Страница:
Выйдя вслед за Моррийоном, она ощутила безмолвную волну понимания со стороны келли.
Всю дорогу до господского сектора Моррийон молчал.
На перекрестках вместо тарканцев стояли теперь деактивированные огры — обычно по одному, но иногда и по двое. У самой двери Анариса Вийя увидела в другом конце загибающегося коридора пару огров по обе стороны дверного вздутия.
Дверь чмокнула, и она вошла.
Анарис сидел за пультом и работал. На экране мелькали закодированные столбцы должарского шрифта. Анарис небрежным жестом выключил изображение, слегка улыбнулся и встал.
Вийя, скрестив руки, ждала посередине комнаты.
— Вечером я встретил твоего приятеля Хрима — он разгуливал по станции. Поскольку делать все равно было нечего, я немного поспрашивал его.
Видя, что он хочет пробудить ее любопытство, Вийя промолчала. Оценивающе посмотрев на нее, Анарис продолжил:
— До Хрима я не встречал никого, кто сумел бы свести сибаритские излишества до такой степени банальности.
Она улыбнулась.
— Я хочу поэкспериментировать с твоими келли и всеми остальными еще до Тронного Зала. Чем лучше я понимаю психическую природу этого сообщества, тем больше убеждаюсь, что нам будет под силу включить станцию в нужное время. И это будет скоро. Сегодня.
— Сегодня нет.
Он слегка приподнял брови:
— Почему?
— Из-за Норио. Боюсь, что его мощь возрастет вместе с мощностью станции. Мы должны сначала обезвредить его.
— Хорошо. Мы уничтожим его, а потом включим станцию.
— Может не получиться. Ты присоединился к нам в конце сеанса и не знаешь, какой это риск. И он увеличивается по мере роста... энергии станции. — Она воздержалась от слова «разумность», хотя про себя определяла это именно так.
Он помолчал, обдумывая сказанное. Она чувствовала, что ему хочется поспорить, но не собиралась отвечать на его вопросы. Ему не терпится включить станцию — и он знает, что Единство способно это сделать.
«Пора его отвлечь», — подумала Вийя. И смерила его долгим взглядом с ног до головы. Анарис не был телепатом, но станция усиливала даже самый малый талант, и у него достало темпатии, чтобы понять этот взгляд.
Он не выказал никакой реакции, только зрачки слегка расширились, и его эмоциональный спектр заколебался, окрашенный сексуальным возбуждением.
— Еще вопрос, — сказал он. — Насколько велик психический диапазон эйя? Могут ли они слышать нас теперь? Способна ли ты связаться с ними?
— И да, и нет. — Она вызывала в памяти эпизоды борьбы двух сильных тел. Как приятно, когда тебе не нужно сдерживать свою силу, подстраиваясь под более слабого партнера. — Они слышат меня, но тебя не знают. У них единый разум, и они до сих пор не до конца понимают, что у нас каждый индивидуум действует независимо от другого.
— Значит, их нельзя использовать для... — Он прищурился. — Ну, скажем, для слежки за Барродахом?
— Нет. — Прикосновения, удары, увертки. Захват, борьба, сила на силу, без всяких уступок...
Она видела, как напряглись мускулы Анариса. Понимая, что под его вопросом скрывается другой — способна ли она шпионить за ним самим, — она сказала:
— Нет, нельзя. Они его не знают, никогда не вступали с ним в контакт и не смогут распознать его в хаосе монад, окружающих его. И потом, они почти все время проводят в спячке.
Он сжал и разжал сильные гибкие пальцы. Юмор в его взгляде смешивался с раздражением.
— Так разбуди их, и мы поэкспериментируем.
— Это займет некоторое время. Ивард как раз этим занимается. Они будут готовы к назначенному времени. — Она снова собрала в кулак свою волю. Не думать о Жаиме, о Марим, о Брендоне, который где-то там, на адмиральском корабле, ждет от нее известия... хотя он бы ее понял. Из всех них только он один понял бы, почему ей приходится использовать секс, чтобы предотвратить ментальный контакт.
Но Анарис все еще сопротивлялся.
— Давай тогда поэкспериментируем с другими. Ты связывалась с ними из Тронного Зала — а отсюда сможешь?
— Да, это возможно. Но близость прибавляет нам сил. Вспомни, что случилось в прошлый раз.
У корней его волос выступили капли пота.
Она отогнала все воспоминания, все завихрения эмоций, оставив только прямой, настойчивый, чисто физический призыв.
— Тогда я приду к вам... — Он стукнул кулаком по столу. — Проклятие!
Ну, ударь же. Ударь. Кто кого на этот раз?
Со злобной ухмылкой он схватил огромное керамическое блюдо и запустил прямо в нее.
Она взмахнула кулаком, и блюдо разлетелось на тысячу осколков.
— Слабак, — поддразнила она.
27
— Почему в коридорах всегда такая толкотня? — с долей сварливости спросил Себастьян, уступая дорогу группе десантников в робах. — Корабль огромен, а в его команде всего пять тысяч человек.
— Крейсер состоит в основном из пустот, — терпеливо объяснил Осри. — И брони. К работающим на полную мощь рапторам, например, лучше не подходить ближе чем на полкилометра. То же относится и к двигателям.
— И все-таки коридоры можно было сделать пошире.
Осри засмеялся, получив в ответ кислый взгляд.
— Здесь все обычно знают, куда идут, и избегать столкновений вошло у них в привычку. Притом «Грозный» сейчас перегружен — после совещания многие покинут корабль.
Себастьян пробурчал что-то, и остаток пути они проделали молча. Это устраивало Осри, озадаченного тем, как настроен отец. Приближение совещания, на котором должны были назначить время атаки, вызывало у Себастьяна повышенную нервозность. Но ведь решение по мере возможности пощадить Пожиратель Солнц было принято еще на Аресе. О чем же теперь беспокоиться? Уж не боится ли отец, что в последний момент планы могут измениться?
Сам Осри был уверен, что этому не бывать: Панарх не допустит. Но его мотивацию Осри отцу объяснить не мог. Странно, как переменились их роли: доверенным лицом правителя Тысячи Солнц стал он, а отец в опале. Теперь Осри стал понимать поведение отца в свои детские годы, его молчаливость и резкие ответы.
Капсула открылась, и Осри пропустил отца вперед: он знал, что никогда не сравнится с Себастьяном в умении владеть своим лицом. Сейчас, когда он обдумывал невероятное заявление, сделанное ему Панархом несколько часов назад, ему казалось, что его смешанные эмоции видны всем и каждому. Зачем Брендон сказал ему о своем намерении участвовать в десанте на Пожиратель Солнц? Только ли из потребности поделиться с кем-то жизненно важным решением? Капсула двинулась к конференц-залу, и Осри украдкой покосился на отца. Может, и с ним Геласаар проделывал то же самое?
От сознания, что они оба заключены в футляр собственных мыслей, переезд показался Осри бесконечным, хотя до их прибытия на конечный пункт прошло едва ли больше минуты. Десантники у люка отдали Осри честь и пропустили их. Он поинтересовался про себя, зачем адмирал Нг их здесь поставила. Может быть, это прозрачный намек на бесповоротность решения, которое будет принято внутри?
«Если так, — подумал Осри, войдя в зал и увидев лицо собравшихся, — то это удачная мысль». Здесь не было иллюзии равенства, как в Звездной Палате Ареса. Почти все помещение занимал длинный стол с одним стулом во главе; почти все остальные стулья были уже заняты военными. Присутствовали также два рифтерских капитана и келлийская троица Штоинк-Ниук2-Ву4. Все тихо переговаривались, что было нормально для военного совещания, и Осри слегка расслабился, но потом до него дошло, что его отец — единственный здесь штатский.
В зал вошли верховный адмирал Нг с Панархом, и разговоры прекратились. Осри заметил, как напряглась отцовская спина, когда Нг заняла место во главе стола, а Брендон поместился справа от нее: теперь не оставалось сомнений в том, кто будет вести заседание. Отец не доверял военным. Позади Нг зажглась огромная голопанель, представляющая вид сверху на систему Пожирателя Солнц. Кровавый свет умирающего солнца омыл лица собравшихся, и верховный адмирал начала свою речь:
— Времени у нас очень мало. По наблюдениям лейтенант-коммандера Асавара, количество материи, падающей в черную дыру, постоянно возрастает. — На экране позади нее появились разные графики и векторы. — Последние расчеты показывают, что, если Пожиратель Солнц не будет уничтожен или выключен в течение десяти дней, возросшая мощь врага больше не даст нам такой возможности.
Ни единого слова или движения не последовало в ответ. Все здесь знали об этом заранее. Осри наблюдал за Брендоном: тот сидел спокойно, подсвеченный красным огнем макета, устремив взгляд на верховного адмирала. Только они трое понимали истинный смысл сказанного: время Вийи истекает.
— Из этого следует, что настало время начать финальную стадию сражения. Адмирал, — обратилась Нг к Кестлеру, — прошу изложить нам результаты предварительной кампании.
Нг села, а Кестлер встал. Теперь он двигался свободно — его страшные раны наконец зажили.
— Мы нанесли некоторые потери рифтерским силам, обороняющим Пожиратель Солнц. — На панно замигали глифы, иллюстрирующие итоги его действий. — Один эсминец, три фрегата и десять кораблей помельче уничтожены полностью; гораздо большее количество, как вы видите, получили не поддающиеся оценке повреждения. Все это ценой нескольких драконьих зубов и незначительного ущерба, нанесенного «Смарагду». Что еще важнее, мы теперь довольно точно представляем, как ведет себя в бою каждый из их кораблей. — Он слегка улыбнулся, и в его холодных глазах блеснул хищный огонек. — Мы научились манипулировать ими, как в игре «фаланга».
— Но кораблики в фаланге не могут убивать, — заметил Люкан Мип. Капитан Юмилла с усмешкой кивнула. Рифтеры никак не могли перестать испытывать своих союзников на прочность. Впрочем, как полагает Осри, после нескольких веков отчуждения это вполне объяснимо.
Кестлер поднял брови с оттенком высокомерия.
— Вы правы, капитан Мип. Но если вы и ваши люди сделаете свою часть работы, у них будет меньше шансов убить нас. — Все это было сказано чрезвычайно мягким тоном.
— Мой департамент тоже кое-что подготовил, — сказала коммандер Эллибр, начальник отдела пропагандистских диверсий. — В определенный момент, когда мы убедимся, что должарианцы знают о наличии у нас гиперсвязи, ее полезнее будет глушить, чем слушать, особенно если Тетрис сумеет повредить станционный узел. Я передала образчик на ваши пульты.
Омилов, взглянув на свой экран, покраснел, а капитан Юмилла расхохоталась.
— Ювяшжту это сильно не понравится.
— И это еще далеко не всё, — усмехнулась Эллибр.
Эта интерлюдия смягчила напряжение между рифтерами и Кестлером, и совещание стало продолжаться в относительно дружелюбном ключе. Омилов следил за участниками больше, чем за панно, — мало что из обсуждаемого представляло для него интерес.
В ходе дискуссии стало ясно, что некоторые офицеры, как и Кестлер, не доверяют рифтерским союзникам. Им противостояла группа Нукиэля. Рифтеры высказывались откровенно и соглашались, как заметил Омилов, только с одним: что новый Панарх предпочтительнее Эсабиана Должарского. Троица келли молчала, пребывая в постоянном движении, и её реакции, если таковые имели место, не поддавались расшифровке.
Наконец, когда план сражения был разработан, стали обсуждать действия добровольных десантных подразделений, которые предпримут попытку высадиться на Пожирателе Солнц.
— Наша первая задача, — сказал мелиарх Рапуло, — захватить причальный отсек, как единственный путь к отступлению. Вторая — захватить гиперрацию или лишить врага возможности пользоваться ею. Третья — захватить или уничтожить вычислительные мощности — с той же целью. Четвертая — захватить центральный источник энергии и попытаться отключить его.
— Разве четвертое не должно стоять на первом месте? — спросил Мип.
Рапуло посмотрел на Омилова, с кем предварительно консультировался. Тот кивнул, и Рапуло сказал:
— Даже если мы сумеем его идентифицировать, как вы предлагаете это сделать? Должарианцы не смогли включить его, и даже вмешательство Единства всего лишь поставило его на разогрев. При такой попытке можно уложить всех, кто есть на станции, и даже взорвать звезду-спутник.
— А Вийя? — спросила Нг. — Если она способна включить его, то, возможно, сможет и выключить?
— Возможно, — пожал плечами Омилов, — но я скорее предположил бы, что она подействует как пусковое устройство. Я рекомендую то же самое, что мелиарх, — оставить это напоследок.
— Без гиперсвязи мы легко с ними разделаемся, несмотря на их вооружение, — заверил Кестлер.
— Отлично, — сказала Нг. — Давайте двигаться дальше...
Она углубилась в очередные технические детали, понятные только военным, и Омилов перестал слушать. От него не укрылось поведение его сына во время обсуждения предыдущей темы — и короткий взгляд, которым обменялся Осри с Брендоном Аркадом, ныне Панархом Тысячи Солнц.
— Фазарган и Низериана на эту смену назначили в другое место. — Он сделал им знак пройти в нишу Лисантера, отгороженную от прочего помещения дипластовыми щитами. Другие техники не поднимали головы из-за своих пультов, но Моррийон чувствовал их повышенное внимание. — Лисантер в курсе наших приготовлений, — сказал он и улыбнулся. — Барродах тоже, но неверно их интерпретирует.
Женщины промолчали, и он решил, что это к лучшему. Незачем им знать о тщательной дезинформации, имеющей целью скрыть от Барродаха хорейский талант Анариса — было бы катастрофой хотя бы намекнуть ему на связь, существующую между темпаткой и наследником.
В нише поставили еще один пульт. Тат и Седри сели и начали осваивать свои рабочие места. Моррийон дал им время, с удовольствием наблюдая за их уверенными движениями, а после вынул из кармана горсть маленьких металлических капсул.
— Мозгосос? — раскрыла глаза Тат.
— Ты не хочешь им пользоваться? — спросил Моррийон.
— Без него нам не обойтись. Но я думала...
Моррийон немного посмаковал ее замешательство, но одернул себя. Теперь не время себя баловать — притом она никогда не относилась к нему так, как другие. Он заметил, что Седри смотрит на него не в меру проницательными серыми глазами.
— Спасибо, серах Моррийон, — сказала она. Он отрывисто кивнул.
— Я буду снаружи. Здесь вас никто не побеспокоит. — Он включил стенной экран, показывающий Палату Хроноса с Троном на первом плане. Людей не было видно, но миг спустя в кадре появилась Вийя, укороченная перспективой имиджера. По обе стороны от нее семенили маленькие инопланетяне. Вийя остановилась, напряженно застыв перед Троном.
— Начинается, — сказал Моррийон и вышел.
Сев за ближайший пульт, он включил изображение рифтерской каюты. Хорошо, что наследник хотя бы это ему разрешил. Анарис сидел спокойно, спиной к имиджеру, положив руки на подлокотники стула. Напротив, устремив на него пристальный взгляд, сидел рыжеволосый парень. Красивый рифтер стоял позади, опустив руки на плечи Иварда. Других Моррийон не видел. Моррийон почти ничего не мог сделать, чтобы помешать Норио напасть на Анариса, но мог по крайней мере наблюдать. Неведение означало смерть, а в рядах Катеннаха и нечто худшее — здесь больше, чем где-либо еще.
Он почувствовал, как дрогнула станция, и подался вперед.
— Начинается, — уже шепотом повторил он.
* * *
Напряженное внимание рифтеров давило на Анариса почти физически. Действительное ли это восприятие, обеспеченное темпаткой, или он просто сознает их подозрительное к нему отношение? Анарис посмотрел на рыжего парня напротив себя, и тот, к его удивлению, улыбнулся, излучая уверенность всем своим существом. В нем не чувствовалось ни малейшего страха. Другой рифтер, с необычайными серебристыми глазами, небрежно привалившийся к спинке мальчишкиного стула, встретил взгляд Анариса не мигая, но должарианец уловил, что рифтеру не по себе.
Станция внезапно заколебалась. Парень закрыл глаза, а рифтер у него за спиной поставил ноги чуть пошире. Анарис услышал позади какой-то шорох, но не обратил на него внимания, стараясь почувствовать Единство, о котором говорила Вийя.
Подумав о ней, он с обжигающей ясностью вспомнил их недавние игры, и ему стоило труда отогнать воспоминание. Не потому ли она настояла, чтобы он участвовал в эксперименте отсюда, вместо того чтобы пойти с ней в Тронный Зал?
Он предлагал сопровождать ее — ведь теперь он научился контролировать свой телекинез. Он даже счел, что это хорошая мысль, поскольку все это время требовал от Барродаха уведомлять его о каждом эксперименте, а сам ни на одном не присутствовал. Его появление погасило бы любопытство, которое мог испытывать Барродах по этому поводу. Но Вийя заявила, что не должно быть никаких отступлений от привычной процедуры.
Несмотря на опасность, ему было приятно думать, что его физическое присутствие так влияет на Вийю, что она, возможно, не сумеет воспринимать и его, и Пожирателя Солнц. Это создавало между ними многообещающий баланс.
Пол под ним содрогнулся, вернув его к настоящему, но он по-прежнему ничего не чувствовал. Рыжий, напротив, обмяк, погрузившись в транс, прислонившись головой к животу щеголя-рифтера. Тот длинной, худой рукой ласково убрал прядь волос, упавшую парню на глаза.
Стул под Анарисом затрещал, и рифтер испуганно, с немым вопросом вскинул свои серебристые глаза. Анарис услышал, как кто-то затаил дыхание, и почувствовал, что стал невесомым. Он попытался расслабиться, и ощущение станции вокруг него стало его обволакивать. Головокружение на грани тошноты обуревало его вместе с расширением синестезического восприятия. Его тело росло, но не растворялось, а как будто сливалось с урианским материалом. Дезориентированный расхождением между тем, что говорило ему зрение, и тем, что подсказывало тело, он закрыл глаза. Теперь он воспринимал окружающее точно так же, как собственное тело: очень чутко и очень расплывчато.
Станция дернулась снова, уже сильнее, и Анарису показалось, что это колеблется его собственная плоть. Нахмурившись, он напрягся и подавил дрожь. Судорога вернулась, еще раз и еще. Он услышал, как чмокнула открывшаяся дверь, и стены откликнулись ей сосущими звуками. Его пронзила боль — какой-то злокачественный очаг возник в его теле, которое в слиянии с Единством теперь, казалось, занимало всю станцию.
Так, наверное, чувствуют себя больные раком, подумалось ему, — и он стал бороться. Его последней мыслью перед тем, как боль заслонила все остальное, был вопрос: если он часть этого Единства, почему же он не чувствует других? Потом борьба с раком, пожирающим его тело, заняла все его внимание. Время превратилось во вместилище боли, и только ярость поддерживала его в этом поединке.
Когда она прикоснулась к Сердцу Хроноса, в него хлынули краски, запахи, осязательные ощущения и импульсы, которые его нервная система не умела назвать. Вийя отстранила от себя что-то, чего он не успел уловить, и синестезическая мешанина слилась в сплошное крутящееся пятно. Ивард, протянув свои как-бы-руки, коснулся его, и оттуда ударили лучи кристального света; одни пронзали его сладкой дрожью, другие трепетной болью, а он открывался всему этому, развоплощаясь и перевоплощаясь в чуждой реальности келли и эйя.
Собирая Единство вокруг себя, Ивард плел смысловую паутину из потока впечатлений, источаемого их умами, синхронизируя его с требованиями их тел. Копнув поглубже, он захватил и своих товарищей по команде, чтобы вплести их в свой узор. Вместе с ними, держась за спокойную мудрость Седри, всплыл еще кто-то. Тат. Ивард с улыбкой вплел в паутину и ее.
Он потянулся к последнему звену, но был отвергнут, и сожаление кольнуло его — паутина осталась незавершенной. Но тут перед ним вспыхнул яркий стержень стихийного восприятия, не отягощенного концептуальным мышлением, с быстрыми как ртуть эмоциями, хищный без вины — он заполнил пробел своей нерассуждающей преданностью, которую отказчица никогда не могла предложить. Люцифер.
Ивард перемешал нити и переплел сеть заново.
Как только он передал центр паутины, чувствительный и безгранично отзывчивый, Вийе, вокруг них сгустилась тьма, а с ней нахлынула приливная волна неумолимо нарастающей боли. Ивард с криком потянулся к келли. Они устремились прочь, и от них остался только огонек, стойко горящий под темной, нависшей над ним волной. Люцифер яростно взвыл.
Ивард чуть не выпал из паутины — но крепкие руки лежали у него на плечах, и там, куда опиралась его голова, бился ровный пульс. Ободренный этим человеческим теплом, имя которого он забыл, но которое помнил чувством и прошлым опытом, Ивард дотянулся до огонька.
На вершине она снова остановилась, вцепившись обеими руками в спинку Трона. Его сходство со стулом стало теперь неоспоримым; если бы она села на него, лицом к бесконечности колодезной шахты, Сердце Хроноса оказалось бы чуть позади ее затылка.
Но она не станет этого делать.
Медленно, с напряжением она закрыла глаза, подняла руки и возложила их на Сердце.
Какой-то миг ничего не происходило. Она остро ощущала бесконечную гладкость его поверхности, лишенной температуры, не теплой и не холодной. Затем в глубинах, внезапно открывшихся ее внутреннему зрению, что-то шевельнулось — столь огромное, что она сама тут же сжалась до пределов яркой вибрирующей точки. Ее личность тонула в надвигающейся громадности сверхличностного.
Если оно коснется ее, она умрет.
Нет! Еще рано!
Эта мысль вырвалась из нее как залп, и огромность, к ее удивлению и бесконечному облегчению, отступила, оставив за собой дружелюбие, вопрос и глубокую, низкую вибрацию — как звуки органа в соборе на Дезриене, как рябь от камня на пруду, бутылочно-зеленом, бездонном и холодном.
Ее освобожденное сознание распространилось по всей станции — теперь ее собственный опыт подпитывался диапазоном огромности. Синестезия накатывала на нее волнами, но сияние Иварда разгорелось, и в руках у нее оказался хитроумный, но насквозь понятный узел из огненных нитей — пронизанные смыслом, они тянулись к каждому члену Единства и ее команды, кроме одного, и к каждой части окружающей ее огромной конструкции, кроме того пруда, куда она не осмеливалась заглянуть.
Вийя взяла узел, нашла нить, связывающую их с Анарисом, и привлекла к себе его силу, не допуская, однако, обратной связи. Теперь станция облекала Единство как тело — тело с множеством умов, но с одной только волей.
Вийя в последний раз оглянулась на пруд, опасный и манящий, содержащий ответы, которые она даже не думала искать. Но в этот самый миг из него поднялась тьма и стала быстро распространяться, поглощая вибрацию и бутылочно-зеленый покой. Вийя закричала, цепляясь за узел, который теперь пронизывал болью все ее существо. Она слышала трескотню эйя, видела голубое мерцание келли, и где-то вдали маячила глыбой сила Анариса, связанного с Единством общей болью, которую он принимал за свою.
Вийя отчаянно ринулась к своей команде, вливая их силу в Единство: сверкающую гордость и новообретенную любовь Локри; незыблемую как скала, мрачную решимость Монтроза; печаль, преданность и чистую, свободную от гнева энергию Жаима и даже бессловесную свирепую невинность Люцифера. Седри, удивив ее, откликнулась эхом бутылочно-зеленого покоя и собственной, непонятной Вийе, безмятежностью. Грянула музыка, не похожая ни на что, слышанное Вийей прежде: это к ним примкнул кто-то новый, заменив своим женственным приветным теплом ту, которая отвергла Единство.
Но тьма продолжала расти, отрицая жизнь и любовь. Вийя ощутила поддержку Иварда и бросила Единство в бой, одновременно черпая помощь в странном эхе из глубины Пожирателя Солнц — в Седри, которая через созданную человеком технику связывала Единство с урианской субстанцией. Теперь или никогда!
— Кажется, все готово, — сказала Седри, и в этот момент станция содрогнулась.
Всю дорогу до господского сектора Моррийон молчал.
На перекрестках вместо тарканцев стояли теперь деактивированные огры — обычно по одному, но иногда и по двое. У самой двери Анариса Вийя увидела в другом конце загибающегося коридора пару огров по обе стороны дверного вздутия.
Дверь чмокнула, и она вошла.
Анарис сидел за пультом и работал. На экране мелькали закодированные столбцы должарского шрифта. Анарис небрежным жестом выключил изображение, слегка улыбнулся и встал.
Вийя, скрестив руки, ждала посередине комнаты.
— Вечером я встретил твоего приятеля Хрима — он разгуливал по станции. Поскольку делать все равно было нечего, я немного поспрашивал его.
Видя, что он хочет пробудить ее любопытство, Вийя промолчала. Оценивающе посмотрев на нее, Анарис продолжил:
— До Хрима я не встречал никого, кто сумел бы свести сибаритские излишества до такой степени банальности.
Она улыбнулась.
— Я хочу поэкспериментировать с твоими келли и всеми остальными еще до Тронного Зала. Чем лучше я понимаю психическую природу этого сообщества, тем больше убеждаюсь, что нам будет под силу включить станцию в нужное время. И это будет скоро. Сегодня.
— Сегодня нет.
Он слегка приподнял брови:
— Почему?
— Из-за Норио. Боюсь, что его мощь возрастет вместе с мощностью станции. Мы должны сначала обезвредить его.
— Хорошо. Мы уничтожим его, а потом включим станцию.
— Может не получиться. Ты присоединился к нам в конце сеанса и не знаешь, какой это риск. И он увеличивается по мере роста... энергии станции. — Она воздержалась от слова «разумность», хотя про себя определяла это именно так.
Он помолчал, обдумывая сказанное. Она чувствовала, что ему хочется поспорить, но не собиралась отвечать на его вопросы. Ему не терпится включить станцию — и он знает, что Единство способно это сделать.
«Пора его отвлечь», — подумала Вийя. И смерила его долгим взглядом с ног до головы. Анарис не был телепатом, но станция усиливала даже самый малый талант, и у него достало темпатии, чтобы понять этот взгляд.
Он не выказал никакой реакции, только зрачки слегка расширились, и его эмоциональный спектр заколебался, окрашенный сексуальным возбуждением.
— Еще вопрос, — сказал он. — Насколько велик психический диапазон эйя? Могут ли они слышать нас теперь? Способна ли ты связаться с ними?
— И да, и нет. — Она вызывала в памяти эпизоды борьбы двух сильных тел. Как приятно, когда тебе не нужно сдерживать свою силу, подстраиваясь под более слабого партнера. — Они слышат меня, но тебя не знают. У них единый разум, и они до сих пор не до конца понимают, что у нас каждый индивидуум действует независимо от другого.
— Значит, их нельзя использовать для... — Он прищурился. — Ну, скажем, для слежки за Барродахом?
— Нет. — Прикосновения, удары, увертки. Захват, борьба, сила на силу, без всяких уступок...
Она видела, как напряглись мускулы Анариса. Понимая, что под его вопросом скрывается другой — способна ли она шпионить за ним самим, — она сказала:
— Нет, нельзя. Они его не знают, никогда не вступали с ним в контакт и не смогут распознать его в хаосе монад, окружающих его. И потом, они почти все время проводят в спячке.
Он сжал и разжал сильные гибкие пальцы. Юмор в его взгляде смешивался с раздражением.
— Так разбуди их, и мы поэкспериментируем.
— Это займет некоторое время. Ивард как раз этим занимается. Они будут готовы к назначенному времени. — Она снова собрала в кулак свою волю. Не думать о Жаиме, о Марим, о Брендоне, который где-то там, на адмиральском корабле, ждет от нее известия... хотя он бы ее понял. Из всех них только он один понял бы, почему ей приходится использовать секс, чтобы предотвратить ментальный контакт.
Но Анарис все еще сопротивлялся.
— Давай тогда поэкспериментируем с другими. Ты связывалась с ними из Тронного Зала — а отсюда сможешь?
— Да, это возможно. Но близость прибавляет нам сил. Вспомни, что случилось в прошлый раз.
У корней его волос выступили капли пота.
Она отогнала все воспоминания, все завихрения эмоций, оставив только прямой, настойчивый, чисто физический призыв.
— Тогда я приду к вам... — Он стукнул кулаком по столу. — Проклятие!
Ну, ударь же. Ударь. Кто кого на этот раз?
Со злобной ухмылкой он схватил огромное керамическое блюдо и запустил прямо в нее.
Она взмахнула кулаком, и блюдо разлетелось на тысячу осколков.
— Слабак, — поддразнила она.
27
«ГРОЗНЫЙ».
СБОРНЫЙ ПУНКТ У ПОЖИРАТЕЛЯ СОЛНЦ
Идя по людному коридору к транстубу, который должен был доставить их на последнее тактическое совещание, Осри заметил внезапный интерес отца к устройству крейсера — до сих пор корабль служил гностору только фоном для его исследовательской работы.— Почему в коридорах всегда такая толкотня? — с долей сварливости спросил Себастьян, уступая дорогу группе десантников в робах. — Корабль огромен, а в его команде всего пять тысяч человек.
— Крейсер состоит в основном из пустот, — терпеливо объяснил Осри. — И брони. К работающим на полную мощь рапторам, например, лучше не подходить ближе чем на полкилометра. То же относится и к двигателям.
— И все-таки коридоры можно было сделать пошире.
Осри засмеялся, получив в ответ кислый взгляд.
— Здесь все обычно знают, куда идут, и избегать столкновений вошло у них в привычку. Притом «Грозный» сейчас перегружен — после совещания многие покинут корабль.
Себастьян пробурчал что-то, и остаток пути они проделали молча. Это устраивало Осри, озадаченного тем, как настроен отец. Приближение совещания, на котором должны были назначить время атаки, вызывало у Себастьяна повышенную нервозность. Но ведь решение по мере возможности пощадить Пожиратель Солнц было принято еще на Аресе. О чем же теперь беспокоиться? Уж не боится ли отец, что в последний момент планы могут измениться?
Сам Осри был уверен, что этому не бывать: Панарх не допустит. Но его мотивацию Осри отцу объяснить не мог. Странно, как переменились их роли: доверенным лицом правителя Тысячи Солнц стал он, а отец в опале. Теперь Осри стал понимать поведение отца в свои детские годы, его молчаливость и резкие ответы.
Капсула открылась, и Осри пропустил отца вперед: он знал, что никогда не сравнится с Себастьяном в умении владеть своим лицом. Сейчас, когда он обдумывал невероятное заявление, сделанное ему Панархом несколько часов назад, ему казалось, что его смешанные эмоции видны всем и каждому. Зачем Брендон сказал ему о своем намерении участвовать в десанте на Пожиратель Солнц? Только ли из потребности поделиться с кем-то жизненно важным решением? Капсула двинулась к конференц-залу, и Осри украдкой покосился на отца. Может, и с ним Геласаар проделывал то же самое?
От сознания, что они оба заключены в футляр собственных мыслей, переезд показался Осри бесконечным, хотя до их прибытия на конечный пункт прошло едва ли больше минуты. Десантники у люка отдали Осри честь и пропустили их. Он поинтересовался про себя, зачем адмирал Нг их здесь поставила. Может быть, это прозрачный намек на бесповоротность решения, которое будет принято внутри?
«Если так, — подумал Осри, войдя в зал и увидев лицо собравшихся, — то это удачная мысль». Здесь не было иллюзии равенства, как в Звездной Палате Ареса. Почти все помещение занимал длинный стол с одним стулом во главе; почти все остальные стулья были уже заняты военными. Присутствовали также два рифтерских капитана и келлийская троица Штоинк-Ниук2-Ву4. Все тихо переговаривались, что было нормально для военного совещания, и Осри слегка расслабился, но потом до него дошло, что его отец — единственный здесь штатский.
В зал вошли верховный адмирал Нг с Панархом, и разговоры прекратились. Осри заметил, как напряглась отцовская спина, когда Нг заняла место во главе стола, а Брендон поместился справа от нее: теперь не оставалось сомнений в том, кто будет вести заседание. Отец не доверял военным. Позади Нг зажглась огромная голопанель, представляющая вид сверху на систему Пожирателя Солнц. Кровавый свет умирающего солнца омыл лица собравшихся, и верховный адмирал начала свою речь:
— Времени у нас очень мало. По наблюдениям лейтенант-коммандера Асавара, количество материи, падающей в черную дыру, постоянно возрастает. — На экране позади нее появились разные графики и векторы. — Последние расчеты показывают, что, если Пожиратель Солнц не будет уничтожен или выключен в течение десяти дней, возросшая мощь врага больше не даст нам такой возможности.
Ни единого слова или движения не последовало в ответ. Все здесь знали об этом заранее. Осри наблюдал за Брендоном: тот сидел спокойно, подсвеченный красным огнем макета, устремив взгляд на верховного адмирала. Только они трое понимали истинный смысл сказанного: время Вийи истекает.
— Из этого следует, что настало время начать финальную стадию сражения. Адмирал, — обратилась Нг к Кестлеру, — прошу изложить нам результаты предварительной кампании.
Нг села, а Кестлер встал. Теперь он двигался свободно — его страшные раны наконец зажили.
— Мы нанесли некоторые потери рифтерским силам, обороняющим Пожиратель Солнц. — На панно замигали глифы, иллюстрирующие итоги его действий. — Один эсминец, три фрегата и десять кораблей помельче уничтожены полностью; гораздо большее количество, как вы видите, получили не поддающиеся оценке повреждения. Все это ценой нескольких драконьих зубов и незначительного ущерба, нанесенного «Смарагду». Что еще важнее, мы теперь довольно точно представляем, как ведет себя в бою каждый из их кораблей. — Он слегка улыбнулся, и в его холодных глазах блеснул хищный огонек. — Мы научились манипулировать ими, как в игре «фаланга».
— Но кораблики в фаланге не могут убивать, — заметил Люкан Мип. Капитан Юмилла с усмешкой кивнула. Рифтеры никак не могли перестать испытывать своих союзников на прочность. Впрочем, как полагает Осри, после нескольких веков отчуждения это вполне объяснимо.
Кестлер поднял брови с оттенком высокомерия.
— Вы правы, капитан Мип. Но если вы и ваши люди сделаете свою часть работы, у них будет меньше шансов убить нас. — Все это было сказано чрезвычайно мягким тоном.
— Мой департамент тоже кое-что подготовил, — сказала коммандер Эллибр, начальник отдела пропагандистских диверсий. — В определенный момент, когда мы убедимся, что должарианцы знают о наличии у нас гиперсвязи, ее полезнее будет глушить, чем слушать, особенно если Тетрис сумеет повредить станционный узел. Я передала образчик на ваши пульты.
Омилов, взглянув на свой экран, покраснел, а капитан Юмилла расхохоталась.
— Ювяшжту это сильно не понравится.
— И это еще далеко не всё, — усмехнулась Эллибр.
Эта интерлюдия смягчила напряжение между рифтерами и Кестлером, и совещание стало продолжаться в относительно дружелюбном ключе. Омилов следил за участниками больше, чем за панно, — мало что из обсуждаемого представляло для него интерес.
В ходе дискуссии стало ясно, что некоторые офицеры, как и Кестлер, не доверяют рифтерским союзникам. Им противостояла группа Нукиэля. Рифтеры высказывались откровенно и соглашались, как заметил Омилов, только с одним: что новый Панарх предпочтительнее Эсабиана Должарского. Троица келли молчала, пребывая в постоянном движении, и её реакции, если таковые имели место, не поддавались расшифровке.
Наконец, когда план сражения был разработан, стали обсуждать действия добровольных десантных подразделений, которые предпримут попытку высадиться на Пожирателе Солнц.
— Наша первая задача, — сказал мелиарх Рапуло, — захватить причальный отсек, как единственный путь к отступлению. Вторая — захватить гиперрацию или лишить врага возможности пользоваться ею. Третья — захватить или уничтожить вычислительные мощности — с той же целью. Четвертая — захватить центральный источник энергии и попытаться отключить его.
— Разве четвертое не должно стоять на первом месте? — спросил Мип.
Рапуло посмотрел на Омилова, с кем предварительно консультировался. Тот кивнул, и Рапуло сказал:
— Даже если мы сумеем его идентифицировать, как вы предлагаете это сделать? Должарианцы не смогли включить его, и даже вмешательство Единства всего лишь поставило его на разогрев. При такой попытке можно уложить всех, кто есть на станции, и даже взорвать звезду-спутник.
— А Вийя? — спросила Нг. — Если она способна включить его, то, возможно, сможет и выключить?
— Возможно, — пожал плечами Омилов, — но я скорее предположил бы, что она подействует как пусковое устройство. Я рекомендую то же самое, что мелиарх, — оставить это напоследок.
— Без гиперсвязи мы легко с ними разделаемся, несмотря на их вооружение, — заверил Кестлер.
— Отлично, — сказала Нг. — Давайте двигаться дальше...
Она углубилась в очередные технические детали, понятные только военным, и Омилов перестал слушать. От него не укрылось поведение его сына во время обсуждения предыдущей темы — и короткий взгляд, которым обменялся Осри с Брендоном Аркадом, ныне Панархом Тысячи Солнц.
* * *
ПОЖИРАТЕЛЬ СОЛНЦ
Моррийон ввел Тат и Седри в компьютерный зал. Несмотря на беспокойство по поводу предстоящего эксперимента, растерянность обеих женщин доставила ему явное удовольствие.— Фазарган и Низериана на эту смену назначили в другое место. — Он сделал им знак пройти в нишу Лисантера, отгороженную от прочего помещения дипластовыми щитами. Другие техники не поднимали головы из-за своих пультов, но Моррийон чувствовал их повышенное внимание. — Лисантер в курсе наших приготовлений, — сказал он и улыбнулся. — Барродах тоже, но неверно их интерпретирует.
Женщины промолчали, и он решил, что это к лучшему. Незачем им знать о тщательной дезинформации, имеющей целью скрыть от Барродаха хорейский талант Анариса — было бы катастрофой хотя бы намекнуть ему на связь, существующую между темпаткой и наследником.
В нише поставили еще один пульт. Тат и Седри сели и начали осваивать свои рабочие места. Моррийон дал им время, с удовольствием наблюдая за их уверенными движениями, а после вынул из кармана горсть маленьких металлических капсул.
— Мозгосос? — раскрыла глаза Тат.
— Ты не хочешь им пользоваться? — спросил Моррийон.
— Без него нам не обойтись. Но я думала...
Моррийон немного посмаковал ее замешательство, но одернул себя. Теперь не время себя баловать — притом она никогда не относилась к нему так, как другие. Он заметил, что Седри смотрит на него не в меру проницательными серыми глазами.
— Спасибо, серах Моррийон, — сказала она. Он отрывисто кивнул.
— Я буду снаружи. Здесь вас никто не побеспокоит. — Он включил стенной экран, показывающий Палату Хроноса с Троном на первом плане. Людей не было видно, но миг спустя в кадре появилась Вийя, укороченная перспективой имиджера. По обе стороны от нее семенили маленькие инопланетяне. Вийя остановилась, напряженно застыв перед Троном.
— Начинается, — сказал Моррийон и вышел.
Сев за ближайший пульт, он включил изображение рифтерской каюты. Хорошо, что наследник хотя бы это ему разрешил. Анарис сидел спокойно, спиной к имиджеру, положив руки на подлокотники стула. Напротив, устремив на него пристальный взгляд, сидел рыжеволосый парень. Красивый рифтер стоял позади, опустив руки на плечи Иварда. Других Моррийон не видел. Моррийон почти ничего не мог сделать, чтобы помешать Норио напасть на Анариса, но мог по крайней мере наблюдать. Неведение означало смерть, а в рядах Катеннаха и нечто худшее — здесь больше, чем где-либо еще.
Он почувствовал, как дрогнула станция, и подался вперед.
— Начинается, — уже шепотом повторил он.
* * *
Напряженное внимание рифтеров давило на Анариса почти физически. Действительное ли это восприятие, обеспеченное темпаткой, или он просто сознает их подозрительное к нему отношение? Анарис посмотрел на рыжего парня напротив себя, и тот, к его удивлению, улыбнулся, излучая уверенность всем своим существом. В нем не чувствовалось ни малейшего страха. Другой рифтер, с необычайными серебристыми глазами, небрежно привалившийся к спинке мальчишкиного стула, встретил взгляд Анариса не мигая, но должарианец уловил, что рифтеру не по себе.
Станция внезапно заколебалась. Парень закрыл глаза, а рифтер у него за спиной поставил ноги чуть пошире. Анарис услышал позади какой-то шорох, но не обратил на него внимания, стараясь почувствовать Единство, о котором говорила Вийя.
Подумав о ней, он с обжигающей ясностью вспомнил их недавние игры, и ему стоило труда отогнать воспоминание. Не потому ли она настояла, чтобы он участвовал в эксперименте отсюда, вместо того чтобы пойти с ней в Тронный Зал?
Он предлагал сопровождать ее — ведь теперь он научился контролировать свой телекинез. Он даже счел, что это хорошая мысль, поскольку все это время требовал от Барродаха уведомлять его о каждом эксперименте, а сам ни на одном не присутствовал. Его появление погасило бы любопытство, которое мог испытывать Барродах по этому поводу. Но Вийя заявила, что не должно быть никаких отступлений от привычной процедуры.
Несмотря на опасность, ему было приятно думать, что его физическое присутствие так влияет на Вийю, что она, возможно, не сумеет воспринимать и его, и Пожирателя Солнц. Это создавало между ними многообещающий баланс.
Пол под ним содрогнулся, вернув его к настоящему, но он по-прежнему ничего не чувствовал. Рыжий, напротив, обмяк, погрузившись в транс, прислонившись головой к животу щеголя-рифтера. Тот длинной, худой рукой ласково убрал прядь волос, упавшую парню на глаза.
Стул под Анарисом затрещал, и рифтер испуганно, с немым вопросом вскинул свои серебристые глаза. Анарис услышал, как кто-то затаил дыхание, и почувствовал, что стал невесомым. Он попытался расслабиться, и ощущение станции вокруг него стало его обволакивать. Головокружение на грани тошноты обуревало его вместе с расширением синестезического восприятия. Его тело росло, но не растворялось, а как будто сливалось с урианским материалом. Дезориентированный расхождением между тем, что говорило ему зрение, и тем, что подсказывало тело, он закрыл глаза. Теперь он воспринимал окружающее точно так же, как собственное тело: очень чутко и очень расплывчато.
Станция дернулась снова, уже сильнее, и Анарису показалось, что это колеблется его собственная плоть. Нахмурившись, он напрягся и подавил дрожь. Судорога вернулась, еще раз и еще. Он услышал, как чмокнула открывшаяся дверь, и стены откликнулись ей сосущими звуками. Его пронзила боль — какой-то злокачественный очаг возник в его теле, которое в слиянии с Единством теперь, казалось, занимало всю станцию.
Так, наверное, чувствуют себя больные раком, подумалось ему, — и он стал бороться. Его последней мыслью перед тем, как боль заслонила все остальное, был вопрос: если он часть этого Единства, почему же он не чувствует других? Потом борьба с раком, пожирающим его тело, заняла все его внимание. Время превратилось во вместилище боли, и только ярость поддерживала его в этом поединке.
* * *
Ивард закрыл глаза, отгородившись от ленивой улыбки Анариса, и с радостью ушел в голубой огонь глубоко внутри. Он чувствовал сильные руки Локри на своих плечах, всеобъемлющее присутствие келли, яркий ослепительный блеск эйя, ровное пламя Вийи.Когда она прикоснулась к Сердцу Хроноса, в него хлынули краски, запахи, осязательные ощущения и импульсы, которые его нервная система не умела назвать. Вийя отстранила от себя что-то, чего он не успел уловить, и синестезическая мешанина слилась в сплошное крутящееся пятно. Ивард, протянув свои как-бы-руки, коснулся его, и оттуда ударили лучи кристального света; одни пронзали его сладкой дрожью, другие трепетной болью, а он открывался всему этому, развоплощаясь и перевоплощаясь в чуждой реальности келли и эйя.
Собирая Единство вокруг себя, Ивард плел смысловую паутину из потока впечатлений, источаемого их умами, синхронизируя его с требованиями их тел. Копнув поглубже, он захватил и своих товарищей по команде, чтобы вплести их в свой узор. Вместе с ними, держась за спокойную мудрость Седри, всплыл еще кто-то. Тат. Ивард с улыбкой вплел в паутину и ее.
Он потянулся к последнему звену, но был отвергнут, и сожаление кольнуло его — паутина осталась незавершенной. Но тут перед ним вспыхнул яркий стержень стихийного восприятия, не отягощенного концептуальным мышлением, с быстрыми как ртуть эмоциями, хищный без вины — он заполнил пробел своей нерассуждающей преданностью, которую отказчица никогда не могла предложить. Люцифер.
Ивард перемешал нити и переплел сеть заново.
Как только он передал центр паутины, чувствительный и безгранично отзывчивый, Вийе, вокруг них сгустилась тьма, а с ней нахлынула приливная волна неумолимо нарастающей боли. Ивард с криком потянулся к келли. Они устремились прочь, и от них остался только огонек, стойко горящий под темной, нависшей над ним волной. Люцифер яростно взвыл.
Ивард чуть не выпал из паутины — но крепкие руки лежали у него на плечах, и там, куда опиралась его голова, бился ровный пульс. Ободренный этим человеческим теплом, имя которого он забыл, но которое помнил чувством и прошлым опытом, Ивард дотянулся до огонька.
* * *
Вийе казалось, что она идет к Трону Хроноса целую вечность, и пробелы в сознании были хуже, чем когда-либо прежде. Подъем к Сердцу Хроноса стал очень крут, но она решила, что ей это только кажется. Она переждала накатившую на нее волну синестезических искажений. Яркое, как самоцвет, присутствие эйя поддерживало ее, но их возбуждение пронзало ее мозг, как раскаленная проволока чувствительную сердцевину зуба.На вершине она снова остановилась, вцепившись обеими руками в спинку Трона. Его сходство со стулом стало теперь неоспоримым; если бы она села на него, лицом к бесконечности колодезной шахты, Сердце Хроноса оказалось бы чуть позади ее затылка.
Но она не станет этого делать.
Медленно, с напряжением она закрыла глаза, подняла руки и возложила их на Сердце.
Какой-то миг ничего не происходило. Она остро ощущала бесконечную гладкость его поверхности, лишенной температуры, не теплой и не холодной. Затем в глубинах, внезапно открывшихся ее внутреннему зрению, что-то шевельнулось — столь огромное, что она сама тут же сжалась до пределов яркой вибрирующей точки. Ее личность тонула в надвигающейся громадности сверхличностного.
Если оно коснется ее, она умрет.
Нет! Еще рано!
Эта мысль вырвалась из нее как залп, и огромность, к ее удивлению и бесконечному облегчению, отступила, оставив за собой дружелюбие, вопрос и глубокую, низкую вибрацию — как звуки органа в соборе на Дезриене, как рябь от камня на пруду, бутылочно-зеленом, бездонном и холодном.
Ее освобожденное сознание распространилось по всей станции — теперь ее собственный опыт подпитывался диапазоном огромности. Синестезия накатывала на нее волнами, но сияние Иварда разгорелось, и в руках у нее оказался хитроумный, но насквозь понятный узел из огненных нитей — пронизанные смыслом, они тянулись к каждому члену Единства и ее команды, кроме одного, и к каждой части окружающей ее огромной конструкции, кроме того пруда, куда она не осмеливалась заглянуть.
Вийя взяла узел, нашла нить, связывающую их с Анарисом, и привлекла к себе его силу, не допуская, однако, обратной связи. Теперь станция облекала Единство как тело — тело с множеством умов, но с одной только волей.
Вийя в последний раз оглянулась на пруд, опасный и манящий, содержащий ответы, которые она даже не думала искать. Но в этот самый миг из него поднялась тьма и стала быстро распространяться, поглощая вибрацию и бутылочно-зеленый покой. Вийя закричала, цепляясь за узел, который теперь пронизывал болью все ее существо. Она слышала трескотню эйя, видела голубое мерцание келли, и где-то вдали маячила глыбой сила Анариса, связанного с Единством общей болью, которую он принимал за свою.
Вийя отчаянно ринулась к своей команде, вливая их силу в Единство: сверкающую гордость и новообретенную любовь Локри; незыблемую как скала, мрачную решимость Монтроза; печаль, преданность и чистую, свободную от гнева энергию Жаима и даже бессловесную свирепую невинность Люцифера. Седри, удивив ее, откликнулась эхом бутылочно-зеленого покоя и собственной, непонятной Вийе, безмятежностью. Грянула музыка, не похожая ни на что, слышанное Вийей прежде: это к ним примкнул кто-то новый, заменив своим женственным приветным теплом ту, которая отвергла Единство.
Но тьма продолжала расти, отрицая жизнь и любовь. Вийя ощутила поддержку Иварда и бросила Единство в бой, одновременно черпая помощь в странном эхе из глубины Пожирателя Солнц — в Седри, которая через созданную человеком технику связывала Единство с урианской субстанцией. Теперь или никогда!
* * *
Тат работала быстро, настраивая пульт и налаживая связь с системой. Все ее капканы, к ее удовлетворению, остались необнаруженными. Время от времени она посматривала на Седри, поглощенную работой так же, как она. Вскоре та отозвалась легкой усмешкой, довольной и в то же время настороженной.— Кажется, все готово, — сказала Седри, и в этот момент станция содрогнулась.