Но не об этом речь. Ты – вся наша жизнь.
( Поет на мотив песни «Дорогие мои москвичи»)
Зиновий Паперный. Три грани
Роберт Рождественский. Клятва
Стихи к песням из репертуара Леонида Утесова
С Одесского кичмана
Гоп со смыком
Лимончики
Джаз-болельщик
Папочка и мышки
У окошка
У самовара
Маркиза
Десять дочерей
Коса
Песня старого извозчика
Если любишь, найди
Заветный камень
Случайный вальс
Днем и ночью
Дорогие москвичи
У Черного моря
Московские окна
Запевала
Благодарю за помощь в работе над этой книгой
Эдит Утесову,
Евгения Дунаевского,
Елену Тяпкину,
Леонида Марягина.
Римму Дунаевскую,
Тамару Павлову,
Александра Мельникова,
Александра Ветюкова,
Сергея Ставицкого,
Ладу Негруль,
Веру Гафарову,
Татьяну Королькову
Владимира Коляду, директора Архива звукозаписей,
Маргариту Эскину, директора Дома актера,
Вячеслава Нечаева, директора Центральной научной библиотеки Союза театральных деятелей
( Поет на мотив песни «Дорогие мои москвичи»)
Твой девятый десяток подошел к середине.
Дни бегут. Что же годы летят!
Но чем испытанней дар и чем слава старинней,
Тем они драгоценней стократ.
Нынче ретро в цене. Наши годы такие.
И лишь только заслышу я песню твою,
Подступает к глазам колдовство ностальгии.
Я былое твое узнаю.
Ты был со мною в ФЗУ, на заводе.
И в третьем взводе, на природе
В некотором роде.
Вот что значит для меня голос Леди!
Тут не до пародий.
Уверяю вас!
Зиновий Паперный. Три грани
Прежде всего, что такое Союз писателей. Союз писателей – это не союз писателей, а союз членов Союза писателей. Я, например, не писатель, но я член Союза. А бывает наоборот: писатель, но не член Союза. Это Пастернак.
Я литературовед. И сразу: какая разница между литературой и литературоведением. Скажем, «Я помню чудное мгновенье». Это литература. А если вы скажете в одном из своих выступлений: «А. С. Пушкин заявляет, что помнит чудное мгновенье», – это литературоведение.
Писатели различаются по мгновеньям. Например, Пушкин помнит одно чудное мгновенье. Не густо. А Юлиан Семенов помнит 17 мгновений. На этом примере мы видим, как мы обогнали классиков.
Если говорить о Леониде Осиповиче, то, конечно, хоть это антиюбилей или юбилей, надо прямо сказать: это певец без голоса. Почему? Что такое голос? Я считаю, что голос это – «О скалы грозные дробятся с ревом волны». Это голос. Или на худой конец – «Шапки прочь – в лесу поют дрозды». Понимаете? Ну, это уже как отдать. Дальше отступать некуда. А весь вокал Леонида Осиповича исчерпывается одной фразой «Товарищ, я вахту не в силах стоять». Ну, не в силах, так не стой, то есть не пой. Сущность Утесова не в вокале. Тут другие грани. Вообще, он такой многогранный, что о нем можно написать поэму «За гранью грань».
Я только о некоторых скажу. Во-первых, популярный и невероятно эпистолярный. Я за несколько дней до этого вечера пришел к Леониду Осиповичу. Он показал горы писем к нему. Мы взяли наугад письмо женщины. Она пишет: «Не знаю такой любви, как на сцене, но мне кажется, что вы можете расшевелить даже покойника. Подари мне одну ночь, но такую, чтобы небу стало жарко, а главное, чтобы я забыла, что я педагог».
Я бы никогда в жизни не сочинил такое сам. Я только посоветовал Леониду Осиповичу это опубликовать в «Учительской газете».
Теперь другая грань Леонида Осиповича. Это – король смеха. Насчет смеха я хочу напомнить свое соображение, что некоторые думают, что смех нам помогает жить и работать. Они путают смех с песней, которая действительно «нам строить и жить помогает», как это пел и поет Утесов. Смех же нам помогает не жить и работать, а выжить, несмотря на все то, что мешает нам жить и работать.
И тут я подхожу к главной грани Леонида Осиповича. Он, конечно, поэт.
Он щедро дал мне все свои стихи и поэмы, чтобы уж здесь никакого сочинения с моей стороны не было. Мне очень понравились строчки из поэмы о Союзе писателей. Прекрасное там начало:
Я литературовед. И сразу: какая разница между литературой и литературоведением. Скажем, «Я помню чудное мгновенье». Это литература. А если вы скажете в одном из своих выступлений: «А. С. Пушкин заявляет, что помнит чудное мгновенье», – это литературоведение.
Писатели различаются по мгновеньям. Например, Пушкин помнит одно чудное мгновенье. Не густо. А Юлиан Семенов помнит 17 мгновений. На этом примере мы видим, как мы обогнали классиков.
Если говорить о Леониде Осиповиче, то, конечно, хоть это антиюбилей или юбилей, надо прямо сказать: это певец без голоса. Почему? Что такое голос? Я считаю, что голос это – «О скалы грозные дробятся с ревом волны». Это голос. Или на худой конец – «Шапки прочь – в лесу поют дрозды». Понимаете? Ну, это уже как отдать. Дальше отступать некуда. А весь вокал Леонида Осиповича исчерпывается одной фразой «Товарищ, я вахту не в силах стоять». Ну, не в силах, так не стой, то есть не пой. Сущность Утесова не в вокале. Тут другие грани. Вообще, он такой многогранный, что о нем можно написать поэму «За гранью грань».
Я только о некоторых скажу. Во-первых, популярный и невероятно эпистолярный. Я за несколько дней до этого вечера пришел к Леониду Осиповичу. Он показал горы писем к нему. Мы взяли наугад письмо женщины. Она пишет: «Не знаю такой любви, как на сцене, но мне кажется, что вы можете расшевелить даже покойника. Подари мне одну ночь, но такую, чтобы небу стало жарко, а главное, чтобы я забыла, что я педагог».
Я бы никогда в жизни не сочинил такое сам. Я только посоветовал Леониду Осиповичу это опубликовать в «Учительской газете».
Теперь другая грань Леонида Осиповича. Это – король смеха. Насчет смеха я хочу напомнить свое соображение, что некоторые думают, что смех нам помогает жить и работать. Они путают смех с песней, которая действительно «нам строить и жить помогает», как это пел и поет Утесов. Смех же нам помогает не жить и работать, а выжить, несмотря на все то, что мешает нам жить и работать.
И тут я подхожу к главной грани Леонида Осиповича. Он, конечно, поэт.
Он щедро дал мне все свои стихи и поэмы, чтобы уж здесь никакого сочинения с моей стороны не было. Мне очень понравились строчки из поэмы о Союзе писателей. Прекрасное там начало:
Прекрасное владение стихом! И дальше:
Я двери на улице Воровского
Открыть отмычкою спешу.
Манеру эту у воров с кого
Усвоил, я вам не скажу!
Что здесь, как говорят, меня греет? У Пушкина и Лермонтова муза дарила цевницу – что-то неясное. А у Леонида Осиповича образ отдающейся музы очень смелый. И когда он пишет, он находится в таком экстазе, что ему не до грамматики. Например:
Прекрасней моей музы нету:
С ней миг свидания лови.
Не продается за монету,
Но отдается по любви.
Понимаете, как надо волноваться, чтобы так написать! Или вот из поэмы, посвященной, простите, мне, совершенно крылатые строчки:
Высоко чтя ваши старанья,
Флаг дружбы высоко держал.
Люблю высокого я званья
В родительного падежа!
Замечательно! Леонид Осипович пишет, как дышит. Он – наша гордость, наша радость, наше хорошее настроение. А живой человек с плохим настроением – такой же абсурд, как мертвый человек с хорошим настроением.
Нынче праздник: пасха, седер.
Я в такие дни не лгу:
Как-никак окончил хедер!
Вы – всего лишь МГУ.
Роберт Рождественский. Клятва
Я вам клянусь,
Леонид Осипович,
и частями и в целом:
Очень нужны вы
хорошим людям!
Чтоб вы так пели,
как мы вас ценим.
Чтоб вы так жили,
как мы вас любим!
Стихи к песням из репертуара Леонида Утесова
С Одесского кичмана
Ф. Кельман – Б. Тимофеев
С Одесского кичмана
Бежали два уркана,
Бежали два уркана тай на волю.
В Вапняровской малине
Они остановились.
Они остановились отдыхнуть.
Товарищ, товарищ,
Болят мои раны,
Болят мои раны в глыбоке.
Одна же заживает,
Другая нарывает,
А третия застряла у в боке.
Товарищ, товарищ,
Скажи моей ты маме,
Что сын ее погибнул на посте.
И с шашкою в рукою,
С винтовкою в другою
И с песнею веселой на губе.
Товарищ малахольный,
Зароют мое тело,
Зароют мое тело в глыбоке.
И с шашкою в рукою,
С винтовкою в другою
И с песнею веселой на губе.
За що же мы боролись?!
За що же мы страдали?!
За що ж мы проливали нашу кровь?!
Они же там пируют,
Они же там гуляют,
А мы же – подавай им сыновьев!
Гоп со смыком
Жил-был на Подоле гоп со смыком.
Славился своим басистым криком.
Глотка была прездорова.
И мычал он, как корова,
А врагов имел мильон со смыком.
Гоп со смыком – это буду я!
Вы, друзья, послушайте меня.
Ремеслом избрал я кражу,
Из тюрьмы я не вылажу,
Исправдом тоскует без меня.
Ой, если дело выйдет очень скверно
И меня убьют тогда, наверно.
В рай все воры попадают.
Пусть тот честный и все знают:
Нас там через черный ход пускают!
В раю я на работу тоже выйду,
Возьму я бунку, шпайер, видру.
Деньги нужны до зарезу —
К Богу в гардероб залезу,
Я его намного не обижу.
Бог пускай карманы там не греет,
Что возьму, пускай не пожалеет.
Слитки золота, караты.
На стене висят халаты!
Дай нам Бог иметь, что Бог имеет!
Иуда Скариотский там живет.
Скрягой меж святыми он слывет.
Ой, подлец тогда я буду —
Покалечу я Иуду.
Знаю, где червонцы он кладет!
Лимончики
Слова В. Лебедева-Кумача
Вот джаз загремел, заиграли трубачи,
Веселой дробью загремели барабаны!
И стаи звуков завертелись, как бураны,
И захотелось сразу танцевать!
И всюду пары начали сновать.
Как много пар —
И млад и стар.
Все поднялись
И завертелись вместе разом.
Увлечены веселой музыкой и джазом,
Всем захотелось сразу танцевать!
Ой, лимончики,
Вы мои лимончики!
Ей растете на моем балкончике.
Ой, лимончики,
Вы мои лимончики!
Вы растете у Сони на балкончике!
Джаз-болельщик
Слова В. Лебедева-Кумача
Я живу в озвученной квартире:
Есть у нас рояль и саксофон,
Громкоговорителей – четыре
И за каждой дверью – патефон!
У меня есть тоже патефончик.
Только я его не завожу,
Потому что он меня прикончит —
Я с ума от музыки схожу.
И в кого такой я только вышел?
Прямо удивляю всю семью:
Чуть я только песенку услышал —
Я ее тотчас же запою!
И в кого такой я уродился?
Трудно мне с характером моим:
Чуть я только в девушку влюбился —
Смотришь, а она уже с другим!
Папочка и мышки
(Кооперативная колыбельная)
Ф. Черчилл – В. Лебедев-Кумач
Спи, мой мальчик, спи, малыш,
Тихо в нашей спаленке,
В уголке скребется мышь.
Ты не бойся, маленький.
Не откусит мышка вдруг
Пальчики-мизинчики.
Эта мышка – папин друг
В новом магазинчике.
Спи, мой мальчик, спи, малыш.
Отчего же ты не спишь?
Вот месяц в подушку щекою залез.
Усушка, утруска, утечка, провес.
В уголке скребется мышь
Бархотною лапочкой.
Эта мышь дает барыш
И тебе, и папочке.
Папа спишет на мышей
Фрукты и конфеточки
И накормит до ушей
Дорогого деточку.
Спи, мой мальчик, спи, малыш.
Отчего ты все не спишь?
Вот звезды, как свечки, глядятся с небес,
Усушка, утруска, утечка, провес.
Шкурка мышкина пустяк,
Но из этой шкурочки
Папа выкроил пиджак
И тебе на бурочки.
А пока не тронет кот
Мышкиного ротика,
Будет маме коверкот
И пальто из котика.
Спи, мой мальчик, спи, малыш.
Отчего ты все не спишь?
У мышки-вострушки есть много чудес:
Усушка, утруска, утечка, провес.
У окошка
Слова В. Лебедева-Кумача
Солнце догорает, наступает вечер.
А кругом зеленая весна!
Вечер обещает радостную встречу,
Радостную встречу у окна.
Ласково и нежно запоет гармошка,
А за ней тихонечко и я.
Дрогнет занавеска – глянет из окошка
Милая, хорошая моя!
У самовара
Музыка и слова Ф. Квятковской
У самовара я и моя Маша,
А на дворе совсем уже темно.
Как в самоваре, так кипит страсть наша.
Смеется месяц весело в окно.
Маша чай мне наливает,
И взор ее так много обещает.
У самовара я и моя Маша —
Вприкуску чай пить будем до утра!
Маркиза
П. Мизраки – А. Безыменский
– Алло-алло, Джиент, какие вести?
Давно я дома не была.
Пятнадцать дней, как я в отъезде.
Ну как идут у нас дела?
– Все хорошо, прекрасная маркиза,
Дела идут и жизнь легка.
Ни одного печального сюрприза,
За исключеньем пустяка.
Так, ерунда, пустое дело —
Кобыла ваша околела.
А в остальном, прекрасная маркиза,
Все хорошо, все хорошо!
– Алло-алло, Марсель, ужасный случай!
Моя кобыла умерла!
Скажите мне, мой верный кучер,
Как эта смерть произошла?
– Все хорошо, прекрасная маркиза,
Все хорошо, как никогда!
К чему скорбеть от глупого сюрприза?
Ведь это, право, ерунда!
Кобыла что? Пустое дело.
Она с конюшнею сгорела.
А в остальном, прекрасная маркиза,
Все хорошо, все хорошо!
– Алло-алло, Паскаль, мутится разум!
Какой неслыханный удар!
Скажите мне всю правду разом,
Когда в конюшне был пожар?
– Все хорошо, прекрасная маркиза,
И хороши у нас дела!
Но вам судьба, как видно, из каприза
Еще сюрприз преподнесла:
Сгорел ваш дом с конюшней вместе,
Когда пылало все поместье.
А в остальном, прекрасная маркиза,
Все хорошо, все хорошо!
– Алло-алло, Лука, сгорел наш замок!
Ах, до чего мне тяжело.
Я вне себя. Скажите прямо,
Как это все произошло.
– Узнал ваш муж, прекрасная маркиза,
Что разорил себя и вас,
Не вынес он подобного сюрприза
И застрелился в тот же час.
Упавши мертвым у печи,
Он опрокинул две свечи,
Попали свечи на ковер,
И запылал он, как костер.
Погода ветреной была —
Ваш замок выгорел дотла.
Огонь усадьбу всю спалил,
А с ней конюшню охватил.
Конюшня заперта была,
А в ней кобыла умерла,
А в остальном, прекрасная маркиза,
Все хорошо, все хорошо!
Десять дочерей
Е. Жарковский – Л. Квитко
Ой, щедра моя старуха —
Не найти щедрей!
Подарила мне старуха
Десять дочерей!
Десять девушек – огонь!
Обожжешься, только тронь.
За версту они видны:
Так красивы и стройны.
Только все они с изъяном —
Кушать просят постоянно!
Вот селедку принесли.
Хвост у ней на славу!
Но попробуй раздели,
Чтоб на всю ораву!
Саре, Ривочке и Кейле,
Эльке, Шприце, Эстердейле,
Фейге, Фрейде и меньшой
Как не дать кусок большой!
Никакого с ними сладу —
Всем куски большие надо!
Но бывает иногда,
И селедки нету.
Да случается беда —
Нету в доме свету.
И сидят они впотьмах
С черствой коркою в зубах.
Девки здоровенные,
Необыкновенные!
Кто б ни взял их,
Я отдам уж!
Не берут без денег замуж.
А теперь я вот каков:
Молод, весел и здоров!
Десять дочек – не беда!
Десять дочек – ерунда!
Весь десяток нарасхват,
Доложу я вам уж!
Не понадобился сват —
Сами вышли замуж.
И богатств не нужно мне:
Все мое в моей стране!
И от дочек мне почет,
В гости каждая зовет!
Ой, прожить лет хоть триста,
Стал на старости туристом!
То в Ташкент, то в Киев еду:
Надо же детей проведать!
Десять дочек – не беда,
Десять дочек – ерунда!
Все богаты, все дородны,
Веселы и плодородны!
И случается теперь,
Что ко мне стучатся в дверь:
«Есть еще красавица?»
Как вам это нравится?!
Коса
Н. Богословский – Б. Ласкин
По дороге пыльной, что легла под уклон,
Шел широкой рысью наш лихой эскадрон.
Видим, у дороги девка-краса,
Чудо-коса, море-глаза,
Улыбнулася улыбкой простой,
Нам помахав рукой.
И сказал тогда с улыбкой наш капитан:
«Оглянитесь-ка, за нами пыль да туман.
А стояла там ведь девка-краса,
Чудо-коса, море-глаза.
Увидала, что герой на коне,
И улыбнулась мне».
Все слыхали, все скакали, каждый молчал.
Вдруг с веселым смехом лейтенант наш сказал:
«Очень радостно, что девка-краса,
Чудо-коса, море-глаза,
Увидала, что орел на коне,
И улыбнулась мне».
Все слыхали, все смеялись, я промолчал.
Ехал тихий, ехал гордый, ехал и знал,
Знал уверенно, что девка-краса,
Чудо-коса, море-глаза,
Увидала, что казак на коне,
И улыбнулась мне.
По дороге пыльной, что легла под уклон,
Уходил широкой рысью наш эскадрон.
А вдали осталась девка-краса,
Чудо-коса, море-глаза.
Улыбнулася улыбкой простой,
Нам помахав рукой.
Песня старого извозчика
Н. Богословский – Я. Родионов
Только глянет над Москвою утро вешнее,
Золотятся помаленьку облака.
Выезжаем мы с тобою, друг, по-прежнему
И, как прежде, поджидаем седока.
Эх, катались мы с тобою, мчались вдаль с тобой,
Искры сыпались с булыжной мостовой!
А теперь плетемся тихо по асфальтовой,
Ты да я поникли оба головой.
Ну, подружка верная,
Тпру, старушка древняя.
Стань, Маруська, в стороне.
Наши годы длинные,
Мы друзья старинные,
Ты верна, как прежде, мне.
Я ковал тебя железными подковами,
Я коляску чистым лаком покрывал,
о метро сверкнул перилами дубовыми —
Сразу всех он седоков околдовал.
Ну и как же это только получается?
Все-то в жизни перепуталось хитро:
Чтоб запрячь тебя, я утром направляюся
От «Сокольников» до «Парка» на метро.
Если любишь, найди
К. Листов – Л. Ошанин
В этот вечер в танце карнавала
Я руки твоей коснулся вдруг
И внезапно искра пробежала
В пальцах наших встретившихся рук.
Где потом мы были, я не знаю.
Только губы помню в тишине,
Только те слова, что, убегая,
На прощанье ты шепнула мне.
Если любишь, найди.
Если хочешь, приди.
Этот день не пройдет без следа.
Но если нету любви,
Ты меня не зови, —
Все равно не приду никогда.
И ночами снятся мне недаром
Холодок оставленной скамьи,
Тронутые ласковым загаром
Руки обнаженные твои.
Неужели не вернется снова
Этой летней ночи забытье,
Тихий шепот голоса родного,
Легкое дыхание твое?!
Заветный камень
Б. Мокроусов – А. Жаров
Холодные волны вздымает лавиной
Широкое Черное море.
Последний матрос Севастополь покинул,
Уходит он, с волнами споря.
И грозный, соленый, бушующий вал
О шлюпку волну за волной разбивал.
В туманной дали
Не видно земли,
Ушли далеко корабли.
Друзья-моряки подобрали героя,
Кипела вода штормовая.
Он камень сжимал посиневшей рукою
И тихо сказал, умирая:
«Когда покидал я родимый утес,
С собою кусочек гранита унес,
Затем, чтоб вдали
От крымской земли
О ней мы забыть не могли!
Кто камень возьмет, тот пускай поклянется,
Что с честью носить его будет.
Он первым в любимую бухту вернется
И клятвы своей не забудет.
Тот камень заветный и ночью, и днем
Матросское сердце сжигает огнем.
Пусть свято хранит
Мой камень-гранит.
Он русскою кровью омыт».
Сквозь бури и пламень пройдет этот камень
И станет на место достойно.
Знакомая чайка помашет крылами,
И сердце забьется спокойно.
Взойдет на утес черноморский матрос,
Что Родине новую славу принес.
И в мирной дали
Пройдут корабли
Под солнцем родимой земли!
Случайный вальс
М. Фрадкин – Е. Долматовский
Ночь так легка,
Спят облака,
И лежит у меня на ладони
Незнакомая ваша рука.
После тревог
Спит городок.
Я услышал мелодию вальса
И сюда заглянул на часок.
Хоть я с вами почти незнаком
И далеко отсюда мой дом,
Я как будто бы снова
Возле дома родного.
В этом зале пустом
Мы танцуем вдвоем.
Так скажите хоть слово
Сам не знаю о чем.
Будем кружить,
Петь и дружить.
Я совсем танцевать разучился
И прошу вас меня извинить.
Утро зовет
Снова в поход.
Покидая ваш маленький город,
Я пройду мимо ваших ворот.
Хоть я с вами почти незнаком
И далеко отсюда мой дом,
Оказалось, что снова
Я у дома родного.
В этом зале пустом
Мы как будто вдвоем.
Так скажите хоть слово
Сам не знаю о чем.
Днем и ночью
Н. Богословский – В. Дыховичный, М. Слободской
Занесло судьбою в третий батальон
Старенький коломенский усталый патефон.
Пел нам на привалах у чужих дорог
Трогательный девичий печальный голосок:
«Днем и ночью, милый, помни обо мне.
Днем и ночью в чужедальней стороне,
Днем и ночью я затем тебе пою,
Чтобы ты любовь мою
Сберегал в чужом краю
Днем и ночью!»
Каждый мечтал и повторял
Днем и ночью этой песенки припев.
Днем и ночью.
Где-то под Варшавой миной был сражен,
Замолчал коломенский бедняга-патефон.
Смолкли на привалах песенки твои,
Шли тогда кровавые, жестокие бои.
Днем и ночью и солдаты шли вперед.
Днем и ночью через реки шли мы вброд.
Днем и ночью шли с боями вслед врагу,
Шли в пыли и шли в снегу,
Шли в метели и пургу
Днем и ночью.
Каждый шагал и вспоминал,
Днем и ночью вспоминал любовь свою.
Днем и ночью.
Встретили солдаты и невест, и жен, —
Не соврал им старенький, разбитый патефон.
Но не было и нету у меня жены,
Но тревожит сердце эта песенка с войны.
Днем и ночью я не зря ее пою.
Днем и ночью я ищу мечту мою.
Днем и ночью, в сердце верность сохраня
К той, что в бой вела меня
И спасала от огня
Днем и ночью.
Словно маяк в дальних морях,
Днем и ночью я ищу мечту мою,
Днем и ночью.
Дорогие москвичи
И. Дунаевский – В. Масс, М. Червинский
Затихает Москва, стали синими дали,
Ярче блещут кремлевских рубинов лучи.
День прошел, скоро ночь. Вы, наверно, устали,
Дорогие мои москвичи.
Можно песню окончить и простыми словами,
Если эти простые слова горячи.
Я надеюсь, что мы еще встретимся с вами,
Дорогие мои москвичи!
Ну что сказать вам, москвичи, на прощанье?
Чем наградить мне вас за вниманье?
До свиданья, дорогие москвичи, доброй ночи!
Доброй вам ночи, вспоминайте нас.
И когда по домам вы отсюда пойдете,
Как же к вашим сердцам подберу я ключи,
Чтобы песней своей помогать вам в работе,
Дорогие мои москвичи.
Синей дымкой окутаны стройные зданья,
Ярче блещут кремлевских рубинов лучи.
Ждут вас завтра дела. Скоро ночь, до свиданья,
Дорогие мои москвичи!
У Черного моря
М. Табачников – С. Кирсанов
Есть город, который я вижу во сне.
О если б вы знали, как дорог
У Черного моря открывшийся мне
В цветущих акациях город.
У Черного моря!
Есть море, в котором я плыл и тонул,
И на берег вытащен, к счастью.
Есть воздух, который я в детстве вдохнул
И вдоволь не мог надышаться.
У Черного моря!
Вовек не забуду бульвар и маяк,
Огни парохода живые,
Скамью, где с тобой, дорогая моя,
В глаза посмотрели впервые.
В глаза посмотрели впервые
У Черного моря.
Родная земля, где мой друг дорогой
Лежал, обжигаемый боем.
Недаром венок ему свит золотой
И назван мой город героем.
И назван мой город героем
У Черного моря.
А жизнь остается прекрасной всегда,
Хоть старишься ты или молод.
Но каждой весною так тянет меня
В Одессу – в мой солнечный город.
В Одессу – в мой солнечный город
У Черного моря!
Московские окна
Г. Хренников – М. Матусовский
Вот опять небес темнеет высь,
Вот и окна в сумерках зажглись.
Здесь живут мои друзья.
И, дыханье затая,
В ночные окна вглядываюсь я.
Я могу под окнами мечтать.
Я могу, как книги, их читать.
И, заветный свет храня,
И волнуя, и маня,
Они, как люди, смотрят на меня.
Я, как в годы прежние, опять
Под окном твоим готов стоять.
И на свет его лучей
Я всегда спешу быстрей,
Как на свиданье с юностью моей.
Я любуюсь вами по ночам,
Я желаю, окна, счастья вам!
Он мне дорог с давних лет,
И его яснее нет —
Московских окон негасимый свет!
Запевала
И. Дунаевский – М. Матусовский
Мой друг, мой товарищ хороший,
Еще мы душою крепки,
Но время седою порошей
Мои заметает виски.
Ну что ж от тебя я не скрою,
Лишь стоит немного взгрустнуть,
Как тотчас встает предо мною
Наш трудный, но радостный путь.
Нам с песней цель ясней видна,
С ней легче спорится работа.
Ведь песня людям так нужна,
Как птице крылья для полета.
Я счастье знавал и тревогу,
Шагая с друзьями в ряду.
И с песней я начал дорогу,
И с песней по жизни иду.
Как ротный простой запевала,
Я шел с ней сквозь ветер и дым,
А голоса коль не хватало,
Я пел ее сердцем своим.
Я песне отдал все сполна.
В ней жизнь моя, моя забота.
Ведь песня людям так нужна,
Как птице крылья для полета!
Благодарю за помощь в работе над этой книгой
ушедших
Леонида Утесова,Эдит Утесову,
Евгения Дунаевского,
Елену Тяпкину,
Леонида Марягина.
А также:
Владимира Этуша,Римму Дунаевскую,
Тамару Павлову,
Александра Мельникова,
Александра Ветюкова,
Сергея Ставицкого,
Ладу Негруль,
Веру Гафарову,
Татьяну Королькову
и
Татьяну Горяеву, директора РГАЛИ,Владимира Коляду, директора Архива звукозаписей,
Маргариту Эскину, директора Дома актера,
Вячеслава Нечаева, директора Центральной научной библиотеки Союза театральных деятелей