как процесс объективный, исторический,-- причем самые предметы искушения,
которые в психологическом процессе суть лишь представления, в историческом
процессе получают объективную действительность, так что часть человечества
действительно подпадает искушениям злого начала и только собственным опытом
убеждается в ложности путей, заранее отвергнутых совестью Богочеловека.
Так как все человечество представляет те же три существенные элемента,
что и отдельный человек, именно -- дух, ум и чувственную душу, то искушение
зла для всего человечества представляется также трояким,-- но в ином
порядке, чем для личности Христа. Человечество уже получило откровение
божественной истины в Христе, оно обладает этою истиною как действительным
фактом,-- поэтому первым искушением представляется злоупотребление этою
истиною как такою во имя самой этой истины, зло во имя добра,-- грех духа;
зло нравственное по преимуществу, то есть то, что у Христа было последним
искушением (по ев<ангелисту> Матфею).
Церковь христианская исторически составилась изо всех людей, принявших
Христа: но Христа можно было принять внутренним и внешним образом.
Внутреннее принятие Христа, то есть нового духовного человека, состоит в
духовном возрождении, в том рождении свыше или от духа, о котором говорится
в беседе с Никодимом[14], то есть когда человек, сознав неистинность
плотской, материальной жизни, ощущает в себе положительный источник другой
истинной жизни (независимый ни от плоти, ни от ума человеческого), закон,
который дан в откровении Христовом, и, признав эту новую жизнь, открытую
Христом, за безусловно должную как благо и истину, добровольно подчиняет ей
свою плотскую и человеческую жизнь, внутренно соединяясь с Христом как
родоначальником этой новой духовной жизни, главою нового духовного царства.
Такое принятие Христовой истины освобождает от греха (хотя и не от грехов) и
образует духовного человека. Но может {195}быть и внешнее принятие Христа,
только признание чудесного воплощения Божественного существа для спасения
людей и принятие Его заповедей по букве как внешнего, обязательного закона.
Такое внешнее христианство заключает в себе возможность подпасть первому
искушению злого начала. А именно: историческое появление христианства
разделило все человечество на две части: на христианскую Церковь, обладающую
Божественною истиною и представляющую собою волю Божию на земле,-- и на
остающийся вне христианства, не знающий истинного Бога и во зле лежащий мир;
и вот внешние христиане, верующие в Христову истину, но не возрожденные ею,
могут почувствовать потребность и даже принять за свою обязанность покорить
Христу и Его церкви весь этот вне лежащий и враждебный мир, а так как во зле
лежащий мир добровольно не покорится сынам Божиим, то покорить его и
насильно. Этому искушению религиозного властолюбия подпала часть Церкви,
предводимая римскою иерархией, и увлекла за собою большинство западного
человечества в первый великий период его исторической жизни -- средние века.
Существенная ложность этого пути заключается в том скрытом неверии, которое
лежит в его корне. В самом деле, при действительной вере в истину Христову
предполагается, что она сильнее царствующего в мире зла и может сама
собственной своей духовной нравственной силой покорить зло, то есть привести
его к добру; предполагать же, что истина Христова, то есть истина вечной
любви и безусловной благости, для своего осуществления нуждается в чуждых и
даже прямо противных ей средствах насилия и обмана, значит признавать эту
истину бессильной, значит признавать, что зло сильнее добра, значит не
верить в добро, не верить в Бога. И это неверие, сначала незаметным
зародышем скрывавшееся в католичестве, впоследствии явно обнаруживается.
Так, в иезуитстве -- этом крайнем и чистейшем выражении римско-католического
принципа -- движущим началом становится уже прямо властолюбие, а не
христианская ревность; народы покоряются не Христу, а церковной власти, от
них уже не требуется действительного исповедания христианской веры,--
достаточно признания папы и подчинения церковным властям*. Здесь
христианская вера оказывается случайной {196}формой, а суть и цель
полагается во владычестве иерархии; но это уже есть прямо самообличение и
самоуничтожение ложного принципа, ибо здесь теряется всякое основание той
самой власти, ради которой действуют.
===================
* Несколько лет тому назад в Париже мне пришлось слышать от одного
французского иезуита следующее рассуждение: "Конечно, в настоящее время
никто не может верить в большую часть христианских догматов, например, в
Божество Христа. Но вы согласитесь, что цивилизованное человеческое общество
не может существовать без твердого авторитета и прочно организованной
иерархии, но таким авторитетом и такою иерархией обладает только
католическая церковь, поэтому всякий просвещенный человек, дорожащий
интересами человечества, должен стоять на стороне католической церкви, то
есть должен быть католиком".
===================
Ложность католического пути рано сознавалась на Западе, и наконец это
сознание нашло себе полное выражение в протестантстве. Протестантство
восстает против католического спасения как внешнего факта и требует личного
религиозного отношения человека к Богу, личной веры без всякого церковного
традиционного посредства. Но личная вера как такая, то есть как просто
субъективный факт, не заключает в себе никакого ручательства своей
истинности,-- необходим для такой веры критерий.-- Таким критерием для
протестантства первоначально является священное Писание, то есть книга. Но
книга нуждается в понимании: для установления же правильного понимания
необходимо исследование и размышление, то есть деятельность личного разума,
который в конце концов и оказывается действительным источником религиозной
истины, так что протестантство естественно переходит в рационализм --
переход и логически неизбежный, и исторически несомненно совершающийся.
Излагать моменты этого перехода здесь не место, и мы остановимся только на
общем результате этого пути, то есть на чистом рационализме. Сущность его
состоит в признании, что разум человеческий не только самозаконен, но что он
дает законы и всему существующему в области практической и общественной.
Этот принцип выражается в требовании, чтобы вся жизнь, все общественные и
политические отношения были устроены и управляемы исключительно на
основаниях, выработанных личным человеческим разумом, помимо всякого
предания и всякой непосредственной веры,-- требование, проникавшее собою все
так называемое просвещение XVIII века и послужившее руководящей идеей первой
французской революции. Теоретически начало рационализма выражается в
притязании вывести из чистого разума (a priori) все содержание {197}знания,
или построить умозрительно все науки: притязание это составляло сущность
германской философии -- наивно предполагаемое Лейбницем и Вольфом,
сознательно, но в скромной форме и с ограничениями выставленное Кантом,
решительно заявленное Фихте и, наконец, с полною самоуверенностью и
самосознанием и с таким же полным неуспехом проведенное Гегелем.
Эта самоуверенность и самоутверждение человеческого разума в жизни и
знании есть явление ненормальное, это есть гордость ума, и западное
человечество в протестантстве и вышедшем из него рационализме подпало
второму искушению. Но ложность этого пути скоро обнаружилась, обнаружилась в
резком противоречии между чрезмерными притязаниями разума и его
действительным бессилием. В практической области разум оказался бессильным
против страстей и интересов, и возвещенное французской революцией царство
разума окончилось диким хаосом безумия и насилия; в области теоретической
разум оказался бессильным против эмпирического факта, и притязание создать
универсальную науку на началах чистого разума разрешилось построением
системы пустых отвлеченных понятий.
Конечно, неудачи французской революции и германской философии сами по
себе не доказывали бы еще несостоятельности рационализма. Но дело в том, что
историческое крушение рационализма было лишь выражением его внутреннего
логического противоречия, противоречия между относительною природою разума и
его безусловными притязаниями. Разум есть некоторое отношение (ratio) вещей,
сообщающее им некоторую форму. Но отношение предполагает относящихся, форма
предполагает содержание; рационализм же, ставя разум человеческий сам но
себе верховным началом, тем самым отвлекает его от всякого содержания и
имеет в разуме лишь пустую форму; но вместе с тем, вследствие такого
отвлечения разума от всякого содержания, от всего данного в жизни и знании,
все это данное остается для него неразумным, поэтому когда он с сознанием
своих верховных прав выходит против действительности в жизни и знании, то
находит в ней все для себя чуждым, темным, непроницаемым и ничего с нею
сделать не может; ибо разум, отвлеченный от всякого содержания, превращенный
в пустое понятие, естественно {198}не может иметь никакой власти над
действительностью. Таким образом, самовозвышение человеческого разума,
гордость ума -- ведет неизбежно к его конечному падению и унижению.
Ложность этого пути, изведанная на опыте, была признана западным
человечеством, но оно освободилось от него только для того, чтобы подпасть
третьему, последнему искушению.
Разум человеческий не мог совладать в жизни со страстями и низшими
интересами человеческими, в науке -- с фактами эмпирической
действительности, то есть и в жизни, и в знании он оказался бессильным
против материального начала: не следует ли заключить отсюда, что это
материальное начало в жизни и знании -- животная природа человека,
вещественный механизм мира -- и составляет истинную суть всего, что в
возможно большем удовлетворении материальных потребностей, в возможно полном
познании эмпирических фактов и состоит вся цель жизни и знания? И вот
господство рационализма в политике и науке европейской сменяется
преобладанием материализма и эмпиризма. Этот путь еще не пройден до конца,
но ложность его уже сознана передовыми умами на самом Западе. Так же как и
предыдущий, этот путь страдает внутренним противоречием. Исходя из
материального начала, начала розни и случайности, хотят достигнуть единства
и цельности, создать правильное человеческое общество и универсальную науку.
Между тем материальная сторона существующего, влечения и страсти
человеческой природы, факты внешнего опыта -- все это составляет лишь общую
подкладку жизни и знания, материал, из которого они создаются; но для того
чтобы из этого материала действительно что-нибудь создалось, необходимо
образующее, единящее начало и некоторая форма единства, и если оказалось
уже, что разум человеческий не в силах служить таким образующим началом и не
содержит в своей отвлеченности никакой действительной формы единства; если
оказалось, что начало рационализма не в состоянии образовать ни правильной
общественности, ни истинной науки, то отсюда следует, что должно обратиться
к другому, более могущественному началу единства, а никак не то, что следует
ограничиться материальной стороною жизни и знания, которая сама по себе не
образует ни общества человеческого, ни науки. Поэтому когда мы видим, что
экономический {199}социализм хочет в основу всего общества положить
материальный интерес, а позитивизм в основу всей науки -- эмпирическое
познание, то мы можем заранее предсказать неудачу обеим этим системам с
такою же уверенностью, с какою мы бы утверждали, что куча камней сама собою,
без архитектора и плана, не сложится в правильное и целесообразное здание.
Попытка действительно положить в основание жизни и знания одно
материальное начало, попытка на деле и до конца осуществить ту ложь, что о
хлебе едином жив будет человек[15], такая попытка неизбежно привела бы к
распадению человечества, к уничтожению общественности и науки, к всеобщему
хаосу. В какой мере суждено западному человечеству, впавшему в последнее
искушение злого начала, испытать все эти его последствия, заранее сказать
нельзя. Во всяком случае, изведав на опыте ложность трех широких путей,
испытав обманчивость трех великих искушений, западное человечество рано или
поздно должно обратиться к богочеловеческой истине. Откуда же и в какой
форме явится теперь эта истина? и прежде всего, есть ли это сознательное, но
невольное обращение к истине путем испытания на деле всякой лжи единственный
возможный для человечества путь? Фактически не все христианское человечество
пошло этим путем: его избрал Рим и воспринявшие римскую культуру
германо-романские народы. Восток же, то есть Византия и воспринявшие
византийскую культуру народы с Россией во главе, остались в стороне.
Восток не подпал трем искушениям злого начала[16], он сохранил истину
Христову; но, храня ее в душе своих народов. Восточная церковь не
осуществила ее в внешней действительности, не дала ей реального выражения,
не создала христианской культуры, как Запад создал культуру
антихристианскую. И она не могла создать ее, не могла осуществить
христианскую истину. Ибо что должно разуметь под таким осуществлением, что
должно разуметь под истинно христианскою культурою? Установление во всем
обществе человеческом и во всех его деятельностях того отношения грех начал
человеческого существа, которое индивидуально осуществлено в лице Христа.
Это отношение, как мы знаем, состоит в свободном согласовании двух низших
начал (рационального и материального) высшему божественному чрез их
добровольное подчинение ему не как силе, а как благу. Для такого свободного
подчинения низших начал {200}высшему, для того, чтобы они сами от себя
пришли к признанию высшего начала как блага, нужно, чтоб они имели
самостоятельность. Иначе истине не на чем будет проявить свое действие, не
на чем будет осуществиться. Между тем в Православной церкви огромное
большинство ее членов было пленено в послушание истины непосредственным
влечением, а не пришло сознательным ходом своей внутренней жизни. Вследствие
этого собственно человеческий элемент оказался в обществе христианском
слишком слабым и недостаточным для свободного и разумного проведения
божественного начала во внешнюю действительность, а вследствие этого и
последняя (то есть материальная действительность) пребывала вне
божественного начала, и христианское сознание не было свободно от некоторого
дуализма между Богом и миром. Таким образом христианская истина, искаженная
и потом отвергнутая человеком западным, оставалась несовершенною в человеке
восточном. Это несовершенство, зависящее от слабости человеческого начала
(разума и личности), могло быть устранено только с полным развитием этого
последнего, которое и выпало на долю Запада. Таким образом, это великое
западное развитие, отрицательное в своих прямых результатах, имеет косвенным
образом положительное значение и цель.
Если истинное богочеловеческое общество, созданное по образу и подобию
самого Богочеловека, должно представлять свободное согласование
божественного и человеческого начал, то оно очевидно обусловливается как
действующею силою первого, так и содействующею силою второго. Требуется,
следовательно, чтобы общество, во-первых, сохраняло во всей чистоте и силе
божественное начало (Христову истину) и, во-вторых, со всею полнотою развило
начало человеческой самодеятельности. Но по закону развития или роста тела
Христова совместное исполнение этих двух требований, как высший идеал
общества, не могло быть дано разом, а должно быть достигаемо, то есть прежде
совершенного соединения является разделение, которое при солидарности
человечества и вытекающем из нее законе разделения исторического труда
выражается как распадение христианского мира на две половины, причем Восток
всеми силами своего духа привязывается к божественному и сохраняет его,
вырабатывая в себе необходимое для этого консервативное и аскетическое
настроение, {201}а Запад употребляет всю свою энергию на развитие
человеческого начала, что необходимо совершается в ущерб божественной
истине, сначала искажаемой, а потом и совсем отвергаемой. Отсюда видно, что
оба эти исторические направления не только не исключают друг друга, но
совершенно необходимы друг для друга и для полноты возраста Христова во всем
человечестве; ибо если бы история ограничилась одним западным развитием,
если бы за этим непрерывным потоком сменяющих друг друга движений и взаимно
уничтожающихся принципов не стояло неподвижное и безусловное начало
христианской истины, все западное развитие лишено было бы всякого
положительного смысла, и новая история оканчивалась бы распадением и хаосом.
С другой стороны, если бы история остановилась на одном византийском
христианстве, то истина Христова (богочеловечество) так и осталась бы
несовершенною за отсутствием самодеятельного человеческого начала,
необходимого для ее совершения. Теперь же сохраненный Востоком божественный
элемент христианства может достигнуть своего совершения в человечестве, ибо
ему теперь есть на что воздействовать, есть на чем проявить свою внутреннюю
силу, именно благодаря освободившемуся и развившемуся на Западе началу
человеческому. И это имеет не только исторический, но и мистический смысл.
Если осенение человеческой Матери действующею силою Божиею произвело
вочеловечение Божества, то оплодотворение божественной матери (церкви)
действующим началом человеческим должно произнести свободное обожествление
человечества. До христианства природное начало в человечестве было данное
(факт), божество было искомое (идеал) и как искомое действовало (идеально)
на человека. В Христе искомое было дано, идеал стал фактом, событием,
действующее божественное начало стало материальным. Слово плоть бысть[17],
эта новая плоть есть божественная субстанция церкви. До христианства
неподвижною основою жизни была натура человеческая (ветхий Адам),
божественное же было началом изменения, движения, прогресса; после
христианства, напротив, само божественное, как уже воплощенное, становится
неподвижною основою, стихией жизни для человечества, искомым же является
человечество, отвечающее этому божественному, то есть способное от себя
соединиться с ним, усвоить ею. Как {202}искомое, это идеальное человечество
является действующим началом -- истории, началом движения, прогресса. Как в
дохристианском историческом ходе основою, материей, была натура, или стихия
человеческая, действующим и образующим началом -- разум божественный, ь
льгпт фпа иепа, и результатом (порождением) -- Богочеловек, то есть Бог,
воспринявший человеческую натуру, так в процессе христианства основою, или
материей, является натура, или стихия божественная (Слово, ставшее плотью,
или тело Христово, София), действующим и образующим началом является разум
человеческий, а результатом является человеко-бог, то есть человек,
воспринявший божество; а так как воспринять божество человек может только в
своей безусловной целости, то есть в совокупности со всем, то человеко-бог
необходимо есть коллективный и универсальный, то есть всечеловечество, или
Вселенская церковь, Богочеловек индивидуален, человекобог универсален; так
радиус круга один и тот же для всей окружности в любой из ее точек и,
следовательно, сам по себе есть уже начало круга, точки же периферии лишь в
своей совокупности образуют круг. В истории христианства представительницею
неподвижной божественной основы в человечестве является церковь Восточная,
представителем человеческого начала -- мир Западный. И здесь, прежде чем
стать оплодотворяющим началом церкви, разум должен был отойти от нее, чтобы
на свободе развить все свои силы, и после того как человеческое начало
вполне обособилось и познало затем свою немощь в этом обособлении, может оно
вступить в свободное сочетание с божественною основою христианства,
сохраняемою в Восточной церкви, и вследствие этого свободного сочетания
породить духовное человечество.
Сокращения, принятые в примечаниях:
ВфиП -- журнал "Вопросы философии и психологии" (1889-1900)
Лекции -- Соловьев В. С. Лекции по истории философии // Вопросы
философии. 1989. No 6.
Письма -- Соловьев В. С. Письма: В 4 т./Под ред. Э. Л. Радлова. СПб.;
Пг. 1908--1923.
Стихотворения, 1891--Соловьев В. Стихотворения. М., 1891
Стихотворения, 1895--Соловьев В. Стихотворения. СПб., 1895.
Соч., 1988 --Соловьев В. С. Соч.: В 2 т. М.: Мысль, 1988.
Ссылки на издание: Соловьев В. С. Собр. соч.: В 10 т. 2-е изд./Под ред.
Э. Л. Радлова и С. М. Соловьева. СПб., 1911-- 1913--даются без
дополнительных обозначений: первая цифра-- том, вторая -- страница.
Впервые -- Православное обозрение. 1878. No 3--7, 9; 1879. No 10; 1880.
No 11; 1881. No 2, 9. Печ. по отд. оттиску этого издания (М.. 1881).
Первое чтение состоялось 29 января 1878 г. и продолжалось в течение
февраля и марта по воскресеньям и пятницам в большой аудитории музея
Прикладных знаний в Москве.
В февральском номере "Православного обозрения" за 1878 г была
опубликована заметка, в которой говорилось: "Задача чтений г. Соловьева
будет: показать разумность положительной религии, показать, что истина веры,
во всей полноте ее конкретного содержания, есть вместе с тем и истина
разума.
Центральная часть чтений -- идея Богочеловечности, или живого Бога.
Из двенадцати чтений первые шесть будут представлять необходимый
переход от природного содержания человеческого сознания к той центральной
идее, впервые получившей историческую действительность в христианстве.
Притом будут иметься в виду главные ступени этого перехода, как они
выразились в умственной истории дохристианского человечества, а именно:
буддийский пессимизм и нигилизм, идеализм Платона, ветхозаветный монотеизм.
Остальные шесть чтений будут заняты положительным развитием самой
религиозной идеи, в них будет говориться об осуществлении Богочеловечества в
вечности и во времени, о мире божественном, о грехопадении духовных существ,
о происхождении и значении природного мира, о земном воплощении Христа и об
искуплении, о видимой и невидимой церкви, о конце мирового процесса и о
полном откровении Богочеловечества". Далее сообщалась программа чтений:
"Чтение первое. Общее состояние современной культуры. Раздробленность и
разлад в жизни и сознании. Отсутствие безусловного начала и средоточия.
Социализм и позитивизм. Их действительное и мнимое значение. Религия как
единственная область безусловного. Римское католичество, правда его
стремлений и неправда его действительности. Религиозное призвание России.
Общее определение религии. Понятие истинной религии как всецелой и ее
центральное отношение ко всем частным областям человеческой жизни и
сознания.
Второе. Божественное начало в человеке. Человеческое Я, его безусловное
значение и его ничтожество. Свобода и необходимость. Данная природа человека
-- внутренняя и внешняя. Искомое содержание, сущность, или идея,
человеческой жизни. Смешение этого содержания с природой внешней и
внутренней. Природные религии (мифология)
Третье. Сознание превосходства человеческого Я над данной природой и
природными богами. Первое систематическое выражение этого сознания в
индийской теософии и философии. Отвержение всякого данного бытия как
призрачного. Мир как обман, зло и страдание. Отрицательное определение
безусловного содержания как нирваны. Общее значение буддийского нигилизма в
религиозном сознании.
Четвертое. Определение безусловного содержания как царства идей.
Платонизм. Божество как всецелая идея, или идеальное все.
Пятое. Бог как безусловное единое, или Сущий (чистое Я). Религия закона
и пророков.
Шестое. Отношение Бога как субъекта, или сущего, к божественному
содержанию, или сущности. Психологическое объяснение этого отношения.
Необходимость троичности лиц в одном Божестве. Учение Филона о слове (Логос)
и неоплатоников о трех ипостасях.
Седьмое. Бог как целое (конкретное) существо, или единое и вес.
Богочеловек (мессия, или Христос), "в нем же обитает вся полнота Божества
телесно". Христос как слово и мудрость (Логос и София). Божественный, или
небесный (вечный), мир. Его основные сферы.
Восьмое. Человек как конец божественного и начало природного мира.
Половая двойственность. Человек и человечество. Грехопадение.
Девятое. Объяснение основных форм и элементов природного мира.
Пространство и время, вещество и движение. Три основные силы мирового
процесса.
Десятое. Личное воплощение Христа в природном мире. Искупление
природного человека чрез воссоединение с человеком божественным.
Одиннадцатое. Церковь как богочеловеческий организм, или Тело Христово.
Видимая и невидимая церковь. Возрастание человека "в полноту возраста
которые в психологическом процессе суть лишь представления, в историческом
процессе получают объективную действительность, так что часть человечества
действительно подпадает искушениям злого начала и только собственным опытом
убеждается в ложности путей, заранее отвергнутых совестью Богочеловека.
Так как все человечество представляет те же три существенные элемента,
что и отдельный человек, именно -- дух, ум и чувственную душу, то искушение
зла для всего человечества представляется также трояким,-- но в ином
порядке, чем для личности Христа. Человечество уже получило откровение
божественной истины в Христе, оно обладает этою истиною как действительным
фактом,-- поэтому первым искушением представляется злоупотребление этою
истиною как такою во имя самой этой истины, зло во имя добра,-- грех духа;
зло нравственное по преимуществу, то есть то, что у Христа было последним
искушением (по ев<ангелисту> Матфею).
Церковь христианская исторически составилась изо всех людей, принявших
Христа: но Христа можно было принять внутренним и внешним образом.
Внутреннее принятие Христа, то есть нового духовного человека, состоит в
духовном возрождении, в том рождении свыше или от духа, о котором говорится
в беседе с Никодимом[14], то есть когда человек, сознав неистинность
плотской, материальной жизни, ощущает в себе положительный источник другой
истинной жизни (независимый ни от плоти, ни от ума человеческого), закон,
который дан в откровении Христовом, и, признав эту новую жизнь, открытую
Христом, за безусловно должную как благо и истину, добровольно подчиняет ей
свою плотскую и человеческую жизнь, внутренно соединяясь с Христом как
родоначальником этой новой духовной жизни, главою нового духовного царства.
Такое принятие Христовой истины освобождает от греха (хотя и не от грехов) и
образует духовного человека. Но может {195}быть и внешнее принятие Христа,
только признание чудесного воплощения Божественного существа для спасения
людей и принятие Его заповедей по букве как внешнего, обязательного закона.
Такое внешнее христианство заключает в себе возможность подпасть первому
искушению злого начала. А именно: историческое появление христианства
разделило все человечество на две части: на христианскую Церковь, обладающую
Божественною истиною и представляющую собою волю Божию на земле,-- и на
остающийся вне христианства, не знающий истинного Бога и во зле лежащий мир;
и вот внешние христиане, верующие в Христову истину, но не возрожденные ею,
могут почувствовать потребность и даже принять за свою обязанность покорить
Христу и Его церкви весь этот вне лежащий и враждебный мир, а так как во зле
лежащий мир добровольно не покорится сынам Божиим, то покорить его и
насильно. Этому искушению религиозного властолюбия подпала часть Церкви,
предводимая римскою иерархией, и увлекла за собою большинство западного
человечества в первый великий период его исторической жизни -- средние века.
Существенная ложность этого пути заключается в том скрытом неверии, которое
лежит в его корне. В самом деле, при действительной вере в истину Христову
предполагается, что она сильнее царствующего в мире зла и может сама
собственной своей духовной нравственной силой покорить зло, то есть привести
его к добру; предполагать же, что истина Христова, то есть истина вечной
любви и безусловной благости, для своего осуществления нуждается в чуждых и
даже прямо противных ей средствах насилия и обмана, значит признавать эту
истину бессильной, значит признавать, что зло сильнее добра, значит не
верить в добро, не верить в Бога. И это неверие, сначала незаметным
зародышем скрывавшееся в католичестве, впоследствии явно обнаруживается.
Так, в иезуитстве -- этом крайнем и чистейшем выражении римско-католического
принципа -- движущим началом становится уже прямо властолюбие, а не
христианская ревность; народы покоряются не Христу, а церковной власти, от
них уже не требуется действительного исповедания христианской веры,--
достаточно признания папы и подчинения церковным властям*. Здесь
христианская вера оказывается случайной {196}формой, а суть и цель
полагается во владычестве иерархии; но это уже есть прямо самообличение и
самоуничтожение ложного принципа, ибо здесь теряется всякое основание той
самой власти, ради которой действуют.
===================
* Несколько лет тому назад в Париже мне пришлось слышать от одного
французского иезуита следующее рассуждение: "Конечно, в настоящее время
никто не может верить в большую часть христианских догматов, например, в
Божество Христа. Но вы согласитесь, что цивилизованное человеческое общество
не может существовать без твердого авторитета и прочно организованной
иерархии, но таким авторитетом и такою иерархией обладает только
католическая церковь, поэтому всякий просвещенный человек, дорожащий
интересами человечества, должен стоять на стороне католической церкви, то
есть должен быть католиком".
===================
Ложность католического пути рано сознавалась на Западе, и наконец это
сознание нашло себе полное выражение в протестантстве. Протестантство
восстает против католического спасения как внешнего факта и требует личного
религиозного отношения человека к Богу, личной веры без всякого церковного
традиционного посредства. Но личная вера как такая, то есть как просто
субъективный факт, не заключает в себе никакого ручательства своей
истинности,-- необходим для такой веры критерий.-- Таким критерием для
протестантства первоначально является священное Писание, то есть книга. Но
книга нуждается в понимании: для установления же правильного понимания
необходимо исследование и размышление, то есть деятельность личного разума,
который в конце концов и оказывается действительным источником религиозной
истины, так что протестантство естественно переходит в рационализм --
переход и логически неизбежный, и исторически несомненно совершающийся.
Излагать моменты этого перехода здесь не место, и мы остановимся только на
общем результате этого пути, то есть на чистом рационализме. Сущность его
состоит в признании, что разум человеческий не только самозаконен, но что он
дает законы и всему существующему в области практической и общественной.
Этот принцип выражается в требовании, чтобы вся жизнь, все общественные и
политические отношения были устроены и управляемы исключительно на
основаниях, выработанных личным человеческим разумом, помимо всякого
предания и всякой непосредственной веры,-- требование, проникавшее собою все
так называемое просвещение XVIII века и послужившее руководящей идеей первой
французской революции. Теоретически начало рационализма выражается в
притязании вывести из чистого разума (a priori) все содержание {197}знания,
или построить умозрительно все науки: притязание это составляло сущность
германской философии -- наивно предполагаемое Лейбницем и Вольфом,
сознательно, но в скромной форме и с ограничениями выставленное Кантом,
решительно заявленное Фихте и, наконец, с полною самоуверенностью и
самосознанием и с таким же полным неуспехом проведенное Гегелем.
Эта самоуверенность и самоутверждение человеческого разума в жизни и
знании есть явление ненормальное, это есть гордость ума, и западное
человечество в протестантстве и вышедшем из него рационализме подпало
второму искушению. Но ложность этого пути скоро обнаружилась, обнаружилась в
резком противоречии между чрезмерными притязаниями разума и его
действительным бессилием. В практической области разум оказался бессильным
против страстей и интересов, и возвещенное французской революцией царство
разума окончилось диким хаосом безумия и насилия; в области теоретической
разум оказался бессильным против эмпирического факта, и притязание создать
универсальную науку на началах чистого разума разрешилось построением
системы пустых отвлеченных понятий.
Конечно, неудачи французской революции и германской философии сами по
себе не доказывали бы еще несостоятельности рационализма. Но дело в том, что
историческое крушение рационализма было лишь выражением его внутреннего
логического противоречия, противоречия между относительною природою разума и
его безусловными притязаниями. Разум есть некоторое отношение (ratio) вещей,
сообщающее им некоторую форму. Но отношение предполагает относящихся, форма
предполагает содержание; рационализм же, ставя разум человеческий сам но
себе верховным началом, тем самым отвлекает его от всякого содержания и
имеет в разуме лишь пустую форму; но вместе с тем, вследствие такого
отвлечения разума от всякого содержания, от всего данного в жизни и знании,
все это данное остается для него неразумным, поэтому когда он с сознанием
своих верховных прав выходит против действительности в жизни и знании, то
находит в ней все для себя чуждым, темным, непроницаемым и ничего с нею
сделать не может; ибо разум, отвлеченный от всякого содержания, превращенный
в пустое понятие, естественно {198}не может иметь никакой власти над
действительностью. Таким образом, самовозвышение человеческого разума,
гордость ума -- ведет неизбежно к его конечному падению и унижению.
Ложность этого пути, изведанная на опыте, была признана западным
человечеством, но оно освободилось от него только для того, чтобы подпасть
третьему, последнему искушению.
Разум человеческий не мог совладать в жизни со страстями и низшими
интересами человеческими, в науке -- с фактами эмпирической
действительности, то есть и в жизни, и в знании он оказался бессильным
против материального начала: не следует ли заключить отсюда, что это
материальное начало в жизни и знании -- животная природа человека,
вещественный механизм мира -- и составляет истинную суть всего, что в
возможно большем удовлетворении материальных потребностей, в возможно полном
познании эмпирических фактов и состоит вся цель жизни и знания? И вот
господство рационализма в политике и науке европейской сменяется
преобладанием материализма и эмпиризма. Этот путь еще не пройден до конца,
но ложность его уже сознана передовыми умами на самом Западе. Так же как и
предыдущий, этот путь страдает внутренним противоречием. Исходя из
материального начала, начала розни и случайности, хотят достигнуть единства
и цельности, создать правильное человеческое общество и универсальную науку.
Между тем материальная сторона существующего, влечения и страсти
человеческой природы, факты внешнего опыта -- все это составляет лишь общую
подкладку жизни и знания, материал, из которого они создаются; но для того
чтобы из этого материала действительно что-нибудь создалось, необходимо
образующее, единящее начало и некоторая форма единства, и если оказалось
уже, что разум человеческий не в силах служить таким образующим началом и не
содержит в своей отвлеченности никакой действительной формы единства; если
оказалось, что начало рационализма не в состоянии образовать ни правильной
общественности, ни истинной науки, то отсюда следует, что должно обратиться
к другому, более могущественному началу единства, а никак не то, что следует
ограничиться материальной стороною жизни и знания, которая сама по себе не
образует ни общества человеческого, ни науки. Поэтому когда мы видим, что
экономический {199}социализм хочет в основу всего общества положить
материальный интерес, а позитивизм в основу всей науки -- эмпирическое
познание, то мы можем заранее предсказать неудачу обеим этим системам с
такою же уверенностью, с какою мы бы утверждали, что куча камней сама собою,
без архитектора и плана, не сложится в правильное и целесообразное здание.
Попытка действительно положить в основание жизни и знания одно
материальное начало, попытка на деле и до конца осуществить ту ложь, что о
хлебе едином жив будет человек[15], такая попытка неизбежно привела бы к
распадению человечества, к уничтожению общественности и науки, к всеобщему
хаосу. В какой мере суждено западному человечеству, впавшему в последнее
искушение злого начала, испытать все эти его последствия, заранее сказать
нельзя. Во всяком случае, изведав на опыте ложность трех широких путей,
испытав обманчивость трех великих искушений, западное человечество рано или
поздно должно обратиться к богочеловеческой истине. Откуда же и в какой
форме явится теперь эта истина? и прежде всего, есть ли это сознательное, но
невольное обращение к истине путем испытания на деле всякой лжи единственный
возможный для человечества путь? Фактически не все христианское человечество
пошло этим путем: его избрал Рим и воспринявшие римскую культуру
германо-романские народы. Восток же, то есть Византия и воспринявшие
византийскую культуру народы с Россией во главе, остались в стороне.
Восток не подпал трем искушениям злого начала[16], он сохранил истину
Христову; но, храня ее в душе своих народов. Восточная церковь не
осуществила ее в внешней действительности, не дала ей реального выражения,
не создала христианской культуры, как Запад создал культуру
антихристианскую. И она не могла создать ее, не могла осуществить
христианскую истину. Ибо что должно разуметь под таким осуществлением, что
должно разуметь под истинно христианскою культурою? Установление во всем
обществе человеческом и во всех его деятельностях того отношения грех начал
человеческого существа, которое индивидуально осуществлено в лице Христа.
Это отношение, как мы знаем, состоит в свободном согласовании двух низших
начал (рационального и материального) высшему божественному чрез их
добровольное подчинение ему не как силе, а как благу. Для такого свободного
подчинения низших начал {200}высшему, для того, чтобы они сами от себя
пришли к признанию высшего начала как блага, нужно, чтоб они имели
самостоятельность. Иначе истине не на чем будет проявить свое действие, не
на чем будет осуществиться. Между тем в Православной церкви огромное
большинство ее членов было пленено в послушание истины непосредственным
влечением, а не пришло сознательным ходом своей внутренней жизни. Вследствие
этого собственно человеческий элемент оказался в обществе христианском
слишком слабым и недостаточным для свободного и разумного проведения
божественного начала во внешнюю действительность, а вследствие этого и
последняя (то есть материальная действительность) пребывала вне
божественного начала, и христианское сознание не было свободно от некоторого
дуализма между Богом и миром. Таким образом христианская истина, искаженная
и потом отвергнутая человеком западным, оставалась несовершенною в человеке
восточном. Это несовершенство, зависящее от слабости человеческого начала
(разума и личности), могло быть устранено только с полным развитием этого
последнего, которое и выпало на долю Запада. Таким образом, это великое
западное развитие, отрицательное в своих прямых результатах, имеет косвенным
образом положительное значение и цель.
Если истинное богочеловеческое общество, созданное по образу и подобию
самого Богочеловека, должно представлять свободное согласование
божественного и человеческого начал, то оно очевидно обусловливается как
действующею силою первого, так и содействующею силою второго. Требуется,
следовательно, чтобы общество, во-первых, сохраняло во всей чистоте и силе
божественное начало (Христову истину) и, во-вторых, со всею полнотою развило
начало человеческой самодеятельности. Но по закону развития или роста тела
Христова совместное исполнение этих двух требований, как высший идеал
общества, не могло быть дано разом, а должно быть достигаемо, то есть прежде
совершенного соединения является разделение, которое при солидарности
человечества и вытекающем из нее законе разделения исторического труда
выражается как распадение христианского мира на две половины, причем Восток
всеми силами своего духа привязывается к божественному и сохраняет его,
вырабатывая в себе необходимое для этого консервативное и аскетическое
настроение, {201}а Запад употребляет всю свою энергию на развитие
человеческого начала, что необходимо совершается в ущерб божественной
истине, сначала искажаемой, а потом и совсем отвергаемой. Отсюда видно, что
оба эти исторические направления не только не исключают друг друга, но
совершенно необходимы друг для друга и для полноты возраста Христова во всем
человечестве; ибо если бы история ограничилась одним западным развитием,
если бы за этим непрерывным потоком сменяющих друг друга движений и взаимно
уничтожающихся принципов не стояло неподвижное и безусловное начало
христианской истины, все западное развитие лишено было бы всякого
положительного смысла, и новая история оканчивалась бы распадением и хаосом.
С другой стороны, если бы история остановилась на одном византийском
христианстве, то истина Христова (богочеловечество) так и осталась бы
несовершенною за отсутствием самодеятельного человеческого начала,
необходимого для ее совершения. Теперь же сохраненный Востоком божественный
элемент христианства может достигнуть своего совершения в человечестве, ибо
ему теперь есть на что воздействовать, есть на чем проявить свою внутреннюю
силу, именно благодаря освободившемуся и развившемуся на Западе началу
человеческому. И это имеет не только исторический, но и мистический смысл.
Если осенение человеческой Матери действующею силою Божиею произвело
вочеловечение Божества, то оплодотворение божественной матери (церкви)
действующим началом человеческим должно произнести свободное обожествление
человечества. До христианства природное начало в человечестве было данное
(факт), божество было искомое (идеал) и как искомое действовало (идеально)
на человека. В Христе искомое было дано, идеал стал фактом, событием,
действующее божественное начало стало материальным. Слово плоть бысть[17],
эта новая плоть есть божественная субстанция церкви. До христианства
неподвижною основою жизни была натура человеческая (ветхий Адам),
божественное же было началом изменения, движения, прогресса; после
христианства, напротив, само божественное, как уже воплощенное, становится
неподвижною основою, стихией жизни для человечества, искомым же является
человечество, отвечающее этому божественному, то есть способное от себя
соединиться с ним, усвоить ею. Как {202}искомое, это идеальное человечество
является действующим началом -- истории, началом движения, прогресса. Как в
дохристианском историческом ходе основою, материей, была натура, или стихия
человеческая, действующим и образующим началом -- разум божественный, ь
льгпт фпа иепа, и результатом (порождением) -- Богочеловек, то есть Бог,
воспринявший человеческую натуру, так в процессе христианства основою, или
материей, является натура, или стихия божественная (Слово, ставшее плотью,
или тело Христово, София), действующим и образующим началом является разум
человеческий, а результатом является человеко-бог, то есть человек,
воспринявший божество; а так как воспринять божество человек может только в
своей безусловной целости, то есть в совокупности со всем, то человеко-бог
необходимо есть коллективный и универсальный, то есть всечеловечество, или
Вселенская церковь, Богочеловек индивидуален, человекобог универсален; так
радиус круга один и тот же для всей окружности в любой из ее точек и,
следовательно, сам по себе есть уже начало круга, точки же периферии лишь в
своей совокупности образуют круг. В истории христианства представительницею
неподвижной божественной основы в человечестве является церковь Восточная,
представителем человеческого начала -- мир Западный. И здесь, прежде чем
стать оплодотворяющим началом церкви, разум должен был отойти от нее, чтобы
на свободе развить все свои силы, и после того как человеческое начало
вполне обособилось и познало затем свою немощь в этом обособлении, может оно
вступить в свободное сочетание с божественною основою христианства,
сохраняемою в Восточной церкви, и вследствие этого свободного сочетания
породить духовное человечество.
Сокращения, принятые в примечаниях:
ВфиП -- журнал "Вопросы философии и психологии" (1889-1900)
Лекции -- Соловьев В. С. Лекции по истории философии // Вопросы
философии. 1989. No 6.
Письма -- Соловьев В. С. Письма: В 4 т./Под ред. Э. Л. Радлова. СПб.;
Пг. 1908--1923.
Стихотворения, 1891--Соловьев В. Стихотворения. М., 1891
Стихотворения, 1895--Соловьев В. Стихотворения. СПб., 1895.
Соч., 1988 --Соловьев В. С. Соч.: В 2 т. М.: Мысль, 1988.
Ссылки на издание: Соловьев В. С. Собр. соч.: В 10 т. 2-е изд./Под ред.
Э. Л. Радлова и С. М. Соловьева. СПб., 1911-- 1913--даются без
дополнительных обозначений: первая цифра-- том, вторая -- страница.
Впервые -- Православное обозрение. 1878. No 3--7, 9; 1879. No 10; 1880.
No 11; 1881. No 2, 9. Печ. по отд. оттиску этого издания (М.. 1881).
Первое чтение состоялось 29 января 1878 г. и продолжалось в течение
февраля и марта по воскресеньям и пятницам в большой аудитории музея
Прикладных знаний в Москве.
В февральском номере "Православного обозрения" за 1878 г была
опубликована заметка, в которой говорилось: "Задача чтений г. Соловьева
будет: показать разумность положительной религии, показать, что истина веры,
во всей полноте ее конкретного содержания, есть вместе с тем и истина
разума.
Центральная часть чтений -- идея Богочеловечности, или живого Бога.
Из двенадцати чтений первые шесть будут представлять необходимый
переход от природного содержания человеческого сознания к той центральной
идее, впервые получившей историческую действительность в христианстве.
Притом будут иметься в виду главные ступени этого перехода, как они
выразились в умственной истории дохристианского человечества, а именно:
буддийский пессимизм и нигилизм, идеализм Платона, ветхозаветный монотеизм.
Остальные шесть чтений будут заняты положительным развитием самой
религиозной идеи, в них будет говориться об осуществлении Богочеловечества в
вечности и во времени, о мире божественном, о грехопадении духовных существ,
о происхождении и значении природного мира, о земном воплощении Христа и об
искуплении, о видимой и невидимой церкви, о конце мирового процесса и о
полном откровении Богочеловечества". Далее сообщалась программа чтений:
"Чтение первое. Общее состояние современной культуры. Раздробленность и
разлад в жизни и сознании. Отсутствие безусловного начала и средоточия.
Социализм и позитивизм. Их действительное и мнимое значение. Религия как
единственная область безусловного. Римское католичество, правда его
стремлений и неправда его действительности. Религиозное призвание России.
Общее определение религии. Понятие истинной религии как всецелой и ее
центральное отношение ко всем частным областям человеческой жизни и
сознания.
Второе. Божественное начало в человеке. Человеческое Я, его безусловное
значение и его ничтожество. Свобода и необходимость. Данная природа человека
-- внутренняя и внешняя. Искомое содержание, сущность, или идея,
человеческой жизни. Смешение этого содержания с природой внешней и
внутренней. Природные религии (мифология)
Третье. Сознание превосходства человеческого Я над данной природой и
природными богами. Первое систематическое выражение этого сознания в
индийской теософии и философии. Отвержение всякого данного бытия как
призрачного. Мир как обман, зло и страдание. Отрицательное определение
безусловного содержания как нирваны. Общее значение буддийского нигилизма в
религиозном сознании.
Четвертое. Определение безусловного содержания как царства идей.
Платонизм. Божество как всецелая идея, или идеальное все.
Пятое. Бог как безусловное единое, или Сущий (чистое Я). Религия закона
и пророков.
Шестое. Отношение Бога как субъекта, или сущего, к божественному
содержанию, или сущности. Психологическое объяснение этого отношения.
Необходимость троичности лиц в одном Божестве. Учение Филона о слове (Логос)
и неоплатоников о трех ипостасях.
Седьмое. Бог как целое (конкретное) существо, или единое и вес.
Богочеловек (мессия, или Христос), "в нем же обитает вся полнота Божества
телесно". Христос как слово и мудрость (Логос и София). Божественный, или
небесный (вечный), мир. Его основные сферы.
Восьмое. Человек как конец божественного и начало природного мира.
Половая двойственность. Человек и человечество. Грехопадение.
Девятое. Объяснение основных форм и элементов природного мира.
Пространство и время, вещество и движение. Три основные силы мирового
процесса.
Десятое. Личное воплощение Христа в природном мире. Искупление
природного человека чрез воссоединение с человеком божественным.
Одиннадцатое. Церковь как богочеловеческий организм, или Тело Христово.
Видимая и невидимая церковь. Возрастание человека "в полноту возраста