Страница:
С ним она чувствовала себя беспечной и счастливой, оберегаемой и защищенной, желанной и необходимой. Разве могла она не любить его? Если у Остина все еще были от нее тайны — возможно, он боялся, что она его оставит, — то Кэндис хотелось бы дать ему понять одно: ничто им сказанное не заставит ее разлюбить его.
Кэндис вздохнула, в который раз от души пожелав быть просто Кэндис, а не миссис Ховард Вансдейл. А больше всего она хотела бы никогда не выходить замуж за Ховарда, чтобы отцом ее первого ребенка оказался Остин. Невероятная фантазия, к тому же опасная, но Кэндис не могла не думать о том, какой простой, гармоничной была бы сейчас ее жизнь, если бы она встретила Остина, а не Ховарда в тот жаркий, утомительный июльский день в «Бургер барнс».
Если бы…
Кэндис закрыла глаза и представила себе дом с белыми рамами окон, обнесенный штакетником, детей и рыжую с белым колли. Усмехнулась, подумав, что могла бы вообразить нечто пооригинальнее.
— О чем ты задумалась?
Звуки низкого, глубокого голоса прогнали ее фантазии. Кэндис открыла глаза. Ее смех прозвучал немного неуверенно.
— Мои мысли не стоят того, чтобы их повторять вслух, — солгала она и сама удивилась, почему не может сказать правду. Испугалась, что он станет высмеивать ее? Или того, что Остин начнет извиваться, как рыба на крючке?
Это последнее предположение и побуждало ее молчать. Она не готова была узнать, что у Остина иные мысли об их отношениях, чем у нее, и потому произнесла первое, что пришло в голову:
— По правде говоря, я пыталась сообразить, почему ты так настаивал на моем переодевании.
Кэндис заправила под кепку выбившуюся от ветра прядь волос и снова опустила козырек на лоб, но так, чтобы яснее видеть лицо Остина.
— Тебя могут узнать. Разве ты этого хочешь?
— Но ведь ты не беспокоился об этом, когда мы уезжали, да и всю дорогу сюда тоже!
— Твое исчезновение должно было вызвать волнение, согласна? Они сбиты с толку и караулят за каждым углом, дожидаясь твоего возвращения.
Кэндис нечего было возразить против столь очевидной логики, и она замолчала. Остин, вероятно, был прав, как это ни печально. Оставалось лишь смириться с тем, что каникулы кончились.
За время восьмичасовой поездки они останавливались трижды, и каждый раз Остин не отставал от Кэндис ни на шаг. Он провожал ее в дамскую комнату и ждал у входа, пока она выйдет. Он начинал заполнять бензобак только после того, как Кэндис забиралась в автоприцеп, и, к ее возмущению, не позволил ей купить газету в открытом допоздна маленьком магазинчике.
— Нет! — отрезал он и потащил ее за собой с такой скоростью, что до автостоянки ей пришлось почти бежать.
— Остин! Что с тобой?
Кэндис вырвала руку и остановилась в самом центре площадки, отказываясь сделать еще хоть шаг, пока он не даст ей разумного объяснения. Он перешел все границы допустимого.
Остин повернулся к ней — лицо каменное, глаза без выражения.
— Если ты будешь читать во время движения, тебя начнет тошнить.
Кэндис покачала головой. Номер не пройдет. Нет, что-то было и в самом деле неладно, а Остин явно не хотел ей об этом говорить.
— Ты же видел, что я читала журнал по дороге, и не возражал.
— Тебе нужен журнал? Я пойду принесу.
Он сделал шаг в сторону магазинчика, но Кэндис схватила его за руку.
— Ты не хочешь, чтобы я увидела газету. — Остин молча смотрел на нее, и Кэндис поняла, что попала в точку. — Я не ошиблась? Ты знаешь что-то не известное мне и хочешь меня защитить.
Они стояли совсем рядом, и Кэндис заметила, как на щеке у него дрогнул мускул.
— Прошу тебя довериться мне, — сказал Остин, взяв ее лицо в ладони; взгляд его смягчился, а затем вспыхнул так, как вспыхивал для нее одной. — Я не хочу, чтобы тебе было больнее, чем прежде.
Кэндис взяла себя в руки и проявила неожиданную силу вместо былой покорности судьбе.
— Я не собираюсь сдаваться, Остин. Что бы меня ни ждало, поверь, я в состоянии с этим справиться. — Глядя Остину прямо в глаза, она взяла его руки в свои и отвела от лица. — Я пойду и куплю газету.
— Кэндис…
Она двинулась к магазинчику, борясь с искушением вернуться, забыть, позволить Остину защищать и оберегать себя. Но это говорила прежняя Кэндис. Новая Кэндис была сильной, она могла достойно встретить любой вызов, брошенный жизнью. Она была полна решимости доказать Остину, что не так слаба и беспомощна, как он думает.
Часом позже Кэндис свернула газету и отложила в сторону. К ее облегчению — и смущению, — в номере не обнаружилось ничего, что оправдывало бы внезапную подозрительность Остина.
— Может, передашь мне на время руль, а сам посмотришь газету? — спросила она, а когда Остин молча помотал головой, черт дернул ее за язык: — Или ты думаешь, что деликатное создание вроде меня не в состоянии управлять этим монстром?
Ее насмешка достигла цели.
Остин включил правую фару, отвел трейлер на обочину и спрыгнул из кабины на землю. Молча проклиная свой несуразный язык, Кэндис пересела на водительское место. Она никогда еще не управляла такой большой машиной. Пока Остин пристегивал ремень безопасности, она пригляделась к приборной доске. Вроде бы все знакомо, управление автоматическое. Ничего особо сложного нет.
С видом заправского водителя Кэндис выжала сцепление и проверила зеркала. Она так ловко влилась в общий поток транспорта, что даже улыбнулась сама себе. Просто прелесть что такое, решила она, наслаждаясь вождением. Уголком глаза она видела, что Остин, не обращая на нее внимания, просматривает газету.
— Ты не беспокоишься из-за того, что я за рулем? — спросила она.
— С чего бы это? — произнес он, пожав плечами и не отрываясь от газеты.
Не убежденная в его искренности, Кэндис намеренно вильнула.
Остин даже глазом не моргнул.
Прошло еще несколько минут, прежде чем Кэндис сдалась:
— Ладно, может, ты и не женофоб.
— Извинение принято. — Он наконец кинул на нее взгляд, полный иронии. — Но я полагаю, что пора притормозить.
— Почему?
— Потому что коп позади нас считает, что ты им пренебрегаешь.
Кэндис ахнула и посмотрела в боковое зеркало, потом ахнула еще раз, увидев мигающие вспышки света. Господи, и в самом деле полиция! Она устремила на Остина негодующий взор.
— Перестань хохотать. Не вижу ничего смешного!
Остин разразился новым приступом смеха.
Уже не обращая на него внимания, Кэндис остановилась, достала сумочку и выудила из нее водительские права. Стук в окно испугал ее. Увидев униформу, она поспешила опустить стекло.
— Привет, офицер! — поздоровалась она, с трудом изобразив улыбку.
Патрульный смотрел на нее с каменным лицом.
— Могу я взглянуть на ваши права, мэм?
Прищурив глаза, полицейский с подозрением вгляделся в Остина, который вытирал платком выступившие от смеха слезы.
— Разумеется.
Дав себе слово изувечить Остина, как только они останутся одни, Кэндис вручила патрульному права. Он пристально изучал их с минуту, потом достаточно долго смотрел на Кэндис, вызвав на ее щеках виноватый румянец.
— Я заметил, что вы виляете, мэм. Вы употребили спиртное?
Остин не то охнул, не то хохотнул. Кэндис на мгновение утратила дар речи и убийственным взглядом призвала его к молчанию. Потом произнесла с достоинством:
— Нет, я ничего подобного не пила.
— Прошу вас выйти из машины.
— Вы шутите? — Кэндис неестественно усмехнулась. — Уверяю вас, офицер, что я ничего спиртного в рот не брала. Я жду ребенка.
Патрульный указал ее водительским удостоверением на Остина.
— А как насчет вашего мужа, мэм? Пил ли он и вел ли при этом машину?
— Нет.
Кэндис прекрасно понимала ход мысли полицейского. Кто еще смог бы задыхаться от смеха при подобных обстоятельствах? Этот коп решил, что Остин — ее муж, и такое умозаключение тоже вполне логично. Они не просто выглядели как счастливая супружеская чета на отдыхе, она сама сию минуту призналась, что беременна. Можно представить, какой шок испытал бы полицейский, ляпни она: «Это вовсе не муж, а мой служащий и мой любовник».
— Видите ли, он не смотрел на меня, он как раз читал газету, вот я и…
Кэндис поперхнулась, сообразив, насколько нелепо звучит ее объяснение. Патрульный, видимо, тоже так считал. С замирающим сердцем она следила за тем, как тот открывает квитанционную книжку. Она ни разу в жизни не получала штрафных уведомлений!
— На первый раз я ограничиваюсь предупреждением, мэм.
Кэндис вздохнула с облегчением:
— О, благодарю вас, офицер!
— Но советую вам приберечь веселье и игры до тех пор, пока вы не окажетесь в безопасности и уединении у себя дома.
— И-игры?
У Кэндис отвисла челюсть. Остин едва сдержал очередной приступ смеха.
Патрульный вручил Кэндис письменное предупреждение и прикоснулся на прощание к фуражке.
— Осторожнее, мэм.
Кэндис сидела на месте как прикованная, лицо у нее пылало от смущения. Надо было отдать должное Остину: хохот утих и перешел в прерывистое хихиканье, перемежаемое легкими вздохами. Разумеется, он не был повинен в происшествии, но зачем надо было так веселиться?
— Иди сюда, женщина.
Он произнес эти слова до смешного медлительно, и досада Кэндис улетучилась как по волшебству. Губы ее сложились в невольную улыбку. Удержалась бы она от смеха, если бы на ее месте оказался Остин? Само собой, нет. Она тоже хохотала бы до слез.
Кэндис расстегнула ремень безопасности и обняла Остина, ответив на его страстный поцелуй, такой долгий, что обоим не хватило воздуха.
Остин смотрел теперь на нее без малейших следов веселости на лице, смотрел так серьезно, что у Кэндис екнуло сердце.
— Независимо от того, что с нами произойдет в дальнейшем, я хочу, чтобы ты запомнила эту минуту, ладно? И все другие, проведенные нами вместе.
— Остин…
Он положил палец ей на губы, потом коснулся их легким, нежным поцелуем, от которого Кэндис совершенно растаяла.
— Обещай, что будешь помнить, как нам было хорошо вдвоем.
Кэндис поняла, что он говорит не о физической близости, не о порывах страсти, но обо всем, что связало их душевно, сроднило. По спине у нее пробежал холодок, когда она глянула в глаза Остина — такие темные и печальные.
Она увидела в его глазах боль и сожаление, и это напугало ее больше, чем что-либо в жизни.
Кэндис предоставила Остину возможность вести машину весь остаток пути до Сакраменто. Инцидент с патрульным и последовавшая за этим сцена вселили в нее чувство неуверенности. Остин вдруг сделался необычайно серьезным, хотя за минуту до этого веселился вовсю, — столь резкая перемена настроения не только смутила, но и обеспокоила ее.
Более чем когда-либо Кэндис подозревала, что он скрывает от нее некую тайну. Она вздыхала, смотрела в окно и внезапно сообразила, что Остин свернул куда-то не туда.
— Разве мы едем не домой? — спросила она.
Было уже поздно, и миссис Мерриуэзер, конечно, стала бы волноваться.
— Нужно заехать в одно место, — коротко ответил Остин, не отрывая взгляда от дороги.
Немного задетая тем, что он не предупредил ее о своем намерении, Кэндис напомнила:
— Миссис Мерриуэзер ждет нас.
— Мы задержимся ненадолго.
Сумерки уже сгустились, когда Остин свернул в жилой квартат под немыслимым названием Джелли-Бин-Хилл. Аккуратные маленькие домики выстроились по обеим сторонам улиц. Здесь обитали люди среднего достатка; ребятишки играли где вздумается, собаки лаяли сколько им захочется, а лужайки подстригались каждую субботу.
Заинтригованная, Кэндис наклонилась и вытянула шею, когда Остин свернул на узкую подъездную дорожку и затормозил перед запертым гаражом. Свет пробивался сквозь занавески на окнах дома. Остин сидел неподвижно и барабанил пальцами по рулевому колесу до тех пор, пока у Кэндис не лопнуло терпение.
— Ты собираешься зайти в дом?
— Я хочу, чтобы ты вошла вместе со мной.
Он открыл дверцу и обошел машину, чтобы помочь Кэндис выйти, прежде чем та успела изъявить свое согласие или протест. С возраставшим с каждой секундой дурным предчувствием Кэндис пыталась заглянуть Остину в глаза, когда он вел ее по дорожке к входной двери.
— Остин, что…
Кэндис не успела договорить, так как дверь рывком распахнулась. К ее немалому изумлению, на пороге стоял доктор Круз. На Кэндис он глянул мельком. «Он меня не узнал», — подумала Кэндис, порадовавшись тому, насколько удачным оказалось ее переодевание.
— Выглядит ничего, но одета ужасно. А где миссис Вансдейл? Слушай, да ведь на этой девице твоя старая футболка!
— Джек, это же…
— И твоя любимая кепка! Что за несчастье, она безволосая? А она чистая? Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не подбирал хичхайкеров [8]!
— Джек…
Доктор пренебрежительным взглядом окинул Кэндис с ног до головы.
— Детка, займись чем-нибудь, пока мы с моим большим братом кое о чем потолкуем. Есть у нас некоторые проблемы.
Кэндис в недоумении переводила глаза с одного на другого. Остин Хайд с его густыми золотистыми волосами и прекрасным мускулистым телом — и Джек Круз, черноволосый, маленький, какой-то помятый, но всегда в широких брюках, в рубашке и при галстуке.
— Так вы братья? — с изумленным придыханием спросила она.
Джек мгновенно узнал ее голос и побелел:
— Миссис Вансдейл?
Остин пробормотал невнятное ругательство и ввел Кэндис в дом, вынудив Джека попятиться. Кэндис остановилась посреди гостиной, слишком ошеломленная, чтобы двигаться дальше. Остин и Джек — братья? Почему Остин не сказал ей об этом? Почему говорил, что они просто друзья? Может, поэтому он выглядел таким озабоченным? Думал, она рассердится на него за обман? Он упоминал о брате, но не о том, что это Джек!
— Что происходит? — задала она вопрос, уставившись на Остина.
— Джек — мой брат. Сводный. У нас одна отвратительная мать, но разные отвратительные отцы.
— Слушай, мой отец не был таким уж отвратительным, — запротестовал Джек. — По крайней мере он не занимался…
— Заткнись. Она уже узнала грязные подробности из жизни моего папаши.
Хотя бы это было правдой.
— Остин, почему ты не рассказал мне о докторе Джеке?
— На самом деле его лучше звать доктор Джекилл, — внес поправку Остин. — Полагаю, ты согласишься со мной, когда услышишь, что он сообщит тебе.
Кэндис медленно повернулась к Джеку, который выглядел так же скверно, как Остин. Те же полные страха глаза, стиснутые зубы. Да, между ними было определенное сходство, но это сходство пугало ее.
— Что вы должны сообщить мне, доктор Джек?
— Присядьте, миссис Вансдейл.
— Я вовсе не хочу сидеть. Со мной все в порядке.
— Черт тебя побери, Джек, просто расскажи ей, и покончим с этим!
Страдание в голосе Остина заставило Кэндис быстро повернуться к нему:
— Нет, Остин, если это плохие новости о моем ребенке, я хотела бы их услышать от тебя.
У него было целых пять дней, чтобы рассказать ей. Почему он этого не сделал?
Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, а о Джеке просто забыли.
— Остин?
До этой самой секунды Кэндис не до конца сознавала, насколько она полагалась на защиту Остина. Как верила ему, любила и боялась потерять.
Остин сунул руки в карманы и произнес неуверенным голосом:
— Ховард был… бесплоден.
— Что? — Кэндис сделала шаг назад, чтобы не упасть от внезапного головокружения. Нет, она явно ослышалась. — Что ты сказал?
Джек вскочил и подвел ее к креслу, Кэндис позволила себя усадить, она действительно почувствовала слабость. Когда Джек хотел отойти, она удержала его за руку.
— Он говорит правду?
Джек кивнул:
— Ховард обратился ко мне за полгода до своей смерти.
— За полгода…
Кэндис встряхнула головой, пытаясь осознать сказанное Остином и уловить смысл.
— Видите ли, он знал, что бесплоден. Стал таким после несчастного случая, происшедшего с ним за несколько лет до встречи с вами.
— Как же… то есть зачем же он обратился к вам?
Кэндис боялась, что догадывается зачем, но молила Бога, чтобы догадка оказалась ошибочной. Как мог Ховард поступить с ней подобным образом? Она увидела, что Остин застыл в неподвижности, и спросила себя, давно ли он знает. Он казался таким же потрясенным, как и она, но в этом не было смысла.
Джек выпрямился и отошел в сторонку, как бы опасаясь, что Кэндис взорвется. Помедлил с минуту и заговорил:
— Он передал мне список требований, предъявляемых к донору.
— Донору, — словно шелестящее эхо повторила Кэн дис. — Продолжайте.
— Он сделал это ради вас, потому что обещал вам ребенка и не хотел, чтобы об этом узнали в газетах и на телевидении. Я имею в виду его бесплодие, невозможность стать отцом. Мистер Вансдейл был уверен, что вы никогда не узнаете.
— Тогда почему… — начала Кэндис, но тотчас умолкла, сообразив, в чем дело.
Тест на установление отцовства. Джек не хотел, чтобы она узнала правду от посторонних людей. Как деликатно с его стороны. Если бы она могла забыть о его участии в обмане, то, наверное, была бы ему благодарна. Но как скверно, что Ховард не доверился ей, и не менее скверно, что Джек пошел на поводу у Ховарда.
И ужасную боль ей причинила мысль, что Остин, единственный, кроме них двоих, кто знал, ничего не сказал ей.
— Это еще не все.
— Не все?
Кэндис вскинула голову. Джек принялся мерить шагами комнату. Остин все еще не двигался с места. Только горящие напряжением глаза жили на лице, да чуть подергивался крохотный мускул возле рта. И от этого едва заметного движения Кэндис пробирало холодом больше, чем от неустанного хождения Джека взад-вперед.
— Донора, обладающего всеми качествами, перечисленными Ховардом, было почти невозможно найти. — Джек махнул рукой при воспоминании об этих поисках. — Он хотел умного, физически здорового блондина атлетического сложения, наделенного художественным талантом. — Джек перевел дух. — Немногие доноры соответствуют высоким требованиям мистера Вансдейла, честно признаюсь вам в этом.
Но Кэндис уже не слушала разглагольствований Джека по поводу нереальных требований Ховарда: она поняла, что он в точности описал человека, хорошо ей знакомого.
Человека, которого она любила и которому верила всем сердцем.
Остина Хайда.
Глава 20
Кэндис вздохнула, в который раз от души пожелав быть просто Кэндис, а не миссис Ховард Вансдейл. А больше всего она хотела бы никогда не выходить замуж за Ховарда, чтобы отцом ее первого ребенка оказался Остин. Невероятная фантазия, к тому же опасная, но Кэндис не могла не думать о том, какой простой, гармоничной была бы сейчас ее жизнь, если бы она встретила Остина, а не Ховарда в тот жаркий, утомительный июльский день в «Бургер барнс».
Если бы…
Кэндис закрыла глаза и представила себе дом с белыми рамами окон, обнесенный штакетником, детей и рыжую с белым колли. Усмехнулась, подумав, что могла бы вообразить нечто пооригинальнее.
— О чем ты задумалась?
Звуки низкого, глубокого голоса прогнали ее фантазии. Кэндис открыла глаза. Ее смех прозвучал немного неуверенно.
— Мои мысли не стоят того, чтобы их повторять вслух, — солгала она и сама удивилась, почему не может сказать правду. Испугалась, что он станет высмеивать ее? Или того, что Остин начнет извиваться, как рыба на крючке?
Это последнее предположение и побуждало ее молчать. Она не готова была узнать, что у Остина иные мысли об их отношениях, чем у нее, и потому произнесла первое, что пришло в голову:
— По правде говоря, я пыталась сообразить, почему ты так настаивал на моем переодевании.
Кэндис заправила под кепку выбившуюся от ветра прядь волос и снова опустила козырек на лоб, но так, чтобы яснее видеть лицо Остина.
— Тебя могут узнать. Разве ты этого хочешь?
— Но ведь ты не беспокоился об этом, когда мы уезжали, да и всю дорогу сюда тоже!
— Твое исчезновение должно было вызвать волнение, согласна? Они сбиты с толку и караулят за каждым углом, дожидаясь твоего возвращения.
Кэндис нечего было возразить против столь очевидной логики, и она замолчала. Остин, вероятно, был прав, как это ни печально. Оставалось лишь смириться с тем, что каникулы кончились.
За время восьмичасовой поездки они останавливались трижды, и каждый раз Остин не отставал от Кэндис ни на шаг. Он провожал ее в дамскую комнату и ждал у входа, пока она выйдет. Он начинал заполнять бензобак только после того, как Кэндис забиралась в автоприцеп, и, к ее возмущению, не позволил ей купить газету в открытом допоздна маленьком магазинчике.
— Нет! — отрезал он и потащил ее за собой с такой скоростью, что до автостоянки ей пришлось почти бежать.
— Остин! Что с тобой?
Кэндис вырвала руку и остановилась в самом центре площадки, отказываясь сделать еще хоть шаг, пока он не даст ей разумного объяснения. Он перешел все границы допустимого.
Остин повернулся к ней — лицо каменное, глаза без выражения.
— Если ты будешь читать во время движения, тебя начнет тошнить.
Кэндис покачала головой. Номер не пройдет. Нет, что-то было и в самом деле неладно, а Остин явно не хотел ей об этом говорить.
— Ты же видел, что я читала журнал по дороге, и не возражал.
— Тебе нужен журнал? Я пойду принесу.
Он сделал шаг в сторону магазинчика, но Кэндис схватила его за руку.
— Ты не хочешь, чтобы я увидела газету. — Остин молча смотрел на нее, и Кэндис поняла, что попала в точку. — Я не ошиблась? Ты знаешь что-то не известное мне и хочешь меня защитить.
Они стояли совсем рядом, и Кэндис заметила, как на щеке у него дрогнул мускул.
— Прошу тебя довериться мне, — сказал Остин, взяв ее лицо в ладони; взгляд его смягчился, а затем вспыхнул так, как вспыхивал для нее одной. — Я не хочу, чтобы тебе было больнее, чем прежде.
Кэндис взяла себя в руки и проявила неожиданную силу вместо былой покорности судьбе.
— Я не собираюсь сдаваться, Остин. Что бы меня ни ждало, поверь, я в состоянии с этим справиться. — Глядя Остину прямо в глаза, она взяла его руки в свои и отвела от лица. — Я пойду и куплю газету.
— Кэндис…
Она двинулась к магазинчику, борясь с искушением вернуться, забыть, позволить Остину защищать и оберегать себя. Но это говорила прежняя Кэндис. Новая Кэндис была сильной, она могла достойно встретить любой вызов, брошенный жизнью. Она была полна решимости доказать Остину, что не так слаба и беспомощна, как он думает.
Часом позже Кэндис свернула газету и отложила в сторону. К ее облегчению — и смущению, — в номере не обнаружилось ничего, что оправдывало бы внезапную подозрительность Остина.
— Может, передашь мне на время руль, а сам посмотришь газету? — спросила она, а когда Остин молча помотал головой, черт дернул ее за язык: — Или ты думаешь, что деликатное создание вроде меня не в состоянии управлять этим монстром?
Ее насмешка достигла цели.
Остин включил правую фару, отвел трейлер на обочину и спрыгнул из кабины на землю. Молча проклиная свой несуразный язык, Кэндис пересела на водительское место. Она никогда еще не управляла такой большой машиной. Пока Остин пристегивал ремень безопасности, она пригляделась к приборной доске. Вроде бы все знакомо, управление автоматическое. Ничего особо сложного нет.
С видом заправского водителя Кэндис выжала сцепление и проверила зеркала. Она так ловко влилась в общий поток транспорта, что даже улыбнулась сама себе. Просто прелесть что такое, решила она, наслаждаясь вождением. Уголком глаза она видела, что Остин, не обращая на нее внимания, просматривает газету.
— Ты не беспокоишься из-за того, что я за рулем? — спросила она.
— С чего бы это? — произнес он, пожав плечами и не отрываясь от газеты.
Не убежденная в его искренности, Кэндис намеренно вильнула.
Остин даже глазом не моргнул.
Прошло еще несколько минут, прежде чем Кэндис сдалась:
— Ладно, может, ты и не женофоб.
— Извинение принято. — Он наконец кинул на нее взгляд, полный иронии. — Но я полагаю, что пора притормозить.
— Почему?
— Потому что коп позади нас считает, что ты им пренебрегаешь.
Кэндис ахнула и посмотрела в боковое зеркало, потом ахнула еще раз, увидев мигающие вспышки света. Господи, и в самом деле полиция! Она устремила на Остина негодующий взор.
— Перестань хохотать. Не вижу ничего смешного!
Остин разразился новым приступом смеха.
Уже не обращая на него внимания, Кэндис остановилась, достала сумочку и выудила из нее водительские права. Стук в окно испугал ее. Увидев униформу, она поспешила опустить стекло.
— Привет, офицер! — поздоровалась она, с трудом изобразив улыбку.
Патрульный смотрел на нее с каменным лицом.
— Могу я взглянуть на ваши права, мэм?
Прищурив глаза, полицейский с подозрением вгляделся в Остина, который вытирал платком выступившие от смеха слезы.
— Разумеется.
Дав себе слово изувечить Остина, как только они останутся одни, Кэндис вручила патрульному права. Он пристально изучал их с минуту, потом достаточно долго смотрел на Кэндис, вызвав на ее щеках виноватый румянец.
— Я заметил, что вы виляете, мэм. Вы употребили спиртное?
Остин не то охнул, не то хохотнул. Кэндис на мгновение утратила дар речи и убийственным взглядом призвала его к молчанию. Потом произнесла с достоинством:
— Нет, я ничего подобного не пила.
— Прошу вас выйти из машины.
— Вы шутите? — Кэндис неестественно усмехнулась. — Уверяю вас, офицер, что я ничего спиртного в рот не брала. Я жду ребенка.
Патрульный указал ее водительским удостоверением на Остина.
— А как насчет вашего мужа, мэм? Пил ли он и вел ли при этом машину?
— Нет.
Кэндис прекрасно понимала ход мысли полицейского. Кто еще смог бы задыхаться от смеха при подобных обстоятельствах? Этот коп решил, что Остин — ее муж, и такое умозаключение тоже вполне логично. Они не просто выглядели как счастливая супружеская чета на отдыхе, она сама сию минуту призналась, что беременна. Можно представить, какой шок испытал бы полицейский, ляпни она: «Это вовсе не муж, а мой служащий и мой любовник».
— Видите ли, он не смотрел на меня, он как раз читал газету, вот я и…
Кэндис поперхнулась, сообразив, насколько нелепо звучит ее объяснение. Патрульный, видимо, тоже так считал. С замирающим сердцем она следила за тем, как тот открывает квитанционную книжку. Она ни разу в жизни не получала штрафных уведомлений!
— На первый раз я ограничиваюсь предупреждением, мэм.
Кэндис вздохнула с облегчением:
— О, благодарю вас, офицер!
— Но советую вам приберечь веселье и игры до тех пор, пока вы не окажетесь в безопасности и уединении у себя дома.
— И-игры?
У Кэндис отвисла челюсть. Остин едва сдержал очередной приступ смеха.
Патрульный вручил Кэндис письменное предупреждение и прикоснулся на прощание к фуражке.
— Осторожнее, мэм.
Кэндис сидела на месте как прикованная, лицо у нее пылало от смущения. Надо было отдать должное Остину: хохот утих и перешел в прерывистое хихиканье, перемежаемое легкими вздохами. Разумеется, он не был повинен в происшествии, но зачем надо было так веселиться?
— Иди сюда, женщина.
Он произнес эти слова до смешного медлительно, и досада Кэндис улетучилась как по волшебству. Губы ее сложились в невольную улыбку. Удержалась бы она от смеха, если бы на ее месте оказался Остин? Само собой, нет. Она тоже хохотала бы до слез.
Кэндис расстегнула ремень безопасности и обняла Остина, ответив на его страстный поцелуй, такой долгий, что обоим не хватило воздуха.
Остин смотрел теперь на нее без малейших следов веселости на лице, смотрел так серьезно, что у Кэндис екнуло сердце.
— Независимо от того, что с нами произойдет в дальнейшем, я хочу, чтобы ты запомнила эту минуту, ладно? И все другие, проведенные нами вместе.
— Остин…
Он положил палец ей на губы, потом коснулся их легким, нежным поцелуем, от которого Кэндис совершенно растаяла.
— Обещай, что будешь помнить, как нам было хорошо вдвоем.
Кэндис поняла, что он говорит не о физической близости, не о порывах страсти, но обо всем, что связало их душевно, сроднило. По спине у нее пробежал холодок, когда она глянула в глаза Остина — такие темные и печальные.
Она увидела в его глазах боль и сожаление, и это напугало ее больше, чем что-либо в жизни.
Кэндис предоставила Остину возможность вести машину весь остаток пути до Сакраменто. Инцидент с патрульным и последовавшая за этим сцена вселили в нее чувство неуверенности. Остин вдруг сделался необычайно серьезным, хотя за минуту до этого веселился вовсю, — столь резкая перемена настроения не только смутила, но и обеспокоила ее.
Более чем когда-либо Кэндис подозревала, что он скрывает от нее некую тайну. Она вздыхала, смотрела в окно и внезапно сообразила, что Остин свернул куда-то не туда.
— Разве мы едем не домой? — спросила она.
Было уже поздно, и миссис Мерриуэзер, конечно, стала бы волноваться.
— Нужно заехать в одно место, — коротко ответил Остин, не отрывая взгляда от дороги.
Немного задетая тем, что он не предупредил ее о своем намерении, Кэндис напомнила:
— Миссис Мерриуэзер ждет нас.
— Мы задержимся ненадолго.
Сумерки уже сгустились, когда Остин свернул в жилой квартат под немыслимым названием Джелли-Бин-Хилл. Аккуратные маленькие домики выстроились по обеим сторонам улиц. Здесь обитали люди среднего достатка; ребятишки играли где вздумается, собаки лаяли сколько им захочется, а лужайки подстригались каждую субботу.
Заинтригованная, Кэндис наклонилась и вытянула шею, когда Остин свернул на узкую подъездную дорожку и затормозил перед запертым гаражом. Свет пробивался сквозь занавески на окнах дома. Остин сидел неподвижно и барабанил пальцами по рулевому колесу до тех пор, пока у Кэндис не лопнуло терпение.
— Ты собираешься зайти в дом?
— Я хочу, чтобы ты вошла вместе со мной.
Он открыл дверцу и обошел машину, чтобы помочь Кэндис выйти, прежде чем та успела изъявить свое согласие или протест. С возраставшим с каждой секундой дурным предчувствием Кэндис пыталась заглянуть Остину в глаза, когда он вел ее по дорожке к входной двери.
— Остин, что…
Кэндис не успела договорить, так как дверь рывком распахнулась. К ее немалому изумлению, на пороге стоял доктор Круз. На Кэндис он глянул мельком. «Он меня не узнал», — подумала Кэндис, порадовавшись тому, насколько удачным оказалось ее переодевание.
— Выглядит ничего, но одета ужасно. А где миссис Вансдейл? Слушай, да ведь на этой девице твоя старая футболка!
— Джек, это же…
— И твоя любимая кепка! Что за несчастье, она безволосая? А она чистая? Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не подбирал хичхайкеров [8]!
— Джек…
Доктор пренебрежительным взглядом окинул Кэндис с ног до головы.
— Детка, займись чем-нибудь, пока мы с моим большим братом кое о чем потолкуем. Есть у нас некоторые проблемы.
Кэндис в недоумении переводила глаза с одного на другого. Остин Хайд с его густыми золотистыми волосами и прекрасным мускулистым телом — и Джек Круз, черноволосый, маленький, какой-то помятый, но всегда в широких брюках, в рубашке и при галстуке.
— Так вы братья? — с изумленным придыханием спросила она.
Джек мгновенно узнал ее голос и побелел:
— Миссис Вансдейл?
Остин пробормотал невнятное ругательство и ввел Кэндис в дом, вынудив Джека попятиться. Кэндис остановилась посреди гостиной, слишком ошеломленная, чтобы двигаться дальше. Остин и Джек — братья? Почему Остин не сказал ей об этом? Почему говорил, что они просто друзья? Может, поэтому он выглядел таким озабоченным? Думал, она рассердится на него за обман? Он упоминал о брате, но не о том, что это Джек!
— Что происходит? — задала она вопрос, уставившись на Остина.
— Джек — мой брат. Сводный. У нас одна отвратительная мать, но разные отвратительные отцы.
— Слушай, мой отец не был таким уж отвратительным, — запротестовал Джек. — По крайней мере он не занимался…
— Заткнись. Она уже узнала грязные подробности из жизни моего папаши.
Хотя бы это было правдой.
— Остин, почему ты не рассказал мне о докторе Джеке?
— На самом деле его лучше звать доктор Джекилл, — внес поправку Остин. — Полагаю, ты согласишься со мной, когда услышишь, что он сообщит тебе.
Кэндис медленно повернулась к Джеку, который выглядел так же скверно, как Остин. Те же полные страха глаза, стиснутые зубы. Да, между ними было определенное сходство, но это сходство пугало ее.
— Что вы должны сообщить мне, доктор Джек?
— Присядьте, миссис Вансдейл.
— Я вовсе не хочу сидеть. Со мной все в порядке.
— Черт тебя побери, Джек, просто расскажи ей, и покончим с этим!
Страдание в голосе Остина заставило Кэндис быстро повернуться к нему:
— Нет, Остин, если это плохие новости о моем ребенке, я хотела бы их услышать от тебя.
У него было целых пять дней, чтобы рассказать ей. Почему он этого не сделал?
Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, а о Джеке просто забыли.
— Остин?
До этой самой секунды Кэндис не до конца сознавала, насколько она полагалась на защиту Остина. Как верила ему, любила и боялась потерять.
Остин сунул руки в карманы и произнес неуверенным голосом:
— Ховард был… бесплоден.
— Что? — Кэндис сделала шаг назад, чтобы не упасть от внезапного головокружения. Нет, она явно ослышалась. — Что ты сказал?
Джек вскочил и подвел ее к креслу, Кэндис позволила себя усадить, она действительно почувствовала слабость. Когда Джек хотел отойти, она удержала его за руку.
— Он говорит правду?
Джек кивнул:
— Ховард обратился ко мне за полгода до своей смерти.
— За полгода…
Кэндис встряхнула головой, пытаясь осознать сказанное Остином и уловить смысл.
— Видите ли, он знал, что бесплоден. Стал таким после несчастного случая, происшедшего с ним за несколько лет до встречи с вами.
— Как же… то есть зачем же он обратился к вам?
Кэндис боялась, что догадывается зачем, но молила Бога, чтобы догадка оказалась ошибочной. Как мог Ховард поступить с ней подобным образом? Она увидела, что Остин застыл в неподвижности, и спросила себя, давно ли он знает. Он казался таким же потрясенным, как и она, но в этом не было смысла.
Джек выпрямился и отошел в сторонку, как бы опасаясь, что Кэндис взорвется. Помедлил с минуту и заговорил:
— Он передал мне список требований, предъявляемых к донору.
— Донору, — словно шелестящее эхо повторила Кэн дис. — Продолжайте.
— Он сделал это ради вас, потому что обещал вам ребенка и не хотел, чтобы об этом узнали в газетах и на телевидении. Я имею в виду его бесплодие, невозможность стать отцом. Мистер Вансдейл был уверен, что вы никогда не узнаете.
— Тогда почему… — начала Кэндис, но тотчас умолкла, сообразив, в чем дело.
Тест на установление отцовства. Джек не хотел, чтобы она узнала правду от посторонних людей. Как деликатно с его стороны. Если бы она могла забыть о его участии в обмане, то, наверное, была бы ему благодарна. Но как скверно, что Ховард не доверился ей, и не менее скверно, что Джек пошел на поводу у Ховарда.
И ужасную боль ей причинила мысль, что Остин, единственный, кроме них двоих, кто знал, ничего не сказал ей.
— Это еще не все.
— Не все?
Кэндис вскинула голову. Джек принялся мерить шагами комнату. Остин все еще не двигался с места. Только горящие напряжением глаза жили на лице, да чуть подергивался крохотный мускул возле рта. И от этого едва заметного движения Кэндис пробирало холодом больше, чем от неустанного хождения Джека взад-вперед.
— Донора, обладающего всеми качествами, перечисленными Ховардом, было почти невозможно найти. — Джек махнул рукой при воспоминании об этих поисках. — Он хотел умного, физически здорового блондина атлетического сложения, наделенного художественным талантом. — Джек перевел дух. — Немногие доноры соответствуют высоким требованиям мистера Вансдейла, честно признаюсь вам в этом.
Но Кэндис уже не слушала разглагольствований Джека по поводу нереальных требований Ховарда: она поняла, что он в точности описал человека, хорошо ей знакомого.
Человека, которого она любила и которому верила всем сердцем.
Остина Хайда.
Глава 20
«Надежда — хрупкая вещь, слабое дуновение, которое может вмиг улетучиться или воодушевить сердце», — думал Остин, глядя, как Кэндис раскачивается в кресле взад-вперед.
Надежда его таяла с каждой минутой.
— Джек, оставь нас одних.
Доктор прекратил вышагивать и с удивлением уставился на Остина.
— Но я еще не сказал ей…
— Исчезни, — изо всех сил стараясь сохранять хладнокровие, приказал Остин.
Он был на грани срыва, подобно шторму, который вот-вот разразится. Если Джек не остережется, он может захлебнуться в бурных волнах.
— Остин, так ты не хочешь, чтобы я сказал…
— Она знает.
— Но я не говорил ей…
— Я же сказал, она знает. А теперь исчезни!
До Джека наконец дошло. Широко раскрытыми глазами глянув на Кэндис, он поморщился и мгновенно улетучился.
Остин подошел к Кэндис и опустился перед ней на колени. Хотел дотронуться до нее, но не посмел. Она казалась такой хрупкой, что легко могла сломаться.
— Как ты? — только и спросил он как можно бережнее. — В порядке?
Коротенький хриплый смешок сорвался с ее губ.
— А почему бы и нет? Ведь я всего лишь узнала, что мой муж не доверял мне, что вместо того, чтобы сказать мне правду, он действовал у меня за спиной и заказал совершенного ребенка. Как и всегда, он не посчитался с моими чувствами.
Это было правдой, все до последнего слова, и Остину нечего было возразить.
— Как давно ты узнал?
Остин не был готов к этому вопросу. Он считал, что к такому невозможно подготовиться.
— Джек сообщил мне в тот день, когда мы с тобой впервые встретились возле клиники. — Помедлив, он продолжал: — Вначале я был потрясен, но, узнав тебя, забыл о своем возмущении и начал думать о ребенке, думать о нас. Кэндис крепко сцепила пальцы опущенных на колени рук, явно стараясь сдержать слезы. Остин потянулся к ней, но Кэндис предостерегающе покачала головой:
— Нет, не трогай меня. Так все это ложь? Твоя доброта и… — Она запнулась, но справилась с собой и заговорила снова: — Все что ты делал, ты делал ради ребенка, верно? Ты не хотел, чтобы ребенка растила женщина, похожая на твою мать, и старался удостовериться, что я соответствую твоим требованиям. Думаю, у вас с Ховардом много общего!
Остин вздрогнул. Это был удар ниже пояса, но удар, вполне им заслуженный. Нужно было вести себя честно и рассказать Кэндис все с самого начала.
Он не знал, что ответить.
— Занимаясь со мной любовью, вы проводили еще один опыт, мистер Хайд, не так ли? Хотели убедиться, что во мне есть пыл, несмотря на так называемую голубую кровь? — Голос ее понизился до шепота, но с тем же успехом она могла бы кричать. — Ну и как? Я прошла испытание?
Остин пошевелил языком в пересохшем рту, сглотнул и наконец смог заговорить:
— Если это считать испытанием, ты выдержала его с блеском. Но я занимался с тобой любовью, потому что хотел тебя. Потому что не мог отказаться от тебя. Это не имеет никакого отношения к ребенку. — Кэндис смотрела на него недоверчиво, и тогда он схватил ее за плечи и, обжигая взглядом, произнес: — Я люблю тебя. Разве ты не понимаешь?
Кэндис высвободилась на удивление сильным рывком.
— Нет, потому что не верю тебе. Как я могу? Ты мне лгал, обманывал меня, манипулировал мной. Право, Остин, не стоило доходить до таких крайностей.
Ну почему она не хочет выслушать его?
— Да, признаю, я обманывал тебя, чтобы завоевать твое доверие, но это было до того, как я узнал тебя по-настоящему. Очень скоро я понял, что увлекся тобой, а потом почувствовал, что это больше, чем увлечение. Я влюбился в тебя, Кэндис, и черт меня побери, если это как-то связано с ребенком. — Один взгляд на ее каменное лицо — и Остин понял, что Кэндис его не слушает. Он яростно запустил пятерню себе в волосы и встал. — Может, скажешь хоть что-нибудь? Объяснишь?
Кэндис вздрогнула, как от удара.
— Объяснить? Что? Почему я не доверяю тебе? Или что я тебе поверила? Нет, это ты, Остин, должен дать объяснение. Почему ты просто не признаешь, что тебе нужен ребенок, а не я?!
— Чего ты от меня требуешь? — спросил он, теряя терпение. — Я всего лишь художник, человек не твоего круга. — Он почти пожалел о вырвавшихся у него словах, увидев, как побледнела Кэндис, но не мог остановиться. — Одна из причин моего молчания в том, что я боялся потерять тебя. Завести интрижку с наемным работником — это одно дело, а разделить с ним будущее — совсем другое.
Кэндис встрепенулась. Бледность на лице сменилась ярким румянцем бурного возбуждения. Она вскочила.
— Кто из нас, по-твоему, настоящий сноб? Мне кажется, именно ты судишь о людях по тому, сколько у них денег!
Долго сдерживаемые слезы наконец пролились и потекли у нее по щекам. Остин молча следил за тем, как она идет к двери. Все еще облаченная в свой маскарадный костюм, она напоминала ему мальчишку-подростка. Господи, как он любил ее! Богатую или бедную, наряженную или в виде оборванца… Он должен, должен был убедить ее в своей любви, но она слишком потрясена и сообщением Джека, и его собственным явным обманом.
Возле двери Кэндис остановилась и сорвала с головы кепку, так что волосы золотым каскадом рассыпались по плечам. Несмотря на злость, она была ослепительно хороша.
— Деньги — не самое главное достояние человека, Остин. Главное — это любовь. Я усвоила этот урок дорогой ценой.
С этими словами Кэндис швырнула кепку в его сторону. Остин поймал ее. Как ему хотелось стереть с лица Кэндис выражение, полное мучительной боли!
— Я подожду в прицепе, — сказала она, — пока ты поговоришь со своим братом.
— Кэндис, я…
Дверь захлопнулась, оставив Остина в одиночестве. В душе у него был полный хаос.
Кэндис попросту ни о чем не думала — ни о публичном разоблачении, ни о скандале, ни о деньгах Вансдейлов. Она даже не поинтересовалась тем, как газетчики все это расписали.
Всю следующую неделю она старалась забыть Остина. Старалась, но не смогла. Все, на что она обращала свой взгляд, говорило о нем. Кусты живой изгороди, формой напоминавшие разных животных, восточные ковры, Тайни и ее щенята, собачья будка, кресло-качалка, отреставрирован-ное им для детской, и сама эта комната. В ней сконцентрировалась самая суть Остина.
Кэндис подумала, не стоит ли переделать детскую, чтобы прогнать мучительные воспоминания, но когда она смотрела на калейдоскоп красок, на уникальный декор, на изображения мишек на стенах, то понимала, что не хочет и не может изменить ни единой мелочи.
Остин Хайд ранил ее в самое сердце, но он остался здесь навсегда, и с этим уже ничего нельзя было поделать. Она не могла позволить себе уничтожить хотя бы один мазок его кисти.
Надежда его таяла с каждой минутой.
— Джек, оставь нас одних.
Доктор прекратил вышагивать и с удивлением уставился на Остина.
— Но я еще не сказал ей…
— Исчезни, — изо всех сил стараясь сохранять хладнокровие, приказал Остин.
Он был на грани срыва, подобно шторму, который вот-вот разразится. Если Джек не остережется, он может захлебнуться в бурных волнах.
— Остин, так ты не хочешь, чтобы я сказал…
— Она знает.
— Но я не говорил ей…
— Я же сказал, она знает. А теперь исчезни!
До Джека наконец дошло. Широко раскрытыми глазами глянув на Кэндис, он поморщился и мгновенно улетучился.
Остин подошел к Кэндис и опустился перед ней на колени. Хотел дотронуться до нее, но не посмел. Она казалась такой хрупкой, что легко могла сломаться.
— Как ты? — только и спросил он как можно бережнее. — В порядке?
Коротенький хриплый смешок сорвался с ее губ.
— А почему бы и нет? Ведь я всего лишь узнала, что мой муж не доверял мне, что вместо того, чтобы сказать мне правду, он действовал у меня за спиной и заказал совершенного ребенка. Как и всегда, он не посчитался с моими чувствами.
Это было правдой, все до последнего слова, и Остину нечего было возразить.
— Как давно ты узнал?
Остин не был готов к этому вопросу. Он считал, что к такому невозможно подготовиться.
— Джек сообщил мне в тот день, когда мы с тобой впервые встретились возле клиники. — Помедлив, он продолжал: — Вначале я был потрясен, но, узнав тебя, забыл о своем возмущении и начал думать о ребенке, думать о нас. Кэндис крепко сцепила пальцы опущенных на колени рук, явно стараясь сдержать слезы. Остин потянулся к ней, но Кэндис предостерегающе покачала головой:
— Нет, не трогай меня. Так все это ложь? Твоя доброта и… — Она запнулась, но справилась с собой и заговорила снова: — Все что ты делал, ты делал ради ребенка, верно? Ты не хотел, чтобы ребенка растила женщина, похожая на твою мать, и старался удостовериться, что я соответствую твоим требованиям. Думаю, у вас с Ховардом много общего!
Остин вздрогнул. Это был удар ниже пояса, но удар, вполне им заслуженный. Нужно было вести себя честно и рассказать Кэндис все с самого начала.
Он не знал, что ответить.
— Занимаясь со мной любовью, вы проводили еще один опыт, мистер Хайд, не так ли? Хотели убедиться, что во мне есть пыл, несмотря на так называемую голубую кровь? — Голос ее понизился до шепота, но с тем же успехом она могла бы кричать. — Ну и как? Я прошла испытание?
Остин пошевелил языком в пересохшем рту, сглотнул и наконец смог заговорить:
— Если это считать испытанием, ты выдержала его с блеском. Но я занимался с тобой любовью, потому что хотел тебя. Потому что не мог отказаться от тебя. Это не имеет никакого отношения к ребенку. — Кэндис смотрела на него недоверчиво, и тогда он схватил ее за плечи и, обжигая взглядом, произнес: — Я люблю тебя. Разве ты не понимаешь?
Кэндис высвободилась на удивление сильным рывком.
— Нет, потому что не верю тебе. Как я могу? Ты мне лгал, обманывал меня, манипулировал мной. Право, Остин, не стоило доходить до таких крайностей.
Ну почему она не хочет выслушать его?
— Да, признаю, я обманывал тебя, чтобы завоевать твое доверие, но это было до того, как я узнал тебя по-настоящему. Очень скоро я понял, что увлекся тобой, а потом почувствовал, что это больше, чем увлечение. Я влюбился в тебя, Кэндис, и черт меня побери, если это как-то связано с ребенком. — Один взгляд на ее каменное лицо — и Остин понял, что Кэндис его не слушает. Он яростно запустил пятерню себе в волосы и встал. — Может, скажешь хоть что-нибудь? Объяснишь?
Кэндис вздрогнула, как от удара.
— Объяснить? Что? Почему я не доверяю тебе? Или что я тебе поверила? Нет, это ты, Остин, должен дать объяснение. Почему ты просто не признаешь, что тебе нужен ребенок, а не я?!
— Чего ты от меня требуешь? — спросил он, теряя терпение. — Я всего лишь художник, человек не твоего круга. — Он почти пожалел о вырвавшихся у него словах, увидев, как побледнела Кэндис, но не мог остановиться. — Одна из причин моего молчания в том, что я боялся потерять тебя. Завести интрижку с наемным работником — это одно дело, а разделить с ним будущее — совсем другое.
Кэндис встрепенулась. Бледность на лице сменилась ярким румянцем бурного возбуждения. Она вскочила.
— Кто из нас, по-твоему, настоящий сноб? Мне кажется, именно ты судишь о людях по тому, сколько у них денег!
Долго сдерживаемые слезы наконец пролились и потекли у нее по щекам. Остин молча следил за тем, как она идет к двери. Все еще облаченная в свой маскарадный костюм, она напоминала ему мальчишку-подростка. Господи, как он любил ее! Богатую или бедную, наряженную или в виде оборванца… Он должен, должен был убедить ее в своей любви, но она слишком потрясена и сообщением Джека, и его собственным явным обманом.
Возле двери Кэндис остановилась и сорвала с головы кепку, так что волосы золотым каскадом рассыпались по плечам. Несмотря на злость, она была ослепительно хороша.
— Деньги — не самое главное достояние человека, Остин. Главное — это любовь. Я усвоила этот урок дорогой ценой.
С этими словами Кэндис швырнула кепку в его сторону. Остин поймал ее. Как ему хотелось стереть с лица Кэндис выражение, полное мучительной боли!
— Я подожду в прицепе, — сказала она, — пока ты поговоришь со своим братом.
— Кэндис, я…
Дверь захлопнулась, оставив Остина в одиночестве. В душе у него был полный хаос.
* * *
Разразился громкий скандал, и репортер, которому Кэндис обещала дать интервью, воспользовался этим на полную катушку и опубликовал сенсационную историю, дополненную фотографиями Кэндис и Остина у бассейна.Кэндис попросту ни о чем не думала — ни о публичном разоблачении, ни о скандале, ни о деньгах Вансдейлов. Она даже не поинтересовалась тем, как газетчики все это расписали.
Всю следующую неделю она старалась забыть Остина. Старалась, но не смогла. Все, на что она обращала свой взгляд, говорило о нем. Кусты живой изгороди, формой напоминавшие разных животных, восточные ковры, Тайни и ее щенята, собачья будка, кресло-качалка, отреставрирован-ное им для детской, и сама эта комната. В ней сконцентрировалась самая суть Остина.
Кэндис подумала, не стоит ли переделать детскую, чтобы прогнать мучительные воспоминания, но когда она смотрела на калейдоскоп красок, на уникальный декор, на изображения мишек на стенах, то понимала, что не хочет и не может изменить ни единой мелочи.
Остин Хайд ранил ее в самое сердце, но он остался здесь навсегда, и с этим уже ничего нельзя было поделать. Она не могла позволить себе уничтожить хотя бы один мазок его кисти.