гостиница с 5-этажной стеклянной башней. Ведь -- ворота канала! Ведь здесь
будут кишеть гости отечественные и иностранные... Попустовала-попустовала,
отдали под интернат.
Дорога к Повенцу. Хилый лес, камни на каждом шагу, валуны.
От Повенца достигаю сразу канала и долго иду вдоль него, трусь поближе
к шлюзам, чтоб их посмотреть. Запретные зоны, сонная охрана. Но кое-где
хорошо видно. Стенки шлюзов -- прежние, из тех самых ряжей, узнаю их по
изображениям. А масловские ромбические ворота сменили на металлические и
разводят уже не от руки.
Но что так тихо? Безлюдье, никакого движения ни на канале, ни в шлюзах.
Не копошится нигде обслуга. Не гудят пароходы. Не разводятся ворота. Погожий
июньский день, -- отчего бы?..
Так прошел я пять шлюзов Повенчанской "лестницы" и после пятого сел на
берегу. Изображенный на всех папиросных пачках, так позарез необходимый
нашей стране -- почему ж ты молчишь. Великий Канал?
Некто в гражданском ко мне подошел, глаза проверяющие. Я простодушно: у
кого бы рыбки купить? да как по каналу уехать? Оказался он начальник охраны
шлюза. Почему, спрашиваю, нет пассажирского сообщения? Да что ты, удивляется
он, разве можно? Да американцы так сразу и попрут. До войны еще было, а
после войны -- нет. -- Ну, и пусть едут. -- Да разве можно им показывать?!
-- А почему вообще не идут никто? -- Идут. Но мало. Видишь, мелкий он, пять
метров. Хотели реконструировать, но наверно будут рядом другой строить,
сразу хороший.
Эх, начальничек, это мы давно знаем: в 1934 году, только успели все
ордена раздать -- уже был проект реконструкции. И пункт первый был: углубить
канал. А второй: параллельно нынешним шлюзам построить глубоководную нитку
океанских. Скоро ношено -- слепо рожено. Из-за того-то срока, из-за тех-то
норм и наврали глубину, и снизили пропускную способность: какими-то
тухтяными кубометрами надо ж было работяг кормить. (Вскоре эту тухту
навязали на инженеров: дали им новые десятки.) А 80 километров мурманской
железной дороги перенесли, освобождая трассу. Хорошо хоть тачечных колёс не
потратили. И -- куда что возить? Ну, вот вырубили ближний лес, -- теперь
откуда возить? Архангельский -- в Ленинград? Так его и в Архангельске купят,
издавна там иностранцы и покупают. Да полгода канал подо льдом, если не
больше. Какая была в нём необходимость? Ах да, военная. Перебрасывать флот.
-- Такой мелкий, -- жалуется начальник охраны, -- даже подводные лодки
своим ходом не проходят: на баржи их кладут, тогда перетягивают.
А как насчёт крейсеров?.. О, тиран-отшельник! Ночной безумец! В каком
бреду ты это всё выдумал?!
И куда спешил ты, проклятый? Что жгло тебя и кололо -- в двадцать
месяцев? Ведь эти четверть миллиона могли остаться жить. Ну, эсперантисты
тебе в горле стояли, -- а крестьянские ребята сколько б тебе наработали!
сколько б раз ты еще в атаку их поднял -- за родину, за Сталина!
-- Дорого обошелся, -- говорю я охраннику.
-- Зато быстро построили! -- уверенно отвечает он.
На твоих бы косточках!..
В тот день провёл я около канала восемь часов. За это время одна
самоходная баржа прошла от Повенца к Сороке и одна, того же типа, от Сороки
к Повенцу. Номера у них были разные, и только по номерам я их различил, что
эта -- не возвращалась. Потому что нагружены они были совершенно одинаково:
одинаковыми сосновыми брёвнами, уже лежалыми, годными на дрова.
А вычитая, получим ноль.
И четверть миллиона в уме.

___

А за Беломор-Балтийским шел канал Волга-Москва, сразу все туда поехали
и работяги, и начальником лагеря Фирин, и начальником строительства Коган.
(Ордена Ленина за Беломор застали их обоих уже там.)
Но этот канал хоть оказался нужен. А все традиции Беломора он славно
продолжил и развил, и здесь мы еще лучше поймём, чем отличался Архипелаг
периода бурных метастазов от застойного соловецкого. Вот когда было
вспомнить и пожалеть о молчаливых жестоких Соловках. Теперь не только
требовали работы, не только бить слабеющим кайлом неподатливые камни. Нет,
забирая жизнь, еще прежде того влезли в грудь и обыскивали душу.
Вот что было самое тяжелое на каналах: от каждого требовали еще
чирикать. Уже в фитилях, надо было изображать общественную жизнь. Коснеющим
от голода языком надо было выступать с речами, требуя перевыполнения планов!
И выявления вредителей! И наказания враждебной пропаганды, кулацких слухов
(все лагерные слухи были кулацкие). И озираться, как бы змеи недоверия не
оплели тебя самого на новый срок.
Беря сейчас бесстыдные эти книги, где так гладко и восторженно
представлена жизнь обречённых, -- почти уже поверить нельзя, что это всерьёз
писалось и всерьёз же читалось. (Да осмотрительный Главлит уничтожил тиражи,
так что и тут нам достался экземпляр из последних.)
Теперь нашим Виргилием будет прилежный ученик Вышинского И. Л.
Авербах.30

Даже ввинчивая простой шуруп, надо вначале проявить старание: не
отклонить ось, не вышатнуть шуруп в сторону. А уж когда малость войдёт --
можно и вторую руку освободить, только вкручивай да посвистывай.
Читаем Вышинского: "Именно благодаря воспитательной задаче наш ИТЛ
принципиально противоположен буржуазной тюрьме, где царит голое насилие".31
"В противоположность буржуазным государствам у нас насилие в борьбе с
преступностью играет второстепенную роль, а центр тяжести перенесён на
организационно-материальные, культурно-просветительные и
политико-воспитательные мероприятия".32 (Надо мозги наморщить, чтобы не
проронить: вместо палки -- шкала пайки плюс агитация.) И вот уже: "...успехи
социализма оказывают своё волшебное (! так и вылеплено: волшебное!) влияние
и на... борьбу с преступностью"33
Вслед за своим учителем поясняет и Авербах: задача советской
исправтрудполитики -- "превращение наиболее скверного людского материала
(сырье-то помните? насекомых помните? -- А. С.) в полноценных активных
сознательных строителей социализма".
Только вот -- коэффициентик... четверть миллиона скверного материала
легло, 12 с половиною тысяч активных сознательных освобождено досрочно
(Беломор)...
Да ведь это, оказывается, еще VIII съезд партии, в 1919 году, когда
пылала гражданская война, еще ждали Деникина под Орёл, еще впереди были
Кронштадт и Тамбовское восстание, -- VIII съезд определил: заменить систему
наказаний (то есть вообще никого не наказывать?) -- системой воспитания!
"Принудительного" -- теперь добавляет Авербах. И риторически (уже
припася нам разящий ответ) спрашивает: но КАК же? Как можно переделать
сознание в пользу социализма, если оно уже на воле сложилось ему враждебно,
а лагерное принуждение ощущается как насилие и может только усилить вражду?
И мы с читателем в тупике: ведь верно?..
Не тут-то было, сейчас он нас ослепит: да производительным осмысленным
трудом с высокой целью! -- вот чем будет переделано всякое враждебное или
неустойчивое сознание. А для этого, оказывается, нужна: "концентрация работ
на гигантских объектах, поражающих воображение своей грандиозностью"! (Ах,
вот оно, вот оно зачем Беломор-то, а мы лопухи, ничего не поняли!..) Этим
достигается "наглядность, эффективность и пафос строительства". Причем
обязательно "работа от ноля до завершения" и "каждый лагерник" (еще сегодня
не умерший) "чувствует политический резонанс своего личного труда,
зинтересованность всей страны в его работе".
А вы замечаете, как шуруп уже плавно пошел? Может и косовато, но мы
теряем способность ему сопротивляться? Отец по карте трубочкой провел, а об
оправдании его ли забота? Всегда найдется Авербах: "Андрей Януарьевич, у
меня вот такая мысль, как вы думаете, я в книге проведу?"
Но это -- только цветочки. Надо, чтобы заключённый, еще не выйдя из
лагеря, уже "воспитался к высшим социалистическим формам труда".
А что нужно для этого?.. Застопорился шуруп.
Ах, бестолочь! Да соревнование и ударничество!! Какое, милые, у нас
тысячелетье на дворе! "Не просто работа, а работа героическая!" (Приказ ОГПУ
No. 190).
picture: Оркестр на канале
Соревнование за переходящее красное знамя центрального штаба! районного
штаба! отделенческого штаба! Соревнование между лагпунктами, сооружениями,
бригадами! "Вместе с переходящим красным знаменем присуждается и духовой
оркестр! -- он целыми днями играет победителям во время работы и во время
вкусной еды"! (Вкусной еды на снимке не видно, но вы видите также и
прожектор. Это -- для ночных работ, Волгоканал строится круглосуточно.)34 В
каждой бригаде заключённых -- тройка по соревнованию. Учет -- и резолюции!
Резолюции -- и учет! Итоги штурма перемычки за первую пятидневку! за вторую
пятидневку! Общелагерная газета "Перековка". Ее лозунг: "Потопим свое
прошлое на дне канала!
" Ее призыв: "Работать без выходных!" Общий восторг,
общее согласие! Передовой ударник сказал: "Конечно! Какие могут быть
выходные дни? У Волги-то выходных нет, вот-вот разольется". А как с
выходными у Миссисипи?.. -- Хватайте его, это кулацкий агент! Пункт
обязательств: "сбереженье здоровья каждым членом коллектива". О,
человечность! Нет, это вот для чего -- "чтобы сократить число невыходов на
работу". "Не болеть -- и не брать освобождений!" Красные доски. Черные
доски. Доски показателей: дней до сдачи; что сделано вчера, что сегодня.
Книги почета. В каждом бараке -- почетные грамоты, "окна перековки",
графики, диаграммы (это сколько лоботрясов бегает и пишет!). Каждый
заключённый должен быть в курсе производственных планов! И каждый
заключённый должен быть в курсе всей политической жизни страны! Поэтому на
разводе (за счет утреннего времени, конечно) -- производственная
пятиминутка, после возврата в лагерь (когда ноги не держат) -- политическая
пятиминутка. В часы обеда не давать расползаться по щелям, не давать спать
-- политические читки! Если на воле -- Шесть Условий товарища Сталина --
каждый лагерник должен зубрить их наизусть!35 Если на воле -- постановление
Совнаркома об увольнении за прогул, -- здесь разъяснительная работа: всякий
сегодняшний отказчик и симулянт после своего освобождения будет заклеймен
презрением масс
Советского Союза. Такой порядок: для получения звания
ударника -- мало одних производственных достижений! Еще надо: а) читать
газеты, б) любить свой канал, в) уметь рассказывать о его значении.
И -- чудо! О, чудо! О, преображение и вознесение! -- "ударник перестает
ощущать дисциплину и труд как нечто, навязанное извне, (это понимают даже
лошади), а -- как внутреннюю необходимость". (Ну верно, ну конечно, ведь
свобода же -- не свобода, а осознанная решетка!) Новые социалистические
формы поощрения! -- выдача значков ударника. И что бы вы думали, что бы вы
думали? "Значок ударника расценивается работягами выше, чем пайка!" Да,
выше, чем пайка! И целые бригады "самовольно выходят на работу за два часа
до развода
" (ах, какой произвол! и что же делать конвою?) "и еще остаются
там после окончания рабочего дня"!
О, пылание! О, спички! Думали, что вы будете гореть -- десятилетия...
Вот она, ударная работа! Уже гроза, но будем трудиться! но перевыполним
дневной план! Обратите внимание на технику, мы о ней говорили и на Беломоре:
на подъеме прицепляется к тачке спереди крючковой -- а как её вскатишь
наверх? Иван Немцев вдруг решил делать работу за пятерых! Сказано-сделано:
набросал за смену... 55 кубометров земли!36 (Посчитаем: это 5 кубометров в
час, кубометр в 12 минут -- даже самого легкого грунта, попробуйте!).
Обстановка такая: насосов нет, колодцы не готовы -- побороть воду своими
руками!37 А женщины? Поднимали в одиночку камни по 4 пуда!38
Переворачивались тачки, камни летели в головы и в ноги. Ничего, берем! То --
"по пояс в воде", то -- "непрерывные 62 часа работы", то -- "три дня 500
человек долбили обледеневшую землю" -- и оказалось бесполезно. Ничего,
берем!

Мы лопатой нашей боевою
Откопали счастье под Москвою!

Та "особая веселая напряженность", которую принесли с ББК. "Шли на штурм с
буйными веселыми песнями"...

В любую погоду
Шагайте к разводу!

picture: Ударники
А вот и сами ударники, они приехали на слёт. Сбоку у поезда --
начальник конвоя, слева еще там один конвоир. Посмотрите, какие
воодушевленные счастливые лица, эти женщины не думают ни о детях, ни о доме,
только о канале, который они так полюбили. Довольно холодно, кто в валенках,
кто в сапогах, домашних, конечно, а вторая слева в первом ряду -- воровка в
ворованных туфлях -- где же пофорсить, как не на слёте? Вот и другой такой
слёт (фото стр. 110). На плакате написано: "Сделаем досрочно, дешево и
прочно!" А как это всё увязать -- пусть у инженеров головы болят. Легко
видно, что тени улыбок для аппарата, а в общем здорово устали эти женщины,
выступать они не будут, а ждут от слёта только сытного обеда один раз. Всё
простые крестьянские лица.39 А в проходе встрял самоохранник. Иуда, очень уж
хочется ему попасть на карточку. -- А вот и ударная бригада, вполне
технически оснащенная, неправда, что мы всё на своём пару тянем! Если же
верить лагерным художникам, выставленным в КВЧ, то и вот какая техника есть
уже на канале: один экскаватор, один кран и один трактор. Да действуют ли?
может сломаны, то верней? Но в общем, зимой не очень уютно на трассе, а?
Тут еще была небольшая бедёнка -- "по окончанию Беломора появилось в
разных газетах слишком много ликующих статей, парализовавших устрашающее
действие лагерей... В освещении Беломора так перегнули, что приезжающие на
канал Волга-Москва ожидали молочных рек в кисельных берегах и предъявили
невероятные требования к администрации" (уж не требовали ли они себе чистого
белья?). Так что, ври-ври да не завирайся. "Над нами и сегодня реет знамя
Беломора" -- пишет газета "Перековка". Умеренно. И хватит.
picture: Картина зимы на канале
Впрочем, и на Беломоре и на Волгоканале поняли: "лагерное соревнование
и ударничество должно быть связано со всей системой льгот", чтобы льготы
стимулировали ударничество". "Главная основа соревнования -- материальная
заинтересованность
" (!?!? -- нас кажется, швырнуло? Мы повернули с востока
на запад? сто восемьдесят градусов? -- Провокация! Крепче за поручни! Вагон
идёт дальше!) И построено так: от производственных показателей зависят -- и
питание! и жильё! и одежда! и бельё и частота бань! (да, да, кто плохо
работает -- пусть и ходит в лохмотьях и вшах!) и досрочка! и отдых! и
свидания! Например, выдача значка ударника -- чисто социалистическая форма
поощрения. Но пусть значок даёт право на внеочередное долгое свидание! -- и
вот он уже стал дороже пайки...
"Если на воле по советской конституции применяется принцип кто не
работает тот не ест
, то почему надо лагерников ставить в привилегированное
положение?" (Труднейшее в устроении лагерей: они не должны стать местами
привилегий!) Шкала Дмитлага: штрафной котёл -- мутная вода, штрафной паёк --
триста граммов. Сто процентов дают право на восьмисотку и право докупить сто
граммов в ларьке! И тогда "подчинение дисциплине начинается с эгоистических
мотивов (заинтересованность в улучшении пайка) -- и поднимается до
социалистической заинтересованности в красном знамени"!40
Но главное -- зачёты! зачёты! Штабы соревнования дают заключённому
характеристику. Для зачётов нужно не только перевыполнение, но и
общественная работа! А тому, кто был в прошлом нетрудовым элементом --
понижать зачёты, давать мизерные. "Он может только замаскироваться, а не
исправиться! Ему нужно дольше побыть в лагере, дать себя проверить."
(Например, катит тачку в гору -- а может быть это он не работает, а только
маскируется?)
И что же делают досрочно-освобожденные?.. Как что!? Они
самозакрепляются! Они слишком полюбили канал, чтоб отсюда уехать! "Они так
увлекаются, что, освобождаясь, добровольно остаются на канале на землекопных
работах до конца стройки"! (Вот на таких работах добровольно остаются, как
например на этом снимке. И можно автору верить? Конечно. Ведь в паспорте
штамп: "был в лагерях ОГПУ". И больше нигде работы не найдешь.)41
Но что это?.. Испортилась машинка соловьиных трелей -- и в перерыве мы
слышим усталое дыхание правды: "даже и воровской мир охвачен соревнованием
только на 60% (уж если и воры не соревнуются!..); лагерники часто
истолковывают льготы и награды как неправильно примененные"; "характеристики
пишутся шаблонно"; "по характеристикам сплошь и рядом (!) дневальный
проходил как ударник-землекоп и получал ударный зачёт, а действительный
ударник оказывался без зачёта"42; (так оказывается, господа воспитатели, это
вы не поднялись на вторую ступень?!) "у многих (!) -- чувство
безнадежности".43
А трели -- опять полились, да с металлом! Самое главное поощрение
забыли? -- "жестокое и беспощадное проведение дисциплинарных взысканий"!
Приказ ОГПУ от 28.11.33 (это -- к зиме, чтоб стоя не качались!) "Всех
неисправимых лентяев и симулянтов отправить в отдаленные северные лагеря с
полным лишением прав на льготы. Злостных отказчиков и подстрекателей
предавать суду лагерных коллегий. За малейшую попытку срыва железной
дисциплины -- лишать всех уже полученных льгот и преимуществ." (Например, за
попытку погреться у костра...)
И всё-таки самое главное звено мы опять уронили, бестолковщина! Всё
сказали, а главного не сказали! Слушайте, слушайте! "коллективность есть
принцип и метод советской исправительно-трудовой политики." Ведь нужны же
"приводные ремни от администрации к массе"! "Только опираясь на коллективы,
многочисленная администрация лагерей может переделывать сознание
заключённых". "От низших форм -- коллективной ответственности, до высших
форм: дело чести, дело славы, дело доблести и геройства"! (Браним мы часто
свой язык, что де он с веками блекнет. А вдуматься -- нет! Он --
благороднеет. Раньше как говорили, по-извозчичьи -- возжи? А теперь --
приводные ремни! Раньше -- круговая порука, так и пахнет конюшней. А теперь
-- коллективная ответственность!)
"Бригада есть основная форма перевоспитания" (приказ по Дмитлагу,
1933). "Это значит -- доверие к коллективу, невозможное при капитализме!"
(Но вполне возможное при феодализме: провинился один в деревне, всех
раздевай и секи! А всё-таки благородно: доверие к коллективу!) "Это --
значит -- самодеятельность лагерников в деле перевоспитания!". "Это --
психологическое обогащение личности от коллектива"! (Нет, слова-то, слова
какие! Ведь этим психологическим обогащением он нас навзрыд повалил! Ведь
что' значит учёный человек!) "Коллектив повышает чувство человеческого
достоинства (да, да!) каждого заключённого и тем препятствует проведению
системы морального подавления"!
И ведь скажи пожалуйста, тридцатью годами позже Авербаха пришлось и мне
два слова вымолвить о бригаде, ну просто как там дела идут, -- а ведь люди
совсем же иначе, совсем искаженно поняли: "Бригада -- основной вклад
коммунизма в науку о наказаниях (что как-раз верно, это и Авербах
говорит)... Это -- коллективный организм, живущий, работающий, едящий,
спящий, и страдающий вместе в безжалостно-вынужденном симбиозе".44
О, без бригады еще пережить лагерь можно! Без бригады ты -- личность,
ты сам избираешь линию поведения. Без бригады ты можешь хоть умереть гордо
-- в бригаде и умереть тебе дадут только подло, только на брюхе. От
начальника, от десятника, от надзирателя, от конвоира -- ото всех ты можешь
спрятаться и улучить минутку отдыха, там потянуть послабже, здесь поднять
полегче. Но от приводных ремней -- от товарищей по бригаде, ни укрыва, ни
спасенья, ни пощады тебе нет. Ты не можешь не хотеть работать, ты не можешь
предпочесть работе голодную смерть в сознании, что ты -- политический. Нет
уж, раз вышел за зону, записан на выходе -- всё сделанное сегодня бригадой,
будет делиться уже не на 25, а на 26 и весь бригадный процент из-за тебя
упадёт со 123 на 119, с рекордного котла на простой, все потеряют бабку
пшенную и по сто граммов хлеба. Так уследят за тобой товарищи лучше всяких
надзирателей! И бригадирский кулак тебя покарает доходчивей целого наркомата
внутренних дел!
Вот это и есть -- самодеятельность в перевоспитании! Это и есть
психологическое обогащение личности от коллектива!
Теперь-то нам ясно как стёклышко, но на Волгоканале сами устроители еще
верить не смели, какой они крепкий ошейник нашли. И у них бригада была на
задворках, а только трудовой коллектив понимался как высшая честь и
поощрение. Даже в мае 1934 года еще половина зэков Дмитлага были
"неорганизованные", их... не принимали в трудколлективы! Их брали в
трудартели, и то не всех: кроме священников, сектантов и вообще верующих
(если откажется от религии -- ведь цель того стоит! -- принимали с месячным
испытательным сроком!). Пятьдесят Восьмую в трудколлективы стали нехотя
принимать, но и то у кого срок меньше пяти лет. У Коллектива был
председатель, совет, а демократия -- совершенно необузданная: собрания
коллектива проводились только по разрешению КВЧ и только в присутствии
ротного (да, ведь и роты еще!) воспитателя. Разумеется, коллективы
подкармливали по сравнению со сбродом: лучшим коллективам отводили огороды
внутри зоны (не отдельно людям, а по-колхозному -- для добавки в общий
котёл). Коллектив распадался на секции, и всякий свободный часок они
занимались то проверкой быта, то разбором краж и промотов казённого
имущества, то выпуском стенгазет, то разбором дисциплинарных нарушений. На
собрании коллективов часами с важностью разбирался вопрос: как перековать
лентяя Вовку? симулянта Гришку? Коллектив и сам имел право исключать своих
членов и просить лишить их зачётов, но круче того администрация распускала
целые коллективы, "продолжающие преступные традиции" (то есть не захваченные
коллективной жизнью?). Однако самым увлекательным бывали периодические
чистки коллективов -- от лентяев, от недостойных, от шептунов (изображающих
трудколлективы как взаимно-шпионские организации) и от пробравшейся агентуры
классового врага. Например, обнаруживалось, что кто-то, уже в лагере,
скрывает своё кулацкое происхождение (за которое, собственно, в лагерь и
попал) -- и вот теперь его клеймили и вычищали -- не из лагеря вычищали, а
из трудколлектива. (Художники-реалисты! О, напишите эту картину: "Чистка в
трудколлективе"! Эти бритые головы, эти настороженные выражения, эти
измотанные лица, эти тряпки на телах -- и этих озлобленных ораторов! Вот
отсюда хорош будет типаж. А кому трудно представить, так и на воле было
подобное. И в Китае тоже.) И слушайте: "предварительно до каждого лагерника
доводились задачи и цели чистки. Потом перед лицом общественности каждый
член коллектива держал отчёт"!45
picture: Типаж озлобленных
А еще -- выявление лжеударников! А выборы культсоветов! А -- выговоры
тем, кто плохо ликвидирует свою неграмотность! А сами занятия по ликбезу:
"мы-не-ра-бы!! ра-бы-не-мы!" А песни?

"Это царство болот и низин
Станет родиной нашей счастливой."

Или на ма'стерские слова самого Николая Асеева:

"Мы, каналоармейцы, суровый народ,
Но не в том наша главная суть:
Нас великое время взяло в оборот,
Чтоб поставить на правильный путь."

или на самодеятельные, рвущиеся из груди:

"И даже самою прекрасной песнею
Мы не расскажем, нет, не воспоем,
Страны, которой нет нигде чудеснее,
Страны, в которой мы с тобой живём."46

Вот это всё и значит по-лагерному -- чирикать.
О! так доймут, что еще заплачешь по ротмистру Курилке, по простой
короткой расстрельной дороге, по откровенному соловецкому бесправию.

Боже! На дне какого канала утопить нам это прошлое??!


1 ЦГАОР, ф. 393, оп. 78, х. 65, л. 369-372

2 Это -- официальная дата, а фактически с 1930-го, но организационный
период скрыли для краткости сроков, красы и истории. И тут тухта...

3 Мы однозначно пишем даты и места, но просим читателя помнить, что всё
это получено расспросами и сопоставлением, тут могут быть отклонения и
пропуски.

4 Сборник "От тюрем...", стр. 429

5 "От тюрем...", стр. 136-137

6 СЗ СССР, 1929, No. 72.

7 Сборник "От тюрем...", стр. 384

8 Но вообще-то на русской каторге XIX века шло развитие обратное: труд
становился всё менее обязательным, замирал. Даже Карийская каторга к 90-м
годам обратилась в места высидочного заключения, работ больше не
производилось. К тому же времени помягчели и рабочие требования на Акатуе
(П. Якубович). Так что привлечение каторжных к кругбайкальской дороге было
скорее нуждою временной. Не наблюдаем ли мы опять "двух рогов" или параболы,
как и со срочными тюрьмами (Часть 1, глава 9): ветвь смягчения и ветвь
ожесточения?

9 У меня есть личное предположение, я выскажу его в другом месте.

10 "Беломорско-Балтийский канал имени Сталина". История строительства,
гл. 8