Смит Уилбур. ГЛАЗ ТИГРА (сборник боевой фантастики и приключений)

   — Я уже слышал.
   — Вам нечего бояться, что я наделаю глупостей. Я понимаю свое дело.
   Фиэльд тихо рассмеялся.
   — Да, да, теперь вы одерживаете верх, сеньорита Инеса. Я лежу в постели и не смею сорвать своих повязок, но через два дня эта дудка заиграет другую песенку… Если вы, несмотря на все, отправляетесь с нами, то я требую, чтобы вы не вмешивались в мои дела. Дисциплина и еще раз дисциплина.
   Смущенная девушка опустила голову.
   — Я всегда имела это в виду. Я знаю свои обязанности. Она повернулась и тихо вышла из комнаты. Фиэльд смущенно посмотрел ей вслед.
   — Лихорадка от раны, должно быть, еще не совсем прошла, Паквай, — сказал он. — Мне что-то очень жарко. Давай-ка измерим температуру.
   — Странная женщина! — прошептал индеец, ставя больному градусник.
   Норвежский доктор, по-видимому, хотел что-то возразить на последнее замечание Паквая, но трудно вообще что-нибудь говорить, когда лежишь с градусником во рту. Итак, при этих обстоятельствах никто не имел возможности узнать мнение Фиэльда о странной женщине.
   Термометр показывал 37,8 и, значит, дело обстояло не так уж плохо. Затем сосчитали пульс. Сердце работало немного учащенно. Врач-испанец, посетивший на следующий день своего норвежского коллегу, был не очень-то им доволен.
   Ионас Фиэльд также не был доволен. Он плохо спал эту ночь. Он сердился на свое собственное добродушие. Чувство слабости перед двумя большими и серьезными женскими глазами было его давнишним недостатком.
 

ГЛАВА XXV

 
   Вверх по реке
   Четверо суток пыхтела большая и неудобная моторная лодка, несущая экспедицию Фиэльда вверх по реке Мараньон мимо маленького городка Наута ^[12], где второй из главных истоков Амазонки присоединяет свое водное богатство к могучей матери-реке.
   Лодка была старая и сильно подержанная, но мотор только что вышел из мастерских Болиндера и был достаточно силен и прочен. Но за спокойный ход похвалить было его нельзя.
   Рубка была теперь превращена в пассажирскую каюту и под наблюдением Инесы вымыта и вычищена всеми дезинфекционными жидкостями, какие только нашлись в Иквитосе. Она все-таки пренеприятно пахла рыбой и разной гнилью. Но жара была такая нестерпимая, что никто не испытывал особенной охоты сойти под палубу, где было еще жарче от топки мотора.
   Все же керосин во многих отношениях является отличным топливом. Он держит в отдалении москитов, и поэтому пассажиры моторной лодки имели возможность тихо и мирно лежать в своих гамаках, протянутых на палубе.
   Инесе и Конче было предоставлено переднее помещение. Оно, по-видимому, служило некогда "каютой капитана" и, несмотря на свои скромные размеры, было все же самым комфортабельным в лодке.
   Обязанности каждого были точно определены. Хуамото, знавший каждый участок фарватера, был лоцманом, Кид Карсон заботился о машине и о кухне. Паквай стоял у руля, Фиэльд и Конча, в качестве выздоравливающих, лежали почти все время в своих гамаках, чтобы поскорее набраться сил для предстоящих испытаний. Инеса заведовала провиантом.
   Удалившись от последних признаков цивилизации, молодая барышня из Лимы переменилась окончательно. В Иквитосе парикмахер с жалобными причитаниями избавил ее от прекрасных пепельно-золотистых волос. Она опять надела мужской костюм, который она носила без обычного в таких случаях кокетства. Все части костюма были старые, сильно поношенные, вплоть до тяжелых грубых сапог, в которых ее ноги чувствовали себя отлично. Фиэльд замечал не без известного удовольствия, что Инеса отдавала себе точный отчет в предстоящих трудностях. Но то, что доставляло ему особенную радость, было ее простое и спокойное обращение с мужчинами. Она всегда принимала живое участие в их разговорах и подбадривала их всевозможными выходками. В тихие звездные ночи она играла на мандолине и аккомпанировала Киду Карсону, поднимавшему ужасающий вой, который засел в его глотке еще с тех времен, когда он пел куплеты и плясал чечетку в кафе-шантане. Но тоска по умершему деду все еще лежала темной тенью в огромных прекрасных глазах, несмотря на то, что Инеса, видимо, боролась сама с собой, чтобы скрыть свое горе от посторонних глаз.
   Время от времени она отводила Паквая в сторону и просила его рассказать еще и еще о малейших подробностях его встречи с профессором. И Паквай начинал своим глубоким мягким голосом повествование о смерти мудрого человека далеко, далеко, в пустынных степях аргентинских сельвасов.
   И тогда случалось, что Инеса спрашивала:
   — Но как случилось, что дедушка попал так далеко на восток?
   И Паквай неизменно отвечал:
   — Он был ведь старик. Сил у него не хватило, чтобы пойти через высокие плоскогорья. Он стремился вниз. Может быть, он шел, как слепой, ощупью. Может быть, он пытался убежать от того, кто хотел отнять у него жизнь. Я не знаю, сеньорита. Вероятно, он надеялся встретить дружелюбно настроенных индейцев или же наткнуться на какую-нибудь пограничную экспедицию. Он не успел сказать об этом. Еще ведь надо было так много сказать прежде, чем жизнь покинет его. Когда я встретил его, тело его уже умерло, одна только воля еще жила.
   После таких бесед Инеса могла долго просидеть на месте, погруженная в глубокую задумчивость.
   Но река Амазонка богата разнообразием. В медленно текущих струях творится незамирающая жизнь. В самых больших глубинах движется пиракуку, величайшая рыба в мире. Индейцы боятся ее зубов, но любят ее мясо.
   Однажды Пакваю попалось на огромный крючок удочки одно из этих чудовищ, и мотору пришлось остановиться на несколько часов, пока удалось втащить на палубу этого кровожадного водного хищника. В нем было около четырех метров длины. Зато и задали же пир в этот день! Не только для людей, но и для других пиракуку в реке, которым бросили остатки их земляка. Даже крокодилы на берегу оживились от удовольствия, увидев недостойный конец, которому подвергся их подводный враг. А электрические угри раздулись и наполнились опасным электрическим зарядом, наслаждаясь, остатками, падавшими к ним вниз на дно реки.
   От берега отделился большой челн на веслах и приблизился к моторной лодке. В челне сидели трое индейцев. Сперва они держались в отдалении, но когда Хуамото заговорил с ними на их собственном наречии, они перестали бояться, а когда им подали кусок рыбы, они подняли благодарный вой и поспешили к берегу. Впрочем, и необходимо было сделать этот подарок, так как жирное светло-красное мясо портится с молниеносной быстротой в этой неистовой жаре.
   Вскоре после этого появилось еще несколько челнов с людьми. Они медленно плыли навстречу моторной лодке, меж тем как звук национального барабана беспрерывно раздавался между деревьями на берегу.
   — Это индейцы племени конибос, — сказал Хуамото. — Некоторые думают, что они являются дикой ветвью племени инков. Они хорошие рыболовы и очень дружелюбны к белым.
   — Но разве между ними нет также и людоедов? — спросила Инеса.
   Хуамото пожал плечами:
   — У каждого племени свои обычаи, — сказал он дипломатично. — Они, собственно, не каннибалы, но многие из них верят, что наследуют ум и силу того человека, которого они пожирают… И поэтому случается… Но все же они далеки от индейцев племени гуачинайрис, которые живут по реке Мадре де Диос. Те ходят совершенно голыми и раскрашиваются в красный и черный цвет… Они воруют женщин у других племен и пожирают их, когда им становится скучно… Это не хорошо с их стороны.
   Кид Карсон разразился хохотом.
   — Эти господа не особенно галантны, — сказал он. — Но мысль недурна.
   — Ну, ну, Карсон, — предостерегающим тоном сказала Инеса. — Не будьте так кровожадны. Съесть целую женщину — это может повредить здоровью такого большого и сильного человека, как вы. Ведь вы тогда станете слабым и женственным. Это было бы не к лицу для боксера.
   Кид Карсон засмеялся.
   — Вы правы, сеньорита, — сказал он. — Я должен держаться укрепляющей пищи.
   — Поспешим-ка лучше дальше, — приказал Фиэльд из своего гамака, — иначе мы навяжем себе на шею все племя.
   Через мгновение мотор заработал внутри лодки, и пассажиры двинулись дальше, приветствуя знаками любопытных людоедов.
   Фиэльд спустился из своего гамака и подошел на корме к маленькому индейцу племени майуруна.
   — Итак, ты думаешь, что эти индейцы конибос являются дикою ветвью племени инков?
   — Так говорят, господин.
   — Значит, в этой местности должно было сохраниться кое-что от культуры инков?
   — Едва ли. Кое-что в нравах немного напоминает инков. Правильнее будет сказать, что конибос — потомки тех рабов, которыми владели инки.
   — Возможно ли, чтобы здесь еще жили люди, в жилах которых текла бы старинная кровь инков?
   — Говорят так много, господин! Я знаю, что индейцы конибос пребывают в вечном страхе перед неизвестным племенем, обитающим внутри страны… Может быть, это потомки прежнего владетельного рода.
   — Где же обитает это племя?
   — В горах Кономаиас, господин.
   — Туда мы и должны направиться. Там нашел свою смерть профессор Сен-Клэр.
   — Да.
   — Итак ты думаешь, что там, в Андах Кономамас, живут потомки старинного племени инков?
   — Так думал профессор Сен-Клэр. И он говорил со мною об этом перед тем, как туда уехать.
   — Ты находишь, что путешествие будет опасным?
   — Да, господин.
   — И все-таки ты едешь с нами? Индеец меланхолически улыбнулся.
   — Смерть среди друзей не страшна. Есть кое-что и похуже.
   — Что же это, Хуамото?
   — Страх, господин. Необъяснимый ужас.
 

ГЛАВА XXVI

 
   Синее ожерелье
   Река Тапичи — одна из самых мелких в системе Амазонки. Ручьи, питающие верховья этой реки, сбегают с небольшой горной цепи, возвышающейся на несколько тысяч футов выше Монтаньи. Но немного найдется людей, которые побывали бы здесь, у ее истоков. Тапичи окутана таинственным покровом. Свое имя она получила от индейцев, и оно означает "мертвая река".
   Воды Тапичи темнее вод Куаями, и ее берега безотраднее, чем берега других рек. Может быть, вследствие этого она и получила свое мрачное имя!
   Но Хуамото рассказал Фиэльду, что над мертвой рекой тяготеет проклятие. Те, которые решались проникнуть против ее течения, редко возвращались. Лесные жители взирали с содроганием на верховья этой реки, лежащие в неисследованной местности.
   Дни проходили.
   Участники экспедиции были всецело поглощены работой. Часто лодка ударялась о дно реки, но это плоскодонное судно обладало удивительною способностью преодолевать все препятствия. Наконец, пришлось осторожно продвигаться вперед метр за метром. Нервы у всех были напряжены, на борту царило молчание. Не раздавались больше звуки мандолины, и веселые песенки Кида Карсона замерли сами собой.
   К Фиэльду вернулась способность действовать. Его рана почти зажила, и, по-видимому, суровость и мрачность Мертвой Реки действовала и на него ободряющим образом. Он смотрел за тем, чтобы ничьи руки не оставались праздными, и старался развеселить команду судна, которая, казалось, находилась под гнетом уныния этой страны и проклятия темной реки.
   После трех дней плавания вверх по реке Тапичи, они достигли места, казавшегося совершенно не судоходным.
   Было ясное и тихое утро. Ночью выпал обильный дождь, но теперь на небе не было видно ни облачка. Зеленые кусты обрамляли берега, более свежие, чем когда-либо, и вся роскошная природа цвела и благоухала после ночного ливня.
   Судно подвигалось вперед с большими паузами. Паквай стоял на баке и работал лотом, меж тем как Фиэльд взялся за руль.
   — Должно быть, здесь, — пробормотал норвежец. — Сен-Клэр пишет: "Мы оставляем моторную лодку в своеобразном углублении, налево от водоворотов течения. Это целая гавань, словно сделанная человеческими руками".
   — Три метра, — крикнул Паквай. — Здесь становится глубоко.
   Фиэльд теперь правил к берегу, где обезьяны на деревьях подняли отчаянную возню. Великолепие тропической природы раскрывалось перед путниками. А выше, над густым кустарником берега, девственный лес, казалось, вооружился против всяких попыток сближения.
   — Мы трогаем дно, — громко предостерег Паквай.
   Тут Фиэльд резким движением повернул руль: лодка обогнула небольшую косу и вслед за этим скоро очутилась в широком бассейне. Послышался гул удивления. Они увидели белый закругленный песчаный берег, почти лишенный растительности. Ни одного куста, но в отдалении, словно часовые, качались несколько высоких пальм.
   — Там стоит какое-то судно, — воскликнула Инеса… — Там направо, высоко, на самом берегу. Это, наверное, дедушкино.
   И правда. Прямо под самою маленькою из пальм виднелась кормовая часть лодки из красного дерева.
   Вся картина словно не имела ничего общего с первобытным лесом. На всем лежал какой-то отпечаток чистоты и аккуратности, и, если бы не пальмы, то можно было бы вообразить себя в маленькой уютной гавани в фиорде норвежского Вестланда. Но весь пейзаж казался безжизненною, глянцевитою олеографией. Природа, казалось, оцепенела. Не было слышно криков диких обезьян, не было видно порханья диких голубей. Колибри не перелетали меж упругих ветвей. И крокодилы не лежали на песке и не грелись на солнце.
   Медленно подплыло неуклюжее судно к берегу. К своему удивлению, Фиэльд заметил в самой глубине залива естественный, а может быть, и искусственный канал, образующий род гавани. Лодка красного дерева, вероятно, шла тем же путем, так как до сих пор еще был виден след ее киля на покатом берегу, и здесь же валялось несколько больших круглых бревен, которые служили для переноски судна под пальму.
   Несколько минут спустя моторная лодка Фиэльда была крепко привязана в своеобразной гавани.
   — Здесь недостает только нескольких кранов и пакгаузов, а то было бы совсем как в Новом Орлеане, — сказал, смеясь, Кид Карсон и выпрыгнул на землю.
   Но смех его звучал не совсем искренно. Что-то было странное и таинственное в этом зрелище. Жуткая и опасная тишина словно выжидала чего-то, от чего мужчины стали осматриваться слишком быстро и часто и поминутно хватались за оружие.
   Внезапно Кид Карсон вздрогнул.
   — Что там такое? — спросил с нетерпением Фиэльд и поднял голову от своей работы, — он был занят привязыванием лодки.
   — Мне кажется, что я вижу пару глаз, — сказал, заикаясь, негр. — Там наверху, под моторною лодкой.
   — В таком случае пойди и посмотри, — промолвил Фиэльд, продолжая забивать сваи в песок.
   Но, по-видимому, у негра не было особой охоты исследовать дальше это явление.
   — Я, наверно, ошибся, — сказал он и принялся помогать Фиэльду.
   — Что-то двигается там, наверху, — закричала Конча.
   — Вы, кажется, все одержимы дьяволом? — воскликнул Фиэльд с раздражением… — У нас нет времени выслушивать бабьи крики.
   Он хотел продолжать, но его взгляд вдруг встретился с большими серьезными глазами Инесы Сен-Клэр.
   — Я пойду наверх и посмотрю, что там такое, — сказала она и, заложив руки в карманы, медленно пошла по направлению к моторной лодке.
   Фиэльд одумался. Он побежал за нею и положил руку на ее плечо.
   — Я сам сделаю это, — сказал он. — Лучше будет, если вы присмотрите за завтраком.
   И, не ожидая ответа, он быстро пошел к пальме наверх, где, по мнению Карсона и Кончи, находилось что-то странное.
   Паквай спокойно следовал за ним, а Хуамото полез в лодку, чтобы прихватить свое охотничье ружье… Это могло оказаться пумой или удавом.
   Но ни пумы, ни ягуара не было.
   Это был просто старый орел-стервятник, взобравшийся на моторную лодку. У него был такой жалкий вид, словно он умирал от голода. С гневным криком он попытался подняться, но это удалось ему только с большим трудом.
   — Что это значит? — сказал Фиэльд, глядя вслед старой птице, которая теперь взлетела выше пальм.
   — Значение только одно, господин.
   Фиэльд кивнул головою. Затем он прыгнул в моторную лодку. Она была совсем не тронута и находилась, по-видимому, в отличном порядке. Но дверь в палубную каюту была замкнута висячим замком, а края ее имели такой вид, словно были обработаны каким-то твердым инструментом.
   — Орел-стервятник не годится для кражи со взломом, — сказал Фиэльд и открыл замок при помощи ножа.
   Он распахнул дверь.
   Страшное зрелище предстало перед ним.
   На полу каюты лежали бок о бок четыре человеческих фигуры. Их глаза были пристально устремлены в потолок. Выражение у всех было одно и то же — невыразимого ужаса.
   — Что ты думаешь об этом, Паквай?
   — Я начинаю кое-что понимать, — ответил индеец.
   Фиэльд нагнулся над трупами. Они были страшно худы, но не разложились.
   — Они набальзамированы, — сказал он. — Позови Хуамото, но не пускай никого другого.
   — Знаешь ли ты этих людей? — спросил Фиэльд, когда появился индеец.
   Хуамото в свое очередь нагнулся над трупами.
   — Да, — сказал он с волнением. — Это — спутники Сен-Клэра. Они были моими друзьями.
   — Посмотри, — сказал Паквай с омерзением и показал на шеи трупов, где виднелась широкая полоса с глубокими синими краями.
   Фиэльд кивнул головой.
   — Я уже видел. Все совпадает. Итак, это синее ожерелье, о котором говорил профессор Сен-Клэр. Нам придется иметь дело с опасными людьми. Теперь нельзя терять времени. Женщин надо послать с лодкою обратно. Ты, Хуамото, должен проводить их в Иквитос. Паквай останется со мной. Еще неизвестно, не будем ли мы в один прекрасный день обработаны таким же образом. Набальзамированы и украшены синим ожерельем.
 

ГЛАВА XXVII

 
   Прощание
   Завтрак был невеселый, несмотря на то, что Инеса и Конча проявили все свои таланты, чтобы отпраздновать, как можно торжественнее, этот первый пир на берегу. Тут были ветчина с яйцами, копченая лососина и сардины, поджаренный сладкий картофель и маисовые лепешки, аллигаторские груши, мармелад и мед, и еще множество превкусных герметически закупоренных консервов. В защиту от солнца был натянут большой парус, а еда была подана на разостланной скатерти, красиво выделявшейся своею белизною на зеленой траве.
   Кофе распространял восхитительный аромат, и ни в чем не было недостатка. Все вместе напоминало о семейном пикнике на моторной лодке.
   Но хотя боксер-негр и старался изо всех сил развеселить общество своими остротами и песенками, все же ему не удалось ни в ком вызвать беззаботный смех. И достойный Кид Карсон становился понемногу все молчаливее и задумчивее, не находя внимательных слушателей.
   Старый стервятник, усевшись высоко на скале, испускал время от времени пронзительные крики, и это далеко не способствовало улучшению настроения.
   Когда завтрак кончился, Фиэльд встал и пошел к лодке вместе с Инесой.
   — Мне надо поговорит с вами, — сказал он, раскуривая свою трубку.
   — Я уже знаю, — ответила она. — Вы сделали какое-то открытие и открытие неприятное…
   — Возможно, — сказал он немного сухо. — Я никогда не ожидал, что эта экспедиция будет особенно приятной, но я — совсем другое дело. Я тренирован в таких делах. Опасности и испытания всегда влекли меня. Мне необходимо довести до конца предпринятое исследование. Пока оно только оплачено ценою жизни Раймонда Сен-Клэра и его спутников, и, насколько я понимаю, наши шансы тоже не велики. Но меня всегда и во всем сопровождала до сих пор известная удача. И вообще для нас, врачей, обстоятельства всегда представляются несколько иными. Мы находимся, если так можно сказать, в дружеских отношениях со смертью. Ваш дедушка поступил таким же образом. Он отважно переступил через порог смерти, чтобы бросить взгляд в самое бессмертие. Вы знаете, что он оставил после себя дневник с несколькими краткими путевыми заметками. Содержание его невелико, но все же он открывает новые широкие горизонты. Я намереваюсь, довершить его открытие. Но так как я сомневаюсь в своем успехе, то я и хочу поручить вам обнародовать записки Сен-Клэра. Вы должны сейчас же вернуться в Иквитос на нашей моторной лодке. Хуамото, Конча и Карсон отправятся с вами и будут охранять вас до прибытия парохода из Пары. Вы поедете прямо в Париж и передадите в Сорбонну интересные документы Сен-Клэра.
   В течение этого длинного объяснения Инеса несколько раз выказывала признаки нетерпения.
   — Скажите мне, доктор Фиэльд, — сказала она холодно, — вы с предвзятым намерением изменяете своему слову? Или же вы увидели только что, в лодке что-то, что делает для вас мое присутствие затруднительным и нежелательным?
   — Да.
   — Там наверху — в моторной лодке?
   Фиэльд кивнул головою.
   — Угроза или предостережение?
   — Вы можете называть это, как вам угодно. Я видел свидетельство того, что создания, которых мы преследуем, господствуют над силами, которым обыкновенные люди сопротивляться не могут.
   — Я так же мало дорожу жизнью, как и вы, — сказала пылко девушка. — В Париже я буду зависеть от родственников, которых я не знаю. Я буду там задыхаться. Здесь у меня, по крайней мере, есть свобода и жизнь в общении с природой, которую я люблю.
   — Вы сами не знаете, о чем говорите, — сказал Фиэльд, и теплые нотки звучали в его голосе. — И, кроме того, я должен вам сообщить новость, которая, может быть, заставит вас переменить ваше решение: Мартинец и его сын украли состояние, скопленное профессором Сен-Клэром за долгие годы труда и предназначенные для вашего образования. То, что ваш дедушка будто бы занимался биржевыми спекуляциями, не что иное, как наглая ложь. Это сам Мартинец проиграл ваше состояние на Парижской бирже.
   — Что вы говорите? — спросила Инеса изумленная, — этот старый, почтенный адвокат, давнишний друг моего дедушки?!
   — Именно. Между прочим, это он посадил нам на шею Антонио Веласко.
   — Но каким образом сумею я доказать все это?
   — Нет ничего легче. Вместе с заметками, переданными Пакваю вашим дедушкой, находилось также завещание с точным перечислением его имущества в тот момент, когда он покинул Лиму. Итак, сеньорита, на вас возложена немалая задача. И теперь в Париже приближается весна. Когда вы туда приедете, на Елисейских полях будут уже распускаться почки каштановых деревьев. Здесь — смерть подстерегает вашу прекрасную юность. Там же — трепещет жизнь.
   Молодая девушка смущенно смотрела на большого, серьезного человека, стоявшего перед нею.
   — Это много новостей для одного раза. Но почему вы не рассказали мне всего этого раньше?
   — События мешали мне. И, кроме того, я не мог сопротивляться страстной жажде к приключениям, которую я читал в ваших глазах. У меня было такое чувство, словно эта жажда в родстве с моею собственною… Но это стремление часто бывает опасным для женщины.
   Инеса схватила руку Фиэльда. Она смотрела на него снизу вверх, и ее огромные глаза сияли:
   — Я последнее время часто думала о том, что вы сами и есть мое приключение, — сказала она нежно. — Я последовала за вами. Отошлите других назад с дневником и завещанием. Здесь некогда стоял мой дедушка: старый, седой, изможденный. Но разве он задумался хотя бы на миг, или почувствовал страх? Нет, доктор, он пошел туда, куда манило его приключение — удивительное приключение научного открытия… Его кровь течет в моих жилах. И, когда я следую за вами, я следую за ним.
   Фиэльд отвернулся, чтобы скрыть свое волнение. Пылкие, страстные речи девушки произвели на него глубокое впечатление. С уст его готовы были сорваться жестокие, расхолаживающие слова. Его обязанностью было быть стойким и не допустить гибели этой прекрасной юности среди загадочных ужасов, скрывающихся на вершине этих гор. Но он не был в состоянии потушить сияние этих глаз грубым возражением…
   — Подумайте о Конче, — сказал он, вздыхая. — Вы в некоторой степени ответственны за ее жизнь.
   — Конча не поедет с нами, — сказала она быстро. — Отправьте ее с Хуамото и с документами в Иквитос. Но почему вы отворачиваетесь от меня?.. Посмотрите на меня: никогда вы не услышите от меня ни одной жалобы! Я сильнее и ловчее, чем вы думаете. Я могу быть вам очень полезною. Я знаю девственный лес с самого моего детства. Я говорю на местном языке лучше, чем многие. Спросите моего учителя Хуамото.
   С возгласом, скорее похожим на стон, Фиэльд повернулся к девушке.
   — Ну, во имя вашего дедушки, — сказал он и опустил руку на ее плечо. — Отправляйтесь с нами! Но не благодарите меня. Вы когда-нибудь проклянете мою сегодняшнюю слабость.
   Инеса чуть не бросилась на шею Фиэльду, но вовремя сдержалась и улыбнулась. Молодоз выразительное лицо все засветилось великой радостью.
   Впоследствии Ионас Фиэльд никогда не забывал этого мгновения на Мертвой Реке. Он видел, как Инеса резвыми скачками поспешила в моторную лодку и принялась за мытье посуды. Полчаса спустя, он услышал заглушённый плач Кончи, которой предстояла разлука со своей любимой подругой и покровительницей.
   А там, наверху, среди серых скал, на опушке леса раздавался зловещий крик старого хищника.
   На следующее утро моторная лодка тихо скользила по маленькой гавани. Прощанье было тяжелое и печальное. Перед отъездом Фиэльд отозвал в сторону Кида-боксера и передал ему чек в Лимский банк и несколько писем.
   — Если ты ничего не услышишь о нас в течение полугода, — сказал он ему, — то это значит, что девственный лес поглотил нас. Но если все сойдет благополучно, то мы возвратимся через два месяца, пользуясь моторной лодкой профессора. Мы также позаботились о небольшом запасе керосина. Впрочем, я не желаю, чтобы что-нибудь стало известно о нашей экспедиции, и я прошу тебя охранять Кончу и Хуамото в случае, если черный Антонио…