Страница:
— Лар, — вмешался Ивард, — ты можешь не бояться эйя, если освоишь вот этот знак. Им они приветствуют знакомых. — И он показал Лару код «мы тебя видим».
Лар машинально повторил его. Эйя вышли, он устремился следом, и дверь за ним закрылась.
Он боится за Анариса. Вийя не могла отгадать, каким именно хорейским талантом обладает наследник, но одно было ясно: он не темпат. Делает ли это его уязвимым для злобного духа, терроризирующего Пожиратель Солнц?
Эйя боятся. Мы боимся клыкочервя внутри далекого спящего. Мы не можем помочь спящему, не прекратив жизнь всех в улье и самих эйя.
Но этот дух, пугающий эйя и мучающий Иварда во сне, все-таки не то, с чем она соприкоснулась через Сердце Хроноса. То огромное, все еще смутно воспринимаемое ею, погружено в глубокий сон, как ни избегай этого слова. Единство пока слишком фрагментарно, чтобы идти на полный контакт с этим чем-то. Фонтанирующая энергия этой огромной силы при полной активации вполне способна уничтожить их.
И нам все еще недостает одного человека. До Дезриена еще можно было отмахнуться от видения старухи, но теперь — нет. Однако Вийя все равно старалась не думать об этом. Придется Единству обходиться своими силами, без того, кого обещала им Элоатри.
Как только эйя явилась, Моррийон впихнул ее в зал и передал Лисантеру, а сам ушел. Вийя видела, какого труда ему стоит двигаться медленно, чтобы не привлекать внимания Барродаха. Другой бори наблюдал за Моррийоном, пока не увидел эйя — при их появлении его внезапный страх пробуравил Вийе виски.
Спеша уйти от него подальше, она направилась за дипластовый экран, к ступенчатому возвышению с Сердцем Хроноса наверху. Курган подвергся перемене — он стал выше и больше походил на трон.
Барродах остановил ее, двигаясь по-крабьи, — видно было, как он старается не покидать безопасной половины зала. Ей не хотелось объяснять ему, как бесплодны его попытки спрятаться от эйя. Она надеялась когда-нибудь показать ему это на деле.
— Подождем Аватара, — сказал Барродах. В тот же миг она услышала тяжелые, ритмически поскрипывающие шаги. Сервоскафандры. Неужели Эсабиан полагает, с юмористическим презрением подумала она, что одетые в броню тарканцы способны противостоять фи?
Властелин-Мститель вошел, и она поняла свою ошибку при виде двух гуманоидных фигур, сопровождающих его; одна шла впереди, другая следом. Огромные, в темной броне, они были намного выше Аватара. Вийя сразу поняла, что это: она видела их на исторических чипах, которые давал ей Маркхем. Огры, самое страшное оружие Тысячи Солнц.
Панархисты никогда не использовали их против человека, но Эсабиан явно не столь щепетилен. Он даже велел придать им облик кипанго. Вийя сердито подавила нахлынувший на нее детский страх. Это всего лишь машины.
И поэтому невосприимчивы к фи.
Она машинально протянула канал к эйя, чтобы проверить их реакцию, но не обнаружила никакой. Если они и заметили огров, то отнесли их к еще одному виду непонятных устройств, создаваемых отдельными сущностями — их продолжал тревожить клыкочервь.
Но металлический вкус на краю сознания дал Вийе понять, что келли огров узнали — и знают способ с ними справиться.
Эсабиан, глядя мимо Вийи, как будто ее здесь не было, обратился к Лисантеру:
— Темпатка пробудила то, чего раньше не наблюдалось. Если эта сила входит в нормальные функции станции, ее следует взять под контроль — если нет, ее следует уничтожить.
Лисантер поклонился.
— С этой целью я уже направил все резервные мощности на стазисные заслонки. — Провожая Вийю за щит, ученый сказал ей тихо (она заметила, как блестит от пота его лоб): — Мониторы напряжений вокруг вашего жилища показывают, что эта сила интересуется вами. Вы не знаете, что это такое?
Она потрясла головой. Значит, Ивард прав: оно следит за ними. Сама она воспринимала эту силу, только находясь в тронном зале, — еще одно подтверждение некомплектности Единства.
— А вы?
— Нет. Но подозреваю, что в функции станции это не входит.
Эти честные слова и сопровождающие их эмоции были как дуновение тианьги, настроенного на нижнестороннюю весну.
— Определенно нет, — в порыве благодарности подтвердила Вийя и поднялась к Сердцу Хроноса, оставив взволнованного, озадаченного Лисантера внизу. Ее переполняло возбуждение, но келли быстро умерили его, и Единство сомкнулось вокруг увереннее, чем когда-либо прежде. Сенсорные искажения первых двух попыток почти прошли, но ощущение, будто бредешь по воде, осталось.
Серебряная сфера теперь нависала над передним краем изогнутого валика, напоминающего низкую спинку стула. Он стал выше; если он и дальше будет расти, ей придется стать перед ним спиной к колодцу, чтобы дотянуться до Сердца. Позади нее, чуть дальше вытянутой руки, стояли эйя — она чувствовала их частое дыхание. Вийя закрыла глаза и ощутила их по обе стороны от себя — основание треугольника с ней вместо вершины. Затем к ним таким же треугольником примкнули другие: она оказалась лицом к лицу с Ивардом, за спиной у которого выстроились келли. Образ был нестабилен, но лучшего они добиться не могли.
Уйдя поглубже в синестезическое восприятие, Вийя осторожно, кончиками пальцев коснулась Сердца. В тот же миг ощущения станции, как единого целого, охватило их; пораженные, они отступили, ограничив восприятие Палатой Хроноса, и медленно, очень медленно стали его расширять. Вийя боролась с головокружением. Как странно видеть вещи со всех сторон сразу!
Она чувствовала, как Ивард сортирует эмоции присутствующих в зале, отводя их в сторону для лучшего восприятия. То же самое он проделывал с эмоциями других по мере того, как Единство расширяло свои границы. Эмоциональный шум утих.
Далеко-далеко дышащими всплесками нарастала медленно осознающая себя сила, напоминавшая Вийе низкие тона органа в Нью-Гластонбери. В Единстве это воспоминание, как ни странно, не причиняло боли; напротив, она ощутила глубокую радость, которую испытал там Ивард, и келли отозвались на это легким резонансом.
Чуть ближе возник световой импульс, мерцающий холодной властью Должара. Эхо Аватара, но посложнее: Анарис.
И рядом с ним, внезапно — злое начало. Свет померк, сопротивляясь. Острая боль пронзила Вийю и все Единство. Она попыталась уйти, но это было все равно что пытаться избавиться от неотвязчивого воспоминания, от части самой себя. Злое начало сомкнулось вокруг Анариса, и свет стал еще слабее — он протестующе пульсировал среди окружающей тьмы, порождая болезненные конвульсии Единства.
Тогда келли выбросили из себя голубые колеса чуждых человеку эмоций, и они, прокатившись сквозь Иварда, взорвались в сознании Вийи. Теперь она знала, чем является чудовищное присутствие и чем не является.
Это был Норио, и он не был восьмым.
— Наш восьмой не Норио, а Анарис!
Знала ли об этом Элоатри?
Не имеет значения. Единство ринулось на голодную демоническую сущность с инстинктивной свирепостью самосохранения, пробиваясь к своему новому члену. Но злое начало закупоривало его со всех сторон, и их гнев пропадал втуне. Сознание Вийи стало меркнуть — Единство тратило свои последние силы.
Пульт мигал — это Моррийон передал ему запись о церемонии заклятия карра. Анарис стал смотреть, с холодком в спине вспоминая собственный опыт во время второй попытки Вийи. Может, оно и к нему прорвется через пол?
Он стал на середине комнаты, стиснув в руке пешах. Должарианец в нем восставал против страха, холодившего тело, но панархист признавал адекватность этой эмоции, и весь он настроился на гиперобостренное восприятие.
Станция содрогнулась, свет померк в знакомом пароксизме. На стене начал вздуваться пузырь — круглый, как во время обряда, а не овальный, как на чипе о том, что случилось с ним самим при втором эксперименте. Вот оно — явилось.
Он взвесил в руке пешах, усмехнувшись над тщетой этого жеста, но не убрал кинжал в ножны. Внезапно он почувствовал, что теряет вес, и судорожно уцепился за край пульта. Ноги оторвались от пола, и он повис, вытянувшись у пульта, как флаг на крепком ветру.
Пузырь на стене расплылся в гнусной улыбке, за которой маячили глаза и когти. Гнев вспрыснул адреналин в кровь Анариса.
На миг он вернулся в видение, поглотившее его в причальном отсеке, в день прибытия Вийи на Пожирателя Солнц. Он увидел Маса, ликтора Хореи, услышал его голос: «Мы сольемся с Единосущием, но передадим свой дар будущему. И если этот дар будет принят, в конечном счете выиграем мы все...»
Шок, точно такой же, как он испытал на «Телварне», пронизал Анариса, и в один головокружительный миг сила, поднявшая его на воздух, влилась в его тело.
— Эшракх атта-ми! — вскричал он с торжеством. — Она моя!
И опустился на ноги. Мысленно ухватившись за края фистулы, он приказал ей закрыться. Он наслаждался этим применением своего хорейского дара. Отверстие сомкнулось, комната конвульсивно дернулась, и свет погас, кроме аварийной лампочки у двери. Пульт усиленно мигал — стазисные заслонки боролись с корчами станции.
По краям дипластового щита на полу и покрывавшего его ковра выскочили руки. Они затрясли щит, обрывая контрольные провода, и Анарис упал на колени. Пульт перестал мигать, и потолок стал прогибаться вниз. Тряска усилилась. Анарис, вытянувшись во всю длину, заскользил к краю — ухватиться было не за что.
Раздался скрежет, и на Анариса внезапно снизошло новое понимание. Откуда этот свет, эти огни, эти краски? Анарис понял, что его враг не имеет отношения к Пожирателю Солнц, и хорейский дар объединился с урианской субстанцией в свете этого нового знания. Еще немного — и Анарису стало ясно, откуда пришла к нему помощь.
Тряска на долю мгновения прекратилась, и он, не колеблясь, прыгнул в стену, противоположную пузырю.
От келли внезапно пришло предупреждение, трудное для понимания, но Ивард понял достаточно, чтобы махнуть рукой остальным.
Они приготовились, а он, приняв обычную для контакта позу, закрыл глаза и окунулся духовно в нежный голубой огонь келли.
Вийя и эйя без предупреждения примкнули к ним, и Единство сплотилось. Последовал миг полного хаоса, мешанина красок и форм — затем их фокус сузился. На горизонте, гораздо дальше, чем возможно даже для планеты, мелькнуло что-то вроде молнии: этот свет мог бы обжечь, если бы горел ровно.
Синестезия Иварда медленно перевела этот образ в более привычные человеку термины. Шесть других членов Единства вокруг него как будто плавали в теплом пруду: голубое свечение келли, ослепительный белый огонь эйя, прохладное зеленое сияние Вийи. Они качались на волнах, порождаемых злым началом, которое являлось Иварду во сне. Молния вспыхнула снова — уже ближе.
Зло набросилось на нее и стало пожирать. Ивард вскрикнул от боли, как будто ему вонзили нож в солнечное сплетение. Келли разрядились знанием, и он уловил пораженную мысль Вийи.
Не Норио — Анарис!
Скользя неведомо куда по лишенной трения поверхности, Единство ничем не могло воспрепятствовать уничтожению своего последнего члена. Но восьмой огонь вдруг лениво вспыхнул и поравнялся с ними... и мир вокруг обрел очертания.
Они уже не были кособоким многоугольником, несущимся неизвестно куда по нескончаемому пруду, — они образовывали четкий строй три-два-три и мчались в узком, как нож, каноэ по бурной реке.
Ветер и брызги были в лицо. Каноэ лавировало между острых скал. Они могли управлять им, если все вместе смотрели вперед и фокусировали свое внимание.
Миг спустя Ивард услышал громкий скрежет, и Единство распалось.
Он знал, что никакого движения при этом не происходит, но каждый раз как будто грохался с большой высоты. Мускулы ныли, и во рту пересохло. Он открыл глаза, в которых все расплывалось, и опешил, увидев перед собой лицо Анариса ахриш-Эсабиана.
Локри схватил подушку со своей койки, чтобы подсунуть Иварду под плечо, и замер: станция затряслась. Комната вибрировала, словно невесомый пузырь в воздушном потоке, сотрясая кости и черепа.
Сначала все шло так, как при первых экспериментах. Ивард вскрикнул от боли, и Локри схватил его за плечи, не зная, чем еще ему помочь.
Но затем нервы Жаима подали сигнал тревоги. Вслед за ними напряглись мускулы, готовясь к битве или отступлению, а потом на задней стене начало что-то вырисовываться.
Другие тоже повернулись туда. Марим, перелезая через койки, втиснулась между Монтрозом и Седри, Локри держал Иварда под мышками. Парень бессильно обмяк, не замечая ни тряски, ни всего остального.
Глубокий стонущий звук сменился свистом — сначала слабым, потом все более громким. На стене вздулся пузырь.
С треском, от которого они все подскочили, пузырь лопнул, и из него вывалился человек, шлепнувшись на пол рядом с Ивардом.
— Вийя? — выговорил Локри. Но нет: одежда была не та, хоть и черная, волосы короткие, пропорции мужские...
Колебания прекратились так же резко, как и начались. Только потолок еще подрагивал, и задняя стена медленно разглаживалась, оплывая, как тающий воск.
Никто не шевельнулся и не произнес ни слова.
Человек на полу задвигался и с усилием сел. Жаим, остолбенев, уставился на незнакомца с черными глазами и сильным лицом. Рука, намного больше, чем у самого Жаима, откинула иссиня-черные волосы с высокого лба. Человек обвел взглядом присутствующих — по-прежнему в полной тишине.
Затем Ивард со стоном открыл глаза — и ахнул. Человек, все еще сидя на полу, взглянул ему в лицо.
— Анарис? — слабо вымолвил Ивард.
— Святой Хикура! — Марим зажала глаза руками. — Пропали мы теперь — сам говеный принц пожаловал.
Анарис, не обращая на нее внимания, поднялся на ноги. По сравнению с ним все в комнате казались мелкими.
— Ты владеешь телекинезом, — сказал Ивард. — Норио не смог тебя сцапать.
— Норио? — повторил Анарис. — Значит, негативная энергия — это он?
Ивард кивнул. Глаза у него потемнели.
— Есть еще келли, — сказал Анарис. — Келлийская троица входит в комплект. Где они? — Он говорил на артелионском уни, и это коробило Жаима, пока он не вспомнил, что наследник много лет провел заложником в Мандале.
Ивард вскинул подбородок.
— Спроси у Вийи. Лисантер скоро отпустит ее.
— Спрошу — только не здесь. — Анарис повернулся к задней стене и протянул к ней правую руку с растопыренными пальцами. Постояв так секунду, он приложил к стене ладонь, и квантопласт заколебался, как вода. Отверстие открылось вновь — со свистом, а не с чавканьем, как двери.
Пол, слегка приподнявшись, подтолкнул Анариса, и он ушел в стену, которая сразу закрылась за ним и быстро разгладилась.
— О не-ет, — простонала Марим. — Что это было?
— Он телекинетик, — объяснил Ивард. — Может перемещаться по станции, как хочет.
— А Норио? Я думала, он загнулся!
— Так и есть. Но часть его каким-то образом осталась на станции, и причина многих кошмаров — это он.
Все приуныли. Локри потряс головой.
— Хреново! По мне, Эсабиан и то лучше, чем Норио Данали.
— Точно, — кивнул Монтроз. — А тут еще и Анарис со своим телекинезом. Не нравится мне все это.
— А может, настучать на Анариса кому следует? — предложила Марим.
Локри, уронивший голову на руки, поднял ее и скривил рот.
— Ты, что ли, скажешь об этом Эсабиану?
Марим энергично потрясла головой:
— Не имею ни малейшего желания. Может, Лар... или Моррийон...
— Подождем Вийю, — сказал Жаим.
— Точно, — пробасил Монтроз. Марим скорчила гримасу.
— Вы же знаете — она велит молчать.
— Если это делается для того, чтобы нас не убили, то я и помолчать могу, — сказал Монтроз. — Это лучше, чем сказать не те слова не тому человеку.
— На этой станции только и есть, что не те люди, — сказала Седри, и Марим вздохнула.
Дверь чмокнула, и вошли Вийя и эйя. Вийя посмотрела на пульт, и Седри сказала ей:
— Отключены.
— В той стене открылась дыра, — быстро проговорил Локри, — и оттуда вывалился Анарис. Когда тряска кончилась, он встал, сказал, что поговорит с тобой позже — не здесь, — приложил руку к стене, вот так, и снова исчез.
Вийя посмотрела на стену и проводила взглядом эйя, ушедших к себе.
— Вот, значит, каков его хорейский дар.
— Может, используем это? — спросила Марим.
— Эсабиан знает, — качнула головой Вийя. Марим с отвращением фыркнула и повалилась на койку спиной к остальным.
— На станции открылся новый участок, — сказала Вийя. — Эсабиан желает, чтобы эксперименты велись более интенсивно.
— Ты сможешь? — спросил Локри. Вийя перевела взгляд с задней стены на курчавую голову Марим.
— Вопрос не в том, смогу ли, а в том, как и когда. Станция пробуждается самостоятельно, и это ограничивает нас во времени.
Жаима все эти новости встревожили, и в глазах Локри он видел ту же реакцию. Ясно, что Эсабиан захочет избавиться от них, если станция активируется сама и достаточно быстро. Тревожил также тот факт, что Норио Данали никогда не был недостающим членом Единства. Восьмой у них Анарис — и это отчасти объясняет жуткие кошмары, мучившие Иварда на Аресе.
И парень сказал как-то раз, что Вийе Анарис тоже снится, хотя сама она об этом молчала.
В голову Жаиму лезли все новые и новые вопросы.
Немигающий черный взгляд Вийи он встретил, как удар. Она молча повернулась и ушла в комнату эйя.
Монтроз и Седри начали тихо переговариваться между собой, Локри сказал что-то Иварду. Жаим, не прислушиваясь, последовал за Вийей в голую холодную каморку, где жили эйя. Они уже свернулись клубком, их дыхание стало медленным, и морозный воздух, идущий из вентиляции, колебал их белый мех. Дверь за Жаимом закрылась.
— Последний член Единства — Анарис, — сказал он. Вийя коротко рассмеялась, и облачко пара вырвалось у нее изо рта.
— Забавно, правда?
— Ты скажешь ему о Единстве? — подумав немного, спросил Жаим.
— Нет. Пусть думает, что это произошло случайно, — это его заинтригует и, возможно, сделает более склонным к сотрудничеству.
Жаим медленно кивнул.
— Притом знать — все равно что участвовать в заговоре. Но как быть с келли?
— Это наше слабое место. Все зависит от того, насколько хорошо он узнал келли, живя на Артелионе. Я скажу ему, что троица входит в нашу команду и мы спрятали их на «Телварне», чтобы Эсабиан не расправился с ними так же, как с их архоном. Если он с келли не общался, я, возможно, сумею внушить ему, что это глупые, робкие существа, обладающие телепатическими способностями, — а основным звеном попытаюсь сделать эйя. Авось он тогда потеряет к келли интерес и оставит их в покое.
Жаим снова кивнул и сделал глубокий вздох.
— А что у тебя произошло с Анарисом?
— Ничего. И не произойдет, если я сама не захочу.
Он снова почувствовал стену, но теперь они были одни и Вийя устала — поэтому он не стал отступать.
— Зачем тебе вообще этого хотеть?
— Чтобы скрыть наш заговор. Чтобы испытать пределы его дружбы — и его вражды.
Он скрестил руки, дав ей измерить всю глубину его скептицизма. Ее губы сложились в неприятную улыбку.
— Чтобы провести время, наконец.
Жаим помнил прежние Каруш-на Рахали и знал, как бомбардируют Вийю в это время похоть, алчность, гнев и таящийся под ними страх. Все равно как если бы тебя вынудили жить посреди орущей толпы.
Но он знал и то, что она способна отгородиться от этого, как делала на Аресе. Вот только захочет ли?
— Зачем тебе это нужно — проводить время с врагом?
— Не из симпатии к нему. И не потому, что у нас общие интересы. И не потому, что я питаю к нему нежные чувства. — Ее тон давал понять, что больше она эту тему обсуждать не желает.
— Зачем же тогда?
Ее глаза сузились, но он не отступил. Чтобы попытаться забыть Брендона? Чтобы избавиться от нежелательных эмоций, вернувшись к своим корням? Чтобы досадить Эсабиану? Все эти ответы — только часть истины, а значит, все они ложные. Но инстинкт говорил ему, что Вийя непоправимо испортит себе жизнь, если пойдет этой дорогой.
— От избытка энергии, — сказала она.
Жаим засмеялся. Он стоял в морозильной камере, но ему не было холодно: опасность и разнообразные эмоции, не имеющие к пей отношения, горячили кровь.
— Дура ты, — сказал он и залепил Вийе пощечину.
20
Пришла пора совершить восхождение к следующей вершине.
Элоатри села в транстуб, обходя кучки людей с их смехом и разговорами.
Похоже было, что каждый человек на Аресе либо уже отмечает, либо едет отмечать, либо празднует проводы Флота (или горюет) в одиночестве.
Сады Джихана были почти пусты. В тихом воздухе слышался далекий смех, напоминающий крики морских птиц. Элоатри приблизилась к неприметной двойной двери, зная, что делает это в последний раз.
Внутри ее встретила новая геометрия — изумительная мандала* [5], созданная из света, стекла и воды. Если бы у Элоатри не было определенной задачи, она никогда больше не вернулась бы сюда после своего первого визита — и совершила бы ошибку, сама того не ведая. Ежедневные посещения Галереи Шепотов позволили ей изучить мышление Дулу так, как не удалось бы и за годы кропотливых занятий.
Сначала все здесь казалось ей раздробленным, как бы отражающим структуру панархистского общества. Теперь она видела это как гештальт, единое целое, а в голосах и обрывках бесед наблюдалось даже нечто вроде синхронистики. Ей стило ясно одно: каждый, кто входит сюда, — это пилигрим, хотя и на короткий срок. А тот, кто создал Галерею, — поборник духовного странничества. Такой была и сама Элоатри в те долгие годы на Дезриене, когда блуждала босиком по пыльным дорогам, просила подаяние и искала ответы в медитациях и дискуссиях.
Много недель она молча наблюдала, как Ваннис Сефи-Картано плетет свои сети вокруг Брендона Аркада, используя вместо нитей убеждение, обязательства, обмен, прямой приказ и улыбчивую просьбу. Не совсем понятно как — возможно, через «новости», — но скоро, очень скоро, через каких-нибудь несколько часов, Ваннис затянет последнюю нить, и сеть сомкнется. Брендон будет вынужден остаться на Аресе, предоставив другим воевать за него.
Плетение паутины требовало неустанного труда, но каждый раз в пять часов вечера Ваннис находила время — и предлог — прийти сюда и послушать, о чем говорят люди ее круга.
Элоатри сильно подозревала, что Ваннис не нашла еще своего ответа и непременно придет сюда в последний раз.
Зная, что я буду ждать ее здесь.
Элоатри посмотрела на стеклянную дорожку, — казалось, что та, благодаря расположенным с одной стороны зеркалам, тянется в бесконечность. Голосов не было слышно, и тишину нарушали только шаги Элоатри и отдаленный плеск фонтанов.
Элоатри набрала в грудь воздуху и запела.
Ее голос, отраженный от гладкого стекла, казался скрипучим, старым и не особенно мелодичным, но это не имело значения. Песнь, знакомая теперь всякому, кто посещал Галерею в пять часов, служила маяком.
Элоатри сложила руки на груди.
— Зачем вы это делаете? — спросил идеально поставленный, музыкальный голос Ваннис.
— Контекст этого часа — любовь, — ответила Элоатри. По точеному лицу пробежала гневная искра.
— Не надо меня высмеивать.
— Но это правда, — развела руками Элоатри. Ваннис, наклонив голову, ответила жестом вежливой иронии. — Я не шпионю, — продолжала Элоатри. — Я наблюдаю и могу поделиться своими наблюдениями, если попросят.
Лар машинально повторил его. Эйя вышли, он устремился следом, и дверь за ним закрылась.
* * *
Вийя настояла на том, чтобы дождаться эйя у Тронного Зала, но страх и мучительное нетерпение Моррийона вызывали у нее тошноту.Он боится за Анариса. Вийя не могла отгадать, каким именно хорейским талантом обладает наследник, но одно было ясно: он не темпат. Делает ли это его уязвимым для злобного духа, терроризирующего Пожиратель Солнц?
Эйя боятся. Мы боимся клыкочервя внутри далекого спящего. Мы не можем помочь спящему, не прекратив жизнь всех в улье и самих эйя.
Но этот дух, пугающий эйя и мучающий Иварда во сне, все-таки не то, с чем она соприкоснулась через Сердце Хроноса. То огромное, все еще смутно воспринимаемое ею, погружено в глубокий сон, как ни избегай этого слова. Единство пока слишком фрагментарно, чтобы идти на полный контакт с этим чем-то. Фонтанирующая энергия этой огромной силы при полной активации вполне способна уничтожить их.
И нам все еще недостает одного человека. До Дезриена еще можно было отмахнуться от видения старухи, но теперь — нет. Однако Вийя все равно старалась не думать об этом. Придется Единству обходиться своими силами, без того, кого обещала им Элоатри.
Как только эйя явилась, Моррийон впихнул ее в зал и передал Лисантеру, а сам ушел. Вийя видела, какого труда ему стоит двигаться медленно, чтобы не привлекать внимания Барродаха. Другой бори наблюдал за Моррийоном, пока не увидел эйя — при их появлении его внезапный страх пробуравил Вийе виски.
Спеша уйти от него подальше, она направилась за дипластовый экран, к ступенчатому возвышению с Сердцем Хроноса наверху. Курган подвергся перемене — он стал выше и больше походил на трон.
Барродах остановил ее, двигаясь по-крабьи, — видно было, как он старается не покидать безопасной половины зала. Ей не хотелось объяснять ему, как бесплодны его попытки спрятаться от эйя. Она надеялась когда-нибудь показать ему это на деле.
— Подождем Аватара, — сказал Барродах. В тот же миг она услышала тяжелые, ритмически поскрипывающие шаги. Сервоскафандры. Неужели Эсабиан полагает, с юмористическим презрением подумала она, что одетые в броню тарканцы способны противостоять фи?
Властелин-Мститель вошел, и она поняла свою ошибку при виде двух гуманоидных фигур, сопровождающих его; одна шла впереди, другая следом. Огромные, в темной броне, они были намного выше Аватара. Вийя сразу поняла, что это: она видела их на исторических чипах, которые давал ей Маркхем. Огры, самое страшное оружие Тысячи Солнц.
Панархисты никогда не использовали их против человека, но Эсабиан явно не столь щепетилен. Он даже велел придать им облик кипанго. Вийя сердито подавила нахлынувший на нее детский страх. Это всего лишь машины.
И поэтому невосприимчивы к фи.
Она машинально протянула канал к эйя, чтобы проверить их реакцию, но не обнаружила никакой. Если они и заметили огров, то отнесли их к еще одному виду непонятных устройств, создаваемых отдельными сущностями — их продолжал тревожить клыкочервь.
Но металлический вкус на краю сознания дал Вийе понять, что келли огров узнали — и знают способ с ними справиться.
Эсабиан, глядя мимо Вийи, как будто ее здесь не было, обратился к Лисантеру:
— Темпатка пробудила то, чего раньше не наблюдалось. Если эта сила входит в нормальные функции станции, ее следует взять под контроль — если нет, ее следует уничтожить.
Лисантер поклонился.
— С этой целью я уже направил все резервные мощности на стазисные заслонки. — Провожая Вийю за щит, ученый сказал ей тихо (она заметила, как блестит от пота его лоб): — Мониторы напряжений вокруг вашего жилища показывают, что эта сила интересуется вами. Вы не знаете, что это такое?
Она потрясла головой. Значит, Ивард прав: оно следит за ними. Сама она воспринимала эту силу, только находясь в тронном зале, — еще одно подтверждение некомплектности Единства.
— А вы?
— Нет. Но подозреваю, что в функции станции это не входит.
Эти честные слова и сопровождающие их эмоции были как дуновение тианьги, настроенного на нижнестороннюю весну.
— Определенно нет, — в порыве благодарности подтвердила Вийя и поднялась к Сердцу Хроноса, оставив взволнованного, озадаченного Лисантера внизу. Ее переполняло возбуждение, но келли быстро умерили его, и Единство сомкнулось вокруг увереннее, чем когда-либо прежде. Сенсорные искажения первых двух попыток почти прошли, но ощущение, будто бредешь по воде, осталось.
Серебряная сфера теперь нависала над передним краем изогнутого валика, напоминающего низкую спинку стула. Он стал выше; если он и дальше будет расти, ей придется стать перед ним спиной к колодцу, чтобы дотянуться до Сердца. Позади нее, чуть дальше вытянутой руки, стояли эйя — она чувствовала их частое дыхание. Вийя закрыла глаза и ощутила их по обе стороны от себя — основание треугольника с ней вместо вершины. Затем к ним таким же треугольником примкнули другие: она оказалась лицом к лицу с Ивардом, за спиной у которого выстроились келли. Образ был нестабилен, но лучшего они добиться не могли.
Уйдя поглубже в синестезическое восприятие, Вийя осторожно, кончиками пальцев коснулась Сердца. В тот же миг ощущения станции, как единого целого, охватило их; пораженные, они отступили, ограничив восприятие Палатой Хроноса, и медленно, очень медленно стали его расширять. Вийя боролась с головокружением. Как странно видеть вещи со всех сторон сразу!
Она чувствовала, как Ивард сортирует эмоции присутствующих в зале, отводя их в сторону для лучшего восприятия. То же самое он проделывал с эмоциями других по мере того, как Единство расширяло свои границы. Эмоциональный шум утих.
Далеко-далеко дышащими всплесками нарастала медленно осознающая себя сила, напоминавшая Вийе низкие тона органа в Нью-Гластонбери. В Единстве это воспоминание, как ни странно, не причиняло боли; напротив, она ощутила глубокую радость, которую испытал там Ивард, и келли отозвались на это легким резонансом.
Чуть ближе возник световой импульс, мерцающий холодной властью Должара. Эхо Аватара, но посложнее: Анарис.
И рядом с ним, внезапно — злое начало. Свет померк, сопротивляясь. Острая боль пронзила Вийю и все Единство. Она попыталась уйти, но это было все равно что пытаться избавиться от неотвязчивого воспоминания, от части самой себя. Злое начало сомкнулось вокруг Анариса, и свет стал еще слабее — он протестующе пульсировал среди окружающей тьмы, порождая болезненные конвульсии Единства.
Тогда келли выбросили из себя голубые колеса чуждых человеку эмоций, и они, прокатившись сквозь Иварда, взорвались в сознании Вийи. Теперь она знала, чем является чудовищное присутствие и чем не является.
Это был Норио, и он не был восьмым.
— Наш восьмой не Норио, а Анарис!
Знала ли об этом Элоатри?
Не имеет значения. Единство ринулось на голодную демоническую сущность с инстинктивной свирепостью самосохранения, пробиваясь к своему новому члену. Но злое начало закупоривало его со всех сторон, и их гнев пропадал втуне. Сознание Вийи стало меркнуть — Единство тратило свои последние силы.
* * *
Как только за Моррийоном закрылась дверь, Анарис устремился к шкатулке с наркотиками Норио и быстро впрыснул себе первую дозу. Вторую ввести он уже не успеет. Впрочем, он и не хотел терять сознание. Если что бы там ни было атакует его, он должен встретить это с открытыми глазами.Пульт мигал — это Моррийон передал ему запись о церемонии заклятия карра. Анарис стал смотреть, с холодком в спине вспоминая собственный опыт во время второй попытки Вийи. Может, оно и к нему прорвется через пол?
Он стал на середине комнаты, стиснув в руке пешах. Должарианец в нем восставал против страха, холодившего тело, но панархист признавал адекватность этой эмоции, и весь он настроился на гиперобостренное восприятие.
Станция содрогнулась, свет померк в знакомом пароксизме. На стене начал вздуваться пузырь — круглый, как во время обряда, а не овальный, как на чипе о том, что случилось с ним самим при втором эксперименте. Вот оно — явилось.
Он взвесил в руке пешах, усмехнувшись над тщетой этого жеста, но не убрал кинжал в ножны. Внезапно он почувствовал, что теряет вес, и судорожно уцепился за край пульта. Ноги оторвались от пола, и он повис, вытянувшись у пульта, как флаг на крепком ветру.
Пузырь на стене расплылся в гнусной улыбке, за которой маячили глаза и когти. Гнев вспрыснул адреналин в кровь Анариса.
На миг он вернулся в видение, поглотившее его в причальном отсеке, в день прибытия Вийи на Пожирателя Солнц. Он увидел Маса, ликтора Хореи, услышал его голос: «Мы сольемся с Единосущием, но передадим свой дар будущему. И если этот дар будет принят, в конечном счете выиграем мы все...»
Шок, точно такой же, как он испытал на «Телварне», пронизал Анариса, и в один головокружительный миг сила, поднявшая его на воздух, влилась в его тело.
— Эшракх атта-ми! — вскричал он с торжеством. — Она моя!
И опустился на ноги. Мысленно ухватившись за края фистулы, он приказал ей закрыться. Он наслаждался этим применением своего хорейского дара. Отверстие сомкнулось, комната конвульсивно дернулась, и свет погас, кроме аварийной лампочки у двери. Пульт усиленно мигал — стазисные заслонки боролись с корчами станции.
По краям дипластового щита на полу и покрывавшего его ковра выскочили руки. Они затрясли щит, обрывая контрольные провода, и Анарис упал на колени. Пульт перестал мигать, и потолок стал прогибаться вниз. Тряска усилилась. Анарис, вытянувшись во всю длину, заскользил к краю — ухватиться было не за что.
Раздался скрежет, и на Анариса внезапно снизошло новое понимание. Откуда этот свет, эти огни, эти краски? Анарис понял, что его враг не имеет отношения к Пожирателю Солнц, и хорейский дар объединился с урианской субстанцией в свете этого нового знания. Еще немного — и Анарису стало ясно, откуда пришла к нему помощь.
Тряска на долю мгновения прекратилась, и он, не колеблясь, прыгнул в стену, противоположную пузырю.
* * *
Ивард привалился к койке Вийи. Жаим держал блокнот. Вся команда бодрствовала и следила за происходящим: Монтроз сердито, Седри бесстрастно, Локри подозрительно, Марим раздраженно.От келли внезапно пришло предупреждение, трудное для понимания, но Ивард понял достаточно, чтобы махнуть рукой остальным.
Они приготовились, а он, приняв обычную для контакта позу, закрыл глаза и окунулся духовно в нежный голубой огонь келли.
Вийя и эйя без предупреждения примкнули к ним, и Единство сплотилось. Последовал миг полного хаоса, мешанина красок и форм — затем их фокус сузился. На горизонте, гораздо дальше, чем возможно даже для планеты, мелькнуло что-то вроде молнии: этот свет мог бы обжечь, если бы горел ровно.
Синестезия Иварда медленно перевела этот образ в более привычные человеку термины. Шесть других членов Единства вокруг него как будто плавали в теплом пруду: голубое свечение келли, ослепительный белый огонь эйя, прохладное зеленое сияние Вийи. Они качались на волнах, порождаемых злым началом, которое являлось Иварду во сне. Молния вспыхнула снова — уже ближе.
Зло набросилось на нее и стало пожирать. Ивард вскрикнул от боли, как будто ему вонзили нож в солнечное сплетение. Келли разрядились знанием, и он уловил пораженную мысль Вийи.
Не Норио — Анарис!
Скользя неведомо куда по лишенной трения поверхности, Единство ничем не могло воспрепятствовать уничтожению своего последнего члена. Но восьмой огонь вдруг лениво вспыхнул и поравнялся с ними... и мир вокруг обрел очертания.
Они уже не были кособоким многоугольником, несущимся неизвестно куда по нескончаемому пруду, — они образовывали четкий строй три-два-три и мчались в узком, как нож, каноэ по бурной реке.
Ветер и брызги были в лицо. Каноэ лавировало между острых скал. Они могли управлять им, если все вместе смотрели вперед и фокусировали свое внимание.
Миг спустя Ивард услышал громкий скрежет, и Единство распалось.
Он знал, что никакого движения при этом не происходит, но каждый раз как будто грохался с большой высоты. Мускулы ныли, и во рту пересохло. Он открыл глаза, в которых все расплывалось, и опешил, увидев перед собой лицо Анариса ахриш-Эсабиана.
* * *
Жаим смотрел на Иварда, и вид парня ему очень не понравился; скрючился, как зарезанный, и прижал подвернутые руки к груди.Локри схватил подушку со своей койки, чтобы подсунуть Иварду под плечо, и замер: станция затряслась. Комната вибрировала, словно невесомый пузырь в воздушном потоке, сотрясая кости и черепа.
Сначала все шло так, как при первых экспериментах. Ивард вскрикнул от боли, и Локри схватил его за плечи, не зная, чем еще ему помочь.
Но затем нервы Жаима подали сигнал тревоги. Вслед за ними напряглись мускулы, готовясь к битве или отступлению, а потом на задней стене начало что-то вырисовываться.
Другие тоже повернулись туда. Марим, перелезая через койки, втиснулась между Монтрозом и Седри, Локри держал Иварда под мышками. Парень бессильно обмяк, не замечая ни тряски, ни всего остального.
Глубокий стонущий звук сменился свистом — сначала слабым, потом все более громким. На стене вздулся пузырь.
С треском, от которого они все подскочили, пузырь лопнул, и из него вывалился человек, шлепнувшись на пол рядом с Ивардом.
— Вийя? — выговорил Локри. Но нет: одежда была не та, хоть и черная, волосы короткие, пропорции мужские...
Колебания прекратились так же резко, как и начались. Только потолок еще подрагивал, и задняя стена медленно разглаживалась, оплывая, как тающий воск.
Никто не шевельнулся и не произнес ни слова.
Человек на полу задвигался и с усилием сел. Жаим, остолбенев, уставился на незнакомца с черными глазами и сильным лицом. Рука, намного больше, чем у самого Жаима, откинула иссиня-черные волосы с высокого лба. Человек обвел взглядом присутствующих — по-прежнему в полной тишине.
Затем Ивард со стоном открыл глаза — и ахнул. Человек, все еще сидя на полу, взглянул ему в лицо.
— Анарис? — слабо вымолвил Ивард.
— Святой Хикура! — Марим зажала глаза руками. — Пропали мы теперь — сам говеный принц пожаловал.
Анарис, не обращая на нее внимания, поднялся на ноги. По сравнению с ним все в комнате казались мелкими.
— Ты владеешь телекинезом, — сказал Ивард. — Норио не смог тебя сцапать.
— Норио? — повторил Анарис. — Значит, негативная энергия — это он?
Ивард кивнул. Глаза у него потемнели.
— Есть еще келли, — сказал Анарис. — Келлийская троица входит в комплект. Где они? — Он говорил на артелионском уни, и это коробило Жаима, пока он не вспомнил, что наследник много лет провел заложником в Мандале.
Ивард вскинул подбородок.
— Спроси у Вийи. Лисантер скоро отпустит ее.
— Спрошу — только не здесь. — Анарис повернулся к задней стене и протянул к ней правую руку с растопыренными пальцами. Постояв так секунду, он приложил к стене ладонь, и квантопласт заколебался, как вода. Отверстие открылось вновь — со свистом, а не с чавканьем, как двери.
Пол, слегка приподнявшись, подтолкнул Анариса, и он ушел в стену, которая сразу закрылась за ним и быстро разгладилась.
— О не-ет, — простонала Марим. — Что это было?
— Он телекинетик, — объяснил Ивард. — Может перемещаться по станции, как хочет.
— А Норио? Я думала, он загнулся!
— Так и есть. Но часть его каким-то образом осталась на станции, и причина многих кошмаров — это он.
Все приуныли. Локри потряс головой.
— Хреново! По мне, Эсабиан и то лучше, чем Норио Данали.
— Точно, — кивнул Монтроз. — А тут еще и Анарис со своим телекинезом. Не нравится мне все это.
— А может, настучать на Анариса кому следует? — предложила Марим.
Локри, уронивший голову на руки, поднял ее и скривил рот.
— Ты, что ли, скажешь об этом Эсабиану?
Марим энергично потрясла головой:
— Не имею ни малейшего желания. Может, Лар... или Моррийон...
— Подождем Вийю, — сказал Жаим.
— Точно, — пробасил Монтроз. Марим скорчила гримасу.
— Вы же знаете — она велит молчать.
— Если это делается для того, чтобы нас не убили, то я и помолчать могу, — сказал Монтроз. — Это лучше, чем сказать не те слова не тому человеку.
— На этой станции только и есть, что не те люди, — сказала Седри, и Марим вздохнула.
Дверь чмокнула, и вошли Вийя и эйя. Вийя посмотрела на пульт, и Седри сказала ей:
— Отключены.
— В той стене открылась дыра, — быстро проговорил Локри, — и оттуда вывалился Анарис. Когда тряска кончилась, он встал, сказал, что поговорит с тобой позже — не здесь, — приложил руку к стене, вот так, и снова исчез.
Вийя посмотрела на стену и проводила взглядом эйя, ушедших к себе.
— Вот, значит, каков его хорейский дар.
— Может, используем это? — спросила Марим.
— Эсабиан знает, — качнула головой Вийя. Марим с отвращением фыркнула и повалилась на койку спиной к остальным.
— На станции открылся новый участок, — сказала Вийя. — Эсабиан желает, чтобы эксперименты велись более интенсивно.
— Ты сможешь? — спросил Локри. Вийя перевела взгляд с задней стены на курчавую голову Марим.
— Вопрос не в том, смогу ли, а в том, как и когда. Станция пробуждается самостоятельно, и это ограничивает нас во времени.
Жаима все эти новости встревожили, и в глазах Локри он видел ту же реакцию. Ясно, что Эсабиан захочет избавиться от них, если станция активируется сама и достаточно быстро. Тревожил также тот факт, что Норио Данали никогда не был недостающим членом Единства. Восьмой у них Анарис — и это отчасти объясняет жуткие кошмары, мучившие Иварда на Аресе.
И парень сказал как-то раз, что Вийе Анарис тоже снится, хотя сама она об этом молчала.
В голову Жаиму лезли все новые и новые вопросы.
Немигающий черный взгляд Вийи он встретил, как удар. Она молча повернулась и ушла в комнату эйя.
Монтроз и Седри начали тихо переговариваться между собой, Локри сказал что-то Иварду. Жаим, не прислушиваясь, последовал за Вийей в голую холодную каморку, где жили эйя. Они уже свернулись клубком, их дыхание стало медленным, и морозный воздух, идущий из вентиляции, колебал их белый мех. Дверь за Жаимом закрылась.
— Последний член Единства — Анарис, — сказал он. Вийя коротко рассмеялась, и облачко пара вырвалось у нее изо рта.
— Забавно, правда?
— Ты скажешь ему о Единстве? — подумав немного, спросил Жаим.
— Нет. Пусть думает, что это произошло случайно, — это его заинтригует и, возможно, сделает более склонным к сотрудничеству.
Жаим медленно кивнул.
— Притом знать — все равно что участвовать в заговоре. Но как быть с келли?
— Это наше слабое место. Все зависит от того, насколько хорошо он узнал келли, живя на Артелионе. Я скажу ему, что троица входит в нашу команду и мы спрятали их на «Телварне», чтобы Эсабиан не расправился с ними так же, как с их архоном. Если он с келли не общался, я, возможно, сумею внушить ему, что это глупые, робкие существа, обладающие телепатическими способностями, — а основным звеном попытаюсь сделать эйя. Авось он тогда потеряет к келли интерес и оставит их в покое.
Жаим снова кивнул и сделал глубокий вздох.
— А что у тебя произошло с Анарисом?
— Ничего. И не произойдет, если я сама не захочу.
Он снова почувствовал стену, но теперь они были одни и Вийя устала — поэтому он не стал отступать.
— Зачем тебе вообще этого хотеть?
— Чтобы скрыть наш заговор. Чтобы испытать пределы его дружбы — и его вражды.
Он скрестил руки, дав ей измерить всю глубину его скептицизма. Ее губы сложились в неприятную улыбку.
— Чтобы провести время, наконец.
Жаим помнил прежние Каруш-на Рахали и знал, как бомбардируют Вийю в это время похоть, алчность, гнев и таящийся под ними страх. Все равно как если бы тебя вынудили жить посреди орущей толпы.
Но он знал и то, что она способна отгородиться от этого, как делала на Аресе. Вот только захочет ли?
— Зачем тебе это нужно — проводить время с врагом?
— Не из симпатии к нему. И не потому, что у нас общие интересы. И не потому, что я питаю к нему нежные чувства. — Ее тон давал понять, что больше она эту тему обсуждать не желает.
— Зачем же тогда?
Ее глаза сузились, но он не отступил. Чтобы попытаться забыть Брендона? Чтобы избавиться от нежелательных эмоций, вернувшись к своим корням? Чтобы досадить Эсабиану? Все эти ответы — только часть истины, а значит, все они ложные. Но инстинкт говорил ему, что Вийя непоправимо испортит себе жизнь, если пойдет этой дорогой.
— От избытка энергии, — сказала она.
Жаим засмеялся. Он стоял в морозильной камере, но ему не было холодно: опасность и разнообразные эмоции, не имеющие к пей отношения, горячили кровь.
— Дура ты, — сказал он и залепил Вийе пощечину.
20
АРЕС
Хотя рука Телоса направила Элоатри на новый путь, от старых привычек она так и не избавилась. Закончив медитацию, она сделала три очистительных вдоха и выдоха и встала. Ее рука машинально потянулась к чаше для подаяния и, не найдя ее, коснулась висящего на шее Диграмматона.Пришла пора совершить восхождение к следующей вершине.
Элоатри села в транстуб, обходя кучки людей с их смехом и разговорами.
Похоже было, что каждый человек на Аресе либо уже отмечает, либо едет отмечать, либо празднует проводы Флота (или горюет) в одиночестве.
Сады Джихана были почти пусты. В тихом воздухе слышался далекий смех, напоминающий крики морских птиц. Элоатри приблизилась к неприметной двойной двери, зная, что делает это в последний раз.
Внутри ее встретила новая геометрия — изумительная мандала* [5], созданная из света, стекла и воды. Если бы у Элоатри не было определенной задачи, она никогда больше не вернулась бы сюда после своего первого визита — и совершила бы ошибку, сама того не ведая. Ежедневные посещения Галереи Шепотов позволили ей изучить мышление Дулу так, как не удалось бы и за годы кропотливых занятий.
Сначала все здесь казалось ей раздробленным, как бы отражающим структуру панархистского общества. Теперь она видела это как гештальт, единое целое, а в голосах и обрывках бесед наблюдалось даже нечто вроде синхронистики. Ей стило ясно одно: каждый, кто входит сюда, — это пилигрим, хотя и на короткий срок. А тот, кто создал Галерею, — поборник духовного странничества. Такой была и сама Элоатри в те долгие годы на Дезриене, когда блуждала босиком по пыльным дорогам, просила подаяние и искала ответы в медитациях и дискуссиях.
Много недель она молча наблюдала, как Ваннис Сефи-Картано плетет свои сети вокруг Брендона Аркада, используя вместо нитей убеждение, обязательства, обмен, прямой приказ и улыбчивую просьбу. Не совсем понятно как — возможно, через «новости», — но скоро, очень скоро, через каких-нибудь несколько часов, Ваннис затянет последнюю нить, и сеть сомкнется. Брендон будет вынужден остаться на Аресе, предоставив другим воевать за него.
Плетение паутины требовало неустанного труда, но каждый раз в пять часов вечера Ваннис находила время — и предлог — прийти сюда и послушать, о чем говорят люди ее круга.
Элоатри сильно подозревала, что Ваннис не нашла еще своего ответа и непременно придет сюда в последний раз.
Зная, что я буду ждать ее здесь.
Элоатри посмотрела на стеклянную дорожку, — казалось, что та, благодаря расположенным с одной стороны зеркалам, тянется в бесконечность. Голосов не было слышно, и тишину нарушали только шаги Элоатри и отдаленный плеск фонтанов.
Элоатри набрала в грудь воздуху и запела.
Ее голос, отраженный от гладкого стекла, казался скрипучим, старым и не особенно мелодичным, но это не имело значения. Песнь, знакомая теперь всякому, кто посещал Галерею в пять часов, служила маяком.
Элоатри знала, что Ваннис ее найдет. Она тоже смотрит на Галерею, как на гештальт, но в еще более полном понимании; человек, который, входя в людную комнату, способен мгновенно уловить все детали обстановки, туалетов, поз и голосов, уступает полнотой восприятия разве что самому архитектору Галереи.
Если я говорю языками человеческими и ангельскими.
А любви не имею.
То я — медь звенящая и кимвал бряцающий...* [6]
Голубой блик в одном из зеркал возвестил о появлении Ваннис в небесно-голубых одеждах, с бриллиантовой пряжкой в высоко поднятых волосах.
Если я имею дар пророчества
И знаю все тайны и имею всякое познание и всякую веру.
Так что могу и горы переставлять.
А не имею любви -
То я ничто.
И если я раздам все имение мое
И отдам тело мое на сожжение.
А любви не имею...
Элоатри сложила руки на груди.
— Зачем вы это делаете? — спросил идеально поставленный, музыкальный голос Ваннис.
— Контекст этого часа — любовь, — ответила Элоатри. По точеному лицу пробежала гневная искра.
— Не надо меня высмеивать.
— Но это правда, — развела руками Элоатри. Ваннис, наклонив голову, ответила жестом вежливой иронии. — Я не шпионю, — продолжала Элоатри. — Я наблюдаю и могу поделиться своими наблюдениями, если попросят.