Страница:
Его тон слегка изменился. Вийя, посмотрев на него, встретилась с его оценивающим взглядом, который он не потрудился отвести. Зная, как действует на людей ее собственный взгляд, она ответила ему тем же. Его юмористическое настроение усилилось, и он сказал:
— Барродах тебе этого не скажет и Лисантеру запретит, но после твоей последней попытки станция перешла на автоматический режим активации.
Страх пронзил ей виски, но она не подала виду.
— Значит, она еще не полностью пробудилась. — Анарис, как и раньше, не отреагировал на этот органический термин. Но он не знает, насколько этот термин точен. Вийя отвела в сторону мысли о том огромном, что спит в сердце Пожирателя Солнц — сейчас не время.
— Нет. По расчетам Лисантера, на это потребуется около шестидесяти дней.
Итак, моя жизнь измеряется терпением Аватара. Решив обдумать это — и то, как это отразится на планах панархистов, — позже, Вийя пожала плечами. Анарис сказал ей об этом не без причины — сейчас он начнет свою атаку. Пора нанести ответный удар.
Она поставила чашку.
— Кто знает о том, что в тебе есть хорейская кровь?
Он не проявил никакой наружной реакции, но его эмоциональный спектр — сложный и чем-то неуловимо напоминающий спектр Брендона Аркада — дал резкий диссонанс и тут же восстановился снова.
— А ты откуда о ней знаешь?
— Тебе нечего ответить? — снова пожала плечами она.
— Ответ не имеет значения
Она взялась другой рукой за спинку стула и спросила, в точности скопировав Анариса:
— Угроза? Или предупреждение?
— Сядь. — Он засмеялся, допил свой кофе и внезапно встал. — Посиди! Впервые за много дней мне не скучно. Как же ты намерена распорядиться этой информацией — если тебе, конечно, кто-то поверит?
— Думаю, твоему отцу достаточно будет одного обвинения, — сказала она, оставшись стоять.
Он подошел к своему пульту и обернулся.
— Я его единственный наследник. Он слишком поторопился прикончить других, а медицина бессильна против облучения, которое он получил при Ахеронте. Если я умру, умрет и его род. — Анарис вернулся назад и стал лицом к Вийе. — Я подозреваю, что он знает о моем изъяне, но ничего не предпримет, пока не получит то, чего хочет.
— Такая адаптируемость достойна похвалы.
— Еще? — Анарис прошел к буфету. Золотой кофейник в его руках блеснул охряным цветом умирающего солнца.
— Нет.
— Скажи, что ты испытываешь к моему старому приятелю Брендону Аркаду?
— Благодарность.
Он оглянулся через плечо, приподняв брови.
— За рейд, который доводится совершить только раз в жизни.
Анарис, коротко рассмеявшись, отсалютировал ей кружкой:
— Ты подняла целую бучу.
— И неплохо поживилась на этом.
— Отец тебе это припомнит, когда наша эпопея здесь закончится.
— Пусть сначала меня поймает.
Анарис не ответил, и она поняла: даже если она включит станцию, Джеррод Эсабиан рано или поздно прикажет ее убить. И для него чем раньше, тем лучше.
— Твое мнение о Барродахе?
— Будь я такой же психованной, я сидела бы на хоппере — или загнулась бы.
— А Моррийон?
Она пожала плечами, соблюдая нейтралитет.
— Что происходит с ним, я не знаю.
— И не надо, — с полным безразличием сказал Анарис. — Лисантер?
— Он живет ради своей работы. Я не подвергну опасности его жизнь, если скажу, что мне нравится беседовать с ним об урианских артефактах?
— Если ты скажешь об этом Барродаху, он просто прибавит еще один пунктик к своему длинному списку. — Анарис поставил чашку.
Фаянс решительно звякнул о металл. Слева от Вийи золотой кофейный сервиз мерцал в дрожащем пламени двух свечей. Справа над головой светила лампа — тяжелый металлический канделябр не горел. Затененная кровать в алькове казалась тихой пристанью — это было предугадано и подготовлено, и она, видя это, засмеялась.
Она снова встретилась с черным взглядом Анариса. Намерение, которое он не старался скрыть, поразило ее, как удар, и в ушах застучала кровь.
Какой-то миг они стояли так на разных концах комнаты, не двигаясь, лицом к лицу.
Затем Анарис согнул запястье, и пешах выпал из потайных ножен в рукаве ему в руку. Быстро повернув кинжал, Анарис метнул его через комнату, и он вонзился, дрожа, в деревянную спинку стула между руками Вийи.
Она не шевельнулась и не моргнула.
— Возьми его, — с жестокой ухмылкой сказал Анарис.
— Зачем?
— Чтобы я получил удовольствие, отнимая его у тебя.
Мрачная должарианка взяла накрытый поднос с гравикаталки за дверью и вошла. Как всегда, она ничего не сказала, только буркнула что-то, брякнув поднос на дипластовый столик. Хрим услышал, как плещется под крышкой его обед, но промолчал. Она с него ростом, и в первый раз, когда он вздумал протестовать, она впечатала его в стену. Опять баланда — ну, что ж поделаешь. У себя Хрим выкинул бы в космос юнгу, который приволок бы ему такую мерзость.
Женщина выпрямилась, но, вместо того чтобы сделать вид, что Хрима тут нет, и выйти, уставилась на него. Хрим не смог расшифровать выражения ее лица — глаза у нее были мутные и челюсть ритмично двигалась, — но оно ему очень не понравилось, напомнив должарский видеочип на челноке Ювяшжта, где все строили такие же рожи. Рука Хрима потянулась к несуществующему бластеру.
Женщина, заметив этот предательский жест, насмешливо вздернула губу и вышла.
Хрим испытал странную смесь облегчения и возмущения. Он знал, что для должарианцев драться и трахаться — почти одно и то же, а сейчас у них эта самая карушна. Секс. Он скинул брюки, повалился на койку и полез в футляр за шестеком, поставщиком раскаленных оргазмов. Делать все равно больше нечего, а еда, если и остынет, хуже не станет.
Шестек шевельнулся в своем гнезде, когда Хрим открыл футляр, приподнял свою слепую голову и выполз. Хрим откинулся назад, и все его ощущения начали приносить ему удовольствия; даже грубые кусачие одеяла жгли блаженным огнем.
С каждым разом после его прибытия на Пожиратель Солнц наслаждение становилось все сильнее. Потолок перед глазами Хрима пульсировал в такт его учащающимся движениям.
Ужас холодным шквалом пронизал блаженную дымку, когда на потолке вздулся пузырь, но Хрим уже потерял контроль над своими мускулами. Беспомощный в тисках удовольствия, которое внезапно превратилось в тошнотворный страх, он пытался сбросить свое тело с койки, но не мог и только смотрел. В потолке разверзлась щель, и оттуда вылез красный прыщ. Это было лицо Норио, и губы на нем беззвучно шевелились.
Хрим заорал. За головой последовал скелет, и все это — голова, кости и сухожилия — рухнуло прямо на койку. Удар по особенно чувствительному в этот момент телу был ужасен.
Рожа ткнулась в лицо Хрима, и губы проехались по щеке, но черты тут же начали расплываться. Бесформенная блямба, прилипшая к лицу, вызвала у Хрима прилив желчи к горлу, и он чуть не захлебнулся. Спазм придал ему сил, и он сбросил с себя скелет.
Тот пролетел через комнату, шмякнулся о стену и сполз вниз в усталой позе сидящего человека. Блямба на месте лица, соприкоснувшись с урианским материалом, снова обрела черты Норио. Но Хрим едва успел это заметить, потому что как раз в этот миг шестек отпустил его, свалился на пол и запрыгал по нему, как пойманный на крючок угорь. Там, где он касался пола, возникали пузыри, и серая краска отскакивала, обнажая маленькие фистулы. Хрим ринулся следом, пытаясь поймать шестек. Тот нырнул в одну из фистул и стал биться в ней, Хрим ухватил его и дернул, но шестек не поддался. Хрим в панике дернул его еще сильнее.
Барканский червяк вытянулся, как резиновый. Хрим отшатнулся назад, и шестек лопнул. Передняя половина ушла в фистулу, задняя, не менее активная, дергалась в руке у Хрима. Хрим с нечленораздельной руганью засунул обрывок в футляр, не обращая внимания на сочные рыгающие звуки, издаваемые головой скелета.
Управившись наконец с дрыгающейся половиной шестека, он захлопнул крышку. Обрывок продолжал биться внутри, и футляр подскакивал на полу, как пляшущие тыквы, которые Хрим видел на Мемсеррате. Уверившись, что шестек не убежит, Хрим повернулся к незваному гостю.
Рот мертвеца открылся и рыгнул — это звучало как имя.
— Заткнись! — гаркнул Хрим, чей ужас успел преобразиться в желанную, самоутверждающую ярость. — Ты вякаешь, как говорящая жопа, мозголаз поганый! Ты подох, подох, подох и дохлым останешься. Подох! Подох!
Хрим натянул сапоги и начал топтать скелет, наслаждаясь хрустом ломающихся костей. Голова сопровождала этот процесс визгом и пуканьем, все меньше напоминавшим имя Хрима, — наконец она обмякла, и шум прекратился.
Голова втянулась в стену, та разгладилась, и шестек перестал биться, но Хрим, не замечая этого, продолжал свое занятие, пока на палубе не осталось ничего, кроме осколков и пыли.
Тогда он, ошеломленный, чуть дыша, плюхнулся задом на койку, зажал коленями успокоившийся футляр и уставился на бренный прах своего не желающего умирать любовника.
Безопасный жилой сектор остался далеко — но здесь больше нет безопасных мест, ни для серых вроде нее, ни для угрюмых тарканцев, ни даже для господ. Карра поглотили их, и они оказались здесь, далеко от Должара, где человек способен лишь оттянуть неизбежное. Пасть пожрала уже трех хореев, и четвертую, должарианку, ждет та же участь.
Двое жрецов заняли место в узком конце яйцевидной камеры, где теснились они все в жестких самодельных одеждах поверх серых комбинезонов.
Эсаран посмотрела на свои сложенные ковшом ладони. На Должаре в них лежал бы осколок камня, поросшего лишайником-праккха, который позволяет человеку видеть карра, — здесь она держала ур-плод. Ей казалось, что белые прожилки на его пурпурной кожуре складываются в слова. Искушение съесть его было очень сильным, но она воздерживалась.
Умиротворители, мужчина и женщина, как полагалось по древнему обряду, затянули шепотом песнь — чистое сопрано женщины странно вплеталось в басовые ноты мужчины. У Галджира и Уммджалит самые лучшие голоса в казармах Аватара. Дыры и углубления в багровых стенах возвращали звуки назад искаженными на множество ладов, и Эсаран содрогнулась. Голоса карра.
Стена за двумя поющими разгладилась, и на ней стал расти пузырь — идеально круглый, не такой, как дверные. Карра собираются. По толпе пробежал трепет, и Эсаран почуяла запах страха от тех, кто сгрудился вокруг нее, инстинктивно держась подальше от стен. Да только это не поможет: карра требуют жертвы и должны ее получить.
Вот только как? У жрецов в руках нет острых ритуальных каллеатхов — в Пасти никому не разрешается носить оружие, даже тарканцам.
Резкий приказ оборвал пение, и Эсаран послушно положила ур-плод себе в рот. Он был тверд, как орех. Она нажала на него коренными зубами, и теплый соленый сок заполнил рот, но вкус крови, как ни странно, не был ей противен. Он шел куда-то в нос, наполняя голову темным светом. Свечение стен стало ярче, и фосфоресцирующие струйки в них начали свиваться воедино. Эсаран боязливо ждала — она впервые участвовала в этом древнем запретном обряде, только слышала рассказы о нем. Но жрецы предупредили, что те, кто не будет присутствовать на Экхашен-карр, могут быть проглочены в любое время. Уж лучше умилостивить демонов своим страхом, чем своим телом, сказали они.
Один участок стены, на котором везде теперь кишели фигуры и образы, особенно притягивал ее внимание, и она чуть не обмочилась, когда перед ней стало вырисовываться лицо отца с разинутым во гневе ртом — другим его в семье не видели. Изо рта вылетали мухи и осы, жужжа вокруг головы. Эсаран съежилась. Выходит, это правда, что карра знают все твои затаенные страхи и показывают их тебе в этом жутком месте.
Эсаран смотрела, не отводя глаз. Пол рядом с ней содрогнулся, и Рекалидже упал на колени. Он, должно быть, закрыл глаза, но препятствовать карра во время церемонии запрещено: никто не должен отгораживаться от происходящего.
На стенах мелькали многочисленные лица, фигуры и ужасы; над собранием стоял стон, прерываемый приглушенными выкриками. Эсаран тихо заскулила — инстинкт говорил ей, что кричать в полный голос опасно.
Рекалидже так и стоял на четвереньках — наверное, одурел от падения. Он смотрел вверх, прямо на пузырь, лопнувший посередине в страшном подобии улыбки. Взор Рекалидже был прикован к вихрю каких-то образов, но Эсаран не различала того, что видел он.
Внезапно он заорал. Из пола вокруг него вырос целый лес рук, вцепившихся в его тело. Некоторые из них оплывали, теряя форму, но на их месте вырастали другие и тащили Рекалидже вперед. Умиротворители, одержимые карра так же, как и все прочие, шарахнулись в стороны. Злосчастный серый, пролетев между ними словно на салазках, врезался головой в стену, где внезапно разверзлась дыра. Эсаран успела разглядеть в темноте многочисленные глаза и когтистые руки, и отверстие тут же сомкнулось. Рекалидже вопил как резаный. В комнате вдруг стало совсем темно — весь свет сосредоточился на пузыре, похожем теперь на нарыв. Свет этот мигал в такт слабеющим крикам человека. Кишечник Эсаран опорожнился, и она, странно успокоенная, повалилась на пол, не обращая внимания на его конвульсионные толчки.
Крики внезапно прекратились. После глухого продолжительного хруста пузырь побледнел и ушел внутрь. Эсаран стало рвать, выворачивая наизнанку, и взвод тарканцев, ворвавшихся в помещение, не вызвал у нее никакого страха.
Хуже они уже ничего не могли с ней сделать.
Обычай требовал, чтобы во время Каруш-на Рахали хищники преследовали добычу, а не вызывали ее к себе — ведь только слабый подчинится такому приказу. Обычай требовал также, чтобы все происходило либо в доме жертвы, либо на ничейной земле. Жилище самого охотника — место одинокого сна и размышлений.
Сейчас они, конечно, на Пожирателе Солнц, и хотя комнат тут видимо-невидимо, негуманизированными помещениями пользоваться никто не хочет. Даже Анарис, по всей видимости, хотя из всех господ он терпимее всего относится к растущей изменчивости станции. Он один из всех, кто имеет соответствующий статус, не заказал себе бронированный туалет.
Интересно, Эсабиан тоже изменяет обычаю сообразно с обстоятельствами? Моррийон поспешно отогнал от себя яркий образ Властелина-Мстителя, рыщущего по красным коридорам в поисках подходящей добычи, и воровато посмотрел вокруг. Но в поле зрения никого не было, и его электронный блокнот не показывал наличия скрытого имиджера. Ходили слухи, что темпатка держит телепатический контакт с этими жуткими белыми тварями — кто знает, на что они способны? Даже подобные мысли об Эсабиане могут привести к гибели, если эта черноглазая рифтерша возьмет и доложит о них. Моррийон не знал, способна ли она на это. В отличие от многих людей, не подчинявшихся ему непосредственно, она не смотрела на него как на комического уродца-мутанта, но и почтения никакого не проявляла.
Направившись в сторону своей каюты, он мысленно переключился с Анариса на себя. Забот у него хватало. Через час поступило сообщение, что в темном коридоре нашли труп какого-то серого. Теперь пойдут слухи, что повинна в этом станция, хотя все дело, конечно, в Каруш-на Рахали: кому-то не повезло в поединке. Двум бори, павшим жертвой лунной борьбы, посчастливилось больше. Стали говорить, что слабаки, которые нападают на бори, могут не ссылаться на травмы, чтобы увильнуть от службы.
Но серым недостает свирепой дисциплины, сдерживающей тарканцев, и Моррийон знал, что корреляторы и дискриминаторы скоро вычислят убийцу, просеяв итоги наблюдений. И виновный встретится с умовыжималкой.
Даже между должарианцами такие схватки обычно бывают недолгими и ведутся по неписаным правилам: если человек находится на службе, на него не нападают. В менее напряженный момент Моррийон даже позабавился бы, размышляя, откуда они берут эти правила: ведь ничего, связанное с лунным циклом, никогда не записывается и даже не обсуждается публично.
У самой каюты блокнот Моррийона зажегся, извещая о срочном сообщении на пульте. Тревогу поднял один из запрограммированных Тат дискриминаторов. Как секретарь наследника Моррийон имел доступ ко всей сырой информации, поступающей из сети наблюдения, за исключением закодированного материала, предназначенного для Барродаха; и Тат дала ему модуль, реагирующий на различные тревожные ситуации.
В данном случае имело место нелегальное сборище в каком-то отдалённом помещении. Снова ритуал заклятия карра. Моррийон лениво запросил соответствующий блок информации, и его догадка подтвердилась. У Лисантера есть прямо-таки жуткая теория по поводу этих световых явлений. «Теперь, когда она знает, что мы существа разумные, она испытывает к нам любопытство, — сказал ученый. По его мнению, особого вреда в этом не было. — Может быть, она смотрит на нас как на особый вид пищи».
«Не слишком-то аппетитный», — подумал Моррийон. Он включил автоматическую запись и увидел, как пол выгнулся и швырнул одного из собравшихся в разверзшуюся в стене дыру.
Ужаснувшись, Моррийон убрал звук, но продолжал смотреть, не в силах оторваться. Пол содрогнулся в длительном спазме, и сердце Моррийона сжалось от дурного предчувствия. Он не сможет снова спасти наследника, если то же самое случится во время очередного эксперимента темпатки. Ритмические содрогания станции, достигнув апогея, утихли. Моррийон все это время судорожно цеплялся за пульт.
Не успело его сердце немного успокоиться, как начал требовательно сигналить коммуникатор.
Моррийон включил прием, и на экране появились двое: Эсабиан и Барродах. Все нутро у него скрутило узлом. Вызов самого Аватара!
— Где темпатка?
— Наследник вызвал ее к себе, — с низким поклоном ответил Моррийон.
— Проводи ее в Палату Хроноса немедленно.
Экран погас. Барродах, должно быть, показал Эсабиану запись происшествия — и тот хочет использовать Вийю, чтобы искоренить эту угрозу? Сердце колотилось так, словно собралось выскочить из горла. Он должен быть рядом с Анарисом — сумеет ли он вернуться достаточно быстро, доставив темпатку? И наркотики, призванные защитить Анариса, не успеют подействовать.
Моррийон послал Анарису сигнал о темпатическом эксперименте и ринулся вон. Бори подумал, что это даст Анарису время подготовиться к его приходу. Нехорошо будет, если темпатка придет намного позже Лисантера и Барродаха. Лисантер живет немного дальше, но Барродах имеет доступ к транспортным тележкам.
Он уже почти дошел, когда шальная мысль пригвоздила его к месту: а что, если на Анарисе сейчас нет блокнота?
Моррийона затрясло от идиотской смеси страха и веселья. Подготовка катеннахов тщательно искореняла сексуальное желание — самая мысль об этом вызывала тошноту, — но ухмылки никакая дрессура подавить не могла.
Моррийон отдернул рукав кителя и ткнул углом блокнота в своё искореженное запястье. Боль помогла ему вновь овладеть своими мыслями и эмоциями. Что бы ни случилось дальше, ему нужна ясная голова.
Он нажал на вестник у двери Анариса. Не получив ответа, он скрипнул зубами, набрал код и открыл дверь.
Увиденное заставило его застыть на пороге.
Комната выглядела так, словно в ней взорвалась бомба. Мебель перевернута, вещи разбросаны, один из гобеленов располосован посередине — очевидно, ножом. Анарис и Вийя стояли по обе стороны опрокинутого письменного стола — растрепанные, в рваной одежде, с каменными лицами.
Оба резко повернулись к Моррийону, и Анарис оскалил зубы.
Моррийон, замерший с открытым ртом, закрыл его — голова у него вдруг стала пустая, как яичная скорлупа.
Оцепенение нарушила Вийя. Поглядев вокруг, она фыркнула, потом оперлась на стол и затряслась от смеха.
Анарис посмотрел на нее, на комнату и, поддавшись обычной для него внезапной смене настроений, тоже расхохотался, повалившись на свой стул — единственный предмет мебели, оставшийся стоять.
Смех продолжался всего несколько секунд, но он разрядил атмосферу и позволил Моррийону прийти в себя.
— Вы заметили, как заколебалась станция? — спросил он.
— Я думал, это мы, — сказал Анарис, еще с ухмылкой, и тут же сузил глаза. — Что ты, собственно, здесь делаешь?
— Серые устроили очередной Экхашен-карр, и на этот раз станция одного из них слопала. — Он поймал взгляд Вийи. — Мне сдается, Барродах уведомил об этом Аватара, и Аватар требует Вийю в Тронный Зал. Немедленно.
Длинные распустившиеся волосы Вийи ниспадали ниже пояса. Она подняла руку, чтобы откинуть их назад, и Моррийон заметил, что один рукав у нее почти полностью оторван и на коже видны синяки.
— Я еще успею переодеться? — спросила она напрямик.
— Н-не думаю. По-моему, Аватар хочет, чтобы вы занялись этой угрозой без промедления.
Она пожала плечами, вызывающе улыбнулась Анарису и направилась к Моррийону, который только теперь понял, что все еще стоит на пороге, и поспешно попятился назад.
Анарис со смехом поднял тяжелый стол и поставил его, но веселье уже ушло, сменившись вызовом. Испытывает ли он хотя бы часть того страха, который разъедает кислотой нутро Моррийона? Ведь он же помнит, что случилось во время прошлого сеанса. Что, если на этот раз стена проглотит его целиком?
Моррийону приходилось чуть ли не бежать, чтобы поспеть за Вийей, но он не жаловался.
— Мне нужны эйя, — сказала она.
— Я пошлю за ними Ларгиора, — ответил Моррийон, раздраженный тем, что сам об этом не подумал.
— Просто убавьте мощность в пси-заградниках, и пусть Лар откроет дверь. Я позову их.
Значит, она и правда телепатка.
Весь остаток пути Моррийон попеременно обдумывал планы борьбы с этим новым бедствием и гнал от себя мысли о том, что же все-таки произошло в комнате Анариса.
19
— Барродах тебе этого не скажет и Лисантеру запретит, но после твоей последней попытки станция перешла на автоматический режим активации.
Страх пронзил ей виски, но она не подала виду.
— Значит, она еще не полностью пробудилась. — Анарис, как и раньше, не отреагировал на этот органический термин. Но он не знает, насколько этот термин точен. Вийя отвела в сторону мысли о том огромном, что спит в сердце Пожирателя Солнц — сейчас не время.
— Нет. По расчетам Лисантера, на это потребуется около шестидесяти дней.
Итак, моя жизнь измеряется терпением Аватара. Решив обдумать это — и то, как это отразится на планах панархистов, — позже, Вийя пожала плечами. Анарис сказал ей об этом не без причины — сейчас он начнет свою атаку. Пора нанести ответный удар.
Она поставила чашку.
— Кто знает о том, что в тебе есть хорейская кровь?
Он не проявил никакой наружной реакции, но его эмоциональный спектр — сложный и чем-то неуловимо напоминающий спектр Брендона Аркада — дал резкий диссонанс и тут же восстановился снова.
— А ты откуда о ней знаешь?
— Тебе нечего ответить? — снова пожала плечами она.
— Ответ не имеет значения
Она взялась другой рукой за спинку стула и спросила, в точности скопировав Анариса:
— Угроза? Или предупреждение?
— Сядь. — Он засмеялся, допил свой кофе и внезапно встал. — Посиди! Впервые за много дней мне не скучно. Как же ты намерена распорядиться этой информацией — если тебе, конечно, кто-то поверит?
— Думаю, твоему отцу достаточно будет одного обвинения, — сказала она, оставшись стоять.
Он подошел к своему пульту и обернулся.
— Я его единственный наследник. Он слишком поторопился прикончить других, а медицина бессильна против облучения, которое он получил при Ахеронте. Если я умру, умрет и его род. — Анарис вернулся назад и стал лицом к Вийе. — Я подозреваю, что он знает о моем изъяне, но ничего не предпримет, пока не получит то, чего хочет.
— Такая адаптируемость достойна похвалы.
— Еще? — Анарис прошел к буфету. Золотой кофейник в его руках блеснул охряным цветом умирающего солнца.
— Нет.
— Скажи, что ты испытываешь к моему старому приятелю Брендону Аркаду?
— Благодарность.
Он оглянулся через плечо, приподняв брови.
— За рейд, который доводится совершить только раз в жизни.
Анарис, коротко рассмеявшись, отсалютировал ей кружкой:
— Ты подняла целую бучу.
— И неплохо поживилась на этом.
— Отец тебе это припомнит, когда наша эпопея здесь закончится.
— Пусть сначала меня поймает.
Анарис не ответил, и она поняла: даже если она включит станцию, Джеррод Эсабиан рано или поздно прикажет ее убить. И для него чем раньше, тем лучше.
— Твое мнение о Барродахе?
— Будь я такой же психованной, я сидела бы на хоппере — или загнулась бы.
— А Моррийон?
Она пожала плечами, соблюдая нейтралитет.
— Что происходит с ним, я не знаю.
— И не надо, — с полным безразличием сказал Анарис. — Лисантер?
— Он живет ради своей работы. Я не подвергну опасности его жизнь, если скажу, что мне нравится беседовать с ним об урианских артефактах?
— Если ты скажешь об этом Барродаху, он просто прибавит еще один пунктик к своему длинному списку. — Анарис поставил чашку.
Фаянс решительно звякнул о металл. Слева от Вийи золотой кофейный сервиз мерцал в дрожащем пламени двух свечей. Справа над головой светила лампа — тяжелый металлический канделябр не горел. Затененная кровать в алькове казалась тихой пристанью — это было предугадано и подготовлено, и она, видя это, засмеялась.
Она снова встретилась с черным взглядом Анариса. Намерение, которое он не старался скрыть, поразило ее, как удар, и в ушах застучала кровь.
Какой-то миг они стояли так на разных концах комнаты, не двигаясь, лицом к лицу.
Затем Анарис согнул запястье, и пешах выпал из потайных ножен в рукаве ему в руку. Быстро повернув кинжал, Анарис метнул его через комнату, и он вонзился, дрожа, в деревянную спинку стула между руками Вийи.
Она не шевельнулась и не моргнула.
— Возьми его, — с жестокой ухмылкой сказал Анарис.
— Зачем?
— Чтобы я получил удовольствие, отнимая его у тебя.
* * *
Хрим привскочил с ругательством, когда дверь его каюты шумно открылась. Он забыл о времени.Мрачная должарианка взяла накрытый поднос с гравикаталки за дверью и вошла. Как всегда, она ничего не сказала, только буркнула что-то, брякнув поднос на дипластовый столик. Хрим услышал, как плещется под крышкой его обед, но промолчал. Она с него ростом, и в первый раз, когда он вздумал протестовать, она впечатала его в стену. Опять баланда — ну, что ж поделаешь. У себя Хрим выкинул бы в космос юнгу, который приволок бы ему такую мерзость.
Женщина выпрямилась, но, вместо того чтобы сделать вид, что Хрима тут нет, и выйти, уставилась на него. Хрим не смог расшифровать выражения ее лица — глаза у нее были мутные и челюсть ритмично двигалась, — но оно ему очень не понравилось, напомнив должарский видеочип на челноке Ювяшжта, где все строили такие же рожи. Рука Хрима потянулась к несуществующему бластеру.
Женщина, заметив этот предательский жест, насмешливо вздернула губу и вышла.
Хрим испытал странную смесь облегчения и возмущения. Он знал, что для должарианцев драться и трахаться — почти одно и то же, а сейчас у них эта самая карушна. Секс. Он скинул брюки, повалился на койку и полез в футляр за шестеком, поставщиком раскаленных оргазмов. Делать все равно больше нечего, а еда, если и остынет, хуже не станет.
Шестек шевельнулся в своем гнезде, когда Хрим открыл футляр, приподнял свою слепую голову и выполз. Хрим откинулся назад, и все его ощущения начали приносить ему удовольствия; даже грубые кусачие одеяла жгли блаженным огнем.
С каждым разом после его прибытия на Пожиратель Солнц наслаждение становилось все сильнее. Потолок перед глазами Хрима пульсировал в такт его учащающимся движениям.
Ужас холодным шквалом пронизал блаженную дымку, когда на потолке вздулся пузырь, но Хрим уже потерял контроль над своими мускулами. Беспомощный в тисках удовольствия, которое внезапно превратилось в тошнотворный страх, он пытался сбросить свое тело с койки, но не мог и только смотрел. В потолке разверзлась щель, и оттуда вылез красный прыщ. Это было лицо Норио, и губы на нем беззвучно шевелились.
Хрим заорал. За головой последовал скелет, и все это — голова, кости и сухожилия — рухнуло прямо на койку. Удар по особенно чувствительному в этот момент телу был ужасен.
Рожа ткнулась в лицо Хрима, и губы проехались по щеке, но черты тут же начали расплываться. Бесформенная блямба, прилипшая к лицу, вызвала у Хрима прилив желчи к горлу, и он чуть не захлебнулся. Спазм придал ему сил, и он сбросил с себя скелет.
Тот пролетел через комнату, шмякнулся о стену и сполз вниз в усталой позе сидящего человека. Блямба на месте лица, соприкоснувшись с урианским материалом, снова обрела черты Норио. Но Хрим едва успел это заметить, потому что как раз в этот миг шестек отпустил его, свалился на пол и запрыгал по нему, как пойманный на крючок угорь. Там, где он касался пола, возникали пузыри, и серая краска отскакивала, обнажая маленькие фистулы. Хрим ринулся следом, пытаясь поймать шестек. Тот нырнул в одну из фистул и стал биться в ней, Хрим ухватил его и дернул, но шестек не поддался. Хрим в панике дернул его еще сильнее.
Барканский червяк вытянулся, как резиновый. Хрим отшатнулся назад, и шестек лопнул. Передняя половина ушла в фистулу, задняя, не менее активная, дергалась в руке у Хрима. Хрим с нечленораздельной руганью засунул обрывок в футляр, не обращая внимания на сочные рыгающие звуки, издаваемые головой скелета.
Управившись наконец с дрыгающейся половиной шестека, он захлопнул крышку. Обрывок продолжал биться внутри, и футляр подскакивал на полу, как пляшущие тыквы, которые Хрим видел на Мемсеррате. Уверившись, что шестек не убежит, Хрим повернулся к незваному гостю.
Рот мертвеца открылся и рыгнул — это звучало как имя.
— Заткнись! — гаркнул Хрим, чей ужас успел преобразиться в желанную, самоутверждающую ярость. — Ты вякаешь, как говорящая жопа, мозголаз поганый! Ты подох, подох, подох и дохлым останешься. Подох! Подох!
Хрим натянул сапоги и начал топтать скелет, наслаждаясь хрустом ломающихся костей. Голова сопровождала этот процесс визгом и пуканьем, все меньше напоминавшим имя Хрима, — наконец она обмякла, и шум прекратился.
Голова втянулась в стену, та разгладилась, и шестек перестал биться, но Хрим, не замечая этого, продолжал свое занятие, пока на палубе не осталось ничего, кроме осколков и пыли.
Тогда он, ошеломленный, чуть дыша, плюхнулся задом на койку, зажал коленями успокоившийся футляр и уставился на бренный прах своего не желающего умирать любовника.
* * *
Кожа на голове Эсаран съежилась. Двое Умиротворителей погасили резкий желтый свет, и стены Пасти загорелись извечным красным огнем.Безопасный жилой сектор остался далеко — но здесь больше нет безопасных мест, ни для серых вроде нее, ни для угрюмых тарканцев, ни даже для господ. Карра поглотили их, и они оказались здесь, далеко от Должара, где человек способен лишь оттянуть неизбежное. Пасть пожрала уже трех хореев, и четвертую, должарианку, ждет та же участь.
Двое жрецов заняли место в узком конце яйцевидной камеры, где теснились они все в жестких самодельных одеждах поверх серых комбинезонов.
Эсаран посмотрела на свои сложенные ковшом ладони. На Должаре в них лежал бы осколок камня, поросшего лишайником-праккха, который позволяет человеку видеть карра, — здесь она держала ур-плод. Ей казалось, что белые прожилки на его пурпурной кожуре складываются в слова. Искушение съесть его было очень сильным, но она воздерживалась.
Умиротворители, мужчина и женщина, как полагалось по древнему обряду, затянули шепотом песнь — чистое сопрано женщины странно вплеталось в басовые ноты мужчины. У Галджира и Уммджалит самые лучшие голоса в казармах Аватара. Дыры и углубления в багровых стенах возвращали звуки назад искаженными на множество ладов, и Эсаран содрогнулась. Голоса карра.
Стена за двумя поющими разгладилась, и на ней стал расти пузырь — идеально круглый, не такой, как дверные. Карра собираются. По толпе пробежал трепет, и Эсаран почуяла запах страха от тех, кто сгрудился вокруг нее, инстинктивно держась подальше от стен. Да только это не поможет: карра требуют жертвы и должны ее получить.
Вот только как? У жрецов в руках нет острых ритуальных каллеатхов — в Пасти никому не разрешается носить оружие, даже тарканцам.
Резкий приказ оборвал пение, и Эсаран послушно положила ур-плод себе в рот. Он был тверд, как орех. Она нажала на него коренными зубами, и теплый соленый сок заполнил рот, но вкус крови, как ни странно, не был ей противен. Он шел куда-то в нос, наполняя голову темным светом. Свечение стен стало ярче, и фосфоресцирующие струйки в них начали свиваться воедино. Эсаран боязливо ждала — она впервые участвовала в этом древнем запретном обряде, только слышала рассказы о нем. Но жрецы предупредили, что те, кто не будет присутствовать на Экхашен-карр, могут быть проглочены в любое время. Уж лучше умилостивить демонов своим страхом, чем своим телом, сказали они.
Один участок стены, на котором везде теперь кишели фигуры и образы, особенно притягивал ее внимание, и она чуть не обмочилась, когда перед ней стало вырисовываться лицо отца с разинутым во гневе ртом — другим его в семье не видели. Изо рта вылетали мухи и осы, жужжа вокруг головы. Эсаран съежилась. Выходит, это правда, что карра знают все твои затаенные страхи и показывают их тебе в этом жутком месте.
Эсаран смотрела, не отводя глаз. Пол рядом с ней содрогнулся, и Рекалидже упал на колени. Он, должно быть, закрыл глаза, но препятствовать карра во время церемонии запрещено: никто не должен отгораживаться от происходящего.
На стенах мелькали многочисленные лица, фигуры и ужасы; над собранием стоял стон, прерываемый приглушенными выкриками. Эсаран тихо заскулила — инстинкт говорил ей, что кричать в полный голос опасно.
Рекалидже так и стоял на четвереньках — наверное, одурел от падения. Он смотрел вверх, прямо на пузырь, лопнувший посередине в страшном подобии улыбки. Взор Рекалидже был прикован к вихрю каких-то образов, но Эсаран не различала того, что видел он.
Внезапно он заорал. Из пола вокруг него вырос целый лес рук, вцепившихся в его тело. Некоторые из них оплывали, теряя форму, но на их месте вырастали другие и тащили Рекалидже вперед. Умиротворители, одержимые карра так же, как и все прочие, шарахнулись в стороны. Злосчастный серый, пролетев между ними словно на салазках, врезался головой в стену, где внезапно разверзлась дыра. Эсаран успела разглядеть в темноте многочисленные глаза и когтистые руки, и отверстие тут же сомкнулось. Рекалидже вопил как резаный. В комнате вдруг стало совсем темно — весь свет сосредоточился на пузыре, похожем теперь на нарыв. Свет этот мигал в такт слабеющим крикам человека. Кишечник Эсаран опорожнился, и она, странно успокоенная, повалилась на пол, не обращая внимания на его конвульсионные толчки.
Крики внезапно прекратились. После глухого продолжительного хруста пузырь побледнел и ушел внутрь. Эсаран стало рвать, выворачивая наизнанку, и взвод тарканцев, ворвавшихся в помещение, не вызвал у нее никакого страха.
Хуже они уже ничего не могли с ней сделать.
* * *
Когда Вийя вошла к Анарису и дверь за ней закрылась, Моррийон постоял еще немного, думая, что бы мог означать этот вызов.Обычай требовал, чтобы во время Каруш-на Рахали хищники преследовали добычу, а не вызывали ее к себе — ведь только слабый подчинится такому приказу. Обычай требовал также, чтобы все происходило либо в доме жертвы, либо на ничейной земле. Жилище самого охотника — место одинокого сна и размышлений.
Сейчас они, конечно, на Пожирателе Солнц, и хотя комнат тут видимо-невидимо, негуманизированными помещениями пользоваться никто не хочет. Даже Анарис, по всей видимости, хотя из всех господ он терпимее всего относится к растущей изменчивости станции. Он один из всех, кто имеет соответствующий статус, не заказал себе бронированный туалет.
Интересно, Эсабиан тоже изменяет обычаю сообразно с обстоятельствами? Моррийон поспешно отогнал от себя яркий образ Властелина-Мстителя, рыщущего по красным коридорам в поисках подходящей добычи, и воровато посмотрел вокруг. Но в поле зрения никого не было, и его электронный блокнот не показывал наличия скрытого имиджера. Ходили слухи, что темпатка держит телепатический контакт с этими жуткими белыми тварями — кто знает, на что они способны? Даже подобные мысли об Эсабиане могут привести к гибели, если эта черноглазая рифтерша возьмет и доложит о них. Моррийон не знал, способна ли она на это. В отличие от многих людей, не подчинявшихся ему непосредственно, она не смотрела на него как на комического уродца-мутанта, но и почтения никакого не проявляла.
Направившись в сторону своей каюты, он мысленно переключился с Анариса на себя. Забот у него хватало. Через час поступило сообщение, что в темном коридоре нашли труп какого-то серого. Теперь пойдут слухи, что повинна в этом станция, хотя все дело, конечно, в Каруш-на Рахали: кому-то не повезло в поединке. Двум бори, павшим жертвой лунной борьбы, посчастливилось больше. Стали говорить, что слабаки, которые нападают на бори, могут не ссылаться на травмы, чтобы увильнуть от службы.
Но серым недостает свирепой дисциплины, сдерживающей тарканцев, и Моррийон знал, что корреляторы и дискриминаторы скоро вычислят убийцу, просеяв итоги наблюдений. И виновный встретится с умовыжималкой.
Даже между должарианцами такие схватки обычно бывают недолгими и ведутся по неписаным правилам: если человек находится на службе, на него не нападают. В менее напряженный момент Моррийон даже позабавился бы, размышляя, откуда они берут эти правила: ведь ничего, связанное с лунным циклом, никогда не записывается и даже не обсуждается публично.
У самой каюты блокнот Моррийона зажегся, извещая о срочном сообщении на пульте. Тревогу поднял один из запрограммированных Тат дискриминаторов. Как секретарь наследника Моррийон имел доступ ко всей сырой информации, поступающей из сети наблюдения, за исключением закодированного материала, предназначенного для Барродаха; и Тат дала ему модуль, реагирующий на различные тревожные ситуации.
В данном случае имело место нелегальное сборище в каком-то отдалённом помещении. Снова ритуал заклятия карра. Моррийон лениво запросил соответствующий блок информации, и его догадка подтвердилась. У Лисантера есть прямо-таки жуткая теория по поводу этих световых явлений. «Теперь, когда она знает, что мы существа разумные, она испытывает к нам любопытство, — сказал ученый. По его мнению, особого вреда в этом не было. — Может быть, она смотрит на нас как на особый вид пищи».
«Не слишком-то аппетитный», — подумал Моррийон. Он включил автоматическую запись и увидел, как пол выгнулся и швырнул одного из собравшихся в разверзшуюся в стене дыру.
Ужаснувшись, Моррийон убрал звук, но продолжал смотреть, не в силах оторваться. Пол содрогнулся в длительном спазме, и сердце Моррийона сжалось от дурного предчувствия. Он не сможет снова спасти наследника, если то же самое случится во время очередного эксперимента темпатки. Ритмические содрогания станции, достигнув апогея, утихли. Моррийон все это время судорожно цеплялся за пульт.
Не успело его сердце немного успокоиться, как начал требовательно сигналить коммуникатор.
Моррийон включил прием, и на экране появились двое: Эсабиан и Барродах. Все нутро у него скрутило узлом. Вызов самого Аватара!
— Где темпатка?
— Наследник вызвал ее к себе, — с низким поклоном ответил Моррийон.
— Проводи ее в Палату Хроноса немедленно.
Экран погас. Барродах, должно быть, показал Эсабиану запись происшествия — и тот хочет использовать Вийю, чтобы искоренить эту угрозу? Сердце колотилось так, словно собралось выскочить из горла. Он должен быть рядом с Анарисом — сумеет ли он вернуться достаточно быстро, доставив темпатку? И наркотики, призванные защитить Анариса, не успеют подействовать.
Моррийон послал Анарису сигнал о темпатическом эксперименте и ринулся вон. Бори подумал, что это даст Анарису время подготовиться к его приходу. Нехорошо будет, если темпатка придет намного позже Лисантера и Барродаха. Лисантер живет немного дальше, но Барродах имеет доступ к транспортным тележкам.
Он уже почти дошел, когда шальная мысль пригвоздила его к месту: а что, если на Анарисе сейчас нет блокнота?
Моррийона затрясло от идиотской смеси страха и веселья. Подготовка катеннахов тщательно искореняла сексуальное желание — самая мысль об этом вызывала тошноту, — но ухмылки никакая дрессура подавить не могла.
Моррийон отдернул рукав кителя и ткнул углом блокнота в своё искореженное запястье. Боль помогла ему вновь овладеть своими мыслями и эмоциями. Что бы ни случилось дальше, ему нужна ясная голова.
Он нажал на вестник у двери Анариса. Не получив ответа, он скрипнул зубами, набрал код и открыл дверь.
Увиденное заставило его застыть на пороге.
Комната выглядела так, словно в ней взорвалась бомба. Мебель перевернута, вещи разбросаны, один из гобеленов располосован посередине — очевидно, ножом. Анарис и Вийя стояли по обе стороны опрокинутого письменного стола — растрепанные, в рваной одежде, с каменными лицами.
Оба резко повернулись к Моррийону, и Анарис оскалил зубы.
Моррийон, замерший с открытым ртом, закрыл его — голова у него вдруг стала пустая, как яичная скорлупа.
Оцепенение нарушила Вийя. Поглядев вокруг, она фыркнула, потом оперлась на стол и затряслась от смеха.
Анарис посмотрел на нее, на комнату и, поддавшись обычной для него внезапной смене настроений, тоже расхохотался, повалившись на свой стул — единственный предмет мебели, оставшийся стоять.
Смех продолжался всего несколько секунд, но он разрядил атмосферу и позволил Моррийону прийти в себя.
— Вы заметили, как заколебалась станция? — спросил он.
— Я думал, это мы, — сказал Анарис, еще с ухмылкой, и тут же сузил глаза. — Что ты, собственно, здесь делаешь?
— Серые устроили очередной Экхашен-карр, и на этот раз станция одного из них слопала. — Он поймал взгляд Вийи. — Мне сдается, Барродах уведомил об этом Аватара, и Аватар требует Вийю в Тронный Зал. Немедленно.
Длинные распустившиеся волосы Вийи ниспадали ниже пояса. Она подняла руку, чтобы откинуть их назад, и Моррийон заметил, что один рукав у нее почти полностью оторван и на коже видны синяки.
— Я еще успею переодеться? — спросила она напрямик.
— Н-не думаю. По-моему, Аватар хочет, чтобы вы занялись этой угрозой без промедления.
Она пожала плечами, вызывающе улыбнулась Анарису и направилась к Моррийону, который только теперь понял, что все еще стоит на пороге, и поспешно попятился назад.
Анарис со смехом поднял тяжелый стол и поставил его, но веселье уже ушло, сменившись вызовом. Испытывает ли он хотя бы часть того страха, который разъедает кислотой нутро Моррийона? Ведь он же помнит, что случилось во время прошлого сеанса. Что, если на этот раз стена проглотит его целиком?
Моррийону приходилось чуть ли не бежать, чтобы поспеть за Вийей, но он не жаловался.
— Мне нужны эйя, — сказала она.
— Я пошлю за ними Ларгиора, — ответил Моррийон, раздраженный тем, что сам об этом не подумал.
— Просто убавьте мощность в пси-заградниках, и пусть Лар откроет дверь. Я позову их.
Значит, она и правда телепатка.
Весь остаток пути Моррийон попеременно обдумывал планы борьбы с этим новым бедствием и гнал от себя мысли о том, что же все-таки произошло в комнате Анариса.
19
Когда станция начала содрогаться, Ивард свалился на пол, закрыл глаза и обратился к Единству.
Может быть, он пропустил сигнал и Вийя все-таки в Тронном Зале? С этим вопросом на уме он отыскал келли и, пользуясь их телепатической мощью, попытался достать до Вийи, но вместо этого столкнулся с миазмами кипучей злобы, несущейся по станции, как торнадо.
Его отбросило назад с такой силой, что он снова оказался в своем теле, испытывая неприятную расплывчатость всех чувств
— Что с тобой такое? — резко спросил Жаим. Седри набрала на пульте какой-то код.
— Порядок. Я уложилась в последние десять секунд цикла — это припишут трясучке.
Жаим кивнул и снова обратился к Иварду:
— Это Вийя?
— Я ее не нашел. — Голос Иварда дрожал, и ему было трудно сосредоточиться. Он узнал то, с чем встретился — это оно снилось ему, но наяву оказалось сильнее, чем когда-либо прежде.
Тройной успокоительный импульс келли окутал его. Опираясь на них, как на треножник, Ивард заставил себя осмыслить случившееся.
Мы боимся, — заявила эйя, да так пронзительно, точно бластер пальнул позади глаз. Они редко общались с Ивардом напрямую — обычно их фильтровали Вийя, или келли, или та и другие вместе.
Он вспомнил мыслительный образец Вийи и сформулировал вопрос: Чего вы боитесь?
Мы боимся клыкочервя внутри далекого спящего.
Недоумевая, Ивард обратился к келли и уловил их ответную мысль:
Клыкочервь — один из их естественных хищников, паразит, который проникает в тело и проедает себе выход наружу. Единственный способ «лечения» — убить пострадавшего. — Тройное зеленое пламя отступило и вновь вернулось. — Нас позвали. Пусть эйя подождут.
Ивард открыл глаза и стал делать дыхательные упражнения, чтобы побороть головокружение. Собственный страх тут же вернулся снова, но Ивард дал ему решительный отпор.
«Чем бы это ни было, оно питается отрицательными эмоциями, — сказал он себе. — Если я буду спокоен, оно, возможно, не обратит на меня внимания».
Жаим все еще ждал, унимая свое нетерпение непонятным для Иварда образом.
— Здесь есть что-то, не относящееся к станции, — сказал Ивард. — Оно существует само по себе и почти разумно. По крайней мере оно, как мне кажется, питается человеческими эмоциями.
Монтроз выругался длинно и витиевато — в другое время его мастерство вызвало бы у Иварда ухмылку. У Седри вид был озабоченный, Локри промолчал, а Марим театрально передернулась.
— Что-то случилось в той стороне, — показал Ивард, — и эта штука клубится там наподобие водоворота. Я не знаю, что это, а у келли нет таких слов, чтобы я понял.
Раздался тонкий, пронзительный визг, и сразу вслед за ним открылась дверь комнаты эйя. Они вышли, семафоря руками так быстро, что у Иварда прострелило виски от усилия разгадать их знаки. Он и без того устал — всякое дополнительное напряжение окончательно лишало его сил.
— Ага, — сообразил он наконец. — Вийя то ли ждет их, то ли они ей нужны...
Входная дверь чмокнула, и к ним ввалился белый от ужаса Лар.
— Эйя, — выговорил он хрипло. — Аватор... Тронный Зал. — И умолк.
— Все в порядке, — сказал Жаим, — Они тебя не тронут — возможно, даже и не заметят.
Может быть, он пропустил сигнал и Вийя все-таки в Тронном Зале? С этим вопросом на уме он отыскал келли и, пользуясь их телепатической мощью, попытался достать до Вийи, но вместо этого столкнулся с миазмами кипучей злобы, несущейся по станции, как торнадо.
Его отбросило назад с такой силой, что он снова оказался в своем теле, испытывая неприятную расплывчатость всех чувств
— Что с тобой такое? — резко спросил Жаим. Седри набрала на пульте какой-то код.
— Порядок. Я уложилась в последние десять секунд цикла — это припишут трясучке.
Жаим кивнул и снова обратился к Иварду:
— Это Вийя?
— Я ее не нашел. — Голос Иварда дрожал, и ему было трудно сосредоточиться. Он узнал то, с чем встретился — это оно снилось ему, но наяву оказалось сильнее, чем когда-либо прежде.
Тройной успокоительный импульс келли окутал его. Опираясь на них, как на треножник, Ивард заставил себя осмыслить случившееся.
Мы боимся, — заявила эйя, да так пронзительно, точно бластер пальнул позади глаз. Они редко общались с Ивардом напрямую — обычно их фильтровали Вийя, или келли, или та и другие вместе.
Он вспомнил мыслительный образец Вийи и сформулировал вопрос: Чего вы боитесь?
Мы боимся клыкочервя внутри далекого спящего.
Недоумевая, Ивард обратился к келли и уловил их ответную мысль:
Клыкочервь — один из их естественных хищников, паразит, который проникает в тело и проедает себе выход наружу. Единственный способ «лечения» — убить пострадавшего. — Тройное зеленое пламя отступило и вновь вернулось. — Нас позвали. Пусть эйя подождут.
Ивард открыл глаза и стал делать дыхательные упражнения, чтобы побороть головокружение. Собственный страх тут же вернулся снова, но Ивард дал ему решительный отпор.
«Чем бы это ни было, оно питается отрицательными эмоциями, — сказал он себе. — Если я буду спокоен, оно, возможно, не обратит на меня внимания».
Жаим все еще ждал, унимая свое нетерпение непонятным для Иварда образом.
— Здесь есть что-то, не относящееся к станции, — сказал Ивард. — Оно существует само по себе и почти разумно. По крайней мере оно, как мне кажется, питается человеческими эмоциями.
Монтроз выругался длинно и витиевато — в другое время его мастерство вызвало бы у Иварда ухмылку. У Седри вид был озабоченный, Локри промолчал, а Марим театрально передернулась.
— Что-то случилось в той стороне, — показал Ивард, — и эта штука клубится там наподобие водоворота. Я не знаю, что это, а у келли нет таких слов, чтобы я понял.
Раздался тонкий, пронзительный визг, и сразу вслед за ним открылась дверь комнаты эйя. Они вышли, семафоря руками так быстро, что у Иварда прострелило виски от усилия разгадать их знаки. Он и без того устал — всякое дополнительное напряжение окончательно лишало его сил.
— Ага, — сообразил он наконец. — Вийя то ли ждет их, то ли они ей нужны...
Входная дверь чмокнула, и к ним ввалился белый от ужаса Лар.
— Эйя, — выговорил он хрипло. — Аватор... Тронный Зал. — И умолк.
— Все в порядке, — сказал Жаим, — Они тебя не тронут — возможно, даже и не заметят.