Страница:
Лили вспомнила, как стояла у кровати, молча смотрела на него. Она пришла в ужас, увидев маленькие прозрачные трубки, бегущие из-под простыни к желтоватому мешочку, прикрепленному к низкой спинке кровати; его перебинтованная нога висела на каких-то ремнях. Лицо молодого человека до сих пор у нее перед глазами — спящее, мертвенно-белое, с копной волос такого же цвета, как у старшего брата. Он очень сильно напоминал Артемаса — такие же выдающиеся скулы, такой же резко очерченный рот, но его черты были менее выразительны и более изящны.
Тогда единственным человеком в комнате была его жена, которая поднялась со стула и тихо подошла к Лили. Миссис Портер, глядя сверху вниз в ошеломленное милое лицо, протянула руку Элис Коулбрук. Их беседа состояла из сочувствий и тайных слез. Сколько времени они так простояли — рука в руке, наблюдая за спящим Джеймсом, вряд ли кто-нибудь из них мог сказать точно.
Она прошла через открытую дверь в коридоре, в висках у нее стучало. Тело отзывалось на душевное волнение, причина которого оставалась необъяснимой; все было похоронено слишком глубоко. Она, конечно, чувствовала физическую боль, но мысли текли вяло, почти лениво. У палаты Джеймса она через дверь услышала женские голоса. Потом приглушенный — мужской.
Надо довести до сведения этих людей, что нет никаких причин подозревать Ричарда.
Лили внимательно оглядела себя. Прямая темная юбка, белая блузка. Черные чулки, голубые туфли. Синяя сумка на плече. Широкое золотое обручальное кольцо и большой бриллиантовый браслет. Ногти коротко подстрижены. Длинная коса перехвачена черной лентой.
Респектабельная внешность придала ей уверенности.
Она постучала в дверь. Пожалуй, слишком вежливо, словно она обращалась по делу о перенесении цветов или корзины с фруктами. Лили выпрямилась и вошла в комнату.
Наступила гнетущая тишина. Их лица мелькнули в ее сознании подобно быстро сменяющимся слайдам. Кассандра. Темный акцент. Худая как тростинка. Стоит. Элизабет. Блондинка. Приятная, округлая фигура. Стоит. Элис. Деликатная. Сидит на краю стула.
У Лили перехватило дыхание. Наконец Джеймс. Никакого ремня. Никакого катетера. Белая подушка лежит параллельно гребню его правой ноги под простыней. Он сидел, опираясь на ослепительно белую подушку. Куртка черной шелковой пижамы свободно болталась на его мощных плечах.
Лицо было бледным и злым.
— Я полагаю, — сказал он низким голосом, — до сегодняшнего дня у тебя не хватало мужества посмотреть на калеку.
Будто какая-то невидимая рука придавила ее грудь к позвоночнику. Лили посмотрела на него в смутной агонии, борясь с прерывистым дыханием.
Элис тотчас вскочила.
— Джеймс, она уже приходила. Я же говорила тебе.
Но в ее взгляде Лили не увидела сочувствия.
Джеймс, по-видимому, не обратил никакого внимания на слова жены.
— Брата здесь нет. Может, ему было бы интересно услышать все, что ты собираешься сказать, мне это ни к чему. — Его серые глаза холодно сверлили Лили. Рот мучительно скривился. — И когда наша семья покончит с тобой, не надейся на какое-нибудь гостеприимство от него. На самом деле, он говорил нам, что хочет увидеть тебя. Я думаю, что ваша дружба весьма иллюзорна.
Лили наконец нашла в себе силы ответить:
— Я бы поменялась с тобой местами, если бы от этого что-то изменилось… возродились бы мой муж и сын, или твоя сестра, или кто-нибудь еще из погибших.
— Ах, какие сантименты! Какие бесполезные сантименты!
— И вам не нужны никакие доказательства? — спросила Лили, переводя взгляд с одного Коулбрука на другого.
Глаза Элис закрылись. Кассандра презрительно скривилась.
Элизабет, шагнув вперед, окинула Лили пытливым взглядом с явно выраженным омерзением:
— Ты, очевидно, еще ничего не слышала от своего адвоката.
— Что я должна была услышать?
Джеймс рывком подался вперед и тотчас скривился от боли. На щеках выступили красные пятна. Элис тихо вскрикнула и обняла его:
— Пожалуйста, успокойся! Тебе вредно волноваться.
Джеймс проигнорировал ее.
— Эвери Рутгерс, — с ненавистью выпалил он.
— Я его не знаю.
— Рутгерс был экспертом по контролю качества у Гранда. Его заела совесть — утром он позвонил нашему адвокату.
Лили недоуменно нахмурилась. Кассандра поспешила добить ее окончательно:
— Он сказал, что бетон, используемый при строительстве моста, оказался дерьмовым. Гранд знал, но не заменил его. А когда Артемас посмотрел в лицо обреченному Гранду, тот признался, что твой муж и его партнер также были в курсе дела.
Свет, казалось, померк в глазах Лили. Ноги подкосились, она пошатнулась и оперлась о стену, прислонившись лбом к твердой, прохладной поверхности. Это все Оливер. Не Ричард. Не Фрэнк. Она всегда противилась их сотрудничеству. В ней заговорила жажда мщения.
Теперь ее единственной целью было уйти отсюда и найти его. Словно в тумане она услышала голос Джеймса:
—…немедленно. Я не позволю ей выйти из палаты. Я размажу ее как дерьмо, если она сделает это.
Лили, ослепленная яростью, повернулась на голос:
— Это неправда! Мне все равно, что тебе сказали. Во всем виноват только Оливер.
Джеймс дрожал от злости.
— Главное, знала ли об этом ты? — воскликнул он. — А если не знала, на что способен твой муж, то чего уж тут оправдываться?
Пот блестел у него на лице, рубашка на груди взмокла. Остальные суетились около, пытаясь уложить его на подушки.
— Все, кто участвовал в этом, все, кто просто недобросовестно отнесся к работе, — твой ублюдок или его партнер, ответственны за то, что произошло со мной!
Лили, сверкнув глазами, подлетела к кровати и свирепо вцепилась в спинку.
— Значит, все это относится также и к Джулии? Ты осудишь свою сестру за то, что она влюбилась в Фрэнка Стокмена? Ты думаешь, что она ему не доверяла?
Все Коулбруки разом замолчали, раскрыв рты. Она похолодела.
«Они не знали о Джулии и Фрэнке».
— Закройте дверь, — раздался рядом голос Артемаса.
Лили медленно выпрямилась и повернулась. Он вошел незаметно и тотчас включился в перепалку — глаза прищурены, черные брови сведены к переносице, губы плотно сжаты. Всем своим видом он словно бы вершил судьбу.
Тамберлайн, обеспокоенный и встревоженный, стоял рядом. Майкл Коулбрук, закрыв дверь в комнату, испуганно смотрел на Лили из-за плеча брата.
— Повтори, что ты сказала, — требовательно попросил Артемас.
Лили не отвела глаз. Пора раскрыть ему глаза на сестру, наконец воскресить свое достоинство!
— Джулия любила Фрэнка. Это началось примерно год назад.
Собственный голос успокоил ее. Надо покончить со всем этим, а потом выследить Оливера. Последствия не имеют значения.
— Продолжай, — все еще хмурился Артемас.
Лили вздохнула и попыталась сосредоточиться.
— Когда строилось здание, она проводила большую часть времени в Атланте. Они были вместе каждую ночь — у нее в номере или у него дома. Затем все неожиданно кончилось.
— Не верю, — зло бросила Кассандра. — Откуда ты узнала?
Лили повернула голову:
— У Фрэнка не было никаких секретов от нас с Ричардом. Впрочем, Джулии самой пришлось сказать мне об этом, потому что я случайно наткнулась на них в конструкторском вагоне, где они использовали стол отнюдь не для изучения чертежей.
Она снова встретила взгляд Артемаса. Под маской бесстрастности на лице она уловила тень болезненной веры.
— У Фрэнка постоянно проживала домработница. Она может подтвердить, что Джулия часто оставалась у него. Знает и Оливер Гранд. Некоторые из его людей жаловались, что с появлением Джулии на стройплощадке следовало бы вешать на двери табличку «Не беспокоить».
Артемас с расстановкой сказал:
— Сестре незачем было скрывать подобное.
— Джулия опасалась, раскрыв тайну, скомпрометировать свое руководство строительством. Но я думала, что хотя бы с одним из вас она поделилась.
По их обескураженным взглядам было видно, что ни один из них ничего не знал. Даже Джеймс, казалось, немного успокоился.
— Вряд ли это было любовью. И никакого отношения к катастрофе не имеет.
— Твои адвокаты обсуждали обвинения, выдвинутые против Ричарда и Фрэнка? — как бы между прочим спросил Артемас.
— Я узнала об этом минуту назад.
— Не стоит покрывать Ричарда. Наша семья заслуживает лучшего.
— Мой муж тоже заслуживает лучшего, чем быть осужденным по обвинениям строительного подрядчика, который не знает, как спасти собственный зад.
— Ричард с Фрэнком старались выложиться на Коулбрук-билдинг, чтобы привлечь богатых клиентов. Ты не можешь этого отрицать. Ричард знал, что потеряет все — тебя и себя самого, если они провалятся. Он использовал твое личное имущество, чтобы получить кредиты для строительства новых офисов своей компании.
— Я знаю. Я осознанно пошла на это.
Она старалась не думать ни обо всех этих кредитах, ни о том, как справиться с ними теперь.
— Ты представляешь, сколько придет исков? Понимаешь, что фирма обанкротится… и все имущество пойдет с молотка? Ты простишь Ричарда, даже потеряв дом?
— Я уже потеряла то, что любила больше всего, — сказала она хриплым голосом. — Нет ничего такого, за что нельзя было бы простить Ричарда. И нет никаких оснований верить Оливеру.
Он сделал шаг навстречу ей. Она не отступила.
— Что еще ты можешь рассказать о Джулии? — спросил он. — Гранд настаивал, чтобы я расспросил тебя о Джулии.
— Фрэнк порвал с ней, как только она завела речь о замужестве. Я не стану его оправдывать — он оказался глуп и бестактен, и не мудрено, что Джулия после этого наслаждалась, унижая его. Правда, она решила выместить злобу на Ричарде, на Оливере и на мне — на всех, кто был связан с проектом. Она всегда была чем-то недовольна. Ее невозможно было убедить, что не все проходит гладко в проектах, подобных Коулбрук-билдинг. Бывают задержки, ошибки, изменения планов — всякие неожиданности. Бюджет, одобренный до начала строительства, должен быть достаточно гибким.
Но после ее разрыва с Фрэнком для нее не стало ничего святого. Она угрожала, что будет преследовать их в судебном порядке, если проект хоть на пенни превысит бюджет или будет выполнен на день позже. Она знала, что Ричард с Фрэнком не могли позволить себе судебное разбирательство, поскольку все их деньги были вложены в постройку своих новых офисов Она знала, что эта экономия подкосит Оливера, а он стремился избежать долгов. Под конец она довела всех до бешенства.
Лили сжала кулаки.
— Я видела, как Ричард выкладывается на работе, у него появились боли в груди, бессонница. Это все Джулия.
Джеймс ледяным тоном произнес:
— Значит, наша сестра вынудила проектантов пойти на криминал? Значит, она во всем виновата?
Элизабет Коулбрук застонала от бессилия. Элис скептически покачала головой. Кассандра сидела все с тем же омерзением на лице. Майкл и Артемас, правда, были чуть осмотрительнее в выражении эмоций.
— Значит, ты обвиняешь нашу сестру? — эхом отозвалась Элизабет.
Лили вздрогнула. Артемас протянул руки и посмотрел на нее в упор:
— Лили?
Она до крови прикусила губу.
— Виноват во всем Оливер — и только Оливер. Из-за его трусости пострадали невинные люди.
— Прекрати. Имей мужество признать, что Ричард также мог быть причастен к этому. — Он на секунду замолчал, заиграв желваками. —…Или ты любила его так сильно, что не можешь даже мысли допустить о том, что он по крайней мере частично ответствен за смерть твоего сына?
— Он — один из тех, в ком я никогда не сомневалась.
В его глазах промелькнула боль и вновь сменилась холодными, колючими огоньками.
— Тогда ты понимаешь, как наша семья верила Джулии.
«Слепая любовь», — подумала она.
— Твоя сестра устанавливала правила игры, причем совершенно невыполнимые. Она поплатилась за это.
Из горла Джеймса вырвался яростный хрип, пронзительно вскрикнула Кассандра. Она подскочила к Лили, все смешалось. Артемас заслонил Лили, обругав сестру. Элизабет и Элис схватили ее за руки. Майкл удерживал Джеймса, ибо тот порывался соскочить с больничной койки.
Лили, шатаясь, отошла назад. Мистер Тамберлайн, неожиданно оказавшись рядом, поддержал ее. Что-то в выражении лица Артемаса заставило остальных похолодеть, исчезла даже ярость Джеймса. Дрожь пробежала по спине Лили. Они смотрели на Артемаса как на жуткий несчастный случай на дороге — вздрагивая от испуга, что увидели слишком много и теперь надолго лишатся покоя.
Он повернулся к ней. О, это изможденное, измученное кошмарными снами лицо! Ей хотелось обнять, положить голову Артемаса себе на плечо, баюкать и успокаивать. Он потянулся к ней и коснулся кончиком пальца окровавленной губы.
— Прости, — сказал он глухим от отчаяния голосом.
Лили лишь опустила глаза.
— Может быть, проводить тебя вниз, Лили? — любезно спросил Тамберлайн.
Она кивнула и, направляясь к двери, взглянула на собравшихся около Артемаса Коулбруков с белыми как мел лицами.
— Я знаю, что в вас — вся моя жизнь, даже если мы никогда не встретимся. Я так много читала о вас в письмах Артемаса, считала вас своей семьей.
— Мы тебе не семья, — отрезал Джеймс. — И никогда ею не будем.
Она не в силах была поднять глаза на Артемаса. И, повернувшись, молча вышла.
Везде, внутри и снаружи, горел свет. Синие огни полицейских машин мелькали прямо перед глазами, придавая ее подавленности какой-то сюрреализм.
Она прислонилась к ограде, стараясь скрыться в тени, и с интересом наблюдала за происходящим. Вдруг кто-то тронул ее за плечо. Она вздрогнула от неожиданности — Ар-темас! Бросив взгляд на улицу, Лили заметила большой седан рядом со своим джипом.
— Ты следил за мной, — заявила она.
— У меня для этого есть частный агент, — поправил он. — Он доложил мне, что, выйдя из дома, ты поехала в Атланту.
В то же самое время он, словно невзначай, стиснул ее руку и скользнул в карман ее пальто. Она даже не успела опомниться.
Тяжелый револьвер теперь лежал у него на ладони. Ноги Лили неожиданно подкосились, она все еще пребывала в прострации.
«Он догадался! Надо же, как хорошо он меня знает», — только и вертелось у нее в голове.
Разглядывая револьвер, он тяжело вздохнул, его плечи опустились.
— Мои люди наблюдали и за Грандом, — наконец выдохнул он. — Им удалось кое-что узнать.
Он щелкнул барабаном и высыпал в руку патроны.
— Гранд перерезал себе вены, жена нашла его в ванной.
Лили так и не сумела до конца осознать случившееся. Ей не дали отомстить, не дали убить Гранда. Теперь все это выглядело очень нереальным.
— Он умер?
— Да. Говорят, его тело увезли минут пятнадцать назад.
Лили закрыла глаза и судорожно вздохнула. Он протянул ей разряженный револьвер.
— Все-таки однажды судьба не подвела нас.
Обойдя женщину, он потянулся к другому карману. Лили покачала головой, накрыла карман рукой. Наклонившись, он все-таки залез в карман и… обомлел при виде маленького плюшевого мишки.
Он не спросил, был ли это один из тех, что он присылал ежегодно на день рождения Стивену. Да и не стоило об этом спрашивать.
— Я хочу…
— Нет. Мы должны до конца выполнить свой долг.
Незримая нить меж ними оборвалась, уступив место тишине.
— Я хотела заставить Гранда признаться во лжи. Если он написал какое-нибудь признание… то я хотела бы увидеть его.
— Обещаю, если оно есть — ты узнаешь.
Они говорили вполголоса, подобно счастливчикам, которые живут вместе вечность и посему необходимость в благодарности отпадает. Они прошли к машинам. Он остановился у обочины, наблюдая за ней. Лили открыла дверцу джипа. В висках громко стучало — а ведь Гранд мог и не солгать; а вдруг и правда Ричард с Фрэнком рискнули, желая сохранить время и деньги; видимо, ни Артемас, ни его семья никогда не согласятся с тем, что всему виной непомерные требования Джулии.
Она решительно посмотрела на него:
— Отныне и впредь нам лучше говорить через своих адвокатов. Я еще раз не вынесу подобное тому, что произошло сегодня в больнице.
Артемас не вымолвил ни слова. Горечь и усталость изнурили его, он осунулся и как-то сразу состарился. Ему ничего не оставалось, кроме как согласно кивнуть.
Он быстро пробежал глазами строчки. Да, это, несомненно, неопровержимое доказательство. Письмо выпало у него из рук и упало на пол.
Пот струился по его лицу. Запрокинув голову, он изучал ручки душа. Надо же наконец когда-то начинать мыться и самому, без посторонней помощи.
Он скинул влажную пижамную куртку и отшвырнул ее в сторону; потом, окинув себя взглядом, недовольно поморщился. Он ненавидел этот безжизненный пресс, бесполезный пенис! Правда, врачам удалось снять боли, и он уже пробовал возбуждать себя. Элис также настаивала на эксперименте, но ее нежное внимание вызывало в нем лишь платонические чувства.
Невозможно было смириться с тем, что он теперь неполноценный мужчина. И Джеймс отвергал подобные попытки близости.
Заскрежетав зубами, он, опираясь на раковину, стал подтягиваться. Его здоровая нога ослабла, а больная — волочилась по полу тяжелым грузом. Наконец он с трудом сел на ванну и уткнулся лбом в холодный белый край раковины.
— Джеймс! О Боже, милый, что ты делаешь?
Элис недоуменно застыла в дверях ванной. Через миг она ринулась ему помогать.
Он гневно выпрямился:
— Нет. Оставь меня.
Она остановилась, обезумев от расстройства. Вид ее изящных ножек рядом с его нелепым обрубком лишь усиливал ярость и подавленность мужа.
— Уходи, — приказал он. — Я не хочу, чтобы ты мне помогала.
— Джеймс, пожалуйста. Не надо скрывать от меня свою боль, в этом нет ничего предосудительного.
Он уже еле сдерживался, чтобы не ударить ее — женщину, которую любил больше всего на свете.
— Не надо со мной нянчиться! — прорычал он низким злобным голосом. — Мне дурно от этого!
Она отпрянула, как от пощечины. Она прикрыла рукой рот и, закрыв раскосые глаза, опустилась на сиденье унитаза. Слезы невозможно было унять. Джеймс задыхался от жалости, но даже не попытался успокоить жену.
— Я не стану тебе обузой. Можно быть бесполезным, но уж никак не жалким.
— Ты глупый дурачок. — Она, обхватив руками голову, мерно и как-то неестественно раскачивалась. — Главное, ты жив. У нас впереди еще целая жизнь, у тебя есть работа, ты нужен семье. Компания пока базируется во временных офисах, старые здания скоро продадут, а мы с тобой купим дом и на следующий год подумаем о ребенке…
— Нет.
Она резко открыла глаза, глядя недоверчиво и умоляюще.
— Мы же договаривались… Мы женаты уже пять лет!
У Джеймса внутри все оборвалось.
— Значит, братья станут обучать моих детей играть в бейсбол, поскольку я не могу бегать? Мои дети будут рассказывать друзьям, что отец у них неполноценный. Привести другие примеры?
Элис застонала:
— У тебя плохо с головой.
— Нет, это единственная часть тела, которая работает превосходно. — Он протянул руку к сумке с одеждой. — Повесь на дверь и выйди.
Она нерешительно поднялась:
— Я слишком люблю тебя и не заслуживаю такого обращения. Всему есть предел. Пожалуйста, не прогоняй меня навсегда. Я не вынесу этого.
Дверь за ней закрылась, и Джеймс, полностью открыв кран, уронил голову на раковину и заплакал.
— Скорей бы уже приходили. — Элизабет, опершись локтями на стол, массировала виски. — Пора уже кончать с этим.
— Сомневаюсь, что она с радостью идет на встречу с нами, — откликнулся Майкл и, откинувшись на спинку стула, покачал головой: — Она не виновата.
Артемас застыл у окна, заложив руки за спину, изучая собравшихся. Элизабет, Майкл и Касс. Несколько адвокатов Коулбрука. В конце стола Джеймс, бледный и прямой, в инвалидной коляске. Хорошо, что он снова в костюме, не беда, что теперь он сидит слегка мешковато. Портные укоротили и расширили левую брючину, чтобы приспособить ее к кокону из бинтов и стали.
Элис, с распухшими от слез глазами, встала за спиной мужа. Взгляд ее редко оставлял Джеймса, и выражение ее лица беспрестанно изменялось от злости до печали.
Тяжелая панельная дверь бесшумно открылась, и вошел Маркус де Лан, главный адвокат фирмы. Рядом семенил маленький, жилистый, неприятного вида человечек в дешевом синем костюме.
— Присаживайтесь, мистер Спенсер, — пригласил его де Лан.
Спенсер опустился на стул и окинул взглядом полированный стол красного дерева, который блестел так же, как и его тонкие, жирные каштановые волосы.
— Я встречу Лили, — поклонился присутствующим де Лан.
Артемас пожал крючковатую руку Спенсера. Тяжелая работа профессионального строителя в течение всей жизни наложила свой отпечаток.
— Спасибо за то, что пришли, мистер Спенсер. Вы не обязаны делать никаких официальных заявлений. Просто расскажете миссис Портер то, что рассказывали федеральным властям и моим адвокатам.
— Хорошо, исключительно ради миссис Портер. — Чувствовалось, как ему мучительно далось такое решение. — Правда, она не заслужила этого, впрочем, и мистер Портер тоже. Они были чрезвычайно добры все это время и никогда не смогли бы сделать ничего подобного, поскольку были больше чем просто хорошими работниками.
— Я понимаю, что все это не так-то просто для вас. — И тут же добавил про себя: «Даже лучше, чем кто-либо другой».
Наконец дверь распахнулась, вошел де Лан, следом Лили. Высокая и величественная, в черном костюме, с копной огненно-рыжих волос. Большие черные очки резко подчеркивали впалые щеки. Майкл встал, соблюдая этикет и игнорируя фыркнувшую от недовольства Касс. Вскочил и Спенсер.
— Я никогда ничего не сказал бы ни вам, ни кому-либо другому, если бы мистер Гранд не упомянул мое имя в предсмертном письме, — с мукой в голосе проговорил он. — Он, видимо, слышал, как я разговаривал с мистером Портером. Я обещал рассказать, обещал, что не останусь в стороне.
— Я знаю, Спенс.
Эти слова она произнесла дрожащим шепотом. Артемас, переживая за Лили, в душе проклинал свою миссию.
Маркус де Лан взял инициативу на себя. Закрыв дверь и грациозно предложив стул Лили, он сел рядом. Спенсер плюхнулся на свое место. Артемас снова встал у окна.
Лили сняла очки и осторожно положила их на стол. Она безразлично скользнула по нему голубыми ввалившимися глазами и повернулась в сторону Спенсера.
— Расскажи, пожалуйста, все, что тебе известно.
Маленький человек, волнуясь, вцепился в край стола.
— Создавая формы для бригады бетонщиков, которые должны были укрепить стены и мост, я слышал, как они говорили, что мистер Рутгерс слишком придирается к ним. Им не нравились все эти ищейки по контролю качества — ребята думали, что никто лучше их самих не знает дела.
— Когда ты слышал все это? — уточнила Лили.
— За пару месяцев до того, как здание передали художникам и всем остальным.
— Кого ты называешь «художниками и остальными»? — резко спросила Касс.
— Бригады по внутренней отделке, — объяснил Артемас. — Ковры, плитки, обои — эта фаза строительства.
Лили не сводила глаз со Спенсера:
— Тогда ты ничего не сказал Ричарду?
— Нет. Но мистер Гранд, по-видимому, посчитал, что мне не следовало бы этого слышать, поэтому перебросил работать на объект, строящийся на другом конце города. Двумя неделями позже, когда Коулбрук-билдинг был закончен, я вернулся, чтобы выполнить лепные работы в больших офисах наверху.
— Почему?
Спенсер быстро поднял голову и беспокойно перевел взгляд на Артемаса и остальных Коулбруков:
— Мисс Коулбрук заметила в некоторых местах шляпки гвоздей и велела отодрать все украшения и положить новые. Я мог бы заделать эти шляпки, но мистер Гранд сказал, что она заметит, поэтому все это должно быть сделано заново.
— Знала все вплоть до шляпки гвоздя! — воскликнул Джеймс.
Лили быстро повернулась. Их взгляды встретились, все бурлило от невысказанных противоречий. Артемас шагнул вперед:
— Пожалуйста, продолжайте, мистер Спенсер.
Спенсер вздохнул:
— Закончив эту лепку, я снова увидел мистера Портера. Он наклонился ко мне, а я сказал, просто потому что говорить было не о чем: «Когда мы работали на мосту, парни-бетонщики были так злы на мистера Рутгерса, что я подумал, что они замуруют его в этот мост, но он наконец признал, что не нашел ни одной непригодной пачки смеси».
Тогда единственным человеком в комнате была его жена, которая поднялась со стула и тихо подошла к Лили. Миссис Портер, глядя сверху вниз в ошеломленное милое лицо, протянула руку Элис Коулбрук. Их беседа состояла из сочувствий и тайных слез. Сколько времени они так простояли — рука в руке, наблюдая за спящим Джеймсом, вряд ли кто-нибудь из них мог сказать точно.
Она прошла через открытую дверь в коридоре, в висках у нее стучало. Тело отзывалось на душевное волнение, причина которого оставалась необъяснимой; все было похоронено слишком глубоко. Она, конечно, чувствовала физическую боль, но мысли текли вяло, почти лениво. У палаты Джеймса она через дверь услышала женские голоса. Потом приглушенный — мужской.
Надо довести до сведения этих людей, что нет никаких причин подозревать Ричарда.
Лили внимательно оглядела себя. Прямая темная юбка, белая блузка. Черные чулки, голубые туфли. Синяя сумка на плече. Широкое золотое обручальное кольцо и большой бриллиантовый браслет. Ногти коротко подстрижены. Длинная коса перехвачена черной лентой.
Респектабельная внешность придала ей уверенности.
Она постучала в дверь. Пожалуй, слишком вежливо, словно она обращалась по делу о перенесении цветов или корзины с фруктами. Лили выпрямилась и вошла в комнату.
Наступила гнетущая тишина. Их лица мелькнули в ее сознании подобно быстро сменяющимся слайдам. Кассандра. Темный акцент. Худая как тростинка. Стоит. Элизабет. Блондинка. Приятная, округлая фигура. Стоит. Элис. Деликатная. Сидит на краю стула.
У Лили перехватило дыхание. Наконец Джеймс. Никакого ремня. Никакого катетера. Белая подушка лежит параллельно гребню его правой ноги под простыней. Он сидел, опираясь на ослепительно белую подушку. Куртка черной шелковой пижамы свободно болталась на его мощных плечах.
Лицо было бледным и злым.
— Я полагаю, — сказал он низким голосом, — до сегодняшнего дня у тебя не хватало мужества посмотреть на калеку.
Будто какая-то невидимая рука придавила ее грудь к позвоночнику. Лили посмотрела на него в смутной агонии, борясь с прерывистым дыханием.
Элис тотчас вскочила.
— Джеймс, она уже приходила. Я же говорила тебе.
Но в ее взгляде Лили не увидела сочувствия.
Джеймс, по-видимому, не обратил никакого внимания на слова жены.
— Брата здесь нет. Может, ему было бы интересно услышать все, что ты собираешься сказать, мне это ни к чему. — Его серые глаза холодно сверлили Лили. Рот мучительно скривился. — И когда наша семья покончит с тобой, не надейся на какое-нибудь гостеприимство от него. На самом деле, он говорил нам, что хочет увидеть тебя. Я думаю, что ваша дружба весьма иллюзорна.
Лили наконец нашла в себе силы ответить:
— Я бы поменялась с тобой местами, если бы от этого что-то изменилось… возродились бы мой муж и сын, или твоя сестра, или кто-нибудь еще из погибших.
— Ах, какие сантименты! Какие бесполезные сантименты!
— И вам не нужны никакие доказательства? — спросила Лили, переводя взгляд с одного Коулбрука на другого.
Глаза Элис закрылись. Кассандра презрительно скривилась.
Элизабет, шагнув вперед, окинула Лили пытливым взглядом с явно выраженным омерзением:
— Ты, очевидно, еще ничего не слышала от своего адвоката.
— Что я должна была услышать?
Джеймс рывком подался вперед и тотчас скривился от боли. На щеках выступили красные пятна. Элис тихо вскрикнула и обняла его:
— Пожалуйста, успокойся! Тебе вредно волноваться.
Джеймс проигнорировал ее.
— Эвери Рутгерс, — с ненавистью выпалил он.
— Я его не знаю.
— Рутгерс был экспертом по контролю качества у Гранда. Его заела совесть — утром он позвонил нашему адвокату.
Лили недоуменно нахмурилась. Кассандра поспешила добить ее окончательно:
— Он сказал, что бетон, используемый при строительстве моста, оказался дерьмовым. Гранд знал, но не заменил его. А когда Артемас посмотрел в лицо обреченному Гранду, тот признался, что твой муж и его партнер также были в курсе дела.
Свет, казалось, померк в глазах Лили. Ноги подкосились, она пошатнулась и оперлась о стену, прислонившись лбом к твердой, прохладной поверхности. Это все Оливер. Не Ричард. Не Фрэнк. Она всегда противилась их сотрудничеству. В ней заговорила жажда мщения.
Теперь ее единственной целью было уйти отсюда и найти его. Словно в тумане она услышала голос Джеймса:
—…немедленно. Я не позволю ей выйти из палаты. Я размажу ее как дерьмо, если она сделает это.
Лили, ослепленная яростью, повернулась на голос:
— Это неправда! Мне все равно, что тебе сказали. Во всем виноват только Оливер.
Джеймс дрожал от злости.
— Главное, знала ли об этом ты? — воскликнул он. — А если не знала, на что способен твой муж, то чего уж тут оправдываться?
Пот блестел у него на лице, рубашка на груди взмокла. Остальные суетились около, пытаясь уложить его на подушки.
— Все, кто участвовал в этом, все, кто просто недобросовестно отнесся к работе, — твой ублюдок или его партнер, ответственны за то, что произошло со мной!
Лили, сверкнув глазами, подлетела к кровати и свирепо вцепилась в спинку.
— Значит, все это относится также и к Джулии? Ты осудишь свою сестру за то, что она влюбилась в Фрэнка Стокмена? Ты думаешь, что она ему не доверяла?
Все Коулбруки разом замолчали, раскрыв рты. Она похолодела.
«Они не знали о Джулии и Фрэнке».
— Закройте дверь, — раздался рядом голос Артемаса.
Лили медленно выпрямилась и повернулась. Он вошел незаметно и тотчас включился в перепалку — глаза прищурены, черные брови сведены к переносице, губы плотно сжаты. Всем своим видом он словно бы вершил судьбу.
Тамберлайн, обеспокоенный и встревоженный, стоял рядом. Майкл Коулбрук, закрыв дверь в комнату, испуганно смотрел на Лили из-за плеча брата.
— Повтори, что ты сказала, — требовательно попросил Артемас.
Лили не отвела глаз. Пора раскрыть ему глаза на сестру, наконец воскресить свое достоинство!
— Джулия любила Фрэнка. Это началось примерно год назад.
Собственный голос успокоил ее. Надо покончить со всем этим, а потом выследить Оливера. Последствия не имеют значения.
— Продолжай, — все еще хмурился Артемас.
Лили вздохнула и попыталась сосредоточиться.
— Когда строилось здание, она проводила большую часть времени в Атланте. Они были вместе каждую ночь — у нее в номере или у него дома. Затем все неожиданно кончилось.
— Не верю, — зло бросила Кассандра. — Откуда ты узнала?
Лили повернула голову:
— У Фрэнка не было никаких секретов от нас с Ричардом. Впрочем, Джулии самой пришлось сказать мне об этом, потому что я случайно наткнулась на них в конструкторском вагоне, где они использовали стол отнюдь не для изучения чертежей.
Она снова встретила взгляд Артемаса. Под маской бесстрастности на лице она уловила тень болезненной веры.
— У Фрэнка постоянно проживала домработница. Она может подтвердить, что Джулия часто оставалась у него. Знает и Оливер Гранд. Некоторые из его людей жаловались, что с появлением Джулии на стройплощадке следовало бы вешать на двери табличку «Не беспокоить».
Артемас с расстановкой сказал:
— Сестре незачем было скрывать подобное.
— Джулия опасалась, раскрыв тайну, скомпрометировать свое руководство строительством. Но я думала, что хотя бы с одним из вас она поделилась.
По их обескураженным взглядам было видно, что ни один из них ничего не знал. Даже Джеймс, казалось, немного успокоился.
— Вряд ли это было любовью. И никакого отношения к катастрофе не имеет.
— Твои адвокаты обсуждали обвинения, выдвинутые против Ричарда и Фрэнка? — как бы между прочим спросил Артемас.
— Я узнала об этом минуту назад.
— Не стоит покрывать Ричарда. Наша семья заслуживает лучшего.
— Мой муж тоже заслуживает лучшего, чем быть осужденным по обвинениям строительного подрядчика, который не знает, как спасти собственный зад.
— Ричард с Фрэнком старались выложиться на Коулбрук-билдинг, чтобы привлечь богатых клиентов. Ты не можешь этого отрицать. Ричард знал, что потеряет все — тебя и себя самого, если они провалятся. Он использовал твое личное имущество, чтобы получить кредиты для строительства новых офисов своей компании.
— Я знаю. Я осознанно пошла на это.
Она старалась не думать ни обо всех этих кредитах, ни о том, как справиться с ними теперь.
— Ты представляешь, сколько придет исков? Понимаешь, что фирма обанкротится… и все имущество пойдет с молотка? Ты простишь Ричарда, даже потеряв дом?
— Я уже потеряла то, что любила больше всего, — сказала она хриплым голосом. — Нет ничего такого, за что нельзя было бы простить Ричарда. И нет никаких оснований верить Оливеру.
Он сделал шаг навстречу ей. Она не отступила.
— Что еще ты можешь рассказать о Джулии? — спросил он. — Гранд настаивал, чтобы я расспросил тебя о Джулии.
— Фрэнк порвал с ней, как только она завела речь о замужестве. Я не стану его оправдывать — он оказался глуп и бестактен, и не мудрено, что Джулия после этого наслаждалась, унижая его. Правда, она решила выместить злобу на Ричарде, на Оливере и на мне — на всех, кто был связан с проектом. Она всегда была чем-то недовольна. Ее невозможно было убедить, что не все проходит гладко в проектах, подобных Коулбрук-билдинг. Бывают задержки, ошибки, изменения планов — всякие неожиданности. Бюджет, одобренный до начала строительства, должен быть достаточно гибким.
Но после ее разрыва с Фрэнком для нее не стало ничего святого. Она угрожала, что будет преследовать их в судебном порядке, если проект хоть на пенни превысит бюджет или будет выполнен на день позже. Она знала, что Ричард с Фрэнком не могли позволить себе судебное разбирательство, поскольку все их деньги были вложены в постройку своих новых офисов Она знала, что эта экономия подкосит Оливера, а он стремился избежать долгов. Под конец она довела всех до бешенства.
Лили сжала кулаки.
— Я видела, как Ричард выкладывается на работе, у него появились боли в груди, бессонница. Это все Джулия.
Джеймс ледяным тоном произнес:
— Значит, наша сестра вынудила проектантов пойти на криминал? Значит, она во всем виновата?
Элизабет Коулбрук застонала от бессилия. Элис скептически покачала головой. Кассандра сидела все с тем же омерзением на лице. Майкл и Артемас, правда, были чуть осмотрительнее в выражении эмоций.
— Значит, ты обвиняешь нашу сестру? — эхом отозвалась Элизабет.
Лили вздрогнула. Артемас протянул руки и посмотрел на нее в упор:
— Лили?
Она до крови прикусила губу.
— Виноват во всем Оливер — и только Оливер. Из-за его трусости пострадали невинные люди.
— Прекрати. Имей мужество признать, что Ричард также мог быть причастен к этому. — Он на секунду замолчал, заиграв желваками. —…Или ты любила его так сильно, что не можешь даже мысли допустить о том, что он по крайней мере частично ответствен за смерть твоего сына?
— Он — один из тех, в ком я никогда не сомневалась.
В его глазах промелькнула боль и вновь сменилась холодными, колючими огоньками.
— Тогда ты понимаешь, как наша семья верила Джулии.
«Слепая любовь», — подумала она.
— Твоя сестра устанавливала правила игры, причем совершенно невыполнимые. Она поплатилась за это.
Из горла Джеймса вырвался яростный хрип, пронзительно вскрикнула Кассандра. Она подскочила к Лили, все смешалось. Артемас заслонил Лили, обругав сестру. Элизабет и Элис схватили ее за руки. Майкл удерживал Джеймса, ибо тот порывался соскочить с больничной койки.
Лили, шатаясь, отошла назад. Мистер Тамберлайн, неожиданно оказавшись рядом, поддержал ее. Что-то в выражении лица Артемаса заставило остальных похолодеть, исчезла даже ярость Джеймса. Дрожь пробежала по спине Лили. Они смотрели на Артемаса как на жуткий несчастный случай на дороге — вздрагивая от испуга, что увидели слишком много и теперь надолго лишатся покоя.
Он повернулся к ней. О, это изможденное, измученное кошмарными снами лицо! Ей хотелось обнять, положить голову Артемаса себе на плечо, баюкать и успокаивать. Он потянулся к ней и коснулся кончиком пальца окровавленной губы.
— Прости, — сказал он глухим от отчаяния голосом.
Лили лишь опустила глаза.
— Может быть, проводить тебя вниз, Лили? — любезно спросил Тамберлайн.
Она кивнула и, направляясь к двери, взглянула на собравшихся около Артемаса Коулбруков с белыми как мел лицами.
— Я знаю, что в вас — вся моя жизнь, даже если мы никогда не встретимся. Я так много читала о вас в письмах Артемаса, считала вас своей семьей.
— Мы тебе не семья, — отрезал Джеймс. — И никогда ею не будем.
Она не в силах была поднять глаза на Артемаса. И, повернувшись, молча вышла.
* * *
Холодный ночной ветер играл ее волосами. Она двигалась к низкой ограде парка, оттуда всего лишь шаг до дома Оливера. Двухэтажный особняк был обнесен восьмифутовой оштукатуренной стеной, за витиеватыми черными воротами, которые, несмотря на поздний час, были открыты, проглядывался чудесный дворик с фонтаном.Везде, внутри и снаружи, горел свет. Синие огни полицейских машин мелькали прямо перед глазами, придавая ее подавленности какой-то сюрреализм.
Она прислонилась к ограде, стараясь скрыться в тени, и с интересом наблюдала за происходящим. Вдруг кто-то тронул ее за плечо. Она вздрогнула от неожиданности — Ар-темас! Бросив взгляд на улицу, Лили заметила большой седан рядом со своим джипом.
— Ты следил за мной, — заявила она.
— У меня для этого есть частный агент, — поправил он. — Он доложил мне, что, выйдя из дома, ты поехала в Атланту.
В то же самое время он, словно невзначай, стиснул ее руку и скользнул в карман ее пальто. Она даже не успела опомниться.
Тяжелый револьвер теперь лежал у него на ладони. Ноги Лили неожиданно подкосились, она все еще пребывала в прострации.
«Он догадался! Надо же, как хорошо он меня знает», — только и вертелось у нее в голове.
Разглядывая револьвер, он тяжело вздохнул, его плечи опустились.
— Мои люди наблюдали и за Грандом, — наконец выдохнул он. — Им удалось кое-что узнать.
Он щелкнул барабаном и высыпал в руку патроны.
— Гранд перерезал себе вены, жена нашла его в ванной.
Лили так и не сумела до конца осознать случившееся. Ей не дали отомстить, не дали убить Гранда. Теперь все это выглядело очень нереальным.
— Он умер?
— Да. Говорят, его тело увезли минут пятнадцать назад.
Лили закрыла глаза и судорожно вздохнула. Он протянул ей разряженный револьвер.
— Все-таки однажды судьба не подвела нас.
Обойдя женщину, он потянулся к другому карману. Лили покачала головой, накрыла карман рукой. Наклонившись, он все-таки залез в карман и… обомлел при виде маленького плюшевого мишки.
Он не спросил, был ли это один из тех, что он присылал ежегодно на день рождения Стивену. Да и не стоило об этом спрашивать.
— Я хочу…
— Нет. Мы должны до конца выполнить свой долг.
Незримая нить меж ними оборвалась, уступив место тишине.
— Я хотела заставить Гранда признаться во лжи. Если он написал какое-нибудь признание… то я хотела бы увидеть его.
— Обещаю, если оно есть — ты узнаешь.
Они говорили вполголоса, подобно счастливчикам, которые живут вместе вечность и посему необходимость в благодарности отпадает. Они прошли к машинам. Он остановился у обочины, наблюдая за ней. Лили открыла дверцу джипа. В висках громко стучало — а ведь Гранд мог и не солгать; а вдруг и правда Ричард с Фрэнком рискнули, желая сохранить время и деньги; видимо, ни Артемас, ни его семья никогда не согласятся с тем, что всему виной непомерные требования Джулии.
Она решительно посмотрела на него:
— Отныне и впредь нам лучше говорить через своих адвокатов. Я еще раз не вынесу подобное тому, что произошло сегодня в больнице.
Артемас не вымолвил ни слова. Горечь и усталость изнурили его, он осунулся и как-то сразу состарился. Ему ничего не оставалось, кроме как согласно кивнуть.
* * *
Курьер доставил в отель письмо от Оливера Гранда. При свете настольной лампы он с замиранием сердца вскрыл конверт.Он быстро пробежал глазами строчки. Да, это, несомненно, неопровержимое доказательство. Письмо выпало у него из рук и упало на пол.
* * *
Тяжело вздыхая, Джеймс кое-как добрался до большой ванны, оперся на край. В поврежденной ноге пульсировало, любое движение вызывало перемещение стальной скобы от бедра до лодыжки, что приводило к ужасным мукам и судорогам. Ему хотелось кричать, плакать; никто, даже Элис, не мог осознать всей глубины его унижения!Пот струился по его лицу. Запрокинув голову, он изучал ручки душа. Надо же наконец когда-то начинать мыться и самому, без посторонней помощи.
Он скинул влажную пижамную куртку и отшвырнул ее в сторону; потом, окинув себя взглядом, недовольно поморщился. Он ненавидел этот безжизненный пресс, бесполезный пенис! Правда, врачам удалось снять боли, и он уже пробовал возбуждать себя. Элис также настаивала на эксперименте, но ее нежное внимание вызывало в нем лишь платонические чувства.
Невозможно было смириться с тем, что он теперь неполноценный мужчина. И Джеймс отвергал подобные попытки близости.
Заскрежетав зубами, он, опираясь на раковину, стал подтягиваться. Его здоровая нога ослабла, а больная — волочилась по полу тяжелым грузом. Наконец он с трудом сел на ванну и уткнулся лбом в холодный белый край раковины.
— Джеймс! О Боже, милый, что ты делаешь?
Элис недоуменно застыла в дверях ванной. Через миг она ринулась ему помогать.
Он гневно выпрямился:
— Нет. Оставь меня.
Она остановилась, обезумев от расстройства. Вид ее изящных ножек рядом с его нелепым обрубком лишь усиливал ярость и подавленность мужа.
— Уходи, — приказал он. — Я не хочу, чтобы ты мне помогала.
— Джеймс, пожалуйста. Не надо скрывать от меня свою боль, в этом нет ничего предосудительного.
Он уже еле сдерживался, чтобы не ударить ее — женщину, которую любил больше всего на свете.
— Не надо со мной нянчиться! — прорычал он низким злобным голосом. — Мне дурно от этого!
Она отпрянула, как от пощечины. Она прикрыла рукой рот и, закрыв раскосые глаза, опустилась на сиденье унитаза. Слезы невозможно было унять. Джеймс задыхался от жалости, но даже не попытался успокоить жену.
— Я не стану тебе обузой. Можно быть бесполезным, но уж никак не жалким.
— Ты глупый дурачок. — Она, обхватив руками голову, мерно и как-то неестественно раскачивалась. — Главное, ты жив. У нас впереди еще целая жизнь, у тебя есть работа, ты нужен семье. Компания пока базируется во временных офисах, старые здания скоро продадут, а мы с тобой купим дом и на следующий год подумаем о ребенке…
— Нет.
Она резко открыла глаза, глядя недоверчиво и умоляюще.
— Мы же договаривались… Мы женаты уже пять лет!
У Джеймса внутри все оборвалось.
— Значит, братья станут обучать моих детей играть в бейсбол, поскольку я не могу бегать? Мои дети будут рассказывать друзьям, что отец у них неполноценный. Привести другие примеры?
Элис застонала:
— У тебя плохо с головой.
— Нет, это единственная часть тела, которая работает превосходно. — Он протянул руку к сумке с одеждой. — Повесь на дверь и выйди.
Она нерешительно поднялась:
— Я слишком люблю тебя и не заслуживаю такого обращения. Всему есть предел. Пожалуйста, не прогоняй меня навсегда. Я не вынесу этого.
Дверь за ней закрылась, и Джеймс, полностью открыв кран, уронил голову на раковину и заплакал.
* * *
Встреча была назначена в офисе юридической фирмы, которая представляла интересы Портера и Стокмена. Арте-мас решил пойти на уступку, дабы дать возможность Лили встретиться с ними в миролюбивой обстановке. Присутствие братьев и сестер было необязательным, но она настояла на этом, восхищая своим мужеством.— Скорей бы уже приходили. — Элизабет, опершись локтями на стол, массировала виски. — Пора уже кончать с этим.
— Сомневаюсь, что она с радостью идет на встречу с нами, — откликнулся Майкл и, откинувшись на спинку стула, покачал головой: — Она не виновата.
Артемас застыл у окна, заложив руки за спину, изучая собравшихся. Элизабет, Майкл и Касс. Несколько адвокатов Коулбрука. В конце стола Джеймс, бледный и прямой, в инвалидной коляске. Хорошо, что он снова в костюме, не беда, что теперь он сидит слегка мешковато. Портные укоротили и расширили левую брючину, чтобы приспособить ее к кокону из бинтов и стали.
Элис, с распухшими от слез глазами, встала за спиной мужа. Взгляд ее редко оставлял Джеймса, и выражение ее лица беспрестанно изменялось от злости до печали.
Тяжелая панельная дверь бесшумно открылась, и вошел Маркус де Лан, главный адвокат фирмы. Рядом семенил маленький, жилистый, неприятного вида человечек в дешевом синем костюме.
— Присаживайтесь, мистер Спенсер, — пригласил его де Лан.
Спенсер опустился на стул и окинул взглядом полированный стол красного дерева, который блестел так же, как и его тонкие, жирные каштановые волосы.
— Я встречу Лили, — поклонился присутствующим де Лан.
Артемас пожал крючковатую руку Спенсера. Тяжелая работа профессионального строителя в течение всей жизни наложила свой отпечаток.
— Спасибо за то, что пришли, мистер Спенсер. Вы не обязаны делать никаких официальных заявлений. Просто расскажете миссис Портер то, что рассказывали федеральным властям и моим адвокатам.
— Хорошо, исключительно ради миссис Портер. — Чувствовалось, как ему мучительно далось такое решение. — Правда, она не заслужила этого, впрочем, и мистер Портер тоже. Они были чрезвычайно добры все это время и никогда не смогли бы сделать ничего подобного, поскольку были больше чем просто хорошими работниками.
— Я понимаю, что все это не так-то просто для вас. — И тут же добавил про себя: «Даже лучше, чем кто-либо другой».
Наконец дверь распахнулась, вошел де Лан, следом Лили. Высокая и величественная, в черном костюме, с копной огненно-рыжих волос. Большие черные очки резко подчеркивали впалые щеки. Майкл встал, соблюдая этикет и игнорируя фыркнувшую от недовольства Касс. Вскочил и Спенсер.
— Я никогда ничего не сказал бы ни вам, ни кому-либо другому, если бы мистер Гранд не упомянул мое имя в предсмертном письме, — с мукой в голосе проговорил он. — Он, видимо, слышал, как я разговаривал с мистером Портером. Я обещал рассказать, обещал, что не останусь в стороне.
— Я знаю, Спенс.
Эти слова она произнесла дрожащим шепотом. Артемас, переживая за Лили, в душе проклинал свою миссию.
Маркус де Лан взял инициативу на себя. Закрыв дверь и грациозно предложив стул Лили, он сел рядом. Спенсер плюхнулся на свое место. Артемас снова встал у окна.
Лили сняла очки и осторожно положила их на стол. Она безразлично скользнула по нему голубыми ввалившимися глазами и повернулась в сторону Спенсера.
— Расскажи, пожалуйста, все, что тебе известно.
Маленький человек, волнуясь, вцепился в край стола.
— Создавая формы для бригады бетонщиков, которые должны были укрепить стены и мост, я слышал, как они говорили, что мистер Рутгерс слишком придирается к ним. Им не нравились все эти ищейки по контролю качества — ребята думали, что никто лучше их самих не знает дела.
— Когда ты слышал все это? — уточнила Лили.
— За пару месяцев до того, как здание передали художникам и всем остальным.
— Кого ты называешь «художниками и остальными»? — резко спросила Касс.
— Бригады по внутренней отделке, — объяснил Артемас. — Ковры, плитки, обои — эта фаза строительства.
Лили не сводила глаз со Спенсера:
— Тогда ты ничего не сказал Ричарду?
— Нет. Но мистер Гранд, по-видимому, посчитал, что мне не следовало бы этого слышать, поэтому перебросил работать на объект, строящийся на другом конце города. Двумя неделями позже, когда Коулбрук-билдинг был закончен, я вернулся, чтобы выполнить лепные работы в больших офисах наверху.
— Почему?
Спенсер быстро поднял голову и беспокойно перевел взгляд на Артемаса и остальных Коулбруков:
— Мисс Коулбрук заметила в некоторых местах шляпки гвоздей и велела отодрать все украшения и положить новые. Я мог бы заделать эти шляпки, но мистер Гранд сказал, что она заметит, поэтому все это должно быть сделано заново.
— Знала все вплоть до шляпки гвоздя! — воскликнул Джеймс.
Лили быстро повернулась. Их взгляды встретились, все бурлило от невысказанных противоречий. Артемас шагнул вперед:
— Пожалуйста, продолжайте, мистер Спенсер.
Спенсер вздохнул:
— Закончив эту лепку, я снова увидел мистера Портера. Он наклонился ко мне, а я сказал, просто потому что говорить было не о чем: «Когда мы работали на мосту, парни-бетонщики были так злы на мистера Рутгерса, что я подумал, что они замуруют его в этот мост, но он наконец признал, что не нашел ни одной непригодной пачки смеси».