Смит Уилбур. Леопард охотится ночью

   Солнце показалось над вершиной горы и осветило золотыми лучами склон. Действуя сухой веткой как рычагом, Тунгата с помощью одного из солдат сдвинул с места очередную глыбу, и внутренняя стена с грохотом осыпалась. Они едва успели отскочить в сторону. Закашлявшись от поднятой пыли, они уставились на появившееся в стене отверстие.
   Из пещеры воняло, как изо рта пьяницы, темнота в ней казалась мрачной и угрожающей.
   — Ты — первый, — сказал Питер Фунгабера, но Тунгата медлил. Его охватил суеверный ужас. Он был образованным и умным человеком, но оставался африканцем. Это место охраняли духи племени и предков. Он посмотрел на Питера Фунгаберу и понял, что тот испытывал такой же сверхъестественный ужас, несмотря на зажатый в руке фонарь, аккумуляторы которого он берег именно для такого момента.
   — Вперед! — приказал Питер Фунгабера. Даже грубый тон не мог скрыть его волнения, и Тунгата, чтобы пристыдить генерала, храбро перешагнул через камни и вошел в пещеру.
   Он постоял, подождал, пока глаза привыкнут к темноте, чтобы получше разглядеть пещеру. Ровный пол под ногами круто уходил вниз. Пещера явно была логовом животных и жилищем древних людей на протяжении многих тысячелетий, прежде чем стала гробницей короля.
   Питер Фунгабера, остановившись за спиной Тунгаты, осветил фонарем стены и потолок пещеры. Потолок был покрыт сажей от древних костров, а стены испещрены рисунками живших здесь желтокожих бушменов. На стенах в цвете были изображены стада буйволов, высокие пятнистые жирафы, носороги и рогатые антилопы, не забыл древний художник изобразить и собственный народ. Похожие на палки фигурки с резко выраженными, похожими на горбы верблюда ягодицами и огромными эрегированными половыми членами, подчеркивающими мужскую силу, преследовали с луками в руках стада животных.
   Питер Фунгабера равнодушно скользнул лучом по этой великолепной галерее и направил фонарь в глубь пещеры. Проход в скалах сужался и терялся за крутым поворотом в глубине скалы. Темнота в нем казалась таинственной.
   — Вперед! — приказал он, и Тунгата осторожно пошел вперед по уходившему вниз полу.
   Они подошли к горловине и вынуждены были согнуться, чтобы пройти ее. Тунгата прошел еще шагов пятьдесят по каменному коридору и замер.
   Он оказался в просторном зале с куполообразной крышей в двадцати футах над его головой. Питер Фунгабера осветил ее фонарем. У дальней стены на высоте плеча они увидели небольшой карниз, а потом луч фонаря осветил какие-то предметы на нем.
   Какое-то время Тунгата смотрел на них, ничего не понимая, потом разглядел колесо от повозки выше быков, которые таскали такие повозки более сотни лет назад. Через мгновение он рассмотрел, и саму повозку. Ее давно разобрали на части, чтобы занести в пещеру.
   — Повозка Лобенгулы, — прошептал он. — Он так дорожил ею. Когда быки пали, ее тянули воины.
   Питер Фунгабера подтолкнул его стволом пистолета, и они пошли вперед по камням.
   Они увидели стоявшие, как снопы, винтовки — старые винтовки «лии-энфилд», которыми Роде расплатился с Лобенгулой за концессии. Винтовки и сто золотых соверенов ежемесячно — такой была цена за страну и проданный в рабство народ. На карнизе лежали и другие предметы: кожаные мешки с солью, скамьи и ножи, бусы и украшения, табакерки из рогов и ассегаи с широкими лезвиями.
   — Быстрей, — подогнал его обуреваемый алчностью и нетерпением Фунгабера, — Мы должны найти его труп, алмазы должны быть там.
   Кости! Луч фонаря выхватил из темноты кучу костей ниже карниза. Череп! Он невесело улыбался им из-под шапки спутанных волос.
   — Это он! — ликующе закричал Фунгабера. — Мы нашли старого дьявола! — Он упал на колени рядом со скелетом.
   Тунгата вел себя более сдержанно. Он встревожился на мгновение, но потом понял, что скелет принадлежал какому-то низкорослому, чуть больше ребенка, старику, к тому же на верхней челюсти не хватало нескольких зубов. Лобенгула был крупным мужчиной с превосходными белоснежными зубами. О его улыбке ходили легенды. Рядом со скелетом валялись принадлежности знахаря: бусы, ракушки, кости животных, рога антилоп с магическими лекарствами, пояс, украшенный черепами змей. Даже Питер понял свою ошибку и поспешно вскочил на ноги.
   — Это не он! — завопил Фунгабера. — Этого знахаря, вероятно, принесли в жертву и сделали стражем гробницы.
   Луч фонаря заплясал по стенам зала.
   — Где он? Ты должен знать. Тебе должны были сказать.
   Тунгата молчал. Как раз над скелетом знахаря он увидел выступ на карнизе, плоскую площадку. Все имущество короля было аккуратно разложено вокруг этого выступа, а скелет принесенного в жертву человека находился ниже. Выступ сразу же привлекал внимание и являлся идеальным местом для тела короля. Питер Фунгабера тоже почувствовал это и направил на выступ луч фонаря.
   Каменная площадка была пуста.
   — Его здесь нет, — произнес Питер хриплым от разочарования голосом. — Тело Лобенгулы исчезло!
   Тунгата сделал правильный вывод, заметив, что наружная стена, закрывавшая вход в пещеру, была разобрана, а потом сложена не так тщательно, как раньше. Гробница старого короля давно была разграблена. Тело давно унесли, а вход в пещеру заделали, чтобы скрыть следы осквернения.
   Питер Фунгабера поднялся на каменную площадку и принялся ползать по ней на карачках. Тунгата равнодушно наблюдал за ним, поражаясь, в какое нелепое существо могла превратить алчность даже такого опасного и сильного человека, как Фунгабера. Генерал что-то бормотал про себя, перебирая скрюченными пальцами пыль.
   — Посмотри! Посмотри на это! — Он поднял какой-то маленький предмет, и Тунгата подошел ближе. Он узнал черепок от глиняного горшка, украшенный ромбическим узором, — так традиционно матабелы украшали горшки для пива.
   — Горшок для пива, — пробормотал Питер. — Один из горшков с алмазами разбился! — Он отбросил черепок и принялся еще более лихорадочно рыться в мусоре, поднимая облака пыли, которые медленно танцевали в луче фонаря.
   — Есть! — Он нашел что-то еще. Что-то совсем маленькое. Он зажал предмет, не больше грецкого ореха, между большим и указательным пальцами. Луч фонаря, направленный на предмет, мгновенно превратился в сотни радужных лучиков, которые осветили лицо Питера Фунгаберы.
   — Алмаз, — произнес он с благоговейным трепетом, медленно поворачивая камень.
   Это был неограненный камень, но настолько симметричной формы, что каждая идеальная грань ловила и отражала даже слабый свет фонаря.
   — Как он прекрасен! — пробормотал Фунгабера, поднося камень к глазам.
   Алмаз представлял собой идеальный восьмигранник, и цвет его, даже при искусственном свете фонаря, был чистым, как вода в горном ручье.
   — Прекрасен, — повторил Фунгабера. Выражение восторженной мечтательности постепенно исчезало с его лица.
   — Только один, — прошептал он. — Один камень, оброненный в спешке, вместо пяти горшков, полных алмазов.
   Он перевел взгляд с алмаза на Тунгату. Свет низко опущенного фонаря придавал его лицу демонический вид.
   — Ты знал, — хрипло произнес Фунгабера. — Я чувствовал, что ты что-то скрываешь. Ты знал, что алмазы унесли, и знал, куда.
   Тунгата покачал головой, но Фунгаберой уже овладевала ярость. Его лицо исказилось, покрытые белой пеной губы шевелились беззвучно:
   — Ты знал!
   Он бросился с карниза на Тунгату с яростью раненого леопарда.
   — Ты скажешь! — пронзительно завопил Фунгабера. — Ты все мне скажешь!
   Он ударил Тунгату по лицу стволом пистолета.
   — Говори! Говори, где они!
   Удары градом сыпались на лицо Тунгаты.
   — Говори, где алмазы!
   Сталь рассекла щеку Тунгаты до кости, и он упал на колени. Питер Фунгабера заставил себя отойти и прислонился к каменному карнизу, подавляя ярость.
   — Нет, — произнес он тихо. — Так слишком просто. Он должен помучиться…
   Он скрестил руки на груди, с трудом сдерживаясь, чтобы не броситься на Тунгату.
   — В итоге ты все мне скажешь. Ты будешь умолять, чтобы я разрешил тебе показать, где лежат алмазы. Ты будешь умолять, чтобы я убил тебя.

* * *

 
   — Младенцы в дремучем лесу, — сказал Морган Оксфорд. — Это я о вас. Господи, засадили нас всех в дерьмо по самые уши.
   Морган Оксфорд прилетел из Хараре, как только ему сообщили, что полиция Ботсваны подобрала в пустыне Сэлли-Энн и Крейга.
   — Американскому послу и британцам вручены ноты Мугабе. Британцы подпрыгивают и плюются пеной. Им ничего о тебе, Крейг, неизвестно, а ты являешься британским подданным. Мне кажется, они хотели бы запереть тебя в башне и отрубить башку.
   Морган стоял у больничной койки Сэлли-Энн. Он не захотел сесть на предложенный Крейгом стул.
   — Что касается тебя, мисс, господин посол просил передать, что желает видеть тебя на борту первого же самолета, вылетающего в Штаты.
   — Он не имеет права мне приказывать, — прервала поток его горьких обвинений Сэлли-Энн. — Здесь не Советская Россия, а я — свободная гражданка.
   — Не надолго. Особенно если попадете в лапы Мугабе! Убийство, вооруженное восстание и несколько других обвинений…
   — Все ложные!
   — Ты и твой приятель оставили за собой горы трупов, как банок из-под пива после пикника на День труда. Мугабе вступил в переговоры об экстрадиции с правительством Ботсваны..,
   — Мы — политические беженцы, — выпалила Сэлли-Энн,
   — Скорее Бонни и Клайд, моя милая, по крайней мере, по словам правительства Зимбабве.
   — Сэлли-Энн, — вмешался в разговор Крейг. — Ты не должна волноваться…
   — Волноваться? — воскликнула Сэлли-Энн. — Нас ограбили и избили, меня угрожали изнасиловать, потом расстрелять, а теперь официальный представитель Соединенных Штатов Америки, государства, гражданкой которого я являюсь, врывается в мою палату и называет нас преступниками.
   — Я никем вас не называю, — спокойно возразил Морган Оксфорд. — Просто предлагаю уносить прелестную задницу из Африки поближе к мамочке.
   — Он называет нас преступниками, а потом начинает демонстрировать свой мужской шовинизм…
   — Полегче, Сэлли-Энн, — Морган Оксфорд устало поднял руку, — начнем с начала. Вы попали в беду, мы все попали в беду. Нужно что-нибудь придумать.
   — Может быть, присядешь? — Крейг придвинул стул, Морган устало опустился на него и закурил «честерфилд».
   — Кстати, как вы? — спросил он.
   — Спасибо, что спросил, мой милый, — язвительно произнесла Сэлли-Энн.
   — Она сильно пострадала от обезвоживания. Подозревали почечную недостаточность, три дня ставили капельницы и кормили только жидкой пищей. В итоге все оказалось о'кей, по крайней мере, в этой области. Кроме того, существовала опасность трещины в черепе, но, слава Богу, результаты рентгена оказались отрицательными. Легкое сотрясение мозга, не более. Обещали выписать завтра утром.
   — Она может лететь?
   — Я так и думала, что твоя трогательная заботливость…
   — Послушай, Сэлли-Энн, ты — в Африке. Если попадешь в руки правительства Зимбабве, мы ничем не сможем помочь. Все ради твоего же блага. Посол…
   — Трахала я посла, — с удовольствием сказала Сэлли-Энн, — и тебя тоже, Морган Оксфорд.
   — Не знаю, как к этому отнесется его превосходительство, — Морган впервые улыбнулся, — что же касается меня… Когда начнем?
   Даже Сэлли-Энн не удержалась от смеха.
   Крейг решил воспользоваться смягчением обстановки.
   — Морган, можешь положиться на меня. Она поступит правильно…
   Сэлли-Энн немедленно приготовилась отразить очередные шовинистские нападки, но Крейг едва заметно нахмурился и покачал головой.
   Морган повернулся к Крейгу.
   — Что касается тебя, Крейг… Как, черт возьми, они узнали, что ты работаешь на агентство?
   — А я работал? — изумленно спросил Крейг. — Мне никто не говорил.
   — А кто такой Генри Пикеринг, по-твоему? Санта Клаус?
   — Генри? Вице-президент Всемирного банка.
   — Младенцы, — простонал Морган, — в дремучей чаще. — Он собрался с духом и произнес: — Как бы то ни было, все кончено. Связь прервана. Если может быть быстрее, чем немедленно, можешь считать это датой окончания твоей работы на агентство.
   — Я послал Генри полный отчет три дня назад…
   — Да! — Морган кивнул. — О том, что Питер Фунгабера является ставленником Москвы. Питер — машон, русские и близко к нему не подойдут. Вбей в свою дурную голову: генерал Фунгабера ненавидит русских, причем давно, кроме того, у нас ним неплохие отношения, совсем неплохие. По-моему, сказано достаточно.
   — Морган, ради Бога. Значит, он ведет двойную игру. Об этом мне сказал его личный адъютант — капитан Тимон Ндеби.
   — Который весьма кстати оказался покойником, — напомнил ему Морган. — Чтобы ты не слишком сильно расстраивался, могу сообщить, что мы обработали твой отчет на компьютере и получили результаты, свидетельствующие, что вероятность равна трем с минусом. Генри Пикеринг просил передать тебе самую искреннюю благодарность.
   — Морган, — вмешалась в разговор Сэлли-Энн, — ты же видел мои фотографии сожженных деревень, убитых детей, опустошений, которые оставляет за собой Третья бригада…
   — Как говорится, яйца для омлета, — перебил ее Морган. — Естественно, мы не сторонники насилия, но Фунгабера настроен против русских, а матабелы — совсем наоборот. Мы вынуждены поддерживать антикоммунистические режимы, даже если нам не нравятся их методы. В Сальвадоре тоже гибнут женщины и дети. Значит, мы должны перестать оказывать помощь этой стране? Должны отступать, если поддерживаемые нами люди не выполняют все пункты Женевской конвенции? Пора взрослеть, Сэлли-Энн, ты живешь в реальном мире.
   Тишину в крошечной палате нарушало только потрескивание расширявшегося от солнечного тепла оцинкованного железа на крыше. На опаленной солнцем лужайке за окном прогуливались ходячие пациенты, одетые в розовые халаты с надписью «Министерство здравоохранения Ботсваны» на спинах
   — Это все, что ты хотел нам сказать? — спросила наконец Сэлли-Энн.
   — А этого недостаточно? — Морган затушил сигарету и встал. — Вот еще что, Крейг. Генри Пикеринг просил передать, что Земельный банк Зимбабве аннулировал поручительство по твоему кредиту. Основанием явилось официальное признание тебя врагом народа. Генри просил передать также, что он будет ждать выплаты суммы кредита с процентами. Ты понимаешь, о чем я говорю?
   — К сожалению. — Крейг кивнул с мрачным видом.
   — Он сказал, что постарается что-нибудь придумать, когда ты возвратишься в Нью-Йорк, но пока банк был вынужден заморозить все твои счета и вручить твоим издателям судебный запрет на выплату каких-либо гонораров.
   — Я так и думал.
   — Мне очень жаль, Крейг. — Морган протянул ему руку. — Мне понравилась твоя книга, действительно понравилась. Мне понравился ты сам. Мне очень жаль, что все так закончилось.
   Крейг проводил его до зеленого «форда» с дипломатическими номерами.
   — Окажешь мне последнюю услугу?
   — Если смогу, — ответил Морган, мгновенно насторожившись.
   — Перешлешь пакет моему издателю в Нью-Йорк? — Морган уже не скрывал настороженности, и Крейг торопливо добавил: — Это всего лишь последние страницы моей новой рукописи, даю тебе слово.
   — Тогда ладно, — с сомнением в голосе произнес Морган. — Он их получит.
   Крейг сходил за своей драгоценной сумкой «Бритиш Эрвейс» к взятому напрокат «лендроверу», стоявшему в дальнем углу стоянки.
   — Позаботься о ней, — попросил он. — В ней мое сердце и надежда на спасение.
   Он проводил зеленый «форд» взглядом и вернулся в больницу.
   — Что означают все эти разговоры о банках и кредитах? — спросила Сэлли-Энн, когда он вошел в палату.
   — Они означают, что я был миллионером, когда просил твоей руки. — Крейг присел на край койки. — Сейчас я разорен, насколько может считаться разоренным человек, у которого нет за душой ничего, а есть лишь пара миллионов долга.
   — У тебя есть новая книга. Эш Леви считает, что она будет бестселлером.
   — Любимая, если я буду писать по бестселлеру каждый год, то смогу выплачивать лишь проценты по долгу Генри Пикерингу и его банкам.
   Она молча смотрела на него.
   — Я хочу сказать, что мое начальное предложение подлежит пересмотру, у тебя появилась возможность передумать. Тебе совсем не обязательно выходить за меня замуж.
   — Крейг, — сказала она, — запри дверь и задерни шторы.
   — Ты шутишь, только не здесь, только не сейчас! Возможно, в этой стране это считается тяжким преступлением, незаконным сожительством или еще чем-нибудь.
   — Послушай, мистер, когда разыскивают за убийство и вооруженное восстание, незаконное кувыркание в постели с будущим супругом, даже нищим, не вызывает у меня особых опасений.

* * *

 
   На следующее утро Крейг забрал Сэлли-Энн из больницы. Она была одета все в те же джинсы, рубашку и кроссовки.
   — Сестра выстирала и заштопала одежду… — Она замолчала, увидев «лендровер». — А это откуда? Я думала, у нас совсем нет денег.
   — Компьютер еще не получил это приятное известие. Моя карточка «американ экспресс» до сих пор не аннулирована.
   — А это законно?
   — Когда ты должен несколько миллионов, леди, еще сотня-другая долларов не вызывает у меня серьезных опасений. — Он улыбнулся, поворачивая ключ в замке зажигания, и весело произнес: — Думаю, мистер Херц не обидится.
   — А ты не сильно расстраиваешься, — заметила Сэлли-Энн и придвинулась к нему.
   — Мы оба живы, а я считаю это достаточным основанием для праздника с салютом. Что касается денег… вероятно, я не рожден быть миллионером. Когда у меня были
   деньги, я все время думал о том, как бы их не потерять. Это лишало меня энергии. Теперь, когда я их потерял, я чувствую себя свободным и, в некотором роде, довольным.
   — Ты счастлив, потеряв все, что имел? — Она посмотрела него внимательней. — Даже для тебя это слишком!
   — Я не счастлив, нет, — возразил он. — Я действительно жалею о том, что лишился «Кинг Линн» и «Вод Замбези». Мы могли превратить их в нечто чудесное. Об этом я жалею, а еще я жалею Тунгату Зебива.
   — Да, мы его уничтожили. Если бы мы могли хоть что-нибудь сделать для него.
   — Ничего. — Крейг покачал головой. — Мы не знаем, жив ли он, и даже если верить словам Тимона, не знаем, где он и как его найти.
   Они миновали железнодорожный переезд и выехали на главную улицу Францистауна.
   — «Жемчужина севера», — сказал Крейг. — Население — две тысячи жителей, основная отрасль промышленности — потребление алкогольных напитков, причина существования — неизвестна.
   Он остановил машину у единственного в городе отеля.
   — Как видишь, все население в данный момент находится в баре.
   Молодая привлекательная девушка за стойкой тем не менее оказалась весьма эффективным работником.
   — Мистер Меллоу, вас ждет дама, — сообщила она, не успел Крейг войти в холл.
   Крейг узнал девушку только после того, как Сэлли-Энн подбежала и обняла ее.
   — Сара! — воскликнула она. — Как ты здесь оказалась? Как ты нас нашла?
   Из мебели в номере Крейга были две односпальные кровати, туалетный столик между ними и деревянный стул. Изношенный до дыр псевдоперсидский ковер закрывал выкрашенный красной краской бетонный пол. Девушки расположились на одной из кроватей, поджав под себя ноги чисто женским движением.
   — В Красном Кресте мне сообщили, что вас нашла в пустыне полиция, мисс Джей.
   — Меня зовут Сэлли-Энн, Сара. Сара мягко улыбнулась.
   — Я не была уверена, что вы захотите увидеть меня, особенно после процесса. Потом друзья рассказали, как с вами обошлись солдаты Фунгаберы. Я подумала, что теперь вы понимаете, что я была права, что Тунгата никогда не был преступником, что он, как никогда, нуждается в друзьях.
   Она повернулась к Крейгу.
   — Он был вашим другом, мистер Меллоу. Он много рассказывал о вас. Он всегда говорил о вас с уважением и сильной любовью. Он сильно испугался за вас, узнав, что вы вернулись в Зимбабве. Он узнал, что вы захотели вернуть принадлежавшие вашей семье земли в Матабелеленде, и понял, что вам грозят страшные беды. Он сказал, что вы слишком добры, чтобы пережить тяжелые времена, которые вот-вот наступят. Он называл вас «Пуфо», то есть мечтателем, добрым мечтателем, но говорил, что вы упрямы и настойчивы. Он пытался защитить вас от беды. Он сказал: «В прошлый раз он потерял ногу, на этот раз может потерять жизнь. Я должен стать его врагом, чтобы остаться другом. Я должен заставить его уехать из Зимбабве».
   Крейг сидел на деревянном стуле с прямой спинкой и вспоминал о бурной встрече в кабинете Тунгаты, когда он пришел за помощью в приобретении «Кинг Линн». Все было игрой? Даже сейчас он верил в это с трудом. Ярость Тунгаты была слишком настоящей, слишком испепеляющей.
   — Прошу извинить меня, мистер Меллоу, если мои слова показались вам грубыми и оскорбительными. Я просто повторяю слова Тунгаты. Он был вашим другом. Он и сейчас ваш друг.
   — Не имеет значения, что он обо мне думал, — пробормотал Крейг. — Его, вероятно, уже нет среди живых.
   — Нет! — Сара впервые повысила голос, заговорила горячо, почти яростно. — Не говорите так! Он жив. Я видела его и говорила с ним. Они не могут убить такого человека!
   Крейг наклонился вперед так резко, что под ним заскрипел стул.
   — Ты видела его? Когда?
   — Две недели назад.
   — Где? Где он был?
   — В лагере Тути.
   — Сэм жив! — Крейг преобразился, произнеся эти слова. Плечи его расправились, голова поднялась, глаза заблестели. Он даже не заметил, что Сара плачет, потому что смотрел не на нее, а на стену над ее головой, пытаясь разобраться с потоком эмоций и идей, хлынувшим в голову.
   Сэлли-Энн обняла рыдающую Сару за плечи.
   — Мой любимый Тунгата. Что они с ним сделали! Они морили его голодом, избивали его. Он похож на побитую дворняжку. Остались только кости и покрытая шрамами кожа. Он ходит, как старик, только взгляд остался гордым.
   Сэлли-Энн молча прижала ее к себе. Крейг вскочил со стула и заходил по комнате. Она была слишком мала, и он, сделав четыре шага, вернулся назад. Сэлли-Энн достала из кармана скомканный носовой платок и протянула его Саре.
   — Когда будет готова «сессна»? — резко спросил Крейг. Протез поскрипывал каждый раз, когда он выносил вперед ногу.
   — Была готова еще на прошлой неделе, я же говорила тебе, — рассеянно ответила Сэлли-Энн, хлопоча над Сарой.
   — Полная вместимость?
   — «Сессны»? Один раз я перевозила шесть взрослых человек, но было очень тесно. Разрешается… — Сэлли-Энн замолчала, медленно повернулась к Крейгу с выражением крайнего изумления на лице.
   — Ради всего святого, Крейг, ты совсем сошел с ума?
   — Дальность полета с полной загрузкой? — спросил, не обращая внимания на вопрос, Крейг.
   — Тысяча двести морских миль в экономичном режиме. Неужели ты серьезно?
   — О'кей, — Крейг размышлял вслух. — Я могу перевезти на «лендровере» пару бочек. Ты можешь приземлиться для дозаправки на солончаке недалеко от границы. Я знаю подходящее место недалеко от Панда Матенга в пятистах километрах к северу отсюда. Это наиболее близкая точка перехода…
   — Крейг, — перебила его Сэлли-Энн хриплым от шока голосом, — ты знаешь, что они с нами сделают, если поймают?
   Сара, прижав платок к носу, внимательно смотрела на них.
   — Оружие, — пробормотал Крейг. — Нам понадобится оружие. Морган Оксфорд? Нет, он уже списал нас со счетов.
   — Автоматы? — спросила Сара сквозь слезы.
   — Автоматы и гранаты, — ответил Крейг. — Взрывчатка, все, что сможем найти.
   — Я могу найти автоматы. Некоторым нашим друзьям удалось сбежать. Сейчас они находятся здесь, в Ботсване. У них осталось оружие еще с войны.
   — Какое оружие?
   — Автоматы «бананы» и ручные гранаты.
   — АК, — обрадовался Крейг. — Сара, ты просто прелесть.
   — Мы вдвоем? — Сэлли-Энн побледнела, поняв, что Крейг говорит серьезно. — Вдвоем против Третьей бригады? Ты это задумал?
   — Нет, я пойду с вами. — Сара отбросила платок. — Нас будет трое.
   — Трое, просто замечательно! — воскликнула Сэлли-Энн. — Просто чудесно!
   Крейг остановился перед ними.
   — Во-первых, мы должны составить план лагеря Тути. Нанести на него все, что вспомним, до мельчайших деталей.
   Он снова заходил по комнате, чувствуя, что не может стоять на месте.
   — Во-вторых, мы встретимся с друзьями Сары и посмотрим, что они могут предложить. В-третьих, Сэлли-Энн слетает в Йоханнесбург и вернется на «сессне». Сколько времени тебе понадобится?
   — Могу вернуться дня через три. — Щеки Сэлли-Энн начинали розоветь. — Если захочу, конечно.
   — О' кей! Отлично! — Крейг потер руки. — Теперь можем заняться планом.
   Крейг заказал в номер бутерброды и бутылку вина, и они работали до двух часов ночи. Потом Сара ушла, обещав вернуться после завтрака. Крейг и Сэлли-Энн легли на узкую кровать, но оба были настолько возбуждены, что не могли заснуть.
   — Сэм пытался защитить меня, — удивленно произнес Крейг. — Он все время это делал.
   — Расскажи мне о нем, — прошептала Сэлли-Энн и, положив голову ему на грудь, стала слушать рассказ об их дружбе. Когда он замолчал, она тихо спросила: