Смит Уилбур. Леопард охотится ночью

   — Вы видели, как водитель грузовика подал сигнал, заметив приближавшийся «мерседес»?
   — Да, он мигнул фарами.
   — Какой последовал ответ?
   — «Мерседес» остановился, два пассажира вышли из него и направились к грузовику, чтобы поговорить с водителем.
   — По вашему мнению, это была заранее назначенная встреча?
   — Возражение, ваша светлость, свидетель не может этого знать.
   — Поддержано. Свидетель может не отвечать на вопрос. — Теперь мы подошли к вашему доблестному спасению мисс Джей из отвратительных лап обвиняемого.
   — Возражение, слово «отвратительных».
   — Вы не будете в дальнейшем использовать определение «отвратительный».
   — Как угодно вашей светлости.
   Подав сигнал, и пока Крейг давал показания, Тунгата Зебив оставался совершенно неподвижным, словно высеченная из гранита статуя, только взгляд его ни на секунду не покидал лица Крейга.
   Впервые он пошевелился, когда для перекрестного допроса поднялся со своего места мистер Петал. Наклонившись, он что-то прошептал на ухо адвокату и остановил возражения взмахом руки.
   — Вопросов нет, ваша светлость, — неохотно произнес мистер Петал и опустился на скамью, позволив Крейгу покинуть место свидетеля.
   Сэлли-Энн была последним свидетелем обвинения, причем наиболее эффектным после Питера Фунгаберы.
   Она все еще хромала, поэтому Абель Кхори поспешил к ней навстречу и помог подняться на место свидетеля. Чистоту кожи нарушал только синий кровоподтек на шее. На вопросы Сэлли-Энн отвечала отчетливо и вежливо.
   — Что вы почувствовали, когда обвиняемый схватил вас?
   — Страх за свою жизнь.
   — Вы сказали, что обвиняемый вас ударил. Куда именно?
   — Сюда, по шее, вы можете видеть кровоподтек.
   — Не могли бы вы сообщить суду, какие повреждения были вам нанесены?
   — Перелом четырех ребер и растяжение голеностопного сустава.
   Абель Кхори максимально использовал такую привлекательную свидетельницу, а мистер Петал поступил мудро, отказавшись от перекрестного допроса. Обвинение прекратило вызов свидетелей на третий день вечером. Крейг чувствовал себя подавленным.
   Они поужинали в любимом ресторане Сэлли-Энн, но Даже бутылка отличного вина с мыса Доброй Надежды не смогла поднять ему настроение.
   — Эти разговоры о том, что водитель никогда не встречался с Тунгатой и был освобожден только в обмен на обещание сесть за руль грузовика…
   — Неужели ты поверил в эту ерунду? — насмешливо спросила Сэлли-Энн. — Даже судья не делал секрета из того, насколько надуманными ему кажутся эти утверждения.
   Крейг проводил ее до квартиры, а потом принялся бродить по пустынным улицам, чувствуя себя одиноким и обманутым, правда, не мог понять, почему.

* * *

 
   Королевский адвокат мистер Джозеф Петал начал защиту, вызвав шофера Тунгаты Зебива.
   Это был крупный молодой матабел, уже начавший толстеть, с круглым лицом, которое могло бы показаться веселым, если бы на нем не застыло выражение тревоги. Его голова была гладко выбрита, и он ни разу не посмотрел на Тунгату, давая показания.
   — Что приказал вам министр Зебив в ночь ареста?
   — Ничего, он не сказал мне ничего.
   Мистер Петал выглядел действительно изумленным и предпочел свериться с документами.
   — Он не сказал вам, куда ехать? Вы не знали, куда направляетесь?
   — Он говорил: «Сейчас — прямо» или «Здесь поверни налево», — пробормотал водитель. — Я не знал, куда мы едем.
   Мистер Петал явно ожидал услышать другой ответ.
   — Разве министр Зебив не приказал вам ехать в миссию Тути?
   — Возражение, ваша светлость.
   — Не подсказывайте свидетелю, мистер Петал. Мистер Джозеф Петал явно пытался найти выход из сложившейся ситуации. Он стал перебирать бумаги, потом бросил взгляд на Тунгату Зебива, который безучастно наблюдал за происходившим.
   — Где вы находились с момента ареста? — решил изменить тактику защитник.
   — В тюрьме.
   — У вас были посетители?
   — Приходила моя жена.
   — Другие?
   — Нет. — Водитель пригнул голову, словно пытался защититься.
   — Что за пятна у вас на голове? Вас били?
   Крейг заметил темные пятна на бритом черепе водителя.
   — Ваша светлость, — жалобно закричал Абель Кхори, — я категорически возражаю!
   — Мистер Петал, какую цель вы преследуете, задавая такие вопросы? — угрожающим тоном спросил судья Домашава.
   — Ваша светлость, я лишь пытаюсь выяснить, почему показания свидетеля сейчас отличаются от показаний, данных им полиции.
   Мистер Петал еще некоторое время пытался получить четкие ответы от не желавшего сотрудничать свидетеля, потом сдался и махнул рукой.
   — Вопросов больше нет, ваша светлость.
   Абель Кхори с улыбкой поднялся со своего места, чтобы подвергнуть свидетеля перекрестному допросу.
   — Итак, грузовик мигнул вам фарами?
   — Да.
   — Что произошло потом?
   — Не понимаю.
   — Кто-нибудь в «мерседесе» что-нибудь сказал или сделал, увидев грузовик?
   — Милорд… — начал было мистер Петал.
   — Я считаю заданный вопрос оправданным, свидетель ответит.
   Шофер нахмурился, словно вспоминая что-то, потом промямлил:
   — Товарищ министр Зебив сказал: «Вот они, прижмись к обочине и остановись».
   — Вот они, — громко и отчетливо повторил Абель Кхори. — Прижмись к обочине и остановись. Именно это произнес обвиняемый, увидев грузовик?
   — Да, он так сказал.
   — Больше вопросов нет, ваша светлость.

* * *

 
   — Вызывается Сара Тандив Ниони, — вызвал мистер Джозеф Петал свою главную свидетельницу, и Абель Кхори нахмурился и быстро о чем-то заговорил со своими двумя помощниками. Один из них встал, поклонился суду и торопливо вышел из зала.
   Сара Тандив Ниони заняла место свидетеля и приняла присягу на безукоризненном английском языке. Ее голос был мелодичным и приятным, она вела себя сдержанно и робко, как при их первой встрече в миссии Тути. Она была в хлопчатобумажном зеленом платье с белым воротником и простых белых туфлях на низком каблуке, ее волосы были убраны в традиционную прическу племени. Закончив читать присягу, она повернулась и посмотрела на сидевшего на скамье подсудимых Тунгату. Выражение лица его не изменилось, на нем не появилась улыбка, только правая рука чуть шевельнулась, и Крейг понял, что она подает девушке знак на их секретном языке.
   «Будь мужественна, — говорил жест. — Я с тобой».
   Девушка явно обрела новые силы, увидев знак. Она подняла подбородок и повернулась к мистеру Петалу.
   — Назовите ваше имя, пожалуйста.
   — Сара Тандив Ниони, — ответила она.
   «Тандив Ниони». На языке матабелов ее имя значило «любимая птичка». Крейг шепотом перевел его Сэлли-Энн.
   — Оно идеально ей подходит, — так же шепотом ответила она.
   — Кто вы по профессии?
   — Я директор начальной школы миссии Тути.
   — Не могли бы вы сообщить суду о вашем образовании?
   Мистер Джозеф Петал быстро установил, что она является образованной и законопослушной женщиной, и продолжил:
   — Вы знакомы с обвиняемым Тунгатой Зебивом? Она, прежде чем ответить, посмотрела на Тунгату, и ее лицо, казалось, засветилось.
   — Да, я знаю его, конечно, знаю, — прошептала она хрипло.
   — Прошу вас, говорите громче.
   — Я знакома с ним.
   — Он посещал вас в миссии Тути?
   — Да.
   — Как часто?
   — Товарищ министр важный и занятой человек, а я всего лишь учительница…
   Тунгата сделал правой рукой жест отрицания. Она заметила знак, и едва заметная улыбка тронула ее идеальные губы.
   — Они приезжал так часто, как мог, но не настолько часто, как я хотела.
   — Он должен был приехать той ночью?
   — Да.
   — Зачем?
   — Утром мы говорили по телефону. Он обещал приехать. Сказал, что приедет еще до полуночи. — Улыбка исчезла с ее лица, а глаза стали темными и безутешными. — Я ждала его до самого утра, но он так и не приехал.
   — По вашему мнению, существовала какая-либо особая причина его визита именно в этот день?
   — Да. — Щеки Сары потемнели, и Сэлли-Энн была просто поражена — она никогда не видела, как краснеет чернокожая девушка. — Да, — повторила она. — Он сказал, что хочет поговорить с моим отцом. Я договорилась о встрече.
   — Благодарю вас, моя дорогая, — сказал Джозеф Петал.
   Тем временем помощник обвинителя уже вернулся в зал и передал Абелю Кхори листы с записями. Обвинитель встал, держа в руках эти записи.
   — Мисс Ниони, вы могли бы объяснить суду значение слова «Исифеби»?
   Тунгата Зебив зарычал и начал подниматься со скамьи подсудимых, но его остановил охранник.
   — Оно означает «шлюха».
   — Нет ли у этого слова второго значения, а именно «незамужняя женщина, живущая…».
   — Милорд! — Отчаянная жалоба Джозефа Петала чуть запоздала, но была настолько оправданной, что судья Домашава поддержал ее.
   — Мисс Ниони, — продолжил Абель Кхори. — Вы любите обвиняемого? Говорите громче, мы вас не слышим.
   На этот раз голос Сары был громким, почти дерзким.
   — Да, люблю.
   — Ради него вы готовы на все?
   — Да.
   — Вы готовы солгать, чтобы спасти его?
   — Возражаю, ваша светлость. — Джозеф Петал вскочил со своего места.
   — Я снимаю вопрос, — заявил Абель Кхори, прежде чем судья успел вмешаться. — Позвольте мне заявить, мисс Ниони, что обвиняемый попросил вас найти в вашей школе помещение для хранения добытых незаконным путем шкур леопарда и слоновой кости!
   — Нет. — Сара покачала головой. — Он никогда бы…
   — И что он также попросил вас проследить за погрузкой этой слоновой кости и шкур в грузовик, и…
   — Нет! Нет! — закричала Сара.
   — Разве он не приказал вам приготовить партию товара к отправке, когда вы говорили с ним по телефону?
   — Нет! Он хороший человек. — Сара всхлипнула. — Великий и хороший человек. Он никогда не поступил бы так.
   — Вопросов больше нет, ваша светлость. — Явно очень довольный собой Абель Кхори сел, и помощник тут же наклонился к нему, чтобы прошептать поздравления.
   — Я вызываю обвиняемого министра Тунгату Зебива. Это был очень рискованный шаг со стороны мистера Петала. Даже не будучи специалистом, Крейг понимал, что Абель Кхори показал себя весьма опасным противником. Джозеф Петал начал с того, что сообщил о положении Тунгаты в обществе. Его вкладе в дело революции, его скромном образе жизни.
   — Вы владеете какой-либо недвижимостью?
   — У меня есть дом в Хараре.
   — Не могли бы вы сообщить суду, сколько вы за него заплатили?
   — Четырнадцать тысяч долларов.
   — Не слишком большая плата за дом, не так ли?
   — Это не слишком большой дом, — абсолютно серьезно ответил Тунгата, и даже судья не сдержал улыбки.
   — У вас есть машина?
   — Министерский автомобиль в моем полном распоряжении.
   — Банковские счета за границей?
   — Нет.
   — Жены?
   — Нет. — Он бросил взгляд на сидевшую в заднем ряду на галерее Сару Ниони. — Пока.
   — Гражданские жены? Другие женщины?
   — Моя престарелая тетя живет в моем доме и ведет хозяйство.
   — Вернемся к обсуждаемой ночи. Сообщите суду, что вы делали на дороге Карой?
   — Ехал в миссию Тути.
   — С какой целью?
   — Навестить мисс Ниони и поговорить с ее отцом по личному вопросу.
   — Вы договаривались о встрече?
   — Да, по телефону с мисс Ниони.
   — Вы приезжали к ней более одного раза?
   — Да.
   — Где вы жили во время этих визитов?
   — Для меня была построена соломенная индлу.
   — Хижина? С циновкой на полу и костром?
   — Да.
   — Вы не считаете такое жилище не соответствующим своему положению?
   — Напротив. Я с радостью живу по обычаям моего народа, если предоставляется такая возможность.
   — Кто-нибудь еще размещался в хижине вместе с вами?
   — Мой водитель и мои телохранители.
   — Мисс Ниони не приходила к вам в хижину?
   — Это было бы нарушением традиций и закона племени.
   — Обвинитель использовал слово «исифеби». Что вы об этом думаете?
   — Он может использовать это слово по отношению к знакомым ему женщинам. Я не знаю ни одной, к кому подходило бы это определение.
   Судья снова улыбнулся, а помощник обвинителя ткнул Абеля Кхори локтем в бок.
   — Господин министр, кто-нибудь знал о вашем намерении посетить миссию Тути?
   — Я не делал из этого тайны. Даже сделал пометку в настольном дневнике.
   — У вас есть этот дневник?
   — Нет. Я попросил секретаря передать его защите, но его не оказалось на столе.
   — Понятно. Вы сообщили водителю о пункте назначения, когда приказывали подготовить машину?
   — Да.
   — Он утверждает, что вы этого не сделали.
   — Значит, его подвела память или на него повлияли. — Тунгата пожал плечами.
   — Очень хорошо. Итак, в ту ночь, когда вы ехали по дороге между Карой и миссией Тути, вам повстречалось какое-либо транспортное средство?
   — Да, на темной дороге стоял грузовик в противоположном направлении.
   — Сообщите суду, что произошло потом.
   — Водитель грузовика включил фары, потом мигнул ими три раза. Одновременно он выехал на середину дороги.
   — То есть заставил вашу машину остановиться?
   — Именно так.
   — Что вы сделали потом?
   — Я сказал водителю: «Прижмись к обочине, но будь осторожен. Может быть засада».
   — Значит, вы не ожидали увидеть на дороге грузовик?
   — Нет.
   — Вы не сказали: «Вот они, прижмись к обочине»?
   — Нет.
   — Что вы имели в виду, говоря: «Может быть засада»?
   — В последнее время многие машины были атакованы вооруженными бандитами, особенно на пустынных дорогах и ночью.
   — Что вы чувствовали?
   — Я предчувствовал беду.
   — Что произошло потом?
   — Мои телохранители вышли из «мерседеса» и пошли поговорить с водителем грузовика.
   — Вы могли видеть водителя грузовика со своего места в «мерседесе»?
   — Да. Я не знаю этого человека и никогда не встречался с ним прежде.
   — Какова была ваша реакция?
   — Я был крайне насторожен.
   — Что произошло потом?
   — На дороге позади нас вдруг появились фары. Потом раздался чей-то голос, приказывавший моим людям сдаться и бросить на землю оружие. Мой «мерседес» окружили вооруженные люди, меня насильно вытащили из машины.
   — Вы узнали этих людей?
   — Да. Когда меня вытащили из машины, я узнал генерала Фунгаберу.
   — Это успокоило вашу тревогу?
   — Напротив, я понял, что моя жизнь находится в опасности.
   — Почему, господин министр?
   — Генерал Фунгабера командует бригадой, знаменитой своими безжалостными действиями по отношению к известным матабелам.
   — Ваша светлость, я возражаю! — закричал Абель Кхори. — Третья бригада является частью регулярной армии, а генерал Фунгабера — известный и пользующийся уважением офицер.
   — Возражение обвинения оправдано. — Судья вдруг задрожал от ярости. — Я не позволю использовать этот зал для оскорбления выдающегося офицера и его храбрых солдат. Я не допущу, чтобы обвиняемый в моем присутствии распространял межплеменную ненависть и предрассудки. Предупреждаю, я без промедления обвиню вас в неуважении к суду, если продолжите говорить в подобном ключе.
   Джозеф Петал позволил своему свидетелю успокоиться в течение тридцати секунд после столь грозной тирады.
   — Вы сказали, что ваша жизнь была в опасности?
   — Да, — тихо ответил Тунгата.
   — Вы были крайне взволнованы?
   — Да.
   — Вы видели, как солдаты выгружали из грузовика слоновую кость и меха. Как вы отреагировали на это?
   — Я решил, что меха и слоновая кость будут использованы каким-то образом, я не знал точно каким, чтобы обвинить меня и убить.
   — Возражаю, ваша светлость! — закричал Абель Кхори.
   — Последнее предупреждение обвиняемому, — угрожающим тоном произнес судья Домашава.
   — Что произошло потом?
   — Мисс Джей вышла из машины и подошла ко мне. Солдаты отвлеклись. Я знал, что это — мой последний шанс. Я схватил мисс Джей, чтобы солдаты не могли стрелять, и попытался скрыться на «лендровере».
   — Благодарю вас, господин министр. — Мистер Джозеф Петал повернулся к судье. — Милорд, мой свидетель только что перенес достаточно утомительный допрос, могу я просить суд объявить перерыв до завтрашнего утра, чтобы он имел возможность восстановить силы?
   Абель Кхори мгновенно вскочил с жаждой крови во взгляде.
   — Еще нет и полудня, обвиняемый давал показания менее тридцати минут, и адвокат обращался с ним recte et suaviter.Для такого опытного и тренированного солдата это не более чем безделица per se, —Абель Кхори от волнения перешел на латынь.
   — Мы продолжим, мистер Петал, — объявил судья, и защитнику оставалось только пожать плечами.
   — Ваш свидетель, мистер Кхори.
   Абель Кхори, попав в родную стихию, впал в лирику.
   — Вы показали, что опасались за свою жизнь, но я смею уверять, что вы ощутили приступ вины, смертельного страха возмездия, вы пришли в ужас от перспективы предстать перед народным судом в показательном процессе, от того, что вы можете почувствовать весь гнев этого образованнейшего человека в алой мантии.
   — Нет.
   — Только чувство вины малодушного человека заставило вас совершить серию гнусных бессердечных преступлений…
   — Нет, вы не правы.
   — Схватив прелестную мисс Джей, вы использовали излишнюю силу, выворачивая ее нежные молодые руки. Вы наносили ей сильнейшие удары.
   — Я ударил ее лишь один раз, чтобы она не выпрыгнула из мчавшегося на большой скорости автомобиля и не нанесла себе действительно серьезную травму.
   — Разве вы не наставили смертоносное оружие, а именно армейский автомат, который, как вы знали, был заряжен, на генерала Питера Фунгаберу?
   — Я угрожал ему автоматом, в этом вы правы.
   — А потом вы выстрелили в нижнюю часть его тела, а именно в живот.
   — Я не стрелял в Фунгаберу. Я намеренно промахнулся.
   — А я уверяю, что вы намеревались убить генерала, и его спасла только превосходная реакция.
   — Если бы я хотел убить его, — тихо сказал Тунгата, — он был бы мертвым.
   — Вы понимали, что воруете государственную собственность, когда угоняли «лендровер»? Вы наставляли автомат на мистера Крейга Меллоу? Вы не станете утверждать, что только вмешательство отважной мисс Джей спасло ему жизнь?
   Почти час Абель Кхори налетал на невозмутимую фигуру, сидевшую на скамье подсудимых, вырывал из Тунгаты признания, а когда сел с видом бойцового петуха, Крейг понял, что мистер Джозеф Петал дорого заплатил за то небольшое преимущество, которое получил, вызвав своего клиента в качестве свидетеля.
   Тем не менее заключительная речь мистера Петала была чудесно построена и призвана вызвать симпатию к Тунгате, объяснить и оправдать его действия, но в то же время не оскорбить патриотические или родовые чувства судьи.
   — Я вынесу решение завтра, — объявил судья Домашава. Все встали, и зрители, возбужденно обсуждая процесс, начали выходить в коридор.
   — Впервые за весь процесс я испытала жалость, когда Сара стала давать показания, она — такая милая девочка, — сказала Сэлли-Энн за обедом.
   — Девочка? Думаю, она на пару лет старше тебя. — Крейг хмыкнул. — Значит, ты просто грудной ребенок.
   Она решила не обращать внимания на его шутку и серьезно продолжила:
   — Она так верит в него, что на мгновение даже я засомневалась в том, что видела собственными глазами. Потом Абель Кхори вернул меня на землю.

* * *

 
   Господин судья Домашава зачитывал решение своим отчетливым, как у старой девы, голосом, который совсем не подходил к серьезности предмета. Сначала он перечислил события, которые не вызывали разногласий ни у обвинения, ни у защиты, потом продолжил:
   — Защита была построена на двух опорах. Во-первых, мы выслушали показания мисс Сары Ниони, согласно которым обвиняемый ехал, как нас заверили, на любовное свидание, и встреча с грузовиком была совпадением или подстроена каким-то неведомым образом неизвестными лицами.
   Мисс Ниони произвела на суд впечатление наивной и неискушенной молодой девушки, и ее признания были сделаны явно под влиянием обвиняемого. Более того, суд был вынужден рассматривать утверждения обвинения о том, что мисс Ниони находилась под таким влиянием обвиняемого, что могла быть соучастницей в подготовке партии контрабанды…
   На основании вышеизложенного суд отвергает показания мисс Ниони как потенциально пристрастные и недостоверные…
   Второй опорой защиты было предположение, что жизнь обвиняемого подвергалась опасности или он считал, что она подвергалась опасности со стороны арестовывавших его офицеров, и на этом основании обвиняемый предпринял ряд действий в порядке самозащиты.
   Генерал Фунгабера является офицером с безукоризненной репутацией, высокопоставленным государственным служащим. Третья бригада является элитным подразделением регулярной армии, а служащие в ней солдаты — закаленными в боях, но тем не менее дисциплинированными и обученными военнослужащими.
   Таким образом, суд категорически отвергает утверждение обвиняемого о том, что сам генерал Фунгабера или находившиеся в его подчинении люди могли представлять пусть даже малейшую опасность для его безопасности, не говоря уже о жизни. Суд также отвергает утверждение обвиняемого о том, что он считалтакую опасность вполне вероятной.
   Соответственно, я подхожу к первому обвинению, а именно добыче и экспорту продуктов, связанных с охраняемыми животными. Я признаю обвиняемого виновным и приговариваю к максимальному наказанию, предусмотренному законом, — двенадцать лет каторжных работ.
   По второму обвинению, а именно захвату и удержанию заложника, я признаю обвиняемого виновным и приговариваю его к десяти годам каторжных работ.
   По третьему обвинению, а именно нападению с применением оружия, я признаю обвиняемого виновным и приговариваю его к шести годам каторжных работ…
   …нападение с намерением причинения телесного повреждения — шесть лет каторжных работ…
   …покушение на убийство — шесть лет каторжных работ…
   …я приказываю применять все эти приговоры последовательно, без отсрочки даже части любого из них…
   Даже Абель Кхори вздрогнул, услышав последнюю фразу. Общий срок заключения составлял сорок лет. Даже в случае сокращения срока за примерное поведение Тун-гата проведет в лагере более тридцати лет, то есть остаток своей полезной жизни.
   В конце зала какая-то женщина закричала на синдебеле:
   — Баба! Наш отец! Они отбирают у нас отца! Другие подхватили крик:
   — Отец нашего народа! Наш отец умер для нас! Какой-то мужчина запел сочным баритоном:
    Почему вы рыдаете, вдовы шангани…
    Почему вы плачете, сыновья кротов,
    Когда ваши отцы выполняюсь приказы короля?
   Это была одна из боевых песен полков короля Лобенгулы, а певцом был мужчина в расцвете сил, с умным лицом и коротко остриженной бородкой, в которой только начала появляться седина. Он пел, и слезы текли по его щекам и исчезали в бороде. В другое время он мог быть индуной одного из королевских полков. Песню подхватили стоявшие рядом мужчины, и господин судья Домашава в ярости вскочил на ноги.
   — Немедленная тишина в зале, или я прикажу очистить его, а зачинщиков обвинить в неуважении к суду! — постарался он перекричать певших, но только через пять минут приставам удалось восстановить порядок.
   Тунгата стоял молча, едва заметная улыбка блуждала по его губам. Когда охранники выводили его из зала, он отыскал взглядом Крейга и подал ему последний сигнал. Раньше они использовали его только в шутку, после того как померялись силами в борьбе или в другом дружеском соревновании. Теперь Тунгата использовал его со всей серьезностью. Этот жест означал: «Мы равны, счет ничейный». Крейг понял его до конца. Он потерял ногу, Тунгата — свободу. Наконец они были равны.
   Сара Ниони поднялась на скамью и протянула к нему поверх голов руки. Тунгата подал последний сигнал и ей: «Скрывайся! Ты в опасности».
   По изменившемуся выражению лица девушки Крейг понял, что команда была понятна для нее, а потом надзиратели потащили Тунгату Зебива вниз, туда, где находились камеры.
   Крейг Меллоу с трудом пробирался сквозь толпу поющих и рыдающих матабелов, которые окружили здание Верховного суда и даже остановили движение на широкой дороге перед его фасадом. Он тянул за собой Сэлли-Энн и бесцеремонно оттолкнул журналистов и фотографов, пытавшихся преградить им дорогу.
   На стоянке он усадил Сэлли-Энн на переднее сиденье, обежал «лендровер» и пригрозил кулаком наиболее настойчивому, не желавшему сдаваться фотографу. Он поехал прямо к ее дому и остановился у входа. Двигатель он выключать не стал.
   — Что теперь? — спросила Сэлли-Энн.
   — Не понимаю вопроса, — резко сказал он.
   — Эй! — воскликнула она. — Ты не забыл? Я — твой друг.
   — Извини. — Он тяжело опустился на руль. — Отвратительно себя чувствую, просто отвратительно.
   Она ничего не сказала, но в ее взгляде он увидел сочувствие.
   — Сорок лет, — прошептал он. — Этого я не ожидал. Если бы я знал…
   — Ты ничего не мог сделать, ни тогда, ни сейчас. Он ударил кулаком по рулю.
   — Бедняга! Сорок лет!
   — Ты зайдешь? — спросила она, но он только покачал головой.
   — Мне нужно возвращаться в «Кинг Линн». Я забросил все дела, пока длился этот чудовищный процесс.