Софи Ханна. Полужизни

   – Рут Басси? Я детектив Саймон Уотерхаус, управление уголовных расследований Калвер-Вэлли.
   Детектив открывает бумажник и показывает удостоверение. Он плотный, крепко сбитый, с грубым лицом, крупными руками; брюки на нем чересчур короткие, даже до ботинок не достают.
   Сержант Зэйлер улыбается. О куртке не говорит ни слова, и я не спрашиваю, тем более вижу, что с собой она ее не принесла. Она представляется Эйдену, и я мысленно прошу его не оборачиваться и не выдавать удивления.
   – Ну что, поговорим? – предлагает она.
   – Вообще-то меня ждет работа. – Голос Эйдена звучит не удивленно, а скорее сердито.
   – Много времени мы у вас не отнимем.
   – Я в субботу с ним разговаривал. – Эйден кивает на Уотерхауса. – Добавить нечего.
   – Угадайте, куда я ездила сегодня утром? – мягко, чуть лукаво спрашивает Шарлотта Зэйлер.
   – Лучше не стану.
   – На Мегсон-Кресент! В дом номер пятнадцать заглянула.
   Воцаряется тишина. Мы с детективом Уотерхаусом смотрим друг на друга, гадая, кому лучше ее прервать. По крайне мере, так кажется мне.
   – В доме номер пятнадцать по Мегсон-Кресент живет Мэри Трелиз. С ней я и провела сегодняшнее утро.
   Эйден пронзает Шарлотту Зэйлер неприязненным взглядом.
   – С каких пор у мертвых есть адреса? Я убил эту женщину.
   – Да. Саймон, так зовут детектива Уотерхауса, говорил, что вы в этом уверены. А я теперь уверена, что вы ошибаетесь, потому что собственными глазами видела Мэри Трелиз в полном здравии и даже разговаривала с ней.
   Эйден пододвигает сшиватель, берет два разрезанных багета и вставляет в станок. За работу!
   – По-вашему, я лгу? – спрашивает Шарлотта Зэйлер.
   Напряжение становится невыносимым.
   – Эйден, ответь ей! – кричу я.
   – Хотите, отвезу вас на Мегсон-Кресент? Тогда вы сами увидите, что она в порядке.
   – Нет.
   – Как вы познакомились с Мэри? – В голосе сержанта Зэйлер появляется настойчивость. – Вы ведь не все рассказали Саймону? Со мной не поделитесь?
   – Нет.
   – Мэри клянется, что знать вас не знает. Получается, если она говорит правду, вы с ней никогда не встречались.
   Эйден поднимает голову, сам не свой от злости, что его отрывают от работы.
   – Если я ее убил, значит, мы встречались. По законам логики, иначе быть не может.
   Почему он злится? Какой реакции он ждал от полицейских?
   – Хорошо, – терпеливо кивает сержант Зэйлер, – расскажите, как вы познакомились с Мэри.
   Тишина. Я сверлю Эйдена взглядом, беззвучно упрашиваю ответить, но понимаю, что отвечать он не станет. Я бессильна. Раз Эйден отказывается разговаривать даже с полицией, нам не поможет никто.
   – Эйден, сколько раз вы встречались с Мэри до того, как совершили убийство?
   – Он никого не убивал! – вскрикиваю я.
   Сержант Зэйлер поворачивается ко мне:
   – Эйден рассказывал, что задушил Мэри голой? А что бросил ее бездыханное тело посреди кровати в той...
   – Замолчите! – кричит Эйден.
   Перед глазами темнеет, я жадно ловлю воздух ртом. Задушил... Голой...
   – По-моему, ей он об этом не говорил, – вмешивается Уотерхаус. – Простите, но я не понимаю. Рут вы сказали, что убили Мэри Трелиз много лет назад, а мне – что в спальне дома номер пятнадцать по Мегсон-Кресент лежит тело. Вы правда считаете, что тело так долго может оставаться необнаруженным?
   Эйден отмеряет нейлоновую веревку, словно не слыша вопрос. Он не просто игнорирует Уотерхауса, а внушает себе, что в мастерской никого нет, что мы не существуем.
   – Эйден, скажи что-нибудь! – срываюсь я.
   – Раз он молчит, может, вы пример покажете? – переключается на меня Чарли Зэйлер. – Вы мне солгали. Сказали, что не знакомы с Мэри Трелиз, а она утверждает обратное. Мол, из-за нее вы потеряли работу, и она, чувствуя себя виноватой, подарила вам картину. Так все было?
   Я киваю, заставляя себя не смотреть на Эйдена.
   – Когда вы познакомились с Мэри Трелиз?
   – В июне прошлого года.
   – В июне. В убийстве Эйден признался вам в декабре, хотя за полгода до того вы видели Трелиз в полном здравии. Вы наверняка сказали Эйдену, что этого не может быть. Рут, вы так ему сказали?
   – Я...
   – Да, она сказала! – бросается на помощь Эйден. – А я заявил, что она ошибается.
   – Мэри Трелиз – художница, – меняет тему Уотерхаус, и я вздыхаю с облегчением. Он не интересуется Галереей Спиллинга и моей стычкой с Мэри. Рассказывать об этом меня никто не заставит! – По долгу службы вам наверняка приходится общаться с художниками. Что вы о них думаете?
   – Некоторые очень даже ничего.
   – А другие, что с ними не так?
   – Они относятся ко мне, как к прислуге! – вздыхает Эйден. – Считают физический труд чем-то постыдным. По их мнению, если в процессе руки становятся грязными, значит, ты сам грязь. Встречаешь их в ресторане, они сперва не узнают, а когда вспоминают, лица вытягиваются от ужаса: как чернорабочий попал в дорогой ресторан?! Еще есть те, кто без конца мусолит один и тот же сюжет и верит, что обладает неповторимым стилем, и те, кто пишет лишь любимыми цветами, – в таком случае одежда и ковры покупаются в той же гамме.
   – Чувствую, художников вы не любите, – заключает сержант Зэйлер.
   – Оговорюсь сразу: Мэри Трелиз я убил не из-за профессиональной непригодности. Я даже не знал, что она художница, пока Рут не сказала.
   – Где картина, которую она вам подарила? – обращается ко мне Уотерхаус. – Можно на нее взглянуть?
   Руки предательски дрожат.
   – У меня... У меня ее больше нет.
   – Неужели? Как же так вышло?
   – Дело в том... – Я смотрю на Эйдена, но он демонстративно отворачивается, чтобы приладить к профилю еще два бруска. Не стану я его защищать, не зная от чего! – Я подарила ее Эйдену и с тех пор больше не видела.
   Эйден отодвигает сшиватель.
   – Мэри Трелиз мертва, а мертвецы картин не пишут, – цедит он. – Рут принесла домой чью-то мазню, и я тут же отнес ее на благотворительную распродажу.
   Он лжет!
   Чарли Зэйлер делает шаг вперед.
   – Спальня дома на Мегсон-Кресент забита картинами, которые написала Мэри. Их там столько, что я едва протиснулась. Вы утверждаете, что не знали, чем она занимается. Значит, когда вы ее убивали, в спальне картин не было?
   – Он ее не убивал!
   Как ни странно, на этот вопрос Эйден отвечает:
   – Нет, я не видел ни одной.
   Сержант Зэйлер и детектив Уотерхаус переглядываются. Ясно, они готовы махнуть на нас рукой.
   – Мне нужно идти, – вдруг объявляет Эйден.
   – Куда? – спрашиваю я.
   – Эйден, вы верите в призраков? – секундой позже интересуется детектив Уотерхаус.
   – Нет, я верю в материальный мир – в науку и реальные факты, а не в воскресших мертвецов, – тихо отвечает он.
   – Тогда, по-вашему, кто женщина, которую сержант Зэйлер, детектив Гиббс и я встретили в том доме на Мегсон-Кресент? Если вы уверены, что убили Мэри Трелиз, то женщина, которая выглядит точь-в-точь как она, владеет ее домом, картинами, паспортом, водительскими правами и другими документами, должна быть призраком, да еще прекрасно экипированным.
   – Повторяю, я в призраков не верю. – Эйден подходит к маленькой раковине в углу мастерской и до отказа открывает оба крана. Водопровод здесь древний – шума больше, чем воды. – В следующий раз либо приносите ордер на арест, либо я ни слова не скажу. – Он споласкивает руки и тщательно вытирает.
   – На вопрос Рут вы до сих пор не ответили, – напоминает Уотерхаус. – Вы добровольно признались в убийстве, а планы на сегодняшний вечер утаиваете.
   – Убирайтесь!
   – Саймон, боюсь, мы злоупотребляем гостеприимством мистера Сида, – говорит Чарли Зэйлер.
   – Вы злоупотребили им, переступив порог моей мастерской, – заявляет Эйден.
   Шарлотта отвечает презрительным взглядом и направляется к выходу. Уотерхаус задерживается, чтобы сказать:
   – Между прочим, это вы к нам пришли. Или ваше сознание плодит и хранит фантазии, а реальные факты блокирует?
   Полицейские уходят, а Эйден захлопывает дверь и прислоняется к ней лбом.
   – Ты говорила, что была в полиции, – произносит он через минуту, – но не уточнила, что обратилась к Шарлотте Зэйлер.
   Врать, что так вышло случайно, не хватает порох у. Пусть думает что хочет!
   – Рут, она тебе не подруга! Даже если Шарлотта Зэйлер что-то для тебя значит, ты для нее полный ноль.
   – Где та картина, как ее, «Аббертон»? Куда ты ее дел? Объясни, что происходит!
   – Ты веришь Уотерхаусу? Веришь, что мое сознание плодит фантазии? – Эйден медленно приближается ко мне. – Если это фантазии, значит, я... Как думаешь, Рут, может человек видеть будущее?
   – Нет, не думаю. Эйден, о чем ты?
   – О картинке, четкой, как фотография или кадр из фильма. На этой картине эпизод, но не прошлого, а будущего.
   – Хватит! Прекрати, ты меня пугаешь!
   – Я вижу, как мои пальцы смыкаются вокруг шеи сучки Трелиз и давят, давят, давят...
   – Прекрати! – Я отступаю на шаг.
   – Копы твердят, что Трелиз жива, ты твердишь, что Трелиз жива. Вдруг вы правы? Если так, то задушенная Трелиз – образ не из прошлого, а из будущего. Вдруг я еще не убил ее, но в один прекрасный день убью? – Эйден кажется уверенным, но при этом испуганным, словно человек, идущий навстречу клокочущему пламени.
   – Эйден, пожалуйста, хватит! – умоляю я. – Что ты несешь?!
   – «Аббертон», – бормочет Эйден. – Это часть серии, Трелиз ее пока не закончила, наверное, лишь ту картину написать успела. Но серия продолжится. Я знаю, что всего картин будет девять, и названия знаю. – Он отталкивает меня, снимает колпачок с синего маркера и пишет на картонном тубусе для постеров, проговаривая слова, словно в трансе: – «Аббертон», «Бландфорд», «Гондри», «Дарвилл», «Марджерисон», «Родуэлл», «Уиндес», «Хиткот», «Элстоу».
   Я в замешательстве смотрю на Эйдена. Кто он? В кого превращается? Нет, он в здравом уме, и Шарлотте Зэйлер я сказала об этом совершенно искренне.
   – Эйден, прекрати! – дрожащим голосом прошу я.
   Он хватает меня за руку и заглядывает в глаза:
   – Поезжай на Мегсон-Кресент! Если это будущее, его можно, нет, нужно изменить. Скажи Трелиз, пусть не продолжает серию. Пусть уезжает из Спиллинга подальше, где я не смогу ее найти!
   – Довольно! – визжу я. – Пусти меня! Это полный бред! Видеть будущее не дано никому. Почему ты не расскажешь мне правду?!