7
— Когда я получила от тебя сообщение, что ты жива, я испытала такое же сильное, ошеломляющее чувство счастья, как в тот день, когда ты родилась… Ты боялась там, на Порт-О-Баске, доченька?— Да, мама. Но только одного — что я больше никогда вас не увижу — тебя, папу, бабушку… и Гиза… и Йюла… наш дом… Я очень скучала. Почему так бывает? Когда я здесь, мне хочется вырваться отсюда, а когда я оказалась далеко от вас, так щемило сердце…
— Ответ прост, — улыбнулась Ронда. — Ты взрослеешь.
— Разве это связано? По-моему, все должно быть наоборот.
— Круг твоих ценностей становится более определенным. И чем дальше ты будешь уходить от детства, тем более привлекательным оно будет казаться тебе — издалека. Ты очень смелая девочка, независимая, но мы все — и ты тоже — нуждаемся в защите, поддержке, в чьем-то крепком плече, в добром слове, в утешении…
— Когда мы встретились с Йюлом у Фрайталя, он сказал мне: «Я ничем не помог тебе. Давай хотя бы посажу тебя на корабль…»
— А что сказала ты?
— Я сказала ему: «Ты мой учитель. Ты научил меня искусству защищаться, и этим ты спас меня…» Но я чувствовала, что этого недостаточно, что я должна сказать что-то большее. А теперь я знаю. Ты помогла мне понять это, мамочка: я не боялась умереть, не боялась этих чужих людей, потому что все время знала — Йюл придет и отомстит за меня.
— Так и было, милая. Он разделил с нами эту боль и сделал для тебя больше, чем мы все. Я ему очень благодарна…
— Я скажу ему об этом прямо сейчас.
— Да.
— Пойду найду его!
— Да, дочка.
Лавиния вскочила с дивана. Рукоделие скользнуло с ее колен на пол.
— И еще, доченька, — сказала Ронда. — Сделай мне приятное, убери эти свои иголки с нитками в корзинку и задвинь подальше под диван.
Лавиния раскрыла рот.
— Ты правда этого хочешь, мамочка? — Ронда с улыбкой кивнула. — Ур-ра-а!
Проводив девочку взглядом, Ронда взяла в руки телефон и набрала номер.
— Скальд? Нам нужно встретиться. Да… прямо сейчас… Это важно, для меня… Спасибо. В аквапарке. Нет, не там, где акулы! Пятый квадрат. Хорошо. — Она судорожно сжала в руках крошечную трубку телефона.
Пятый квадрат традиционно был безлюден. Ронда специально выбрала его, чтобы ее разговору со Скальдом никто не помешал.
Детектив ждал ее, лежа раздетым в шезлонге. Огромный бассейн аквапарка — с водяными горками, бурлящими потоками, имитирующими горные речки, с тихими заводями, песчаными и пустынными берегами — раскинулся на нескольких квадратных километрах. Осень была не властна над этим рукотворным летом, и тысячи посетителей могли оценить это в полной мере, наслаждаясь свежим морским ветром и мягким солнцем аквапарка отеля «Отдохни».
Ронда издалека быстрым взглядом окинула загорелое стройное тело Скальда и завернула в кабинку для переодевания. Когда она появилась перед детективом в белоснежном открытом купальнике, он восхищенно улыбнулся:
— Богиня, рожденная морем… Пеной морской. Так правильнее. По определению древних.
— Вы это говорите каждой красивой женщине? — сказала Ронда, устраиваясь на соседнем шезлонге.
— У меня богатый словарный запас, будьте спокойны, — улыбнулся Скальд. — Этот комплимент я сказал впервые.
— Значит, каждая красивая женщина получает от вас комплимент?
— Красота не показатель. Бывает так: женщина очень красива, у нее идеальные пропорции, прекрасные волосы, дивные глаза — как говорится, больше нечего желать. Но природа забыла вдохнуть в это чудо самую малость, какую-то искру — может быть, глазам не хватает немного доброты, а улыбке — беззащитности… Или к смеху нужно добавить что-то волнующее, манящее… И сразу понимаешь: что-то не то… — Скальд встрепенулся. — Но на вас, госпожа Регенгуж, природа не отдохнула. Помимо красоты, у вас есть самое главное, то, что делает любую женщину — красивую и не очень — желанной.
— Что же? — быстро спросила Ронда.
— Обаяние. Пойдемте купаться!
…Скальд оказался отличным пловцом, Ронда ничуть ему не уступала. Они плавали наперегонки, но плыли всегда бок о бок, и дыхание у Ронды оставалось по-прежнему ровным.
— Сдаюсь, — наконец решительно объявил Скальд. — Силы покидают меня…
— Позор, — резюмировала Ронда, выбираясь вслед за ним на бортик бассейна.
— Конечно, — сварливо отозвался Скальд, — если бы у меня был такой шикарный бассейн и я плавал бы в нем каждый день, как некоторые…
Женщина не ответила, но ее лицо вдруг стало печальным. Они снова уселись в шезлонги в полутень, образуемую яркими тентами.
— Вы когда-нибудь совершали ошибки, Скальд?
— К сожалению…
— А у ваших ошибок бывали трагические последствия? — Ронда смотрела прямо перед собой.
— Об этом не хочется ни вспоминать, ни говорить…
— Не хочется. Но это не дает спокойно жить. Давно пора забыть, но не можешь.
— А вы с кем-нибудь говорили об этом?.. — осторожно спросил Скальд.
— И так все знают… И муж, и Зира… Только никто не может мне помочь… Я хочу рассказать вам.
— Я слушаю.
— У Иона был отец, Риссер. Вы видели его фотографию в комнате Зиры. — Скальд вспомнил лицо дружелюбно улыбающегося светловолосого мужчины с карими глазами. — Более суетливого и никчемного человека я не встречала в своей жизни. Я не понимала Зиру, не понимала, как можно выносить этого глупого, недалекого болтунишку. Простите, Скальд, просто если бы вы его видели… Он лез в каждую дырку, вмешивался во все, что происходило вокруг, ему до всего было дело! Мы шагу не могли ступить без его комментариев. Господи, как он отравлял нам всем жизнь… И еще он страшно любил шутить. Шутки были одна дебильнее другой. То начинает с утра кричать петухом — в три, потом в четыре часа… потом в пять… будит нас таким оригинальным способом… То встанешь утром, а в шкафах нет одежды — абсолютно ничего! Ни одного носка, ни платья, ни брюк, и отключены все средства связи в доме… А Риссер уехал на рыбалку! Ты опаздываешь на деловую встречу, нервничаешь, плачешь и с ужасом понимаешь, что в свое оправдание можешь предложить партнерам только этот бред: Риссер пошутил… При этом он требовал, чтобы мы восхищались его изобретательностью, призывал весело посмеяться вместе с ним….
— Его не пробовали лечить?
— Что вы! Зира об этом и слышать не хотела. Она очень великодушный человек и относилась к его выходкам как к детским проказам.
— А Ион?
— Ненавидел всеми фибрами своей души.
— Это же надо было так достать…
— Однажды вечером Риссер переоделся в костюм гангстера, взял в руки большущий пистолет, игрушечный, конечно, отключил в поместье систему охраны и полез на купол.
— Зачем?
— Очередной приступ вдохновения. Поджидал жену с работы — хотел порадовать, поднять ей настроение… Гизу было два годика… я очень боялась, что он испугается, увидев это чучело… Я пошла к соседям и вызвала патруль, сказала, что к нам проник грабитель. Они страшно удивились, примчались… Риссера окружили и потребовали, чтобы он бросил оружие, сдался. А он смеялся, размахивал своей дурацкой пушкой и кричал, что живым не сдастся, целился в них…
— Они его застрелили, — сказал Скальд.
Ронда плакала.
— Теперь он снится мне каждую ночь… Всю последнюю неделю я схожу с ума…
— Это была трагическая случайность, Ронда.
— Я должна была предупредить патруль, что это наше семейное дело… Но я стояла и с какой-то злой радостью наблюдала, как разворачиваются события… Я хотела, чтобы его наказали, понимаете?
— Надо забыть.
— Но я не могу!
— Сможете, — твердо сказал Скальд. — Сходите к врачу.
— Вы думаете, это подействует?
— Конечно. Вытрите слезы, тут не о чем плакать. Ваше раскаяние уже искупило эту вину. В том, что произошло, больше виноват господин Риссер. Это обязательно должно было закончиться чем-нибудь неприятным, — Он протянул ей стаканчик с соком. — Выпейте. И забудьте.
— Другая моя беда еще тяжелее… Скальд, — выговорила Ронда, борясь с нежеланием говорить и не имея сил сопротивляться.
— Как, еще одна беда?..
— Мне плохо, Скальд… Зачем так бывает? Ты слушаешь чужого, практически незнакомого тебе человека и в один прекрасный день вдруг обнаруживаешь, что он стал тебе дороже всех на свете, что ради него ты готова пожертвовать всем… — Скальд с растущей тревогой смотрел на Ронду. Лицо у нее раскраснелось, в глазах стояли слезы. — Я больше не могу молчать, Скальд… Я должна вам это сказать… Я люблю вас… люблю…
Стаканчик выпал у Скальда из рук. Они оба смотрели, как песок впитывает разлившийся сок, и боялись поднять друг на друга глаза.
— Теперь вы знаете… И что мне с этим делать? — Ронда горько усмехнулась. — Сходить к врачу? Не молчите.
— Я… я не хочу вас обидеть, Ронда… Я очень уважаю вашу семью…
— Ты любишь другую? — прошептала женщина.
— Да, наверное…
— Наверное?.. Значит, для меня еще не все потеряно?
— Я так не сказал… Вернее, я не так сказал…
— Что ты мямлишь? — с досадой произнесла Ронда и поднялась. — Кажется, Ион пригласил тебя к ужину? Увидимся вечером…
Роскошные красавицы Зиры вели себя как-то беспокойно — вырывались из рук, не давали себя расчесывать, мяукали. И кругами ходили вокруг шкафа.
— Ты видишь, Гладстон? — вопрошала Зира. — Эта погода нервирует не только меня.
Механический пес невозмутимо помогал Зире расчесывать всех четырех кошек, придавливая их поочередно лапой к дивану, на котором производилась ежедневная процедура.
— Да что там такое, валерьянкой намазано? — раздраженно сказала Зира и решительно направилась к шкафу.
Она открыла дверцу, и наружу вывалился здоровенный черный гладкошерстный кот: одно ухо отсутствует, второе в какой-то уличной драке разорвано пополам, огромные зеленые глаза сверкают лихорадочным огнем. Выгнув спину, кот нервно и хищно потянулся сильным жилистым телом, несущим на себе многочисленные свидетельства кошачьих баталий, и, глядя на онемевшую Зиру, издал горловой звук, напоминающий скрип старой ольхи на ветру. Появление кота было встречено кошками бурным изъявлением восторга — они бесстыдно забегали вокруг, издавая призывное мяуканье.
Зира устремила на пришельца дрожащий палец и трагическим голосом воскликнула:
— Немедленно удалить семенники!
— Поздно, — кратко ответствовал Гладстон. — Он здесь уже с утра.
— Ну знаешь! А еще друг человека! Мог бы предупредить об этих… оргиях…
— Даже кошки имеют право на счастье.
— Это что — счастье?!
— Конечно. Это — кошачье счастье.
— Он похож на преступника, Гладстон, — жалобно сказала Зира. — Посмотри, какая у него бандитская рожа… Ну кто от него может родиться?!
На ужин собрались все. Чтобы избавить от лишних хлопот Ронду, ужинали не в гостиной, а в кухне. Хозяйка была молчалива и подавала блюда, ни на кого не глядя. Ион несколько раз обращался к ней — она рассеянно отвечала. Скальд немного опоздал. Его усадили напротив Ронды, и разговор вновь пошел о том, что в последние два месяца волновало всех больше всего.
— Допустим, он в самом деле чужой, которого внедрили в человеческую цивилизацию. Сразу возникает вопрос: зачем? Чтобы осуществлять контроль за человечеством? Религиозная организация котти как раз и выполняет эту функцию: люди погрязли в грехах… накажем… Меч Карающий… Но почему тогда это только один человек? Логичнее было бы заполонить всю человеческую вселенную сверхсуществами. Но Анахайм один…
— Скальд, а кто сказал, что он один? — возразил Ион.
— Вот. И этого мы не знаем — один ли он или их несколько… А сам он нам не доложит об этом.
Лавиния прыснула:
— А если сказать волшебное слово?
— Детка, ты ешь уже третье мороженое, — заметила Зира.
— Он ведет себя так, будто его сверхзадача — как можно более приятно прожить свою жизнь, похожую на бесконечную цепь развлечений. Чужой, залетевший сюда развлекаться?
Гиз вдохновенно проговорил:
— Есть идея. Его заслали к нам, создали ему стартовые условия, чтобы он получал все эти удовольствия и экстраполировал, транслировал их на свою цивилизацию. А они там, миллиарды чужаков, улавливают его эмоции и тащатся. Им и не нужен многочисленный десант, потому что их технократические возможности за гранью нашего разумения.
— Забавно. И вдруг этот резидент однажды проиграл в карты самое дорогое, что у него есть, — планету Селон?
— Отрицательные эмоции всегда входили в набор сильнодействующих психотропных средств. Зачем иначе создана целая индустрия триллеров? Они ему — и, стало быть, себе самим — разрешают пощекотать нервы! Они там все вздрогнули от ужаса, получили клевую встряску…
— Почему тогда он так опасается, что Селон будет у него отобран? А то, что Анахайм нервничает, очевидно. Иначе он не предлагал бы Иону отступные в виде лже-Селона. Мне кажется, чужой не стал бы себя так вести. Анахайм скорее выглядит как пресытившийся удовольствиями человек, которому все очень легко далось в жизни. Он ищет новых ощущений, потому и возится с нами, затеяв эту игру. Чужой при такой угрозе своему благополучию — а что для него еще может означать Селон? — чужой просто поубивал бы нас всех. Впрочем, возможно, у нас все еще впереди…
— Слушайте, это круто, — с удвоенным воодушевлением произнес Гиз. — Если он чужой, значит, и выглядит как-то по-особенному. Вдруг у него жабры на спине? Четыре глаза? Желе вместо туловища? Что если его пощупать… незаметно?..
— Тебе и поручим его щупать, — сказал Йюл. — Немедленно отправляйся.
— Зачем — мне? Можно послать Гладстона. Или просто его спросить… Он всегда все знает. Кстати, где он?
— Охраняет моих девочек, — сказала Зира.
— От кого?
— От чужого! — Заметив, что у всех вытянулись лица, Зира смущенно добавила: — Какой-то котяра пробрался в дом… Мы с Гладстоном его наладили отсюда, но теперь держим оборону — вдруг снова?.. Чего смеетесь?! Да ну вас…
Когда смех утих, Скальд неожиданно встал и произнес тост:
— Я хочу поднять этот бокал, Ион, за вашу семью. За ваших прекрасных детей, замечательную маму и настоящего, верного друга — господина Йюла. Конечно, и за вас самого, такого энергичного, надежного, а главное — за обаятельную хозяйку, поддерживающую здесь уют и спокойствие… За счастье, которое царит в этом доме!
Все вздрогнули, потому что Ронда швырнула на пол свой хрупкий бокал.
— На счастье! — звенящим голосом крикнула она и неестественно весело рассмеялась…
Ночь была уже поздняя, но в спальню кто-то тихонько постучал. Зира встала и отперла дверь. На пороге стоял Ион в сопровождении механического пса.
— Что случилось, сынок? — встревожилась Зира. — На тебе просто лица нет.
Ион хмуро взглянул на нее.
— Сядь, мама. Гладстон, повтори, пожалуйста.
Пес, не раскрывая рта, отчетливо произнес:
— Господин Ион Хадис Регенгуж-ди-Монсараш. Согласно генетическому анализу, мать — госпожа Зира Эвора Регенгуж-ди-Монсараш. Отец, — Зира побледнела, — господин Остин Робер Анахайм.
— Мама, — мрачно сказал Ион, — почему я узнаю об этом… от собаки?
Глава пятая
Селон
1
— Сейчас увидите, господин Анахайм. Уже четвертый раз за эту неделю.— А вам жалко.
— Это опасно! Этого никто не делает. Нам пришлось даже собирать срочное совещание, чтобы квалифицировать это нарушение.
— А кто вообще разрешил вам его квалифицировать? Я внес номер этого модуля в свой список!
Офицер патрульной службы, с которым Анахайм сидел в модуле, висящем над водопадом, вытер со лба пот, но к его счастью на экране перед ними появился одноместный ярко-красный модуль.
— Вот нарушитель, господин Анахайм, — почтительно произнес патрульный.
Модуль завис чуть ниже и не обращал внимания на присутствие патруля. Внизу под ним ревела река, устремляясь к внезапно обрывающейся ступени на поверхности земли и образуя гигантский водопад, при виде которого захватывало дух. Огромное облако водяной пыли висело в воздухе, заслоняя обзор, но там, внизу, каскады воды со страшным грохотом обрушивались вниз, увлекали за собой и молотили в страшной круговерти глыбы, оторванные от скал. Модуль сделал в воздухе несколько пируэтов, завис сбоку от водопада, и вдруг, ринувшись в клокочущую бездну, пропал, поглощенный неукротимым потоком.
Анахайм вжался в кресло и на мгновение прикрыл глаза. Патрульный рванул с места, направив свой желтый модуль вдоль уступа водопада.
— В который раз это вижу! — орал патрульный, пытаясь перекричать рев воды. — И все равно внутри все трясется! Там падают обломки скал весом в десятки тонн! Как можно там лавировать?!
Преодолев километровую ширину водопада за пятнадцать секунд, красный модуль вынырнул с другой его стороны и снова завис в неподвижности.
— Модуль шестьсот семьдесят семь! — сказал патрульный в микрофон, выйдя на рабочую волну. — Вы оштрафованы на триста кредиток за нарушение правил поведения в зоне природного явления, представляющего опасность для жизни, параграф третий пункта…
— Пожалуй, выпишите еще один штраф, офицер, — перебил его голос из динамика. — Мельчают у вас водопады, что ли? Перестали производить впечатление. — Модуль снова нырнул в облако водяной пыли.
— Скорее, болван! — закричал Анахайм.
Они взлетели вверх, на сто метров над водопадом, и подоспели вовремя, чтобы увидеть, как нарушитель правопорядка выскочил у противоположной стороны обрывающегося в бездну потока, рванул вверх и растворился в небе.
— Эва! — прошептал Анахайм, проводив его тяжелым потрясенным взглядом.
— Ну, бабка, дает. — Патрульный покачал головой.
— Закрой рот, — процедил Анахайм.
— Я люблю свою мать. Благодаря ей я стал тем, что я есть. Нет, она не тянула меня за уши. Просто я всегда знал, каким она хотела бы меня видеть. Она ждала. И вот теперь, когда, казалось, все наладилось, между нами опять возникло непонимание…
— Все преодолимо, Ион.
— Проклятие! Этот человек сводит меня с ума! Он все время подкидывает мне новые проблемы. Меня тошнит от него самого, от этого его Селона и от его выходок…
— Сводить людей с ума — это его профессия. Или хобби. Чему вы удивляетесь?
— Ронда ушла от меня, Скальд… Она оставила записку, что должна побыть в одиночестве…
Ион без конца курил свои сигары, рассеянно стряхивая пепел то в горшок с цветами, то в свернутый из бумаги пакетик, хотя перед ним на столике стояла пепельница.
— Она действительно была угнетена, — смущенно проговорил Скальд. — Но вы должны набраться терпения и ждать…
Ион поднял голову.
— А чем она была угнетена?
— Историей с господином Риссером.
— Чего?
— Она винит себя в его смерти, хотя прошло столько лет. И возможно, это сильное чувство вины перед семьей привело к ее уходу. Я посоветовал ей обратиться к врачу. Конечно, мало приятного в той истории, но — надо забыть, сказал я ей…
Ион усмехнулся, сломал пальцами сигару, аккуратно сложил ее в горшок с розами и раскурил новую.
— Очень занимательно. И психологически достоверно. Только одна закавыка, Скальд. Риссера застрелили за два года до того, как я познакомился с Рондой. Это соседи вызвали патруль.
— Чтоб я сдох! — после длинной паузы с чувством произнес детектив. — Значит, вы правы, Ион, — Анахайм снова вносит раздор во вражеский лагерь. Теперь мне все понятно…
— Что вам понятно?
Скальд повеселел.
— Что не все так плохо, господин Регенгуж!
— Ну надо же. Вы сейчас в пляс пуститесь.
— Я не умею танцевать. Да, это он! Подождите… А он не мог внушить Зире, что он — тот человек, которого она любила?
— Гладстон, — напомнил Ион.
— Ах, да, у нас слишком материальные доказательства… Где же Зира?
— Мама уже вот-вот будет. Пойти принести валерьянки, что ли?
— Для нее?
— Для себя…
…Зира появилась в кабинете Иона через несколько минут. Она поздоровалась, своей легкой походкой прошла к окну и раздвинула шторы.
— Не выношу полутонов и полутеней, — решительно сказала она и села на диван. — Ну, спрашивайте, Скальд. Начинайте дознание.
Ион поморщился и достал новую сигару.
— Я подумал, что вы оговорились, Зира, когда рассказывали мне про Браззаль, — «У Иона светлые, как у отца, глаза». На фотографии у Риссера глаза темные.
— Все-то вы замечаете…
— Скажите, Анахайм действительно отец Иона?
Зира нервно рассмеялась:
— Ну, о ком? О ком мы с вами говорим? Что мы тут обсуждаем?
— Мы с вами пытаемся понять, кто такой господин Анахайм.
— Тот человек… Это было сорок лет назад…
— Но вы сказали своему сыну, что этот Анахайм — это тот. Да и Гладстон…
— Сказала, — со слезами в голосе согласилась Зира. — Но разве вы не понимаете, что это невозможно?
— Мама, успокойся. Мы знаем, что тебе тяжело, — сказал Ион.
— Тяжело? Мне хочется умереть.
— Мама!
— Скажите, вы заметили в нем какие-либо отличия от того мужчины?
— Этот красивее… Так мне показалось…
— А конкретнее?
— Вроде бы нос немного другой… А может, это память меня подводит.
— Вы как-то обмолвились, что Анахайм не мог быть усыновлен.
— Я думала, что отец Анахайма — это отец Иона… И что Анахайм очень похож на своего отца…
— Понятно. А он оказался усыновленным.
— Да… Но вот в чем дело… Это сводит меня с ума… Он катает в руках обрывок бумаги точно так же, как тот… Такой же поворот головы, мгновенно промелькнувшая жестокость в прежде равнодушных глазах, от которой все цепенеет внутри, — словно он придумал какую-то пакость и рад этому… Я смотрю на него и вижу того самого человека, которого любила много лет назад и которого не могла забыть всю жизнь…
— А как он при той встрече воспринимал вас?
— Сначала пристально изучал меня, глаз не сводил. А потом стал вести себя так, будто он и есть тот самый…
— Были какие-нибудь конкретные детали, что-то очень личное, известное только вам двоим? — деликатно понизив голос, спросил Скальд. Зира печально кивнула. — Почему вы расстались?
— Я ушла сама. Он подавлял меня. Масштаб его личности превышал мой настолько, что казалось, еще немного, и я потеряю себя, совсем… И потом, мне хотелось уйти на самом пике нашей любви. Чтобы запомнилось только самое хорошее, светлое, а не мелкие стычки, ссоры, которыми обычно заканчивается большая любовь.
— И вы потом не жалели?
Зира опустила голову.
— Все равно ничего хорошего из этого не получилось бы.
— Извините, Зира, что я спрашиваю… У него был пупок?
— Да… конечно…
— Вы что-нибудь еще слышали о нем?
— То, что он умер. Об этом было объявлено официально.
— Когда?
— Иону было десять лет.
— Сколько вам сейчас, Ион?
— Сорок.
— Анахайму тридцать… Все сходится. Скажите, Зира, его смерти предшествовали какие-либо события?
— Было объявлено, что он скончался в результате травмы, полученной при катании на лыжах в горах… — Зира все сильнее нервничала.
— Вы были на похоронах? — тихо спросил Скальд. — Зира?.. — Женщина кивнула и закрыла лицо руками. Ион подсел к матери и крепко обнял ее за хрупкие плечи. — Вы видели его? Это был он?
— Хадис! — не выдержав тяжести воспоминаний, горько заплакала Зира. — Хадис…
В ее голосе было такое отчаяние, словно она потеряла дорогого ей человека только сейчас…
— Гладстон, мне это уже надоело — к тебе все липнет.
— Не все, а только металлы.
— Я не могу вынести из дома все металлические предметы!
В комнате повисло молчание — Гладстон прислушивался к себе.
— Я предупреждаю тебя, юноша, моей мощности не хватает, — заявил он после некоторого раздумья.
— Для чего?
— Для саморазвития. Мне нужны еще компоненты.
— Послушай, друг любезный, только что, на прошлой неделе, я восполнил недостающую тебе интимную часть твоего… э-э… туловища.
— Речь идет о хвосте?
— А о чем еще? Я залез в долги ради твоего хвоста, без которого вполне можно было бы прожить. Тебе известно, что некоторым собакам их вообще отрубают? А ты опять канючишь. Что тебе нужно, Гладстон?
Механический пес немедленно выплюнул на пол крошечный диск. Гиз вставил его в свой компьютер, просмотрел список деталей и их стоимость и свирепо взглянул на пса. Тот загрохотал хвостом по полу. Гиз снова лег на диван и отгородился книжкой.