Страница:
Сесиль Рот не говорит прямо, что все социальные и так называемые буржуазные революции в Европе были инспирированы, финансировались и осуществлялись евреями путем направления народного гнева по выгодному евреям адресу, но это легко читается между строк. Да есть и довольно прямые заявления Сесиль Рот.
«В результате французской революции естественным следствием декларации прав человека и гражданина явилось предоставление евреям тех же прав, что и всем прочим гражданам». «Евреи во всей Германии активно участвовали в революционных волнениях 1848 года, веря, что революционный успех принесет им полную эмансипацию. Одно государство за другим принимали либеральные конституции, и всюду в кодексы включался пункт, устраняющий ограниченность евреев».
Сказано мягко и частично. Евреи не просто активно участвовали в революциях, но являлись их возбудителями, финансировали их, подготавливали к ним слепые народные массы путем обработки общественного мнения. Короче говоря, во время всех революций, когда по Парижу гремели телеги, нагруженные, как арбузами, головами лучших французов (сотен тысяч французов, убитых без суда и следствия, ибо виноватых не было, но надо просто убрать верхушку нации, снять с нее голову), когда кровь немцев заливала немецкую землю, кровь англичан – английскую, а кровь русских – русскую, одни евреи во время всех этих революций знали, что происходит и зачем происходит. Они одни твердо и точно знали, что надо делать.
Но революция позади. Повсюду свобода и равенство (отнюдь не братство). В руках маленького восточного племени, составляющего, вероятно, меньше, чем одну сотую часть человечества, то есть менее одного процента, сосредоточено восемьдесят процентов всех денег, точнее сказать, всего капитала, которым располагает человечество. Под прямой зависимостью или косвенным влиянием находятся все газеты, все радиостанции, все телевидение, вся медицина, вся наука, вся музыка, вся кинематография, а вместе с тем и вся политика на земном шаре.
Вот я открываю вам, Владимир Алексеевич, тайну времени. Многие думают, что на земном шаре происходит борьба классов, борьба философий и идей. Нет! На земном шаре происходит только одна борьба: последовательная, многовековая борьба евреев за мировое господство. Другое дело, что они используют в этой борьбе и философию, и искусство, и все возможные средства, а классовая теория – это их отмычка к любому народу. Всюду и везде есть бедные, недовольные, неудачники, малоимущие, а то и вовсе неимущие. Всегда их можно настроить и натравить на основу нации, на ее лучшую часть. У него есть, а у тебя нет. У него больше, а у тебя меньше. Несправедливо. Иди и отними, ты что, хуже? Перефразируя Ленина, но отнюдь не искажая смысла его фразы, можно сказать так: речь идет не о борьбе с нацией, с народом, а о борьбе одной части народа с другой.
– По неужели об этом никто не догадался за все века? – наивно спросил я у Кирилла.
– Да ты Достоевского-то читал или нет? – удивился Кирилл.
– Читал… «Братья Карамазовы», «Преступление и наказание», «Бесы»…
– Лисенок, подкинь-ка мне Достоевского. Открой в «Дневнике писателя» нужное место.
Через минуту я уже читал, не веря своим глазам. Может быть, я и раньше читал эти страницы, но как-то не затрагивали они меня. Я сказал об этом Кириллу, а он ответил:
– Не знал тайны времени. Итак, я читал.
«…Наверное, нет в целом мире другого народа, который бы столько жаловался на судьбу свою… Подумаешь, не они царят в Европе, не они управляют там биржами хотя бы только, а стало быть, и политикой, внутренними делами, нравственностью государств».
«Я готов поверить, что лорд Бакконсфильд (Дизраэли) сам, может быть, забыл о своем происхождении когда-то от испанских жидов (наверное, однако, не забыл), но что он руководил английской консервативной политикой за последний год отчасти с точки зрения жида, в этом, по-моему, нельзя сомневаться».
«Помещики хоть и сильно эксплуатировали людей, но все же старались не разорять своих крестьян, пожалуй, для себя же, чтобы не истощать рабочей силы. А евреям до истощения русской силы дела нет. Взял свое и ушел».
«Мне иногда входила в голову фантазия: ну что если бы это не евреев было в России три миллиона, а русских, а евреев было бы восемьдесят миллионов – ну во что бы обратились у них русские и как бы они их третировали? Дали бы они им сравниться в правах? Дали бы им молиться среди них свободно? Не обратили бы прямо в рабов? Хуже того: не содрали бы кожу совсем? Не избили бы до окончательного истребления, как делали они с чужими народами в старину, в древнюю свою историю?»
«Отчужденность и отчудимость на степени религиозного догмата, неслиянность, вера в то, что в мире существует лишь одна народная личность – Еврей, а другие хоть и есть, но все равно нужно считать, что их как бы и не существовало. «Выйди из народов и составь свою особь и знай, что с сих пор ты един у бога, остальных истреби или в рабов обрати, или эксплуатируй. Верь в победу над всем миром, верь, что все покорится тебе. Строго всем гнушайся и ни с кем в быту своем не сообщайся и даже когда лишишься земли своей, даже когда рассеян будешь по лицу всей земли, между всеми народами, – все равно верь всему, что тебе обещано, все сбудется, а пока живи, гнушайся и эксплуатируй, и ожидай, ожидай».
«Еще в детстве я читал и слыхал про евреев легенду о том, что они, де, и теперь неуклонно ждут Мессию, что Мессия соберет их опять в Иерусалиме и низложит все народы мечом своим к его подножию, что потому, де, евреи, по крайней мере в большинстве своем, предпочитают одну профессию – торг золотом и много что обработку его, а это все будто бы для того, чтобы не иметь нового отечества, не быть прикрепленным к земле иноземцев, обладая ею, а иметь все с собой лишь в золоте и драгоценностях, чтобы удобнее их унести».
«Еврей, где ни поселялся, там еще пуще унижался и развращался народ, там еще больше приникало человечество, еще больше падал уровень образования, еще отвратительнее распространялась безвыходная, бесчеловечная бедность, а с ними и отчаяние. В окраинах наших спросите коренное население, что двигает евреем и что двигало им столько веков? Получите единогласный ответ: безжалостность. Двигали им столько веков одна лишь безжалостность к нам и одна только жажда напиться нашим потом и кровью».
«Недаром же они движут капиталами, недаром же они властители кредита и недаром, повторяю, они же властители и всей международной политики… Близится их царство, полное царство! Наступает вполне торжество их идей, перед которыми никнут чувства человеколюбия, жажда правды, чувства христианские, национальные и даже народной гордости европейских народов. Наступает, напротив, материализм, слепая, плотоядная жажда личного материального обогащения, жажда личного накопления денег всеми средствами, – вот все, что признано за высшую цель, за разумное, за свободу вместо христианской идеи спасения лишь посредством теснейшего нравственного и братского единения людей».
«Верхушка евреев воцаряется над человечеством все сильнее и тверже и стремится дать миру свой облик и свою суть».
«В новой нравственной основе социализма (который, однако, не указал до сих пор ни единой, кроме гнусных извращений, природы и здравого смысла), он верил до безумия. – Но как социалисту ему прежде всего следовало низложить христианство; он знал, что революция непременно должна начаться с атеизма. Ему надо было низложить ту религию, из которой вышли нравственные основания отрицаемого им общества. Семейство, собственность, нравственную ответственность личности он отрицал радикально».
– Достоевский был гений! – подхватил Кирилл, едва я кончил читать. – Он понимал, что евреи в своей борьбе главный упор делают на разложение народов с нравственной стороны, со стороны традиций, устоев, семьи, религии. Это вроде как (я где-то читал, у Фабра, наверное) черви, питающиеся трупами погибших животных, не просто пожирают дохлое мясо и кожу, но сначала умеют разжижить их. Фабр это называет приготовлением бульона. Так вот, черви сначала приготовляют бульон, а потом уж им и питаются. Точно так же поступают и эти. Привнести идею, что нет ничего святого, что все дозволено, высмеять чистые чувства, трогательные движения души и сердца, привести дело к тому, чтобы катастрофически распадались семьи, чтобы люди блудили и богохульствовали, отнять у них святость очага, заставить их плеваться в сторону предков, лишить их корней национального самосознания, смешать народ во всеобщий интернациональный винегрет… Одним словом, приготовить удобоваримый и легкоусваиваемый бульон… Проследите по всей обозреваемой нами истории, начиная со средних веков, а может, и еще раньше, и вы заметите, что во все времена и у всех народов существовали два понятия: прогрессивное и реакционное. Так вот, нетрудно заметить, что во все времена и у всех народов прогрессивным почиталось то, и только то, что лило воду на мельницу евреев, а реакционным называлось то, и только то, что действовало прямо или косвенно против них. Такое уж они стремились создать общественное мнение. Попробуйте приложить эту меру к любому историческому явлению, уже оцененному по этой шкале. Все, что подпиливало государственные устои народов, все, что расшатывало народы, разжижало и ослабляло их, разлагало в конечном итоге, – все прогрессивно. Все, что укрепляет и сплачивает народы, цементирует их, делает более устойчивыми и сопротивляемыми, все, что усиливает национальный дух, – все это консервативно и реакционно. Поклоняешься делам своих предков, гордишься ими, воспеваешь свой народ и его устоявшиеся за века святыни – смешон, отстал и глуп. Плюешь на святыни, хихикаешь, оглядываясь на них, отрекаешься от них, злословишь, расшатываешь – умница и герой. Тотчас вся пресса, в свою очередь, пытается очернить и низвести первое и возвеличить второе. У них даже есть термин «размыть народ». Они говорят, например, про французов, про англичан: ну, это народ уже размытый, этот народ нам не страшен!
– Но в чем же выход, спасение?
– Поздно, Владимир Алексеевич, боюсь, что поздно. Гитлер называл себя последним шансом Европы и человечества.
– Опять – Гитлер! Гитлер – фашист!
– Конечно. Высшая ступень реакционности, потому что высшая степень противодействия евреям. Для вирусов, губящих человеческий организм, сильный антибиотик – это тоже фашизм, как и дезинфицирующие, опрыскивающие средства против гусениц, напавших на живое дерево и пожирающих его листья. Ты знаешь, с чего начал Гитлер?
– С чего?
– Первым делом он очистил от евреев все до одной газеты. Ну, и радио, конечно… Потом он посадил всех абстракционистов, то есть разлагателей человеческих ценностей со стороны искусства, приготовителей бульона со стороны живописи. Затем он посадил всех гомосексуалистов. Семья, нравственность, национальное самосознание были поставлены во главу угла. Даже в нелепом телефильме со Штирлицем Юлиана Семенова (Лямсберга) можно заметить, что характеристики государственных деятелей Германии начинаются фразой – «Прекрасный семьянин».
Строго говоря, Гитлер и его движение возникло как реакция на разгул еврейской экспансии, как сила противодействия. Дальше медлить было нельзя. И так уж дело дошло до края, до пропасти, когда появился Гитлер, который называл себя последним шансом Европы и человечества. Это была судорога человечества, осознавшего, что его пожирают черви, и попытавшегося стряхнуть их с себя…
А теперь уже поздно. Теперь уже – рак крови. Парадоксально, что идеи побежденного Гитлера воспринял было Сталин, который собирался решать еврейский вопрос. Дело в том, что он все равно не мог бы его решить за пределами своего государства. Что из того, что он даже и физически уничтожил бы евреев на территории СССР. Это не изменило бы общей картины, общего соотношения сил на земном шаре. А добраться до Америки, Франции, Англии у него руки все равно были коротки. Добраться до них мог бы только Гитлер в союзе с Италией, Японией, остальной Европой, да еще если бы мы, дураки, вместо того, чтобы воевать с ним… Между прочим, Сталин поверил в такой союз, он поверил приглашению Гитлера совместно решать основной вопрос человечества. Но Гитлер в этом приглашении был неискренен. Он надеялся, что в союзе с ним в результате молниеносной войны окажется не СССР, а Россия уже без Сталина, без большевиков.
Теперь же – оглянись вокруг… Видишь ты хоть одну личность, хоть одно государство, которое могло бы прийти на помощь человечеству и вылечить его от этой страшной болезни. Все политические деятели – мелочь и шушера… А как евреи потирали руки, когда удалось им свалить Гитлера, удалось победить ту железную, организованную и целенаправленную силу. Они победили ее, как всегда, чужими руками и чужой кровью, главным образом опять же российской. Наверное, ты знаешь, что американцы в той войне потеряли двести пятьдесят тысяч человек, англичане около трехсот, немцы четыре с половиной миллиона, а наши сорок четыре по незаниженным цифрам. Не знаю, сколько погибло японцев и итальянцев, наверное, тоже немало, но те хоть отстаивали свою идею, причем конкретную идею, а нас гнали в огонь против железных рыцарей, идущих нас же, дураков, вызволять из беды…
Но теперь уже поздно. Я не вижу на земном шаре силы, личности, которая могла бы спасти положение. Евреи это знают и ничего уже не боятся. Они делают что хотят. Они немного побаиваются китайцев. Но самую малость. Уж если удалось сломить Гитлера… К тому же продолжает существовать Советский Союз. Я думаю, следующий ход в шахматной партии будет такой: нас, то есть Советский Союз, стравят с Китаем. Они это делают. Недаром Киссинджер уже ездит и лично тайно шушукается с Мао Цзедуном. Если они видят в Китае силу, они попытаются ее уничтожить. А чем? А как? Столкнуть два огромных государства. Тогда они долго будут глядеть со стороны, как мы истребляем друг друга, и в конце концов помогут, возможно, нам. Но помогут, когда мы потеряем миллионов шестьдесят, да и китайцы миллионов сто двадцать. Помогут они нам не потому, что любят нас больше, а потому, что с нами все же, как с людьми белыми, легче потом иметь дело. Тогда их торжество будет окончательным и полным.
– Но ты говорил об истреблении человечества: сто пятьдесят миллионов тонн… Зачем же им это, если они и без того хозяева положения?
Во-первых, каков бы ты ни был хозяин над сотней человек, всегда будешь думать, как бы эта сотня не взбунтовалась и тебя одного, одумавшись, не свергла и не убила. Ведь сотня против одного. А к концу века и подавно будет две сотни. Численность человечества удвоится, но отнюдь не за счет евреев.
Во-вторых, уже сейчас ясно, что на земном шаре возникла тяжелая проблема, связанная с перенаселенностью, с теснотой и с загрязнением среды. Добьешься победы, а жить к этому времени на земном шаре будет уже неудобно, а то и невозможно. У них есть планы. Добившись полного господства над человечеством, уничтожить большую его часть, оставив лишь столько, сколько нужно будет для обслуживания их и для поддержания земного шара в чистоте и порядке.
– Но ведь и эту оставленную часть придется как-нибудь держать в подчинении?
– Да, они сейчас усиленно ищут радикальные средства подавления и даже изменения но произволу человеческой психики, человеческой личности. Изыскания идут по двум путям. Первый путь – механического воздействия на мозг, второй путь – воздействия на гены. Да вот, посмотри статью о первом пути и убедись, что они об этом серьезно думают.
Кирилл тотчас дал мне в руки номер «Литературной газеты», который я, наверное, же читал или по крайней мере просматривал, но читал и просматривал другими еще глазами, не посвященный еще в тайну времени.
– Вот, что ты скажешь об этой картинке? Я точно вспомнил, что картинку эту я видел в «Литературной газете». Но как я мог не увидеть ее в настоящем, подлинном свете?
Два ученых или врача в белых халатах, в хирургических масках и перчатках манипулируют над третьим, сидящим неподвижно. На голове у бедолаги установлен некий измерительный прибор с вмонтированным в него шприцем, для того, значит, чтобы уколоть в нужную точку мозга. Один врач (палач?) крутит винтик на приборе, другой нажимает на шприц. Подпись… Ну как я мог раньше не обратить внимание на подпись? Подпись была: «Инъекция покорности». Рисунок из брошюры, изданной в штате Нью-Мексико «Союзом гражданских свобод».
– Вот, читай, читай, – тыкал Кирилл пальцем в подчеркнутые уже абзацы.
Но я сначала окинул взглядом заголовки этой страницы. Общий заголовок гласил: «Не станет ли скальпель орудием подавления?» Сперва статья профессора К. Майера, американского еврея, а слева статья профессора Басина, еврея советского.
– Читай, читай, – тормошил меня мой учитель и просветитель.
«Существует три основных способа подавления агрессивности.
Можно обратиться к хирургам. Легко превратить дикую кошку в послушное и дружелюбное животное, удалив очень маленький участок миндалевидного ядра. Х. Бургер показал, что нанесение небольшого повреждения в соответствующем участке головного мозга уменьшает агрессивность на восемьдесят процентов у патологически агрессивно настроенных пациентов.
Мы также можем контролировать агрессию воздействием на некоторые эндокринные механизмы.
Наконец, можно контролировать агрессию посредством электрического возбуждения нейросистемы, которая гасит агрессивность и гнев. Вживление электродов в мозг пациента и подсоединение этих электродов к радиоприемнику не является больше научной фантазией. У нас есть миниатюрные приемники, которые могут вживляться под кожу головы. Пациент не замечает признаков внешнего воздействия, но он получает по радио электрический импульс, снижающий враждебность… Серьезные этические проблемы должны быть разрешены до того, как мы перейдем от стадии экспериментов к практической работе».
– Но, может быть, речь идет об отдельных больных, о буйнопомешанных, – поднял я глаза на Кирилла с надеждой, ибо мое сознание отказывалось верить прочитанному.
– А ты читай следующую фразу. Вот, смотри. «Если мы не найдем правильного решения проблемы, современная технология разрушения может решить наши проблемы за нас».
Значит, речь идет не об отдельных больных. Да вот тут так и написано: «Агрессивное поведение является основной проблемой человечества».
Глаза мои бегали по страницам, натыкаясь на поразительные сентенции.
«Профессор Х. Дельгадо сознает, что опасность уничтожения человеческой индивидуальности в результате медицинского вмешательства или, что еще хуже, возможность целенаправленного управления личностью многие считают более ужасной угрозой чем всемирная ядерная катастрофа».
«Идея жестокого диктатора, который стоит у центрального пульта и производит раздражение глубинных структур мозга целой массы безнадежно порабощенных людей…» [74].
– Так что, Владимир Алексеевич, все очень просто и очень реально. Не является больше областью фантазии. Но сейчас и этот путь кажется им не столь радикальным.
Они пробуют докопаться до хромосом, до генов. Когда найдутся пути влияния на гены, они превратят оставленную ими часть человечества в покорных животных вроде домашнего скота. Коровы не бунтуют же и не пытаются выйти из повиновения человека. Ты почитай, почитай современные статьи по генетике. Там такие перспективы…
– Но сами-то они чем и как объединены? Живут в разных странах, рассеяны, неужели такая организация?
– Есть организация и в прямом смысле этого слова – единый мозговой трест, единый пульт управления. Есть организации подсобные, вроде Лиги защиты евреев. Но самое главное – это их косвенная организованность. Каждый из них несет двойное подданство. По паспорту он бельгиец, француз, немец или гражданин Советского Союза, а на деле он, кроме того, считается подданным государства Израиль. Государством Израиль все евреи, где бы они ни жили, взяты на учет и считаются подданными Большого Израиля, а вернее, членами единой огромной семьи. По рекомендации из центра они ведут себя соответствующим образом, действуют так, а не иначе. По приказу из центра они все, как один, будут делать то, что им прикажут. Отсюда, например, могущество разведки Израиля. Разведчик может смело обращаться за помощью к любому еврею в любой стране и всегда эту помощь получит. А ведь евреи в самых разных странах занимают самые разные должности и выполняют разные функции, от государственного секретаря США Киссинджера до наших телевизионщиков, врачей, атомщиков, газетчиков, писателей… министра иностранных дел.
Израильскому разведчику не надо выяснять политическое лицо собеседника, его взгляды, идейность. Достаточно того, что он еврей. Можно смело все, что угодно, говорить от имени Израиля, обращаться с любой просьбой. Вероятность встретить отказ практически равна нулю. Иначе нечем было бы объяснить, что все они во всем мире по тому или иному поводу начинают вдруг дудеть в одну и ту же дуду. Каждый из них, вероятно, понимает, что в отдельности он – ничто, ноль, соринка на большой дороге. Но в составе, в системе, в семье Израиля он – все. Впрочем, это еще и Гитлер говорил своим немцам: «Один ты ничто, твой народ – все. Поскольку ты часть народа, то и ты – все». Это доктрина любого ультранационализма.
Разница же в том, что у других народов почему-то нет внутренних связующих сил, их нужно связывать и объединять дополнительно, идейными и государственными скрепами. Нужны Гитлеры, политические гении, вожди. Евреям и этого не нужно. Когда не было формального государства Израиль с его президентами, Израиль как таковой все равно существовал, и силы сцепления между евреями, где бы они ни жили, все равно действовали. Тут, видимо, и религия, и еще что-то. Какая-то пружина. Какой-то на многие века исторический пружинный завод, вроде как у часов. Есть часы, которые заводятся на сутки, а есть на несколько месяцев. Так вот евреи, видимо, заведены на века.
– Но ведь этому можно только позавидовать! Быть частицей силы – это и правда самому быть силой. Нет, я положительно завидую каждому еврею. Но, может быть, я больше жалею, что нет уже на свете силы, к которой можно было бы примкнуть в качестве верного и последовательного солдата… Так что же делать?
– Думаю, Владимир Алексеевич, думать и действовать. Уж если ты узнал тайну времени…
– Вот я и думаю. Ты говоришь, что они побаиваются Китая. Но, по-моему, они в такой же степени побаиваются и Советского Союза. То есть не то чтобы побаиваются, но все же он у них бельмо на глазу. В самом деле, оглянемся в поисках силы, способной противостоять их экспансии. Разве это не система социалистических стран? Недаром же они так отчаянно пытаются ее расчленить и ослабить. Строго говоря, я не вижу на земном шаре другой реальной силы сейчас, которая могла бы как-то реально им противостоять. Не арабы же? Может быть, отсюда у них и ненависть к нашему государству?
– Ошибаетесь, Владимир Алексеевич. У них ненависть не к государству, а только к его руководителям и презрение к народу, который этим руководителям не противостоит и которого они никак не могут раскачать на это противостояние. Государство создавали они же сами как самое совершенное орудие массового порабощения, ограбления, а если надо, и истребления аборигенов. Зачем же ломать столь совершенную и отлаженную машину? При помощи этой машины можно сделать то, а можно сделать и это. Важно только, кто стоит у центрального пульта. Сперва у пульта стояли они. Потом Сталин отобрал у них пульт. Теперь они снова хотят его захватить.
– Но они же в массовом порядке бегут из СССР. Я уж подумал так: дело, дескать, сделано, страна ограблена, заведена в тупик и больше им не нужна. Народишко вырождается. Можно восвояси, прихватив чемоданы, уезжать прочь.
– Опять ошибка. Разве они могут оголить такой фронт?
– Но уезжают же, это факт!
– Цифры, Владимир Алексеевич, цифры, и никакой романтики. По разверстке, спущенной из их центра, должно уехать в Израиль, ну, скажем, шестьдесят тысяч человек. Знаешь, сколько может произойти шуму, пока уезжают шестьдесят тысяч? Только шум им и нужен в этом случае. Кого-то не выпустили – произвол, у кого-то затянулось оформление – произвол. А бегут – предполагается – от антисемитизма. А и всего-то должно уехать шестьдесят тысяч. Ну, пусть сто тысяч. Из пятнадцати миллионов. Капля в море. Впечатление же, что повалили массами. А они все тут, только шуму много.
– Думаешь, их у нас пятнадцать миллионов?
– Точно никто не знает. Большинство ведь по паспортам считаются русскими. Не знаю. Во времена Достоевского при населении России в 80 миллионов их было три миллиона. Общее население больше чем удвоилось. Но ведь они не гибли в Соловках, во время коллективизации, голодовок, в Отечественную войну, да и в массовых лагерях. Хоть и гибли, да не столько, сколько аборигены. Пятнадцать не пятнадцать, а уж не меньше десяти миллионов у нас наберется.
Так что будьте благонадежны, Владимир Алексеевич, никуда они не уедут. Они пребудут здесь и попытаются захватить постепенно управление государственной машиной.
Чтобы расшатать современное руководство, возбудить против него широкие массы, им нужна демократия. Свобода слова, печати, отмена цензуры, по крайней мере, свобода собраний и манифестаций. Но все эти свободы всегда были лишь средством, а не целью. Смешная цель – иметь возможность встать на трибуну и произнести речь. Зачем? Ну, вот добились, предположим, такого права. Давай, давай, говори свои речи! А говорить-то, оказывается, нечего. Да уже и не нужно. Потребность говорить существует, оказывается, только в процессе борьбы за право говорить. Нет, им демократия нужна как средство к достижению цели. Цель – власть.
«В результате французской революции естественным следствием декларации прав человека и гражданина явилось предоставление евреям тех же прав, что и всем прочим гражданам». «Евреи во всей Германии активно участвовали в революционных волнениях 1848 года, веря, что революционный успех принесет им полную эмансипацию. Одно государство за другим принимали либеральные конституции, и всюду в кодексы включался пункт, устраняющий ограниченность евреев».
Сказано мягко и частично. Евреи не просто активно участвовали в революциях, но являлись их возбудителями, финансировали их, подготавливали к ним слепые народные массы путем обработки общественного мнения. Короче говоря, во время всех революций, когда по Парижу гремели телеги, нагруженные, как арбузами, головами лучших французов (сотен тысяч французов, убитых без суда и следствия, ибо виноватых не было, но надо просто убрать верхушку нации, снять с нее голову), когда кровь немцев заливала немецкую землю, кровь англичан – английскую, а кровь русских – русскую, одни евреи во время всех этих революций знали, что происходит и зачем происходит. Они одни твердо и точно знали, что надо делать.
Но революция позади. Повсюду свобода и равенство (отнюдь не братство). В руках маленького восточного племени, составляющего, вероятно, меньше, чем одну сотую часть человечества, то есть менее одного процента, сосредоточено восемьдесят процентов всех денег, точнее сказать, всего капитала, которым располагает человечество. Под прямой зависимостью или косвенным влиянием находятся все газеты, все радиостанции, все телевидение, вся медицина, вся наука, вся музыка, вся кинематография, а вместе с тем и вся политика на земном шаре.
Вот я открываю вам, Владимир Алексеевич, тайну времени. Многие думают, что на земном шаре происходит борьба классов, борьба философий и идей. Нет! На земном шаре происходит только одна борьба: последовательная, многовековая борьба евреев за мировое господство. Другое дело, что они используют в этой борьбе и философию, и искусство, и все возможные средства, а классовая теория – это их отмычка к любому народу. Всюду и везде есть бедные, недовольные, неудачники, малоимущие, а то и вовсе неимущие. Всегда их можно настроить и натравить на основу нации, на ее лучшую часть. У него есть, а у тебя нет. У него больше, а у тебя меньше. Несправедливо. Иди и отними, ты что, хуже? Перефразируя Ленина, но отнюдь не искажая смысла его фразы, можно сказать так: речь идет не о борьбе с нацией, с народом, а о борьбе одной части народа с другой.
– По неужели об этом никто не догадался за все века? – наивно спросил я у Кирилла.
– Да ты Достоевского-то читал или нет? – удивился Кирилл.
– Читал… «Братья Карамазовы», «Преступление и наказание», «Бесы»…
– Лисенок, подкинь-ка мне Достоевского. Открой в «Дневнике писателя» нужное место.
Через минуту я уже читал, не веря своим глазам. Может быть, я и раньше читал эти страницы, но как-то не затрагивали они меня. Я сказал об этом Кириллу, а он ответил:
– Не знал тайны времени. Итак, я читал.
«…Наверное, нет в целом мире другого народа, который бы столько жаловался на судьбу свою… Подумаешь, не они царят в Европе, не они управляют там биржами хотя бы только, а стало быть, и политикой, внутренними делами, нравственностью государств».
«Я готов поверить, что лорд Бакконсфильд (Дизраэли) сам, может быть, забыл о своем происхождении когда-то от испанских жидов (наверное, однако, не забыл), но что он руководил английской консервативной политикой за последний год отчасти с точки зрения жида, в этом, по-моему, нельзя сомневаться».
«Помещики хоть и сильно эксплуатировали людей, но все же старались не разорять своих крестьян, пожалуй, для себя же, чтобы не истощать рабочей силы. А евреям до истощения русской силы дела нет. Взял свое и ушел».
«Мне иногда входила в голову фантазия: ну что если бы это не евреев было в России три миллиона, а русских, а евреев было бы восемьдесят миллионов – ну во что бы обратились у них русские и как бы они их третировали? Дали бы они им сравниться в правах? Дали бы им молиться среди них свободно? Не обратили бы прямо в рабов? Хуже того: не содрали бы кожу совсем? Не избили бы до окончательного истребления, как делали они с чужими народами в старину, в древнюю свою историю?»
«Отчужденность и отчудимость на степени религиозного догмата, неслиянность, вера в то, что в мире существует лишь одна народная личность – Еврей, а другие хоть и есть, но все равно нужно считать, что их как бы и не существовало. «Выйди из народов и составь свою особь и знай, что с сих пор ты един у бога, остальных истреби или в рабов обрати, или эксплуатируй. Верь в победу над всем миром, верь, что все покорится тебе. Строго всем гнушайся и ни с кем в быту своем не сообщайся и даже когда лишишься земли своей, даже когда рассеян будешь по лицу всей земли, между всеми народами, – все равно верь всему, что тебе обещано, все сбудется, а пока живи, гнушайся и эксплуатируй, и ожидай, ожидай».
«Еще в детстве я читал и слыхал про евреев легенду о том, что они, де, и теперь неуклонно ждут Мессию, что Мессия соберет их опять в Иерусалиме и низложит все народы мечом своим к его подножию, что потому, де, евреи, по крайней мере в большинстве своем, предпочитают одну профессию – торг золотом и много что обработку его, а это все будто бы для того, чтобы не иметь нового отечества, не быть прикрепленным к земле иноземцев, обладая ею, а иметь все с собой лишь в золоте и драгоценностях, чтобы удобнее их унести».
«Еврей, где ни поселялся, там еще пуще унижался и развращался народ, там еще больше приникало человечество, еще больше падал уровень образования, еще отвратительнее распространялась безвыходная, бесчеловечная бедность, а с ними и отчаяние. В окраинах наших спросите коренное население, что двигает евреем и что двигало им столько веков? Получите единогласный ответ: безжалостность. Двигали им столько веков одна лишь безжалостность к нам и одна только жажда напиться нашим потом и кровью».
«Недаром же они движут капиталами, недаром же они властители кредита и недаром, повторяю, они же властители и всей международной политики… Близится их царство, полное царство! Наступает вполне торжество их идей, перед которыми никнут чувства человеколюбия, жажда правды, чувства христианские, национальные и даже народной гордости европейских народов. Наступает, напротив, материализм, слепая, плотоядная жажда личного материального обогащения, жажда личного накопления денег всеми средствами, – вот все, что признано за высшую цель, за разумное, за свободу вместо христианской идеи спасения лишь посредством теснейшего нравственного и братского единения людей».
«Верхушка евреев воцаряется над человечеством все сильнее и тверже и стремится дать миру свой облик и свою суть».
«В новой нравственной основе социализма (который, однако, не указал до сих пор ни единой, кроме гнусных извращений, природы и здравого смысла), он верил до безумия. – Но как социалисту ему прежде всего следовало низложить христианство; он знал, что революция непременно должна начаться с атеизма. Ему надо было низложить ту религию, из которой вышли нравственные основания отрицаемого им общества. Семейство, собственность, нравственную ответственность личности он отрицал радикально».
– Достоевский был гений! – подхватил Кирилл, едва я кончил читать. – Он понимал, что евреи в своей борьбе главный упор делают на разложение народов с нравственной стороны, со стороны традиций, устоев, семьи, религии. Это вроде как (я где-то читал, у Фабра, наверное) черви, питающиеся трупами погибших животных, не просто пожирают дохлое мясо и кожу, но сначала умеют разжижить их. Фабр это называет приготовлением бульона. Так вот, черви сначала приготовляют бульон, а потом уж им и питаются. Точно так же поступают и эти. Привнести идею, что нет ничего святого, что все дозволено, высмеять чистые чувства, трогательные движения души и сердца, привести дело к тому, чтобы катастрофически распадались семьи, чтобы люди блудили и богохульствовали, отнять у них святость очага, заставить их плеваться в сторону предков, лишить их корней национального самосознания, смешать народ во всеобщий интернациональный винегрет… Одним словом, приготовить удобоваримый и легкоусваиваемый бульон… Проследите по всей обозреваемой нами истории, начиная со средних веков, а может, и еще раньше, и вы заметите, что во все времена и у всех народов существовали два понятия: прогрессивное и реакционное. Так вот, нетрудно заметить, что во все времена и у всех народов прогрессивным почиталось то, и только то, что лило воду на мельницу евреев, а реакционным называлось то, и только то, что действовало прямо или косвенно против них. Такое уж они стремились создать общественное мнение. Попробуйте приложить эту меру к любому историческому явлению, уже оцененному по этой шкале. Все, что подпиливало государственные устои народов, все, что расшатывало народы, разжижало и ослабляло их, разлагало в конечном итоге, – все прогрессивно. Все, что укрепляет и сплачивает народы, цементирует их, делает более устойчивыми и сопротивляемыми, все, что усиливает национальный дух, – все это консервативно и реакционно. Поклоняешься делам своих предков, гордишься ими, воспеваешь свой народ и его устоявшиеся за века святыни – смешон, отстал и глуп. Плюешь на святыни, хихикаешь, оглядываясь на них, отрекаешься от них, злословишь, расшатываешь – умница и герой. Тотчас вся пресса, в свою очередь, пытается очернить и низвести первое и возвеличить второе. У них даже есть термин «размыть народ». Они говорят, например, про французов, про англичан: ну, это народ уже размытый, этот народ нам не страшен!
– Но в чем же выход, спасение?
– Поздно, Владимир Алексеевич, боюсь, что поздно. Гитлер называл себя последним шансом Европы и человечества.
– Опять – Гитлер! Гитлер – фашист!
– Конечно. Высшая ступень реакционности, потому что высшая степень противодействия евреям. Для вирусов, губящих человеческий организм, сильный антибиотик – это тоже фашизм, как и дезинфицирующие, опрыскивающие средства против гусениц, напавших на живое дерево и пожирающих его листья. Ты знаешь, с чего начал Гитлер?
– С чего?
– Первым делом он очистил от евреев все до одной газеты. Ну, и радио, конечно… Потом он посадил всех абстракционистов, то есть разлагателей человеческих ценностей со стороны искусства, приготовителей бульона со стороны живописи. Затем он посадил всех гомосексуалистов. Семья, нравственность, национальное самосознание были поставлены во главу угла. Даже в нелепом телефильме со Штирлицем Юлиана Семенова (Лямсберга) можно заметить, что характеристики государственных деятелей Германии начинаются фразой – «Прекрасный семьянин».
Строго говоря, Гитлер и его движение возникло как реакция на разгул еврейской экспансии, как сила противодействия. Дальше медлить было нельзя. И так уж дело дошло до края, до пропасти, когда появился Гитлер, который называл себя последним шансом Европы и человечества. Это была судорога человечества, осознавшего, что его пожирают черви, и попытавшегося стряхнуть их с себя…
А теперь уже поздно. Теперь уже – рак крови. Парадоксально, что идеи побежденного Гитлера воспринял было Сталин, который собирался решать еврейский вопрос. Дело в том, что он все равно не мог бы его решить за пределами своего государства. Что из того, что он даже и физически уничтожил бы евреев на территории СССР. Это не изменило бы общей картины, общего соотношения сил на земном шаре. А добраться до Америки, Франции, Англии у него руки все равно были коротки. Добраться до них мог бы только Гитлер в союзе с Италией, Японией, остальной Европой, да еще если бы мы, дураки, вместо того, чтобы воевать с ним… Между прочим, Сталин поверил в такой союз, он поверил приглашению Гитлера совместно решать основной вопрос человечества. Но Гитлер в этом приглашении был неискренен. Он надеялся, что в союзе с ним в результате молниеносной войны окажется не СССР, а Россия уже без Сталина, без большевиков.
Теперь же – оглянись вокруг… Видишь ты хоть одну личность, хоть одно государство, которое могло бы прийти на помощь человечеству и вылечить его от этой страшной болезни. Все политические деятели – мелочь и шушера… А как евреи потирали руки, когда удалось им свалить Гитлера, удалось победить ту железную, организованную и целенаправленную силу. Они победили ее, как всегда, чужими руками и чужой кровью, главным образом опять же российской. Наверное, ты знаешь, что американцы в той войне потеряли двести пятьдесят тысяч человек, англичане около трехсот, немцы четыре с половиной миллиона, а наши сорок четыре по незаниженным цифрам. Не знаю, сколько погибло японцев и итальянцев, наверное, тоже немало, но те хоть отстаивали свою идею, причем конкретную идею, а нас гнали в огонь против железных рыцарей, идущих нас же, дураков, вызволять из беды…
Но теперь уже поздно. Я не вижу на земном шаре силы, личности, которая могла бы спасти положение. Евреи это знают и ничего уже не боятся. Они делают что хотят. Они немного побаиваются китайцев. Но самую малость. Уж если удалось сломить Гитлера… К тому же продолжает существовать Советский Союз. Я думаю, следующий ход в шахматной партии будет такой: нас, то есть Советский Союз, стравят с Китаем. Они это делают. Недаром Киссинджер уже ездит и лично тайно шушукается с Мао Цзедуном. Если они видят в Китае силу, они попытаются ее уничтожить. А чем? А как? Столкнуть два огромных государства. Тогда они долго будут глядеть со стороны, как мы истребляем друг друга, и в конце концов помогут, возможно, нам. Но помогут, когда мы потеряем миллионов шестьдесят, да и китайцы миллионов сто двадцать. Помогут они нам не потому, что любят нас больше, а потому, что с нами все же, как с людьми белыми, легче потом иметь дело. Тогда их торжество будет окончательным и полным.
– Но ты говорил об истреблении человечества: сто пятьдесят миллионов тонн… Зачем же им это, если они и без того хозяева положения?
Во-первых, каков бы ты ни был хозяин над сотней человек, всегда будешь думать, как бы эта сотня не взбунтовалась и тебя одного, одумавшись, не свергла и не убила. Ведь сотня против одного. А к концу века и подавно будет две сотни. Численность человечества удвоится, но отнюдь не за счет евреев.
Во-вторых, уже сейчас ясно, что на земном шаре возникла тяжелая проблема, связанная с перенаселенностью, с теснотой и с загрязнением среды. Добьешься победы, а жить к этому времени на земном шаре будет уже неудобно, а то и невозможно. У них есть планы. Добившись полного господства над человечеством, уничтожить большую его часть, оставив лишь столько, сколько нужно будет для обслуживания их и для поддержания земного шара в чистоте и порядке.
– Но ведь и эту оставленную часть придется как-нибудь держать в подчинении?
– Да, они сейчас усиленно ищут радикальные средства подавления и даже изменения но произволу человеческой психики, человеческой личности. Изыскания идут по двум путям. Первый путь – механического воздействия на мозг, второй путь – воздействия на гены. Да вот, посмотри статью о первом пути и убедись, что они об этом серьезно думают.
Кирилл тотчас дал мне в руки номер «Литературной газеты», который я, наверное, же читал или по крайней мере просматривал, но читал и просматривал другими еще глазами, не посвященный еще в тайну времени.
– Вот, что ты скажешь об этой картинке? Я точно вспомнил, что картинку эту я видел в «Литературной газете». Но как я мог не увидеть ее в настоящем, подлинном свете?
Два ученых или врача в белых халатах, в хирургических масках и перчатках манипулируют над третьим, сидящим неподвижно. На голове у бедолаги установлен некий измерительный прибор с вмонтированным в него шприцем, для того, значит, чтобы уколоть в нужную точку мозга. Один врач (палач?) крутит винтик на приборе, другой нажимает на шприц. Подпись… Ну как я мог раньше не обратить внимание на подпись? Подпись была: «Инъекция покорности». Рисунок из брошюры, изданной в штате Нью-Мексико «Союзом гражданских свобод».
– Вот, читай, читай, – тыкал Кирилл пальцем в подчеркнутые уже абзацы.
Но я сначала окинул взглядом заголовки этой страницы. Общий заголовок гласил: «Не станет ли скальпель орудием подавления?» Сперва статья профессора К. Майера, американского еврея, а слева статья профессора Басина, еврея советского.
– Читай, читай, – тормошил меня мой учитель и просветитель.
«Существует три основных способа подавления агрессивности.
Можно обратиться к хирургам. Легко превратить дикую кошку в послушное и дружелюбное животное, удалив очень маленький участок миндалевидного ядра. Х. Бургер показал, что нанесение небольшого повреждения в соответствующем участке головного мозга уменьшает агрессивность на восемьдесят процентов у патологически агрессивно настроенных пациентов.
Мы также можем контролировать агрессию воздействием на некоторые эндокринные механизмы.
Наконец, можно контролировать агрессию посредством электрического возбуждения нейросистемы, которая гасит агрессивность и гнев. Вживление электродов в мозг пациента и подсоединение этих электродов к радиоприемнику не является больше научной фантазией. У нас есть миниатюрные приемники, которые могут вживляться под кожу головы. Пациент не замечает признаков внешнего воздействия, но он получает по радио электрический импульс, снижающий враждебность… Серьезные этические проблемы должны быть разрешены до того, как мы перейдем от стадии экспериментов к практической работе».
– Но, может быть, речь идет об отдельных больных, о буйнопомешанных, – поднял я глаза на Кирилла с надеждой, ибо мое сознание отказывалось верить прочитанному.
– А ты читай следующую фразу. Вот, смотри. «Если мы не найдем правильного решения проблемы, современная технология разрушения может решить наши проблемы за нас».
Значит, речь идет не об отдельных больных. Да вот тут так и написано: «Агрессивное поведение является основной проблемой человечества».
Глаза мои бегали по страницам, натыкаясь на поразительные сентенции.
«Профессор Х. Дельгадо сознает, что опасность уничтожения человеческой индивидуальности в результате медицинского вмешательства или, что еще хуже, возможность целенаправленного управления личностью многие считают более ужасной угрозой чем всемирная ядерная катастрофа».
«Идея жестокого диктатора, который стоит у центрального пульта и производит раздражение глубинных структур мозга целой массы безнадежно порабощенных людей…» [74].
– Так что, Владимир Алексеевич, все очень просто и очень реально. Не является больше областью фантазии. Но сейчас и этот путь кажется им не столь радикальным.
Они пробуют докопаться до хромосом, до генов. Когда найдутся пути влияния на гены, они превратят оставленную ими часть человечества в покорных животных вроде домашнего скота. Коровы не бунтуют же и не пытаются выйти из повиновения человека. Ты почитай, почитай современные статьи по генетике. Там такие перспективы…
– Но сами-то они чем и как объединены? Живут в разных странах, рассеяны, неужели такая организация?
– Есть организация и в прямом смысле этого слова – единый мозговой трест, единый пульт управления. Есть организации подсобные, вроде Лиги защиты евреев. Но самое главное – это их косвенная организованность. Каждый из них несет двойное подданство. По паспорту он бельгиец, француз, немец или гражданин Советского Союза, а на деле он, кроме того, считается подданным государства Израиль. Государством Израиль все евреи, где бы они ни жили, взяты на учет и считаются подданными Большого Израиля, а вернее, членами единой огромной семьи. По рекомендации из центра они ведут себя соответствующим образом, действуют так, а не иначе. По приказу из центра они все, как один, будут делать то, что им прикажут. Отсюда, например, могущество разведки Израиля. Разведчик может смело обращаться за помощью к любому еврею в любой стране и всегда эту помощь получит. А ведь евреи в самых разных странах занимают самые разные должности и выполняют разные функции, от государственного секретаря США Киссинджера до наших телевизионщиков, врачей, атомщиков, газетчиков, писателей… министра иностранных дел.
Израильскому разведчику не надо выяснять политическое лицо собеседника, его взгляды, идейность. Достаточно того, что он еврей. Можно смело все, что угодно, говорить от имени Израиля, обращаться с любой просьбой. Вероятность встретить отказ практически равна нулю. Иначе нечем было бы объяснить, что все они во всем мире по тому или иному поводу начинают вдруг дудеть в одну и ту же дуду. Каждый из них, вероятно, понимает, что в отдельности он – ничто, ноль, соринка на большой дороге. Но в составе, в системе, в семье Израиля он – все. Впрочем, это еще и Гитлер говорил своим немцам: «Один ты ничто, твой народ – все. Поскольку ты часть народа, то и ты – все». Это доктрина любого ультранационализма.
Разница же в том, что у других народов почему-то нет внутренних связующих сил, их нужно связывать и объединять дополнительно, идейными и государственными скрепами. Нужны Гитлеры, политические гении, вожди. Евреям и этого не нужно. Когда не было формального государства Израиль с его президентами, Израиль как таковой все равно существовал, и силы сцепления между евреями, где бы они ни жили, все равно действовали. Тут, видимо, и религия, и еще что-то. Какая-то пружина. Какой-то на многие века исторический пружинный завод, вроде как у часов. Есть часы, которые заводятся на сутки, а есть на несколько месяцев. Так вот евреи, видимо, заведены на века.
– Но ведь этому можно только позавидовать! Быть частицей силы – это и правда самому быть силой. Нет, я положительно завидую каждому еврею. Но, может быть, я больше жалею, что нет уже на свете силы, к которой можно было бы примкнуть в качестве верного и последовательного солдата… Так что же делать?
– Думаю, Владимир Алексеевич, думать и действовать. Уж если ты узнал тайну времени…
– Вот я и думаю. Ты говоришь, что они побаиваются Китая. Но, по-моему, они в такой же степени побаиваются и Советского Союза. То есть не то чтобы побаиваются, но все же он у них бельмо на глазу. В самом деле, оглянемся в поисках силы, способной противостоять их экспансии. Разве это не система социалистических стран? Недаром же они так отчаянно пытаются ее расчленить и ослабить. Строго говоря, я не вижу на земном шаре другой реальной силы сейчас, которая могла бы как-то реально им противостоять. Не арабы же? Может быть, отсюда у них и ненависть к нашему государству?
– Ошибаетесь, Владимир Алексеевич. У них ненависть не к государству, а только к его руководителям и презрение к народу, который этим руководителям не противостоит и которого они никак не могут раскачать на это противостояние. Государство создавали они же сами как самое совершенное орудие массового порабощения, ограбления, а если надо, и истребления аборигенов. Зачем же ломать столь совершенную и отлаженную машину? При помощи этой машины можно сделать то, а можно сделать и это. Важно только, кто стоит у центрального пульта. Сперва у пульта стояли они. Потом Сталин отобрал у них пульт. Теперь они снова хотят его захватить.
– Но они же в массовом порядке бегут из СССР. Я уж подумал так: дело, дескать, сделано, страна ограблена, заведена в тупик и больше им не нужна. Народишко вырождается. Можно восвояси, прихватив чемоданы, уезжать прочь.
– Опять ошибка. Разве они могут оголить такой фронт?
– Но уезжают же, это факт!
– Цифры, Владимир Алексеевич, цифры, и никакой романтики. По разверстке, спущенной из их центра, должно уехать в Израиль, ну, скажем, шестьдесят тысяч человек. Знаешь, сколько может произойти шуму, пока уезжают шестьдесят тысяч? Только шум им и нужен в этом случае. Кого-то не выпустили – произвол, у кого-то затянулось оформление – произвол. А бегут – предполагается – от антисемитизма. А и всего-то должно уехать шестьдесят тысяч. Ну, пусть сто тысяч. Из пятнадцати миллионов. Капля в море. Впечатление же, что повалили массами. А они все тут, только шуму много.
– Думаешь, их у нас пятнадцать миллионов?
– Точно никто не знает. Большинство ведь по паспортам считаются русскими. Не знаю. Во времена Достоевского при населении России в 80 миллионов их было три миллиона. Общее население больше чем удвоилось. Но ведь они не гибли в Соловках, во время коллективизации, голодовок, в Отечественную войну, да и в массовых лагерях. Хоть и гибли, да не столько, сколько аборигены. Пятнадцать не пятнадцать, а уж не меньше десяти миллионов у нас наберется.
Так что будьте благонадежны, Владимир Алексеевич, никуда они не уедут. Они пребудут здесь и попытаются захватить постепенно управление государственной машиной.
Чтобы расшатать современное руководство, возбудить против него широкие массы, им нужна демократия. Свобода слова, печати, отмена цензуры, по крайней мере, свобода собраний и манифестаций. Но все эти свободы всегда были лишь средством, а не целью. Смешная цель – иметь возможность встать на трибуну и произнести речь. Зачем? Ну, вот добились, предположим, такого права. Давай, давай, говори свои речи! А говорить-то, оказывается, нечего. Да уже и не нужно. Потребность говорить существует, оказывается, только в процессе борьбы за право говорить. Нет, им демократия нужна как средство к достижению цели. Цель – власть.