Страница:
— Ну, мне приходилось заниматься некоторыми изысканиями.
— Это вы уже упоминали раньше. Зачем?
Был ли в ее голосе намек на подозрение? Нет, скорее всего это его фантазии. Надо постараться, чтобы ответ прозвучал как можно убедительнее.
О, разумеется! Джек.
— Видите ли, я иногда помогал Джеку, когда тот занимался на подготовительном медицинском курсе. С фотографиями, отчетными работами и прочими делами. Он собирался стать врачом.
— Меня это не удивляет. Мистер Круз очень умный человек и прекрасный специалист в различных областях медицины.
Ему ужасно захотелось снять поцелуем маленькую складочку у нее между бровей. Господи, как она хороша! Остин откашлялся и постарался повернуть мозги к недавнему предмету разговора. Что это было? А, как и почему он стал интересоваться проблемой беременности.
— Во всяком случае, я полагаю, что у меня многое застряло в голове. Например, вам полезно смеяться.
— Правда?
— Да. И нельзя волноваться. И надо есть самую разнообразную пищу. Думаю, нам с вами стоило бы сегодня вечером отведать пиццу. Я угощаю. В моем обиталище — то есть в вашем, если быть точным, — над гаражом.
Сердце у него колотилось очень сильно, пока он ждал ее ответа на свое смелое приглашение. Она просто мучила его, неторопливо облизывая губы.
— Миссис Мерриуэзер…
— Эта женщина никогда не спит? — шепотом спросил Остин, не сводя взгляда с ее губ. Им не нужна помада. Соблазнительные губы. Созданные для поцелуев. — Вы не можете улизнуть?
Только они вдвоем. Заговорщики. Какой же он грязный пес.
Ладно, черт побери, побуждения у него самые чистые. Он хотел поближе узнать мать своего ребенка и хотел, чтобы она была здоровой.
Кэндис выглядела очень взвинченной, но это неудивительно. Любой человек с ее проблемами испытывал бы стрессы. Он всего лишь хотел ей помочь. Что в этом плохого? Тогда почему он говорит шепотом и оглядывается на дверь?
— Ладно.
Остин широко раскрыл глаза.
— Вы согласны? Придете?
Она улыбнулась. Это была прекрасная, обаятельная улыбка, и сердце Остина растаяло. Чертов Джек.
— Почему же нет? Ведь я могу довериться вам, правда?
Какой отвратительный, гнусный пошляк…
— Мистер Хайд? — Нотка неуверенности прозвучала в ее голосе. — Могу я?..
— Конечно, разумеется. — Его собственная улыбка была вымученной и фальшивой. — Ведь я безопасен, не так ли?
Почти так же безопасен, как Джек со своими анализами.
Остин встал, надеясь, что выглядит не таким виноватым, каким себя чувствует.
— Пойду проверю кое-что, не помню, закрыл ли я воду под раковиной.
В ответ на ее удивленный взгляд он начал было объяснять, что чинил кран, но тут до их ушей донеслось разгневанное ворчание миссис Мерриуэзер. Голос ее звучал все громче по мере того, как она приближалась.
—…везде вода! Мне понадобится несколько часов, чтобы все убрать! Нечего сказать, мастер на все руки! Если он мастер, то я Синди Кроуфорд!
Кэндис в полном недоумении бросила взгляд на дверь.
— Что…
Остин шикнул на нее:
— Потом объясню. А сейчас мне лучше потихоньку смыться.
Мистер Хайд смотрел на ее губы.
Кэндис пригляделась к своему отражению в зеркале — может, он заметил какой-то дефект? Ховард никогда не критиковал ее губы — то была одна из немногих вещей, которые он не критиковал. Разве что советовал убедиться, что губная помада свежая и не размазывается.
Нет. Никаких мыслей о Ховарде. Не теперь.
Кэндис достала из коробки салфетку и стерла с губ помаду. Крепко сжала их и напомнила себе, что ее не касаются ничьи суждения ни о ее губах, ни о других частях тела. Важно только то, что думает она сама. Кроме того, помада привлечет внимание к губам, и если мистер Хайд найдет что-то неприятным…
Ее отражение в зеркале внезапно исказилось. Господи, что она делает? Собирается улизнуть из спальни, ждет, пока миссис Мерриуэзер поднимется к себе, гадает, что подумает мистер Хайд о ее губах. Ожидает новой встречи с ним.
Наемный работник.
Она не страдала снобизмом, этого никогда не было. Родилась в бедной семье, работала, чтобы содержать себя. Ховард же был снобом, и за годы брака она вынуждена была усвоить его взгляды. Это сказывалось до сих пор.
Но Ховард умер, и Кэндис напоминала себе, что его принципы так и не стали ее собственными. Теперь она могла думать по-своему, и ей это нравилось. Глядя в зеркало, она распрямила плечи и смягчила выражение губ. Вот так. Теперь она больше похожа на прежнюю Кэндис, такую, какой была до встречи с будущим мужем. До смерти матери. До того как осознала, что отчим ее ненавидит.
Мистер Хайд славный, смешливый и, кажется, вполне безопасный. Правда, он хорош собой, даже очень; его красота вызывает дрожь, и дрожь опасную. Он большой. Смуглый. Он похож на льва.
Но он не страшный. Нежный. Она была в этом уверена. Кэндис подозревала, что он почувствовал ее одиночество, но в этом тоже не было ничего опасного, ведь они поддерживают отношения на платоническом уровне — как с мистером Хайдом.
В напоминание себе она так и станет называть его: мистером Хайдом.
Довольная собственной рассудительностью, Кэндис разгладила несуществующую морщинку на белой шелковой блузке и натянула юбку скучного серого цвета. Нужно было бы пройтись по магазинам и купить одежду по собственному вкусу. Но она все еще терпеть не могла выходить из дому. Ее неизменно узнавали и преследовали. Может, заказать вещи по каталогу? Она нахмурилась. И приобрести такую же элегантную, унылую одежду, какую она носит сейчас?
Выключив свет в ванной на тот случай, если миссис Мерриуэзер надумает заглянуть, Кэндис тихонько подошла к дверям и вышла в слабо освещенный патио.
Она нервничала. И даже очень. Что, если она ошиблась в мистере Хайде? Надо бы позвонить Джеку и расспросить его. Можно было в конце концов довериться миссис Мерриуэзер, и тогда хотя бы один человек знал, где она находится. Она решилась на самый опрометчивый поступок в ее жизни и…
Хватит мучиться дурью! Кэндис остановилась у начала дорожки, ведущей к гаражу, и сделала глубокий вдох. Просто дружеское времяпрепровождение за пиццей. Ничего больше и ни к чему не обязывает. Они принадлежат к совершенно разным общественным кругам.
Нет. Это вообще ничего не значило и к тому же было неправдой. Мистер Хайд обладал множеством восхитительных качеств, но не в денежной сфере. У него чудесная улыбка, остроумный, причудливый и озорной характер. С этим человеком ей было тепло и весело, она чувствовала себя такой, как в юности.
И тем не менее мистер Хайд ей мало знаком. Ну и что? Они всего-навсего собираются вместе отведать пиццу, а не вступать в законный брак. Она вообще не намерена снова выходить замуж, так что и думать о подобных вещах незачем. Кэндис ласково погладила себя по животу. Ее ребенку не нужен злобный отчим.
Но ей вовсе не хотелось отказываться от радости общения, от обещания дружбы. К тому же Хайд сумел пару раз ее рассмешить. Гравий хрустнул у нее под ногами, когда Кэндис решилась двинуться вперед. Хайд говорил о десяти вечера; к этому времени миссис Мерриуэзер обычно уже целый час как мирно почивала. Судя по часам на руке у Кэндис, пришла пора.
Впереди виднелась лестница, ведущая в помещение над гаражом. Вверху на площадке горела лампочка. Ладони у Кэндис взмокли. «Дружба, дружба», — повторяла она, поднимаясь с одной деревянной ступеньки на другую.
У нее не было опыта подобных отношений. Ховард ревновал ее и весьма критически относился к тем немногим друзьям-мужчинам, которыми она пыталась обзавестись за время их брака.
Только не о Ховарде нынче вечером. Хватит. Все.
Кэндис закрыла глаза, глубоко вздохнула и негромко постучала в дверь. У миссис Мерриуэзер слух, как у ястреба, а звуки далеко разносятся в теплом неподвижном воздухе.
Мистер Хайд мгновенно распахнул дверь, явив Кэндис шапку золотых волос и сверкающие голубые глаза. Она и охнуть не успела, как он схватил ее за руку и втянул в комнату. Молодые люди остановились у стены возле двери, тела их почти соприкасались, теплое дыхание Хайда коснулось уха Кэндис, когда он спросил страшным шепотом:
— За вами гнались?
Крик замер в горле у Кэндис, тело стало вялым, как вареная макаронина, потом напряглось снова, едва она ощутила, что из-за внезапной слабости вынуждена опереться на Остина. А они и так стояли слишком близко друг к другу: Кэндис чувствовала в его дыхании запах мятной зубной пасты, а пряжка его ремня касалась ее живота.
Этот человек явный псих.
Не дыша, Кэндис дюйм за дюймом двигалась по стенке, пока не высвободилась. Она неуверенно хихикнула.
— Вы меня до чертиков напугали.
— А нам это ни к чему, верно? Тем более что вы пришли сюда расслабиться.
Однако усмешка его напоминала волчий оскал, а в глазах плясали бесенята. Волосы еще влажные после недавнего душа; одет он был в вылинявшую полосатую рубашку, расстегнутую почти до пояса низко спущенных джинсов.
И босиком.
Кэндис поспешно отвела взгляд от обнаженной груди Остина. Она старалась вообще не смотреть на него. Мистер Хайд явно нуждался в уроках хороших манер. Во всяком случае, обувь сама собой разумеется, если приглашаешь в гости женщину.
— Снимайте ваши туфли.
Кэндис вытаращила глаза.
— Что?!
Он небрежно оперся одной рукой о стену и, загадочно улыбаясь, повторил:
— Снимайте туфли. Распустите волосы. И по правде говоря, ничего страшного не случится, если вы расстегнете пару верхних пуговок на блузке.
Кэндис задохнулась от возмущения:
— Я прошу вас…
— Леди, вы ни о чем не должны меня просить. Только пальчиком шевельните — и я готов служить.
Его подчеркнуто протяжный выговор одновременно и пугал, и возбуждал Кэндис. Не стоило сюда приходить. Ее версия о дружелюбном, безопасном мистере Хайде — чепуха. Она крепко сжала ненакрашенные губы, стараясь не выдать свое беспокойство и досаду.
— Мне кажется, явившись сюда, я совершила ошибку. У вас обо мне сложилось неверное представление, мистер Хайд.
— Ничего подобного. — Он снова улыбался — доверительно, открыто. — Я просто хотел показать вам, как снять напряжение, расслабиться и чуть-чуть развлечься.
Кэндис попыталась сглотнуть, но горло у нее от волнения пересохло, а на глаза готовы были навернуться слезы — вдобавок к пережитому унижению. Как могла она составить себе о нем совершенно превратное суждение? Принять такого типа за возможного друга?
— Полагаю, ваши представления о развлечении в корне отличаются от моих.
— Никоим образом. На этот счет мы с вами мыслим одинаково. Только вы этого еще не знаете. Позвольте мне показать вам.
Его самонадеянность стала забавлять Кэндис. Не обращая внимания на ее возмущение, он потянулся к воротнику ее блузки, видимо, намереваясь расстегнуть его. Кэндис шлепнула наглеца по руке, потом нелепо рванулась к двери. Уйти было бы нелегко, поскольку на пути у нее возвышались все шесть футов его роста.
— Выпустите меня отсюда, варвар!
— Ни за что.
— И прекратите эту болтовню!
Резким жестом Кэндис отбросила со лба выбившуюся из прически прядь. Наплевать, что губы у нее тряслись и Хайд понимал, что она вот-вот разревется! Она ничего ему не должна, и пусть думает о ней что хочет. Завтра она первым делом велит миссис Мерриуэзер уволить его!
Он ласково обнял молодую женщину за плечи, без всяких усилий преодолевая ее сопротивление. Но Кэндис не испугалась… пока. Это было абсурдно, если учесть, что ее насильно удерживал крепкий загорелый мужчина, который, как утверждала миссис Мерриуэзер, с легкостью мог разорвать ее надвое.
Воспоминание о словах экономки должно было напугать Кэндис, но и этого не произошло. Инстинкт подсказывал ей, что она в безопасности. Инстинкт или полнейшая глупость, как знать, но что-то в улыбчивых губах или темно-голубых мерцающих глазах наповал убивало страх, который она должна была испытывать.
— Миссис Дейл, расслабьтесь.
Ну, это просто прелесть — он вел себя с ней бесцеремонно, а вместе с тем обращался к ней почтительно.
— Как? — огрызнулась она, испепеляя Остина взглядом.
Сердито подула на все ту же непокорную прядку волос, которая ее раздражала: хотелось ее убрать, чтобы этот «мастер на все руки» не счел свою заложницу неаккуратной.
Господи Боже, что за мысль? Вот уж о чем не стоит беспокоиться! К тому же мистеру Хайду нет дела до того, растрепаны ли у нее волосы, смазана губная помада или еще что-нибудь не в порядке. Это ему вовсе ни к чему.
— Именно этому я и стараюсь научить вас сейчас, — ответил Хайд с улыбкой.
Запоздалое раскаяние осенило Кэндис. Как можно было быть такой тупой? Все, что она должна была сделать, — посмотреть ему в глаза, вглядеться как следует в их ласковый, веселый свет. В них не было ни следа безумия, ни самоуверенности, ни вожделения, а только милое, доброжелательное человеческое чувство. И, как ни странно, понимание.
Сопротивление улетучилось из Кэндис, как струя воздуха из воздушного шара. Она склонилась к Остину и положила голову ему на плечо. Ей неловко было смотреть на него после своей дурацкой демонстрации.
— Простите… Я плохо подумала о вас.
Грудь Остина легонько дрогнула, и Кэндис поняла, что он сдерживает смех. Щеки у нее вспыхнули, но она не рассердилась. Она заслуживала, чтобы над ней смеялись.
— Я и говорю, что вы, о женщина, весьма скованное существо, — мягко поддразнил он. — Хорошо, что я здесь и могу дать вам несколько уроков.
— Ладно, — медленно произнесла она, радуясь твердой опоре, которую нашла в его плече.
От Хайда исходил запах чистого, здорового мужского тела. И еще от него чуть-чуть пахло красками, но это не было неприятным. Кэндис хотела было отстраниться, но в эту минуту Остин коснулся рукой ее волос. Она притихла, то ли удивляясь, то ли страшась чего-то.
Или в надежде?
Через несколько секунд он дотронулся до ее затылка, а потом щелкнула и расстегнулась заколка. Волосы рассыпались по плечам. Она редко носила их распущенными. Хо-вард…
Голос мистера Хайда прозвучал чуть грубовато:
— Вот так лучше. Ну а как насчет туфель?
Кэндис тряхнула волосами. Было непривычно, но приятно. Остин взял ее за руку и подвел к стулу; Кэндис не противилась, хотя теперь он должен был увидеть ее ноги. Чего доброго, станет подшучивать, ведь у нее такие уродливые…
— У вас красивые ножки. Элегантные, стройные и… сексапильные.
Сексапильные? Кэндис в шоке открыла рот.
— Я… у меня ноги чересчур большие, некрасивые и…
— Чепуха! Они прекрасны. — Как бы в доказательство своей правоты Остин поднял ногу Кэндис вверх и принялся любоваться ею со всех сторон. — Взгляните на этот изгиб. Высокий подъем — признак благородства/Длинные, изящные пальцы. Гладкие пятки. Я пришел от ваших ног в восторг, когда впервые увидел вас.
В тот день, когда он впервые увидел ее возле клиники… Верно, она тогда надела сандалии, соответствующие смелому фасону платья, купленного ею очень давно. Ховард запретил ей носить это платье. Кэндис облачилась в него в тот день, чтобы, с одной стороны, ознаменовать решительный шаг к независимости, а с другой — изменить привычный консервативный облик, скрыться от назойливых репортеров.
— Вообще-то я тогда сначала обратил внимание на ваши ноги.
— Да что вы? — пискнула Кэндис, пытаясь высвободить свою конечность.
Остин держал ногу крепко. На подъеме под большим пальцем его руки бился пульс, кожа была горячей. Отпустив в конце концов ногу своей гостьи, он встал, отнес туфли Кэндис к самой двери, аккуратно поставил их там и вернулся. Опустился возле стула на колени. Кэндис затаила дыхание. Он что-то говорил насчет пуговиц, но не посмеет же он…
Посмел. Расстегнул одну, вторую — с таким выражением, с каким раздевал бы ребенка. Кэндис была потрясена собственным разочарованием и проклинала себя за бесстыдные мысли. Она его нанимательница, а теперь у них завязывается нечто вроде дружбы. Друзья, и не более.
Кэндис обдало жаром, когда костяшки его пальцев коснулись ее груди.
Случайность. Чистая и вполне невинная случайность, она была в этом уверена, пусть даже незнакомое ощущение тепла растеклось по животу и бедрам.
Она была в панике по поводу собственной реакции, а Остин тем временем, слегка откинувшись назад, снова застегнул третью пуговку со словами:
— Двух вполне достаточно.
Он присел на корточки и наконец-то посмотрел ей прямо в глаза. Поддразнивающее выражение его взгляда сменилось совершенно иным, которое Кэндис не смогла бы определить. Между тем она испытывала пламенное желание как можно лучше и полнее узнать мистера Хайда.
— Вот теперь вы выглядите так, как и должна выглядеть будущая мать.
Кэндис удивленно моргнула. Она не была уверена, что именно ожидала услышать от него, но, уж во всяком случае, не это. И любопытство продиктовало ей такой вопрос:
— А как я выглядела раньше?
Он смерил ее взглядом — все таким же непроницаемым и серьезным. И ответил тихо:
— Как моя мать.
Глава 6
— Это вы уже упоминали раньше. Зачем?
Был ли в ее голосе намек на подозрение? Нет, скорее всего это его фантазии. Надо постараться, чтобы ответ прозвучал как можно убедительнее.
О, разумеется! Джек.
— Видите ли, я иногда помогал Джеку, когда тот занимался на подготовительном медицинском курсе. С фотографиями, отчетными работами и прочими делами. Он собирался стать врачом.
— Меня это не удивляет. Мистер Круз очень умный человек и прекрасный специалист в различных областях медицины.
Ему ужасно захотелось снять поцелуем маленькую складочку у нее между бровей. Господи, как она хороша! Остин откашлялся и постарался повернуть мозги к недавнему предмету разговора. Что это было? А, как и почему он стал интересоваться проблемой беременности.
— Во всяком случае, я полагаю, что у меня многое застряло в голове. Например, вам полезно смеяться.
— Правда?
— Да. И нельзя волноваться. И надо есть самую разнообразную пищу. Думаю, нам с вами стоило бы сегодня вечером отведать пиццу. Я угощаю. В моем обиталище — то есть в вашем, если быть точным, — над гаражом.
Сердце у него колотилось очень сильно, пока он ждал ее ответа на свое смелое приглашение. Она просто мучила его, неторопливо облизывая губы.
— Миссис Мерриуэзер…
— Эта женщина никогда не спит? — шепотом спросил Остин, не сводя взгляда с ее губ. Им не нужна помада. Соблазнительные губы. Созданные для поцелуев. — Вы не можете улизнуть?
Только они вдвоем. Заговорщики. Какой же он грязный пес.
Ладно, черт побери, побуждения у него самые чистые. Он хотел поближе узнать мать своего ребенка и хотел, чтобы она была здоровой.
Кэндис выглядела очень взвинченной, но это неудивительно. Любой человек с ее проблемами испытывал бы стрессы. Он всего лишь хотел ей помочь. Что в этом плохого? Тогда почему он говорит шепотом и оглядывается на дверь?
— Ладно.
Остин широко раскрыл глаза.
— Вы согласны? Придете?
Она улыбнулась. Это была прекрасная, обаятельная улыбка, и сердце Остина растаяло. Чертов Джек.
— Почему же нет? Ведь я могу довериться вам, правда?
Какой отвратительный, гнусный пошляк…
— Мистер Хайд? — Нотка неуверенности прозвучала в ее голосе. — Могу я?..
— Конечно, разумеется. — Его собственная улыбка была вымученной и фальшивой. — Ведь я безопасен, не так ли?
Почти так же безопасен, как Джек со своими анализами.
Остин встал, надеясь, что выглядит не таким виноватым, каким себя чувствует.
— Пойду проверю кое-что, не помню, закрыл ли я воду под раковиной.
В ответ на ее удивленный взгляд он начал было объяснять, что чинил кран, но тут до их ушей донеслось разгневанное ворчание миссис Мерриуэзер. Голос ее звучал все громче по мере того, как она приближалась.
—…везде вода! Мне понадобится несколько часов, чтобы все убрать! Нечего сказать, мастер на все руки! Если он мастер, то я Синди Кроуфорд!
Кэндис в полном недоумении бросила взгляд на дверь.
— Что…
Остин шикнул на нее:
— Потом объясню. А сейчас мне лучше потихоньку смыться.
* * *
Рука Кэндис дрожала, пока она накладывала на губы тонкий слой помады.Мистер Хайд смотрел на ее губы.
Кэндис пригляделась к своему отражению в зеркале — может, он заметил какой-то дефект? Ховард никогда не критиковал ее губы — то была одна из немногих вещей, которые он не критиковал. Разве что советовал убедиться, что губная помада свежая и не размазывается.
Нет. Никаких мыслей о Ховарде. Не теперь.
Кэндис достала из коробки салфетку и стерла с губ помаду. Крепко сжала их и напомнила себе, что ее не касаются ничьи суждения ни о ее губах, ни о других частях тела. Важно только то, что думает она сама. Кроме того, помада привлечет внимание к губам, и если мистер Хайд найдет что-то неприятным…
Ее отражение в зеркале внезапно исказилось. Господи, что она делает? Собирается улизнуть из спальни, ждет, пока миссис Мерриуэзер поднимется к себе, гадает, что подумает мистер Хайд о ее губах. Ожидает новой встречи с ним.
Наемный работник.
Она не страдала снобизмом, этого никогда не было. Родилась в бедной семье, работала, чтобы содержать себя. Ховард же был снобом, и за годы брака она вынуждена была усвоить его взгляды. Это сказывалось до сих пор.
Но Ховард умер, и Кэндис напоминала себе, что его принципы так и не стали ее собственными. Теперь она могла думать по-своему, и ей это нравилось. Глядя в зеркало, она распрямила плечи и смягчила выражение губ. Вот так. Теперь она больше похожа на прежнюю Кэндис, такую, какой была до встречи с будущим мужем. До смерти матери. До того как осознала, что отчим ее ненавидит.
Мистер Хайд славный, смешливый и, кажется, вполне безопасный. Правда, он хорош собой, даже очень; его красота вызывает дрожь, и дрожь опасную. Он большой. Смуглый. Он похож на льва.
Но он не страшный. Нежный. Она была в этом уверена. Кэндис подозревала, что он почувствовал ее одиночество, но в этом тоже не было ничего опасного, ведь они поддерживают отношения на платоническом уровне — как с мистером Хайдом.
В напоминание себе она так и станет называть его: мистером Хайдом.
Довольная собственной рассудительностью, Кэндис разгладила несуществующую морщинку на белой шелковой блузке и натянула юбку скучного серого цвета. Нужно было бы пройтись по магазинам и купить одежду по собственному вкусу. Но она все еще терпеть не могла выходить из дому. Ее неизменно узнавали и преследовали. Может, заказать вещи по каталогу? Она нахмурилась. И приобрести такую же элегантную, унылую одежду, какую она носит сейчас?
Выключив свет в ванной на тот случай, если миссис Мерриуэзер надумает заглянуть, Кэндис тихонько подошла к дверям и вышла в слабо освещенный патио.
Она нервничала. И даже очень. Что, если она ошиблась в мистере Хайде? Надо бы позвонить Джеку и расспросить его. Можно было в конце концов довериться миссис Мерриуэзер, и тогда хотя бы один человек знал, где она находится. Она решилась на самый опрометчивый поступок в ее жизни и…
Хватит мучиться дурью! Кэндис остановилась у начала дорожки, ведущей к гаражу, и сделала глубокий вдох. Просто дружеское времяпрепровождение за пиццей. Ничего больше и ни к чему не обязывает. Они принадлежат к совершенно разным общественным кругам.
Нет. Это вообще ничего не значило и к тому же было неправдой. Мистер Хайд обладал множеством восхитительных качеств, но не в денежной сфере. У него чудесная улыбка, остроумный, причудливый и озорной характер. С этим человеком ей было тепло и весело, она чувствовала себя такой, как в юности.
И тем не менее мистер Хайд ей мало знаком. Ну и что? Они всего-навсего собираются вместе отведать пиццу, а не вступать в законный брак. Она вообще не намерена снова выходить замуж, так что и думать о подобных вещах незачем. Кэндис ласково погладила себя по животу. Ее ребенку не нужен злобный отчим.
Но ей вовсе не хотелось отказываться от радости общения, от обещания дружбы. К тому же Хайд сумел пару раз ее рассмешить. Гравий хрустнул у нее под ногами, когда Кэндис решилась двинуться вперед. Хайд говорил о десяти вечера; к этому времени миссис Мерриуэзер обычно уже целый час как мирно почивала. Судя по часам на руке у Кэндис, пришла пора.
Впереди виднелась лестница, ведущая в помещение над гаражом. Вверху на площадке горела лампочка. Ладони у Кэндис взмокли. «Дружба, дружба», — повторяла она, поднимаясь с одной деревянной ступеньки на другую.
У нее не было опыта подобных отношений. Ховард ревновал ее и весьма критически относился к тем немногим друзьям-мужчинам, которыми она пыталась обзавестись за время их брака.
Только не о Ховарде нынче вечером. Хватит. Все.
Кэндис закрыла глаза, глубоко вздохнула и негромко постучала в дверь. У миссис Мерриуэзер слух, как у ястреба, а звуки далеко разносятся в теплом неподвижном воздухе.
Мистер Хайд мгновенно распахнул дверь, явив Кэндис шапку золотых волос и сверкающие голубые глаза. Она и охнуть не успела, как он схватил ее за руку и втянул в комнату. Молодые люди остановились у стены возле двери, тела их почти соприкасались, теплое дыхание Хайда коснулось уха Кэндис, когда он спросил страшным шепотом:
— За вами гнались?
Крик замер в горле у Кэндис, тело стало вялым, как вареная макаронина, потом напряглось снова, едва она ощутила, что из-за внезапной слабости вынуждена опереться на Остина. А они и так стояли слишком близко друг к другу: Кэндис чувствовала в его дыхании запах мятной зубной пасты, а пряжка его ремня касалась ее живота.
Этот человек явный псих.
Не дыша, Кэндис дюйм за дюймом двигалась по стенке, пока не высвободилась. Она неуверенно хихикнула.
— Вы меня до чертиков напугали.
— А нам это ни к чему, верно? Тем более что вы пришли сюда расслабиться.
Однако усмешка его напоминала волчий оскал, а в глазах плясали бесенята. Волосы еще влажные после недавнего душа; одет он был в вылинявшую полосатую рубашку, расстегнутую почти до пояса низко спущенных джинсов.
И босиком.
Кэндис поспешно отвела взгляд от обнаженной груди Остина. Она старалась вообще не смотреть на него. Мистер Хайд явно нуждался в уроках хороших манер. Во всяком случае, обувь сама собой разумеется, если приглашаешь в гости женщину.
— Снимайте ваши туфли.
Кэндис вытаращила глаза.
— Что?!
Он небрежно оперся одной рукой о стену и, загадочно улыбаясь, повторил:
— Снимайте туфли. Распустите волосы. И по правде говоря, ничего страшного не случится, если вы расстегнете пару верхних пуговок на блузке.
Кэндис задохнулась от возмущения:
— Я прошу вас…
— Леди, вы ни о чем не должны меня просить. Только пальчиком шевельните — и я готов служить.
Его подчеркнуто протяжный выговор одновременно и пугал, и возбуждал Кэндис. Не стоило сюда приходить. Ее версия о дружелюбном, безопасном мистере Хайде — чепуха. Она крепко сжала ненакрашенные губы, стараясь не выдать свое беспокойство и досаду.
— Мне кажется, явившись сюда, я совершила ошибку. У вас обо мне сложилось неверное представление, мистер Хайд.
— Ничего подобного. — Он снова улыбался — доверительно, открыто. — Я просто хотел показать вам, как снять напряжение, расслабиться и чуть-чуть развлечься.
Кэндис попыталась сглотнуть, но горло у нее от волнения пересохло, а на глаза готовы были навернуться слезы — вдобавок к пережитому унижению. Как могла она составить себе о нем совершенно превратное суждение? Принять такого типа за возможного друга?
— Полагаю, ваши представления о развлечении в корне отличаются от моих.
— Никоим образом. На этот счет мы с вами мыслим одинаково. Только вы этого еще не знаете. Позвольте мне показать вам.
Его самонадеянность стала забавлять Кэндис. Не обращая внимания на ее возмущение, он потянулся к воротнику ее блузки, видимо, намереваясь расстегнуть его. Кэндис шлепнула наглеца по руке, потом нелепо рванулась к двери. Уйти было бы нелегко, поскольку на пути у нее возвышались все шесть футов его роста.
— Выпустите меня отсюда, варвар!
— Ни за что.
— И прекратите эту болтовню!
Резким жестом Кэндис отбросила со лба выбившуюся из прически прядь. Наплевать, что губы у нее тряслись и Хайд понимал, что она вот-вот разревется! Она ничего ему не должна, и пусть думает о ней что хочет. Завтра она первым делом велит миссис Мерриуэзер уволить его!
Он ласково обнял молодую женщину за плечи, без всяких усилий преодолевая ее сопротивление. Но Кэндис не испугалась… пока. Это было абсурдно, если учесть, что ее насильно удерживал крепкий загорелый мужчина, который, как утверждала миссис Мерриуэзер, с легкостью мог разорвать ее надвое.
Воспоминание о словах экономки должно было напугать Кэндис, но и этого не произошло. Инстинкт подсказывал ей, что она в безопасности. Инстинкт или полнейшая глупость, как знать, но что-то в улыбчивых губах или темно-голубых мерцающих глазах наповал убивало страх, который она должна была испытывать.
— Миссис Дейл, расслабьтесь.
Ну, это просто прелесть — он вел себя с ней бесцеремонно, а вместе с тем обращался к ней почтительно.
— Как? — огрызнулась она, испепеляя Остина взглядом.
Сердито подула на все ту же непокорную прядку волос, которая ее раздражала: хотелось ее убрать, чтобы этот «мастер на все руки» не счел свою заложницу неаккуратной.
Господи Боже, что за мысль? Вот уж о чем не стоит беспокоиться! К тому же мистеру Хайду нет дела до того, растрепаны ли у нее волосы, смазана губная помада или еще что-нибудь не в порядке. Это ему вовсе ни к чему.
— Именно этому я и стараюсь научить вас сейчас, — ответил Хайд с улыбкой.
Запоздалое раскаяние осенило Кэндис. Как можно было быть такой тупой? Все, что она должна была сделать, — посмотреть ему в глаза, вглядеться как следует в их ласковый, веселый свет. В них не было ни следа безумия, ни самоуверенности, ни вожделения, а только милое, доброжелательное человеческое чувство. И, как ни странно, понимание.
Сопротивление улетучилось из Кэндис, как струя воздуха из воздушного шара. Она склонилась к Остину и положила голову ему на плечо. Ей неловко было смотреть на него после своей дурацкой демонстрации.
— Простите… Я плохо подумала о вас.
Грудь Остина легонько дрогнула, и Кэндис поняла, что он сдерживает смех. Щеки у нее вспыхнули, но она не рассердилась. Она заслуживала, чтобы над ней смеялись.
— Я и говорю, что вы, о женщина, весьма скованное существо, — мягко поддразнил он. — Хорошо, что я здесь и могу дать вам несколько уроков.
— Ладно, — медленно произнесла она, радуясь твердой опоре, которую нашла в его плече.
От Хайда исходил запах чистого, здорового мужского тела. И еще от него чуть-чуть пахло красками, но это не было неприятным. Кэндис хотела было отстраниться, но в эту минуту Остин коснулся рукой ее волос. Она притихла, то ли удивляясь, то ли страшась чего-то.
Или в надежде?
Через несколько секунд он дотронулся до ее затылка, а потом щелкнула и расстегнулась заколка. Волосы рассыпались по плечам. Она редко носила их распущенными. Хо-вард…
Голос мистера Хайда прозвучал чуть грубовато:
— Вот так лучше. Ну а как насчет туфель?
Кэндис тряхнула волосами. Было непривычно, но приятно. Остин взял ее за руку и подвел к стулу; Кэндис не противилась, хотя теперь он должен был увидеть ее ноги. Чего доброго, станет подшучивать, ведь у нее такие уродливые…
— У вас красивые ножки. Элегантные, стройные и… сексапильные.
Сексапильные? Кэндис в шоке открыла рот.
— Я… у меня ноги чересчур большие, некрасивые и…
— Чепуха! Они прекрасны. — Как бы в доказательство своей правоты Остин поднял ногу Кэндис вверх и принялся любоваться ею со всех сторон. — Взгляните на этот изгиб. Высокий подъем — признак благородства/Длинные, изящные пальцы. Гладкие пятки. Я пришел от ваших ног в восторг, когда впервые увидел вас.
В тот день, когда он впервые увидел ее возле клиники… Верно, она тогда надела сандалии, соответствующие смелому фасону платья, купленного ею очень давно. Ховард запретил ей носить это платье. Кэндис облачилась в него в тот день, чтобы, с одной стороны, ознаменовать решительный шаг к независимости, а с другой — изменить привычный консервативный облик, скрыться от назойливых репортеров.
— Вообще-то я тогда сначала обратил внимание на ваши ноги.
— Да что вы? — пискнула Кэндис, пытаясь высвободить свою конечность.
Остин держал ногу крепко. На подъеме под большим пальцем его руки бился пульс, кожа была горячей. Отпустив в конце концов ногу своей гостьи, он встал, отнес туфли Кэндис к самой двери, аккуратно поставил их там и вернулся. Опустился возле стула на колени. Кэндис затаила дыхание. Он что-то говорил насчет пуговиц, но не посмеет же он…
Посмел. Расстегнул одну, вторую — с таким выражением, с каким раздевал бы ребенка. Кэндис была потрясена собственным разочарованием и проклинала себя за бесстыдные мысли. Она его нанимательница, а теперь у них завязывается нечто вроде дружбы. Друзья, и не более.
Кэндис обдало жаром, когда костяшки его пальцев коснулись ее груди.
Случайность. Чистая и вполне невинная случайность, она была в этом уверена, пусть даже незнакомое ощущение тепла растеклось по животу и бедрам.
Она была в панике по поводу собственной реакции, а Остин тем временем, слегка откинувшись назад, снова застегнул третью пуговку со словами:
— Двух вполне достаточно.
Он присел на корточки и наконец-то посмотрел ей прямо в глаза. Поддразнивающее выражение его взгляда сменилось совершенно иным, которое Кэндис не смогла бы определить. Между тем она испытывала пламенное желание как можно лучше и полнее узнать мистера Хайда.
— Вот теперь вы выглядите так, как и должна выглядеть будущая мать.
Кэндис удивленно моргнула. Она не была уверена, что именно ожидала услышать от него, но, уж во всяком случае, не это. И любопытство продиктовало ей такой вопрос:
— А как я выглядела раньше?
Он смерил ее взглядом — все таким же непроницаемым и серьезным. И ответил тихо:
— Как моя мать.
Глава 6
Кэндис подавила невольный порыв приложить ладонь к уху. Может, она не расслышала?..
— Я не понимаю.
— И не поймете. — Он с невеселым видом вздохнул. — Это долгая история. Забудьте. Я жалею, что у меня вырвалось.
Кэндис не нуждалась в повторной просьбе. Если Хайд и пытался проникнуть в ее личную жизнь, то тут же отказался от таких попыток. Ей следовало вести себя так же. Но она надеялась, что настанет день, когда он ей доверится. Он явно нуждается в этом, хочет этого, сказала себе Кэндис. И к тому же она любопытна, а это вполне естественно.
Зажужжал таймер электрической духовки, нарушив тишину. Оба как по команде повернули головы в сторону крошечной кухоньки, куда вела дверь из небольшой жилой комнаты. Кэндис знала, что в квартирке над гаражом есть еще спальня и ванная. Жилье, обставленное лишней мебелью из большого дома, было уютным и вполне удобным. Кэндис узнала кресло и диван, обитые тканью в розовато-лиловую и голубую полоску. Она сама заказывала их для своей комнаты, но Ховард невзлюбил эти вещи с первого взгляда.
«Это в прошлом, Кэндис. Все в прошлом».
— Вы сами приготовили пиццу? — спросила она удивленно и покраснела, сообразив, что ее удивление может показаться грубым: многие мужчины готовят сами, в этом нет ничего необыкновенного. — Я имею в виду…
— Нет, я заказал се пораньше, чтобы посыльный не разбудил дракона. Поставил в духовку подогреть за несколько минут до десяти часов. Давайте приниматься за еду.
Кэндис положила руку на его ладонь, и Остин галантно помог ей встать. Она почувствовала себя при этом не вещью, но личностью. Женщиной, а не исполненной чувства долга покорной супругой. Женственной и вместе с тем сильной.
И охваченной желанием до дрожи в ослабевших коленях.
Господи, да что же с ней?
Она вдова, вполне нравственная беременная женщина, которая…
Которая обладает нормальными желаниями.
Желаниями? Быть может, это что-то гормональное? Ведь раньше она ничего подобного не испытывала.
Кэндис как в тумане последовала за Остином к столу; он выдвинул для нее стул. Усевшись, она принялась наблюдать за тем, как Остин достает из духовки пиццу, и, заметив, что от упаковочной коробки идет дым, почему-то почувствовала облегчение: похоже, этому мужчине не хватало кулинарного опыта. Еще несколько секунд, и коробка бы вспыхнула.
Пока Остин раскладывал пиццу по бумажным тарелкам, Кэндис, ощущая под босыми ступнями ворс ковра, пыталась припомнить, когда ей доводилось сидеть за обеденным столом без обуви и чулок. Пожалуй, только в раннем детстве, а при Ховарде — ни разу.
Она вздохнула и заправила волосы за уши. Вентилятор, закрепленный на потолке над столом, овевал ее шею струйками прохладного воздуха, и она вновь почувствовала себя неловко оттого, что у нее расстегнут воротник. Напомнила себе, что то был самый невинный акт — урок непринужденности.
Мистер Хайд тем временем принес на стол полные тарелки и поставил одну из них перед ней. Широкоплечий и… тоже босой? Он явно не испытывал ни малейшего неудобства, держался уверенно и свободно. Усевшись напротив Кэндис, он открыл жестянку охлажденной кока-колы, Кэндис обратила внимание, что напиток легкий, и улыбнулась. Окинула взглядом стол и удивилась:
— А вилки?
— Что вы, что вы! Это просто безобразие — есть пиццу вилкой.
— Еще один урок?
— Да, мэм.
Он взял ломоть пиццы и откусил изрядный кусок. Сколько лет прошло с тех пор, как сама она ела пиццу? Ой, много! У нее просто слюнки потекли, когда она глянула на толстый слой расплавленного сыра. Бросив на Остина взгляд исподтишка и убедившись, что тот на нее не смотрит, Кэндис взяла горячий ломоть и надкусила.
Восхитительный, насквозь промасленный кусочек, полный холестерина, несомненно, стоящий той горячности, с которой Ховард ей твердил, что от такой плебейской пищи один только вред. Да, ее покойный муж наверняка перевернулся в гробу.
— Вы испачкали томатным соусом подбородок, — как ни в чем не бывало заметил Остин.
Кэндис машинально потянулась за салфеткой, вытерла подбородок и только после этого обратила внимание на озорное выражение лица своего сотрапезника.
— Попались! Еще один урок: не принимайте все и каждого до такой степени всерьез. — Он принялся за третий кусок, а Кэндис еще не управилась с первым. — Кстати, вы собираетесь кормить ребенка грудью?
Она вздрогнула от неожиданности, кусок выпал из руки и плюхнулся на блузку. Остин продолжал жевать, и взгляд у него был чересчур невинным. Пожал широкими плечами:
— Сегодня пицца, а когда малыш срыгнет, так или иначе, блузке конец.
Кэндис сняла с блузки упавший кусок пиццы и поморщилась при виде жирного пятна. Фу, какая досада!
Остин отодвинул свой стул.
— У меня есть спортивная рубашка с короткими рукавами, вы можете переодеться.
— Не надо… все в порядке, ничего страшного.
Надеть на себя его рубашку — это, пожалуй, слишком… интимно.
Он словно бы не услышал ее возражения и принес черно-желтую футболку.
— Это моя любимая майка.
— Вы играли в футбол?
С чего это она удивилась? С такими плечами, с такими мускулистыми ногами почему бы ему не играть в футбол?
Остин кивнул, свернул майку в округлый комок и бросил ей, как бросают мяч. Кэндис поймала ее. Дурацкие слезы навернулись на глаза. Должно быть, она просто устала, если готова заплакать оттого, что малознакомый мужчина предложил ей свою любимую спортивную рубашку.
— Вы знаете, где ванная комната?
Кэндис встала и поспешила скрыться в ванной, прежде чем Остин заметит ее пылающие щеки и прочитает ее грешные мысли. Она закрыла и заперла за собой дверь, дрожащими пальцами расстегнула блузку. Натянув трикотажную рубашку, встала перед зеркалом, висевшим над раковиной. Плечевые швы майки оказались на уровне локтей, а подол почти прикрывал колени, — казалось, что под майкой на Кэндис вообще ничего не надето.
Остин сотворил нечто совершенно немыслимое, думала Кэндис, широко раскрытыми глазами глядя на свое отражение. Никто не узнает при встрече этого застенчивого подростка, в том числе и миссис Мерриуэзер.
В том числе и она сама.
— У вас там все в порядке? — постучал в дверь Остин.
Сердце у Кэндис заколотилось о ребра.
— Я… да, все отлично. Буду готова через минуту.
Дура, дважды дура! Даже голос у нее звучит, как у перепуганной глупой девчонки. Возможно, мистер Хайд оказал на нее не слишком хорошее влияние. Она, разумеется, немного скованна, с этим нельзя не согласиться, но, кажется, произошел чересчур сильный рывок в противоположном направлении.
Может, не стоит открывать дверь и демонстрировать ему себя в таком виде?
— Как вы знаете, камеры у меня нет.
Кэндис вытерла губы обрывком туалетной салфетки и присмотрелась к испачканной блузке, пытаясь определить, можно ли ее вообще будет носить хоть когда-нибудь. Хотя трикотажная рубашка закрывала гораздо больше, Кэндис чисто эмоционально чувствовала себя почти обнаженной.
Остин снова постучал в дверь.
— Однако там может быть спрятано записывающее видеоустройство. В наши дни ни одна предосторожность не будет излишней…
Кэндис вопреки здравому смыслу принялась искать какую-нибудь крошечную штучку и, само собой, ничего не нашла. Господи, какая же она в самом деле дуреха. Хоть бы этот Хайд отошел от двери и дал ей собраться с духом.
— Я не могу поверить, что вы согласились бы предстать перед кланом алчных родственников, в то время как не решаетесь показаться даже мне.
Кэндис замерла. Гнев мгновенно вышиб из нее все ее смущение. Она рывком распахнула дверь, немало удивив Остина.
— Вы, кажется, говорили, что не читаете газет! — нанесла она удар.
Он солгал. А если он солгал в этом, как вообще можно ему доверять?
— Я не понимаю.
— И не поймете. — Он с невеселым видом вздохнул. — Это долгая история. Забудьте. Я жалею, что у меня вырвалось.
Кэндис не нуждалась в повторной просьбе. Если Хайд и пытался проникнуть в ее личную жизнь, то тут же отказался от таких попыток. Ей следовало вести себя так же. Но она надеялась, что настанет день, когда он ей доверится. Он явно нуждается в этом, хочет этого, сказала себе Кэндис. И к тому же она любопытна, а это вполне естественно.
Зажужжал таймер электрической духовки, нарушив тишину. Оба как по команде повернули головы в сторону крошечной кухоньки, куда вела дверь из небольшой жилой комнаты. Кэндис знала, что в квартирке над гаражом есть еще спальня и ванная. Жилье, обставленное лишней мебелью из большого дома, было уютным и вполне удобным. Кэндис узнала кресло и диван, обитые тканью в розовато-лиловую и голубую полоску. Она сама заказывала их для своей комнаты, но Ховард невзлюбил эти вещи с первого взгляда.
«Это в прошлом, Кэндис. Все в прошлом».
— Вы сами приготовили пиццу? — спросила она удивленно и покраснела, сообразив, что ее удивление может показаться грубым: многие мужчины готовят сами, в этом нет ничего необыкновенного. — Я имею в виду…
— Нет, я заказал се пораньше, чтобы посыльный не разбудил дракона. Поставил в духовку подогреть за несколько минут до десяти часов. Давайте приниматься за еду.
Кэндис положила руку на его ладонь, и Остин галантно помог ей встать. Она почувствовала себя при этом не вещью, но личностью. Женщиной, а не исполненной чувства долга покорной супругой. Женственной и вместе с тем сильной.
И охваченной желанием до дрожи в ослабевших коленях.
Господи, да что же с ней?
Она вдова, вполне нравственная беременная женщина, которая…
Которая обладает нормальными желаниями.
Желаниями? Быть может, это что-то гормональное? Ведь раньше она ничего подобного не испытывала.
Кэндис как в тумане последовала за Остином к столу; он выдвинул для нее стул. Усевшись, она принялась наблюдать за тем, как Остин достает из духовки пиццу, и, заметив, что от упаковочной коробки идет дым, почему-то почувствовала облегчение: похоже, этому мужчине не хватало кулинарного опыта. Еще несколько секунд, и коробка бы вспыхнула.
Пока Остин раскладывал пиццу по бумажным тарелкам, Кэндис, ощущая под босыми ступнями ворс ковра, пыталась припомнить, когда ей доводилось сидеть за обеденным столом без обуви и чулок. Пожалуй, только в раннем детстве, а при Ховарде — ни разу.
Она вздохнула и заправила волосы за уши. Вентилятор, закрепленный на потолке над столом, овевал ее шею струйками прохладного воздуха, и она вновь почувствовала себя неловко оттого, что у нее расстегнут воротник. Напомнила себе, что то был самый невинный акт — урок непринужденности.
Мистер Хайд тем временем принес на стол полные тарелки и поставил одну из них перед ней. Широкоплечий и… тоже босой? Он явно не испытывал ни малейшего неудобства, держался уверенно и свободно. Усевшись напротив Кэндис, он открыл жестянку охлажденной кока-колы, Кэндис обратила внимание, что напиток легкий, и улыбнулась. Окинула взглядом стол и удивилась:
— А вилки?
— Что вы, что вы! Это просто безобразие — есть пиццу вилкой.
— Еще один урок?
— Да, мэм.
Он взял ломоть пиццы и откусил изрядный кусок. Сколько лет прошло с тех пор, как сама она ела пиццу? Ой, много! У нее просто слюнки потекли, когда она глянула на толстый слой расплавленного сыра. Бросив на Остина взгляд исподтишка и убедившись, что тот на нее не смотрит, Кэндис взяла горячий ломоть и надкусила.
Восхитительный, насквозь промасленный кусочек, полный холестерина, несомненно, стоящий той горячности, с которой Ховард ей твердил, что от такой плебейской пищи один только вред. Да, ее покойный муж наверняка перевернулся в гробу.
— Вы испачкали томатным соусом подбородок, — как ни в чем не бывало заметил Остин.
Кэндис машинально потянулась за салфеткой, вытерла подбородок и только после этого обратила внимание на озорное выражение лица своего сотрапезника.
— Попались! Еще один урок: не принимайте все и каждого до такой степени всерьез. — Он принялся за третий кусок, а Кэндис еще не управилась с первым. — Кстати, вы собираетесь кормить ребенка грудью?
Она вздрогнула от неожиданности, кусок выпал из руки и плюхнулся на блузку. Остин продолжал жевать, и взгляд у него был чересчур невинным. Пожал широкими плечами:
— Сегодня пицца, а когда малыш срыгнет, так или иначе, блузке конец.
Кэндис сняла с блузки упавший кусок пиццы и поморщилась при виде жирного пятна. Фу, какая досада!
Остин отодвинул свой стул.
— У меня есть спортивная рубашка с короткими рукавами, вы можете переодеться.
— Не надо… все в порядке, ничего страшного.
Надеть на себя его рубашку — это, пожалуй, слишком… интимно.
Он словно бы не услышал ее возражения и принес черно-желтую футболку.
— Это моя любимая майка.
— Вы играли в футбол?
С чего это она удивилась? С такими плечами, с такими мускулистыми ногами почему бы ему не играть в футбол?
Остин кивнул, свернул майку в округлый комок и бросил ей, как бросают мяч. Кэндис поймала ее. Дурацкие слезы навернулись на глаза. Должно быть, она просто устала, если готова заплакать оттого, что малознакомый мужчина предложил ей свою любимую спортивную рубашку.
— Вы знаете, где ванная комната?
Кэндис встала и поспешила скрыться в ванной, прежде чем Остин заметит ее пылающие щеки и прочитает ее грешные мысли. Она закрыла и заперла за собой дверь, дрожащими пальцами расстегнула блузку. Натянув трикотажную рубашку, встала перед зеркалом, висевшим над раковиной. Плечевые швы майки оказались на уровне локтей, а подол почти прикрывал колени, — казалось, что под майкой на Кэндис вообще ничего не надето.
Остин сотворил нечто совершенно немыслимое, думала Кэндис, широко раскрытыми глазами глядя на свое отражение. Никто не узнает при встрече этого застенчивого подростка, в том числе и миссис Мерриуэзер.
В том числе и она сама.
— У вас там все в порядке? — постучал в дверь Остин.
Сердце у Кэндис заколотилось о ребра.
— Я… да, все отлично. Буду готова через минуту.
Дура, дважды дура! Даже голос у нее звучит, как у перепуганной глупой девчонки. Возможно, мистер Хайд оказал на нее не слишком хорошее влияние. Она, разумеется, немного скованна, с этим нельзя не согласиться, но, кажется, произошел чересчур сильный рывок в противоположном направлении.
Может, не стоит открывать дверь и демонстрировать ему себя в таком виде?
— Как вы знаете, камеры у меня нет.
Кэндис вытерла губы обрывком туалетной салфетки и присмотрелась к испачканной блузке, пытаясь определить, можно ли ее вообще будет носить хоть когда-нибудь. Хотя трикотажная рубашка закрывала гораздо больше, Кэндис чисто эмоционально чувствовала себя почти обнаженной.
Остин снова постучал в дверь.
— Однако там может быть спрятано записывающее видеоустройство. В наши дни ни одна предосторожность не будет излишней…
Кэндис вопреки здравому смыслу принялась искать какую-нибудь крошечную штучку и, само собой, ничего не нашла. Господи, какая же она в самом деле дуреха. Хоть бы этот Хайд отошел от двери и дал ей собраться с духом.
— Я не могу поверить, что вы согласились бы предстать перед кланом алчных родственников, в то время как не решаетесь показаться даже мне.
Кэндис замерла. Гнев мгновенно вышиб из нее все ее смущение. Она рывком распахнула дверь, немало удивив Остина.
— Вы, кажется, говорили, что не читаете газет! — нанесла она удар.
Он солгал. А если он солгал в этом, как вообще можно ему доверять?