Соболев Сергей Викторович. Бриллиантовый джокер

   Шуми, хотя и пил вроде бы наравне, похмельем сегодня, кажется, особо не мучился. Крюк, залпом выглохтав банку пива, чуток воспрял духом, вытащил из пачки сигарету, закурил. Из окна дома выглянула Чируха и тут же задернула занавески обратно. Крюк — хотя и не говорил это вслух — считал, вслед за теми немногими, кому доводилось с ней сталкиваться, что у хозяйки хутора «не все дома», что она человек с большими странностями. К ним двоим — особенно к Шуми — она относится хорошо, по-доброму, но кто его знает, что за мысли реально ворочаются в башке у этой ведьмы?..
   «Надо быть все время начеку! — в очередной раз подумал про себя Крюк. — Никому нельзя доверять… на кону, млин, стоит гора денег! Шуми, курвец, отсыпал лишь децал брилликов… а весь остальной „клад“ где-то прикопал! Нет, тянуть дольше нельзя… Ночью — сейчас тошно и башкарь трещит! — надо брать за хобот… и самого кореша Шуми и эту ведьму — днем они оба будут настороже!.. Узнать, где спрятаны брюлики… забрать камни… и ходу отсюда, ходу!!»
   Они присели на лавочку неподалеку от торцовой стены сарая. Вся округа — хотя время уже близилось к полудню — была затянута плотной влажной кисеей. Туманы, вообще-то, здесь частое явление. Местность низменная, изрядно заболоченная, кругом «немецкие» каналы, поросшие по берегам кустарником, ивняком и березой. Сразу несколько окрестных рек и мелких речушек, с поросшими камышом берегами, своими извивистыми путями вливаются в Куршский залив. После недавнего весеннего разлива некоторые «шоссейки» стали частично непроходимы для транспорта. Так, например, к хутору, где хозяйничала Чируха, может добраться на легковушке лишь человек, который хорошо знает данную местность. Иначе машина сядет по самое днище и еще не всякий трактор сможет ее выдернуть на относительно проходимый участок дороги… Вообще этот район считается одним из самых неблагополучных в Литве. Производства или турбизнеса здесь сроду не существовало. Колхозы порушены еще в начале девяностых, а фермеров, кто смог подняться, можно на пальцах перечесть. Молодежь либо сбежала в города, либо вообще подалась в эмиграцию. Многие живут контрабандой сигарет и спиртного — до границы с Калининградской областью от хутора Чирухи, к примеру, всего-то три километра…
   Что касается самой Чирухи, то многие окрестные люди — сами не очень-то нормальные, надо сказать — считают ее сумасшедшей. И в основном сторонятся ее владений. Кое-кто из аборигенов старшего поколения поговаривал, что эта «женщина-с-большими-странностями» когда-то была шутрой, разбитной бабенкой и некоторое время проживала в городе (вроде бы даже в Вильнюсе). В родные места она вернулась в начале восьмидесятых, — и не одна, а с двумя мелкими «выблядками» — причем где-то в это время с ней как раз и случился некий «сдвиг по фазе». Жила она тихо, вдвоем с матерью, — «выблядки», если это и вправду были ее дети, потом куда-то испарились — но временами сильно попивала. Иногда у нее появлялся мужик-приживала, но надолго возле нее никто не задерживался…
   Где-то около полугода назад умерла ее мать, такая же вредная старуха и — по слухам — тоже ведьма. Чирухе, которой самой уже было далеко за полтинник, достался хутор и почти шесть гектаров земли (большую часть площади занимает подходящий почти вплотную к хозпостройкам лиственный лесок). На весну и лето она берет — чтобы помогали по хозяйству — двух-трех «батраков», из числа бомжей, с которыми иногда и сама напивается самогоном до полного умопомрачения. Телефона у нее нет, но зато есть мобилка, которую купил ей Йозас-Шумахер — он же проплачивает «кредит». Когда тот ей прозвонил — во вторник поздно вечером — Чируха только-только отошла от почти двунедельной пьянки, после которой она прогнала вон своего нового и совершенно никчемного работника. И хотя она была Йозасу не родной матерью, а мачехой, она по-своему любила этого скупого на слова, но весьма расторопного в своем воровском деле парня, и готова была для него воистину на все…

* * *

   — Слушай, Шуми… Вот мы несколько лет с тобой и твоим брательником в одном интернате кантовались… Одной ложкой по малолетству дерьмо хлебали и дрались все время, стоя спина к спине…И на первое в жизни дело втроем сходили… когда хату у адвоката в Каунасе бомбанули, помнишь? Ты тогда классно в фортку пролез… кажись, четвертый этаж был? Гм… Помню, что две бабские шубы взяли… видяк… зелень… тогда еще в новинку американские рубли для нас были… Две бутылки французской «конины» там же прихватили… «Гамус» вроде называлось это пойло, от которого мы потом блевали дальше, чем видели?!
   — Коньяк тот назывался «Камю», — уточнил Шуми. — Это вы с Витасом на пару обожрались… вам уже тогда было лет, наверное, по пятнадцать? Я так шоколадом тогда обьелся… с орехами, помню, был… типа швейцарский или немецкий… потом еще долго даже смотреть на шоколад не мог… А с чего это ты вдруг вспомнил тот случай?
   — Да так, просто, — Крюк попытался щелчком отправить окурок прямиком в собачью миску, — полкан, вытянувшийся у кирпичной стены сарая, даже ухом не повел — но децал промахнулся. — Витас рассказывал, что ваш отец был… по отзывам знающих людей… первоклассным вором… О нем еще долго легенды ходили… Типа того, что он мог любую хату выпотрошить… что он чуть ли не фокусником был по жизни… что ему было достаточно глянуть на чела, и тот уже готов ему свой лопатник отдать… Ты его помнишь хоть немного, Шуми?
   — Очень смутно. — Йозас покосился на кореша, который только что откупорил вторую банку пива. — Мне было четыре года, когда он пропал… с концами! А чего это тебя, Крюк, вдруг пробило на воспоминания?
   — Да так… вспомнилось кое-что, — Крюк отхлебнул из банки, потом, вытерев ладонью губы, продолжил. — Ты даже по малолетству был серьезным парнишкой… Кстати, классно ты придумал… в том плане, чтобы перевести стрелки на Нестерова и его кореша-мордоворота!.. Это же из-за них твой брательник Витас загремел в «крытую»?
   — Ну да, — Шуми пожал плечами. — Витас попытался снять с одного хрена давний должок. Тот дал расписку в свое время, потом еще нехилые проценты накапали. Договорились, что должник перепишет на гражданскую жену брательника свою вильнюсскую квартиру. Витас в один момент прокололся: когда встречался на улице с «клиентом», пообещал… если не отдаст долги… зарыть его в землю живым. Ну а у того, как выяснилось, был клиентский договор с фирмой Нестерова… Эти двое снабдили его звукозаписывающей аппаратурой и еще посоветовали, как и что надо говорить, как себя вести в этой ситуации. Потом подключилась полиция… остальное ты знаешь не хуже меня…
   — Так ты, братишка, вроде как теперь поквитался с этими гадами? Отомстил им за брательника? А откуда ты, кстати, узнал про тот гараж… ну и про хутор, где они тусуются?
   — Я наблюдал за ними некоторое время, — Шуми скупо усмехнулся. — Не так, чтобы постоянно за ними следил, но кое-что все равно удалось о них узнать… Ты прав, хотелось какую-нить подлянку им подстроить. А тут, когда наш «купец» неожиданно дал дуба… У меня тогда щелкнуло в мозгу: дай-ка я повешу труп на этих двух частных детективов! Ну и про тебя вспомнил: думаю, надо корешу прозвонить, он же, млин, единственный, кроме брата, на кого я могу положиться в любом деле…
   — Прозвонил бы двумя днями позже, хрен бы застал в Вильнюсе! У меня на руках уже был билет до Дублина…
   — Ты мне об этом каждые полчаса напоминаешь…
   — …там сейчас для нашего брата… для воров и рекетиров… разлюли малина!.. Но кажись, Шуми, я не прогадал, что остался по твоей просьбе? Гм… Извини, кореш, я тебя перебил.
   — Когда я увидел «камни», меня, братишка, в натуре ажно мороз по коже продрал! Веришь, но я как-то сразу осознал, что это — не стекляшки, не «фальшак»! И что дальше… розыск же будет, млин!? За такие бабки, сам знаешь, людей наизнанку выворачивают! А тут еще Серый «купца» ломиком по башке… тот, правда, чуток ранее, когда вкурил, что за товар оказался в найденном нами контейнере, тут же за волыной полез!..
   — На свою голову…
   — Именно! И если бы не камни, я бы, возможно, сам позвонил Кривому и сдал бы этого мудака Серого бригадным…
   — Эт-то очень стремный вариант!
   — Да, я тоже так решил… и придумал эту фишку с детективами! Во-первых, — прикинул я про себя — обеспечу им крутые неприятности не только по линии полиции, но и по части «бригадных», для которых Бугор был не чужим человеком. А во-вторых… и полагаю, это у нас получилось… подставляя этих двух мужиков, мы тем самым автоматом направим на ложный след тех, кто — возможно и даже вероятно! — будет разыскивать угнанную «лагуну»! И тот контейнер с камнями, что мы случайно обнаружили в их тачке!..
   — Слушай, Шуми, ну ты и «мозг»! — Крюк после того, как всосал пару банок пива, почувствовал прилив энергии. — Это ж надо так запутать клубок! Ты как шахматист, млин… партию рассчитал типа на много ходов вперед!..
   — Партия эта, братишка, играется не только на крутые бабки, но и на человеческие жизни, — немного помолчав, изрек Шуми. — Раз уж мы присели тут с целью побазарить, обкашляем еще пару-тройку нюансов… Через каких пару дней скинем… анонимно опять!.. — наводку на то место, где приныкана «лагуна»! Я счас не знаю, как там дела у Нестерова и его кореша… что им предьявляют… но лично я не хотел бы сейчас оказаться в их шкуре! Нам же главное пока — не суетиться!.. Место это чистое, проверенное годами… можно хоть до второго пришествия тут отсиживаться…
   — Так подруга твоего брательника не в курсе? Может, Витас все ж таки проболтался ей про этот хутор? Или про Чируху что-нить рассказывал? А вдруг к ней кто-нибудь подкатится с расспросами?.. А она… может даже, не по злобе, а чисто по бабской глупости, даст чужим людям вредную для нас с тобой наводку?..
   — Ты у меня уже об этом спрашивал! Про эту нашу тайную лежку никто не знает: таков был наш с Витасом уговор! На меня в связи с этим угоном «косяк» вряд ли ляжет: я за пару дней до того, как решиться на угон в столице, цынканул кое-кому, что отправляюсь в Караляучюс ^[61]… что меня какое-то время не будет в Литве! Ну и плюс к этому у меня есть сменная «симка», привязанная к «соседям», — он показал рукой в направлении реки, за которой находилась уже территория Калининградской области. — Отсюда берет их вышку… когда звоню, на определении у абонента пробивается номерок из Кёнига… так что в плане алиби и прочего у меня все продумано…
   — он посмотрел на наручные часы. — Ну вот… ровно час прошел!
   — А если не напишут они того, что ты от них требуешь? — поднимаясь с лавочки, спросил Крюк. — Живыми их нельзя отсюда выпускать!.. Я пока, дружище, не очень врубаюсь, в какую игру ты пытаешься с ними сыграть?!
   — Доверься мне, брат, — подымаясь вслед за ним, сказал Шумахер. — Ты же сам только что признал, что у меня неплохо получается расставлять фигуры на шахматной доске…

* * *

   Где-то около получаса они всячески давили на бывших коллег по воровскому делу. Но те как уперлись на своем, — «напишем, что вы от нас хотите, так вы нас тут же и мочканете!..» — так и не сдвинуть их было с этой позиции… Крюк, рассвирипев, начал было мутузить Серого, — чем попало, и по чем попало — но Шуми, у которого по-прежнему были на этих двоих свои виды, вмешался и остановил насилие…
   — Даю вам еще децал времени на раздумие! — сказал Шумахер двум своим незадачливым напарникам. — Все равно будет так, как я вам сказал! Воду и жрачку больше получать не будете! Если не одумаетесь, мы вас к ночи определим в другое местечко… по сравнению с ним ваше нынешнее существование покажется сродни курортному!..
   Они заперли «камеру» и выбрались из сарая на свежий воздух. Увидев их, из старого, но еще крепкого дома показалась Чируха. Обнажив в улыбке свои сплошь золотые коронки и поблескивая черными, как у цыганки, глазами, хозяйка сказала:
   — Прошу в дом, бриллиантовые мои! Стол накрыт, пора обедать!..
   — Да, кстати, я бы не прочь перекусить, — пробормотал Крюк. — И децал выпить… от нервов!
   — Я тоже проголодался, — заявил Шуми. — Но надо, пожалуй, сделать кое-кому звонок… через «соседей»!..
   Чируха гостеприимным жестом показала на хату (она умела нравиться людям, умела располагать к себе, когда сама того хотела).
   — Ай бросьте… не печальтесь, соколики!.. Жизнь наша — шелуха ^[62]… кому полные карманы рыжья ^[63], а кому горсть сырой земли на крышку гроба… Так что живите без спешки! Ибо, как говорил один мой знакомый в далеком прошлом: «шаг за шагом — ближе к смерти»…

ГЛАВА 20
МАЛЬЧИК В ДЕРЕВНЕ НАШЕЛ ПУЛЕМЕТ

   Нестеров и его двое соратников отнеслись к угрозе со стороны «бригадных» весьма и весьма серьезно. После того, как Лапа — болтаясь между небом и землей — ответственно заявил, что братва приняла решение конкретно разобраться с теми, кто замучил до смерти хорошего чела по прозвищу Бугор, и сообщил, что косяк в этой связи падает на «шайку детективов», игнорировать эти вновь открывшиеся обстоятельства было бы не только глупо, но и небезопасно…
   Слон предложил сьездить на хутор бабушки Онуте. С целью раздобыть необходимые для дела «снасти» (без снасти, как известно, и блоху не поймаешь). А также для того, чтобы устроить себе небольшой отдых, — в относительно безопасном месте — потому что после сверхнапряженных событий нескольких последних суток они буквально с ног валились от усталости…
   Главная проблема — в понимании Мажонаса — заключалась сейчас не столько в отсутствии каких-то сведений касательно того, что за уроды киднэпнули его двоюродную сестру, сколько в остром дефиците арсенала средств, при помощи которых, — при наличии времени и известных навыков — можно как раз и добыть все необходимые сведения.. В настоящее время они, фигурально выражаясь — голые и босые. У Лапы они не стали отбирать ствол, бросили кобуру с пушкой рядом, выщелкнув обойму. Волыну у Грини реквизировали, — на фиг она ему с поломанной клешней? — но у него оказался частный вариант «браунинга» с вдвое уменьшенным против боевого оригинала показателем дульной энергии. Короче — игрушка, а не серьезный ствол… Их личное оружие, зарегистрированное по всем правилам в МВД, изьято сотрудниками Ровера. У Баси отобрали оружие при задержании, остальное — то, что хранилось в оружейном сейфе — изьяли уже в ходе проведения обысков. Когда вернут и вернут ли вообще — вопрос, как говорится, не из простых…
   Надо сказать, что Мажонас был так устроен, что без оружия он ощущал себя неполноценной личностью. Ему становилось как-то неспокойно. Как-будто у него отсутствовал какой-то жизненно важный орган. Он даже как-то тупел слегка (по собственному же заверению), хотя наличие — или отсутствие — ствола вроде бы напрямую не связано с мыслительным процессом…
   Ну а Стас чувствовал себя настолько разбитым и не способным к трезвому, аналитическому мышлению, что в ответ на эту его идею отправиться на «запасную базу», лишь устало махнул рукой: им действительно необходима небольшая передышка, иначе они наделают каких-нибудь глупостей…

* * *

   Они приехали на хутор, — на двух джипах — когда уже заметно рассвело. На хозяйстве застали одного лишь Вираса. Здешняя хозяйка Онуте, которой было уже далеко за семьдесят, и которая ни за что не хотела продавать доставшийся ей от предков хутор, по-прежнему недомогала (ее на время забрали к себе родители Мажонаса, проживающие в Панявежисе). Приезжал отец Римаса, пообщался с сотрудниками правохранительных органов, которые производили здесь обыск; он провел на хутор ночь и день, затем уехал в город, пообещав Вирасу приехать уже а понедельник. Слон, естественно, прозвонил своим. Доложил, что «жив-здоров», что их выпустили из крытой, но обстоятельства в ближайшие два или три дня не позволят ему встретиться с родными (а те, надо сказать, в последние годы уже были приучены, что их сын регулярно попадает в какие-то передряги). Главную «новость» — про то, что какие-то уроды похитили Ирму — детективы решили хранить в строгом секрете. Любая огласка сейчас может быть только во вред. Похитители ведь выставили жесткие условия; эти люди, прячущие лица под масками, ясно и четко дали понять главе детективного агентства Нестерову, что станется с адвокатом Мажоните, если об этой истории что-то пронюхают правохранительные органы…
   На правах старшего Стас приказал коллегам отдыхать, а сам заступил на дежурство. И уже только в половине девятого утра, когда ему удалось кое-как расстолкать Слона, он смог наконец позволить себе хоть немного поспать…

* * *

   Стас — он устроился на диване в единственной здесь гостевой комнате — проснулся за полчаса до оговоренного с напарником срока побудки. Хотя он проспал немногим более двух часов, чувствовал он сейчас себя не в пример лучше… по крайней мере, почти перестала болеть голова. Стас обулся, захватил куртку и вышел в горницу. Дверь в небольшую комнатушку, где стоит древняя, но еще крепкая деревенская кровать, — на ней обычно спит сама хозяйка — была приоткрыта. Баська, устроившаяся здесь на ночлег, спала как убитая. Стас укрыл девушку сбившимся в ноги одеялом — пусть еще хоть с полчасика поспит (ей ведь тоже не давали роздыху в крытой, прессовали, таскали на допросы)…
   В доме, как бы разделенном на две части, летнюю и зимнюю, он не обнаружил ни Вираса, ни своего напарника. Стас ополоснул лицо под умывальником, затем — за отсутствием зубной щетки — выдавил на палец пасту из тюбика и кое-как почистил зубы. Вышел через сени на подворье, выковырял из пачки сигарету, закурил. Времени было около одинадцати; день выдался прохладный, сырой, пасмурный. Деревья в яблоневом саду лишь приготовились цвести, весна в этом году запаздывала, настоящего тепла по сути еще не было. Стас оглядел привычную глазу панораму (на пару с Римасом он бывал здесь многократно — грибы, рыбалка, шашлыки, баня)… Сам дом, заметно удлиненный, цвета красного кирпича, только в прошлом году поменявший соломенную стреху на современное черпичное покрытие, находится как бы чуть на возвышении. Хутор с его несколько обветшавшими хозпостройками с трех сторон окружает смешанный лес, прореженный кое-где просеками. Причем лесной молодняк уже подступил вплотную там, где находятся баня и небольшой пруд-копанка. В западном направлении, сразу за очерченными жердяной изгородью грядами огорода, частью невскопанными и заметно оплывшими, простирается луговина, на которой соседи-фермеры выпасают своих буренок. Километрах в трех, на опушке еще одного лесного массива, виднеются постройки: там нарезана земля под строительство коттеджей… увы, цивилизация подбирается исподволь и к хутору бабушки Онуте, который ранее считался совершеннейшим медвежьим углом.
   Стас услышал какое-то бряцканье — звуки эти доносились, кажется, из сарая, который изначально был построен — Онуте так говорила — в качестве конюшни… Он приоткрыл створку ворот и заглянул внутрь. Слон, почувствовав его спиной, обернулся и взмахом руки подозвал его к себе.
   — Ну че, покемарил? — спросил он, вытирая ветошью испачканные оружейной смазкой руки. — Сигареты захватил с собой? А то я увлекся… даже перекурить некогда было!..
   Стас выковырял из пачки «мальборину», сам прикурил, передал сигарету напарнику. Оказывается, пока он дрых, Римас успел извлечь из устроенной на хуторе «нычки» — вернее сказать, тайников здесь было несколько и точное местонахождение каждого знал лишь один Мажонас — кое-что из припрятанного здесь арсенала оружия…
   Надо сказать, что Нестеров неоднократно выговаривал другу за его страсть коллекционировать — тайно от соответствующих органов — самое разнообразное стрелковое оружие. Привычка эта, по некоторым сведениям, появилась у Римаса еще в отроческом возрасте. Мажонаса-младшего, отличавшегося и в детстве своим озорным характером, иногда отправляли из города на хутор — считалось, что строгая бабушка Онуте сумеет повлиять на своего внука-шалунишку. «Макаренко» из бабки не получилось — судя по конечному результату. Зато Римас, еще когда ему было лет тринадцать, обнаружил тайный схрон в лесу близ хутора. А в нем — уже малость трухлявые лежаки (здесь могло прятаться до полувзвода вояк или какая-нибудь мелкая банда), а также — наряду с разным заржавленным или истлевшим барахлом — завернутые в промасленные тряпки два немецких «шмайсера», советский автомат ППШ с чуток поврежденным пулевым или осколочным попаданием прикладом и два пистолета «Вальтер-ППК»… Вобщем-то, обитатели этого «медвежьего угла всякое повидали — особенно в годы Второй мировой войны и позже, когда „ястребки“ проводили здесь зачистки, а лесные братья в отместку вырезали „коммуняк“ в окрестных селах и небольших городках… Так что земля эта до сих пор хранит многие тайны и загадки, отгадать которые в силах только такие дошлые и настырные парни, как Римас Мажонас, связанные с ней душой и плотью на протяжении множества поколений…

* * *

   Стас присел на корточки подле расстеленного на полу брезента, и стал разглядывать выложенный Мажонасом арсенал оружия. Некоторые стволы были ему уже знакомы: довольно древний, но безотказный в работе ППШ с починенным прикладом и пузатеньким, очищенным от смазки кругляшом магазина, столь же почтенного возраста немецкий «вальтер», рядом с которым лежит запасная обойма, а также более современные образцы — автомат АКСУ, пистолет АПС «Стечкин» с массивной поясной кобурой, а также пистолеты ЧЗ и ПМ (последний без кобуры). Происхождение всех этих стволов было ведомо одному лишь Мажонасу. И даже на расспросы своего многолетнего друга и компаньона, — откуда «дровишки»? — он всегда отвечал плутовской ухмылкой и своей обычной отговоркой — «из леса, вестимо»…
   — Та-а-ак… — несколько обескураженно произнес Стас. — А эт-то еще что такое?!
   — Стволы! — пыхнув сигаретным дымом, сказал Мажонас. — У нас же все под чистую выгребли! А тут Ирму киднэпнули и еще нас с тобой кто-то «заказал»! Как будем дела решать… если на руках нет никаких козырей?!Вот, сижу, думаю… какую «снасть» прихватить с собой… какой именно инструмент нам может пригодиться в будущем!..
   — Я у тебя, дружище, не об этом спрашиваю! Хотя и об этом — тоже! Вот что меня интересует! — он показал на обьемистый сверток (Римас уже стащил пошитый специально для этой «штуковины» чехол, осталось лишь снять замотанную в несколько слоев промасленную бумагу). — Что это за агрегат?! И кончай мне тут косить под идиота… сейчас не до шуток!
   — А-а… так ты про пулемет спрашиваешь? — на лице Мажонаса, который никогда не обижался на партнера, чтобы тот ему не сказал, появилась добрая улыбка. — Это такой типа «ручник»… «дегтярь» это, короче! Ручной пулемет системы «Дегтерява», модернизированный, образца тысяча девятьсот сорок четвертого года! ДэПэЭм! Берег…на крайний случай! Неплохая, кстати, машинерия… шьет, как «Зингер», патроны семь-шесть-два…
   — Слушай, меня не интересуют тактико-технические данные твоих «левых» стволов! Римас, ты вообще как… в своем уме?
   — Вроде бы да, — круглые, как у филина, глаза Мажонаса безмятежно смотрели на Нестерова. — А что?
   — А то, что хлопцы Ровера могли найти при обыске эти вот стволы! И тогда был бы… полный амбец! Следаки не смогли доказать ни рекет… что мы прессовали клиентуру «Апсауги»… ни убийство Бугра! Потому что ни хрена у них нет, кроме желания наступить нам на хвост! А тут… если бы нашли при обыске… ну просто сказочный подарок для следствия!.. Вот о чем я говорю, Римас, когда спрашиваю — в своем ли ты уме?!!
   — Так не нашли же, — Слон взял с брезента ППШ, положил его на сгиб локтя, и ласково, как-будто это был котенок, погладил ложу приклада. — И не найдут! Хоть с собаками, хоть с миноискателями… а хоть и с экстрасенсами!
   — А чтоб тебя… — Стас махнул рукой, поскольку знал, что переспорить напарника в этом конкректном случае попросту невозможно. — Кстати! Ты почему манкируешь своими служебными обязанностями?! Мы же договорились, что будем дежурить по очереди! Я думал, что ты засел на НП… наблюдаешь окрест с поста на чердаке… а ты вот тут чем занимаешься!.. А если полиция нагрянет?! И возьмет за ж…! Причем не только тебя, но и всех нас?!
   — Фигня, — сказал Мажонас. — Снаряд в одно место дважды не падает… Я сказал Вирасу, чтоб он сек фишку! Так что незамеченным сюда никто не подберется!
   — Ма-ла-дец! — губы Стаса сложились в саркастическую усмешку. — Ты, часом, не забыл, что Вирас — глухонемой? Хороший же из него получится постовой!
   — Немой — точно, но не глухой, — Слон вернул ППШ на брезент, после чего стал освобождать «ручник» от кокона из промасленной бумаги. — Онуте рассказывала, что Вирас не слышит только то, чего не хочет слышать… Я вот тут, Стас, в раздумьях… Хочу сделать одну фишку! Думаю вот обрезать приклад у ручника… для удобства и уменьшения размеров! Чеченцы так делают… «лялька» такой обрезанный ручник называется! Это вроде того, как у нас обрезы делают… только — пулемет! Опять же, у меня «нычка» в джипе так сделана под «калаши», и если не обрезать приклад у ручничка, он там не поместится!..
   — Тебя, наверное, контузило маленько! — вздохнув, сказал Стас. — Видно, перестарались «аровцы», ущемили тебе какой-то орган, отвечающий за мыслительную деятельность… Ну ты сам подумай, Слон, что ты плетешь! Мы с тобой, считай, под подписку выпущены… ни одно обвинения с нас, кажется, пока не снято! Нас в любой момент и в любом месте могут тормознуть полицейские… да хоть из вредности! А у нас не джип, а … тачанка с пулеметом! И еще две охапки «левых» стволов… вот счастье-то будет у ментов…