Смит Дебора. Практическая магия

   – У меня есть все, что требуется. Давай поговорим о твоих проблемах, а не о моих.
   – Нет. После обморока мне показалось, что я спала и говорила с твоим отцом. “Квентин идет моей дорогой, – сказал он. – Останови его”. Если ты не найдешь свое счастье, хотя бы его крупицу, ты можешь… – Анджела прижала ладони к глазам, но когда снова посмотрела на сына, она уже могла контролировать себя. – Хватит об этом. Позволь мне внести ясность. Я не знаю, чего ты добиваешься, но я хочу, чтобы ты принял решение относительно своего будущего. Все миллионы, полученные от продажи скульптур, – твои. Хочешь ты этого или нет, сейчас или позже, но они станут твоими. Мне бы хотелось верить, что имя Рикони и все, с чем оно связано, включая деньги, будет передано следующим поколениям.
   – Ты хочешь, чтобы я на ком-нибудь женился лишь ради того, чтобы обзавестись потомством?
   Мать внимательно посмотрела на него.
   – Я хочу, чтобы ты нашел достойную тебя женщину. Я хочу, чтобы ты женился на ней и любил ее так, как твой отец любил меня. Я хочу, чтобы у тебя были дети, а у меня внуки.
   Квентин ощутил прилив ярости. Еще в юности он поклялся, что никогда не станет таким, как его отец, что у него не родится ребенок, которого он может предать или который предаст его.
   – Если бы все было так просто, – с трудом выговорил он, – я бы женился на Карле.
   Анджела фыркнула.
   – Прости меня за откровенность – я бы никогда не сказала этого при Альфонсо, хотя он хорошо знает слабости своей дочери, и это мучает его, – но Карла вспыльчивая и легкомысленная. Она растратила таланты и молодость на мужей, да и на тебя. Если бы она не любила так сильно своих дочерей, давно уже бросилась бы с моста из-за того, что ты не желаешь на ней жениться. Я в этом ни минуты не сомневаюсь. Карла приходит к тебе за деньгами и советом, а ты ей это позволяешь. Она живет мечтами о том, как однажды ты станешь ее мужем и прекрасным отцом ее девочкам.
   – Карла – мой старинный друг. Я помогаю ей, когда она в этом нуждается. Я держусь подальше от ее дочерей, чтобы они не считали меня заменой отцу. Я не намерен жениться ни на Карле, ни на ком-либо другом.
   – Тогда не позволяй этой женщине цепляться за тебя. Перестань давать ей деньги и держать ее на всякий случай под рукой. Карла так удобна, что тебе незачем знакомиться с другими женщинами. Я знаю, ты не брезгуешь мимолетными связями. Ты выбираешь девиц посимпатичнее из своих квартиранток, словно золотых рыбок в садке. Они готовы на все ради тебя, но потом ты их бросаешь, разбиваешь им сердца, и они уезжают. Проблема Карлы в том, что она не сдается.
   Она видит в тебе мальчишку, как ей казалось, любившего ее, а не мужчину, не способного кого-нибудь любить. Ты пытаешься помогать ей и цепляешься за воспоминания о себе самом, прежнем, но не признаешь этого и разрушаешь ее жизнь.
   Квентин посмотрел на Анджелу, всем своим видом выражая недовольство взрослого сына вмешательством матери в его жизнь. Но она только крепче сжала губы, не собираясь отступать. После возвращения Квентина из армии они с Карлой и в самом деле некоторое время жили вместе. Это было удобно, привычно, комфортно.
   – Я не намерен сидеть и обсуждать с тобой, есть ли смысл в моей жизни и какое будущее меня ожидает. Мне это кажется бессмысленным.
   – Нельзя же продолжать так жить.
   Квентин резко встал.
   – Ты по-прежнему любишь свой старый дом?
   Анджела купила себе скромную квартирку в более приличном квартале, как только были проданы некоторые скульптуры Ричарда, но из Бруклина уехать отказалась.
   – Ради всего святого, какое это имеет отношение к нашему разговору? – удивилась она. – Я счастлива там. Мне бы только хотелось чуть побольше места для книг.
   – Ты могла бы переехать куда угодно. Тебе по средствам приобрести пентхаус в городе, поместье в любом штате. Как насчет дома в Хэмптоне? С причалом для лодок? Господи, Альфонсо бы это понравилось. Он бы избавился от своей старой посудины и приобрел хорошую яхту.
   Мать смотрела на него так, будто Квентин предлагал ей торговать собой, продавая не только тело, но и душу.
   – Ты хочешь, чтобы я нежилась в роскоши, забыв о том, что твой отец вообще жил на этом свете?
   – Нет, – терпеливо ответил Квентин. – Я хочу, чтобы ты наслаждалась жизнью. – Он помолчал, потом с большой неохотой продолжал: – Той жизнью, от которой отец отказался. Он говорил мне, что покойная сестра заставила его пообещать прожить две жизни – за себя и за нее. Это ты и должна сделать. Прожить жизнь, которую он прожить не захотел.
   Анджела на мгновение закрыла глаза. Когда она снова посмотрела на сына, в них стояли слезы.
   – Если бы я только могла обрести покой. Сделать для Ричарда что-то более личное. Речь не идет об управлении состоянием, с этим я справлюсь. Я все время молюсь о том, чтобы у наших с ним внуков было куда больше возможностей благодаря этим деньгам. Но должно быть что-то еще… И я хочу выяснить, что именно.
   Квентин лишь покачал головой и с сыновней грустью посмотрел на Анджелу. Вошедшая в палату медицинская сестра, увидев, насколько взволнована пациентка, предложила ей успокоительное.
   – Я хочу сохранить ясность мыслей, – отрезала Анджела.
   Когда медсестра вышла, Квентин взял мать за руку. Впервые за долгие годы она не отдернула ее.

* * *

   Вечером того же дня, когда Квентин вернулся до мой, он увидел припаркованный у входа белый “Лексус” Карлы. У нее остался ключ от его квартиры после недавнего бурного периода совместной жизни. Она ждала его обнаженная в постели, и это Квентина не удивило. После его возвращения из армии они играли в эту игру не один раз.
   – Как твоя мама? – поинтересовалась Карла. – Папаша сказал, что она всего лишь упала в обморок.
   – У нее подскочило давление, а она не обращала на это внимания.
   – Ей надо побольше отдыхать и принимать таблетки.
   Квентин ничего не ответил. К способности Карлы с легкостью упрощать самые сложные ситуации он давно привык. Подвинув себе обитое кожей кресло, он сел на достаточно безопасном расстоянии от нее и от кровати.
   – Что ты здесь делаешь?
   Карла улыбнулась.
   – Обожаю соблазнять богатых мужчин. Я с января жду случая, чтобы внести тебя в свой список.
   Она была очень соблазнительна, Квентин должен был признать это. Разбитная девчонка из Бруклина превратилась в деловую манхэттенскую женщину, владевшую салоном элитной косметики. Карла опиралась на груду белоснежных подушек, всем своим видом приглашая Квентина заняться любовью. Пальцем с длинным ногтем она чертила какие-то узоры на плоском животе, иногда обводя кругами пупок.
   – Ты только посмотри, как я замерзла на этом твоем чердаке.
   Квентин снял кожаную куртку и аккуратно прикрыл ее.
   – Согревайся.
   Карла продолжала улыбаться, но в ее глазах появилось разочарование.
   – Я не обручена, – объявила она. – Пока. – Карла как раз встречалась с банкиром, который был без ума от нее и ее дочек. Она призналась Квентину, что он ей тоже нравится.
   – Я уже говорил тебе, что мы не можем больше этим заниматься, – спокойно заметил Квентин.
   – Прошу тебя, Квентин. Я изо всех сил стараюсь найти кого-то другого, но всегда возвращаюсь к тебе. – Карла раздраженно отбросила с лица прядь волос, явно недовольная собственным признанием. В ней на миг проснулась прежняя девчонка, которая при подобных обстоятельствах ударила бы Квентина. – Ладно тебе! Когда съехала последняя жертва твоей страсти? Месяц назад? А ведь была совсем неглупа. Я слышала, что эта девица получила степень по истории искусств. Но даже самым умным из них не удается поймать тебя. Так что я просто жду. – Она улыбнулась и подняла руки. – И вот я здесь.
   Квентин ничего не мог с собой поделать. Его неудержимо тянуло к Карле, когда она говорила с ним так откровенно. Она спорила с ним, соблазняла, часто заставляла смеяться и вспоминать прежнее желание, ничем не обремененный секс, дружбу их юности. Он любил ее дочек, похожих друг на друга и на юную Карлу, хотя у девочек были разные отцы. Ему нравилось, с какой жадностью дочь Альфонсо Эспозито относится к жизни и мужчинам. Но, кроме этого, ничего не было, и Квентин устал.
   – Я думаю, тебе следует выйти замуж за банкира, – решительно заявил он.
   – Почему?
   – Потому что он тебе подходит. Этот парень любит твоих дочек. И они его любят. Девочки говорили мне об этом. Вставай, одевайся и отправляйся к нему. Ложись голой в его постель.
   Карла вытянулась поудобнее, так, чтобы прикрывающая ее куртка съехала пониже, заложила руки за голову и глубоко вздохнула, давая Квентину возможность лишний раз полюбоваться ее великолепной грудью.
   – Я тут же его брошу, только скажи мне хоть слово. Если же ничего не предпримешь в ближайшее время, я выйду за него.
   – Я намерен влиять на тебя положительно.
   – Ты не всегда был столь принципиальным.
   – Знаю. Но всякий раз наши отношения заканчиваются тем, что ты меня ненавидишь год или два. Мне кажется, на этот раз надо миновать фазу ненависти. Во всяком случае, ради твоего же блага.
   – Квентин, разве с января что-то изменилось?
   – Нет, не сказал бы.
   – Твоя мать огорчена твоим отказом взять на себя ответственность за будущее семьи. Понимаешь, о чем я говорю? Ты должен сохранить имя Рикони, должен жениться, родить детей, вырастить их, стать замечательным отцом, построить великолепный дом, верно? Вот что следует сделать с деньгами. И неважно, как ты к ним относишься.
   – Это мы уже проходили.
   – Так что удерживает тебя, Квентин?
   – Деньги ничего не изменят.
   Карла медленно спустила его кожаную куртку еще ниже, демонстрируя белый живот, темный треугольник внизу и изящные бедра.
   – Ты прав, – прошептала она. – Деньги никак не влияют на силу моего желания. Я так хочу тебя, Квентин. Ты всегда здесь, когда я нуждаюсь в тебе. Я прихожу к тебе не только из-за денег и секса, ты же знаешь.
   Квентин кивнул. Он знал, насколько легко было бы лечь с ней в постель, но он давно научился сдерживать свои страсти. А страсти-то совсем простые, напомнил себе Квентин: женщина, по-настоящему в тебе не нуждающаяся, американский футбол с апреля по октябрь, баскетбол зимой, крепкая сигара, шотландское виски и хорошо написанная книга. Он встал.
   – Ты можешь остаться, если хочешь.
   Карла улыбнулась:
   – Это ты мне?
   Квентин взял плащ.
   – Увидимся позже. – Он наклонился, поцеловал ее живот чуть пониже пупка, заглянул в полные изумления глаза и извинился. – Это уже не твоя проблема, а моя.
   И ушел.

* * *

   На рассвете он все еще сидел на террасе старого особняка в стиле Тюдоров, который разбирала его компания. Хаммер дрожал у его ног от холодного ветра, налетавшего с серых волн Атлантики. Квентин смотрел на океан, именно в этом он сейчас нуждался. Необозримое пространство без всяких препятствий, чтобы разобраться в собственных мыслях.
   Ему не хотелось признаваться самому себе, что он так ничего и не создал в своей жизни. Квентин не позволил слову “несчастлив” пробраться в свои раздумья, потому что это было признаком жалости к себе. Черт возьми, некоторые “несчастные” рушат дом, в котором живут, следуют за своим проклятым художественным призванием, не считаясь с близкими.
   Когда Квентин вернулся из армии, он отправился к старому складу, все еще хранившему скульптуры его отца. Он стоял в тот день среди металлических фигур, разглядывая прогнившие деревянные полы и проржавевшие перекрытия, представляя себе, с каким бы наслаждением он по досочке, по винтику разобрал бы здание склада, выставив под яркие солнечные лучи его содержимое, а потом по одному резал бы автогеном никчемные творения старика до тех пор, пока от них не остались бы аккуратные ряды болванок. Никакого склада, никаких скульптур, никаких воспоминаний.
   И теперь, сидя на ступенях чужого дома, Квентин не сводил глаз с океана. Он подался вперед, впитывая золотые и розовые оттенки восхода. Должны же где-то быть ответы на его вопросы, что-то или кто-то… Ладно, пусть это будет кто-то, ради кого стоило бы умереть, кто сейчас вглядывается в горизонт, ожидая его, Квентина.
   В жизни он встречал женщин больше, чем мог вспомнить. Они оставались на военных базах, в квартирах, которые он для них снимал. Теперь он забыл даже их имена. Воюя в Ираке, он впервые по-настоящему задумался о том, существует ли где-то на свете женщина, с которой ему никогда не захотелось бы расстаться.
   Представить ее себе он не смог.

ГЛАВА 9

   – Квартиранты твоего папы хотят с тобой поговорить, – прошептала мне на ухо миссис Грин. Она организовала поставку кастрюлек с тушеным мясом, жареных цыплят и десертов, приносимых соседями. Еды нам с Артуром хватило бы на целый месяц.
   Я мрачно посмотрела на нее поверх груды счетов, лежащих на кухонном столе.
   – Скажите им, пожалуйста, что я побеседую с ними, как только закончу с бумагами. – В ящике на кухне обнаружилась целая кипа неоплаченных квитанций. Электричество должны были отключить на следующий день.
   – Детка, так не получится. Ты должна поговорить с ними сейчас. – Миссис Грин была женщиной твердой, настоящим лидером. Они с мужем, продав свой магазинчик “Шустрый парень” национальной торговой сети, теперь находились на пенсии. Когда-то в “Шустром парне” можно было купить все, от упряжи для лошадей и консервированных лягушачьих лапок до домашнего кекса и обоев. Теперь там продавали кофе для гурманов и туристическое снаряжение. Мой мир здорово изменился.
   – Они ждут на крыльце, – снова прошептала миссис Грин и ткнула пальцем в направлении окна.
   Я неохотно натянула свитер и вышла.
   Пятеро папиных квартирантов смотрели на меня так же подозрительно, как и я на них. Освальду Т. Уэлдону было за шестьдесят. Гибкий, стройный, затянутый в кожу, с акцентом уроженца Теннесси бывалый байкер, безразличный и страстный одновременно. Белоснежные усы украшали его верхнюю губу, как мягкий мех. Он называл себя художником-фольклористом. Чаще всего он писал обнаженных людей, бегущих через фермы, поля и цветы. Другой темой его творчества, куда более неприятной, были дети – жертвы насилия.
   Его жена Хуанита, лет тридцати, не старше, приехала из крошечной мексиканской деревушки. Она с трудом понимала по-английски и была невероятно застенчивой. Рядом с ними стояла совершенно невыразительная пара лет восьмидесяти: Бартоу и Фанни Ледбеттер, очень старые и хрупкие. Фанни опиралась на Бартоу, а тот в свою очередь опирался на жену и на массивную деревянную палку. Его спина оставалась согнутой после старой травмы, и он все время смотрел в землю. Старики всю жизнь проработали на фарфоровой фабрике в Северной Каролине, пока новые хозяева не закрыли ее, перенеся производство в одну из стран третьего мира. Теперь чета зарабатывала на кусок хлеба, продавая плошки, тарелки и кружки странной формы. Когда я, приехав, открыла один из шкафчиков на кухне, произведения Ледбеттеров взглянули на меня, словно разноцветные пришельцы, готовые к мгновенной атаке.
   И наконец у крыльца я увидела ее, воплощение загадки и скрытой угрозы, которую мне никак не удавалось определить. Я видела, как эта женщина плакала на папиных похоронах, а потом, когда все уже разошлись, молча стояла у могилы одна. Она откликалась на странное индейское прозвище Лиза-Олениха, что выглядело совершенно абсурдным, учитывая тот факт, что это была толстеющая белая американка среднего возраста с зелеными глазами и платиновыми волосами. Еще совсем недавно Лиза наверняка отличалась редкой красотой. Лиза-Олениха работала со стеклом, и перед ее дверью на полке красовались флаконы для духов, вазы и стеклянные украшения для дома.
   Она всегда выбирала яркие тона, и в этот день надела мешковатое зеленое пальто поверх ярко-зеленого шифонового платья. На ногах у нее были белые шелковые носочки, расшитые крошечными жемчужинами, и мокасины. Глаза прикрывали очки в зеленой оправе.
   – Здравствуйте! Как поживаете? – приветствовала она меня. У нее была правильная литературная речь, что удивило меня, и акцент жительницы побережья. – Вы уже общались во сне со своим отцом, говорили с ним?
   Что за бред! Я уставилась на нее.
   – Нет, но я уверена, что он обязательно позвонит мне оттуда, как только выберет время.
   – Прошу вас, не сердитесь. Я обязана сказать вам, даже если вы мне не поверите. У меня было видение. Вернее, просто ощущение. Чувство глубокого покоя. Я верю, что ваш папа теперь в мире с тем, что оставил здесь, – ее голос дрогнул, – и он собирается совершить еще немало в иных пределах. Томас возложил всю ответственность на вас, и это подсказывает мне, что он понимал: так будет лучше для вас. Он знал, что вам необходим этот шанс, чтобы вернуться домой.
   – Прекратите. Я вас не знаю, вы не знаете меня, и если мой отец хотел мне что-то сказать, он написал бы об этом в своем завещании. – Я не могла больше выносить даже звука ее голоса.
   Старики неуверенно дернулись и подались вперед.
   – Лиза хочет сказать, что мистер Том был хорошим и добрым человеком, – вмешалась миссис Ледбеттер.
   Ее похожий на гнома супруг кивнул, и все его тело пришло в движение, будто сложенное из кубиков.
   – Добрая душа, – пробормотал он замогильным голосом.
   Освальд Уэлдон фыркнул и состроил мне гримасу.
   – Предлагаю перейти к делу. Вы собираетесь выкинуть нас отсюда? – Его глубокий, грубый голос и сарказм заставили меня вздрогнуть. – Вы хотели избавиться от нас еще пару лет назад, и теперь у вас появилась отличная возможность сделать это. Просто скажите нам об этом.
   – Пока вы ведете себя честно со мной, пока вам можно доверять, пока вы оплачиваете ваши счета и содержите в порядке ваши квартиры, я не планирую ничего менять в ближайшее время.
   – Благодарю вас. – Голос Лизы-Оленихи звучал очень мелодично. – Я уверена, что ваш отец доволен этим.
   Я посмотрела на нее с плохо скрываемым отвращением. Тоже мне, новоявленная Белоснежка.
   – Как я уже сказала, я не собираюсь ничего менять. Во всяком случае, немедленно.
   – Ваши слова – пустой звук, – проинформировал меня Освальд.
   – Если вы мне не верите, можете уехать.
   – Такого удовольствия мы вам не доставим.
   – Освальд, прекрати, – очень спокойно осадила его Лиза.
   Мужчина развернулся и затопал вниз по ступенькам крыльца. Остальные потянулись за ним. Я смотрела им вслед с удивлением и страхом. Я владела их домами, их бизнесом и их жизнью в “Медвежьем Ручье”, ни минуты не сомневаясь, что ни один из них не сможет платить за другое жилье.
   “Что я буду с ними делать?” – в отчаянии думала я.
   За прошедшие двадцать два года своей жизни Артур редко покидал ближайшие окрестности нашей фермы, еще реже бывал в Тайбервилле и ни разу не пересекал границы округа. Путешествия приводили его в ужас. Этот страх и стал причиной того, что отцу так и не удалось уговорить его съездить ко мне в Атланту. Если Артура заставляли делать то, чего он не хотел или боялся, брат сразу становился молчаливым и очень напряженным.
   “Гнездо”, – громко повторял брат, сидя в машине. Эта привычка сохранилась у него с детства, когда он в течение довольно долгого времени считал себя птицей. Гнездо. Артур должен был как можно быстрее возвратиться на свой безопасный насест. И потом он не мог уехать от Железной Медведицы, ставшей его суррогатной матерью.
   Так что на этот раз мне пришлось солгать ему.
   – Мама-медведица говорила со мной вчера вечером. Она хочет, чтобы ты переехал жить ко мне, – сказала я. – Она думает, что ты будешь счастливым в моем доме в Атланте. Мама-медведица говорила, что ей будет хорошо здесь на ферме. Мы будем приезжать к ней на выходные. Я обещаю. А теперь ты в самом деле должен переехать жить ко мне.
   – Гнездо, – ответил мне Артур, ломая пальцы.
   Я поделилась своими планами насчет Артура с моими квартирантами. Они сидели вокруг меня в гостиной на стульях с прямыми спинками. Я не могла жить в “Медвежьем Ручье”. Мой магазин, мой дом и, судя по всему, мой будущий муж оставались в Атланте.
   – Урсула, прошу вас, не увозите Артура, – взмолилась Лиза. Она протянула ко мне руки. – Артуру здесь нравится. Это его дом. В городе он будет несчастлив. Он привык к нам, и мы о нем позаботимся. Клянусь вам, вы не пожалеете, если позволите вашему брату остаться.
   – Об этом не может быть и речи. Артур должен находиться под наблюдением. Я его сестра и позабочусь о нем.
   – Но, мисс Урсула, вы ему не поможете, если посадите его в клетку в Атланте. – В голосе Фанни Ледбеттер слышались слезы. – В душе ваш брат нежный, ласковый дикарь. Он должен бродить по лесу вместе с другими божьими тварями. И ему нужна эта медведица… Она с Артуром разговаривает, помогает ему оставаться спокойным. Я в это верю. И Лиза права. Теперь мы его родня. Вы можете оставить его.
   Я резко встала. Меня душил гнев.
   – Вы ему не родня, не его семья и не моя семья. Это вы должны понимать. Занимайтесь своими делами, я не стану вмешиваться. Но помните, что я оставляю вас на ферме только по доброте душевной и потому, что отцу это понравилось бы. Не забывайте, что вы всего лишь квартиранты.
   Они разом поднялись со стульев с чувством собственного достоинства и потянулись к дверям. “Я не имею права дать волю чувствам, – думала я. – Иначе кончу, как папа”.
   Фанни Ледбеттер остановилась и предприняла последнюю попытку уговорить меня:
   – Ваш брат поедет с вами в город, потому что он вас очень любит. Но если вы увезете Артура отсюда, это его убьет. Запомните мои слова.

* * *

   С каждым часом лицо Артура становилось все печальнее. Он бродил по комнатам, плакал, а перед самым закатом исчез. Зная, куда брат мог спрятаться, я поднялась наверх в тихую и отчаянно пустую спальню родителей, заполненную холодным, угасающим светом. Я старалась сдержаться и не броситься на их старую сосновую кровать, не зарыться под одеяло.
   – Что ты сейчас такое? – мягко спросила я Артура, свернувшегося клубочком в глубине шкафа с удивительной для его шести футов и двух дюймов гибкостью и как-то удивительно аккуратно сложившего угловатые, худые руки и ноги.
   – Цыпленок в яйце, – ответил он.
   Я села на пол, протянула руку и отвела с его лица роскошные рыжевато-каштановые волосы. Они упали ему на плечи. Папа позволял им расти, а Артур не любил стричься.
   – Ты собираешься вылупиться?
   – Да. – Голос брата дрожал.
   Я поняла, что он решил сделать так, как я прошу, и что это было актом преданности, основанным исключительно на доверии и обожании. Он протянул ко мне дрожащую руку, и я крепко сжала ее.
   – Артур, я обещаю, что со мной ты будешь в безопасности. Я позабочусь о тебе, ты будешь счастлив.
   Он прижал мою руку к своей груди.
   – Больно, – прошептал он. – Папочка там. Не может говорить. Как мама-медведица.
   Я опустила голову.
   – Больно, – согласилась я.
   Серебряные тени наполнили комнату, весь мир стал серым и спокойным.
   – Папочка там, – снова простонал Артур, крепче прижимая к себе мою руку.
   – Мы возьмем его с собой, – негромко пообещала я.
   Я купила диван и поместила брата в крошечной гостиной моей квартирки над гаражом. Грегори смотрел на Артура так, словно рассматривал один из образцов под микроскопом.
   – Я поговорю кое с кем, – объявил он как-то вечером, сидя со мной на разных концах его девственно-белой постели. Мы не спали вместе уже месяц. – Узнаю, какие препараты они смогут предложить. Вероятно, нам удастся подобрать для твоего брата программу, которая ему поможет. При поддержке специалистов он сможет счастливо жить вместе с такими же, как он сам.
   – Давай кое-что выясним прямо сейчас. Артур не поедет ни в какое специальное учреждение. – Мой голос звучал ровно и спокойно.
   Напряженное молчание заполнило пространство между нами. На следующее утро Грегори отправился на конференцию в Канаду. Я была счастлива.
   – Вы выглядите усталой, – заметила одна из моих продавщиц.
   – Со мной все в порядке.
   Я подошла к шкафу, в котором уборщица хранила свой инвентарь. Артур спал там сидя, прислонясь спиной к потрескавшейся стенке, обхватив длинной рукой швабру. Меня охватила жалость, потом ненависть.

* * *

   На следующее утро Артур исчез, словно догадался об этом.
   Я поняла, что-то случилось, как только вошла в кухню в семь тридцать. Его любимая книга “Невероятное путешествие” лежала на столе. В течение многих лет мы с папой читали Артуру эту классическую детскую историю, и он очень любил ее. Рядом с книгой он аккуратно положил новенькие свитер и бейсболку, купленные мною. Еще не проснувшись как следует, я схватила книгу и отправилась в комнату Артура, чтобы посмотреть, чем он там занят.
   Комната была пуста. Я позвонила в полицию. К тому времени, когда офицер полиции добрался наконец до моей квартиры, Артура искали мои друзья, соседи, и я сама собиралась отправиться на поиски.
   – Как вы узнали, что ваш брат убежал? – спросил полицейский.
   – Он сказал мне об этом. – Я потрясла у него перед носом “Невероятным путешествием”, книгой об отчаявшихся, потерявшихся животных, нашедших дорогу домой.
   Артур, способный забыть о времени и месте даже в знакомом ему “Медвежьем Ручье”, попытался вернуться в родные горы по шумным улицам Атланты. Полиция нашла его в двух милях от моего дома, без сознания, избитого, со сломанным ребром. Его рюкзачок исчез, как и мелочь, которую он всегда носил с собой, вместе с пятью долларами, которые я дала ему. Он никогда не знал, для чего нужны деньги.