Смит Шервуд. Феникс в полете (Империя тысячи солнц - 1)

   Танри повернулся к Брендону, продолжавшему стоять чуть в стороне. Омилов даже порадовался тому, что Танри смотрит не на него. Взгляд этих черных как ночь глаз на темном, словно высеченном из камня лице, пронзал насквозь.
   Но Брендон не отвел глаз, и Омилов вдруг заметил позу, в которой стоял Крисарх. Левое плечо Брендона было чуть выдвинуто вперед, к Архону, но опущено - праздному наблюдателю это ничего не сказало бы, но Дулу распознал бы это как подчинение или, скорее, признание ответственности за неправильный поступок. Омилов видел, что Брендон глубоко сожалеет о том положении, в какое невольно поставил Танри и его планету, и понимает, что никакие слова не способны передать этого. Он даже не мог предложить себя в искупительную жертву, чтобы спасти людей, которым угрожает само его присутствие, - клятва Архона заставит Танри отвергнуть подобное предложение, и это будет выглядеть со стороны лишь трусливой попыткой Брендона спасти лицо.
   Помолчав немного, Танри кивнул и слабо улыбнулся, Он подошел к Крисарху и протянул руки ладонями вверх в традиционном жесте поклонения аристократа члену королевской семьи. Брендон поколебался, но положил свои ладони на его.
   - Что было, то прошло, - произнес Архон. Он говорил тихо, обращаясь к одному Брендону, но Омилов все же услышал это, и благородство Архона тронуло его. Даже стоя перед лицом поражения и возможной смерти, Архон не оставался равнодушен к чужой боли - даже того человека, который вольно или невольно с точки зрения этикета выступил против него.
   Брендон ответил ему печальной улыбкой и кивком, отняв руки. Танри снял с пальца свой перстень Архона и протянул его Крисарху.
   - Мой младший брат, лейтенант, служит на Аресе. Пусть это принадлежит теперь ему. Наш род будет гордиться тем, что этот знак передан ему потомком рода Аркадов. - Он вложил кольцо в руку Брендона и осторожно сомкнул на нем его пальцы. - Да направит Вечный Свет ваш путь.
   Он сделал легкое ударение на слове "направит".
   Это ударение не укрылось от Брендона и потрясло его, наполнив голову клочками беспорядочных мыслей. Ему почему-то вспомнился трактат, что он читал однажды, - там говорилось о связи телепатических способностей с генетическим набором, регулирующим процент меланина. Тогда эта теория показалась ему просто отвлеченным научным изыском; теперь же, глядя на темное лицо Танри, вновь поставившего Брендона перед выбором, который - как ему казалось - он уже сделал, он готов был поверить в её правдоподобность. Но как Архон все понял? Впрочем, это уже не важно; его просьба снова заставила Брендона задуматься о будущем, а настойчивый взгляд Танри настаивал на немедленном ответе.
   Брендон испытал вспышку негодования, смешанного с ощущением почти мучительного по интенсивности давления на психику. Краем глаза он видел, что многие из техников оторвались от своих пультов и смотрят на него. Судя по выражению их лиц, они вряд ли представляли себе весь гнет обязанностей, наложенных на него одним уже его происхождением - обязанностей, от которых он, похоже, никогда не убежит... "Держит крепче цепей..."
   Хотя, если подумать, есть ли у него вообще выбор? От того ощущения свободы, которое он испытал, взлетая с Артелиона, давным-давно не осталось и следа.
   - Все будет так, как вы просите, - сухо ответил он. - Напротив, это Дом Феникса должен гордиться таким доверием.
   Архон благодарно кивнул, потом отступил на шаг и поклонился еще раз на этот раз низко: поклон Крисарху, носителю королевской крови.
   Брендон опустил взгляд на кольцо у него в руке.
   "Смейся, отважный ездок, несись, колесница, запряженная парой сфинксов, устремленная вперед..."
   Маленькая, безупречно вырезанная фигурка на кольце казалась почти живой. Volo, rideo, гласил девиз. Властвуя, смеюсь, "Интересно, правда ли этот юмор передается в семье Фазо по наследству?" В памяти его всплыло лето, проведенное в усадьбе Омиловых, когда он был еще маленьким. Высокая чернокожая женщина, гибкая, стремительная, приезжавшая как-то на день в гости. Она много смеялась и не приглушала голос в присутствии Брендона, как это делали женщины, дружившие с его отцом после смерти его матери.
   Он снова услышал этот смех и вздрогнул, чуть не выронив кольцо, но на этот раз смех звучал на октаву ниже. Конечно, Танри. Не вдовствующая Архонея, его бабушка. Совершенно тот же смех. Что отличает Аркада в глазах других людей? Что бы это ни было, это отражалось в темных глазах Танри, когда Брендон принимал кольцо - оно лежало сейчас в его руке своеобразным антиподом Сердцу Хроноса. Он надел его на безымянный палец, где всего неделю назад, даже меньше, находился его собственный фамильный перстень. А еще раньше, давно - его кадетский перстень.
   Маркхем. Где он сейчас, не над ними ли? Брендон не мог представить себе ничего, что могло бы заставить его друга принять участие в таком жестоком нападении - но ведь они не виделись десять лет. Он отмел эти мысли как недостойные. Себастьян обнялся с Осри и оглянулся на него; возможно, теперь он так и не узнает. Он подошел к ним.
   Омилов заметил, что глаза его сына беспокойно шарят по окружавшим их мониторам. "Он совершенно растерян. До сих пор жизнь его протекала по строгому распорядку". Он стал рядом с Осри и заговорил с ним о каких-то мелочах, заставляя сына отвечать до тех пор, пока выражение паники не исчезло из его глаз.
   К этому времени сотрясения от ударов рифтерских гиперснарядов по Щиту повторялись с настырной монотонностью, так что к ним почти привыкли. Несмотря на все усилия оборонявшихся, противник медленно подстраивался к базовому резонансу планеты, поскольку поля Теслы, защищая атмосферу от летящей с почти световой скоростью плазмы, все же передавали часть энергии на поверхность. Под потрясающими по мощи ударами рифтерского оружия Щит начинал резонировать - процесс, на который обычно уходили недели.
   На помост поднялись двое гвардейцев в красных мундирах и блестящих черных, заостренных спереди и сзади шлемах. Они отдали честь Танри, и Брендон оторвал наконец взгляд от кольца на пальце.
   Омилов обнял сына и протянул руки к Брендону, на мгновение сжав пальцы Крисарха. То, что их разговор был прерван, было обидно до боли. "Очень похоже, что я так никогда и не узнаю, почему он пришел ко мне". И хотя в этом не было его вины, он ощутил горечь, как от поражения. Личного поражения.
   Они почти поняли друг друга там, на веранде, за минуту до того, как рука Должара дотянулась до Шарванна. На мгновение в памяти его всплыл образ Брендона, стоящего рядом с портретом его матери в кабинете Себастьяна - это было в день первого его приезда в усадьбу и не повторялось больше никогда. "А ведь я не замечал, как он избегает этого". Чего он еще не замечал?
   Все равно поздно.
   Омилов отступил на шаг, крепко стиснув руки. Голос его звучал немного более хрипло, чем ему хотелось бы.
   - Желаю вам обоим благополучно добраться до Ареса,
   Брендон снова коснулся рук Архона, потом повернулся и пошел за Осри. Гвардейцы возглавляли процессию, Деральце замыкал. Они шли к выходу, и люди расступались перед ними, не сводя глаз с Брендона. Они вышли из штабной комнаты, дверь с шипением задвинулась за ними, и остались только гулкая тишина коридора и неизвестное будущее.
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
   10
   ОРБИТА АРТЕЛИОНА
   Входя в каюту отца, Анарис рахал'Джерроди ускорил шаг, используя свое превосходство в росте с тем, чтобы заставить шагавших по обе стороны от него охранников-тарканцев выбиваться из сил - что угодно, только бы не отстать от него. Лица их, правда, оставались абсолютно бесстрастными, как того требовал должарский кодекс чести военного.
   "Тарка ни-pemop, - подумал он. - Те, кто не отступает". - Он брезгливо скривил рот. Те, кто не думает. Впрочем, если он останется жив после предстоящей беседы, первой встречи с отцом за почти три года, ему придется завоевать на свою сторону и таких, как эти.
   "Ибо я не собираюсь меняться, пусть даже те, кто отворил мне глаза, падут все до одного от рук моего отца".
   Он вырос на лежащей под ними планете, поверженной и беззащитной перед гневом его отца. В глазах отца он был заложником, хранящим Артелион от мести, для панархистов же - разумом и душой, которые надо было спасти. А кем он был для себя? Ответа на этот вопрос Анарис пока не нашел. Должарец из колена Эсабианов, он вырос в роскоши Артелиона, во дворце отцовского врага, во власти - пусть и ненавязчивой - Аркадов.
   Они остановились перед люком отцовской каюты, глубоко в недрах "Кулака Должара". Один из тарканцев негромко сказал что-то в коммуникатор у люка, тот бесшумно отворился, и Анарис, борясь со страхом, шагнул внутрь. Тарканцы остались в коридоре, и люк со зловещей неумолимостью захлопнулся за его спиной.
   Каюта была просторная и полутемная. В дальнем конце её виднелась плечистая фигура Джеррода Эсабиана - черная на бело-голубом фоне выведенного на огромный экран Артелиона. Вид планеты, ставшей ему приемным домом, помог справиться со страхом, но тут он увидел фигурку, стоявшую в стороне, и дух его снова пошатнулся. Это была Леланор, в одной рубашке, дрожащая и залитая слезами.
   "Что она делает на этом корабле? Почему Барродах не предупредил меня?"
   Огромный экран бросал на гладкую, бледную кожу его возлюбленной голубоватый отсвет, окрашивая её в зловещий трупный оттенок, отчего сердце его болезненно сжалось. На мгновение он утратил контроль над собой и шагнул к ней, но тут же остановился, когда отец заговорил.
   - Мой палиах почти завершен. Через несколько часов я с триумфом спущусь на Артелион. Мой враг пленен и лежит связанный на борту этого корабля. Двое его сыновей уже мертвы. Младший скоро присоединится к ним.
   Мысли беспорядочно роились в голове Анариса, и неожиданное присутствие Леланор сбивало его с толку еще сильнее. Это не помешало ему, правда, испытать некоторое удовлетворение при вести о неизбежной смерти младшего Крисарха. Он невзлюбил Брендона с первого взгляда, двадцать лет назад, и дальнейшее общение с ним не изменило его отношения.
   "Он и не знает сам, чем обладает, да ему и все равно. Ну и пусть, все равно он это потеряет".
   - Но победа моя неполна, ибо враг мой украл у меня последнего из моих наследников.
   "Знай ты это раньше, может быть, ты не так бы спешил убить остальных".
   В памяти мелькнул на мгновение образ младшей сестры, исступленно выкрикивающей проклятия отцу, в то время как Эводх пытал её на глазах у отца и перепуганного Анариса, только-только вернувшегося с Артелиона. Остальные его братья погибли подобным же образом, пав жертвой собственных амбиций, пока его воспитывали Аркады.
   "Зато теперь у тебя нет выбора. Панархисты сказали мне, как отразились попадания в твой корабль при ахеронте на твоей наследственности, и до меня доходили слухи о том, каких жалких уродцев ты плодил после этого".
   - Но лишить меня и этой доли моего палиаха я ему не позволю. Он превратил тебя в размазню, не способную править по-настоящему, отравив твой дух, - Эсабиан использовал слово "хачка", обозначающее достоинства, передаваемые из поколения в поколение, - такими панархистскими извращениями, как эта их "любовь".
   Презрение, с которым его отец произнес последнее слово, только усилилось от того, что ему пришлось использовать понятие из уни, ибо должарского эквивалента ему не было.
   - Ты опозорил память предков своим поведением по отношению к этой ничтожной рабыне, словно такая прикотчи способна на достойную борьбу. - Он помолчал, улыбаясь с холодной брезгливостью. - О, конечно, за тобой следили. - Лицо его помрачнело, голос возвысился и зазвенел от гнева. Возможно ли ожидать нормальных наследников от такого червя?
   Он стремительно взмахнул рукой. Сила удара оторвала Леланор от палубы и швырнула о переборку.
   Внутри Анариса все сжалось, но он не выказал никакой реакции, пока его возлюбленная, шатаясь, поднималась с палубы.
   - И тем не менее ты снова и снова настаиваешь на встрече с этим ничтожеством - эту слабость ты наверняка подцепил у панархистов, ибо в моем роду таких извращений не знали с тех пор, как Дол заложил основание башен в Джар Эмине. - Эсабиан резко замолчал, словно пытаясь овладеть собой; когда он заговорил снова, голос его звучал не громче обычного.
   - Однако теперь у меня есть время заняться твоим перевоспитанием, дабы взрастить в тебе дух, достойный наследников Дола - да живет Дол в тебе так, как живет он во мне. Я не потерплю возражений, и у меня снова будет сын.
   Анарис бросил украдкой взгляд на Леланор, которую била дрожь. Она крепко прижала локти к бокам и переводила испуганный взгляд с одного на другого: проданная на Должар в рабство рифтерами, она так и не выучила должарского.
   Эсабиан одарил его ледяной улыбкой и нажал кнопку на стоявшем рядом столике. Люк в дальнем конце комнаты отворился, пропуская высокую фигуру Эводха; татуировки-карра матово блестели на его бритой голове в свете Артелиона.
   - Твой первый урок начнется прямо сейчас. - Он подал знак Эводху. - И продлится ровно столько, сколько потребуется, чтобы избавить тебя от слабости.
   Медик крепко взял Леланор за руку выше локтя. Она испуганно вздрогнула и выскользнула из его рук, бросившись в объятья Анариса.
   Эводх рванулся к нему. Как только пешж машхадни протянул руку к Леланор, Анарис перехватил его руку и провел прием уланшу, от которого тот врезался в переборку и рухнул на палубу, запутавшись в собственных одеждах.
   Не обращая внимания на Эсабиана, он нежно повернул Леланор к себе и осторожно приподнял её лицо за подбородок.
   - Не бойся, сердце моего сердца, я не позволю им сделать тебе больно.
   Она услышала уверенность в его голосе и прижалась к нему всем телом. Он наклонился и нежно поцеловал ее, гладя её по спине под брезгливо-возмущенное рычание отца и барахтанье пытающегося встать Эводха.
   Он почувствовал, как она успокаивается, отвечая на его ласку, забыв о том, что их окружает. Руки её скользнули ему за спину, и он поднял свои руки к её затылку в последней прощальной ласке, потом осторожно вытащил из рукава свой пешакх и вонзил его острое как бритва лезвие в её шею. Клинок без сопротивления вошел ей в позвоночник, и она умерла мгновенно, лишь едва заметно вздрогнув.
   Она привалилась к нему, и он ощутил во рту вкус крови. Осторожно опустив её на пол, он выпрямился лицом к отцу.
   Откуда-то взялись и бросились к нему охранники; лица их заметно побледнели при виде разгневанного лица Эсабиана. Анарис издевательски улыбнулся отцу.
   - Все, что ты можешь предложить, отец мой, - это смерть, а этого недостаточно.
   АРТЕЛИОН
   День, когда Мойре исполнилось девять лет, был лучше всех других дней её рождения до той минуты, пока не появились солдаты в черном.
   Неделей раньше родители поразили ее, сообщив, что они возьмут её посмотреть на Аврой - на несколько лет раньше, чем это обычно полагалось. А в это утро её папа принес цветы из Дворца, чтобы она подарила их Аврой - он срезал их в саду, за которым ухаживал для самого Панарха.
   - Некоторые из них родом с планет таких далеких, что их никогда не увидеть в небе над Мандалой, - сказал он.
   От их ярких красок и запахов голова шла кругом. Он держал букет в руках, а Мойра не могла надышаться их ароматом.
   - А они не скучают по родному солнцу? - спросила она, вспомнив про Аврой. Отец улыбнулся. .
   - Не знаю, малышка. Я стараюсь сделать так, чтобы им было хорошо здесь. - Взгляд его сделался почему-то печальным, и он на мгновение отвернулся, глядя на холмы, возвышавшиеся между их домиком и дворцом.
   Мойра отнесла цветы на кухню - там мама под пристальным взглядом Поппо, их косматого черного пса, собирала корзину со снедью.
   - Смотри, мамочка, наверняка Аврой никогда еще не видела таких цветов.
   Некоторые цветы и правда были совсем необычные; те, что пахли лучше всех, на вид напоминали клубок змей.
   Мама улыбнулась ей, убирая остатки еды. Под глазами её были почему-то темные круги.
   - Женщины прилетают посмотреть на нее со всех концов Тысячи Солнц, Мойра. Я уверена, она видела и куда необычнее. Главное - это то, что у тебя в сердце, когда ты кладешь их к её ногам.
   Тут и папа вошел на кухню, а мама продолжала:
   - Ты бы лучше пошла и обула свои лучшие сандалий, а потом припасла бы кусочков для Поппо, чтобы и у него был пикник.
   - ...мы ничего не можем поделать, - донесся до нее папин голос. - А Дворец заявляет, что мы должны заниматься своими делами, как обычно.
   Когда мать ответила, голос её звучал так, будто она не согласна с этим, но самих слов Мойра не расслышала.
   Полет от их дома до Залива Аврой на их аэрокаре оказался совсем недолгим. Мойра сидела спереди, рядом с папой, наклонившись к ветровому стеклу так, чтобы видеть зеленые поля с белыми барашками облаков над ними и рассыпанные по земле крошечные домики.
   Потом они перевалили через гряду невысоких холмов, горизонт превратился в прямую как линейка черту, отделяющую серо-синий цвет от небесно-голубого, и они развернулись для посадки на золотом полумесяце пляжа.
   Горячий песок обжигал ступни, когда они спускались по нему к воде. Поппо забегал вперед и возвращался к ним, поднимая лапами тучи песка.
   Мойра прижимала цветы к груди, глядя на обилие людей в праздничных одеждах. Некоторые наряды она видела раньше только на учебных чипах или на видео, а кое-кто из людей был и вовсе раздет. Гул их голосов эхом разносился над волнами, но разобрать она могла только отдельные слова. Два человека особенно привлекали её внимание - мужчина и женщина, такие высокие, что не смогли бы стоять во весь рост у Мойры в доме; кожа их была матово-черная, глаза - зеленые, а длинные прямые волосы - золотые, как утреннее солнце.
   - Вот это место вроде ничего, - сказал наконец папа и тут же принялся сооружать навес для тени. Тонкая серебристая ткань трепетала на ветру, сразу надувшись парусом, но папа быстро закрепил её углы шпильками. Мама расстелила на песке похожий на одеяло бас - он загудел ненадолго, разравнивая неровности песка под собой, и затих.
   Папа подошел к Мойре и стал рядом, глядя на столпившихся у кромки воды людей.
   - Ну, сегодня их совсем немного. Ты даже сможешь побыть с ней немного наедине.
   Сзади к ним подошла мама и прижалась к папе.
   - Хоть это хорошо, - непонятно сказала она, но Мойра была слишком увлечена тем, что раскинулось перед ней, чтобы удивляться словам.
   Они не спеша начали спускаться к маленькой толпе у воды, оставив Поппо сторожить одежду. Папа снова улыбнулся.
   - Помнишь, что ты сказала, когда в первый раз увидела картинку с Аврой? Мойра кивнула:
   - Я расстроилась, потому что решила, что все люди, которые остались на Утерянной Земле, такие же, как она.
   Они встали в конец короткой очереди - у всех стоявших в ней в руках были цветы. Высокие черные люди с рыжими волосами оказались прямо перед ними. От них пахло чем-то сладким и пряным. Она попыталась заглянуть вперед, чтобы хоть краешком глаза увидеть Аврой, но перед ними стояло слишком много людей.
   Мойра оглянулась на родителей.
   - Таких, как она, нет больше в Тысяче Солнц, правда?
   - Нет, - ответил лапа.
   - Мы нашли много странных людей, но таких - ни разу, - добавила мама, прижавшись к папе еще крепче. Папа почему-то смотрел в небо и хмурился.
   Он обнял её рукой, потом опустил взгляд и снова Улыбнулся.
   - Так и должно быть. Она дорога нам именно тем, одна такая. - Он сел на песок рядом с Мойрой и взял её за руку. Его пальцы были крепкие и теплые, и Мойра видела въевшуюся у ногтей землю, от которой он уже никак не мог избавиться.
   - Ты, Мойра, еще слишком маленькая, чтобы понять, но... - он еще раз покосился на небо, - но мы решили, что уже пора.
   - Я знаю, - радостно ответила она. - Ниора и так здорово мне завидует. её родители сказали ей, пусть подождет, пока ей не исполнится двенадцать.
   Он кивнул, открыл рот, словно собираясь сказать что-то, но вместо этого сжал губы.
   - Обычно так и положено, - сказал он наконец. - Поэтому ты должна внимательно выслушать, что скажет мама.
   Он встал, а мама, напротив, присела рядом с ней на корточки.
   - Помнишь, что я говорила тебе про символы? Мойра кивнула.
   - Это вроде как картинки к рассказам, слишком большим, чтобы описать их словами.
   Мама обняла ее, но тут же отпустила, положив руки ей на плечи.
   - А иногда они таят в себе истории, которые мы не поняли бы по-другому, настолько они для нас древние и сложные. Ты уже знаешь историю Аврой, знаешь, почему она сидит здесь, глядя в морскую даль - ведь она никогда уже не сможет вернуться домой. История Аврой - про нас самих: про тебя, меня, папу, про всех людей на этом пляже, во всей Тысяче Солнц.
   - И про Поппо тоже?
   - И про Поппо, - кивнула Мама. - И про котят, и про лошадей, даже про деревья в Саду Древностей. - Она взяла Мойру за руку и осторожно сжала. её пальцы были мягкими и прохладными. - Никто из нас не может вернуться на родину. Мы покинули её две тысячи лет назад и никогда уже не сможем вернуться. Как она. Вот почему мы взяли её с собой - чтобы она напоминала нам об Утерянной Земле.
   Очередь понемногу двигалась вперед. Людей перед ними делалось все меньше; люди за ними терпеливо ждали. Мама нагнулась и погладила цветы у нее в руках.
   - А ЭТИ цветы - как разноцветные истории о нашей жизни в Тысяче Солнц. Они прекрасны и необычны, как миры, в которых мы живем. - Она выпрямилась. - Ступай, дочка, положи их в морскую пену у ног Аврой и загляни ей в лицо внимательно загляни.
   Немного напуганная неожиданной маминой серьезностью, Мойра повернулась и подошла к кромке воды. Вокруг стояли люди, но около самой Аврой образовалась пустота, и песок был усыпан цветами, которые то и дело подбрасывали набегающие волны. Мойра подошла ближе и остановилась. Какими бы наглядными ни были видео, они и вполовину не передавали этого ощущения долгих, долгих веков, въевшихся в это бронзовое лицо.
   Мойра стояла неподвижно, а в сердце её теснились чувства, каких она никогда еще не испытывала. Морская вода холодила ей ноги, покрыв их пеной и цветами, а она все смотрела на это юное женское лицо, на эту коленопреклоненную фигуру, на эти глаза, глядящие куда-то вдаль, на мир, куда она никогда уже не вернется.
   Мойра словно ощутила на своих плечах гнет горя, слишком большого, чтобы выразить его словами, и выпустила из рук цветы - они упали в воду у ног статуи. Набежавшая волна сняла их с песка и вынесла на берег за её спиной, только несколько стебельков зацепились за бронзовые плавнички на ногах Аврой. Мойра вытерла глаза и осторожно дотронулась рукой до бронзовой щеки, оставив на ней слезы, которые Она не могла выплакать.
   Мойра постояла так еще немного, не сразу обратив внимание на странный свист. Начавшись совсем тихо, он постепенно нарастал и заглушил печальный плеск волн Залива Аврой. Какое-то движение в небе привлекло её внимание, и она подняла взгляд; люди на берегу почему-то с тревогой смотрели в сторону моря. А потом тишину летнего дня разорвал великанский голос.
   - ВНИМАНИЕ! ВСЕМ НЕМЕДЛЕННО ПОКИНУТЬ ПЛЯЖ! БРОСЬТЕ ВЕЩИ И НЕМЕДЛЕННО ПОКИНЬТЕ ПЛЯЖ!
   Она быстро обернулась и увидела летящий над заливом серебристый аэрокар со знаком Солнца и Феникса на боку. Откуда-то с земли протянулся луч зеленого света, на мгновение коснулся его, и аэрокар исчез в огненной вспышке. Большой кусок раскаленного металла с визгом пронесся в воздухе и врезался в землю совсем близко от Мойры, обдав её с ног до головы горячими брызгами и песком. Когда она опустила глаза, он шипел, остывая, на дне маленького кратера; цветы вокруг пожухли и скорчились от жара.
   Мама бросилась, схватила её и вытащила на берег. Папа плечом раздвигал перед ними толпу кричавших в страхе и смятении людей, и тут на гряде холмов за пляжем показалась цепь солдат в черном. Они не приближались; они только равнодушно смотрели на них, держа оружие на изготовку, и толпа вдруг замерла на узкой полосе песка. Солдаты стояли так близко, что Мойра видела эмблему - красный кулак - на их мундирах.
   Высокий черный человек с рыжими волосами шагнул вперед, подняв руки и повернув их ладонями к солдатам.
   - Мы не окажем вам сопротивления, - произнес он на уни. - Позвольте нам...
   Он так и не договорил - один из солдат лениво шевельнул стволом и нажал на курок. Волосы на голове у черного человека с треском вспыхнули от разряда, и он медленно, ужасно медленно повалился на песок. Высокая женщина, стоявшая рядом с ним, закричала и бросилась на его тело; солдаты не пошевелились.
   В наступившей тишине Мойра услышала низкое гудение, и вдруг в руку ей ткнулся мокрый нос. Вздрогнув, она опустила взгляд: Поппо стоял, весь дрожа и поджав хвост под ноги, а она и утешить его не могла. Несколько резких порывов ветра растрепали её волосы - это из-за холмов вывалились и опустились на песок за солдатами несколько пузатых транспортных кораблей.
   Люки их отворились, но у Мойры на мгновение затуманился взгляд, и она услышала раскатистый грохот, словно это Телос колотил рукой по голубому куполу неба. Звук был даже не очень громкий, но настойчивый. Она огляделась по сторонам в поисках его источника - многие в толпе делали то же, - но не увидела ничего, что могло бы служить его причиной.
   Из транспортных кораблей высыпали новые солдаты в черном и вывели с собой людей, многих в дворцовых одеждах или в элегантных нарядах Дулу - и у всех на лице был страх.