Страница:
Вийя открыла глаза. Ивард смотрел на нее с юмористической неприязнью.
Если бы Элоатри сказала нам, что недостающим членом единства был этот говнюк Норио, мы могли бы остаться на Аресе, — прочла она.
Вийя невольно рассмеялась в уме.
Это к лучшему, что он умер, — передала она в ответ. — Мысль о том, что ради запуска станции пришлось бы наладить контакт с Норио, угнетает меня больше всего остального.
По-твоему, мы сумеем справиться сами? — с легким диссонансом недоверия подумал Ивард.
Придется — иначе мы не сможем захватить контроль.
Однако безмолвный скептицизм Иварда не перестал чувствоваться и тогда, когда в ее сознание вплелись музыкальные мысли келли. Анарис вызывает Вийю к себе, — передали они — а за этим последовал молниеносный диалог между ними и эйя, который она не успела перехватить.
Какую-то секунду спустя к ним явился Моррийон — впрочем, Вийя знала, что чувство времени изменяет ей после таких контактов.
Она отгоняла тени, маячившие на периферии зрения, и делала дыхательную гимнастику, пока Моррийон разговаривал с Монтрозом.
Она слышала их голоса, но смысл до неё не доходил. Зато в ее ум внезапно вторглись эйя — расстроенные, судя по пронзительному писку.
Пищали они, как видно, не только мысленно: Моррийон вздрогнул и в страхе выпучил свои косые глаза. Обернувшись, Вийя увидела, что маленькие существа вышли из своей комнаты — синие рты раскрыты, тонкие пальчики семафорят с невероятной быстротой: Эйя слышат далекого спящего.
Эйя находятся близко к далекому спящему? — старательно сформулировала Вийя, стараясь излучать только спокойные эмоции. Келли тоже послали поток успокаивающей музыки, и эйя перестали пищать.
Эйя близко и не близко, Вийя, Один-с-Тремя и трое находятся в улье далекого спящего, но далекий спящий пребывает в зимнем сне.
Скоро мы пойдем к далекому спящему, — передала Вийя. Эмоции эйя, выражающие мучительное ожидание, достигли апогея, но келли снова вмешались со своей успокоительной гармонией.
Теперь эйя должны праздновать улей далекого спящего, — произнесла она. — Различайте и празднуйте образцы в улье далекого спящего.
Мы празднуем образцы в улье далекого спящего, — ответили они, и Вийя, переведя дыхание, открыла глаза.
— Все в порядке, — говорил Ивард Моррийону. — Они всегда так ведут себя, когда просыпаются. Они не причинят вам вреда.
Откуда у Иварда столько энергии? Вийя заставила себя встать, и Моррийон с заметным облегчением открыл дверь и вышел. Она последовала за ним, преодолевая головокружение.
Он спешил, но из-за Вийи вынужден был сбавить шаг, и за время пути она немного пришла в себя. В этом районе станции она еще не бывала. Тарканцы стояли почти на всех перекрестках, и болезненный гул пси-заградников то и дело вторгался в ее мозг.
Моррийон нажал на вестник и открыл дверь. Он отступил, и Вийя вошла в комнату, точно взятую из кошмарных снов ее детства.
С трудом сохраняя равновесие, она заставила себя медленно оглядеться вокруг. Тяжелая резная мебель, гобелены, даже узор ковра на полу — все возвещало о богатстве и могуществе правителей Должара.
Анарис, сидя в вольной позе за большим столом, наблюдал за ней со своим обычным саркастическим выражением.
— Напоминает о доме? — спросил он.
— Моим домом была ветхая, сложенная из камня хижина, где стояла ветхая, колченогая мебель. Это, — она обвела рукой комнату, — нам показывали только на видео. Что это — имущество какого-нибудь мелкого нобля, который опрометчиво позволил своей тени упасть на тень вашего отца? Доставленное сюда эскадрой военных кораблей ради поднятия престижа?
Анарис, набрав что-то на пульте, ответил:
— Должна ли эта великолепная бравада доказать, что вы преодолели наследие своих предков? — Небрежно повернув к ней экран, он добавил: — Если так, то вам придется постараться получше.
На экране Вийя увидела себя на мостике «Телварны». «Я хочу сердце Хрима Беспощадного на острие моего ножа», — произнесла она по-должарски.
С тихим смехом Анарис выключил изображение и указал куда-то ей за спину. Обернувшись, Вийя увидела себя в стальном полированном зеркале, Анарис подошел к ней, и они отразились рядом: оба высокие, сильные, с выступающими скулами, темноглазые и темноволосые, в строгой черной одежде.
Вийя, посмотрев себе в глаза, убедилась, что никаких внешних реакций не проявляет. Она могла бы сказать ему, что черное стала носить только после смерти Маркхема, когда поклялась отомстить Хриму Беспощадному. Она еще тогда знала, что поступает как истая должарианка.
Впрочем, она никогда не отрекалась от своего прошлого, И теперь, глядя на себя и Анариса, видела не сходство, а разницу. Она одета в удобный, не стесняющий движений костюм, который носят космонавты обоего пола. У Анариса с ней разве что цвет общий — его камзол и брюки из дорогой, тяжелой ткани подчеркивают его мощное сложение и призваны внушать почтительный трепет.
Она встретилась с его глазами в зеркале, зная, что ее собственный взгляд выражает лишь полное безразличие.
На лице Анариса, чего бы он ни искал в ней, отражалось не больше, чем у нее. Отойдя от зеркала, он вернулся на свое место и сказал:
— Меблировка этой комнаты взята из покоев отца в нашей башне в Хрот Д'очча. А тебе известно, от кого ты произошла?
Ясно, куда он метит. Хорейская кровь. Но он не знает, что она знает о его собственных хорейских генах — и он, как и она, использует нейтральную форму обращения, тогда как мог бы выбрать полдюжины других, одинаково оскорбительных. Учитывая все это, Вийя ответила:
— Моя мать и все праматери были ткачихами — никто из них не обладал даром. По словам матери, я плод ее злосчастной встречи с отпрыском дома Герджгрунов во время зимнего Каруш-на Рахали.
— В каком городе?
— Эфин Хоч-джан.
Анарис тихо пробормотал что-то, подняв глаза к потолку.
— В том году Герджгруны осуществили палиах против Тхарчюсов.
Выходит, он знает год ее рождения? Ну разумеется. Моррийон, должно быть, перелопатил все ее досье, как только ее корабль вошел в систему.
— Ты сказала, что больше не будешь экспериментировать без эйя, — добавил он. — Предлагаю тебе разбудить их.
— Они уже проснулись. Мы можем начать в любое время. Я через Лара посоветовала Лисантеру не устраивать им физических тестов. Они не выносят, когда их трогают.
Анарис вставил в свой пульт какой-то чип и через некоторое время спросил:
— В той камере трансфигурации под Большим Дворцом, где вы спасли гностора Омилова, — это были эйя.
Она кивнула.
— Барродах уверял, что вы использовали какое-то секретное панархистское оружие, — улыбнулся Анарис. — Известно ли тебе, что он дал пирожной атаке Брендона такое же объяснение?
— Что с ним, собственно, стряслось тогда? — усмехнулась она.
— Джессериан нашел его в глубоком обмороке. Видимо, один из роботов-официантов залепил ему прямо в голову особенно ядовитым пирогом.
Не сомневаясь, что у Анариса есть причина — и скорее всего неблаговидная — поделиться с ней этими сведениями, она все-таки с большим удовольствием представила себе смятение Барродаха, даже не пытаясь это удовольствие скрыть.
Анарис нажал на кнопку вызова.
— Я, пожалуй, не стану его разуверять. Он способен перестрелять всю твою команду, а тебя держать на транквилизаторах за исключением тех периодов, когда ты требуешься Лисантеру.
Не желая, чтобы он принял ее молчание за благодарность, она сказала:
— Видимо, есть еще какая-то причина, кроме досаждения Барродаху, чтобы оставлять нас на свободе?
— Так веселее, — ответил он.
Дверь, чмокнув, открылась, и в комнату с поклоном вошел Моррийон. Анарис, лениво махнув рукой, отпустил обоих. Моррийон снова поклонился, и Вийя вышла, сопровождаемая язвительным смехом Анариса.
— Раньше времени он не начнет, — сказал наследник, впившись в Моррийона темным взглядом. Дираж'у, извивающийся в его сильных пальцах, застыл. Бори опустил глаза на свой блокнот. Он не любил смотреть, как Анарис плетет проклятия под действием наркотиков, которые принимал в преддверии очередного темпатического сеанса в Палате Хроноса.
Его кривая улыбка беспокоила Моррийона еще больше, чем мысли о подвохе, который может устроить им Барродах. Наркотики ничуть не помогали против странных настроений, все чаще накатывающих на Анариса. Можно было подумать, что эти настроения берутся из совсем другой части его характера. Моррийон вспомнил тот первый раз, когда он присутствовал при проявлении хорейских способностей своего господина: одним из видений, потревоженных телекинезом Анариса, был образ Геласаара. Неудивительно, что Анарис так интересуется должарской темпаткой — она такой же гибрид, как и он.
— Одно остается неясным, — сказал Анарис. — Я не продемонстрировал телекинез в причальном отсеке, когда Норио произвел свою попытку.
— Вы думаете, это потому, что двое... хореян сошлись вместе? — осторожно спросил Моррийон.
Невыносимо долгое время Анарис молча смотрел на него. Моррийон проглотил слюну. Единственный способ это проверить заключается для Анариса в том, чтобы отправиться в Палату Хроноса во время эксперимента. Не этих ли слов ждет от него наследник?
Блокнот загудел, выручив Моррийона.
— Последняя инъекция, господин, — извиняющимся тоном сказал бори.
Анарис все так же молча взял шприц, прижал его к локтевой выемке и бросил Моррийону. Бори аккуратно убрал шприц и запер. Анарис улегся, глядя в потолок, а Моррийон укрылся в своем импровизированном бункере. Глядя в щель между двумя картотечными шкафами, он ждал критического момента. «Хоть какая-то польза будет от этих картотек», — подумал он, несмотря на страх. Для Анариса они никакого интереса не представляют — вся информация, содержащаяся в них, дублируется в блокноте Моррийона.
Сейчас на экране блокнота шел отсчет. Барродах мог бы это отследить, если бы направил достаточно компьютерных мощностей на расшифровку, но без ведома Моррийона он этого сделать не сможет. Сам Барродах, со своей стороны, не может быть уверен, что его подчиненные не захотят влезть в его блокнот, поэтому для сохранения секретности ему необходимы твердые копии. «Он скоро утонет в бумажках», — с улыбкой подумал Моррийон.
На экране уже мелькали однозначные числа, и это прогнало из его головы все прочие мысли.
Но и после нуля некоторое время ничего не происходило — только тихо, почти подсознательно дрогнула станция. Анарис на это не отреагировал. Моррийон даже усомнился, что почувствовал толчок на самом деле, но тут замигал свет, и стало вдруг трудно дышать. Станция содрогнулась, испустив протяжный стон, и плотный ковер под кроватью заколыхался, как хищное морское животное, пробуждающееся от долгого сна.
Все остальное, к недоумению Моррийона, осталось на месте. Если равняться на предпоследнюю попытку Норио, сейчас по комнате должен был кружить вихрь мелких предметов — Моррийон отнюдь не был уверен, что замки продержатся долго. А между тем...
У него стиснуло горло, когда он заметил, что между Анарисом и кроватью образовался просвет шириной в ладонь. Тело Анариса, оставаясь спокойным, постепенно принимало положение, свойственное спящему человеку во время невесомости. Медленно вращаясь сразу в двух измерениях, оно наконец повисло лицом вниз под прямым углом к кровати.
Моррийон оцепенел — ужас тикал в нем, как бомба с часовым механизмом. Если он хоть на секунду утратит контроль, она рванет, и его рассудок разлетится на куски. Поэтому он не испытал больше никаких эмоций, увидев, как на стене рядом с головой Анариса вздулся пузырь.
Бори заставил себя подняться на слабые, как будто вареные, ноги. Блокнот праздно болтался у него на поясе. Он вышел из своего укрытия, и очередной спазм станции повалил его на колени. На мгновение он ощутил влияние какой-то злой воли — затем пузырь с громким чмоканьем раскрылся и втянул в себя Анариса.
В отверстие пролезла только голова — плечи застряли. Вокруг шеи сомкнулись наросты наподобие губ, и тело Анариса обмякло.
Моррийон завопил от ужаса, решив, что Анарис лишился головы, но, взгромоздившись на ноги, увидел, что тот болтается, как повешенный. Бори обвел комнату безумным взором и заметил, что пузырь имеет форму неправильного эллипса, такую же, как двери.
Моррийон проклинал решение Анариса не держать в своих комнатах оружия; уж лучше обострить немного политическую обстановку, чем быть задушенным мерзким изобретением чуждой цивилизации. Порывшись в рукаве своего господина, бори нащупал пешах. Прикосновение к ритуальному кинжалу нобля у Детей Дола каралось смертью, но Моррийон был уже по ту сторону страха. Бросившись к двери, он перерезал крепления, удерживающие кабель открывающего механизма, и выковырнул прибор из порога. Вытянув кабель на нужную длину, он наставил открыватель на фокус эллипса, где полагалось быть «замочной скважине», и, нашарив блокнот другой рукой, нажал на отпирающую клавишу.
Радиоактивное копье, сверкнув в воздухе, пронзило пузырь — тот звучно лопнул, и тело наследника сползло на пол. Лицо у него побагровело, но Моррийон, подбежав к нему, услышал звук его шумного дыхания.
Что это было — телекинез, обернувшийся против Анариса, или сама станция? Оба варианта были неутешительны. Внезапно ноги под Моррийоном снова подкосились, и он повалился рядом со своим господином, словно под гнетом той опасной неизвестности, которая ждала его в будущем.
Серебристые глаза Локри обратились к Жаиму и Седри Тетрис, стоявшей рядом с пультом. Седри слегка кивнула, Жаим тоже дал понять, что готов, и Локри завопил:
— Не стану я больше с тобой играть, говнюк слизистый! Да и никто не станет!
Он бросился на Жаима, и они сцепились, стараясь повалить как можно больше мебели. Седри внесла свой вклад, швырнув на пол поближе к датчику пару книг.
Как раз в этот момент станция вздрогнула, испустив почти инфразвуковой стон, и комната ощутимо заколебалась. Марим в своем углу перестала дуться — что она делала с тех пор, как Лар заставил ее покинуть рекреационную раньше времени — и, подавляя смех, запустила в пульт чьими-то башмаками. Один башмак попал в Седри, но она, поглощенная своим делом, не обратила на это внимание.
Драка была идеей Седри — пусть слухачи Барродаха думают, что рифтерам не до манипуляций с пультом и что местный узел вышел из строя вследствие повышенной активности станции.
Еще несколько секунд — и Седри отодвинулась от пульта, громко объявив:
— Порядок.
Жаим повалился на стул с облегчением вопреки продолжающемуся катаклизму. Локри, напряженный и встревоженный, плюхнулся на другой стул.
Стены прогибались, и по ним бежала рябь. Все существо Жаима вопило об опасности, хотя Вийя с Ивардом утверждали, что сейсмическая активность станции при попытках ее включить серьезной угрозы не представляет. Стараясь успокоиться, он стал смотреть на Иварда, который так и сидел у себя на койке, равнодушный ко всему окружающему. Худощавое молодое лицо выражало глубокую сосредоточенность, но страха Жаим на нем не видел.
Через некоторое время станция утихомирилась — только рябь еще порой пробегала по стенам и полу.
Рифтеры переглянулись. Возможность говорить, не взвешивая каждое слово, воспринимаемая раньше как должное, теперь представлялась небывалой роскошью.
— Надолго это? — спросил Жаим. Седри пожала плечами.
— Пульт выдаст статический разряд, когда они восстановят жучки, но отныне я буду отключать их на короткое время, когда нам понадобится поговорить. Через неправильные интервалы. Система у них так засорена, что они припишут это очередным бродячим битам.
Марим оправилась первая и смачно выругалась. Седри под ее аккомпанемент добавила:
— Мне кажется, Лар, а через него и его кузина Тат начинают мне доверять. Тат считается программисткой Эсабиана и выполняет задания Лисантера, но фактически подчиняется Моррийону, а не Барродаху. Есть вероятность, что Моррийон может стать нашим союзником — разумеется, в очень ограниченном смысле.
— Они с Барродахом враги, — заметил Локри. Марим, заметно раздраженная тем, что на нее не обращают внимания, заявила:
— Барродах — придурок. Я его быстро расколю, вот увидите.
Монтроз сжал губы, но Седри, послав ему быстрый взгляд, сказала спокойно:
— Это было бы здорово, Марим. Чем больше свободы и привилегий ты добьешься для нас, тем лучше.
— Но по-настоящему-то все зависит от Вийи, — сказал Жаим. Все посмотрели на него и на Иварда — тот шевельнулся, открыл глаза и поднял голову.
— То, что мне снится, существует здесь реально, и в нем заключено большое зло — но это не станция. Эйя ненавидят его, но объяснить ничего не могут. — Он нажал на переносицу пальцами обеих рук. — Оно нам мешает. Думаю, что Вийя могла бы нарисовать нам план станции, но как захватить физический контроль? Это все равно что пытаться дотронуться до какой-то поверхности, находясь в невесомости.
— Но ведь Норио умер, — сказал Монтроз. — Разве не он был тем недостающим человеком, на которого нацеливала нас перед отлетом Верховная Фанесса? Вот уж не думал, что когда-нибудь пожалею о том, что этот мозголаз отдал концы.
— Не знаю, как бы мы сработались с Норио, — вздохнул Ивард. — Вийя говорит, у него мозги были совсем набекрень. Но нам обязательно нужен кто-то еще, кто помог бы нам, — он пошевелил пальцами, — продвинуться. — Сказав это, Ивард снова ушел в себя.
— Давайте-ка я покажу вам кое-какие знаки, которым научилась от бори, — предложила Седри. — Будем пользоваться ими, когда жучки опять наладят. А если нам все-таки дадут свободу, мы сможем общаться с низшим персоналом. Нельзя только, чтобы солдаты или бори-катеннахи это заметили.
— А как их отличить от прочих, катеннахов? — спросила Марим.
— Катеннахи — это те, кто посвящает свою жизнь службе должарским правителям. Различить их легко — они носят не серые комбинезоны, как все остальные бори, а серые кителя, как Моррийон и Барродах.
— И у них нет никого, кто был бы за нас? — допытывалась Марим. — Все стукачи?
— Наших сторонников здесь нет, — сдвинул брови Монтроз. — Помни об этом, когда захочется распустить язык. Эти люди всегда на стороне сильного — того, кто в данный момент побеждает, — и могут сменить свою лояльность в мгновение ока.
— Бори-рифтеры хотят убраться отсюда не меньше нашего, — сказала Седри. — Лар все прозрачнее намекает на это. Я начинаю думать, что на них можно положиться — до тех пор, пока мы не усугубим и без того опасную для них обстановку. — Седри серьезно посмотрела на Марим. — Кстати, если ты не знаешь — я, например, не знала, — то все катеннахи люди неполноценные. — Ее лицо выразило глубокое отвращение. — Мужчин кастрируют, а женщин...
Марим изумленно взвизгнула, прервав Седри, и закатилась хохотом.
— Только не говори мне, что ты пыталась соблазнить кого-то из них, — протянул Локри. Марим, не отвечая, зажала рукой рот. Монтроз вздохнул, остальные посмеялись вместе с ней. — Вот уж ненасытная натура. Скажи хоть, кто это был?
Она сердито пожала плечами.
— Какая разница? Толку-то все равно никакого!
Жаим заметил, что она никому не смотрит в глаза, и его это обеспокоило.
— Зачем это нужно? — спросил Локри. — Что, должарианцы кайф какой-то ловят, уродуя визжащих ребятишек-бори, или просто не хотят, чтобы они трахались?
— Бори идут на это добровольно, — пояснила Седри. — Так они доказывают свою преданность должарским господам. А после они, конечно, избегают заводить отношения с другими, нормальными людьми, и семьи у них не бывает.
— В то время как для бори семейные узы очень важны, — задумчиво произнес Монтроз.
— Поэтому у катеннахов нет фамилий. Только имена, словно у малых детей, — сообщила Седри.
— Не могу представить, чтобы у Барродаха хоть когда-нибудь была семья, — пробормотала Марим, опершись подбородком на руку. — Таких, поди, в инкубаторе выводят. — И она добавила, тряхнув кудряшками под общий смех: — Ладно, Тетрис, показывай свои знаки.
Седри учила их сигнальному коду бори, пока из пульта не вырвался статический разряд. А вскоре после этого вернулась Вийя.
Вид у нее, как и в первый раз, был бледный и изнуренный, эйя же нисколько не утратили своей обычной энергии. Проходя мимо Иварда, они что-то просемафорили ему.
Он ответил им, тоже знаками, и повернулся к Вийе, рухнувшей на койку рядом с ним. На какое-то время их взгляды слились, потом Вийя посмотрела на Жаима, разминавшего руки, и на миг закрыла глаза. В другом ответе он не нуждался. Она легла лицом вниз, и Жаим, оседлав ее, стал массировать мускулы ее шеи и плеч.
Даже если учесть, что у должарианцев, привыкших к тяжелой гравитации, мышечная ткань плотнее, чем у жителей других планет, ему казалось, что он мнет стальной трос.
Но Жаим был терпелив и много замечал, хотя высказывался не часто. Занимаясь уланшу, он научился заодно массировать чакры и снимать боль. Чтобы понять один жуткий эпизод своей жизни, он взялся учить должарский и продолжал свои занятия, пока оставался один в анклаве. Он уже многое понимал, но ни разу еще не заговаривал с Вийей на языке ее предков.
Сейчас он это сделал.
— Теперь у нас канун Каруш-на Рахали.
Краем глаза он заметил, как Седри, поморщившись, решительно перешла на другую сторону комнаты. Слишком честна, чтобы подслушивать.
Вийя не сразу ответила — но они знали друг друга много лет, а Жаим говорил очевидные вещи, только когда хотел открыть тему.
Он молча двигался вдоль ее позвоночника, захватывая лопатки. Она сказала:
— Страх, испытываемый бори и прочими нижними чинами, и похоть власть предержащих могли бы заново убить Норио Данали, доживи он до этого дня.
Жаим пораздумал над ее ответом. У Вийи, как и у всех, бывали свои настроения, но ярче всего ее должарианство проявлялось тогда, когда ее преследовали собственные, персональные призраки. В такие периоды она не терпела никаких намеков на свои слабые стороны.
Но он должен был знать, намерена ли она выйти на охоту — и, что еще важнее, позволит ли сама поохотиться за собой.
Он попробовал зайти с другой стороны:
— Кстати, о бори — не говорили ли Моррийон или Барродах, какая участь ожидает нас в это время?
— Нет. Самым слабым ничего не грозит — остальным лучше забаррикадировать двери.
Она не сказала, останется она с ними или нет.
Жаим в нерешительности поглаживал ее сильную, покрытую шрамами спину. Ивард, все так же сидевший на койке, встретился с ним глазами. Он молчал, но Жаим чувствовал его беспокойство. Может, Ивард тоже понимает по-должарски? Или смысл разговора ясен ему благодаря его телепатическому контакту с Вийей?
В соседней комнате высокими голосами защебетали эйя, произнося какие-то ритуальные фразы. Ивард, улыбнувшись, проделал тремя пальцами тройственное движение, и Жаим понял. Не одному ему дорого благополучие Вийи — Единство тоже сделает для нее все возможное по своей неосязаемой части.
Придется ему пока что удовольствоваться этим.
11
Сейчас знаменитый Ник Корморан не задавал вопросы, а рассказывал сам.
— Это жилой сектор номер пять, — говорил он, прохаживаясь по периметру скромного сада. — До последнего времени, на протяжении семисот лет своего существования, он был известен как Пятый блок. В отличие от усиленно охраняемого Первого блока, где в основном содержались гражданские лица, совершившие тяжкие преступления, и Второго блока, предназначенного для военных преступников, три оставшихся блока послужили пристанищем яркой коллекции нежелательных элементов, от Крисархеи несколько веков назад до более современных мятежников.
До недавнего времени здесь помещалась часть команды корабля, чье название знакомо всем на Аресе и скоро будет знакомо всей остальной Тысяче Солнц — а именно «Телварны». — Сделав паузу, Ник открыл дверь в скромную жилую секцию. — Вот здесь они и жили. Теперь их квартира служит временным жильем для двух семей беженцев, которые любезно разрешили нам пройти.
Открыв дверь комнаты, Корморан продолжил:
— Здесь, как я сказал, жила только часть команды. Кок Монтроз и механик Жаим входили в штат Панарха и обитали в анклаве. Был еще связист, бывший Дулу, именовавший себя Локри, — все время до судебного процесса он провел в Первом блоке по обвинению в убийстве. — Он прошел в почти голую комнату, где видны были только пульт и аккуратно заправленная койка. — Здесь жила и работала капитан «Телварны». Она и еще одна программистка, отставной коммандер Флота, проникнув глубоко в ДатаНет, не только нашли настоящих убийц, но и свергли высокопоставленный триумвират, пытавшийся отнять власть у нового Панарха.
Если бы Элоатри сказала нам, что недостающим членом единства был этот говнюк Норио, мы могли бы остаться на Аресе, — прочла она.
Вийя невольно рассмеялась в уме.
Это к лучшему, что он умер, — передала она в ответ. — Мысль о том, что ради запуска станции пришлось бы наладить контакт с Норио, угнетает меня больше всего остального.
По-твоему, мы сумеем справиться сами? — с легким диссонансом недоверия подумал Ивард.
Придется — иначе мы не сможем захватить контроль.
Однако безмолвный скептицизм Иварда не перестал чувствоваться и тогда, когда в ее сознание вплелись музыкальные мысли келли. Анарис вызывает Вийю к себе, — передали они — а за этим последовал молниеносный диалог между ними и эйя, который она не успела перехватить.
Какую-то секунду спустя к ним явился Моррийон — впрочем, Вийя знала, что чувство времени изменяет ей после таких контактов.
Она отгоняла тени, маячившие на периферии зрения, и делала дыхательную гимнастику, пока Моррийон разговаривал с Монтрозом.
Она слышала их голоса, но смысл до неё не доходил. Зато в ее ум внезапно вторглись эйя — расстроенные, судя по пронзительному писку.
Пищали они, как видно, не только мысленно: Моррийон вздрогнул и в страхе выпучил свои косые глаза. Обернувшись, Вийя увидела, что маленькие существа вышли из своей комнаты — синие рты раскрыты, тонкие пальчики семафорят с невероятной быстротой: Эйя слышат далекого спящего.
Эйя находятся близко к далекому спящему? — старательно сформулировала Вийя, стараясь излучать только спокойные эмоции. Келли тоже послали поток успокаивающей музыки, и эйя перестали пищать.
Эйя близко и не близко, Вийя, Один-с-Тремя и трое находятся в улье далекого спящего, но далекий спящий пребывает в зимнем сне.
Скоро мы пойдем к далекому спящему, — передала Вийя. Эмоции эйя, выражающие мучительное ожидание, достигли апогея, но келли снова вмешались со своей успокоительной гармонией.
Теперь эйя должны праздновать улей далекого спящего, — произнесла она. — Различайте и празднуйте образцы в улье далекого спящего.
Мы празднуем образцы в улье далекого спящего, — ответили они, и Вийя, переведя дыхание, открыла глаза.
— Все в порядке, — говорил Ивард Моррийону. — Они всегда так ведут себя, когда просыпаются. Они не причинят вам вреда.
Откуда у Иварда столько энергии? Вийя заставила себя встать, и Моррийон с заметным облегчением открыл дверь и вышел. Она последовала за ним, преодолевая головокружение.
Он спешил, но из-за Вийи вынужден был сбавить шаг, и за время пути она немного пришла в себя. В этом районе станции она еще не бывала. Тарканцы стояли почти на всех перекрестках, и болезненный гул пси-заградников то и дело вторгался в ее мозг.
Моррийон нажал на вестник и открыл дверь. Он отступил, и Вийя вошла в комнату, точно взятую из кошмарных снов ее детства.
С трудом сохраняя равновесие, она заставила себя медленно оглядеться вокруг. Тяжелая резная мебель, гобелены, даже узор ковра на полу — все возвещало о богатстве и могуществе правителей Должара.
Анарис, сидя в вольной позе за большим столом, наблюдал за ней со своим обычным саркастическим выражением.
— Напоминает о доме? — спросил он.
— Моим домом была ветхая, сложенная из камня хижина, где стояла ветхая, колченогая мебель. Это, — она обвела рукой комнату, — нам показывали только на видео. Что это — имущество какого-нибудь мелкого нобля, который опрометчиво позволил своей тени упасть на тень вашего отца? Доставленное сюда эскадрой военных кораблей ради поднятия престижа?
Анарис, набрав что-то на пульте, ответил:
— Должна ли эта великолепная бравада доказать, что вы преодолели наследие своих предков? — Небрежно повернув к ней экран, он добавил: — Если так, то вам придется постараться получше.
На экране Вийя увидела себя на мостике «Телварны». «Я хочу сердце Хрима Беспощадного на острие моего ножа», — произнесла она по-должарски.
С тихим смехом Анарис выключил изображение и указал куда-то ей за спину. Обернувшись, Вийя увидела себя в стальном полированном зеркале, Анарис подошел к ней, и они отразились рядом: оба высокие, сильные, с выступающими скулами, темноглазые и темноволосые, в строгой черной одежде.
Вийя, посмотрев себе в глаза, убедилась, что никаких внешних реакций не проявляет. Она могла бы сказать ему, что черное стала носить только после смерти Маркхема, когда поклялась отомстить Хриму Беспощадному. Она еще тогда знала, что поступает как истая должарианка.
Впрочем, она никогда не отрекалась от своего прошлого, И теперь, глядя на себя и Анариса, видела не сходство, а разницу. Она одета в удобный, не стесняющий движений костюм, который носят космонавты обоего пола. У Анариса с ней разве что цвет общий — его камзол и брюки из дорогой, тяжелой ткани подчеркивают его мощное сложение и призваны внушать почтительный трепет.
Она встретилась с его глазами в зеркале, зная, что ее собственный взгляд выражает лишь полное безразличие.
На лице Анариса, чего бы он ни искал в ней, отражалось не больше, чем у нее. Отойдя от зеркала, он вернулся на свое место и сказал:
— Меблировка этой комнаты взята из покоев отца в нашей башне в Хрот Д'очча. А тебе известно, от кого ты произошла?
Ясно, куда он метит. Хорейская кровь. Но он не знает, что она знает о его собственных хорейских генах — и он, как и она, использует нейтральную форму обращения, тогда как мог бы выбрать полдюжины других, одинаково оскорбительных. Учитывая все это, Вийя ответила:
— Моя мать и все праматери были ткачихами — никто из них не обладал даром. По словам матери, я плод ее злосчастной встречи с отпрыском дома Герджгрунов во время зимнего Каруш-на Рахали.
— В каком городе?
— Эфин Хоч-джан.
Анарис тихо пробормотал что-то, подняв глаза к потолку.
— В том году Герджгруны осуществили палиах против Тхарчюсов.
Выходит, он знает год ее рождения? Ну разумеется. Моррийон, должно быть, перелопатил все ее досье, как только ее корабль вошел в систему.
— Ты сказала, что больше не будешь экспериментировать без эйя, — добавил он. — Предлагаю тебе разбудить их.
— Они уже проснулись. Мы можем начать в любое время. Я через Лара посоветовала Лисантеру не устраивать им физических тестов. Они не выносят, когда их трогают.
Анарис вставил в свой пульт какой-то чип и через некоторое время спросил:
— В той камере трансфигурации под Большим Дворцом, где вы спасли гностора Омилова, — это были эйя.
Она кивнула.
— Барродах уверял, что вы использовали какое-то секретное панархистское оружие, — улыбнулся Анарис. — Известно ли тебе, что он дал пирожной атаке Брендона такое же объяснение?
— Что с ним, собственно, стряслось тогда? — усмехнулась она.
— Джессериан нашел его в глубоком обмороке. Видимо, один из роботов-официантов залепил ему прямо в голову особенно ядовитым пирогом.
Не сомневаясь, что у Анариса есть причина — и скорее всего неблаговидная — поделиться с ней этими сведениями, она все-таки с большим удовольствием представила себе смятение Барродаха, даже не пытаясь это удовольствие скрыть.
Анарис нажал на кнопку вызова.
— Я, пожалуй, не стану его разуверять. Он способен перестрелять всю твою команду, а тебя держать на транквилизаторах за исключением тех периодов, когда ты требуешься Лисантеру.
Не желая, чтобы он принял ее молчание за благодарность, она сказала:
— Видимо, есть еще какая-то причина, кроме досаждения Барродаху, чтобы оставлять нас на свободе?
— Так веселее, — ответил он.
Дверь, чмокнув, открылась, и в комнату с поклоном вошел Моррийон. Анарис, лениво махнув рукой, отпустил обоих. Моррийон снова поклонился, и Вийя вышла, сопровождаемая язвительным смехом Анариса.
* * *
Моррийон уныло оглядел баррикаду, которую нагородил под саркастическим наблюдением Анариса, — тот, поджав ноги, сидел на кровати.— Раньше времени он не начнет, — сказал наследник, впившись в Моррийона темным взглядом. Дираж'у, извивающийся в его сильных пальцах, застыл. Бори опустил глаза на свой блокнот. Он не любил смотреть, как Анарис плетет проклятия под действием наркотиков, которые принимал в преддверии очередного темпатического сеанса в Палате Хроноса.
Его кривая улыбка беспокоила Моррийона еще больше, чем мысли о подвохе, который может устроить им Барродах. Наркотики ничуть не помогали против странных настроений, все чаще накатывающих на Анариса. Можно было подумать, что эти настроения берутся из совсем другой части его характера. Моррийон вспомнил тот первый раз, когда он присутствовал при проявлении хорейских способностей своего господина: одним из видений, потревоженных телекинезом Анариса, был образ Геласаара. Неудивительно, что Анарис так интересуется должарской темпаткой — она такой же гибрид, как и он.
— Одно остается неясным, — сказал Анарис. — Я не продемонстрировал телекинез в причальном отсеке, когда Норио произвел свою попытку.
— Вы думаете, это потому, что двое... хореян сошлись вместе? — осторожно спросил Моррийон.
Невыносимо долгое время Анарис молча смотрел на него. Моррийон проглотил слюну. Единственный способ это проверить заключается для Анариса в том, чтобы отправиться в Палату Хроноса во время эксперимента. Не этих ли слов ждет от него наследник?
Блокнот загудел, выручив Моррийона.
— Последняя инъекция, господин, — извиняющимся тоном сказал бори.
Анарис все так же молча взял шприц, прижал его к локтевой выемке и бросил Моррийону. Бори аккуратно убрал шприц и запер. Анарис улегся, глядя в потолок, а Моррийон укрылся в своем импровизированном бункере. Глядя в щель между двумя картотечными шкафами, он ждал критического момента. «Хоть какая-то польза будет от этих картотек», — подумал он, несмотря на страх. Для Анариса они никакого интереса не представляют — вся информация, содержащаяся в них, дублируется в блокноте Моррийона.
Сейчас на экране блокнота шел отсчет. Барродах мог бы это отследить, если бы направил достаточно компьютерных мощностей на расшифровку, но без ведома Моррийона он этого сделать не сможет. Сам Барродах, со своей стороны, не может быть уверен, что его подчиненные не захотят влезть в его блокнот, поэтому для сохранения секретности ему необходимы твердые копии. «Он скоро утонет в бумажках», — с улыбкой подумал Моррийон.
На экране уже мелькали однозначные числа, и это прогнало из его головы все прочие мысли.
Но и после нуля некоторое время ничего не происходило — только тихо, почти подсознательно дрогнула станция. Анарис на это не отреагировал. Моррийон даже усомнился, что почувствовал толчок на самом деле, но тут замигал свет, и стало вдруг трудно дышать. Станция содрогнулась, испустив протяжный стон, и плотный ковер под кроватью заколыхался, как хищное морское животное, пробуждающееся от долгого сна.
Все остальное, к недоумению Моррийона, осталось на месте. Если равняться на предпоследнюю попытку Норио, сейчас по комнате должен был кружить вихрь мелких предметов — Моррийон отнюдь не был уверен, что замки продержатся долго. А между тем...
У него стиснуло горло, когда он заметил, что между Анарисом и кроватью образовался просвет шириной в ладонь. Тело Анариса, оставаясь спокойным, постепенно принимало положение, свойственное спящему человеку во время невесомости. Медленно вращаясь сразу в двух измерениях, оно наконец повисло лицом вниз под прямым углом к кровати.
Моррийон оцепенел — ужас тикал в нем, как бомба с часовым механизмом. Если он хоть на секунду утратит контроль, она рванет, и его рассудок разлетится на куски. Поэтому он не испытал больше никаких эмоций, увидев, как на стене рядом с головой Анариса вздулся пузырь.
Бори заставил себя подняться на слабые, как будто вареные, ноги. Блокнот праздно болтался у него на поясе. Он вышел из своего укрытия, и очередной спазм станции повалил его на колени. На мгновение он ощутил влияние какой-то злой воли — затем пузырь с громким чмоканьем раскрылся и втянул в себя Анариса.
В отверстие пролезла только голова — плечи застряли. Вокруг шеи сомкнулись наросты наподобие губ, и тело Анариса обмякло.
Моррийон завопил от ужаса, решив, что Анарис лишился головы, но, взгромоздившись на ноги, увидел, что тот болтается, как повешенный. Бори обвел комнату безумным взором и заметил, что пузырь имеет форму неправильного эллипса, такую же, как двери.
Моррийон проклинал решение Анариса не держать в своих комнатах оружия; уж лучше обострить немного политическую обстановку, чем быть задушенным мерзким изобретением чуждой цивилизации. Порывшись в рукаве своего господина, бори нащупал пешах. Прикосновение к ритуальному кинжалу нобля у Детей Дола каралось смертью, но Моррийон был уже по ту сторону страха. Бросившись к двери, он перерезал крепления, удерживающие кабель открывающего механизма, и выковырнул прибор из порога. Вытянув кабель на нужную длину, он наставил открыватель на фокус эллипса, где полагалось быть «замочной скважине», и, нашарив блокнот другой рукой, нажал на отпирающую клавишу.
Радиоактивное копье, сверкнув в воздухе, пронзило пузырь — тот звучно лопнул, и тело наследника сползло на пол. Лицо у него побагровело, но Моррийон, подбежав к нему, услышал звук его шумного дыхания.
Что это было — телекинез, обернувшийся против Анариса, или сама станция? Оба варианта были неутешительны. Внезапно ноги под Моррийоном снова подкосились, и он повалился рядом со своим господином, словно под гнетом той опасной неизвестности, которая ждала его в будущем.
* * *
Жаим выложил карты на стол и деланно скучающим голосом объявил свои очки. Локри напротив него издал недовольный возглас и вопросительно посмотрел на Иварда, сидящего с ногами на койке. Тот кивнул, закрыл глаза и уронил голову на руки.Серебристые глаза Локри обратились к Жаиму и Седри Тетрис, стоявшей рядом с пультом. Седри слегка кивнула, Жаим тоже дал понять, что готов, и Локри завопил:
— Не стану я больше с тобой играть, говнюк слизистый! Да и никто не станет!
Он бросился на Жаима, и они сцепились, стараясь повалить как можно больше мебели. Седри внесла свой вклад, швырнув на пол поближе к датчику пару книг.
Как раз в этот момент станция вздрогнула, испустив почти инфразвуковой стон, и комната ощутимо заколебалась. Марим в своем углу перестала дуться — что она делала с тех пор, как Лар заставил ее покинуть рекреационную раньше времени — и, подавляя смех, запустила в пульт чьими-то башмаками. Один башмак попал в Седри, но она, поглощенная своим делом, не обратила на это внимание.
Драка была идеей Седри — пусть слухачи Барродаха думают, что рифтерам не до манипуляций с пультом и что местный узел вышел из строя вследствие повышенной активности станции.
Еще несколько секунд — и Седри отодвинулась от пульта, громко объявив:
— Порядок.
Жаим повалился на стул с облегчением вопреки продолжающемуся катаклизму. Локри, напряженный и встревоженный, плюхнулся на другой стул.
Стены прогибались, и по ним бежала рябь. Все существо Жаима вопило об опасности, хотя Вийя с Ивардом утверждали, что сейсмическая активность станции при попытках ее включить серьезной угрозы не представляет. Стараясь успокоиться, он стал смотреть на Иварда, который так и сидел у себя на койке, равнодушный ко всему окружающему. Худощавое молодое лицо выражало глубокую сосредоточенность, но страха Жаим на нем не видел.
Через некоторое время станция утихомирилась — только рябь еще порой пробегала по стенам и полу.
Рифтеры переглянулись. Возможность говорить, не взвешивая каждое слово, воспринимаемая раньше как должное, теперь представлялась небывалой роскошью.
— Надолго это? — спросил Жаим. Седри пожала плечами.
— Пульт выдаст статический разряд, когда они восстановят жучки, но отныне я буду отключать их на короткое время, когда нам понадобится поговорить. Через неправильные интервалы. Система у них так засорена, что они припишут это очередным бродячим битам.
Марим оправилась первая и смачно выругалась. Седри под ее аккомпанемент добавила:
— Мне кажется, Лар, а через него и его кузина Тат начинают мне доверять. Тат считается программисткой Эсабиана и выполняет задания Лисантера, но фактически подчиняется Моррийону, а не Барродаху. Есть вероятность, что Моррийон может стать нашим союзником — разумеется, в очень ограниченном смысле.
— Они с Барродахом враги, — заметил Локри. Марим, заметно раздраженная тем, что на нее не обращают внимания, заявила:
— Барродах — придурок. Я его быстро расколю, вот увидите.
Монтроз сжал губы, но Седри, послав ему быстрый взгляд, сказала спокойно:
— Это было бы здорово, Марим. Чем больше свободы и привилегий ты добьешься для нас, тем лучше.
— Но по-настоящему-то все зависит от Вийи, — сказал Жаим. Все посмотрели на него и на Иварда — тот шевельнулся, открыл глаза и поднял голову.
— То, что мне снится, существует здесь реально, и в нем заключено большое зло — но это не станция. Эйя ненавидят его, но объяснить ничего не могут. — Он нажал на переносицу пальцами обеих рук. — Оно нам мешает. Думаю, что Вийя могла бы нарисовать нам план станции, но как захватить физический контроль? Это все равно что пытаться дотронуться до какой-то поверхности, находясь в невесомости.
— Но ведь Норио умер, — сказал Монтроз. — Разве не он был тем недостающим человеком, на которого нацеливала нас перед отлетом Верховная Фанесса? Вот уж не думал, что когда-нибудь пожалею о том, что этот мозголаз отдал концы.
— Не знаю, как бы мы сработались с Норио, — вздохнул Ивард. — Вийя говорит, у него мозги были совсем набекрень. Но нам обязательно нужен кто-то еще, кто помог бы нам, — он пошевелил пальцами, — продвинуться. — Сказав это, Ивард снова ушел в себя.
— Давайте-ка я покажу вам кое-какие знаки, которым научилась от бори, — предложила Седри. — Будем пользоваться ими, когда жучки опять наладят. А если нам все-таки дадут свободу, мы сможем общаться с низшим персоналом. Нельзя только, чтобы солдаты или бори-катеннахи это заметили.
— А как их отличить от прочих, катеннахов? — спросила Марим.
— Катеннахи — это те, кто посвящает свою жизнь службе должарским правителям. Различить их легко — они носят не серые комбинезоны, как все остальные бори, а серые кителя, как Моррийон и Барродах.
— И у них нет никого, кто был бы за нас? — допытывалась Марим. — Все стукачи?
— Наших сторонников здесь нет, — сдвинул брови Монтроз. — Помни об этом, когда захочется распустить язык. Эти люди всегда на стороне сильного — того, кто в данный момент побеждает, — и могут сменить свою лояльность в мгновение ока.
— Бори-рифтеры хотят убраться отсюда не меньше нашего, — сказала Седри. — Лар все прозрачнее намекает на это. Я начинаю думать, что на них можно положиться — до тех пор, пока мы не усугубим и без того опасную для них обстановку. — Седри серьезно посмотрела на Марим. — Кстати, если ты не знаешь — я, например, не знала, — то все катеннахи люди неполноценные. — Ее лицо выразило глубокое отвращение. — Мужчин кастрируют, а женщин...
Марим изумленно взвизгнула, прервав Седри, и закатилась хохотом.
— Только не говори мне, что ты пыталась соблазнить кого-то из них, — протянул Локри. Марим, не отвечая, зажала рукой рот. Монтроз вздохнул, остальные посмеялись вместе с ней. — Вот уж ненасытная натура. Скажи хоть, кто это был?
Она сердито пожала плечами.
— Какая разница? Толку-то все равно никакого!
Жаим заметил, что она никому не смотрит в глаза, и его это обеспокоило.
— Зачем это нужно? — спросил Локри. — Что, должарианцы кайф какой-то ловят, уродуя визжащих ребятишек-бори, или просто не хотят, чтобы они трахались?
— Бори идут на это добровольно, — пояснила Седри. — Так они доказывают свою преданность должарским господам. А после они, конечно, избегают заводить отношения с другими, нормальными людьми, и семьи у них не бывает.
— В то время как для бори семейные узы очень важны, — задумчиво произнес Монтроз.
— Поэтому у катеннахов нет фамилий. Только имена, словно у малых детей, — сообщила Седри.
— Не могу представить, чтобы у Барродаха хоть когда-нибудь была семья, — пробормотала Марим, опершись подбородком на руку. — Таких, поди, в инкубаторе выводят. — И она добавила, тряхнув кудряшками под общий смех: — Ладно, Тетрис, показывай свои знаки.
Седри учила их сигнальному коду бори, пока из пульта не вырвался статический разряд. А вскоре после этого вернулась Вийя.
Вид у нее, как и в первый раз, был бледный и изнуренный, эйя же нисколько не утратили своей обычной энергии. Проходя мимо Иварда, они что-то просемафорили ему.
Он ответил им, тоже знаками, и повернулся к Вийе, рухнувшей на койку рядом с ним. На какое-то время их взгляды слились, потом Вийя посмотрела на Жаима, разминавшего руки, и на миг закрыла глаза. В другом ответе он не нуждался. Она легла лицом вниз, и Жаим, оседлав ее, стал массировать мускулы ее шеи и плеч.
Даже если учесть, что у должарианцев, привыкших к тяжелой гравитации, мышечная ткань плотнее, чем у жителей других планет, ему казалось, что он мнет стальной трос.
Но Жаим был терпелив и много замечал, хотя высказывался не часто. Занимаясь уланшу, он научился заодно массировать чакры и снимать боль. Чтобы понять один жуткий эпизод своей жизни, он взялся учить должарский и продолжал свои занятия, пока оставался один в анклаве. Он уже многое понимал, но ни разу еще не заговаривал с Вийей на языке ее предков.
Сейчас он это сделал.
— Теперь у нас канун Каруш-на Рахали.
Краем глаза он заметил, как Седри, поморщившись, решительно перешла на другую сторону комнаты. Слишком честна, чтобы подслушивать.
Вийя не сразу ответила — но они знали друг друга много лет, а Жаим говорил очевидные вещи, только когда хотел открыть тему.
Он молча двигался вдоль ее позвоночника, захватывая лопатки. Она сказала:
— Страх, испытываемый бори и прочими нижними чинами, и похоть власть предержащих могли бы заново убить Норио Данали, доживи он до этого дня.
Жаим пораздумал над ее ответом. У Вийи, как и у всех, бывали свои настроения, но ярче всего ее должарианство проявлялось тогда, когда ее преследовали собственные, персональные призраки. В такие периоды она не терпела никаких намеков на свои слабые стороны.
Но он должен был знать, намерена ли она выйти на охоту — и, что еще важнее, позволит ли сама поохотиться за собой.
Он попробовал зайти с другой стороны:
— Кстати, о бори — не говорили ли Моррийон или Барродах, какая участь ожидает нас в это время?
— Нет. Самым слабым ничего не грозит — остальным лучше забаррикадировать двери.
Она не сказала, останется она с ними или нет.
Жаим в нерешительности поглаживал ее сильную, покрытую шрамами спину. Ивард, все так же сидевший на койке, встретился с ним глазами. Он молчал, но Жаим чувствовал его беспокойство. Может, Ивард тоже понимает по-должарски? Или смысл разговора ясен ему благодаря его телепатическому контакту с Вийей?
В соседней комнате высокими голосами защебетали эйя, произнося какие-то ритуальные фразы. Ивард, улыбнувшись, проделал тремя пальцами тройственное движение, и Жаим понял. Не одному ему дорого благополучие Вийи — Единство тоже сделает для нее все возможное по своей неосязаемой части.
Придется ему пока что удовольствоваться этим.
11
АРЕС
Маленький круглолицый человек ангельски улыбался с большого стенного экрана. Красноречивая гладкость лба над вздернутым носом указывала, что он репортер «новостей» — но на этот раз ведущий интервьюер 25-го канала не имел при себе айныСейчас знаменитый Ник Корморан не задавал вопросы, а рассказывал сам.
— Это жилой сектор номер пять, — говорил он, прохаживаясь по периметру скромного сада. — До последнего времени, на протяжении семисот лет своего существования, он был известен как Пятый блок. В отличие от усиленно охраняемого Первого блока, где в основном содержались гражданские лица, совершившие тяжкие преступления, и Второго блока, предназначенного для военных преступников, три оставшихся блока послужили пристанищем яркой коллекции нежелательных элементов, от Крисархеи несколько веков назад до более современных мятежников.
До недавнего времени здесь помещалась часть команды корабля, чье название знакомо всем на Аресе и скоро будет знакомо всей остальной Тысяче Солнц — а именно «Телварны». — Сделав паузу, Ник открыл дверь в скромную жилую секцию. — Вот здесь они и жили. Теперь их квартира служит временным жильем для двух семей беженцев, которые любезно разрешили нам пройти.
Открыв дверь комнаты, Корморан продолжил:
— Здесь, как я сказал, жила только часть команды. Кок Монтроз и механик Жаим входили в штат Панарха и обитали в анклаве. Был еще связист, бывший Дулу, именовавший себя Локри, — все время до судебного процесса он провел в Первом блоке по обвинению в убийстве. — Он прошел в почти голую комнату, где видны были только пульт и аккуратно заправленная койка. — Здесь жила и работала капитан «Телварны». Она и еще одна программистка, отставной коммандер Флота, проникнув глубоко в ДатаНет, не только нашли настоящих убийц, но и свергли высокопоставленный триумвират, пытавшийся отнять власть у нового Панарха.