Страница:
Лидия Норд так описала примирение Сталина и Тухачевского:
"Перед тем, как Тухачевский был назначен заместителем народного комиссара обороны СССР, Сталин имел с ним разговор с глазу на глаз. Тогда состоялось их "примирение".
Сталин убедил Михаила Николаевича, что задержка переброски на польский фронт армии Буденного (имеется в виду переброска Конармии из-под Львова под Варшаву. - Б. С.) была "неумышленной ошибкой". Он также покаялся, что первое время мало доверял Тухачевскому, а затем стал превозносить его
"заслуги перед революцией и стратегический талант военачальника", залил его потоком льстивых фраз. На Тухачевского, как на всякого честолюбивого человека, лесть Сталина подействовала. Он готов был окончательно поверить в его искренность..."
Свояченица Тухачевского в своих воспоминаниях приводит и более ранний разговор Тухачевского со Сталиным, которому она была свидетельницей в середине 20-х годов. Дело происходило на квартире у В. В. Куйбышева. За столом, где собрались в основном военные, включая Фрунзе и Тухачевского, шел самый общий светский разговор, когда в прихожей раздался звонок и появился Сталин, "коренастый человек восточного вида", сопровождаемый секретарем А. Н. Поскребышевым. Как отмечает Лидия Норд,,
"их появление не вызвало замешательства, но никто не проявил и радости. "Да мы, собственно, по делу, - поздоровавшись с хозяином, заговорил первый из вошедших и быстро обежал глазами присутствующих, - но мы не знали, что у тебя гости...""
Мемуаристка продолжает:
"Прежде чем сесть за стол, он обошел всех. "Сталин", - сказал он и задержал на несколько секунд мою руку в своей широкой и жесткой руке... Общий веселый разговор как-то сразу оборвался. Сталин отказался от водки, поднимая наполненную вином рюмку, оглядел опять присутствующих, потом вдруг встал. "Я пью за память нашего вождя и друга Владимира Ильича..." - как-то напыщенно произнес он... Выпив, он снова оглядел всех и сел. Мне кажется, что каждый ощутил какое-то неприятное чувство после этого тоста... Наступила длинная пауза, потом старший Куйбышев обратился к С. С. Каменеву с вопросом о какой-то специальной военной школе. Большинство как-то слишком охотно поддержало разговор на эту тему... Сам Сталин внимательно прислушивался к разговору и поворачивал голову то в сторону одного, то другого говорившего... Вдруг зашел разговор о немцах... Его начал кто-то из политработников в связи с выступлением или приездом в Москву какого-то видного немецкого коммуниста. Сталин сразу вмешался в разговор. Он заговорил о том, что немцы являются наиболее надежными союзниками. Они сумели сбросить Вильгельма. Коммунистическое движение в Германии ширится. Укрепление дружественных отношений между РСФСР и Германией открывает большие перспективы в будущем и разрушит все планы Антанты, направленные против Советской власти... Он еще не окончил, когда его перебил, и довольно невежливо, Тухачевский. Михаил Николаевич начал говорить спокойно, но в тоне его было что-то, от чего Сталин вдруг густо покраснел...
Начав с того, что надо хорошо знать страну, о которой говоришь, Тухачевский обрушился со всей силой своего красноречия на немцев. Он приводил примеры из истории, рассказывал, как относились немцы к пленным. "Не забудьте того, - закончил он, - что немцы чувствуют себя по отношению к нам победителями, хотя фактически победа была бы на русской стороне. Германии не хватает земли, и, накопив силы, она когда-нибудь еще раз попытается отнять у нас самые плодородные земли. Поэтому я считаю и буду считать, что то, что мы допускаем сейчас их к себе слишком свободно, огромная ошибка. Из числа тех, кто теперь у нас учится, выйдут самые опасные для нас враги"".
Лидия Норд справедливо усмотрела тут намек на тайное советско-германское военное сотрудничество, начавшееся после подписания договора в Рапалло в 1922 году. Мы еще вернемся к этой теме и увидим, что Тухачевский действительно играл в этом сотрудничестве видную роль и в то же время считался встречавшимися с ним немецкими офицерами и генералами убежденным противником Германии. Пока же отмечу, что в этом месте своих мемуаров Лидия Норд проявляет хорошую осведомленность о деталях военных связей СССР и Германии, называя действительно существовавшие танковую школу для немецких офицеров в Казани и авиационную - в Липецке. В этой осведомленности нет ничего удивительного. Ведь Б. М. Фельдман сам играл в этой сфере немаловажную роль и неоднократно ездил в Германию, в частности в 1927 году, когда присутствовал на учебных занятиях и маневрах рейхсвера. А первые поездки красных командиров в Германию состоялись в 1921 году. И среди них был творец теории глубинной наступательной операции, друг Тухачевского В. К. Триандафилов. Правда, до сих пор неизвестно, ездили ли они тогда учиться у немецких военных или, наоборот, учить немцев, как делать революцию в Германии.
Вернемся к прерванному разговору Тухачевского и Сталина.
"Я не понимаю, почему это опасно для нас, - возразил на последние слова Тухачевского Сталин, - наши командиры ведь тоже ездят в Германию".
Тухачевский махнул рукой:
"Вы штатский человек и поэтому понять вам трудно".
У Сталина забегали на щеках желваки. Воцарилась некоторая неловкость.
"Я считаю, что Михаил Николаевич во многом прав, - сказал старший Куйбышев, - немцам палец в рот класть нельзя. И надо нам будет обо всем этом крепко подумать... Ну, а сейчас выпьем за нашу доблестную Красную Армию, которая, в случае чего, даст отпор всем врагам".
Так удалось замять крайне неприятный разговор. Он доказывает, что в 20-е годы Сталин еще не воспринимался ни в армии, ни в партии в качестве "живого бога". С ним спорили, ему возражали, иногда больно задевая сталинское самолюбие. То, что Тухачевский действительно в ту пору опасался слишком тесной дружбы с Германией, подтверждается не только мемуарами Лидии Норд, но и его собственной неопубликованной работой "Будущая война". Она относится к 1928 году, когда в советско-германских отношениях, казалось, всецело господствовал "дух Рапалло". Тухачевский же предупреждал:
"Германия явится важным (если не важнейшим) звеном в цепи предполагаемого антисоветского блока... Без ее участия империалистическая интервенция в СССР немыслима. Поэтому правильно будет сигнализировать непосредственную угрозу войны именно в тот момент, когда к антисоветскому блоку примкнет Германия".
Тогда, у Куйбышева, Сталин сделал вид, что ничего не произошло, но в душе наверняка затаил злобу на Тухачевского. Особенно должно было задеть замечание насчет "штатского". Ведь Иосиф Виссарионович считал себя одним из отцов Красной Армии, со временем присвоив себе все заслуги Троцкого в военном строительстве. И всегда уделял вооруженным силам повышенное внимание. А тут о его способностях понимать военное дело отозвались весьма пренебрежительно. Вряд ли мог он такое забыть и простить. Но в 1932 году вдруг сделал вид, что забыл и простил. Почему?
И вообще - отчего Сталин первоначально отверг предложения Тухачевского, хотя они целиком лежали в русле его, генсека, планов по созданию мощной Красной Армии для экспорта "пролетарской революции" в Западную Европу и Восточную Азию? Иначе для чего Иосифу Виссарионовичу ускоренными темпами на костях крестьянства создавать тракторостроительную (она же - танкостроительная) и авиационную промышленность, благодаря которой к началу второй мировой войны Красная Армия имела танков и боевых самолетов больше, чем все другие армии мира, вместе взятые? Неужели Сталин не понимал, что Тухачевский - его соратник? Подозреваю, что все превосходно понимал. Просто Сталину захотелось поиграть в "доброго царя" и "лихих бояр" - Ворошилова и Шапошникова. Тем более что необходимые мощности военной промышленности еще не были созданы и с реализацией предложений Тухачевского можно было годик повременить.
На посту начальника вооружений и заместителя наркома Тухачевский начал практическую деятельность по реорганизации и перевооружению Красной Армии. Основные принципы программы реформ были изложены им в рукописи "Новые вопросы войны", начатой еще в Ленинграде весной 31-го. Зарисовку того, как Тухачевский создавал первые главы этой работы, сделала в своих мемуарах Лидия Норд. Замечу, что поведение Михаила Николаевича в изображении его свояченицы - это почти что поведение Ленина из известного анекдота: "Жене скажу, что пошел к любовнице, любовнице - что жена не отпускает, а сам в библиотеку - и писать, писать, писать...". Вот что рассказала нам мемуаристка:
"Помню, в этот день был какой-то праздник и мой муж был свободным. Я подговорила его поехать навестить наших друзей. Но около одиннадцати часов дня зазвонил телефон, и муж... объявил, что через двадцать минут ему будет подан автомобиль и он срочно выезжает в однодневную командировку. Не успело пройти и десяти минут с момента его отъезда, как раздался звонок, и я услышала в прихожей голос Михаила Николаевича. Когда он вошел в столовую, держа в руках туго набитый портфель, то по его лицу я догадалась, что он намерен устроить мне какую-то "пакость", и я приготовилась к "бою". На мое сообщение, что муж уехал в командировку и я тоже собираюсь в гости, он мне ничего не ответил, как будто это не относилось к нему, и, подойдя к двери кухни, вызвал прислугу.
"Если кто-нибудь придет или будет звонить по телефону, то вы, Ксения, скажите, что никого нет дома, - приказал он. - Нет, я вовсе не сошел с ума, - и, повернувшись снова к Ксении, добавил: - Помогите мне, пожалуйста, убрать все со стола. Скатерть тоже. И вот этот столик надо также освободить. Послушай, - обратился он ко мне, - довольно шипеть. Ты мне обещала, что докажешь свою дружбу. Вот за доказательством ее я сегодня и явился. А Николаю (этим вымышленным именем Лидия Норд называет своего мужа. - Б. С.) я устроил командировку. Ничего плохого для него в этом нет - он проездится и увидит больше интересного и полезного, чем там, куда ты его тащила..."
Говоря это, Тухачевский уже раскладывал на столе вытащенные из портфеля книги, рукописи и карты. Одну из них, самую большую, он прикрепил кнопками к стене. Я сидела озадаченная, не понимая, чего он хочет. "И еще, - продолжал он, - ты должна мне дать слово, что никому об этом не скажешь. И Николаю тоже... Ну, ему можешь рассказать когда-нибудь... через полгода... Ксюша, вы тоже должны молчать... А теперь... приготовьте, пожалуйста, чаю. И покрепче... А ты садись вот тут, - указал он мне на диван, - и только следи и сверяй вот по этому и этому, правильно ли у меня тут. Я так заработался, что уже сам не могу разобраться..."
В этот день я прокляла военную историю. Но "бой на Марне" и "Людендорф" ("Новые вопросы войны" анализируют прежде всего опыт первой мировой войны. - Б. С.) остались у меня в памяти до сих пор. И тогда я увидела Михаила Николаевича таким, каким он, вероятно, был в своем штабе. Он мне не давал добавить ни одного лишнего слова, требуя точности и лаконичности... Прошел час... Полтора... Два... А моя мука все еще длилась... Когда я робко заикнулась, что устала, - он пропускал это мимо ушей. В конце концов я совершенно отупела..."
Да, только очень обаятельный человек, магически действующий на женщин, может заставить жену друга вместо того, чтобы пойти в гости, целый день сидеть над чужими бумагами... И не только обаятельный, но и свято убежденный, что все на свете должны помогать ему в его большом и важном деле. Такая убежденность обычно дана людям очень талантливым, гениальным или просто до крайности самоуверенным.
Уже после того, как кончила править рукопись, Лидия Норд опомнилась и отомстила Михаилу Николаевичу довольно своеобразно. Она поиздевалась над удивительно ровным и мелким, словно дамским, почерком Тухачевского, а на его ядовитый ответ, что не всем дана способность царапать как курица лапой, заметила, что "у всех гениальных людей были отвратительные почерки, а ровный и мелкий почерк признак себялюбия и неспособности к размаху". Такого оскорбления Тухачевский перенести не мог и ушел, хлопнув дверью (его, пусть в шутку, заподозрили в приземленности и отсутствии гениальности - а ведь он жил верой в свое высокое предназначение!). Но вскоре, конечно же, Михаил Николаевич и Лидия Норд помирились.
В предисловии к "Новым вопросам войны" Тухачевский писал:
"Настоящая книга является, первой частью намеченной работы и рассматривает вооруженные силы и их использование".
Во второй и третьей частях, так и не написанных, Тухачевский предполагал проанализировать военный потенциал СССР и возможных "империалистических коалиций" и вероятный ход борьбы против этих коалиций. Он признавался:
"То короткое время, которое остается у практически занятого человека для работы над теоретическими вопросами, с большой натяжкой позволяет подолгу останавливаться над отдельными местами. Жизнь уходит вперед, и начало книги отстает от конца... Весьма возможно, многим покажется, что я в этой книге забегаю слишком вперед. Но, тем не менее, это будет своего рода обманом зрения. Человек не легко отделывается от привычных представлений, но теоретическая работа, базируясь на техническом развитии и социалистическом строительстве, упорно выдвигает новые формы, и я совершенно не сомневаюсь в том, что года через два эта книжка во многом устареет, а то, что сейчас кажется странным, будет привычным, обыденным".
Что же удалось предвидеть Тухачевскому? В чем его прогноз оказался точен? Прежде всего в том, что решающую роль в будущей войне он придавал танкам и авиации. В такой общей форме, пожалуй, с ним оказалось бы солидарно подавляющее большинство военных теоретиков, работавших в 30-е годы. Однако, что очень важно, Тухачевскому удалось правильно предсказать многие конкретные особенности применения этих новых грозных видов вооружений. Например, в "Новых вопросах войны" совершенно справедливо подчеркивалась необходимость стремиться "к простоте производства самолета" - тенденции, особенно сильно проявившейся во вторую мировую войну и, быть может, наиболее ярко в СССР, где в авиационную промышленность очень широко пришлось привлекать неквалифицированных рабочих из женщин и подростков. Тухачевский, вслед за известным британским военным теоретиком Б. Лиддел Гартом, утверждал, что "основная масса танков будет строиться на автомобильно-тракторной базе страны", и поэтому "в будущей войне действующие танки будут измеряться не тысячами, как это было в 1918 году, а десятками тысяч". Отмечу, что Красная Армия к 22 июня 1941 года располагала более чем 23 тысячами танков.
В феврале 1934 года Тухачевский совместно с командующим Белорусским военным округом Уборевичем написали письмо Ворошилову, где доказывали,, что военно-воздушные силы будут играть решающую роль в будущей войне:
"Современная авиация может на длительный срок сорвать железнодорожные перевозки, уничтожить склады боеприпасов, сорвать мобилизацию и сосредоточение войск... Та сторона, которая не будет готова к разгрому авиационных баз противника, к дезорганизации систематическими воздушными нападениями его железнодорожного транспорта, к нарушению его мобилизации и сосредоточения многочисленными авиадесантами, к уничтожению его складов горючего и боеприпасов, к разгрому неприятельских гарнизонов и эшелонов быстрыми действиями мехсоединений, поддержанных кавалерией и пехотой на машинах, - сама рискует подвергнуться поражению".
Исходя из этого, авторы письма предлагали, учитывая возможности советской авиапромышленности, иметь в Красной Армии к 1935 году до 15 тысяч боевых самолетов. Но вскоре и эта, казавшаяся тогда фантастической, цифра была перекрыта. Только в период с 1 января 1939 года по 22 июня 1941 года Красная Армия получила 17745 боевых самолетов, из которых 3719 были новых типов, не уступающих по основным параметрам лучшим машинам люфтваффе. Вот только летать на этих самолетах не очень-то умели. Накануне Великой Отечественной войны, за первые три месяца 41-го года, летчики Прибалтийского военного округа успели налетать в среднем 15, 5 часов, Западного - 9, а Киевского.- вообще 4 часа. На самолетах новых конструкций многие пилоты так и не успели подняться в воздух. Неудивительно, что, имея на Восточном фронте к началу войны всего 1860 боевых самолетов, немцы менее чем за месяц без большого труда уничтожили почти всю авиацию советских приграничных округов. Замыслы Тухачевского относительно количественного роста авиации и повышения качества боевых самолетов были воплощены в жизнь с большим избытком, но толку от этого оказалось чуть, ибо весь эффект от десятков тысяч "стальных птиц" (точнее, алюминиевых и деревянных) был сведен на нет отсутствием подготовленных экипажей. Вернее всего, в избытке и было дело, когда численность самолетного парка наращивалась без учета наличия пилотов. Тухачевский тут, конечно, виноват не был, он как раз обращал внимание на необходимость иметь подготовленные кадры летчиков, танкистов, представителей других военных специальностей. Михаил Николаевич даже обращал внимание на то, что
"качественный уровень кадров в капиталистических странах, имеющих большую культурную давность, будет выше нашего уровня, и упрощенное сравнение одними цифрами не вполне достаточно".
Однако это предупреждение забылось, да и сам Тухачевский не склонен был ставить данное обстоятельство во главу угла при разработке планов будущей войны, поскольку верил, что Красной Армии придется наступать, а не обороняться. Одной из главных задач Тухачевский считал
"создание глубокого боя, т. е. одновременного поражения боевого порядка противника, на всей его глубине"
и в связи с этим требовал от танков, с одной стороны, проталкивания или сопровождения пехоты, а с другой стороны, своевременного проникновения в тыл противника, как для дезорганизации последнего, так и для того, чтобы отрезать главные его силы от имеющихся у него резервов. Этот глубокий танковый прорыв должен создать в тылу у противника преграду, к которой должны быть приперты и уничтожены главные его силы. Одновременно этот прорыв должен уничтожить артиллерию противника, нарушить связь и захватить его штабы. Именно так действовали танковые армии и корпуса в 1939-1945 годах. Только успешнее всего действовали подобным образом танкисты вермахта, тогда как советские механизированные корпуса с плохо обученными бойцами и командирами и с очень малым числом радиостанций оказались громоздкими, плохо управляемыми чудовищами и были практически полностью уничтожены в первые же недели Великой Отечественной войны. Тухачевский правильно подчеркивал:
"Управлять глубоким боем и глубоким сражением или операцией очень трудно, и вопрос не только в сложности связи: радио, авиация и автомобиль могли бы дать выход из затруднений. Но управлению практически сложно увязать столь разнородные действия, как бой авиамотодесантов (высаженных с воздуха при помощи парашюта или посадочным способом частей с бронетехникой. - Б. С.), танковых прорывов, авиабомбардировок, артиллерии дальнего и ближнего боя, пехоты и т. д. Только широкая практическая тренировка может позволить усовершенствовать аппарат управления и подготовить его к новым задачам". И отмечал, что "управление должно найти... необходимое соразмерение намечаемых задач с имеющимися силами и средствами".
После казни маршала обо всем этом забыли, гнались только за количеством танков и самолетов, забыв о необходимости обеспечить танковые войска и авиацию хорошо обученными кадрами бойцов и командиров и достаточными средствами управления. В этом - одна из причин катастрофы 41-го года.
Справедливости ради отмечу, что и по поводу танков Тухачевский во многом ошибался. Так, он думал, что пулеметные танки, лишенные пушечного вооружения, будут иметь не меньшее значение, чем собственно артиллерийские танки, и позволят избежать излишнего расходования артиллерийских снарядов. Практика второй мировой войны, когда почти все танки были артиллерийскими, это не подтвердила. Также ошибочен оказался вывод Тухачевского о преимуществах колесно-гусеничного танка над чисто гусеничным. Данный вывод он основывал на том, что первые, в отличие от вторых, способны "быстро передвигаться на большие расстояния" и не требуют подвоза к полю боя по железной дороге или на специальных грузовиках-тягачах. Однако опыт второй мировой войны оставил пальму первенства за гусеничными танками, способными более свободно перемещаться на поле боя (которое отнюдь не всегда - шоссе) и выдвигаться к месту сражения по проселкам и бездорожью. Вместе с тем, к минимуму были сведены перемещения танков своим ходом вне поля боя, так как это быстро истощало ресурс мотора и танк требовал капитального ремонта. Зато Тухачевский оказался прав, предсказав развитие радиоуправляемых танков и других средств борьбы, используемых для подрыва неприятельских укреплений и проволочных заграждений. Таков был, в частности, немецкий мини-танк "Голиаф", появившийся в 1940 году.
Тухачевский был первым в Красной Армии, кто стал ратовать за масштабные воздушные десанты, имеющие оперативное и даже стратегическое значение. В "Новых вопросах войны" он писал:
"Десанты высаживаются как при помощи парашютов, так и путем посадок на наиболее подходящих площадках. Высаживая моторизованные десанты (для этого Тухачевский требовал, чтобы габариты танков подходили под габариты фюзеляжей тяжелых бомбардировщиков, которые предполагалось использовать как транспортные средства. - Б. С.) и продолжая поддерживать с ними боевую связь, большегрузная авиация создает авиамотомеханизированные соединения нового типа (подобные соединения действительно появились в ходе второй мировой войны. - Б. С.)... Если... страна подготовится к широкому производству авиамотодесантов, способных захватить и прекратить деятельность железных дорог противника на решающих направлениях, парализовать развертывание и мобилизацию его войск и т. д., то такая страна сможет перевернуть прежние методы оперативных действий и придать исходу войны гораздо более решительный характер".
И совершенно верно заключил:
"Самой сильной в будущей войне будет та страна, которая будет иметь наиболее мощную гражданскую авиацию и авиационную промышленность (что позволит, соответственно, создать и самую сильную боевую авиацию. - Б. С.)".
Последний вывод, в свете второй мировой войны и позднейших вооруженных конфликтов, сомнений, понятно, не вызывает. А вот с воздушными десантами дело обстоит сложнее. Михаил Николаевич сделал все возможное, чтобы воплотить свою идею в жизнь. Так, в сентябре 1934 года в заметках о маневрах Ленинградского военного округа он с удовлетворением констатировал:
"Использование авиадесантов было особенно продумано. Размеры десантов (в несколько сот человек. - Б. С.) наибольшие в РККА".
Но смотрел вперед:
"Надо приучать себя уже к многотысячным десантам".
И скоро мечты сбылись. На маневрах Киевского и Белорусского военных округов в 1936 году в небе появились уже тысячи парашютистов. Однако в том же Тухачевский отметил и недостатки массовых десантов, в частности, что "парашютисты прыгают без оружия" и что "высадку авиадесантов следовало бы обеспечить истребителями". Главное же оказалось не в этом. Парашютисты скоро научились десантироваться с оружием. И мысль о том, что высаживающие десант транспортные самолеты надо прикрывать истребителями, тоже ни у кого возражений не вызывала. Беда, как выяснилось уже в ходе второй мировой войны, заключалась в другом. Для успеха десантных операций недостаточно было иметь десятки и сотни тысяч парашютистов (в СССР их массовую подготовку обеспечил Осоавиахим, возглавлявшийся близким к Тухачевскому Р. П. Эйдеманом). Требовалась еще развитая транспортная авиация. А в СССР строили почти исключительно истребители и легкие и средние бомбардировщики. Транспортных машин и могущих выполнять их функции тяжелых бомбардировщиков вплоть до начала Великой Отечественной войны было очень мало. Кроме того, требовалось практически абсолютное господство в воздухе в районе высадки, предварительное очень основательное подавление здесь сил и средств противника артиллерией и авиацией и высочайшее искусство пилотов и самих парашютистов, чтобы десант был высажен максимально кучно и в первые минуты на земле десантники смогли бы сорганизоваться в подразделения и немедленно вступить в бой. В эти первые минуты и даже часы парашютисты оказывались наиболее уязвимы и несли большие потери. Несоблюдение хотя бы одного из перечисленных условий почти всегда обрекало парашютный десант на неудачу. Для посадочного же десанта требовался предварительный захват аэродрома или хотя бы подходящей для самолетов площадки, что должен был сделать все тот же первый парашютный десант. Благоприятные условия для высадки создавались очень редко не только в Красной Армии, но и в армиях других стран. В результате во второй мировой войне была лишь одна значительная воздушно-десантная операция, увенчавшаяся успехом, - высадка немцев на Крит в мае 1941 года. Но большие потери в ходе ее заставили немцев отказаться от проведения новых воздушных десантов такого масштаба. На практике десанты редко высаживались за пределами радиуса действий собственной артиллерии. Только на заключительном этапе советско-японской войны во второй половине августа 1945 года, когда после капитуляции японская армия уже почти не оказывала сопротивления, советские воздушные десанты смогли захватить ряд важных городов Северо-Восточного Китая и Северной Кореи и удержать их до подхода главных сил. В основном же сформированные накануне Великой Отечественной войны советские воздушно-десантные корпуса использовались как обычная пехота.
"Перед тем, как Тухачевский был назначен заместителем народного комиссара обороны СССР, Сталин имел с ним разговор с глазу на глаз. Тогда состоялось их "примирение".
Сталин убедил Михаила Николаевича, что задержка переброски на польский фронт армии Буденного (имеется в виду переброска Конармии из-под Львова под Варшаву. - Б. С.) была "неумышленной ошибкой". Он также покаялся, что первое время мало доверял Тухачевскому, а затем стал превозносить его
"заслуги перед революцией и стратегический талант военачальника", залил его потоком льстивых фраз. На Тухачевского, как на всякого честолюбивого человека, лесть Сталина подействовала. Он готов был окончательно поверить в его искренность..."
Свояченица Тухачевского в своих воспоминаниях приводит и более ранний разговор Тухачевского со Сталиным, которому она была свидетельницей в середине 20-х годов. Дело происходило на квартире у В. В. Куйбышева. За столом, где собрались в основном военные, включая Фрунзе и Тухачевского, шел самый общий светский разговор, когда в прихожей раздался звонок и появился Сталин, "коренастый человек восточного вида", сопровождаемый секретарем А. Н. Поскребышевым. Как отмечает Лидия Норд,,
"их появление не вызвало замешательства, но никто не проявил и радости. "Да мы, собственно, по делу, - поздоровавшись с хозяином, заговорил первый из вошедших и быстро обежал глазами присутствующих, - но мы не знали, что у тебя гости...""
Мемуаристка продолжает:
"Прежде чем сесть за стол, он обошел всех. "Сталин", - сказал он и задержал на несколько секунд мою руку в своей широкой и жесткой руке... Общий веселый разговор как-то сразу оборвался. Сталин отказался от водки, поднимая наполненную вином рюмку, оглядел опять присутствующих, потом вдруг встал. "Я пью за память нашего вождя и друга Владимира Ильича..." - как-то напыщенно произнес он... Выпив, он снова оглядел всех и сел. Мне кажется, что каждый ощутил какое-то неприятное чувство после этого тоста... Наступила длинная пауза, потом старший Куйбышев обратился к С. С. Каменеву с вопросом о какой-то специальной военной школе. Большинство как-то слишком охотно поддержало разговор на эту тему... Сам Сталин внимательно прислушивался к разговору и поворачивал голову то в сторону одного, то другого говорившего... Вдруг зашел разговор о немцах... Его начал кто-то из политработников в связи с выступлением или приездом в Москву какого-то видного немецкого коммуниста. Сталин сразу вмешался в разговор. Он заговорил о том, что немцы являются наиболее надежными союзниками. Они сумели сбросить Вильгельма. Коммунистическое движение в Германии ширится. Укрепление дружественных отношений между РСФСР и Германией открывает большие перспективы в будущем и разрушит все планы Антанты, направленные против Советской власти... Он еще не окончил, когда его перебил, и довольно невежливо, Тухачевский. Михаил Николаевич начал говорить спокойно, но в тоне его было что-то, от чего Сталин вдруг густо покраснел...
Начав с того, что надо хорошо знать страну, о которой говоришь, Тухачевский обрушился со всей силой своего красноречия на немцев. Он приводил примеры из истории, рассказывал, как относились немцы к пленным. "Не забудьте того, - закончил он, - что немцы чувствуют себя по отношению к нам победителями, хотя фактически победа была бы на русской стороне. Германии не хватает земли, и, накопив силы, она когда-нибудь еще раз попытается отнять у нас самые плодородные земли. Поэтому я считаю и буду считать, что то, что мы допускаем сейчас их к себе слишком свободно, огромная ошибка. Из числа тех, кто теперь у нас учится, выйдут самые опасные для нас враги"".
Лидия Норд справедливо усмотрела тут намек на тайное советско-германское военное сотрудничество, начавшееся после подписания договора в Рапалло в 1922 году. Мы еще вернемся к этой теме и увидим, что Тухачевский действительно играл в этом сотрудничестве видную роль и в то же время считался встречавшимися с ним немецкими офицерами и генералами убежденным противником Германии. Пока же отмечу, что в этом месте своих мемуаров Лидия Норд проявляет хорошую осведомленность о деталях военных связей СССР и Германии, называя действительно существовавшие танковую школу для немецких офицеров в Казани и авиационную - в Липецке. В этой осведомленности нет ничего удивительного. Ведь Б. М. Фельдман сам играл в этой сфере немаловажную роль и неоднократно ездил в Германию, в частности в 1927 году, когда присутствовал на учебных занятиях и маневрах рейхсвера. А первые поездки красных командиров в Германию состоялись в 1921 году. И среди них был творец теории глубинной наступательной операции, друг Тухачевского В. К. Триандафилов. Правда, до сих пор неизвестно, ездили ли они тогда учиться у немецких военных или, наоборот, учить немцев, как делать революцию в Германии.
Вернемся к прерванному разговору Тухачевского и Сталина.
"Я не понимаю, почему это опасно для нас, - возразил на последние слова Тухачевского Сталин, - наши командиры ведь тоже ездят в Германию".
Тухачевский махнул рукой:
"Вы штатский человек и поэтому понять вам трудно".
У Сталина забегали на щеках желваки. Воцарилась некоторая неловкость.
"Я считаю, что Михаил Николаевич во многом прав, - сказал старший Куйбышев, - немцам палец в рот класть нельзя. И надо нам будет обо всем этом крепко подумать... Ну, а сейчас выпьем за нашу доблестную Красную Армию, которая, в случае чего, даст отпор всем врагам".
Так удалось замять крайне неприятный разговор. Он доказывает, что в 20-е годы Сталин еще не воспринимался ни в армии, ни в партии в качестве "живого бога". С ним спорили, ему возражали, иногда больно задевая сталинское самолюбие. То, что Тухачевский действительно в ту пору опасался слишком тесной дружбы с Германией, подтверждается не только мемуарами Лидии Норд, но и его собственной неопубликованной работой "Будущая война". Она относится к 1928 году, когда в советско-германских отношениях, казалось, всецело господствовал "дух Рапалло". Тухачевский же предупреждал:
"Германия явится важным (если не важнейшим) звеном в цепи предполагаемого антисоветского блока... Без ее участия империалистическая интервенция в СССР немыслима. Поэтому правильно будет сигнализировать непосредственную угрозу войны именно в тот момент, когда к антисоветскому блоку примкнет Германия".
Тогда, у Куйбышева, Сталин сделал вид, что ничего не произошло, но в душе наверняка затаил злобу на Тухачевского. Особенно должно было задеть замечание насчет "штатского". Ведь Иосиф Виссарионович считал себя одним из отцов Красной Армии, со временем присвоив себе все заслуги Троцкого в военном строительстве. И всегда уделял вооруженным силам повышенное внимание. А тут о его способностях понимать военное дело отозвались весьма пренебрежительно. Вряд ли мог он такое забыть и простить. Но в 1932 году вдруг сделал вид, что забыл и простил. Почему?
И вообще - отчего Сталин первоначально отверг предложения Тухачевского, хотя они целиком лежали в русле его, генсека, планов по созданию мощной Красной Армии для экспорта "пролетарской революции" в Западную Европу и Восточную Азию? Иначе для чего Иосифу Виссарионовичу ускоренными темпами на костях крестьянства создавать тракторостроительную (она же - танкостроительная) и авиационную промышленность, благодаря которой к началу второй мировой войны Красная Армия имела танков и боевых самолетов больше, чем все другие армии мира, вместе взятые? Неужели Сталин не понимал, что Тухачевский - его соратник? Подозреваю, что все превосходно понимал. Просто Сталину захотелось поиграть в "доброго царя" и "лихих бояр" - Ворошилова и Шапошникова. Тем более что необходимые мощности военной промышленности еще не были созданы и с реализацией предложений Тухачевского можно было годик повременить.
На посту начальника вооружений и заместителя наркома Тухачевский начал практическую деятельность по реорганизации и перевооружению Красной Армии. Основные принципы программы реформ были изложены им в рукописи "Новые вопросы войны", начатой еще в Ленинграде весной 31-го. Зарисовку того, как Тухачевский создавал первые главы этой работы, сделала в своих мемуарах Лидия Норд. Замечу, что поведение Михаила Николаевича в изображении его свояченицы - это почти что поведение Ленина из известного анекдота: "Жене скажу, что пошел к любовнице, любовнице - что жена не отпускает, а сам в библиотеку - и писать, писать, писать...". Вот что рассказала нам мемуаристка:
"Помню, в этот день был какой-то праздник и мой муж был свободным. Я подговорила его поехать навестить наших друзей. Но около одиннадцати часов дня зазвонил телефон, и муж... объявил, что через двадцать минут ему будет подан автомобиль и он срочно выезжает в однодневную командировку. Не успело пройти и десяти минут с момента его отъезда, как раздался звонок, и я услышала в прихожей голос Михаила Николаевича. Когда он вошел в столовую, держа в руках туго набитый портфель, то по его лицу я догадалась, что он намерен устроить мне какую-то "пакость", и я приготовилась к "бою". На мое сообщение, что муж уехал в командировку и я тоже собираюсь в гости, он мне ничего не ответил, как будто это не относилось к нему, и, подойдя к двери кухни, вызвал прислугу.
"Если кто-нибудь придет или будет звонить по телефону, то вы, Ксения, скажите, что никого нет дома, - приказал он. - Нет, я вовсе не сошел с ума, - и, повернувшись снова к Ксении, добавил: - Помогите мне, пожалуйста, убрать все со стола. Скатерть тоже. И вот этот столик надо также освободить. Послушай, - обратился он ко мне, - довольно шипеть. Ты мне обещала, что докажешь свою дружбу. Вот за доказательством ее я сегодня и явился. А Николаю (этим вымышленным именем Лидия Норд называет своего мужа. - Б. С.) я устроил командировку. Ничего плохого для него в этом нет - он проездится и увидит больше интересного и полезного, чем там, куда ты его тащила..."
Говоря это, Тухачевский уже раскладывал на столе вытащенные из портфеля книги, рукописи и карты. Одну из них, самую большую, он прикрепил кнопками к стене. Я сидела озадаченная, не понимая, чего он хочет. "И еще, - продолжал он, - ты должна мне дать слово, что никому об этом не скажешь. И Николаю тоже... Ну, ему можешь рассказать когда-нибудь... через полгода... Ксюша, вы тоже должны молчать... А теперь... приготовьте, пожалуйста, чаю. И покрепче... А ты садись вот тут, - указал он мне на диван, - и только следи и сверяй вот по этому и этому, правильно ли у меня тут. Я так заработался, что уже сам не могу разобраться..."
В этот день я прокляла военную историю. Но "бой на Марне" и "Людендорф" ("Новые вопросы войны" анализируют прежде всего опыт первой мировой войны. - Б. С.) остались у меня в памяти до сих пор. И тогда я увидела Михаила Николаевича таким, каким он, вероятно, был в своем штабе. Он мне не давал добавить ни одного лишнего слова, требуя точности и лаконичности... Прошел час... Полтора... Два... А моя мука все еще длилась... Когда я робко заикнулась, что устала, - он пропускал это мимо ушей. В конце концов я совершенно отупела..."
Да, только очень обаятельный человек, магически действующий на женщин, может заставить жену друга вместо того, чтобы пойти в гости, целый день сидеть над чужими бумагами... И не только обаятельный, но и свято убежденный, что все на свете должны помогать ему в его большом и важном деле. Такая убежденность обычно дана людям очень талантливым, гениальным или просто до крайности самоуверенным.
Уже после того, как кончила править рукопись, Лидия Норд опомнилась и отомстила Михаилу Николаевичу довольно своеобразно. Она поиздевалась над удивительно ровным и мелким, словно дамским, почерком Тухачевского, а на его ядовитый ответ, что не всем дана способность царапать как курица лапой, заметила, что "у всех гениальных людей были отвратительные почерки, а ровный и мелкий почерк признак себялюбия и неспособности к размаху". Такого оскорбления Тухачевский перенести не мог и ушел, хлопнув дверью (его, пусть в шутку, заподозрили в приземленности и отсутствии гениальности - а ведь он жил верой в свое высокое предназначение!). Но вскоре, конечно же, Михаил Николаевич и Лидия Норд помирились.
В предисловии к "Новым вопросам войны" Тухачевский писал:
"Настоящая книга является, первой частью намеченной работы и рассматривает вооруженные силы и их использование".
Во второй и третьей частях, так и не написанных, Тухачевский предполагал проанализировать военный потенциал СССР и возможных "империалистических коалиций" и вероятный ход борьбы против этих коалиций. Он признавался:
"То короткое время, которое остается у практически занятого человека для работы над теоретическими вопросами, с большой натяжкой позволяет подолгу останавливаться над отдельными местами. Жизнь уходит вперед, и начало книги отстает от конца... Весьма возможно, многим покажется, что я в этой книге забегаю слишком вперед. Но, тем не менее, это будет своего рода обманом зрения. Человек не легко отделывается от привычных представлений, но теоретическая работа, базируясь на техническом развитии и социалистическом строительстве, упорно выдвигает новые формы, и я совершенно не сомневаюсь в том, что года через два эта книжка во многом устареет, а то, что сейчас кажется странным, будет привычным, обыденным".
Что же удалось предвидеть Тухачевскому? В чем его прогноз оказался точен? Прежде всего в том, что решающую роль в будущей войне он придавал танкам и авиации. В такой общей форме, пожалуй, с ним оказалось бы солидарно подавляющее большинство военных теоретиков, работавших в 30-е годы. Однако, что очень важно, Тухачевскому удалось правильно предсказать многие конкретные особенности применения этих новых грозных видов вооружений. Например, в "Новых вопросах войны" совершенно справедливо подчеркивалась необходимость стремиться "к простоте производства самолета" - тенденции, особенно сильно проявившейся во вторую мировую войну и, быть может, наиболее ярко в СССР, где в авиационную промышленность очень широко пришлось привлекать неквалифицированных рабочих из женщин и подростков. Тухачевский, вслед за известным британским военным теоретиком Б. Лиддел Гартом, утверждал, что "основная масса танков будет строиться на автомобильно-тракторной базе страны", и поэтому "в будущей войне действующие танки будут измеряться не тысячами, как это было в 1918 году, а десятками тысяч". Отмечу, что Красная Армия к 22 июня 1941 года располагала более чем 23 тысячами танков.
В феврале 1934 года Тухачевский совместно с командующим Белорусским военным округом Уборевичем написали письмо Ворошилову, где доказывали,, что военно-воздушные силы будут играть решающую роль в будущей войне:
"Современная авиация может на длительный срок сорвать железнодорожные перевозки, уничтожить склады боеприпасов, сорвать мобилизацию и сосредоточение войск... Та сторона, которая не будет готова к разгрому авиационных баз противника, к дезорганизации систематическими воздушными нападениями его железнодорожного транспорта, к нарушению его мобилизации и сосредоточения многочисленными авиадесантами, к уничтожению его складов горючего и боеприпасов, к разгрому неприятельских гарнизонов и эшелонов быстрыми действиями мехсоединений, поддержанных кавалерией и пехотой на машинах, - сама рискует подвергнуться поражению".
Исходя из этого, авторы письма предлагали, учитывая возможности советской авиапромышленности, иметь в Красной Армии к 1935 году до 15 тысяч боевых самолетов. Но вскоре и эта, казавшаяся тогда фантастической, цифра была перекрыта. Только в период с 1 января 1939 года по 22 июня 1941 года Красная Армия получила 17745 боевых самолетов, из которых 3719 были новых типов, не уступающих по основным параметрам лучшим машинам люфтваффе. Вот только летать на этих самолетах не очень-то умели. Накануне Великой Отечественной войны, за первые три месяца 41-го года, летчики Прибалтийского военного округа успели налетать в среднем 15, 5 часов, Западного - 9, а Киевского.- вообще 4 часа. На самолетах новых конструкций многие пилоты так и не успели подняться в воздух. Неудивительно, что, имея на Восточном фронте к началу войны всего 1860 боевых самолетов, немцы менее чем за месяц без большого труда уничтожили почти всю авиацию советских приграничных округов. Замыслы Тухачевского относительно количественного роста авиации и повышения качества боевых самолетов были воплощены в жизнь с большим избытком, но толку от этого оказалось чуть, ибо весь эффект от десятков тысяч "стальных птиц" (точнее, алюминиевых и деревянных) был сведен на нет отсутствием подготовленных экипажей. Вернее всего, в избытке и было дело, когда численность самолетного парка наращивалась без учета наличия пилотов. Тухачевский тут, конечно, виноват не был, он как раз обращал внимание на необходимость иметь подготовленные кадры летчиков, танкистов, представителей других военных специальностей. Михаил Николаевич даже обращал внимание на то, что
"качественный уровень кадров в капиталистических странах, имеющих большую культурную давность, будет выше нашего уровня, и упрощенное сравнение одними цифрами не вполне достаточно".
Однако это предупреждение забылось, да и сам Тухачевский не склонен был ставить данное обстоятельство во главу угла при разработке планов будущей войны, поскольку верил, что Красной Армии придется наступать, а не обороняться. Одной из главных задач Тухачевский считал
"создание глубокого боя, т. е. одновременного поражения боевого порядка противника, на всей его глубине"
и в связи с этим требовал от танков, с одной стороны, проталкивания или сопровождения пехоты, а с другой стороны, своевременного проникновения в тыл противника, как для дезорганизации последнего, так и для того, чтобы отрезать главные его силы от имеющихся у него резервов. Этот глубокий танковый прорыв должен создать в тылу у противника преграду, к которой должны быть приперты и уничтожены главные его силы. Одновременно этот прорыв должен уничтожить артиллерию противника, нарушить связь и захватить его штабы. Именно так действовали танковые армии и корпуса в 1939-1945 годах. Только успешнее всего действовали подобным образом танкисты вермахта, тогда как советские механизированные корпуса с плохо обученными бойцами и командирами и с очень малым числом радиостанций оказались громоздкими, плохо управляемыми чудовищами и были практически полностью уничтожены в первые же недели Великой Отечественной войны. Тухачевский правильно подчеркивал:
"Управлять глубоким боем и глубоким сражением или операцией очень трудно, и вопрос не только в сложности связи: радио, авиация и автомобиль могли бы дать выход из затруднений. Но управлению практически сложно увязать столь разнородные действия, как бой авиамотодесантов (высаженных с воздуха при помощи парашюта или посадочным способом частей с бронетехникой. - Б. С.), танковых прорывов, авиабомбардировок, артиллерии дальнего и ближнего боя, пехоты и т. д. Только широкая практическая тренировка может позволить усовершенствовать аппарат управления и подготовить его к новым задачам". И отмечал, что "управление должно найти... необходимое соразмерение намечаемых задач с имеющимися силами и средствами".
После казни маршала обо всем этом забыли, гнались только за количеством танков и самолетов, забыв о необходимости обеспечить танковые войска и авиацию хорошо обученными кадрами бойцов и командиров и достаточными средствами управления. В этом - одна из причин катастрофы 41-го года.
Справедливости ради отмечу, что и по поводу танков Тухачевский во многом ошибался. Так, он думал, что пулеметные танки, лишенные пушечного вооружения, будут иметь не меньшее значение, чем собственно артиллерийские танки, и позволят избежать излишнего расходования артиллерийских снарядов. Практика второй мировой войны, когда почти все танки были артиллерийскими, это не подтвердила. Также ошибочен оказался вывод Тухачевского о преимуществах колесно-гусеничного танка над чисто гусеничным. Данный вывод он основывал на том, что первые, в отличие от вторых, способны "быстро передвигаться на большие расстояния" и не требуют подвоза к полю боя по железной дороге или на специальных грузовиках-тягачах. Однако опыт второй мировой войны оставил пальму первенства за гусеничными танками, способными более свободно перемещаться на поле боя (которое отнюдь не всегда - шоссе) и выдвигаться к месту сражения по проселкам и бездорожью. Вместе с тем, к минимуму были сведены перемещения танков своим ходом вне поля боя, так как это быстро истощало ресурс мотора и танк требовал капитального ремонта. Зато Тухачевский оказался прав, предсказав развитие радиоуправляемых танков и других средств борьбы, используемых для подрыва неприятельских укреплений и проволочных заграждений. Таков был, в частности, немецкий мини-танк "Голиаф", появившийся в 1940 году.
Тухачевский был первым в Красной Армии, кто стал ратовать за масштабные воздушные десанты, имеющие оперативное и даже стратегическое значение. В "Новых вопросах войны" он писал:
"Десанты высаживаются как при помощи парашютов, так и путем посадок на наиболее подходящих площадках. Высаживая моторизованные десанты (для этого Тухачевский требовал, чтобы габариты танков подходили под габариты фюзеляжей тяжелых бомбардировщиков, которые предполагалось использовать как транспортные средства. - Б. С.) и продолжая поддерживать с ними боевую связь, большегрузная авиация создает авиамотомеханизированные соединения нового типа (подобные соединения действительно появились в ходе второй мировой войны. - Б. С.)... Если... страна подготовится к широкому производству авиамотодесантов, способных захватить и прекратить деятельность железных дорог противника на решающих направлениях, парализовать развертывание и мобилизацию его войск и т. д., то такая страна сможет перевернуть прежние методы оперативных действий и придать исходу войны гораздо более решительный характер".
И совершенно верно заключил:
"Самой сильной в будущей войне будет та страна, которая будет иметь наиболее мощную гражданскую авиацию и авиационную промышленность (что позволит, соответственно, создать и самую сильную боевую авиацию. - Б. С.)".
Последний вывод, в свете второй мировой войны и позднейших вооруженных конфликтов, сомнений, понятно, не вызывает. А вот с воздушными десантами дело обстоит сложнее. Михаил Николаевич сделал все возможное, чтобы воплотить свою идею в жизнь. Так, в сентябре 1934 года в заметках о маневрах Ленинградского военного округа он с удовлетворением констатировал:
"Использование авиадесантов было особенно продумано. Размеры десантов (в несколько сот человек. - Б. С.) наибольшие в РККА".
Но смотрел вперед:
"Надо приучать себя уже к многотысячным десантам".
И скоро мечты сбылись. На маневрах Киевского и Белорусского военных округов в 1936 году в небе появились уже тысячи парашютистов. Однако в том же Тухачевский отметил и недостатки массовых десантов, в частности, что "парашютисты прыгают без оружия" и что "высадку авиадесантов следовало бы обеспечить истребителями". Главное же оказалось не в этом. Парашютисты скоро научились десантироваться с оружием. И мысль о том, что высаживающие десант транспортные самолеты надо прикрывать истребителями, тоже ни у кого возражений не вызывала. Беда, как выяснилось уже в ходе второй мировой войны, заключалась в другом. Для успеха десантных операций недостаточно было иметь десятки и сотни тысяч парашютистов (в СССР их массовую подготовку обеспечил Осоавиахим, возглавлявшийся близким к Тухачевскому Р. П. Эйдеманом). Требовалась еще развитая транспортная авиация. А в СССР строили почти исключительно истребители и легкие и средние бомбардировщики. Транспортных машин и могущих выполнять их функции тяжелых бомбардировщиков вплоть до начала Великой Отечественной войны было очень мало. Кроме того, требовалось практически абсолютное господство в воздухе в районе высадки, предварительное очень основательное подавление здесь сил и средств противника артиллерией и авиацией и высочайшее искусство пилотов и самих парашютистов, чтобы десант был высажен максимально кучно и в первые минуты на земле десантники смогли бы сорганизоваться в подразделения и немедленно вступить в бой. В эти первые минуты и даже часы парашютисты оказывались наиболее уязвимы и несли большие потери. Несоблюдение хотя бы одного из перечисленных условий почти всегда обрекало парашютный десант на неудачу. Для посадочного же десанта требовался предварительный захват аэродрома или хотя бы подходящей для самолетов площадки, что должен был сделать все тот же первый парашютный десант. Благоприятные условия для высадки создавались очень редко не только в Красной Армии, но и в армиях других стран. В результате во второй мировой войне была лишь одна значительная воздушно-десантная операция, увенчавшаяся успехом, - высадка немцев на Крит в мае 1941 года. Но большие потери в ходе ее заставили немцев отказаться от проведения новых воздушных десантов такого масштаба. На практике десанты редко высаживались за пределами радиуса действий собственной артиллерии. Только на заключительном этапе советско-японской войны во второй половине августа 1945 года, когда после капитуляции японская армия уже почти не оказывала сопротивления, советские воздушные десанты смогли захватить ряд важных городов Северо-Восточного Китая и Северной Кореи и удержать их до подхода главных сил. В основном же сформированные накануне Великой Отечественной войны советские воздушно-десантные корпуса использовались как обычная пехота.