У Лили перехватило дыхание. Переведя дух, она кивнула:
   — Спасибо.
   — Не стоит. Я уже все прочел в твоих глазах. Пожалуйста, доверяй мне и впредь!
   С дивана поднялась Касс и дружелюбно воскликнула:
   — Надеюсь, Артемас рассказал, что произошло между доктором Сайксом и мной?
   — Да.
   — После нашей ужасной стычки ты открыла меня Джону Ли, тем самым очень его вооружила.
   — И он попал в цель.
   Глаза Касс одобрительно сверкнули. Она была очень признательна Джону Ли за ребенка.
   Лишь Джеймс смотрел на нее испытующе, не скрывая своей запальчивости.
   — Я хочу, чтобы ты знал до того, как все откроется, — Лили сделала паузу, — мой муж был хорошим человеком, и у него были добрые намерения, и он мог бы предотвратить то, что случилось в Коулбрук-билдинг, но он не сделал этого. Поэтому ты не обязан прощать его.
   — Лили, не надо. — Артемас взял ее за руку, бросив тревожный взгляд. — По крайней мере не так.
   Джеймса словно ударили кулаком в живот.
   — К чему эта исповедь? — резко спросил он. Он уже зашел слишком далеко и не собирался отступать. — Задние мысли? — почти выкрикнул он. — Или для того, чтобы продемонстрировать перемену в сердце?
   Она шумно вздохнула, нарушая тишину. Артемас встал между ними.
   — Ты уже очень долго ходишь по острию ножа, — произнес он низким и с трудом контролируемым голосом. — Я разбаловал тебя из-за твоей ноги. Но не из жалости, — добавил он, видя, как Джеймс напрягся. — Пытаясь помочь, я позволил тебе излить свою горечь.
   — Не нуждаюсь я в вашей снисходительности, — парировал Джеймс сквозь стиснутые зубы. — Презираю.
   — Тогда измени свое поведение и не думай, что твоя травма оправдывает ужасные, гнусные слова в адрес остальных.
   Джеймс холодным взглядом зацепился за полную покорность в глазах Лили, почувствовал правоту брата. Но непреклонная гордость, воспитанная для самозащиты на протяжении всей его жизни, не позволяла ему что-либо ответить. Его молчание просто означало перемирие. В блестящих глазах Артемаса, этаких светящихся твердых бриллиантах, он уловил отвращение.
   Артемас, поддерживая Лили под руку, проводил ее к креслу, они обменялись быстрыми, влюбленными взглядами. Все сомнения Джеймса о природе их отношений сразу испарились. Тамберлайн говорил правду: они с детства любили друг друга.
   — Пожалуйста, начинай, — кивнул Артемас Тамберлайну.
   Тамберлайн подошел к письменному столу, достал автоответчик и сунул вилку в розетку на стене.
   Лили вцепилась руками в подлокотники кресла. Ее нервы были на пределе. Артемас тотчас встал рядом, положив руку ей на плечо.
   Тамберлайн перевел взгляд с Джеймса на остальных Коулбруков. Затем его повелительный голос поплыл с соизмеримой каденцией. Он рассказал им историю про автоответчик.
   Майкл с изумлением спросил:
   — Неужели на пленке голос Джулии? С какой стати?
   Тамберлайн колебался.
   Артемас ответил за него:
   — Обсуждались возможные неувязки, в том числе и риск, связанный с мостом.
   Лили заставила себя взглянуть на Коулбруков: ужас, отрицание, боль читались на их лицах. Джулия, казалось, снова умирала у них на глазах. Джеймс решительно шагнул вперед, потом остановился.
   — Ты говоришь… говоришь, что Джулия знала насчет моста?
   Рука Артемаса сжала плечо Лили.
   — Да. Знала, но настаивала на продолжении строительства.
   Вскрикнула Элизабет, покачнулась Касс, глаза Майкла умоляли. Джеймс бросился к Лили:
   — Думаешь, мы поверим? Каким-то там откровениям Джулии, наиболее понравившимся тебе!
   — Лили не хотела ни вам… ни мне… говорить об этой пленке, — вмешался Артемас.
   Тамберлайн кашлянул.
   — Это правда. Лили отказывалась передать эту пленку Артемасу. В конце концов я посчитал нужным посвятить Артемаса.
   Касс подалась вперед, обращаясь к Лили:
   — Почему ты хотела скрыть?
   Лили многозначительно взглянула на Элизабет:
   — Когда прослушаете, надеюсь, поймете. Джулия была сложной женщиной и слишком эмоциональной, чтобы рассуждать объективно. Она не чувствовала опасности; презирая Фрэнка, все же доверяла ему. А он убеждал ее игнорировать опасения Ричарда.
   Смущение отразилось на пепельном лице Элизабет. Та мука, которую перенесли они с Джулией в детстве, выразилась в ее взгляде. Теперь понятно, почему Лили защищает Джулию!
   Джеймс разочарованно присвистнул:
   — По-видимому, у тебя развита таинственная интуиция относительно нашей сестры.
   — Замолчи! — приказала Элизабет, глаза ее наполнились слезами. — Включайте! Я хочу услышать, что говорила Джулия.
   Майкл сжал плечо Джеймса:
   — Прикуси язык, пока мы не прослушаем пленку.
   По-видимому, Джеймс впервые дрогнул. Отстранив Майкла, он подошел к Тамберлайну и облокотился на стол у автоответчика.
   Раздался рокот магнитофона. Лили закрыла глаза. Из динамика вырвался злобный, решительный голос Фрэнка:
   «Ты, глупый ублюдок, зачем рассказал Джулии о мосте?»
   Лили оглядела лица окружающих. Разыгравшаяся трагедия полностью опустошила их. Жуткие голоса смолкли, в комнате воцарилась неестественная тишина. Тамберлайн выключил автоответчик и погрузился в глубокое раздумье.
   Ни один из них не мог вымолвить ни слова. Наконец Касс обхватила голову руками и глухо спросила:
   — Что же теперь делать?
   Артемас печально оглядел лица родных:
   — Мы поговорим. Поплачем. Простим.
   Майкл, вздохнув, откинулся на спинку кресла:
   — Хорошо, что мы узнали.
   — И что теперь? — воспротивился Джеймс. Он гневно посмотрел на Лили. — Твой муж и остальные убедили ее в том, что мост безопасен!
   Артемас прищурился:
   — Теперь ясно, что она игнорировала предупреждения Ричарда и вынудила его согласиться со Стокменом и Грандом.
   Джеймс выругался:
   — Неужели ты осуждаешь ее за то, что она приняла рекомендации по техническим вопросам?! Ведь даже ни один адвокат не взялся обсуждать их.
   — Я не осуждаю Джулию. Она совершила ошибку… Трагическую ошибку. Видимо, руководствуясь безрассудной гордостью. Она не останавливалась ни перед чем ради того, чтобы открыть сооружение в срок. Почему бы ей просто было не прийти к нам и не объяснить ситуацию? Не понимаю. Никто не обвинил бы ее в том, что она плохо справляется с заданием. — Он неожиданно ссутулился, словно от тяжкого груза. — Вот на этот вопрос мы никогда не получим ответа…
   Джеймс ударил кулаком по автоответчику. Пластиковый корпус зловеще хрустнул. Лицо мужчины исказилось от гнева и горя. Затем он, хромая, подошел к окну и отвернулся.
   Элизабет вдруг издала протяжный стон.
   — Это трудно… вам, вероятно, и в голову не приходило, что кто-то может не понять вас. Вы никогда ни в чем не сомневались. На самом деле она была такой хрупкой и такой ранимой… Думаете, легко мне было, оберегая чувства каждого, скрывать от вас весь тот ужас из-за того, что не к кому обратиться за помощью?
   Ее бессвязная речь очень встревожила остальных. Джеймс резко повернулся, Майкл пытался успокоить, обнял.
   — Я не потеряла рассудок, — продолжила она тупо. — Я пыталась рассказать вам… Боже, я пыталась… — Взгляд ее остановился на Лили. — Я знаю, почему Джулия не могла никому довериться в критический момент. Лили, ты знаешь, о чем я. Именно поэтому, вероятно, ты не испытываешь к ней ненависти.
   Лили тотчас похолодела.
   «Нет, не надо, они уже и так расстроились».
   Но она не могла, не имела права просить Элизабет скрыть заключительную часть головоломки.
   — Лизбет, о чем ты? — потребовала Касс срывающимся голосом.
   Элизабет поднялась, чуть ли не задыхаясь. В ней словно что-то переломилось, и раздался тихий, прерывистый голос. Мощная разрушительная сила слов обрушилась на Коулбруков.
   «Отец. Ночью. Джулия и я. Мать позволила, чтобы это произошло».
   Даже для Лили весь этот рассказ был словно нож по сердцу. А каково же Артемасу? Она нежно дотронулась до него.
   Потрясенный вконец, растерянный Артемас впервые не знал, как поступить, и взглядом искал поддержки у Лили.
   — Подойди, обними ее, — шепнула та. — Ничего не говори, просто подойди и обними.
   Элизабет, закрыв лицо руками, расплакалась у него на груди:
   — Ты мне веришь?
   — Боже, ну конечно, Лизбет.
   — О, Лиз, — сочувственно прошептала Касс.
   Майкл неловко прикоснулся к сестре-близняшке и тоже заплакал.
   — Как же так? — вдруг всхлипнул он. — Я должен был почувствовать, я всегда знал, что ты несчастна.
   Джеймс застыл с каменным лицом безумца, как будто совсем потерялся в этом мире. Артемас приблизился к Лили:
   — Элизабет просила тебя не рассказывать мне об этом?
   Лили на мгновение закрыла глаза.
   — Прости.
   — Все в порядке. Я понимаю.
   — Я умерла бы со стыда, — продолжила Элизабет. — Но Лили убедила меня поведать обо всем хотя бы мужу. Лео, мой замечательный Лео помог мне почувствовать все по-новому. Посоветовал продолжить лечение. Вот почему я осмелилась рассказать вам об этом.
   — И правда, Майкл, — вдруг произнес Артемас. — Почему мы ничего не заподозрили? И о Джулии… — Он замолчал, смешавшись.
   Элизабет быстро коснулась его руки.
   — Я уверена, Джулия не хотела, чтобы ты знал. Разве кто-нибудь из вас понял, что произошло, когда я сама тогда еще не понимала, что отец использовал Джулию так же, как и меня? — Задыхаясь от рыданий, она горько добавила: — Мать пригрозила мне, что, если я когда-нибудь расскажу об этом, от меня все откажутся. Вероятно, она так же угрожала Джулии.
   У Тамберлайна на глазах блестели слезы.
   — Да и кто бы из вас мог чем-нибудь помочь? — Элизабет, опершись на Майкла, взяла Касс за руку. — Я всегда боялась… что никто не поверит или произойдет что-то страшное. — Она с любовью посмотрела на Артемаса. — Ты, например, убьешь отца и попадешь в тюрьму. Поэтому я и не думала о том, чтобы рассказать.
   Неожиданно уныло и протяжно взвыл Джеймс. Он вытянулся в кресле, откинулся на спинку и закрыл глаза:
   — Я знал о том, что случилось с Джулией.
   — О Боже! — простонала Элизабет.
   — И я ничего не сделал.
   Казалось, все вокруг потеряли дар речи. Лили поймала себя на мысли, что гладит руку Артемаса, ища хотя бы незначительного успокаивающего соприкосновения. Он же, не веря своим ушам, уточнил:
   — Ты знал, что творит отец, и все время молчал?!
   Джеймс выглядел побитым.
   — А как бы ты поступил на моем месте, если бы, войдя в комнату, нашел свою младшую сестренку на кровати, полураздетой и плачущей, и отца в такой позе, что… Мне не оставалось ничего другого, кроме как притвориться, что ничего не случилось.
   — Сколько тебе тогда было?
   — Около четырнадцати.
   — Значит, Джулии только шесть.
   Джеймс сник, будто придавленный каким-то грузом.
   — Только повзрослев, я понял, что у меня на глазах насиловали сестру, а я даже не пытался бороться с отцом, рассказав кому-нибудь. — Он замолчал, потом продолжил: — Понял, что до сих пор все еще боюсь помочь ей, и тогда я себя возненавидел. Эта ненависть сказывается на всей моей жизни. — Его опустошенный взгляд скользнул по Лили. — Я фанатично начинаю защищать свою сестру всеми способами, какими только возможно, чтобы искупить измену, которой нет оправдания.
   Элизабет бросилась к нему и обняла за плечи.
   — Не вини себя, Джимми. Я тоже не смогла помочь ни Джулии, ни самой себе. Я притворялась, желая забыть. Как все дети, впрочем.
   Джеймс с сожалением поднял глаза на Артемаса:
   — Мне очень хотелось походить на тебя. Мы все этого хотели. Ты бы не позволил Джулии и Элизабет страдать.
   Артемас поднял руку, но тут же безвольно опустил.
   — Я думал, мы непобедимы… что никто не причинит нам боль, потому что мы держимся вместе. Какой же я был наивный! — Он повернулся к Майклу и Касс.
   — У меня нет секретов, — отозвался Майкл. — Я страдал из-за своей астмы и никогда не думал, что это своего рода психосоматическая защита.
   Касс подхватила:
   — А для меня защитой явилась моя полнота. Отец игнорировал меня в детстве, я-то ревновала, видя, как много внимания он уделял Элизабет и Джулии. Я завидовала им, считая счастливицами.
   Джеймс встретился взглядом с Лили и задумчиво произнес:
   — Возможно, я вымещал ненависть к себе самому на ком-то, кто, как я считал, угрожал моим родным. Особенно Джулии.
   Что это — извинение, шаг к взаимопониманию или предупреждение, что злоба на нее слишком глубока, чтобы одним махом искоренить ее? Но теперь это не имело значения. Главное — семья, которая была просто в шоке после эмоционального потрясения.
   — Джеймс, — мягко сказала Элизабет. — Ты делал все, что мог.
   Она попыталась заключить его в объятия. Джеймс отшатнулся.
   — Не надо никакого сочувствия! Только прости, Лиз, тебе столько пришлось вынести. И не жалейте меня! — Его блуждающий взгляд наконец остановился на Артемасе и Лили. — Никто.
   Он выбежал из комнаты.
* * *
   Снегопад уже кончился, над головой показался просвет. Легкий туман повис среди гор, подобно курящемуся облаку, и лучи заходящего солнца придавали ему красноватый оттенок.
   Лили сидела на перевернутом ведре рядом с загоном для Гарлетт. Свинья счастливо хрюкала и своим широким розовым рылом через проволочное заграждение пыталась дотянуться до корма. Лили сменила платье на джинсы и свитер и набросила на плечи старый плед. Так гораздо удобнее.
   У ног ее лежала Люпа, тут же взад-вперед бегали цыплята в поисках крошек.
   На холме показался Артемас. Он заметно осунулся от пережитого. Сердце Лили прямо-таки разрывалось от жалости к нему.
   — Почему ты не предупредила меня, что уедешь? Я думал, ты поднялась ко мне наверх. Ламье потом известил меня.
   — Надо же мне было покормить друзей. — Она наполнила миски Гарлетт и Люпы, потом, обняв его, поцеловала. — К тому же ты должен побыть со своей семьей.
   — И с тобой.
   Она набросила на него плед, положила голову к нему на плечо.
   — Как хорошо! — прошептала она. Он в знак согласия что-то пробормотал, поглаживая ее по спине. — Джеймс говорил еще что-нибудь?
   — Нет. Он, как всегда, сдерживается.
   — Остальные, наверное, все еще не могут прийти в себя.
   В его голосе слышалась усталость:
   — Мы поговорили о том, что рассказали Джеймс и Элизабет, о том, что услышали на пленке.
   Она подняла один конец пледа.
   — Да, понадобится время, чтобы склеить все кусочки, но по крайней мере теперь все на месте.
   — Хорошая аналогия. Надеюсь, ты права.
   Она немного помолчала, потом бросила:
   — Я почему-то подумала о Хафмене. Помнишь эту легенду?
   — О да. — Он крепче обнял ее. — Коробейник, который подарил Элспет первую голубую иву.
   — А потом предсказал ее смерть. Хафмен исчез в горах после ее смерти, но бабушка всегда предупреждала, что этот дьявольский дух наблюдает за нами, чтобы под каким-нибудь предлогом вернуться и вызвать еще больше горя.
   Артемас поднял голову. Она молча следила за его взглядом. Он посмотрел на покрытый снегом амбар, на ивы, окутанные белым кружевом, на красивую старую ферму. Заиграл желваками:
   — Думаешь, что Хафмен снова заставит тебя оставить это место?
   — Может, это самая страшная мысль, пришедшая мне в голову. Я чувствую… О, меня просто бесит! Сегодня твоя семья, возможно, еще не осознав этого, наведет прочные мосты. Вот только Джеймс…
   — И он тоже. Брат уже сделал первые шаги.
   Они обнялись, погрузившись в печаль.
   — Хафмен всего лишь легенда из нашего детства, — прошептал Артемас. — Он не может навредить нам.
   Лили подалась вперед. Не говоря ни слова, они пошли вниз.
   Ее кровать показалась просто раем: теплое, безопасное место, удобное и такое знакомое. Они касались друг друга снова и снова, растворяясь в рабском, изящном обладании, со всеми похотливыми и притворными нюансами, но во время спокойных интерлюдий говорили обо всем на свете, открывая свои сердца и наполняя спокойствием душу.
   Она, конечно же, потом уснула, но во сне ей привиделся какой-то темный призрак.
* * *
   Джо, озлобленный и замерший, глядя на дом, выжидал.
   Он шел сюда, презрительно улыбаясь. Охотился в этих лесах в течение многих лет, выращивал наркотики в оврагах — ему было не впервой добираться до фермы Лили. Если бы не Артемас Коулбрук, он бы все еще был здесь и делал деньги.
   О да, завтра он вернется сюда, когда никого не будет, и оставит некое послание. Лили, конечно, догадается, что это его работа, но ничего не сможет доказать. Старик же поймет, что он имеет в виду. А это очень важное дело, потому что он не позволит ему сорвать сделку, заключенную с Артемасом Коулбруком. Пусть Коулбрук заплатит. Так или иначе, но этот ублюдок должен заплатить.
* * *
   Джеймс, сидя на столе в библиотеке на первом этаже дома, окруженный тенями, отбрасываемыми настольной лампой, по-прежнему ненавидел всякую таинственность. Но, кажется, все уже позади. Он преодолел свое безумие, еще не поздно. Этого нельзя допустить. Он снял телефонную трубку, позвонил Бейтнеру. Адвокат получал слишком хорошие гонорары, чтобы досадовать из-за позднего звонка самого престижного клиента.
   — Мне надо срочно встретиться с Хопвелом Эстесом и его сыном. Скажите им, что готовы заключить сделку, и дайте все, что предлагали. Только побыстрее.
   После затянувшейся паузы Бейтнер уточнил:
   — И вы настаиваете на тех же самых условиях… Миссис Портер должна оставить ферму мистера Эстеса по истечении срока ее аренды?
   — Нет, она остается. Окончательно. При желании она может выкупить это место.
   — Значит, вы больше не хотите препятствовать связи миссис Портер с вашим братом?
   — Да. Позаботьтесь об этом немедленно.
   — Хорошо.
   Джеймс повесил трубку. Дрожащими руками вновь набрал номер и позвонил в Лондон на квартиру Элис. К телефону подошла домоправительница. Она сказала, что посмотрит, может ли миссис Коулбрук подойти к телефону. Это означало, что Элис все еще скрывается от него.
   — Алло, — донесся до него стальной голос жены.
   Каждый раз, когда он говорил с ней, ему казалось, что она презирает его еще больше. Со своей стороны, он не давал ей повода ожидать от него чего-то иного, кроме высокомерия, доказательств и требований.
   Он заготовил убедительную, логичную речь, но не сумел изложить, а опершись лбом на руку, согнутую в локте, рассказал ей о сегодняшнем дне. Это напоминало свободное падение в каком-то кошмаре, внизу — либо ад, либо мирное, безмятежное утро. Он боялся остановиться, боялся, что она прервет его раньше, чем он закончит, и он попадет в чистилище.
   Он рассказал ей о Джулии, о своей трусости, рассказал об ужасном плане против Лили и о том, что уже предпринял необходимые меры, чтобы предотвратить его осуществление.
   Когда он закончил исповедь, в ответ он услышал плач, который показался ему огорченным шепотом ангелов, решающих его судьбу. Вся его надменность разом сгорела в нем, он стал нищим.
   — Элис. — Ее имя было произнесено с невыразимой мольбой. — Я люблю тебя, Я знаю, что одних слов мало, что у тебя нет оснований верить в то, что я могу измениться, но… — Он все-таки надеялся. — Я вылетаю в Лондон. Сегодня вечером. Подумай, пожалуйста, о том, что я тебе наговорил. Мы встретимся, и, может быть, однажды я докажу…
   — Нет! — прокричала она.
   На другом конце провода раздался глубокий вздох словно перед прыжком в воду.
   — Элис, не делай…
   — Я приеду домой. Успокойся и поверь мне.
   Он в изнеможении откинулся на спинку стула, закрыл глаза, чтобы унять брызнувшие слезы. Теперь все позади, наступил самый прочный мир.
   — Теперь я спокоен, — выдохнул он.

Глава 31

   За столом ей оставили место рядом с Артемасом, сидевшим во главе. Она нерешительно смотрела на остальных, стоящих каждый за своим стулом и ожидающих, когда сядет Артемас. Но он все еще переводил взгляд с одного из присутствующих на другого. Касс и Джон Ли, Элизабет и Лео, Майкл, Джеймс и Тамберлайн. Ни у кого не было аппетита, но этот ритуал необходимо было соблюдать.
   — Вы, наверное, чувствуете, что вчера мы открыли ящик Пандоры, — начал Артемас. — Но теперь можно двигаться вперед. Не нужно притворяться, нет необходимости предъявлять друг другу какие-то претензии. Я думаю, что это — благословение.
   Он отодвинул стул, собираясь сесть.
   — Подождите! — воскликнула Касс. — Надо еще кое-что сделать.
   Она поспешно подошла к Лили и, заметив ее волнение, покачала головой.
   — Добро пожаловать, — сказала она, протягивая руки.
   Такое проявление симпатии растрогало Лили, на глазах у нее выступили слезы. Она обняла Касс, подошли Элизабет и Майкл, а затем и Тамберлайн. Она прошептала ему на ухо:
   — Спасибо!
   В ответ он что-то невнятно пробормотал.
   Один Джеймс не двигался, но потом все же решился, подошел к ней. Он, вероятно, подбирал подходящие слова, и в этот момент в дверях гостиной появился мистер Аптон.
   — Простите, — возбужденно сказал дворецкий. — Она приехала, сэр.
   Лили взяла Джеймса за руку:
   — Что ж ты, встречай Элис!
   Пораженный этим, он, чуть помешкав, вышел из комнаты.
* * *
   Их тела переплелись, его зарубцевавшееся бедро впервые за много дней ощущало нежную кожу женщины.
   Они лежали на плюшевом диване в гостевой комнате на втором этаже, самом уединенном месте особняка, и мистер Аптон, не зная, куда отнести багаж Элис, оставил его при входе.
   Элис приподнялась на локте, коснулась его лица:
   — Я должна тебе что-то сказать.
   Джеймс почувствовал трепет пальцев на щеке.
   — Я оставляла тебя с чувством горького разочарования и очень опасалась за наше будущее.
   — Я понимаю, — выдохнул он, — весьма сожалею.
   — Ты не знаешь, почему я так отчаянно старалась изменить наши отношения, — продолжала она, печально глядя на него. — Мы часто ругались, иногда не касались друг друга неделями. Я злилась и переживала. Незадолго до нашей ссоры я перестала принимать свои таблетки. — Сделав глубокий вдох, она наконец решилась: — У нас будет ребенок.
   Радость и боль одновременно охватили его. Элис огорченно вздохнула:
   — Прости.
   — Тебе незачем извиняться. Ребенок… — Он с изумлением произнес это слово, лаская ее. — Я хотел бы быть хорошим отцом… самым хорошим в мире. Очень жаль, что мне не удастся.
   — Ну что ты! Ты обязательно им будешь!
   Джеймс перевернул ее на спину и заглянул в ее глаза.
   — Я очень счастлив.
   Они снова занялись любовью, но уже отдавая себя друг другу без остатка. И когда все было кончено, он прижался к ее животу, словно старался услышать биение сердца их малыша.
* * *
   Лили любила это одиночество. Дом, оранжерея, амбар все еще были покрыты снегом. Земля казалась гладкой как фарфоровая тарелка. Голые ветви ивы, покрытые инеем, отсвечивали в лучах заката.
   Она поставила грузовик во дворе, и навстречу ей с радостным лаем кинулась Люпа.
   — Ты самый дорогой старый друг, — приговаривала Лили. — Я приехала переодеться, покормить животных и посидеть немного перед камином.
   Люпа почему-то рванулась в сторону и стала бегать кругами, беспокойно нюхая следы на снегу.
   — Это, вероятно, олень, — бросила Лили.
   Она вошла в дом, включила лампу, переоделась в плотный свитер и рабочие брюки. Потом, включив освещение, снова вышла на улицу. Люпа все еще бегала кругами, затем, принюхиваясь, бросилась к двери амбара и вдруг с лаем отскочила назад. Лили остановилась в нескольких футах от двери амбара и насторожилась. Вряд ли здесь появился олень. Может, лиса, голодный опоссум, или… или кто? Она не на шутку испугалась. Убеждая себя, что все это только нервы, Лили вернулась домой за пистолетом.
   Прихватив крюк, она поспешно вернулась к амбару. Люпа скулила и царапалась у дверей. Лили ударила крюком по защелке, чуть выждала, пропустила вперед Люпу, которая осторожно прокралась внутрь.
   В тусклом свете лампочки Лили увидела лишь пустой коридор с земляным полом, заполненный различным садовым инструментом, пластиковыми горшками и другим инвентарем. Насесты находились у стен большого стойла в дальнем конце, невозможно было разглядеть ни одного цыпленка.
   Лили сделала шаг вперед, осветив помещение, и тут же увидела, что все насесты пусты. Стойло Гарлетт выходило в другой загон. Он также пустовал, сено было смято. Через открытую дверь в загон ничего не было видно, кроме снежной земли и проблесков изгороди.
   Лили охватил ужас, от волнения руки ее стали холодными и влажными.
   Запах! Она тотчас узнала его и скривилась, к горлу подступила тошнота. Запах бойни! Едкий. Естественный и одновременно противоестественный запах крови.
   Она рванулась вперед и заглянула через проволочную ограду. Все цыплята лежали порубленной кучкой темно-рыжих перьев со свернутыми шеями. Лили повернулась и выбежала на улицу, борясь с приступом тошноты. Обогнув амбар, она остановилась за большим загоном для Гарлетт.
   Преодолев себя, открыла ворота и вошла в загон. Гарлетт лежала на боку, кровь запеклась у нее под ухом. Лили опустилась на колени, в ужасе вглядываясь в глубокую рану на горле свиньи.
   «Джеймс! — мелькнуло у нее в голове. — Нет, пожалуй, не он».
   Но кто мог это сделать? Кто? У нее перехватило дыхание. «Джо?»
   Почему? Неужели ненависть с Артемаса перекинулась на нее? Надо срочно разобраться в этом, причем сегодня же. Сжимая пистолет, она в ярости вскочила на ноги, быстро спустилась с холма, похлопывая рукой по оттопыренным карманам с патронами. Если бы сейчас появился этот живодер, она, не задумываясь ни на секунду, выстрелила бы в него. Люпа бежала рядом: Лили крепко держала ее за ошейник.