Скотт Тереза. Обрученная с мечтой

   – Я должен был заподозрить неладное. Слишком легко она согласилась отпустить пленных. Нужно было знать…
   Олаф помедлил, давая Бренду время сладить с нечистой совестью.
   – Думаю, – вставил он наконец, – что девушке все же лучше вернуться. Ни к чему брать ее с нами. Можно высадить ее на берег в спокойном тихом месте. Я видел на берегу луга, поляны между деревьями…
   – Nej, – энергично затряс головой Бренд. – Слишком опасно!
   – Великолепно.
   Олаф терпеливо выжидал несколько мгновений и понимающе взглянул на капитана.
   – Тогда ты, должно быть, собираешься продать ее.
   И, заметив, как помрачнело лицо друга, мгновенно добавил:
   – Или, может, хочешь оставить себе? Бренд с силой втянул в себя воздух.
   – Олаф, – выдавил он наконец, – по-моему, это тебя ни в коей мере не должно касаться, не находишь? Почему ты пристаешь с расспросами?
   – К сожалению, касается, капитан. Я, к примеру, не забываю, что именно она спасла тебе жизнь, когда все остальные и подойти близко не желали. Я в долгу у нее за то, что она сохранила в целости твою никчемную шкуру, с которой почему-то мне не хотелось расставаться.
   Бренд поморщился от нового укола совести.
   – Я не забыл, что она помогла мне, Олаф. И теперь стараюсь отплатить ей добром. Если бы девушку увели вместе с остальными в Стромфьорд, какая бы жизнь ее ожидала? Рабство. Сплошные побои и унижения.
   – Ну а ты, конечно, не таков, капитан? Брось, ведь именно ты намереваешься продать ее маврам. Как назвать такую судьбу, если не рабством?
   Бренд почувствовал все растущее раздражение.
   – Прекрати, Олаф. Я делаю все, что могу, чтобы избавить ее от Фрейды.
   – Упрямец! Ты твердишь это, только лишь бы убедить себя, что ни в чем не виновен. Все-таки в тебе еще остались христианские убеждения твоей матушки. Ты прекрасно сознаешь, что грешно продавать в рабство женщину, спасшую тебе жизнь.
   Упоминание о матери неизменно выводило Бренда из себя.
   – Не смей говорить о христианской вере Сайнид. Ничему хорошему она меня не научила.
   Развернувшись, он оказался лицом к лицу с Олафом.
   – Может, я сделаю ее своей женщиной! Любимой наложницей! И буду жить с ней много лет!
   – Возможно. Но если нет, тогда что? Ты стремишься увезти ее далеко от родины…
   – Замолчи, Олаф, – взбесился Бренд, выругавшись. – Все это нытье насчет одной несчастной девчонки мне осточертело! Она поедет со мной! Я и только я буду решать, что с ней делать, продать или оставить себе. Пойми это раз и навсегда!
   Олаф, помолчав, снова заговорил, тщательно выбирая слова:
   – Ладно, капитан. Но по крайней мере признай правду. И не приукрашивай ее. Не говори, что делаешь это ради девушки, ты защищаешь только собственные интересы.
   Он решительно повернулся и отошел к своему шатру, оставив Бренда одного.
   Тот задумчиво, невидящими глазами смотрел на разгул пьяного веселья.
   Была уже почти полночь, когда он опомнился и обнаружил, что стоит почти рядом с маленьким шатром Уинсом, раскинутым рядом с его шатром, побольше. Может, ему следует посмотреть, все ли с ней в порядке? Проверить, удобно ли она устроилась на ночь?
   – Болотная Утка, Болотная Утка, ты здесь? Отзовись!
   Серое покрывало ночи опустилось на судно, а внутри крохотной палатки было совсем темно, и сюда не проникал лунный свет. Бренд, опустившись на четвереньки, шарил вокруг.
   – Ой!
   Он случайно накрыл ладонью рот Уинсом, и девушка немедленно укусила его. Окончательно проснувшись, она села, прижимая одеяло к обнаженной груди. Мокрое платье валялось там, где она сбросила его: у стены шатра.
   – Уходи, Бренд!
   – Ах, Болотная Утка, я только хотел…
   – Уходи, Бренд, – повторила Уинсом еще громче. Зачем он здесь? Мысли Уинсом беспорядочно метались, но она никак не могла взять себя в руки.
   – Что ты хочешь?
   Теперь, когда глаза немного привыкли к полутьме, он различал ее.
   В душном пространстве пахло разгоряченным женским телом, во мраке блестели ее глаза. Постепенно из тьмы выступило лицо девушки. Бренд уселся на корточки у входа в шатер.
   – Болотная Утка, тебе удобно? Ничего не нужно? Почему этому вероломному предателю есть дело до этого?
   Сонный мозг Уинсом был не в силах осознать истинные намерения викинга.
   – Устала, Бренд, – пробормотала она. – Очень устала. Спать.
   – За, я тоже устал. Хочу лежать рядом с тобой. Составить тебе компанию.
   Проклятие, ведь он не желал этого! Однако почему бы нет? Если она готова согласиться позволить ему провести ночь в этом шатре, тем лучше. Но что еще она может разрешить ему?
   Сердце викинга возбужденно забилось при мысли о восхитительной ночи, ожидающей их обоих. Бренд встал на колени, готовясь растянуться рядом с девушкой, но маленькие ручки Уинсом вцепились в его волосы, дернули голову вверх.
   – Nej, Бренд. Нельзя спать. Здесь нельзя. Nej!
   Он взглянул в темные глаза, почувствовал, как она рванула его за волосы, но, не обращая внимания на боль, прислонился лбом к ее мягкой груди.
   – Ах, Болотная Утка, не выгонишь же ты несчастного человека на холод!
   По правде говоря, стояла жаркая летняя ночь, но он не желал, чтобы реальность вторгалась в волшебные страсти. Никогда ему еще не было так хорошо. На такое Бренд и надеяться не смел.
   Уинсом с каждой минутой все больше приходила в себя. Бренд ласкал языком вершинки упругих холмиков, и незнакомый жар охватил девушку. Она с силой уперлась кулачками ему в грудь.
   – Nej! Nej!
   – Ах, Болотная Утка, позволь мне…
   Сильная рука пробралась под тонкое покрывало, медленно, осторожно поползла вверх, миновала колено, задержалась на бедре, продвигаясь все ближе и ближе к тому месту, где сходились ее ноги.
   Бренд затаил дыхание. Вот сейчас… сейчас… еще немного…
   Последним усилием воли Уинсом отбросила его от себя. Она и не подозревала, что найдет в себе столько мужества. Но, по правде говоря, и Бренд не знал об этом. Он отлетел в сторону, ударившись головой о борт – ткань шатра была совсем тонкой. Острая боль мгновенно рассеяла любовный туман. Бренд, схватившись за голову, сыпал ужасными проклятьями, среди которых, как заметила Уинсом, были и те, за которые ее днем едва не утопили. Но она почему-то не находила в своей душе сочувствия, наоборот, прикрыла рот ладошкой, чтобы заглушить безудержный смех.
   Бренд грустно вздохнул. У входа в шатер появился Олаф, привлеченный воплями и шумом. Позади крались двое членов команды, также решивших узнать, из-за чего поднялась суматоха.
   Бренд поспешно заверил их, что все в порядке.
   – Ничего не случилось. Просто хотел навестить девушку…
   Голос его беспомощно замер при виде поспешно отвернувшихся мужчин. Послышались ехидные смешки. Олаф бессовестно фыркнул, потом исчез так же быстро, как появился, продолжая хохотать.
   Бренд повернулся к Уинсом и поклонился со всем достоинством, на которое был способен.
   – Доброй ночи, Болотная Утка. Постарайся выспаться.
   – Спасибо, – так же торжественно-серьезно ответила девушка.
   Бренд постарался поскорее выбраться из шатра, клянясь, что еще не скоро вздумает появиться здесь… во всяком случае не в эту ночь и не в следующую.
   Оставшись одна в тишине, Уинсом вздрогнула. Смелые ласки пробудили ранее неведомые ощущения, а все тело по-прежнему горело, как от ожога. Какие волнующие, соблазнительные чувства! Она вздохнула, на несколько секунд забыв ужас разрушения, принесенный Брендом ее народу.
   Путешествие будет долгим и опасным. Она не должна терять голову.

ГЛАВА 17

   На следующее утро Бренд проснулся еще до рассвета, разбудил команду и после завтрака проворно разослал по местам, велев садиться за весла. Ему не терпелось отправиться в путешествие. Он должен найти Толхолла и обелить свое имя. Он ничего не добьется, проводя время в этой бухте.
   Уинсом проснулась от громких криков перекликавшихся мужчин, села и огляделась. Сердце болезненно заколотилось, когда девушка осознала, где находится. Широко раскрыв глаза, она прислушивалась к странным толчкам и стукам, ощущая, как колеблется палуба. Знакомый голос что-то неразборчиво прокричал.
   Не в силах разлепить глаза, Уинсом глубоко вздохнула, пытаясь заставить память вернуться. Наконец ей это удалось, и девушка мгновенно сообразила, что находится в шатре, на судне Бренда.
   Она приоткрыла веки, разглядывая каждый уголок крохотного убежища, и наконец-то ясно представила себе, что произошло вчера. Снова жалобный пронзительный плач терзал ее, и Уинсом закрыла ладошками уши. Но и эти ужасные звуки оказались всего лишь воспоминаниями.
   Руки Уинсом опустились. Внутренности стянуло в тугой тоскливый узел при мысли о том, что ожидало ее после выхода из шатра. На берегу.
   Дрожащими руками Уинсом потянулась к платью, не заботясь о том, что кожа так и не успела просохнуть. О, как она боялась того, что увидит, когда осмелится высунуть голову из шатра! Поспешно накинув влажное платье, не обращая внимания на озноб, мгновенно охвативший ее, Уинсом решительно поднялась. Она была уверена, что далеко не все женщины-пленницы переживут сегодняшнюю ночь. Угрызения совести вернулись с новой силой, но девушка решительно продолжала одеваться, а потом немедленно попыталась разодрать пальцами спутанную массу волос. По крайней мере Красной Женщине удалось сбежать, может, кому-нибудь еще…
   Мучительные мысли терзали Уинсом, пока она не почувствовала, что больше не вынесет. Она должна выйти и посмотреть, что происходит.
   Набрав в грудь воздуха, сжавшись от тревоги, она выбралась наружу, подковыляла к самому борту и посмотрела в сторону берега. Повсюду виднелись тела спящих, распростертые на песке в самых немыслимых положениях.
   Уинсом сморгнула слезы, лихорадочно пытаясь отыскать взглядом то, что больше всего боялась увидеть: пленных женщин и детей. Но… но… где они?
   Она старалась как могла: встала на цыпочки, оборачивалась во все стороны, вертела головой. Ни одной красной головы. Ни одной черной, ни одной детской. Повсюду лишь светловолосые мужчины, храпящие так громко, что слышно даже здесь. Мужчины!
   Уинсом невольно схватилась за горло. Где… Что?! Пленники исчезли!
   Девушка тихо вскрикнула, поняв, что произошло. Они сбежали! Скрылись под покровом ночи!
   Она выпрямилась, глубоко вдыхая свежий утренний воздух, еще раз медленно, тщательно, с колотящимся сердцем осматривая берег. Может, она ошиблась? Нет, ни на песке, ни на опушке никого не видно. Они и в самом деле удрали!
   Уинсом улыбнулась нежной доброй улыбкой, чуть приподнявшей уголки губ, не сводя глаз с берега. Они свободны! Свободны! Какое счастье!
   Безмерная радость затопила девушку и еще долго не уходила, пока она не поняла, что судно медленно выходит из бухты. Облегченные мгновения сменились тревогой. Там, в сожженной деревне, лежат непогребенные тела, много мертвых. И уже ничего нельзя изменить. А что с матерью и братом? Удалось ли им спастись? Кто знает? Угрызения совести охватили девушку с новой силой, но она решительно подавила их. Кто-то из дорогих ей людей избежал ужасной судьбы, кто-то нет. Она сама видела трупы.
   Девушка переходила от одного борта к другому, не сводя затуманенных слезами глаз с удалявшейся береговой полосы. Соленые струйки медленно, непрестанно ползли по щекам.
   Прошлой ночью Уинсом в последний раз видела дорогих людей, женщин своего племени. И вот теперь она прощается с родиной. Прозрачные капли вновь увлажнили лицо. Только сейчас девушка по-настоящему поняла, что навсегда расстается с друзьями и землей, на которой родилась. Тоска тяжелым камнем легла на сердце, и ничто не могло принести покой и утешение. Уинсом скорбела о том, что теряла навеки.
   Бренд и Олаф, понимая скорбь девушки, держались в стороне. Арни, правда, несколько раз приходил посидеть рядом, иногда приносил еду, но чаще, как и она, просто молча любовался незнакомыми местами. Уинсом была благодарна юноше за молчаливое сочувствие. Оказывается, не все чужеземцы негодяи, думала Уинсом, обжигая неприязненным взглядом Бренда. Есть и сострадательные люди.
   На третий день плавания Уинсом по-прежнему грустила, но все-таки встала и вышла из шатра на палубу. Взгляды сидевших за веслами мужчин совершенно не волновали ее, она их просто не замечала, сознавая лишь, что невозможно провести остаток жизни в душном полутемном шатре, как бы плохо ни было на душе.
   Бренд исподтишка наблюдал за Уинсом. Глаза распухли от плача, красная грязь размазалась по лицу: девушка выглядела такой несчастной, что его сердце сжалось. Он с трудом подавил порыв немедленно развернуть судно и возвратить Уинсом на родину, но услужливый рассудок подсказал, что ей некуда идти, ведь деревня сожжена, а мужчины перебиты, и неизвестно, как уцелевшие скрелинги восстановят разрушенные жилища и переживут зиму. Возможно, просто погибнут от голода: летние запасы – собранные ягоды, орехи, добытая охотой дичь – тоже погибли при набеге. Бренд не сомневался, что зимы здесь суровые, как и на его родине. Разве он сам не видел плавающие в море ледяные горы, хотя была уже середина лета? Пришлось даже поставить на носу двух вахтенных, из опасения, что «Победитель Драконов» может врезаться в айсберг и навеки найдет убежище на дне морском. Плавание в этих водах было поистине делом опасным; хотя они принимали все меры предосторожности, все-таки из-за шторма сбились с курса и были вынуждены пристать у берегов Стромфьорда.
   Ja, зимы здесь долгие и холодные, так что спасшимся скрелингам придется туго. Уинсом лучше оставаться с ним. Бренд даст ей убежище и еду, здесь она будет в большей безопасности, чем среди соплеменников. По крайней мере он старательно убеждал себя в этом.
 
   Несколько дней спустя Бренд пришвартовал судно у скалистого берега, в том месте, где широкая река встречалась с морем. Они добрались до Маркленда, северной земли, покрытой густыми лесами.
   Бренд с командой сошла на берег, захватив с собой пустые бочонки для воды. Викинг с облегчением заметил, что, вопреки его страхам, ни один из грубых неотесанных мужчин не попытался приставать к Уинсом, хотя многие исподтишка глазели на нее. Бренд предположил, что их отталкивает красная грязь, которой она продолжала старательно мазаться: невозможно было разглядеть под толстым слоем охры необыкновенную красоту девушки.
   Собственно говоря, Бренд был очень доволен, что девушка так упрямо продолжает уродовать себя, и каждый раз одобрительно улыбался, видя, как усердно она накладывает на лицо, руки и ноги очередной слой глины поверх уже нанесенного. Но, когда дело дошло до шатра и одеял, у Бренда впервые зародились сомнения. Кроме того, мазки омерзительной грязи виднелись на снастях и бортах, а это было уже совсем недопустимым. Только вчера капитан поймал Уинсом за странным занятием – ярко-красный палец старательно разрисовывал отполированное гладкое дерево палубы судна. Его судна.
   Бренд посчитал, что это уж слишком.
   Оказавшись на берегу, он разложил костер, поджарил только что пойманного лосося и позвал мужчин к обеду. Уинсом, которая бродила по берегу, разглядывая деревья и растения, немного помедлила, но потом все же подошла, уселась у костра, надломила кусочек рыбы. Когда она подняла глаза, Бренд встретился с ней взглядом.
   – Хочешь еще?
   – Nej, – вежливо покачала головой девушка.
   – Может, яйцо?
   Он протянул Уинсом серое в крапинку яичко, редкий деликатес, которое держал несколько секунд в кипящей воде. Та снова покачала головой и вздохнула. Викинги не умеют как следует готовить яйца. Ее люди всегда варили их, пока и желток, и белок не становились твердыми. И клали в кипяток сразу все, что могли найти в гнезде, а потом растирали желтки и готовили сладковатую пасту, услаждавшую язык. Нет, викинги очень плохие повара!
   Бренд нахмурился, кладя лакомый кусочек на блюдо, где лежало еще два яичка. Он снова ничего не сумел добиться.
   Они закончили обед в молчании: матросам почему-то тоже расхотелось болтать, они явно прислушивались, надеясь услышать хоть слово, сорвавшееся с женских уст. Но, к несчастью, они так ничего и не дождались.
   Бренд взглянул на очаровательный ротик, такой пухлый и розовый. Викинг вспомнил, как совсем недавно целовал его… неужели прошло всего несколько недель? Тогда, в Стромфьорде, Уинсом крепко прижималась к нему, умоляя спасти брата.
   Что случилось? – с чувством неловкости подумал он. Почему добрая, умная, любящая, веселая девушка превратилась в безмолвный камень, вымазанный красной краской? Может, вид разрушенной деревни так подействовал на нее?
   Он припомнил, что за последнее время Уинсом не казалась такой печальной, хотя временами забиралась в шатер и отказывалась выходить, несмотря на все мольбы Арни. Но такое случалось все реже. Бренд предполагал, что это скорбь так на нее действует. Иногда даже он видел, как смеется девушка, когда разговаривает с Арни, обучает его какой-то новой игре скрелингов, повторяет за юношей норвежские слова. Бренд восхищался ее забавно-певучим произношением. Но только вчера он строго упрекал Арни за те ругательства, которые по его вине узнала Уинсом. Юноша, заикаясь, заверил, что больше не сделает ничего подобного, и, когда Бренд удовлетворенно кивнул, покраснев, имел дерзость показать Бренду, как правильно произносить имя Уинсом, и даже объяснил, что оно означает. Пристыженный, Бренд еще долго стоял у борта после ухода юноши, но так и не пожелал признаваться Арни, что непрерывно повторял имя девушки, пока не уверился, что выговаривает его как надо.
   После обеда команда отправилась наполнять водой бочонки. Уинсом тоже поднялась и побрела по берегу, занятая поисками растений. К ее удивлению, она узнавала многие знакомые травы и цветы, росшие так далеко от того места, где она жила. Набрав полный мешок, она направилась к ручью. Походка девушки неожиданно стала легкой, из горла рвалась веселая песня. Как раз перед тем, как Бренд позвал ее к обеду, Уинсом обнаружила небольшой участок красной охры и теперь решила запасти как можно больше этой великолепной краски. Кто знает, когда удастся найти такие залежи! Ей неслыханно повезло!
   Бренд, взвалив на плечо бочонок, заметил Уинсом, спешившую в направлении маленького, веселого звеневшего родничка, впадавшего в реку пошире. Хочет набрать еще растений? У нее уже был целый стог листьев, стеблей и даже корней. Непонятно, что она собирается делать с этим сеном, но если подобное занятие доставляет Уинсом радость, значит, и он слова не скажет.
   Наконец, когда все бочонки были полны, Бренд приказал своим людям подниматься на борт, а сам, прищурившись, поглядел на солнце. Оно теперь долго не зайдет! Можно проплыть много лиг, и сумерки все не настанут.
   Уинсом поднялась на корабль последней, сгибаясь под тяжестью мешка с растениями. Бренд только застонал и в отчаянии тряхнул головой, заметив комья красной грязи.
   – Поднять паруса! – крикнул он, и мужчины бросились выполнять приказ. Заметив вопросительный взгляд Уинсом, капитан пояснил:
   – Мы отправляемся в Гренландию. Там продадим лес и начнем искать Торхолла Храброго.
   Уинсом непонимающе уставилась на него. Олаф восторженно потер руки.
   – Ja, и скоро найдем его, уж будь уверена!

ГЛАВА 18

    На борту судна, следующего в Бреттелид, Гренландия
 
   Бренд стоял на палубе «Победителя Драконов», наблюдая, как гора, выбранная в качестве маяка, медленно тает за кормой. Эта скала в Маркленде была той отправной точкой, откуда суда направлялись прямиков в Гренландию. Поскольку штурвалы в драккарах викингов всегда располагались у борта, Бренд сейчас находился лицом к корме. Как только гора окончательно скроется за горизонтом, он повернется к носу и, возможно, найдет еще один ориентир. В крайнем случае направит корабль по солнцу.
   Иногда он бросал взгляд на неспокойное море. По пути в Гренландию приходилось бороться с подводными течениями, поэтому все члены команды должны были садиться за весла.
   Чтобы увеличить скорость, Бренд приказал поднять парус. Ветер выдался попутным, и Бренд с гордостью рассматривал рисунок из красных и белых ромбов. Квадратный парус был изготовлен из уэдмела, грубокого сукна, покрытого для прочности слоем вываренной березовой коры, смешанной с конским жиром. Бренд лично наблюдал за подготовкой паруса, убедившись собственными глазами, что матросы достали именно мягкое, легко тающее сало, взятое из-под гривы дохлой лошади.
   Этим утром они прошли через густой туман, но теперь небо было ясным, а видимость хорошей.
   Бренд поставил Арни на носу наблюдать за айсбергами, боясь, что судно, столкнувшись с громадными обломками льда, потонет вместе с командой. Он во всем следовал заветам викингов, прирожденных мореплавателей. Хотя компас был им неизвестен, все знали, что небесный свод делится на восемь частей – север, северо-восток, восток, юго-восток, юг, юго-запад, запад и северо-запад. Летние ночи были слишком светлыми, чтобы ориентироваться по Северной Звезде, но, замечая положение солнца в полдень и просиживая долгие часы над потертой картой, Бренд мог сохранять верный курс, который в конце концов приведет его в Бреттелид, восточное поселение Гренландии.
   – Колонии.
   Бренд помедлил, словно смакуя непривычное слово.
   – Не так-то много это говорит нам, верно, Олаф? Олаф стоял рядом с капитаном, наблюдая одним глазом за Арни, а другим за командой. Закаленные моряки гребли весь день, заставляя драккар лететь по волнам.
   – Все еще думаешь о Торхолле Храбром, капитан? – осведомился Олаф и, когда Бренд кивнул, пояснил:
   – Да тут и понимать нечего. Колонии – всего-навсего небольшие поселения в Исландии, Гренландии и тому подобных глухих местах, там и развернуться негде. Но все же, – вздохнул он, – мы уже побывали во многих колониях и еще побываем хотим того или нет.
   Олаф вытер лоб: солнце с каждой минутой палило все жарче.
   Уинсом стояла рядом с Арни, перегнувшись через борт и глядя в воду. Она находилась здесь уже довольно давно и, заслонив ладошкой глаза от солнца, старалась не пропустить появление айсберга.
   Чтобы скоротать время, Арни учил Уинсом норвежским словам, так что ее знания росли день ото дня. Юноша старательно объяснял Уинсом, чем может грозить столкновение с ледяной горой. Уинсом слушала, радуясь, что может немного отвлечься от горестных мыслей.
   Внезапно Арни громко крикнул:
   – Айсберг прямо по курсу, капитан!
   Выведенная из задумчивости, Уинсом встрепенулась и взглянула вперед. Вон там… совсем недалеко… низко сидевший обломок блестящего льда, в котором переливались солнечные лучи. Судно шло прямо на него. Но неужели какой-то маленький кусочек может представлять опасность? Уинсом очень удивилась, когда взволнованный Арни метнулся к корме и принялся что-то горячо говорить Бренду и Олафу.
   Бренд, приставив ладонь козырьком ко лбу, взглянул на небо, а потом снова на айсберг. Потом, улыбнувшись, что-то сделал со странной палкой, которой управлял судном. Уинсом ошеломленно наблюдала, как нос медленно отвернул в сторону от блестящей глыбы.
   Арни побежал обратно и сейчас с гордым видом смотрел на воду. Уинсом была поражена тем, что за совсем небольшое время судно смогло избежать столкновения с айсбергом. Она и не представляла, что драккар может так быстро двигаться.
   Арни издал громкий вопль и замахал руками. Два тюленя, лениво лежавших на поверхности ледяной глыбы, неспешно поднялись и скользнули в темно-зеленые глубины. Уинсом улыбнулась, слыша, как Арни просит принести копье: юноша попросту хвастал. Охотиться на животных было уже поздно. Тюлени, высунув головы, любопытными взглядами провожали корабль. Вскоре зверюшки остались позади, в полной безопасности.
   Уинсом вздохнула. Хорошо бы отведать свежего мяса! Она так давно его не пробовала!
   И тут девушка вскинулась, не понимая, что с ней происходит. Последние дни она совсем не интересовалась едой, целиком поглощенная тоской по родине и бедным обездоленным соплеменникам. Лакомые кусочки, приносимые Арни, совсем ее не привлекали, хотя Уинсом невольно заметила, что команда не страдает от голода. Еды было вволю: свежевыловленная рыба, сушеная тюленина и ужасная желтая глина, которую Бренд называл «сыром». Уинсом искренне не представляла, как мужчины могут брать в рот такую гадость.
   Струя брызг, летящих из-под носа рассекавшего волны корабля, окатила Уинсом, и девушка вздрогнула. Арни, конечно, промок до костей, хотя, казалось, это его совсем не волнует. Но для Уинсом это было тяжелым испытанием. Обвисшее платье леденило тело, мокрая кожа сдавливала грудь, словно тисками. Что делать? Где можно обсохнуть?
   Уинсом дрожала от холода, но все же впереди по-прежнему расстилалась безбрежная гладь, и нигде не видно земли – значит, путешествию не скоро придет конец. Может, теперь придется постоянно ходить в таком виде!
   Девушка взглянула на Арни, пытаясь понять, как лучше объяснить ему неожиданно возникшее затруднение. И тут, случайно опустив глаза, она охнула. О нет, только не это! Великолепная красная охра смылась, и по рукам и лицу текли багровые ручьи. На палубе быстро образовалась кровавая лужица, и Уинсом побоялась, что Бренд, заметив беспорядок, начнет кричать и сыпать проклятиями – именно так он и сделал, когда стирал чудесный рисунок, нарисованный Уинсом на борту, рядом с шатром.
   Она изобразила родную деревню с целыми, не сгоревшими вигвамами и как раз приступила к портрету матери, стоявшей у костра, когда непонятно откуда появившийся Бренд, покраснев, начал вопить, махать руками и почему-то подпрыгивать, а потом вытер доски тряпкой, уничтожив замечательную картину.