Она опустила руку в воду, нашла и потрогала его член, обхватив пальцами; он пульсировал у нее в ладони, а у Остина сквозь сжатые зубы вырвался свистящий звук от этого осторожного прикосновения. Он рукой раздвинул ей ноги и дразнил ее, обводя пальцем чувствительный бугорок, бутон ее женственности, пока Кэндис не простонала:
   — Остин… я хочу…
   — Да, детка, скажи мне, чего ты хочешь.
   Он накрыл ладонью ее руки, и они вместе ввели его твердый пенис в ее лоно.
   И тут Остин замер.
   Кэндис всхлипнула, и когда она услышала этот всхлип и поняла, что он вырвался из ее горла, то обхватила Остина за плечи и попыталась притянуть ближе к себе. Он воспротивился.
   — Скажи мне…
   Он и требовал, и умолял одновременно. Кэндис выговорила:
   — Я хочу почувствовать тебя в себе.

Глава 12

   Она хотела его…
   Это были самые чудесные слова, которые Остину довелось услышать в жизни.
   Он целовал Кэндис с обжигающей душу страстью, которая уничтожала все сомнения по поводу того, что правильно и что неправильно.
   Для Остина ничего неправильного уже просто не существовало. Он хотел Кэндис, был измучен ею и нуждался в ней с жаром, который удивлял его своей силой. Он хотел обладать ею. Сейчас.
   И быть может, навсегда.
   Вода ходила вокруг них ходуном, плескалась и бурлила, добавляя новые ощущения к их неистовым ласкам. Остин медлил, оттягивая высший пик наслаждения. Кэндис сжала ноги, стараясь привлечь Остина ближе к себе. Он нагнул голову и стал поочередно покусывать соски Кэндис — один, потом другой…
   — Остин…
   — Ты уверена?
   То был всего лишь стон, не более. Он даже не мог сообразить, поняла ли она его вопрос. Не знал, почему его задал, сомневаясь, что мог бы остановиться, даже если бы она этого захотела.
   —Да!
   Откинув голову, Кэндис посмотрела на Остина зелеными, затуманенными страстью глазами.
   — Возьми меня, прошу…
   Остин был больше не в силах сдерживаться. Он вошел в нее, и Кэндис принимала его — удар за ударом, поцелуй за поцелуем, пока они вместе поднимались к небесам. Остин жадно целовал ее шею, трогал губами соски, пробовал вкус ее кожи. Он не в состоянии был насытиться ею и понял, что экстаз близок — дольше он не выдержит.
   И вдруг спина Кэндис выгнулась, рот приоткрылся в безмолвном крике. Она закрыла глаза. Остин смотрел на нее, благоговея перед естественной прелестью ее высвобождения. Когда она вновь открыла глаза и взглянула на его напряженное, сосредоточенное лицо, ее удивление отозвалось в нем бурной вспышкой завершающих секунд.
   — Кэндис! — выдохнул он, входя в нее глубоко, как только мог. Ему показалось, что сила наслаждения разорвет его на части. Оно обрушилось на него лавиной. Как бы не утонуть — эта внезапно промелькнувшая в сознании мысль отрезвила его.
   Остин никогда не испытывал ничего похожего на этот удар молнии. Потом, позже, он не раз пытался разгадать, почему это было так — совсем особенно с этой женщиной.
   Когда его дыхание восстановилось, Остин отвел мокрые волосы с лица Кэндис и взял ее за подбородок, с хмурой озабоченностью глядя на ее пылающие щеки, распухшие от поцелуев губы и отрешенные от реальности глаза.
   — Ты… Я не причинил тебе боль?
   Ох черт, он же напрочь забыл о ребенке. Как он смел забыть? Ведь именно ребенок — главная причина того, что он здесь, в этом доме.
   Теперь Остин уже не был в этом уверен.
   — Нет, — прошептала она с удовлетворенным вздохом, потом высвободила подбородок из его ладони и положила голову ему на плечо. — Это было просто удивительно.
   Остин привлек Кэндис к себе, чувствуя, как теплеет в груди от нежности. Он погладил Кэндис по спине, помолчал и наконец дал волю любопытству:
   — Скажи, это было… То есть ты в первый раз…
   Черт побери, он ни в малейшей степени не страдал от избытка застенчивости, однако никак не мог найти подходящие слова, чтобы сказать то, что хотел. Он боялся смутить Кэнднс.
   — Увидела звезды? — услышал Остин ее приглушенный ответ, а потом и короткий смешок — перед тем как она лизнула его плечо и поцеловала в ямку на шее. Остин был до чрезвычайности рад, что вода его поддерживает, ибо все косточки у него размякли.
   А она продолжала курить ему фимиам и раздувать самомнение:
   — Трогала Луну? Летала на ракете в космос? Взорвалась?
   — Все сразу? — поддразнил ее Остин и взял в ладони ее лицо для долгого страстного поцелуя. Когда он открыл глаза, то увидел, что на краю бассейна позади Кэндис сидит Люси. — У нас посетитель, — пробормотал он и тотчас пожалел о своих словах, потому что Кэндис вся напряглась и широко раскрыла глаза.
   Испуганно дернувшись, она попыталась обернуться, однако Остин держал ее крепко.
   — Это всего лишь Люси, — сказал он.
   — Ах вот как. — Кэндис снова прильнула к нему, избегая его вопрошающего взгляда. — Мне… то есть нам стоило бы выйти из бассейна, прежде чем нас обнаружит миссис Мерриуэзер.
   «Миссис Мерриуэзер… или кто-нибудь еще», — подумал Остин и тут же выругал себя за подозрения. Несколько секунд назад он был уверен, что Кэндис не взволновало бы даже сообщение о появлении у бассейна самого папы римского.
   Реальный мир напомнил о себе, и Остин почувствовал себя подавленным. Впрочем, это было и глупо, и смешно: не могли же они оставаться в бассейне и заниматься любовью весь день. Кэндис, вероятно, замерхта.
   Он подцепил плававшие в воде пижамные брюки Кэндис и помог ей надеть их, снова возбудившись донельзя к тому времени, как дело было закончено. Не обращая внимания на это свое состояние, Остин сцепил руки Кэндис у себя на шее, оттолкнулся ногами от стенки и поплыл к лесенке.
   — Поднимайся.
   Он с трудом сглотнул, когда Кэндис выбиралась из бассейна и солнечные лучи, пробившиеся сквозь ветви деревьев, обозначили линии ее тела под мокрым шелком.
   Остин задержал взгляд на небольшой округлости се живота в надежде, что это его отвлечет, но ничего подобного не произошло. При мысли о своем ребенке в ней он возбудился не меньше, чем при воспоминании о том, как он сам вошел в нее.
   Кэндис обернулась и протянула руку, строго глядя только в лицо Остину, словно старалась убедить себя, что он вовсе не голый. Остин улыбнулся, заметив это решительное выражение, и, гадая о его причине, ухватился за перила, поднялся по лесенке и, ступив на землю, взял Кэндис за руку.
   — Кэндис, я… — начал он, но его прервал высокий, возбужденный голос, донесшийся с другого конца бассейна:
   — Миссис Вансдейл! Это ваш новый любовник? Или ок все время был им? Это настоящий отец вашего ребенка?
   Не веря своим ушам, оба обернулись посмотреть, кто посмел нарушить их уединение. Это оказался все тот же репортер из «Сакраменто стар», который охотился за Кэндис у клиники. Теперь папарацци уставился в видоискатель камеры.
   Щелчок и жужжание спуска побудили Остина к действию. Он толкнул оцепеневшую Кэндис себе за спину, но его собственная одежда, будь она проклята, находилась вне досягаемости, — Какого черта вы здесь делаете? Это частная собственность! — яростно проревел он. — Убирайтесь!
   Репортер, разумеется, сообразил, что Остин не может заполучить свои шмотки, не открыв его жадному взору дрожащую, полуобнаженную Кэндис. Он продолжал щелкать камерой.
   — Я тебя убью, ты, гнусный проныра! — пригрозил Остин.
   — Нет, мистер Хайд, отдайте его мне!
   По дорожке к ним бежала трусцой разгневанная, красная от злости миссис Мерриуэзер.
   Позади Остина Кэндис застонала и, обхватив его руками за талию, уткнулась ему в спину. Остин же просто разинул рот в изумлении при виде экономки, которая, приставив к плечу приклад духового ружья, целилась в репортера.
   — Долго я ждала случая добраться до этого стервятника! — С этими словами миссис Мерриуэзер открыла стрельбу безопасными для жизни, но причиняющими жгучую боль шариками, с поразительной быстротой перезаряжая ружье. — Пошел прочь! И не смей возвращаться, крыса!
   Репортер бросился удирать во все лопатки. Остин устремился к своим штанам и влез в них, но репортер уже скрылся за деревьями.
   Ошеломленные происшедшим, они стояли в молчании, когда услышали, как заработал мотор и взвизгнули шины. Остин вдруг развернулся и хотел бежать к своему пикапу, бросив через плечо:
   — Я его догоню.
   Кэндис успела схватить его за руку.
   — Слишком поздно.
   Остин глянул на побледневшее личико — ему очень не понравилась нотка обреченности в ее голосе.
   — Да будь все проклято…
   — Миссис Дейл права, мистер Хайд, Он удрал, и теперь все, что вы можете, — молить Бога, чтобы этот подонок уронил и разбил свою камеру.
   Остин от злости скрипнул зубами. У него все внутри переворачивалось при мысли о том, что репортер сделал снимки. Мало того, что сам он был совершенно голым, но и Кэндис выглядела соответственно в промокшей шелковой пижаме, которая мало что скрывала.
   — Вы можете подать на него в суд, если он опубликует снимки! — почти выкрикнул Остин, чувствуя себя из рук вон скверно при воспоминании о том, какими вопросами журналист забрасывал Кэндис.
   Искорка надежды на мгновение вспыхнула в ее глазах. Потом она вздохнула и покачала головой:
   — Я могла бы, но им на это наплевать. Это им же на руку. Все, что мы предпримем, будет только подливать масла в огонь.
   Миссис Мерриуэзер положила ружье, наклонилась и взяла на руки Люси. Как и они трое, зверюшка застыла на месте. Остин только теперь заметил, что бедное животное дрожит, без сомнения, напуганное всем этим шумом и суетой. Он знал, что Люси пугают даже громкие голоса, а выстрелы из ружья тем более.
   Экономка посмотрела на них как ни в чем не бывало.
   — Почему бы нам не пойти в дом и не позавтракать? Миссис Дейл, вы же знаете, что вас начнет тошнить, если вы ничего не съедите прямо сейчас.
   Шагая рядом с подавленной Кэндис, Остин пытался угадать, что думает экономка. Было бы вполне естественно с ее стороны задать вопрос, каким образом они оба оказались в бассейне — Остин совсем голый, а Кэндис в пижаме. Но она ни о чем не спросила. Его восхищение этой особой достигло наивысшего уровня.
   Он искоса поглядывал на Кэндис, от души желая хоть как-то ее утешить. Но пока не решался обратиться к ней. Винит ли она его в случившемся? А как же иначе! Ведь это он затеял всю заварушку, поддавшись желанию поплавать в бассейне, прежде чем спустит воду. И он не мог обижаться, если она рассердилась. Не полез бы он в воду, и Люси не стала бы его искать, а репортеру было бы нечего снимать.
   Однако Остин не раскаивался в том, что они с Кэндис отдались друг другу. Не мог раскаиваться, как ни старался.
   Надеялся, что и она не жалеет о происшедшем, хотя внешне это выглядело иначе.
* * *
   Кэндис нанесла маленький мазок клея на сиденье миниатюрного кресла-качалки и медленно сосчитала до тридцати, прежде чем прижать детали одну к другой. Она работала без перерыва уже два часа. Руки устали и начали побаливать, однако ей не хотелось бросать дело.
   Работа успокаивала, давала возможность серьезно подумать — это получалось лучше всего, когда Кэндис оставалась наедине с собой. Тарелка с нарезанными ломтиками апельсина стояла нетронутой на краю рабочего стола, но припрятанный пакетик шоколадного драже, который она держала на коленях, быстро уменьшался в объеме.
   Волосы Кэндис собрала в небрежный пучок на макушке и обыскала весь свой обширный гардероб, чтобы подобрать самое старое, самое мягкое и удобное одеяние. Наткнулась на поношенное шелковое кимоно на несколько размеров больше, чем надо.
   Приятная еда. Удобная одежда. Работа.
   Поскольку кимоно было ей очень велико, оно являло собой превосходное укрытие для крошечных шоколадных конфеток от бдительной и чрезмерно заботливой экономки. Кэндис положила в рот очередную конфетку, мысленно поблагодарив Остина за то, что он купил это лакомство и передал ей незаметно для миссис Мерриуэзер.
   Вспомнив о поспешной и ничем не привлекательной передаче контрабанды, Кэндис с досадой прикусила нижнюю губу. Прошла неделя с тех пор, как она вкусила райское наслаждение. Целая неделя после того, как репортер сделал снимки, но в газетах так и не появились вызывающие заголовки и фотографии, на которых она выбирается из бассейна в промокшей пижаме и в сопровождении голого Остина. И слава Богу, никаких его изображений во весь рост.
   Кэндис недоверчиво покачала головой. Ей бы радоваться, но, к сожалению, нечему. Не может быть, чтобы им так повезло. Репортер не разбил свою камеру, как ему вслед пожелала миссис Мерриуэзер. А если и разбил, то вполне мог бы опубликовать историю без картинок.
   Почему он этого не сделал? С каждым днем нервы у нее напрягались все сильнее, и она почти хотела, чтобы гроза наконец разразилась.
   Почти.
   Она потерла виски. Бедный Остин. Это ее вина, если его выставят на позор всему свету в голом виде на первой полосе газеты. Назовут его игрушкой богатой дамы, рабом для любви, как он пошутил на днях. Но на самом деле он вряд ли находил это таким уж забавным.
   Ее ошибка в том, что она пожелала ради одного эротического, отнимающего разум мгновения стать кем угодно, только не миссис Ховард Вансдейл, богатой вдовой, которая вздумала перехитрить самого Бога и обзавестись ребенком от своего мужа вопреки тому, что он погиб.
   Кэндис виновато вздрогнула при звуке еле слышных шагов миссис Мерриуэзер. Она быстро передвинула ноги под столом и зажала пакетик конфет, «тающих во рту, а не в руках», между колен.
   Экономка шлепнула на стол перед ней номер газеты. Кэндис глянула на него и отвернулась. Она не хотела видеть, не хотела знать.
   — Сегодня тоже ничего нет. — Миссис Мерриуэзер помолчала и добавила: — Но они звонили.
   Кэндис повернулась к ней, буквально в последнюю секунду вспомнив о конфетах. Сунула руки в колени и схватила пакетик, чтобы шоколадное драже не посыпалось на пол. В тревоге уставилась на угрюмое лицо миссис Мерриуэзер.
   — Чего они хотели?
   Как будто она не знала чего! Опубликовать миленькую скабрезную историю с картинками. Одну такую на миллион лет.
   — Он сказал, что воздержится от публикации снимков, если вы дадите ему эксклюзивное интервью.
   Экономка явно недоговаривала — Кэндис видела это по ее лицу.
   — Ну и далее?
   — Далее? Вы даете им интервью о вашем браке с мистером Ховардом и сообщаете истинную причину вашего желания иметь ребенка.
   С недоверчивым сухим смешком Кэндис проговорила:
   — Истинную причину? Значит, они признают, что все это время распространяли гнусную ложь? — И снова рассмеялась без малейшего намека на веселость. — После того как печатали обо мне разное вранье, они ждут от меня интервью?
   — Ну, понимаете…
   — Миссис Мерриуэзер! — прервала ее Кэндис, потрясенная тем, что экономка затеяла подобный разговор. — Вы прекрасно понимаете, что я на такое не соглашусь. И о чем, собственно, говорить? Что они хотят знать? Не было никаких физических оскорблений. — Она с трудом сглотнула. — Исключая единственную пощечину, которой тоже не было бы, если бы я не забыла, какие серьги надеть.
   Поняв, что она ляпнула, Кэндис со слезами на глазах крепко стиснула губы. Миссис Мерриуэзер сцепила руки перед собой и посмотрела хозяйке прямо в глаза.
   — Физически он оскорбил вас, вероятно, лишь однажды, о чем вы только что сказали, но вы ни в чем не были виноваты, — тихо и с нежностью в голосе произнесла экономка.
   Кэндис, охваченная волной жаркого стыда, молча кивнула.
   — Но мы обе знаем, что было много оскорблений нравственного порядка. — Миссис Мерриуэзер протянула руку и заправила прядку волос Кэндис за ухо, потом погладила ее по разгоряченной щеке. — Мистер Ховард был странным человеком, и у меня такое чувство, что он совершил много непоправимого.
   — Он… был не таким уж плохим. — Кэндис старалась говорить убежденно, на мгновение забыв, что экономка лучше ее знала, каким был Ховард, — лучше хотя бы потому, что в отличие от Кэндис не искала ему оправданий и не обвиняла вместо него себя.
   — Простите, миссис Дейл, но, может быть, пора с этим покончить. Может, рассказав этим болванам правду, вы почувствуете себя легче и спокойнее.
   Из-за слез, застилавших глаза, Кэндис видела доброе лицо миссис Мерриуэзер словно в тумане.
   — Предположим, я соглашусь. Но что скажет мой ребенок, когда он — или она — вырастет и прочитает эту историю?
   — Что подумает ваш ребенок, когда прочитает чепуху, которую они напечатают сейчас, и все гадости, которые будут продолжать печатать, если вы не поставите их на место?
   Вероятность подобного положения вещей вызвала у Кэндис отвращение, но она все еще колебалась. Разрывалась между желанием перестать воевать со средствами массовой информации и, возможно, избавить Остина от унижения и страхом, который охватывая ее при мысли о том, что постыдные подробности ее замужней жизни станут известны всем.
   — Они дадут мне время обдумать свое решение?
   Губы миссис Мерриуэзер вытянулись в тонкую твердую линию.
   — Дадут, когда я потолкую с ними.
   Она еще раз погладила Кэндис по щеке и повернулась к двери.
   Молодая женщина схватила ее за руку.
   — Подождите. Что я скажу им о… о случае в бассейне? Как мне это объяснить?
   Глаза экономки лукаво блеснули.
   — Нет нужды. Я уже все объяснила.
   Ошеломленная Кэндис пискнула:
   — Вы?
   — Да, я. Просто изложила им все как было.
   — Вы? — Кэндис моргнула, понимая, что повторяет, как попугай, одно и то же слово, но ничего не могла с собой поделать.
   Она не обмолвилась ни словечком о том, что тогда произошло в бассейне, а деликатная экономка ни о чем ее не спрашивала, но каким же образом…
   — Я им сказала, что у вас случился очередной приступ головокружения и вы упали в бассейн, а наш бравый мистер Хайд услышал плеск падения из своих комнат над гаражом. Он только что вышел из душа и сразу кинулся спасать вас.
   Кэндис слушала эту чушь и чувствовала, что может и впрямь упасть в обморок.
   — Вы… сказали им все это?
   Экономка кивнула без малейшего намека на смущение по поводу того, что излагает откровенную выдумку.
   — Мистер Хайд думал лишь о том, чтобы успеть вам на помощь, пока вы не утонули. Если бы он принялся натягивать брюки, могло быть слишком поздно, как вы понимаете.
   — Да… — прошептала Кэндис. Пораженная силой воображения миссис Мерриуэзер, она импульсивно потянулась к ней, чтобы обнять в знак благодарности.
   Забытые конфеты соскользнули с ее коленей и раскатились по ковру во все стороны.
   Широко раскрыв глаза, миссис Мерриуэзер уставилась на разноцветное шоколадное драже.
   — Вы ели «эм-энд-эмс»?!
   — Я могу объяснить…
   — Стыд вам и позор…
   Заикаясь от испуга, Кэндис произнесла:
   — Простите… Мне очень жаль…
   —…за то, что не поделились со мной, — со смехом закончила фразу миссис Мерриуэзер. — Я помогу вам их собрать, но предупреждаю: все, что я подниму, мое. И прошу вас не делать таких вот секретов от меня. Если бы я знала, что вы соскучились по шоколаду, я включила бы его в список своих покупок.
   В изумлении разинув рот, Кэндис наблюдала за тем, как миссис Мерриуэзер подобрала край передника и опустилась на колени. Она принялась подбирать «эм-энд-эмс», время от времени кладя разноцветные горошины себе в рот.
   Кэндис наконец опомнилась и присоединилась к ней.
   «Видел бы меня сейчас Ховард», — подумала она с усмешкой, спеша перехватить конфетку, прежде чем до нее дотянулась энергичная рука миссис Мерриуэзер.
   Ага! Получилось!
* * *
   — Готово, — объявил Остин экономке, которая стояла рядом с ним.
   После этих слов оба они некоторое время созерцали законченную детскую в нерушимом молчании.
   Остин нервничал. Что, если Кэндис не понравится? Что, если она с криком убежит из комнаты или, того хуже, расплачется? Что, если ей не понравится, но она побоится задеть его чувства?
   Миссис Мерриуэзер, казалось, прочитала его мысли.
   — Не думаю, что детская ей понравится.
   Остин пал духом, закусил губу. В конце концов миссис Мерриуэзер лучше знала Кэндис.
   — Она ее полюбит, — пояснила экономка.
   Остин готов был свернуть ей шею. Он все еще привыкал к новой для него миссис Мерриуэзер, обладавшей весьма оригинальным чувством юмора. Большую часть времени он ее просто обожал, но иногда, как вот теперь, охотно поколотил бы.
   — Это была сомнительная шуточка! — прорычал он, но не удержался от вопроса: — Почему вы так в этом уверены?
   Миссис Мерриуэзер бросила на него быстрый и весьма выразительный взгляд.
   — Потому что мистеру Ховарду она бы совершенно не понравилась.
   Ответ такой же ясный, как небо в беззвездную ночь. Остин сдался:
   — Вы не могли бы объяснить?
   — А почему бы вам не спросить миссис Дейл?
   Остин подавил вздох разочарования, от души пожалев, что не может довериться экономке. Но ведь они не настолько близки.
   — Я не думаю, что миссис Дейл нравится вести разговоры о ее покойном муже.
   Он прекрасно знал, что это так и есть.
   — Ей стоило бы к этому привыкнуть.
   Черт, эта женщина сводит его с ума.
   — Привыкнуть к чему? — спросил Остин сквозь стиснутые зубы.
   Он работал без передышки над оформлением детской, над бассейном и каждый день выполнял тысячу и одно поручение миссис Мерриуэзер. Постоянное недосыпание — вот самое мягкое определение его нынешнего состояния.
   Совершенно невозмутимая, экономка наклонилась, чтобы поднять комочек корпии с нового ковра винного цвета, и сунула его в карман фартука.
   — Привыкнуть к разговорам о своем замужестве. Когда она будет давать интервью газетчикам, ей волей-неволей придется их вести.
   — Интервью? — Остин вытаращил глаза. — Ведь она не хотела давать никаких интервью…
   Миссис Мерриуэзер кивнула:
   — Да, но как иначе добиться, чтобы вас не номинировали на разворот года для журнала «Плейгерл»?
   «Плейгерл»? Старая воительница знает, что такое «Плейгерл»? И тут до Остина дошел ошеломляющий смысл слов миссис Мерриуэзер. Он нахмурился:
   — Вы пытаетесь сказать, что она согласилась дать интервью, лишь бы они не опубликовали мое изображение с голой задницей?
   — Я ничего не пытаюсь сказать. Я это говорю. Так что забудьте о телефонных звонках от алчущих особ женского пола, если вы их ожидали.
   Остин пытался переварить услышанное. Упер руки в бока, сжал челюсти.
   — Я не допущу, чтобы она это сделала. В конце концов это я виноват, что все так случилось.
   — Как это?
   — Если бы я не отправился поплавать, Люси не побежала бы меня искать, Кэндис не погналась бы за Люси и не… — Он запнулся. — И не упала бы в бассейн.
   И они не занялись бы любовью. Остин мысленно погрозил себе кулаком. Не имеет значения, насколько дивно и невероятно было заниматься любовью с Кэндис, он не должен был идти на такой риск. Надо понимать, что репортер может сидеть в засаде. В случае с миссис Вансдейл нельзя исключать подобную возможность.
   Он просто не сообразил этого вовремя своими дурацкими мозгами.
   — Да, но только это не совсем правда, — проговорила миссис Мерриуэзер, отступая к двери.
   Остин, прищурившись, пристально посмотрел на нее. Экономка явно казалась слегка смущенной.
   — Что неправда? — спросил он.
   — Люси вовсе не искала вас. Видите ли, каждое утро я выпускаю ее поплавать в бассейне.
   Экономка скрылась за дверью прежде, чем последнее слово слетело с ее губ, и предоставила Остину возможность разглядывать пустое пространство.
   Когда он подумал о том, сколько часов сна потерял, мучаясь и казня себя, то чуть не взорвался. Люси вовсе не искала именно его, она просто отправилась поплавать с утра пораньше. Но выпускать-то хорюшку из клетки должен был он сам, и только он!
   И тут юмор, который, к сожалению, отсутствовал в последние две недели, после инцидента с репортером, вернулся к Остину.
   Виноватое выражение на лице у миссис Мерриуэзер — просто бесценный подарочек.
   Остин запрокинул голову, и накопившееся напряжение разрядилось взрывом такого хохота, что едва слышно задребезжали стекла в красивых эркерах детской комнаты.

Глава 13

   Услышав его искренний, заразительный смех, Кэндис остановилась на пороге своей спальни. Прижав руку к округлившемуся животу, глубоко вздохнула. Остин, смеющийся в детской. Ребенок, растущий в ней.
   Это сочетание вызвало запретные мысли, и Кэндис ничего не могла с ними поделать.
   Не в первый раз за последние две недели она испытывала желание, чтобы это был ребенок Остина.
   Почему бы ей не помечтать об этом? Он был бы чудесным отцом, таким веселым и любящим. Таким заботливым, умеющим многое дать. И хоть он не был отцом ребенка, много раз доказывал, что заботится о нем.
   Пока Кэндис не узнала Остина, она просто не верила, что мужчина может интересоваться чужим ребенком.
   Взять, к примеру, историю со старыми восточными коврами, которые Остин нашел на чердаке. Несколько часов подряд он выколачивал их бейсбольной битой, которую обнаружил там же. Потом с большим вкусом разложил их в доме, покрывая полы от стенки до стенки, объяснив, что малышу, когда он начнет ползать, хорошо бы опираться коленками на что-то мягкое.
   А их долгие ежевечерние прогулки в лесу, перед которыми Остин тщательно прочесывал местность, чтобы убедиться, что нигде не затаился любитель делать снимки? Он сообщил Кэндис, что такого рода упражнения полезны для здоровья будущего младенца. Во время прогулок они много разговаривали.