Потерпевшая М-не В. Образование высшее, младший научный сотрудник.
— Мой муж предупредил меня, что Абай и его компания готовятся его избить, я была к этому готова. Тем не менее, когда Абай внезапно поднялся, я была застигнута врасплох. Все пошли к выходу. Я еще раз успела сказать несколько слов Нигматулину, из них он один был трезвый и порядочный. Но и он по какой-то причине был полностью подчинен Абаю. Даже спросил у мужа: «Почему ты не платишь Абаю за учение?» — «Чему он может меня научить? — ответил Валентас. — Я абсолютно не нуждаюсь в его учении». Тут они все бросились на него, сбили с ног, стали избивать. Все, кроме Талгата. Длилось это недолго, муж вскочил на ноги, крикнул, чтобы они убирались.
В это время уже подошел друг мужа с товарищем. Втроем они вытолкнули Абая и остальных за двери, а я, чтобы как-то разъединить Нигматулина с его друзьями, схватила у него шапку с головы и побежала к соседнему дому. Пока он меня искал, остальные на время куда-то исчезли, и Талгат с ними не встретился. Потом вся компания вернулась без Нигматулина, снова ломились в дом, стучали в дверь. Абай кричал, что хочет остаться у нас ночевать, но муж ответил, что может оставить только его одного. Все продолжалось довольно долго, мы позвонили в милицию. Не дожидаясь прибытия наряда, Абай и другие скрылись.
Потерпевшая Нигматулина Венера, киноактриса.
— Абая знаю на протяжении нескольких лет, как и Мирзабая. Я считаю его злым гением моего мужа — актера Талгата Нигматулина. Мой муж интересовался восточной мудростью, вопросами психорегуляции и на этой почве сошелся с Абаем, которого считал ученым. Я не верила и не верю ни одному слову Абая, однако как любящая жена старалась не досаждать мужу. Снимая свой дипломный фильм, Талгат пригласил Абая и Мирзу сниматься в нем, хотя на роли просились хорошие актеры-профессионалы. Из-за непрофессионализма снимавшихся лента получилась заурядной. Когда студия предложила мужу главную роль в одном из фильмов, он поставил условием, чтобы в фильме нашлись также роли Абаю и Мирзе, которых он любил и которым привык во всем верить. Талгат говорил мне, что мог бы отдать за них жизнь. Причина такого отношения была мне непонятна, поскольку Талгат прожил трудную жизнь, не ждал помощи ни от кого, пришел в кино самостоятельно и сам пробивал себе дорогу без протекций и поблажек. Я считаю, что Талгат, занимавшийся восточной философией, верил, что Абай знает способы саморегуляции, то есть мобилизации биологической энергии актера для достижения поставленной задачи.
— В чем же все-таки, по-вашему, дело?
— Талгат был защищен от людей откровенно грубых, сильных физически, идущих напролом к цели. И был уязвим для тех, кто с детства привык видеть в доме достаточно известных признанных в своем кругу лидеров, держаться с ними на равных. Таким рос Абай.
— Как Борубаев относился к вашему мужу?
— То, что Талгат по своей простоте принимал за помощь «в снятии комплексов», на мой взгляд, шло от ненависти Абая, его презрения и зависти к мужу, а также от понимания своей зависимости от Талгата. Талгат был «визитной карточкой Абая» — его любили и знали все. И вот ненависть к Талгату и понимание своей зависимости от него колебались — и то одно, то другое брало верх… Абай, пользуясь доверчивостью мужа, брал его с собой просить милостыню…
— Давал ли Нигматулин деньги Борубаеву на «контору» — так называемый Институт Человека?
— Неоднократно. В последний раз Талгат передал ему три тысячи рублей. Наша семья нуждалась, но деньги шли на Абая.
— Что вы можете сказать о физическом состоянии своего мужа в феврале к моменту его последней поездки в Вильнюс?
— Мой муж вообще физически был очень тренирован, занимался различными видами борьбы, тренировался у Германа Васильевича Попова. В свое время муж был чемпионом республики, говорили, что он должен был получить «дан» в Японии — знак, который в Союзе имеют всего несколько человек. Однако, несмотря на свою силу, муж никогда не вступал ни в какие стычки, по природе был миролюбив, сдержан, доброжелателен. Вслед за Владимиром Высоцким, которого очень любил, повторял: «Бить человека по лицу я просто не могу…»
Обвиняемая Калинаускене В. Н.
— В тот вечер мы с мужем оставались дома, никуда не ходили, было предчувствие чего-то тяжелого, неприятного. День был сырой, промозглый. Мне нездоровилось. Абай, Седов, Бушмакин и Талгат ушли еще засветло — куда именно, не сказали. Настроение у Абая было по-прежнему плохое, никто не знал, как к нему подступиться, с какой стороны подойти. После их ухода стало совсем тягостно. Мой сын все эти дни был у моих родителей. Муж тоже что-то чувствовал. Обоим нам было не по себе, но мы уже не могли отказать гостям, перешагнуть черту гостеприимства. Нам оставалось только надеяться на лучшее. С нами оставался и Пестрецов. Весь вечер просидели молча у телевизора. Мирзабай и его старая слепая мать, которую он никогда не оставлял, весь вечер дремали в комнате, только вставали пить чай; обычно балагур, он тоже весь день провел молча. Мы уже думали, что наши гости не придут, когда около двенадцати ночи появился Талгат. Он был совершенно трезв и, мне показалось, спокоен. У нас сразу поднялось настроение. «Абая еще нет? — спросил он. — Странно!» Мирза ему тоже обрадовался. Поставил чай. Постепенно выяснилось, что он и остальные были у В. М-аса. Но когда стали уходить, жена хозяина шутя унесла его шапку, и Талгат оставил остальных. Когда наконец она возвратила шапку, Абая во дворе уже не было, и он решил, что они уехали без него на такси.
— Продолжайте.
— Примерно через полчаса раздался настойчивый звонок в дверь. Позвонили раз, потом другой. Я поняла, что это Абай, что что-то случилось. Мне и сегодня не по себе, когда я вспоминаю. Словно в кошмарном сне…
— Вот вода. Выпейте.
— Спасибо. Как только я открыла, Абай, шедший первым, не снимая одежды и обуви, двинулся в квартиру: «Талгат здесь?» — «Да…» Я ни о чем не подозревала. Увидев показавшегося из комнаты Нигматулина, Абай закричал, показывая на него: «Бейте предателя!» Седов и другие с кулаками бросились на Талгата. Все они были выпивши. Из комнаты выскочили Пестрецов и Мирзабай. Чтобы не отстать от других, они тоже кинулись на Нигматулина. «За что?» — спрашивал Талгат. Он только прикрывался от ударов и не старался причинить кому-нибудь боль. Его втолкнули в кухню, потом в комнату.
Свидетель Л-ев С. Н., милиционер. Вильнюс.
— Когда вы получили указание дежурного ехать на проспект в квартиру Калинаускасов?
— Примерно в час десять ночи.
— Оно поступило по рации в патрульную машину?
— Да.
— Какого содержания?
— Жильцы дома жалуются на драку, которая идет в квартире. Соседи пытались вмешаться, но им не открыли, а шум продолжается.
— Долго вы были в пути к месту происшествия?
— Шесть минут. Нас встретили мужчина и женщина — соседи. Когда мы подошли к двери Калинаускасов, внутри еще был шум, но он сразу же прекратился, когда я стал стучать в дверь.
— Открыли ее сразу?
— Минут через десять, но сначала через дверь обещали, что будет тишина. Тем не менее я настаивал на своем. Открыла хозяйка, я и сержант прошли в квартиру. Там было несколько человек, вид у них был возбужденный. Они пояснили, что обмывали диссертацию хозяйки и произошла ссора, но теперь помирились. При мне они пожали друг другу руки.
— Знаете ли вы актера Талгата Нигматулина?
— Да, но его в квартире не было. Я, по крайней мере, не видел.
— Вы обошли квартиру?
— Да.
— Осмотрели все помещение?
— Кроме ванной, я не подумал о ней. Она была закрыта снаружи…
Свидетель Ш-не Я., домохозяйка.
— В ту ночь на нашей лестничной клетке никто не спал, из квартиры Калинаускасов неслись какие-то крики, стоны. Соседи выходили на лестницу, прислушивались. В квартире кого-то избивали. Началось это после полуночи и с перерывами продолжалось до рассвета. Примерно в три часа я не выдержала, позвонила в дверь соседей. К двери подошла хозяйка. Я попросила ее прекратить безобразие — людям завтра на работу. Калинаускене сказала, что все будет тихо, дверь не открыла. Однако, как только я вернулась к себе, крики возобновились с новой силой. Когда позднее я снова вышла на лестницу, там были другие соседи. Мы снова стали звонить в дверь, требуя прекратить безобразие, но к нам никто не вышел. Мы решили позвонить дежурному милиции.
— Были ли услышанные вами крики зовом о помощи?
— Да. Один раз я явственно слышала мужской голос, кричавший по-русски: «Мама!» и «Помогите!»
Выезд на место преступления с обвиняемым Седовым И. В.
— Здесь, на кухне, тоже наносили удары?
— Да, наносили. Так же, как в коридоре, когда мы вошли. И потом в комнате.
— Как это происходило?
— Абай говорил: «Бейте!» Мы били.
— Кто конкретно?
— Я, Пестрецов, Бушмакин. Иногда Мирзабай. Потом Абай говорил: «Хватит!» Мы переставали наносить удары.
— Покажите, где в это время находился Нигматулин и где остальные. Не замечаете ли вы изменений в обстановке? Так ли все, как было тогда?
— Не было посуды на столе.
— Мы привезли с собой манекен. Придайте ему, пожалуйста, позу, в которой находился в тот момент Нигматулин. Аккуратнее, манекен на шарнирах…
— Руками Талгат прикрывал лицо.
— Он наносил ответные удары?
— Нет.
— Лично вы, в кухне… В какие части тела наносили удары?
— В предплечье. По туловищу.
— А другие?
— Все действовали примерно одинаково.
— Сколько ударов вы нанесли?
— Не знаю, не считал.
— Десять? Сто? Это продолжалось всю ночь…
— Я был как во сне. Не помню.
— Вы отдавали себе отчет о том, что происходило?
— Я верил в Абая. Он — гуру, Учитель. В Учителе нельзя сомневаться. Я думал, он знает что делает, и не допускал непоправимого. Я верил до конца, что так надо. Рядом был Пестрецов, он делал то же. По команде Абая мы наносили удары, потом по его же команде прекращали.
— Что было потом?
— Из кухни мы перешли в большую комнату. Поймите… В Каракалпакии, когда мы вместе с Мирзой просили милостыню на кладбище Султан Баба, Абай дома садился читать… сутры. Кажется, сутры… Мы смотрели на него как на бога!
— Ногами наносили удары?
— Да.
— Вы были в обуви?
— Обувь я оставил в коридоре.
— Все сняли обувь?
— Кроме Абая. Он не снял ни пальто, ни перчаток, ни ботинок. Ходил, засунув руки в карманы.
— Он наносил удары ногами?
— Да. Несколько раз.
— Как именно?
— Талгат уже лежал, не защищался. Абай разбежался и ударил. Как по мячу. Будто пробил пенальти. И тут все поняли всё. Это убийство! Хозяева бросились из комнаты.
— Покажите в комнате место, где были нанесены удары Абаем.
— Те, похожие на пенальти?
— Да. Подойдите к манекену… Понял. Так… Спасибо. Кто предложил вызвать «Скорую помощь?» Когда?
— Хозяйка квартиры. — Седов задумывается. — Это было уже утром. Она попросила знакомого врача срочно подъехать. До его прихода мы все пробовали делать Талгату массаж сердца.
— И Абай?
— Он тоже подходил, но, в общем, я его почти не видел.
— Как же экстрасенсорные возможности? Делал ли он пассы?
— Не видел.
— Что приехавший доктор?..
— Он тут же вызвал «Скорую помощь».
Свидетель М-ов Н. А., врач-реаниматор «Скорой помощи».
— Кто находился в квартире, когда вы прибыли?
— На месте были супруги — хозяева квартиры, но они толком не могли ничего объяснить, двигались словно во сне. Я понял, что они всю ночь не спали. Хозяйка — Калинаускене — стала что-то говорить о том, что пострадавший пришел к ним домой уже избитый. Но следов крови на лестнице и в коридоре я не заметил, и в квартире все было убрано.
— Где находился пострадавший?
— Посредине комнаты стоял диван, он перегораживал ее на две части, за диваном на полу, ближе к окну, лежал мужчина.
— Кто был еще в квартире, кроме хозяев?
— Когда мы поднимались по лестнице, я видел несколько человек, сидевших на ступеньках. Когда уезжали, их уже не было. Только против лифта сидел странного вида мужчина в халате с бусами на шее, черноволосый, восточного типа.
— Оказали ли вы помощь Нигматулину?
— Он был уже мертв.
— Задолго ли до вашего прибытия наступила смерть?
— Незадолго: суставы свободно двигались, трупное окоченение не наступило. Я сразу позвонил дежурному милиции.
Переводчик М-ов Э., 22 года, курсант, Вильнюс.
— Он говорит, — переводчик показывает на Мирзабая, — что Абай очень надеялся на Нигматулина. Талгат за границей снимался, должен был деньги получить… Он говорит, много должен был денег получить, заплатить Абаю за учение.
— Спросите: что значит «много» и что — «мало»? Какая разница?
— Много — он считает, значит пятьсот или тысяча, а мало — значит пять или десять рублей… Пять или десять — это очень-очень мало! — Он говорит… Абай — большой человек. Он сказал, чтобы Мирза держал себя при посетителях важно, следил за осанкой, больше молчал. Тогда посетители сами будут давать подарки. Надо вспоминать не только аллаха, но и космос, ходить в длинной рубахе со своим изображением на значке. Делать вид, что изучаешь труды Маркса, Ленина…
— Он говорит: Абай рассказал про знаменитого дервиша Раджниша[1]. Раджниш купил дом за шесть миллионов, собственный самолет. Абай прислал Мирзе медальон с его фотографией… Абай обещал: если я буду собирать деньги на Институт Человека, он познакомит меня с государственными людьми и в будущем, когда станет директором, возьмет на работу, будет платить 200 рублей в месяц…
Из заключений комплексных судебных психолого — психиатрических экспертиз:
«… При судебном психолого-психиатрическом обследовании обвиняемого… выявлены индивидуально-психологические особенности личности с некоторой поверхностностью мышления, чертами личностной незрелости в виде неустановившихся и несамостоятельных взглядов с имитацией образов поведения субъективно авторитетных лиц. Однако усугубленные состоянием алкогольного опьянения, эти личностные черты, хотя и не лишают его способности отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими, могли найти отражение в мотивации и особенностях поведения обвиняемого при совершении указанного умышленного убийства…»
«…Проведенное психолого-психиатрическое обследование выявило признаки внушаемости по отношению к субъективно авторитетным лицам А. Борубаеву и М. Кымбатбаеву, однако эта внушаемость не является патологической, все мотивы его поведения в момент избиения Т. Нигматулина полностью аргументированы. У обследуемого не отмечается признаков заболевания, и его следует считать вменяемым…»
«…В акте стационарной судебно-психиатрической экспертизы, проведенной ВНИИ общей и судебной психиатрии имени В. П. Сербского в отношении обвиняемого… указано, что в последние годы у него выявились такие особенности психики, как эгоцентризм, переоценка своих возможностей, поверхностность и нестойкость увлечений, стремление привлечь к себе интерес и склонность к вымыслам. В период инкриминируемых ему деяний у обвиняемого не отмечалось признаков какого-либо временного болезненного расстройства психической деятельности. Обвиняемый, используя свои психические особенности, оказал определенное влияние на других обвиняемых, которые в силу своих личностных особенностей поддавались его воздействию…»
Обвиняемый Борубаев Абай, 33 года. Образование высшее, не работает с 1976 года, проживает в городе Ош Киргизской ССР. Мера пресечения — содержание под стражей.
— Вам понятно, какие преимущества дает чиртосердечный рассказ о случившемся?
— Понятно. Вы объяснили!
— Что вы хотите предварительно пояснить в связи с предъявленным обвинением?
— Я ничего не помню. Помню только, что пришел в себя и вижу — его бьют. Нигматулина.
— Где?
— В квартире Калинаускасов.
— Квартира Калинаускасов большая.
— Во второй комнате.
— В большой комнате?
— Да.
— Кто его бил?
— Не помню. Плохо себя чувствовал весь вечер и потом ночью тоже. Принимал таблетки.
— Но помните, что другие его били?
— Да.
— А что вы делали?
— Сидел. Да, сидел. С закрытыми глазами. Мне было нехорошо.
— Принимали ли участие в избиении другие обвиняемые?
— Не видел.
— Но кто-то из них, безусловно, бил?
— Кто-то бил. Безусловно…
— Но вы наносили удары Нигматулину?
— Не помню. Я уже сказал.
— А кто находился рядом с вами?
— Не заметил.
— Может, Мирзабай?
— Не знаю…
Из постановления о предъявлении обвинения
«… Абай Борубаев, имея высшее экономическое образование, общественно полезным трудом не занимался, постоянно находился на иждивении родителей. В бывшей лаборатории биоэлектроники и биоэнергетики познакомился с нетрадиционными методами лечения. С целью извлечения нетрудовых доходов распространял слухи о себе как о специалисте в области биоэнергетики в Москве, республиках Средней Азии и Прибалтики. Принимая участие в различных мероприятиях, где выступал в качестве человека, наделенного исключительными способностями, за оплату обещал содействие в овладении биоэнергией с использованием ее в творческих целях.
За так называемое обучение получил с потерпевшего Т. Нигматулина деньги в общей сложности не менее 6000 рублей, два обручальных кольца, двое часов марки «Ориент» и одни марки «Электроника».
…Будучи в состоянии алкогольного опьянения, совместно с Пестрецовым В. И., Седовым И. В., Бушмакиным Г. И. и Кымбатбаевым с целью мести за отказ Т. Нигматулина от участия в избиении гр. М-са В. М. на квартире гр. Калинаускене В. Н. путем нанесения не менее 119 ударов кулаками и ногами потерпевшему в голову, грудь, спину, руки, ноги с последующими переломами 4 ребер правой стороны груди и костей носа, кровоизлиянием под мягкую оболочку мозга и желудочка с последующим развитием травматического шока, с особой жестокостью — длительностью избиения и причинением потерпевшему тяжких мучений — умышленно убил Талгата Нигматулина, т.е. совершил преступление, предусмотренное пп. 3 и 6 ст. 105 УК Литовской ССР…»
Ночью в кабинет позвонила Тереза, она чувствовала себя одиноко.
Денисов слушал сквозь сон.
— Очень сложно, когда первая и лучшая часть жизни отдана одному человеку, — она, казалось, ни на минуту не забывала о своем умершем муже, — а вторую приходится строить с другим. Вдовы носят траур по любимым мужьям всю жизнь.
— Да, да.
Денисов смотрел на безлюдные, высвеченные беспощадно, по-ночному, платформы внизу, кажущиеся черными с опущенными пантографами поезда, поставленные на прикол у вокзала.
Было уже поздно.
— Вам, наверное, не до меня. Новые дела, заботы, люди…
— Нет, нет. Пожалуйста, продолжайте.
— Женщины, которые развелись со своими мужьями. И вдовы… Сабир не может понять, а у меня нет сил, чтобы ему объяснить. Огромная разница. Совершенно разные психологии. Я выходила замуж за любимого человека. Любимого! Если бы не его смерть, мне бы и в голову не пришло соединить жизнь с другим. В том числе и с Сабиром. Его для меня просто бы не существовало! А у Сабира другое! Он мечтал обо мне всю жизнь, расстался с близким человеком, с другом. Сейчас он мучается, стремится из-за меня в первый ряд. Ему нужен успех. Он думает, что мне это важно. Но у меня-то все это было! С Митей. Понимаете? Мне это не нужно. — Ей необходимо было выговориться. — Я всегда была против того, что Сабир меняет привычный ему уклад. До меня он жил бесхитростно, но счастливо. У него был свой круг знакомых… Я не говорю, что не люблю его. Просто, чтобы вы знали, как мне трудно. Сейчас я хочу только одного: пусть мы будем вместе — сын, родители, Сабир…
«У Сабира Жанзакова по-другому!.. — подумал Денисов. — Прямо по тому фильму, о котором говорил бритоголовый… „Ты — мало кому известный боксер. Ты постоянно тренируешься. Не пропускаешь ни одного занятия. Каждое утро — кроссы, эспандер. И ринг. Ринг… И ты всегда один. Женщины тебя не интересуют. Но вот однажды ты знакомишься с девушкой. Спасаешь от рэкетиров и идешь ее провожать…“
Тереза объясняла долго и полно, Денисов думал про путь, которым шел герой Жанзакова.
«Она — студентка. Ты — работяга. Вы начинаете встречаться. Ходите в кино, сидите в кафе-мороженом. Она ничего не знает, кто ты. И вот она приглашает тебя к себе. Ты волнуешься, ты никогда не встречался с такой девушкой, как она. Дом, в котором она живет, необычный — холл, лифтер внизу… Тебе открывает ее отец, ты много раз видел его лицо в газетах. Кто он? Директор института? Министр? Генерал? „Дочь босса“. „А-а, милости просим. Дочь говорила о вас…“ — У него добрый отцовский голос. А в прихожей уже она и ее мама. Обе молодые, похожи друг на друга, обе улыбаются ему дружески, как заговорщицы…»
Денис прервал себя.
Тереза заканчивала разговор.
«Вечно юная сказка для романтических юношей из неполных семей…»
Резкий звонок дежурного мгновенно сбросил с него сон, поднял на ноги, кинул в руку телефонную трубку.
— Денис! — крикнул дежурный. — Идет телекс из Вильнюса. Там что-то страшное…
— Читай!
«За совершение особо опасного преступления с особой жестокостью в городе Вильнюсе…» Так… «Разыскиваются…» Тут все из нашей ориентировки. «Досымбетов Камал… Юнусов Эркабай… Сильвестров Андрей… Шаншевич Максим…» Постой, Денис! Жанзаков среди разыскиваемых не упоминается. Тебе слышно! Они не ищут Сабира Жанзакова!
Дежурный еще ни о чем не догадывался, а Денисов уже знал: произошла трагедия.
— «Материалы направлять… — Дежурный пытался проникнуть в непонятный ему пока тревожный смысл телеграммы — …Следователю по особо важным делам прокуратуры Литовской ССР Гедгаудасу…» Ты что-нибудь понял, Денис?
— Да. Заказывай Вильнюс! Срочно… Сабира Жанзакова убили!
За окном светало. Вдоль высоких пустых платформ с совками и метлами двигались уборщики. В электричке, отправляющейся первой, громко стучали компрессоры.
Из заключения судебно-медицинской экспертизы
«… На теле обнаружены множественные кровоподтеки в области головы, груди, спины, стенки живота, на руках и ногах, переломы ребер, костей носа и т.д. Всего минимум 119 повреждений. Смерть наступила от совокупности повреждений, поскольку вследствие повреждений развился травматический шок и отек мозга».
Из записей, обнаруженных в вещах Т. Нигматулина
Джидду Кришнамурти[2]:
«… Мастера дзен пинают и бьют своих учеников. Они выбрасывают их из окон домов. Иногда они прыгают на них. Надо всегда помнить: они не гневаются, это тоже часть их сочувствия. Они не гневаются вовсе, ведь если бы они гневались, все было бы утеряно. Как тогда можно преобразить другого? Ты тогда в одной лодке с ним, и вы вместе тонете. Нет, так нельзя помочь.
Гнев — тоже сочувствие, но это возможно только в Японии, ни в одной другой стране это невозможно. Нужна определенная традиция. Такая традиция существовала в течение почти тысячи лет. Поэтому, когда мастер дзен прыгает и бьет своих учеников, ученики понимают этот язык. Если я начну бить вас, вы не поймете, вы разозлитесь, вы сообщите в полицию. И это никому не поможет. Нет, вы не поймете.
В Японии это понимают. Когда мастер дзен бьет ученика, ученик принимает это с благодарностью. Вы, может быть, удивитесь, но с тех пор, как мастер изобьет ученика, он становится главным учеником…
Ученики дзен про себя мечтают о том дне, когда мастер изобьет их. Они ждут. Они молятся об этом. Они соперничают друг с другом…»
— Мой муж предупредил меня, что Абай и его компания готовятся его избить, я была к этому готова. Тем не менее, когда Абай внезапно поднялся, я была застигнута врасплох. Все пошли к выходу. Я еще раз успела сказать несколько слов Нигматулину, из них он один был трезвый и порядочный. Но и он по какой-то причине был полностью подчинен Абаю. Даже спросил у мужа: «Почему ты не платишь Абаю за учение?» — «Чему он может меня научить? — ответил Валентас. — Я абсолютно не нуждаюсь в его учении». Тут они все бросились на него, сбили с ног, стали избивать. Все, кроме Талгата. Длилось это недолго, муж вскочил на ноги, крикнул, чтобы они убирались.
В это время уже подошел друг мужа с товарищем. Втроем они вытолкнули Абая и остальных за двери, а я, чтобы как-то разъединить Нигматулина с его друзьями, схватила у него шапку с головы и побежала к соседнему дому. Пока он меня искал, остальные на время куда-то исчезли, и Талгат с ними не встретился. Потом вся компания вернулась без Нигматулина, снова ломились в дом, стучали в дверь. Абай кричал, что хочет остаться у нас ночевать, но муж ответил, что может оставить только его одного. Все продолжалось довольно долго, мы позвонили в милицию. Не дожидаясь прибытия наряда, Абай и другие скрылись.
Потерпевшая Нигматулина Венера, киноактриса.
— Абая знаю на протяжении нескольких лет, как и Мирзабая. Я считаю его злым гением моего мужа — актера Талгата Нигматулина. Мой муж интересовался восточной мудростью, вопросами психорегуляции и на этой почве сошелся с Абаем, которого считал ученым. Я не верила и не верю ни одному слову Абая, однако как любящая жена старалась не досаждать мужу. Снимая свой дипломный фильм, Талгат пригласил Абая и Мирзу сниматься в нем, хотя на роли просились хорошие актеры-профессионалы. Из-за непрофессионализма снимавшихся лента получилась заурядной. Когда студия предложила мужу главную роль в одном из фильмов, он поставил условием, чтобы в фильме нашлись также роли Абаю и Мирзе, которых он любил и которым привык во всем верить. Талгат говорил мне, что мог бы отдать за них жизнь. Причина такого отношения была мне непонятна, поскольку Талгат прожил трудную жизнь, не ждал помощи ни от кого, пришел в кино самостоятельно и сам пробивал себе дорогу без протекций и поблажек. Я считаю, что Талгат, занимавшийся восточной философией, верил, что Абай знает способы саморегуляции, то есть мобилизации биологической энергии актера для достижения поставленной задачи.
— В чем же все-таки, по-вашему, дело?
— Талгат был защищен от людей откровенно грубых, сильных физически, идущих напролом к цели. И был уязвим для тех, кто с детства привык видеть в доме достаточно известных признанных в своем кругу лидеров, держаться с ними на равных. Таким рос Абай.
— Как Борубаев относился к вашему мужу?
— То, что Талгат по своей простоте принимал за помощь «в снятии комплексов», на мой взгляд, шло от ненависти Абая, его презрения и зависти к мужу, а также от понимания своей зависимости от Талгата. Талгат был «визитной карточкой Абая» — его любили и знали все. И вот ненависть к Талгату и понимание своей зависимости от него колебались — и то одно, то другое брало верх… Абай, пользуясь доверчивостью мужа, брал его с собой просить милостыню…
— Давал ли Нигматулин деньги Борубаеву на «контору» — так называемый Институт Человека?
— Неоднократно. В последний раз Талгат передал ему три тысячи рублей. Наша семья нуждалась, но деньги шли на Абая.
— Что вы можете сказать о физическом состоянии своего мужа в феврале к моменту его последней поездки в Вильнюс?
— Мой муж вообще физически был очень тренирован, занимался различными видами борьбы, тренировался у Германа Васильевича Попова. В свое время муж был чемпионом республики, говорили, что он должен был получить «дан» в Японии — знак, который в Союзе имеют всего несколько человек. Однако, несмотря на свою силу, муж никогда не вступал ни в какие стычки, по природе был миролюбив, сдержан, доброжелателен. Вслед за Владимиром Высоцким, которого очень любил, повторял: «Бить человека по лицу я просто не могу…»
Обвиняемая Калинаускене В. Н.
— В тот вечер мы с мужем оставались дома, никуда не ходили, было предчувствие чего-то тяжелого, неприятного. День был сырой, промозглый. Мне нездоровилось. Абай, Седов, Бушмакин и Талгат ушли еще засветло — куда именно, не сказали. Настроение у Абая было по-прежнему плохое, никто не знал, как к нему подступиться, с какой стороны подойти. После их ухода стало совсем тягостно. Мой сын все эти дни был у моих родителей. Муж тоже что-то чувствовал. Обоим нам было не по себе, но мы уже не могли отказать гостям, перешагнуть черту гостеприимства. Нам оставалось только надеяться на лучшее. С нами оставался и Пестрецов. Весь вечер просидели молча у телевизора. Мирзабай и его старая слепая мать, которую он никогда не оставлял, весь вечер дремали в комнате, только вставали пить чай; обычно балагур, он тоже весь день провел молча. Мы уже думали, что наши гости не придут, когда около двенадцати ночи появился Талгат. Он был совершенно трезв и, мне показалось, спокоен. У нас сразу поднялось настроение. «Абая еще нет? — спросил он. — Странно!» Мирза ему тоже обрадовался. Поставил чай. Постепенно выяснилось, что он и остальные были у В. М-аса. Но когда стали уходить, жена хозяина шутя унесла его шапку, и Талгат оставил остальных. Когда наконец она возвратила шапку, Абая во дворе уже не было, и он решил, что они уехали без него на такси.
— Продолжайте.
— Примерно через полчаса раздался настойчивый звонок в дверь. Позвонили раз, потом другой. Я поняла, что это Абай, что что-то случилось. Мне и сегодня не по себе, когда я вспоминаю. Словно в кошмарном сне…
— Вот вода. Выпейте.
— Спасибо. Как только я открыла, Абай, шедший первым, не снимая одежды и обуви, двинулся в квартиру: «Талгат здесь?» — «Да…» Я ни о чем не подозревала. Увидев показавшегося из комнаты Нигматулина, Абай закричал, показывая на него: «Бейте предателя!» Седов и другие с кулаками бросились на Талгата. Все они были выпивши. Из комнаты выскочили Пестрецов и Мирзабай. Чтобы не отстать от других, они тоже кинулись на Нигматулина. «За что?» — спрашивал Талгат. Он только прикрывался от ударов и не старался причинить кому-нибудь боль. Его втолкнули в кухню, потом в комнату.
Свидетель Л-ев С. Н., милиционер. Вильнюс.
— Когда вы получили указание дежурного ехать на проспект в квартиру Калинаускасов?
— Примерно в час десять ночи.
— Оно поступило по рации в патрульную машину?
— Да.
— Какого содержания?
— Жильцы дома жалуются на драку, которая идет в квартире. Соседи пытались вмешаться, но им не открыли, а шум продолжается.
— Долго вы были в пути к месту происшествия?
— Шесть минут. Нас встретили мужчина и женщина — соседи. Когда мы подошли к двери Калинаускасов, внутри еще был шум, но он сразу же прекратился, когда я стал стучать в дверь.
— Открыли ее сразу?
— Минут через десять, но сначала через дверь обещали, что будет тишина. Тем не менее я настаивал на своем. Открыла хозяйка, я и сержант прошли в квартиру. Там было несколько человек, вид у них был возбужденный. Они пояснили, что обмывали диссертацию хозяйки и произошла ссора, но теперь помирились. При мне они пожали друг другу руки.
— Знаете ли вы актера Талгата Нигматулина?
— Да, но его в квартире не было. Я, по крайней мере, не видел.
— Вы обошли квартиру?
— Да.
— Осмотрели все помещение?
— Кроме ванной, я не подумал о ней. Она была закрыта снаружи…
Свидетель Ш-не Я., домохозяйка.
— В ту ночь на нашей лестничной клетке никто не спал, из квартиры Калинаускасов неслись какие-то крики, стоны. Соседи выходили на лестницу, прислушивались. В квартире кого-то избивали. Началось это после полуночи и с перерывами продолжалось до рассвета. Примерно в три часа я не выдержала, позвонила в дверь соседей. К двери подошла хозяйка. Я попросила ее прекратить безобразие — людям завтра на работу. Калинаускене сказала, что все будет тихо, дверь не открыла. Однако, как только я вернулась к себе, крики возобновились с новой силой. Когда позднее я снова вышла на лестницу, там были другие соседи. Мы снова стали звонить в дверь, требуя прекратить безобразие, но к нам никто не вышел. Мы решили позвонить дежурному милиции.
— Были ли услышанные вами крики зовом о помощи?
— Да. Один раз я явственно слышала мужской голос, кричавший по-русски: «Мама!» и «Помогите!»
Выезд на место преступления с обвиняемым Седовым И. В.
— Здесь, на кухне, тоже наносили удары?
— Да, наносили. Так же, как в коридоре, когда мы вошли. И потом в комнате.
— Как это происходило?
— Абай говорил: «Бейте!» Мы били.
— Кто конкретно?
— Я, Пестрецов, Бушмакин. Иногда Мирзабай. Потом Абай говорил: «Хватит!» Мы переставали наносить удары.
— Покажите, где в это время находился Нигматулин и где остальные. Не замечаете ли вы изменений в обстановке? Так ли все, как было тогда?
— Не было посуды на столе.
— Мы привезли с собой манекен. Придайте ему, пожалуйста, позу, в которой находился в тот момент Нигматулин. Аккуратнее, манекен на шарнирах…
— Руками Талгат прикрывал лицо.
— Он наносил ответные удары?
— Нет.
— Лично вы, в кухне… В какие части тела наносили удары?
— В предплечье. По туловищу.
— А другие?
— Все действовали примерно одинаково.
— Сколько ударов вы нанесли?
— Не знаю, не считал.
— Десять? Сто? Это продолжалось всю ночь…
— Я был как во сне. Не помню.
— Вы отдавали себе отчет о том, что происходило?
— Я верил в Абая. Он — гуру, Учитель. В Учителе нельзя сомневаться. Я думал, он знает что делает, и не допускал непоправимого. Я верил до конца, что так надо. Рядом был Пестрецов, он делал то же. По команде Абая мы наносили удары, потом по его же команде прекращали.
— Что было потом?
— Из кухни мы перешли в большую комнату. Поймите… В Каракалпакии, когда мы вместе с Мирзой просили милостыню на кладбище Султан Баба, Абай дома садился читать… сутры. Кажется, сутры… Мы смотрели на него как на бога!
— Ногами наносили удары?
— Да.
— Вы были в обуви?
— Обувь я оставил в коридоре.
— Все сняли обувь?
— Кроме Абая. Он не снял ни пальто, ни перчаток, ни ботинок. Ходил, засунув руки в карманы.
— Он наносил удары ногами?
— Да. Несколько раз.
— Как именно?
— Талгат уже лежал, не защищался. Абай разбежался и ударил. Как по мячу. Будто пробил пенальти. И тут все поняли всё. Это убийство! Хозяева бросились из комнаты.
— Покажите в комнате место, где были нанесены удары Абаем.
— Те, похожие на пенальти?
— Да. Подойдите к манекену… Понял. Так… Спасибо. Кто предложил вызвать «Скорую помощь?» Когда?
— Хозяйка квартиры. — Седов задумывается. — Это было уже утром. Она попросила знакомого врача срочно подъехать. До его прихода мы все пробовали делать Талгату массаж сердца.
— И Абай?
— Он тоже подходил, но, в общем, я его почти не видел.
— Как же экстрасенсорные возможности? Делал ли он пассы?
— Не видел.
— Что приехавший доктор?..
— Он тут же вызвал «Скорую помощь».
Свидетель М-ов Н. А., врач-реаниматор «Скорой помощи».
— Кто находился в квартире, когда вы прибыли?
— На месте были супруги — хозяева квартиры, но они толком не могли ничего объяснить, двигались словно во сне. Я понял, что они всю ночь не спали. Хозяйка — Калинаускене — стала что-то говорить о том, что пострадавший пришел к ним домой уже избитый. Но следов крови на лестнице и в коридоре я не заметил, и в квартире все было убрано.
— Где находился пострадавший?
— Посредине комнаты стоял диван, он перегораживал ее на две части, за диваном на полу, ближе к окну, лежал мужчина.
— Кто был еще в квартире, кроме хозяев?
— Когда мы поднимались по лестнице, я видел несколько человек, сидевших на ступеньках. Когда уезжали, их уже не было. Только против лифта сидел странного вида мужчина в халате с бусами на шее, черноволосый, восточного типа.
— Оказали ли вы помощь Нигматулину?
— Он был уже мертв.
— Задолго ли до вашего прибытия наступила смерть?
— Незадолго: суставы свободно двигались, трупное окоченение не наступило. Я сразу позвонил дежурному милиции.
Переводчик М-ов Э., 22 года, курсант, Вильнюс.
— Он говорит, — переводчик показывает на Мирзабая, — что Абай очень надеялся на Нигматулина. Талгат за границей снимался, должен был деньги получить… Он говорит, много должен был денег получить, заплатить Абаю за учение.
— Спросите: что значит «много» и что — «мало»? Какая разница?
— Много — он считает, значит пятьсот или тысяча, а мало — значит пять или десять рублей… Пять или десять — это очень-очень мало! — Он говорит… Абай — большой человек. Он сказал, чтобы Мирза держал себя при посетителях важно, следил за осанкой, больше молчал. Тогда посетители сами будут давать подарки. Надо вспоминать не только аллаха, но и космос, ходить в длинной рубахе со своим изображением на значке. Делать вид, что изучаешь труды Маркса, Ленина…
— Он говорит: Абай рассказал про знаменитого дервиша Раджниша[1]. Раджниш купил дом за шесть миллионов, собственный самолет. Абай прислал Мирзе медальон с его фотографией… Абай обещал: если я буду собирать деньги на Институт Человека, он познакомит меня с государственными людьми и в будущем, когда станет директором, возьмет на работу, будет платить 200 рублей в месяц…
Из заключений комплексных судебных психолого — психиатрических экспертиз:
«… При судебном психолого-психиатрическом обследовании обвиняемого… выявлены индивидуально-психологические особенности личности с некоторой поверхностностью мышления, чертами личностной незрелости в виде неустановившихся и несамостоятельных взглядов с имитацией образов поведения субъективно авторитетных лиц. Однако усугубленные состоянием алкогольного опьянения, эти личностные черты, хотя и не лишают его способности отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими, могли найти отражение в мотивации и особенностях поведения обвиняемого при совершении указанного умышленного убийства…»
«…Проведенное психолого-психиатрическое обследование выявило признаки внушаемости по отношению к субъективно авторитетным лицам А. Борубаеву и М. Кымбатбаеву, однако эта внушаемость не является патологической, все мотивы его поведения в момент избиения Т. Нигматулина полностью аргументированы. У обследуемого не отмечается признаков заболевания, и его следует считать вменяемым…»
«…В акте стационарной судебно-психиатрической экспертизы, проведенной ВНИИ общей и судебной психиатрии имени В. П. Сербского в отношении обвиняемого… указано, что в последние годы у него выявились такие особенности психики, как эгоцентризм, переоценка своих возможностей, поверхностность и нестойкость увлечений, стремление привлечь к себе интерес и склонность к вымыслам. В период инкриминируемых ему деяний у обвиняемого не отмечалось признаков какого-либо временного болезненного расстройства психической деятельности. Обвиняемый, используя свои психические особенности, оказал определенное влияние на других обвиняемых, которые в силу своих личностных особенностей поддавались его воздействию…»
Обвиняемый Борубаев Абай, 33 года. Образование высшее, не работает с 1976 года, проживает в городе Ош Киргизской ССР. Мера пресечения — содержание под стражей.
— Вам понятно, какие преимущества дает чиртосердечный рассказ о случившемся?
— Понятно. Вы объяснили!
— Что вы хотите предварительно пояснить в связи с предъявленным обвинением?
— Я ничего не помню. Помню только, что пришел в себя и вижу — его бьют. Нигматулина.
— Где?
— В квартире Калинаускасов.
— Квартира Калинаускасов большая.
— Во второй комнате.
— В большой комнате?
— Да.
— Кто его бил?
— Не помню. Плохо себя чувствовал весь вечер и потом ночью тоже. Принимал таблетки.
— Но помните, что другие его били?
— Да.
— А что вы делали?
— Сидел. Да, сидел. С закрытыми глазами. Мне было нехорошо.
— Принимали ли участие в избиении другие обвиняемые?
— Не видел.
— Но кто-то из них, безусловно, бил?
— Кто-то бил. Безусловно…
— Но вы наносили удары Нигматулину?
— Не помню. Я уже сказал.
— А кто находился рядом с вами?
— Не заметил.
— Может, Мирзабай?
— Не знаю…
Из постановления о предъявлении обвинения
«… Абай Борубаев, имея высшее экономическое образование, общественно полезным трудом не занимался, постоянно находился на иждивении родителей. В бывшей лаборатории биоэлектроники и биоэнергетики познакомился с нетрадиционными методами лечения. С целью извлечения нетрудовых доходов распространял слухи о себе как о специалисте в области биоэнергетики в Москве, республиках Средней Азии и Прибалтики. Принимая участие в различных мероприятиях, где выступал в качестве человека, наделенного исключительными способностями, за оплату обещал содействие в овладении биоэнергией с использованием ее в творческих целях.
За так называемое обучение получил с потерпевшего Т. Нигматулина деньги в общей сложности не менее 6000 рублей, два обручальных кольца, двое часов марки «Ориент» и одни марки «Электроника».
…Будучи в состоянии алкогольного опьянения, совместно с Пестрецовым В. И., Седовым И. В., Бушмакиным Г. И. и Кымбатбаевым с целью мести за отказ Т. Нигматулина от участия в избиении гр. М-са В. М. на квартире гр. Калинаускене В. Н. путем нанесения не менее 119 ударов кулаками и ногами потерпевшему в голову, грудь, спину, руки, ноги с последующими переломами 4 ребер правой стороны груди и костей носа, кровоизлиянием под мягкую оболочку мозга и желудочка с последующим развитием травматического шока, с особой жестокостью — длительностью избиения и причинением потерпевшему тяжких мучений — умышленно убил Талгата Нигматулина, т.е. совершил преступление, предусмотренное пп. 3 и 6 ст. 105 УК Литовской ССР…»
Ночью в кабинет позвонила Тереза, она чувствовала себя одиноко.
Денисов слушал сквозь сон.
— Очень сложно, когда первая и лучшая часть жизни отдана одному человеку, — она, казалось, ни на минуту не забывала о своем умершем муже, — а вторую приходится строить с другим. Вдовы носят траур по любимым мужьям всю жизнь.
— Да, да.
Денисов смотрел на безлюдные, высвеченные беспощадно, по-ночному, платформы внизу, кажущиеся черными с опущенными пантографами поезда, поставленные на прикол у вокзала.
Было уже поздно.
— Вам, наверное, не до меня. Новые дела, заботы, люди…
— Нет, нет. Пожалуйста, продолжайте.
— Женщины, которые развелись со своими мужьями. И вдовы… Сабир не может понять, а у меня нет сил, чтобы ему объяснить. Огромная разница. Совершенно разные психологии. Я выходила замуж за любимого человека. Любимого! Если бы не его смерть, мне бы и в голову не пришло соединить жизнь с другим. В том числе и с Сабиром. Его для меня просто бы не существовало! А у Сабира другое! Он мечтал обо мне всю жизнь, расстался с близким человеком, с другом. Сейчас он мучается, стремится из-за меня в первый ряд. Ему нужен успех. Он думает, что мне это важно. Но у меня-то все это было! С Митей. Понимаете? Мне это не нужно. — Ей необходимо было выговориться. — Я всегда была против того, что Сабир меняет привычный ему уклад. До меня он жил бесхитростно, но счастливо. У него был свой круг знакомых… Я не говорю, что не люблю его. Просто, чтобы вы знали, как мне трудно. Сейчас я хочу только одного: пусть мы будем вместе — сын, родители, Сабир…
«У Сабира Жанзакова по-другому!.. — подумал Денисов. — Прямо по тому фильму, о котором говорил бритоголовый… „Ты — мало кому известный боксер. Ты постоянно тренируешься. Не пропускаешь ни одного занятия. Каждое утро — кроссы, эспандер. И ринг. Ринг… И ты всегда один. Женщины тебя не интересуют. Но вот однажды ты знакомишься с девушкой. Спасаешь от рэкетиров и идешь ее провожать…“
Тереза объясняла долго и полно, Денисов думал про путь, которым шел герой Жанзакова.
«Она — студентка. Ты — работяга. Вы начинаете встречаться. Ходите в кино, сидите в кафе-мороженом. Она ничего не знает, кто ты. И вот она приглашает тебя к себе. Ты волнуешься, ты никогда не встречался с такой девушкой, как она. Дом, в котором она живет, необычный — холл, лифтер внизу… Тебе открывает ее отец, ты много раз видел его лицо в газетах. Кто он? Директор института? Министр? Генерал? „Дочь босса“. „А-а, милости просим. Дочь говорила о вас…“ — У него добрый отцовский голос. А в прихожей уже она и ее мама. Обе молодые, похожи друг на друга, обе улыбаются ему дружески, как заговорщицы…»
Денис прервал себя.
Тереза заканчивала разговор.
«Вечно юная сказка для романтических юношей из неполных семей…»
Резкий звонок дежурного мгновенно сбросил с него сон, поднял на ноги, кинул в руку телефонную трубку.
— Денис! — крикнул дежурный. — Идет телекс из Вильнюса. Там что-то страшное…
— Читай!
«За совершение особо опасного преступления с особой жестокостью в городе Вильнюсе…» Так… «Разыскиваются…» Тут все из нашей ориентировки. «Досымбетов Камал… Юнусов Эркабай… Сильвестров Андрей… Шаншевич Максим…» Постой, Денис! Жанзаков среди разыскиваемых не упоминается. Тебе слышно! Они не ищут Сабира Жанзакова!
Дежурный еще ни о чем не догадывался, а Денисов уже знал: произошла трагедия.
— «Материалы направлять… — Дежурный пытался проникнуть в непонятный ему пока тревожный смысл телеграммы — …Следователю по особо важным делам прокуратуры Литовской ССР Гедгаудасу…» Ты что-нибудь понял, Денис?
— Да. Заказывай Вильнюс! Срочно… Сабира Жанзакова убили!
За окном светало. Вдоль высоких пустых платформ с совками и метлами двигались уборщики. В электричке, отправляющейся первой, громко стучали компрессоры.
Из заключения судебно-медицинской экспертизы
«… На теле обнаружены множественные кровоподтеки в области головы, груди, спины, стенки живота, на руках и ногах, переломы ребер, костей носа и т.д. Всего минимум 119 повреждений. Смерть наступила от совокупности повреждений, поскольку вследствие повреждений развился травматический шок и отек мозга».
Из записей, обнаруженных в вещах Т. Нигматулина
Джидду Кришнамурти[2]:
«… Мастера дзен пинают и бьют своих учеников. Они выбрасывают их из окон домов. Иногда они прыгают на них. Надо всегда помнить: они не гневаются, это тоже часть их сочувствия. Они не гневаются вовсе, ведь если бы они гневались, все было бы утеряно. Как тогда можно преобразить другого? Ты тогда в одной лодке с ним, и вы вместе тонете. Нет, так нельзя помочь.
Гнев — тоже сочувствие, но это возможно только в Японии, ни в одной другой стране это невозможно. Нужна определенная традиция. Такая традиция существовала в течение почти тысячи лет. Поэтому, когда мастер дзен прыгает и бьет своих учеников, ученики понимают этот язык. Если я начну бить вас, вы не поймете, вы разозлитесь, вы сообщите в полицию. И это никому не поможет. Нет, вы не поймете.
В Японии это понимают. Когда мастер дзен бьет ученика, ученик принимает это с благодарностью. Вы, может быть, удивитесь, но с тех пор, как мастер изобьет ученика, он становится главным учеником…
Ученики дзен про себя мечтают о том дне, когда мастер изобьет их. Они ждут. Они молятся об этом. Они соперничают друг с другом…»