Скотт Джастин. Месть

   Они заказали обед в баре. Официант повел их в обеденный зал, остановил у аквариума, чтобы Доннер выбрал себе форель. Доннер оглядел десяток рыб, плавающих в прозрачной воде.
   — Вон ту.
   Официант опустил в аквариум сачок. Рыбы испуганно прижались к стенкам аквариума, но он успел поймать жирную форель, выбранную Доннером.
   — Здорово!
   Официант вытащил сачок из воды. Форель яростно боролась, шлепая по воде хвостом, и встала в сачке почти вертикально.
   — Держите ее! — засмеялся Грандиг.
   Могучим усилием блестящего тела рыбина вырвалась из сачка и шлепнулась в воду. Официант бросился снова ловить ее.
   — Не надо, — сказал Грандиг. — Пусть плавает. Поймайте другую. Она заслужила право еще немножко пожить на свете.
   — Какую, сэр? — спросил официант, вытаскивая сачок из воды.
   — Ту же самую, — сказал Доннер с улыбкой.
   Он смотрел, как форель кружит по аквариуму, возбужденно работая хвостом.
   — Ту же самую, — повторил он. — Поймайте мне ее.

* * *

   Каллинг почувствовал облегчение, когда услышал, что Харден берет с собой африканского врача, но не надолго. Корнуэльцу приходилось провожать в море много яхт. Во время подготовки «Лебедя» к плаванию он увидел, что Харден запасается для долгого плавания, а не для прогулки вдоль северо-западного берега Африки. Три каюты были набиты припасами доверху.
   В форпике — носовой части — хранились паруса, тысяча шестьсот футов канатов в полдюйма толщиной и два запасных якоря-плуга. Якоря были сложены позади парусных мешков, по одному с каждой стороны для равновесия. Третий якорь, «Данфорт», занимал рундук под сиденьем в кокпите.
   Передние и висячие рундуки, разделявшие форпик и главную каюту, были набиты одеждой, в том числе я для плохой погоды, одеялами, бельем, полотенцами, мылом для соленой воды и медикаментами. Харден, очевидно, привык плавать с комфортом. Это Каллинг одобрял. Он заметил, что неаккуратные люди часто становятся жертвами болезней или крайней усталости.
   В главной каюте находились стол и койки, подвешенные над диванами. На одной из этих коек лежал аккуратно сложенный спальный мешок Хардена. Его легко было перетащить на ту сторону, которая окажется подветренной. Кладовые были заполнены консервными банками, бутылками и стаканами, но сама каюта не была загромождена — что Каллинг тоже приветствовал. В таком маленьком, ограниченном пространстве надо поддерживать определенный уровень комфорта. Каллинг пытался догадаться, где Харден хранит содержимое фибергласовой гондолы, уже отвинченной от корпуса.
   Перетаскивая лед из кокпита, старик спустился по трапу в заднюю часть главной каюты, которая была отделена от передней части срезанными переборками. Справа от трапа размещался камбуз, слева — штурманский угол. Где бы Харден ни находился, он всегда мог быстро попасть в кокпит.
   Каллинг положил лед в холодильник. Прозрачных блоков в относительно прохладной июньской Атлантике должно хватить на три дня. Тут хранилась свежая пища на первую неделю — яйца, молоко, сыр, хлеб в пластиковых пакетах, овощи, жареное мясо, апельсины, лимоны, яблоки и соки, а также сушеное и консервированное продовольствие на последующее время: неочищенный рис, сушеный картофель, макароны, крупы, супы, мясо и овощи в банках, сгущенное молоко, джемы, мед, сахар, арахисовое масло, какао, кофе и чай.
   Каллинг рылся в рундуках и ящиках в поисках пустых мест. Один ящик был почти целиком заполнен коричневыми склянками с витаминами. Он положил сюда кусок сыра и закрыл ящик, пока никто не заметил. Потом Каллинг зарыл бутылку кокберна в мешке с рисом. Когда они примутся за рис, то обрадуются, найдя хороший портвейн.
   Каллинг обогнул трап и в последний раз осмотрел навигационную станцию. Над штурманским столом располагались мощное коротковолновое радио, радиотелефон и навигатор Лорана — новый, большого радиуса действия. В ящиках и пустом пространстве под столом хранились карты и лоции, секстант, хронометр и Морской альманах. Запасной секстант, второй хронометр, бинокль, ракетницы, сигнальные огни и флаги хранились в рундуке в задней части штурманского уголка. На тиковом столе уже разложены карты Ла-Манша, которые понадобятся Хардену сегодня.
   В кормовой каюте лежали инструменты, краска для днища яхты, фиберглас, дубовые и тиковые рейки, запасной баллон с пропаном для плиты, две пятигаллоновые пластиковые канистры с водой вдобавок к пятидесяти галлонам в двух резервуарах яхты и дизельное топливо, а также большой запас консервов.
   Доктор Аканке сложила свои вещи в кормовой каюте, отделенной от главной каюты, где обитал Харден. Каллинг был уверен, что они долго будут жить в разных помещениях. Насколько он мог видеть, Ажа-рату была для Хардена не больше чем живым подручным инструментом.

* * *

   Во время последних лихорадочных приготовлений Харден часто вспоминал, что те же самые действия — вытащить припасы из лишней упаковки, расположить их так, чтобы равномерно распределить вес, составить опись — он выполнял всего лишь два месяца назад, когда они с Кэролайн нагружали старушку «Сирену», готовясь к отбытию в Европу.
   Сгустились сумерки, и холмы Фоуэя и Полруана осветились тусклыми огнями. Харден наблюдал, как ветер раскачивает черные сигнальные устройства.
   В Ла-Манше их ждет свежий ветер.
   — Стаксель номер три, — приказал он Ажарату.
   Она нырнула в каюту и через мгновение появилась на палубе с парусом. Харден медленно поднял его, вслух называя свои действия, чтобы она могла запомнить. Он ощущал полное спокойствие. Все приготовления завершены. Казалось, что присутствие Ажарату отдаляет то напряжение, которое, как он знал, навалится на него после того, как они расстанутся и начнется битва.
   Парус поднят. Они были готовы к отплытию.
   Как бы поощряя их, начался отлив, потащивший «Кэролайн» к выходу из гавани. Швартовочные концы натянулись. Уже совсем стемнело.
   Ажарату сошла на причал и обняла Каллинга. Он ободряюще похлопал ее по плечу, но смутился, когда Харден протянул ему руку, чтобы поблагодарить. Повернувшись лицом к холмам, с которых дул бриз, он сказал:
   — Доктор, ветер попутный. Что еще нужно человеку в жизни?
   Харден поднял грот.
   — Отплываем, — объявил он.
   Он освободил носовой конец и вручил Ажарату. Каллинг тем временем взялся за кормовой конец. Харден встал к штурвалу.
   — Отдать концы, Ажарату.
   Она бросила канат на причал.
   Харден выбрал грота-шкот. Парус надулся и потащил яхту прочь от причала.
   Харден кивнул Каллингу.
   Старик отпустил кормовой конец, и «Лебедь» отправился в путь.

Глава 9

   — Вы опоздали, — заявил Каллинг, настороженно разглядывая трех людей, столпившихся в его маленьком кабинете в передней части главного ангара.
   — Когда он отплыл? — спросил самый пожилой из незваных гостей.
   Каллинг почесал голову.
   — Помнится, где-то после полудня.
   — В какое время?
   — Часа в четыре или около того. Джентльмены, вы его друзья?
   — Он вышел в море против прилива? — произнес пожилой.

* * *

   Через несколько часов после того, как они вышли из Фоуэя, нос «Лебедя» начал то подниматься, то зарываться в воду.
   — Что такое? — озабоченно спросила Ажарату.
   Они шли курсом на восток.
   — Это Атлантика, — объяснил Харден.
   — Уже?
   Было очень темно, и Харден скорее чувствовал, чем видел, как она стоит рядом с ним.
   — Нет, она только дает нам знать о себе.
   — У меня начнется морская болезнь?
   — Надеюсь, что нет.
   — Не слишком-то многообещающе!
   — Вы не хотите пойти спать?
   Ажарату замолчала.
   Внезапно Харден услышал в темноте рев двигателя катера. Он доносился как будто сзади, и Харден вытянул шею, чтобы удостовериться, что защитные огни горят. Звезду, на которую он держал курс, закрыло облако. Несколько минут Харден использовал в качестве компаса направление волн и ветра, ожидая, когда звезда появится вновь. Но она не появлялась, и он включил тусклую красную лампочку и проверил показания компаса.
   Звук за кормой раздавался громче и отчетливее. Возможно, это был траулер, но рыболовецкие суда так быстро не плавают. Видимо, яхта с мотором. Затем звук слегка стих, как будто неизвестное судно заметило огонь «Лебедя» и повернуло, чтобы обойти яхту на безопасном расстоянии.
   Наконец звезда вынырнула из-за тучи, оказавшись немного правее мачты, точно там, где и должна была быть. Харден начал искать следующую звезду. Плыть по звездам гораздо проще, чем пытаться следить за иглой компаса, но через каждые пятнадцать иди двадцать минут нужно менять ориентир; звезда перемещается по небу, и она может завести вас туда, куда вам совсем не нужно. Харден объяснил свои действия Ажарату и позволил ей найти новую звезду.
   Ветер, по-прежнему дувший с севера, со стороны суши, крепчал, относя в сторону рев нагонявшего их катера. Но несмотря на зыбь «Лебедь» шел очень плавно. Они плыли между судоходной линией и берегом, избегая обозначенных на карте скал. По левому борту в темноте горели огни огромных кораблей. Побережье было почти не освещено.
   Внезапно черное небо и вода пропали в беззвучной вспышке ослепительного света.
   — Что это?! — закричала Ажарату.
   За бортом ревел мощный мотор. Кокпит окропили ледяные брызги.
   Харден прикрыл глаза, чтобы защитить их от ослепительно света.
   — Погасите прожектор! — заорал он.
   Ему отозвался голос из мегафона:
   — Яхта «Кэролайн»! Остановитесь!
   Катер приблизился, и Харден разглядел нескольких моряков в форме, готовых причалить к «Лебедю». У одного из них был автомат.
   — Какого черта вам надо? — раздраженно закричал Харден. Его глаза по-прежнему болели от ослепительного света.
   — Мы ищем оружие, — проревел мегафон.
   Харден увидел, что мегафон держит офицер в черном бушлате. Ищут оружие? Может, они поверят ему на слово? В голове мелькнула мысль: что, если подойти поближе и сбить их с катера гиком? Но что потом? «Лебедь» может сколько угодно плавать без топлива, но ему никогда не уйти от скоростного катера. Нужно попробовать убедить их, что они теряют время. Внешне «Лебедь» выглядел вполне невинно.
   — Ладно, — сказал он Ажарату. — Приготовься выбрать стаксель... Давай!
   «Лебедь» выпрямился и немедленно начал зарываться носом. Катер маячил сбоку, всего на три фута выступая из воды, но управляла им опытная рука. Корабли мягко соприкоснулись, и моряки вскарабкались на борт яхты, связав ее с катером парой концов. Как только была проделана эта операция, мотор катера слегка увеличил обороты, и оба судна поплыли бок о бок с достаточной скоростью, чтобы держаться носом к волнам.
   Офицер передал мегафон одному из своих подчиненных и взобрался на яхту. Это был человек средних лет с полным, чувственным лицом.
   — Есть более безопасные способы остановить судно, чем ослеплять его команду прожектором, — проворчал Харден.
   — Прошу прощения, — ответил офицер, бросив взгляд на Ажарату. — Мы ищем оружие.
   — Здесь не английская территория, — заметил Харден.
   — Вы ошибаетесь, мы еще не пересекли границу. Как правило, мы не тревожим яхтсменов, но нам сообщили, что ИРА переправляет из Франции в Южную Ирландию взрывчатку. Сэр, мы не задержим вас. Если вы пустите меня вниз и покажете свои документы, мы тут же удалимся.
   — Ваш катер бьется о корпус моей яхты, — сказал Харден.
   Офицер подал знак, и на яхту поднялся молодой человек атлетического телосложения в темном свитере.
   — Боцман Райс встанет за штурвал, пока мы спустимся вниз. Мисс, у вас все в порядке? — учтиво поинтересовался он.
   — Да, — ответила Ажарату. — Вы мой паспорт тоже хотите посмотреть?
   — Благодарю вас, мы посмотрим его внизу вместе, с паспортом джентльмена. Отдайте швартовы, Райе.
   Моряки отвязали концы и прыгнули в катер. Райе с одобряющей улыбкой взялся за блестящее колесо штурвала. Паруса быстро наполнились ветром, и Райе взглянул на приборы.
   — Курс двести сорок? — спросил он у Хардена.
   — Да, — кивнул Харден. Что Райе опытный моряк, было ясно по его позе. Харден провел офицера вниз в главную каюту и открыл один из ящиков под штурманским столом, где хранились паспорта и документы на яхту.
   Офицер протянул руку и захлопнул люк. Затем кивнул в сторону сиденья:
   — Садитесь, доктор Харден.
   Харден удивленно выпрямился.
   — Откуда вы знаете...
   Офицер вытащил маленький черный пистолет и повторил:
   — Садитесь!
   — Что? Черт побери, кто вы такой?
   — Где «Дракон»?
   — Что?!
   — Садитесь, доктор Харден.
   Харден опустился на сиденье, перестав что-либо понимать. Офицер кивнул на люк.
   — Я не думаю, что ваша прелестная спутница необходима для осуществления вашего плана. Если вы не будете сговорчивым, я выброшу ее за борт и она утонет так же, как утонула ваша жена.
   Харден, дрожа, поднялся с сиденья.
   — Чего вы хотите? — прошептал он.
   — Где «Дракон»?
   — Я не знаю, о чем вы говорите.
   — Солдат, который продал его вам, арестован. Где оружие?
   Харден тяжело опустился на сиденье.
   — Вы стоите на нем. Под половицами.
   — Покажите.
   Офицер отступил к штурманскому столу и внимательно наблюдал за тем, как Харден разбирает стол и поднимает половицы. Харден показал ему деревянный ящик.
   — Внутри, — сказал он. — Запечатан, чтобы не проникала вода.
   — Он работоспособен?
   — Да.
   — Вы умеете с ним обращаться?
   — Это несложное оружие.
   — Да, а цель — огромна.
   — Так кто вы такой?
   — А женщина знает?
   — Нет.
   — Зачем вы ее взяли с собой?
   — Чтобы сохранить силы.
   — Разумно.
   — Кто вы такой?
   — Я хочу вам помочь.
   Харден не поверил офицеру, но сказал:
   — Если вы хотите мне помочь, то лучше бы убрались с моей яхты и оставили меня в покое.
   — Без моей помощи у вас будет мало шансов на успех.
   — Ничего, справлюсь.
   — Как вы собираетесь обнаружить свою цель?
   — Какую цель?
   Офицер слегка улыбнулся.
   — Мне кажется, что вы не до конца понимаете полную беззащитность своего положения, доктор Харден. Мой катер вооружен, и люди на его борту выполнят любой мой приказ.
   Харден взглянул из иллюминатора. Катер был едва виден на фоне черной воды и неба, его мотор лениво гудел, не давая судну отстать от яхты, мчавшейся через Ла-Манш под всеми парусами.
   — Ну и что? — спросил Харден.
   — Мы можем расстрелять и утопить вас и вашу спутницу. Никто ничего не узнает... Как вы собираетесь обнаружить свою цель?
   — Отвяжитесь.
   — Кроме того, я могу передать вас в руки властей.
   Харден почувствовал, что лицо выдало его.
   Офицер улыбнулся.
   — Ага, в это вы поверили? Сэр, можете верить всем моим словам. — Его улыбка исчезла. — Так как вы собираетесь обнаружить цель?
   — Радаром.
   — Какой радиус действия?
   — Пятьдесят миль.
   — Пятьдесят миль? Очень неплохо для радара.
   — Я сам его построил.
   — Пятьдесят миль... Предупреждение вы получите за три часа, если ваша цель движется со скоростью шестнадцать узлов. При условии, что вы сначала сблизитесь с нею на расстояние пятьдесят миль. — Глаза офицера почти полностью закрылись, и он почесал пальцем подбородок. — Мало. Я не могу допустить такой ненадежности.
   — Вы не можете допустить! — взорвался Харден. — Черт побери, о чем вы говорите?!
   — Я хочу, чтобы вы совершили задуманное.
   — Тогда отпустите меня.
   — Я настаиваю, чтобы вы совершили задуманное.
   — Я учту ваши слова.
   Офицер улыбнулся.
   — Сэр, вы не только учтете мои слова. Вы сделаете все точно так, как я скажу вам.
   — Нет, — покачал головой Харден. — Не выйдет.
   — Я уже говорил вам, что могу с вами сделать.
   — Чего вы от меня хотите?
   — Я хочу того же, чего хотите вы. И я могу вам помочь. Я могу выследить вашу цель. Я могу предупредить вас о любых изменениях ее маршрута. Я буду знать ее местонахождение в любой момент и дам вам сигнал к атаке.
   — Что вы хотите на самом деле?
   — Это не имеет значения, доктор Харден. Скажите спасибо, что я подношу вам «Левиафан» на блюдечке с голубой каемочкой.
   Офицер положил пистолет в карман и подошел к радио над штурманским столом.
   — Идите сюда, доктор Харден.
   Он включил радио и стал крутить ручки.
   Харден приблизился к нему. Офицер сел за стол, нашел карандаш и клочок бумаги и написал: МО.
   — У вас хорошее радио, — сказал он. — Я даю вам фальшивые позывные. МО — «Гольф» — «Майк» — «Отель» — «Номер». Я устрою так, чтобы их официально зарегистрировали. Отвечайте ими на мои позывные. Когда вы планируете атаковать?
   — Через три или четыре недели.
   — Я свяжусь с вами на следующей неделе, потом еще через неделю, а затем — каждый вечер. В восемь вечера по гринвичскому времени. В 20.00. Нужно договориться о коде, потому что связываться мы будем через ретрансляционную радиостанцию в Портише.
   — А что, если я не отвечу?
   — Отпустив вас, доктор Харден, я, конечно, не смогу заставить вас ничего не сделать. Но мне трудно поверить, что вы не хотите иметь информацию о точном местоположении «Левиафана». Или я ошибаюсь?
   — Вы правы, — уступил Харден. И добавил, хотя и понимал, что ответа не дождется: — Но я хочу знать, как вас зовут и на кого вы работаете.
   Равномерный шум, доносящийся из радио, прервал оглушительный треск.
   — Мерзость! — прорычал офицер и поспешно выключил радио.
   — Что это было? — спросил Харден.
   — "Русский дятел". Они испытывают новый радар для слежения за американскими ракетами, который заглушает короткие волны по всей Англии. Если эта гадость начнется, когда мы будем на связи, я снова выйду в эфир через пять минут. Эти штучки обычно продолжаются недолго.
   — Кто вы? — повторил свой вопрос Харден.
   — Я не хочу лгать и поэтому скажу, что меня зовут Майлс и что я связан с одним демократическим государством, которое нуждается в новом оружии.
   — А при чем тут я? — спросил Харден.
   — Вы будете прототипом.
   — Прототипом чего?
   — Прототипом оружия.

Книга вторая

Глава 10

   Ветер проверял на прочность паутину стальных тросов между гигантским кораблем и длинным узким пирсом. Ветер был слабым — легкий июльский бриз, — а тросы толстыми, но корпус «Левиафана» высотой в сто футов и длиной в тысячу восемьсот футов работал как огромный парус.
   Двенадцать тросов, удерживая корабль у причала, испытывали чудовищное напряжение. Они были туго натянуты, разделяя огромную палубу как изгороди, слишком низкие, чтобы под ними можно было пролезть, и слишком высокие, чтобы перешагивать их без усилий.
   Ветер дул с юго-запада, и, поскольку «Левиафан» стоял у причала носом на север, самое большое напряжение испытывали кормовые швартовы, около которых стюарды-пакистанцы грузили на борт ящики с мясом и овощами. За несколько секунд скорость ветра поднялась от трех до пяти узлов. Экран радара на мостике танкера показал, что корма корабля еще на три дюйма отошла от причала.

* * *

   Саутгемптонскому лоцману пришло в голову, что танкер без груза выглядит как-то неприлично. Пустой «Левиафан» высоко поднимался над водой. Верхние пятьдесят футов его корпуса были окрашены в ровный черный цвет, но под ними находились еще пятьдесят футов, выкрашенных в красный цвет; когда корабль был нагружен, нижняя часть скрывалась под водой. Там, где механизмы соскребли водоросли и ракушки, корпус был поцарапан, но, что самое главное, большой бульбовидный выступ, толстый, неприличный отросток на носу танкера, обычно скрытый морем, сейчас выступал из воды. Лоцман испытывал такое ощущение, будто его посвятили в тайну природы, показали нечто вроде подводной части айсберга.
   Одному из его коллег довелось предыдущей ночью управлять этим монстром, и он был откровенно зол. Он считал, что спускать на воду такой большой корабль — наглость, не говоря уже о том, чтобы заводить его в Саутгемптонскую акваторию. Рядом с «Левиафаном» нефтеперегонный завод казался просто карликом.
   Плавать на таком чудовище с его огромной инерцией даже в открытом море — то еще удовольствие, но водить его по гавани — просто безумие, потому что ни одно место, где пришвартован этот монстр, не могло быть в безопасности, пока он не уйдет. Чем крупнее корабль, тем сильнее он подвержен действию ветра, приливов и течений. Их можно победить только изяществом, но не размером.
   Танкер был оборудован новейшими электронными приборами, причем некоторые из них разрабатывались специально для него, и капитан знал положение корабля с точностью до фута, а скорость — с точностью до дюйма в секунду. Лоцман мог пользоваться этими приборами, но никогда не полагался только на них. Он был опытным моряком — двадцать лет провел в море — и знал, что из-за колоссальной инерции «Левиафана» приборы могли сказать только то, что происходит в данный момент. Прошлой ночью был абсолютный штиль, однако понадобилось шесть самых мощных буксиров, чтобы удержать танкер на месте.
   А сейчас дул ветер. Лоцман весь день следил за погодой, со страхом ожидая ночи. Ветер начал задувать с запада после полудня. Прогноз утверждал, что после наступления темноты он может усилиться. Если «Левиафан» окажется на пути ветра, танкер можно будет остановить, только выбросившись на мель.
   В течение всего дня лоцмана преследовало ужасное видение: гигантское судно теряет управление, беспомощно дрейфует, врезается в другой корабль, тонкая оболочка его корпуса прорывается, остаточные газы в резервуарах вспыхивают, как термитная бомба, уничтожая в гавани все живое. Лоцман пришел к твердому решению и сейчас, в сумерках, когда управляющий морским терминалом нефтеперегонного завода привез его на узкий пирс, повторял его про себя. Если скорость ветра возрастет до десяти узлов, он откажется управлять «Левиафаном».
   — Ветер западный, — заметил управляющий, как будто прочитав его мысли.
   — Да, — подтвердил второй лоцман, молодой человек на заднем сиденье автомобиля. Он должен был помогать первому лоцману и сменить его в том случае, если с ним что-нибудь случится.
   Лоцман размышлял о причудах судьбы. Из пятидесяти членов лоцманской службы Саутгемптона и острова Уайт для работы с танкерами было отобрано шестеро лучших. На этом настаивало начальство нефтяного терминала — его конструкции были не только дорогостоящими, но и очень хрупкими, и авария могла на многие месяцы вывести их из строя. Он оказался в числе этих шестерых. Но почему именно ему достался «Левиафан»? Его коллега, работавший на гиганте прошлой ночью, не захотел возвращаться на танкер. Лоцман знал, что другие его товарищи тоже надеялись избежать этого поручения, и был заинтригован, так же как и второй лоцман на заднем сиденье. И они вытащили жребий, как будто корабль сам выбрал их. Сейчас лоцман уже жалел об этом.
   — Ветер слабеет, — сказал управляющий терминалом. Как и лоцманы, он тоже был опытным моряком, служил капитаном корабля, и его слова были не просто вежливым замечанием.
   — Кажется, вы правы, — согласился лоцман.
   — Я искренне надеюсь на это, — вздохнул управляющий. Он нервничал не меньше, чем оба лоцмана. Чертова посудина должна убираться отсюда, и все трое это понимали.
   Хотя в емкостях «Левиафана» оставалось сто тысяч тонн нефти из Абу-Даби, его осадка была небольшой и позволяла войти в Саутгемптонскую акваторию, пока вода после прилива стояла высоко. Как правило, гигантский корабль никогда не разгружался в Саутгемптоне. Но он уже выгрузил полмиллиона тонн нефти в Бантри-Бей в Ирландии и четыреста тысяч в Гавре. Хозяева танкера продали остаток груза за небольшую плату саутгемптонскому нефтеперегонному заводу, не желая ждать, когда французские и ирландские покупатели смогут принять новую партию.
   Лондон не внял возражениям управляющего терминалом, который протестовал против захода корабля в гавань из соображений безопасности.
   Управляющий нажал на гудок; фоторепортеры разбежались. Лоцман улыбнулся, заметив мрачное выражение на лице управляющего. Корпорации часто действовали так же глупо и нелогично, как и люди. Несмотря на все свои расчеты и прогнозы, они часто поступали так, а не иначе просто потому, что им этого хотелось. И «Левиафан» оказался здесь только затем, чтобы кто-нибудь мог его сфотографировать и сказать: «Смотрите, с каким размахом мы работаем».
   Машина покатила вдоль борта корабля и остановилась у серебристых сходней. Управляющий бросил озабоченный взгляд на стрелы грузовых кранов, которые казались лапками огромного богомола.
   — Будьте аккуратны, — улыбнулся он.
   Лоцман, вылезая из машины, вежливо кивнул. Он уже выбросил из головы несущественные мысли и сосредоточился на предстоящей работе. Дублер бесшумно последовал за ним; они знали привычки друг друга.
   Лоцман одернул свой синий бушлат, надел белую фуражку и начал подниматься по длинному наклонному трапу. Сперва он шел быстро, глядя вверх, но чем выше он взбирался, тем сильнее колебалась хрупкая лестница, и ему пришлось замедлить шаги, чтобы нарушить ритм колебаний. Перед тем как ступить на палубу, он взглянул вниз. Палуба «Левиафана» поднималась над водой выше, чем мостики большинства кораблей, на которых ему приходилось бывать.
   На палубе ветер дул сильнее. Сейчас лоцман впервые по-настоящему разглядел «Левиафан». Даже в сумеречном свете его поразили размеры корабля. Перед ним, как обширная равнина, расстилалось двенадцать акров зеленой палубы. Вдоль нее шел центральный проход, соединяющий пожарные станции, а поперек — натянутые швартовы. На специальной площадке стоял вертолет «Белл рейнджер».