Сологуб Федор. Королева Ортруда

   - Я был очень юн, и так невинен, и так влюблён... Она умерла.
   - Умерла,- тихо повторила Имогена. Плечики её дрогнули,- хрупкие, тонкие. Маленькая такая.
   - Умерла,- повторил ещё раз Танкред. Казалось, что плеск волн повторял грустное слово, отражённое бесконечно в тихом умирании заката.
   - Но я не верил её смерти.
   - Не верили? О, Танкред! Но ведь её похоронили?
   - Её похоронили, да,- но я ждал. Ждал чуда. О, Имогена, я был слишком юн тогда. Я не мог бороться с волею династии, с волею правительства моей страны. Она не была рождена принцессою. О, она могла бы родиться богинею! Такая же невинная, такая же трогательная прелесть, как ты, Имогена!
   Имогена вздрогнула, низко склонила голову, и лицо её нежным пламенело румянцем.
   - Я ждал,- продолжал Танкред.
   - Её? Из-за гроба?
   - Да, милая Имогена. То была юношеская мечта, скажете вы. Но я верил в неё свято. Потом я много путешествовал, я узнал много тайн, доныне всё ещё неведомых бедной европейской науке, и то, что было безумною мечтою моей юности, стало потом сознательным убеждением. И я стремился жадно к лазурным берегам, потому что я поверил в переселение душ.
   - Боже мой, что вы говорите! - воскликнула Имогена.- Разве не грех такое языческое убеждение?
   - Какой же грех, Имогена! - возразил Танкред.- Когда является любовь, движущая миры, тогда тает грех, как воск, и меркнет святость. Я знал, Имогена, что любовь, такая пламенная, такая чистая любовь, моя любовь, её любовь не может быть слабее смерти.
   Имогена робко сказала:
   - Смерть от Бога всемогущего и милосердного. Склонила голову, и набожно перекрестилась. Танкред отвернулся, чтобы скрыть улыбку.
   - Этого я не знаю, Имогена,- говорил он тихо, точно смущённый тем откровением, которое готов был передать трепетно-внимавшей ему девушке,- но я знал, что её чистая душа переселилась в девочку, рождённую в час её тихой кончины, в девочку, родившуюся на этом блаженном берегу.
   - Как вы могли это знать?
   - Я это знал, потому что я видел этот дивный берег, я видел его в таинственном видении в час её тихой смерти.
   - Этот берег? - с благоговейным ужасом спросила Имогена,
   - Да. И эти волны, и эти пальмы, и каждый камень на этом берегу, и этот очерк белых, дальних скал. И когда я увидел тебя, о Имогена, тебя на этом берегу моих сладких снов, пророческих снов, я понял, что это - ты, что в тебя переселилась её чистая, светлая душа, и наполнила тебя своею дивною прелестью. И вот, час свидания настал, Имогена, моя Имогена,- и мы вновь узнали друг друга, потому что на небесах наши души сочетал неразрывным союзом праведный Бог.
   - Танкред! - тихо воскликнула Имогена.
   Сладостный восторг пьянил её простодушное сознание. Огни восхищения пронизали её невинное тело. Она доверчиво и нежно прижалась к Танкреду.
   Торжество достигаемой победы и любви, творимой по воле, наполнило душу Танкреда,- опять восторг творимого счастия пламенел в душе этого неутомимого искателя любви. Но, им самим вызванные, овладели его душою нежность и умиление, и, наивные, как девочки, мешали грубому торжеству страсти.
   Невинны были их поцелуи, и сладким забвением покрытый, отошёл от их взоров вечерний, тихий мир земли.
   ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ
   Танкред и Имогена стали видеться часто, всегда тайком, в местах уединенных. Случались с ними при этом приключения, довольно опасные для Имогены. Не раз уже Имогена близка была к тому, чтобы возбудить подозрения старого отца. Но с утончённою хитростью, которая свойст-венна юной влюблённости, она постоянно умела находить правдоподобные объяснения для своих частых отлучек и опаздываний. Переживаемые ею теперь страхи и опасности придавали острую, ещё неизведанную дотоле прелесть её жизни.
   Так сладко и жутко было отдаться возлюбленному! И жизнь её тогда разделилась между новою тоскою стыда и раскаяния и новою радостью страсти.
   Имогена была у исповеди, и каялась со слезами искреннего раскаяния. Её духовник, пожилой иезуит, человек жестокий и сладострастный, наложил на неё тяжёлую епитимию. Но не требовал от неё, чтобы она забыла свою грешную любовь. После иезуитской дисциплины Имогена долго стояла на коленях на каменном, холодном полу капеллы, и радовалась тому, что её любовь не отнята от неё.
   И грешила опять, и каялась снова, радуя иезуита послушанием в исполнении всех налагаемых им на неё покаянных упражнений.
   В голове маркизы Элеоноры Аринас зрели тёмные, опасные, коварные планы. Она давно уже взвешивала в уме, выгодно или невыгодно для неё будет вызвать ссору королевы Ортруды с принцем Танкредом, открыть королеве измены Танкреда и его преступные замыслы. И решила, что скорее это будет выгодно: ускорить назревающие события, и заставить Танкреда действо-вать решительно. Элеоноре казалось, что взбалмошная Маргарита Камаи как нельзя лучше годится для этой цели. Элеонора осторожно наводила Маргариту на мысль, о том, что у Танкреда есть новая любовница, и что это - графиня Имогена Мелладо.
   Впрочем, Маргарита и сама сумела выследить новую страсть Танкреда. Бешеная жажда мести зажглась в ней. Она стала распускать в обществе слухи о связи Танкреда с Имогеною. При встречах с Имогеною она говорила ей колкости, издевалась над застенчивою девушкою, чуть не доводила её до слёз.
   Однажды Маргарита приехала к Имогене. Произошла тяжёлая сцена. Маргарита сказала прямо:
   - Графиня Имогена, я знаю всё. Не отпирайтесь. Вы - любовница принца Танкреда.
   Имогена вспыхнула.
   - Я... Что вы говорите? - растерянно лепетала она.
   - Оставьте его,- говорила Маргарита,- или вам будет худо. Я ни перед чем не остановлюсь. Все узнают ваш позор.
   Сыпала угрозы за угрозами. Потом от угроз перешла к униженным мольбам. Рассказывала, как она любит Танкреда. Как он любил её.
   Имогена плакала, и не знала, что говорить, что делать. Отчаяние и ужас владели ею.
   В эту ночь она не заснула ни на минуту, и плакала, плакала. Но когда пришёл час идти на свидание с Танкредом, пошла. Притворялась весёлою, чтобы Танкред не догадался. И сама ему ничего не сказала.
   Маргарита решилась нажаловаться на принца Танкреда королеве Ортруде. Сама додумалась в ревниво-бессонные ночи, и коварные внушения Элеоноры помогли, ободрили, дали силы не отступить перед осуществлением этой мысли. Написала королеве письмо с просьбою принять.
   Ортруда прочитала это письмо медленно и внимательно. Какое-то острое предчувствие пронизало её. Графиня Маргарита Камаи всегда была неприятна Ортруде. Но не было никакой причины отказать ей в приеме. Хотя и с большою неохотою, Ортруда всё-таки назначила день и час приема.
   Маргарита надела установленный наряд. Тщательно осмотрела себя в зеркало, и осталась довольна своим матово-бледным лицом и горящими чёрными глазами.
   И вот королева Ортруда и Маргарита остались одни. Маргарита была смущена и взволнова-на больше, чем ожидала. Здесь, в старом королевском замке, перед лицом любезной Ортруды,- которую она так долго обманывала,- её вдруг охватил мистический, от древних поколений наследственно перешедший благоговейный страх, внушаемый носителями высокой власти. Этого страха Маргарита не могла преодолеть. Руки её, красивые на белом шелке платья, робко, как у девочки, дрожали.
   Маргарита лепетала несвязно, сбивчиво, называя имена Танкреда, Сабины, Элеоноры. И сначала нельзя было понять, что она хочет сказать. Наконец Ортруда поняла, что она говорит о любовных похождениях Танкреда. То, о чём уже слышала Ортруда, о чём она и сама догады-валась, не придавая этому большого значения, охотно готовая всё это извинить. Какие-то мимолётные связи с продажными, полупродажными и готовыми продаться женщинами.
   Ортруда сказала брезгливо:
   - К чему мне знать все эти приключения! Пока мы очень юны, мы ждём от наших возлюбленных чуть ли не ангельских совершенств. Но я - не девочка.
   Но Маргарита продолжала,- и вот Ортруда слышит что-то новое. О невинных. О девах. Об отчаянии опозоренных семейств. Об Имогене Мелладо.
   - Вы говорите неправду, графиня! - гневно сказала Ортруда.- Уйдите от меня. Я вам не верю. Не хочу и не могу верить.
   Маргарита бросилась к ногам Ортруды. Рыдая, говорила:
   - Государыня, ради Бога, выслушайте меня. Вы должны мне поверить! Спасением моей души клянусь, что я сказала правду.
   - Уйдите! - повторила Ортруда.
   - Вы мне поверите, ваше величество! - восклицала Маргарита.
   - Никогда! - решительно сказала Ортруда.
   Маргарита встала. Посмотрела прямо в лицо Ортруде. На её губах пробежала дерзкая улыбка. Маргарита сказала:
   - Государыня, не верность к вам заставляет меня говорить вам это, а иное чувство. О, я - гадкая, презренная!
   - К чему такое самоунижение! - презрительно сказала Ортруда.
   Маргарита заплакала. Продолжала:
   - Не верность, о, нет,- ревность, ревность привела меня к вашим ногам. Ревность измучила меня,- поймите, государыня,- ревность!
   Бешеным криком вырвалось это слово из груди рыдающей Маргариты.
   - Что вы говорите, безумная женщина! - воскликнула Ортруда.
   - Я была любовницею принца Танкреда,- тихо, но решительно сказала Маргарита.
   - Неправда! - с ужасом сказала Ортруда.
   Маргарита засмеялась. Жутким казался этот внезапный переход от слёз и рыданий к смеху. Бледное до синевы лицо Маргариты дрожало мелкими судорогами. Страх и торжество изображались на нём в странном, безобразном смешении. Дрожащими руками она вытащила из-за ворота своего белого платья связку писем. Протянула их Ортруде. Сказала:
   - Почерк, знакомый вашему величеству.
   И опять слёзы хлынули из её глаз.
   Ортруда торопливо читала письма. И было страшно, и было стыдно. Маргарита Камаи, эта пустая, болтливая, неумная женщина! Ей расточал Танкред эти нежные слова!
   Ортруда бросила недочитанные письма на стол. Глядя на Маргариту гневными глазами, она говорила задыхающимся голосом:
   - О, как счастливы простые женщины! Отчего я - не рыночная торговка! Отчего я не могу избить вас, бить, кусать, царапать! А, вы - моя соперница! И даже бранного слова я не смею сказать вам, ужасная женщина, вам, с которою я делила, сама того не зная, ласки моего Танкреда. О, что мне теперь до того, что я - королева!
   Маргарита, смеясь и плача, и ломая руки, стояла на коленях перед Ортрудою, и говорила:
   - Вон там, на столе у окна, лежит дага. Она остро oтточена. Возьмите её, пронзите ею мою грудь,- пусть умру, пусть умру я у ваших ног. О, как королева Джиневра, убейте меня!
   Ортруде стало стыдно своего гнева, своей несдержанности.
   - Извините, графиня, - сказала она,- я сказала вам что-то ненужное. Но вы понимаете, что ваши слова не могли меня обрадовать. Встаньте, графиня.
   Но опять гнев овладел Ортрудою. Широкий, прямой клинок даги дразнил её взоры. Она схватила левою рукою узорную, рогатую рукоятку даги. Маргарита порывисто запрокинула голову, открывая горло. Кричала:
   - Сильнее, одним ударом, вот сюда!
   Её длинная шея трепетала от крика. И точно чья-то чужая рука влекла Ортруду к этому трепетному горлу. Ударить, увидеть кровь!
   Бледнея и дрожа, Ортруда подошла так близко, что её колени прижались к животу Маргариты. Взяла правою рукою под затылок голову Маргариты, и смотрела в её лицо сверху вниз.
   Бледное некрасивою, меловою бледностью лицо Маргариты исказилось выражением предсмертного ужаса. Её отведённые за спину руки судорожно вздрагивали и вытягивались, и вся она словно застыла в своей отдающейся позе.
   Ортруда опомнилась. Дага упала на ковёр.
   - Идите,- задыхающимся голосом сказала Ортруда,- идите скорее.
   Маргарита поцеловала край её платья, и вышла торопливо. Радость возвращения к жизни охватила её, и она бежала быстро по холодным плитам сумрачных зал.
   Ортруда долго сидела перед письмами Танкреда. Казалось ей, что она ни о чём не думает. Опять взяла она эти красивые, ароматные, отравленные ядом измены листки. А это письмо как сюда попало?
   "Дорогой граф!"
   - Зачем же я его читаю?
   Но вдруг смысл слов стал страшен ей. С холодным ужасом она перечитала эти строки:
   "Ваши мысли о том, как опасна слабость носителя верховной власти, я вполне понимаю. Но мы должны прежде всего иметь в виду благо государства. Если обстоятельства потребуют, я готов предоставить себя в распоряжение государства, и сумею подавить в себе личные пристрастия".
   И в конце письма:
   "Эти беглые, случайные строки сожгите".
   Ортруда порывисто подошла к окну. Распахнула его. Сказала, и выражение глаз её было безумно:
   - Господин Меччио, вы правы! Мой Танкред - изменник!
   Грусть отяготела над Ортрудою, неотступная, как всё усиливающийся на далёком острове дым вулкана.
   Мысль о любовницах Танкреда язвительно мучила Ортруду. Вот, значит, она была для Танкреда только одною из многих! На части мелкие, как сор, была разделена его любовь!
   Ортруда, отдавшая ему всю свою гордую и страстную любовь, чувствовала себя жестоко обманутою. Пусть бы он сказал ей прямо, что разлюбил её. Она бы поняла его. Было бы горько, но что ж! Над сердцем нет закона. Но обманывать, ласкать её, теми же нежными и сладкими называть её словами, как и тех других! Какое гнусное притворство!
   Он притворялся влюблённым в неё, потому что она - королева, потому что связь с нею даёт ему высокое положение. Он притворялся влюблённым в неё, чтобы тем легче обмануть её, и, лаская её, лелеял мечты воцариться на её престоле, и окружал себя людьми, ненавидящими её. Какая низость! Разбитая и даже обманутая любовь была бы только грустью или ненавистью. Но её чувства были так мучительно-сложны!
   Как счастливы простые, глупые, некрасивые! Те, кого не стоит так хитро обманывать.
   Гордость королевы и красавицы была оскорблена в Ортруде. Это порою приводило её в неистовое бешенство. Так трудно было сдерживаться, притворяться! Хоть бы забыть!
   Маргарита почти каждый день доставляла ей, в анонимных письмах, новые сведения о замыслах и делах Танкреда. И презрение к Танкреду возрастало в Ортруде.
   Но она долго таила ото всех своё горе. Какая-то суровая гордость долго мешала ей говорить с Танкредом об его изменах. Но она чувствовала, что уже совсем не любит его. В сердце её зрела ярая ненависть к нему. И, как ни таила свои чувства, не могла не быть к нему холодна. Как чужая.
   Старалась быть одна. Молилась своему, сладко воображённому ею, Светозарному.
   - Ты, Светозарный, что скажешь мне? Прислушиваюсь к тайному твоему голосу в моём сердце, и знаю,- я обречена. Путь мой неизбежен. И ясен мне.
   Чтобы остаться одною, Ортруда часто спускалась в своё подземелье.
   Ах, эта жизнь! Только моя жизнь! Уйти бы к иным мирам! В иное бытие.
   Искала в тёмных переходах новых выходов из своего подземелья. И нашла их, выходы в город. Выходила одна на улицы и на дороги, и смотрела на людей,- какие они, как живут, что думают.
   Вот по дороге шла толпа просто одетых, радостных женщин и девушек. Ортруда спрашивала их:
   - Милые, куда вы? Отвечали охотно:
   - На митинг.
   Ах, сказать бы:
   - Меня с собою возьмите.
   Дымок парохода вился над морем. Океанский пароход.
   - Куда?
   - В Нью-Йорк, с эмигрантами.
   Ах, на нём бы уплыть далеко!
   Одевшись скромно, чёрною вуалью закрывши лицо, шла на собрания рабочих. Слушала, что говорили их ораторы. Уходила, неузнанная.
   ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
   Ортруда взошла на башню вечером, и стояла там долго. И казалось ей вдруг, что жизнь её - только страшный сон, начавшийся очаровательно. И что Ортруда только снится ей, сначала такая счастливая, и теперь такая несчастная. И что она сама - счастливая, смелая девушка в далёкой стороне, которая идёт, куда хочет, и делает, что вздумает, и любит пламенно и счаст-ливо. Как в ясновидении, предстала перед нею тихая река в том краю, о котором рассказывал часто её Танкред, и над рекою Елисавета.
   Вдруг её мечтания были прерваны. Она услышала за собою звуки знакомых шагов. Огляну-лась. Перед нею стоял Танкред. Ортруда вздрогнула. Ненависть синею молниею зажглась и задрожала в её быстром взоре. Ненавистью, как болью от пчелиного жала, зажглось её сердце. О, в какую ненависть претворяешься ты, жестокая любовь!
   Ортруда опустила глаза. Руки её дрожали. Танкред спросил:
   - Что вы здесь делаете одна, Ортруда, так поздно? Я сейчас был у вас.
   Ортруда холодно ответила:
   - Я знала, что вы ко мне придёте. Потому я и здесь.
   - Но я не понимаю, однако, почему...
   Танкред нежно и осторожно склонился к Ортруде, и вкрадчиво-ласковым голосом говорил:
   - Ортруда, милая, вы так стали холодны ко мне. Заслужила ли этого моя любовь?
   Были противны Ортруде вкрадчиво-нежные звуки его голоса. Как не замечала она раньше, что этот голос лжив! Ортруда воскликнула:
   - Вы, Танкред, меня любите! Вы мне это говорите опять! О, Танкред, вы любите многих так же, как меня.
   - Ортруда! - воскликнул Танкред.- Что вы говорите!
   Он был смущён неожиданностью и прямотою обвинения. Ортруда сказала спокойно:
   - Я хочу сказать вам, принц Танкред, что я вас ненавижу.
   Так приятно было это сказать, что ей стало легко и почти весело. Точно жалящая змея упала, отвалилась от измученного сердца, и нежная приникла к нему прохлада.
   - Ортруда, что вы говорите! - повторил растерявшийся Танкред.
   Ортруда стремительно пошла вниз по лестнице, кинув Танкреду:
   - Идите за мною, если вам угодно.
   В круглом зале она подошла к большому столу у восточного окна. Она гневным движением выдвинула один из ящиков стола,- так быстро, что ушибла палец о перламутр и золото его врезок. Вынула из ящика пакет, перевязанный узкою голубою ленточкою, и гневно протянула его Танкреду.
   - Что это? - спросил со смущением Танкред. Ортруда говорила:
   - Возьмите этот портрет с вашею нежною надписью,- спрячьте его, сожгите, отошлите по принадлежности, как хотите. И эти письма.
   - Как они к вам попали?
   Ортруда смеялась, точно хотела плакать. Брови её хмурились, и глаза были темны.
   - Как вы небрежны с такими вещами! О, Танкред, неужели вы всегда были таким!
   Танкред бормотал:
   - Это - пустяки, которые не должны вас огорчать нисколько. Забавы в пьяной компании. Шутки, которым никто не придаёт значения.
   Ортруда сказала:
   - Не трудитесь оправдываться, принц Танкред. Я вас ненавижу, и говорю это вам прямо и откровенно, как подобает женщине моего положения. Так же прямо, как сказала когда-то, что люблю вас. Это был день сладкого обмана, и в этом обмане я жила, как во сне, много лет. Теперь мой сон окончился, меня разбудили. Я смотрю на вас, и говорю вам,- я вас ненавижу. Вы недостойны иных чувств.
   - Прежде вы думали иначе! - сказал Танкред.
   - Принц Бургундский,- говорила презрительно Ортруда,- я боюсь, что вас подменили в тех полудиких странах, где вы так долго путешествовали, и откуда вывезли ваши политические убеждения, ваши личные вкусы. В вас течёт, конечно, не благородная тевтонская кровь, а кровь монгольская, рабская кровь, кровь обманщика и изменника!
   Она смотрела на Танкреда глазами, горящими знойно, и дрожала от гнева и презрения.
   - Вам было вверено моё самолюбие, вы его не пощадили. А я, наивная девочка, принцесса гордого рода, рождённая королевою, я мечтала...
   - Вы всегда мечтаете,- угрюмо сказал Танкред.
   - Я мечтала долго о вас. Я надеялась, что ваш воинственный вид, ваша осанка тевтонского рыцаря знаменуют обитающий в вас геройский дух. Я мечтала, что вы будете моим господином, гордым, прекрасным, превосходящим во всем обыкновенных людей. И даже меня. Потому что ведь я - только слабая женщина. Мне по силам только взяться за королевский меч, за меч моих предков, - а нести его... Но вы не смогли быть моею силою,- вы захотели быть только высокопоставленным авантюристом.
   - Ортруда! - воскликнул Танкред.- Вы несправедливы ко мне. Вы забываете...
   - Ничего не забываю. Только случайно вы делали достойное дело.
   - Вы говорите слова, которые не забываются,- сказал Танкред с видом оскорблённого достоинства. - Или вы не понимаете сами, что говорите. Я конечно, виноват перед вами, но ваш гнев выше меры моих прегрешений перед вами. Каких бы случайных женщин я ни целовал, я любил только вас. Чего же вы теперь хотите? Какого искупления моей вины перед вами?
   Медленно и спокойно отвечала ему Ортруда:
   - Я хочу, чтобы вы меня освободили.
   - Ортруда, вы хотите со мною развестись? - с удивлением спросил Танкред.
   - Да! - решительно сказала Ортруда.
   - Ортруда, взвесьте последствия,- говорил Танкред убеждающим голосом.Ведь это - скандал на весь свет.
   - А вы боитесь скандала? - презрительно спросила Ортруда.
   - Я берегу вашу честь. И мою, - надменно ответил Танкред.
   Он был бледен и зол.
   - В нашем положении,- начал было он после краткого молчания.
   Ортруда нетерпеливо прервала его.
   - Да, в нашем положении есть и другой выход. Разводы бывали и бывают во многих династиях, и самых гордых. Но я знаю,- вы цепко держитесь за ваше положение.
   - Оно меня тяготит.
   - И это знаю.
   - Подумайте, Ортруда.
   - Нет, теперь уже поздно передумывать. Я решила. Я сама начну это дело. Развод,- или смерть.
   - Вы хотите, чтобы я умер? Вам достаточно сказать одно слово.
   - Я не скажу этого слова, принц Танкред, и вас прошу не говорить жалких слов. Прощайте.
   Ортруда оставила его одного. Ушла на высокую башню,- склонясь над белым камнем парапета, всматриваться в широкие лазурные дали моря и небес, и мечтать.
   И мечтала опять, что ей только снится страдающая жестоко Ортруда. Мечтала о далёком, неярком, милом крае, где над тихою рекою стоит её дом. Живет её милый. Приветливы с нею друзья. Мечтала о том, что она в далёком краю счастливая Елисавета, и что ей в долгом сновидении снится высокий, в начале радостный, и потом скорбный путь королевы Ортруды.
   Когда в близких к Ортруде кругах стало известно её решение развестись с принцем Танкредом, то были пущены в ход все способы отвратить её oт этого намерения. С положением принца Танкреда было связано очень много разнообразных интересов.
   Вдовствующая королева Клара вложила слишком много денег в кассу Общества африкан-ской колонизации. Она любила свои деньги, и не хотела их терять. Так как развод, неизбежно связанный с выездом Танкреда из государства Соединённых Островов, грозил этому предприя-тию, и без того рискованному, полным крахом, то Клара была очень взволнована намерением Ортруды. Она горячо убеждала Ортруду отказаться от этой мысли, молила её, плакала перед нею.
   Клерикальная партия теряла бы в Танкреде сильного друга и покровителя. Мирились с его еретическими мнениями,- их всегда можно было объяснить вывезенными с Востока сказками, которым сам Танкред не верит серьёзно,- и ценили весьма его автократические убеждения, полезные для церкви, которая считалась господствующею в государстве Соединённых Островов,- для католической церкви. Князья этой церкви любили видеть в народах земли стадо, которое надо пасти. Они заинтересовали этим вопросом в желательном для них смысле папу, и он прислал королеве Ортруде ласково-увещательное письмо.
   Для Виктора Лорена и его партии эго намерение королевы было неожиданностью. В первое время Лорена ещё не сообразил, как следует к этому отнестись. Для кабинета не было оснований особенно дорожить Танкредом. Чрезмерность его любовных похождений, раздражавшая многих, и его долги уже давно начали беспокоить Виктора Лорена. Но всё-таки надо было иметь время, чтобы подготовить будущее, осмотреться, найти второго мужа, приятного Ортруде и удобного для буржуазии. Вообще, надо было хотя бы затянуть дело, чтобы выиграть время. И Лорена отговаривал Ортруду. Говорил ей:
   - Его высочество имеет большие связи в нашей стране. Решение вашего величества так неожиданно Если, ваше величество, не измените этого решения, то, по крайней мере, необходимо подготовить общественное мнение. Необходимо выждать хоть некоторое время
   - Сколько времени? - резко спросила Ортруда
   - Хоть год. Или хоть полгода.
   Ортруда засмеялась, и ничего не сказала.
   Буржуазия была скандализована толками о любовных увлечениях Танкреда. Возмущалась. Но было не очень серьёзно это лицемерное возмущение. Перевешивало другое обстоятельство. Буржуа, сначала боявшийся войны, постепенно, под влиянием статей подкупленной прессы, начинал думать, что большой военный флот, колонии за морями и связанное с этим быстрое увеличение производства товаров и товарообмена будет для него весьма выгодно. Крушение планов Танкреда теперь уже вряд ли бы понравилось буржуазии. В то же время владельцы фабрик и заводов и многочисленные держатели акций были очень сильно заинтересованы в том, чтобы Танкред сохранил своё положение.
   Вожаки парламентского буржуазного большинства были уже давно подкуплены акциями Общества африканской колонизации, и потому в парламенте преобладало настроение, сочувственное принцу Танкреду.
   Сам Танкред не уставал возобновлять попытки примириться с Ортрудою. Все эти попытки только усиливали её презрение к нему. Но открывшаяся перед нею пустота жизни вдруг ужаснула её, и она не спешила приводить в исполнение своё намерение. Ждала чего-то, замкнув свои дни в очарованный круг мечтаний.
   Непрочность положения принца Танкреда побуждала его друзей, аристократов и аграриев, подсчитывать шансы на свержение с престола королевы Ортруды. Заговорщики думали воспользоваться нарастающим возбуждением рабочих, провоцировать вооружённое восстание раньше, чем рабочий пролетариат успеет достаточно сорганизоваться, поставить во главе войск с неограниченными полномочиями принца Танкреда, разгромить пролетариат, и окружить таким образом Танкреда лживым ореолом спасителя отечества от дерзких покушений врагов порядка, посягающих на священные права частной собственности.