Страница:
Система эта очень благоприятна для финансового капитала, который свободен идти туда, где выше вознаграждение, что, в свою очередь, привело к быстрому росту мировых финансовых рынков. В результате возникла гигантская система циркуляции, перекачивающая капитал на финансовые рынки и в институты в центре, а потом переносящая его на периферию – либо непосредственно в форме кредитов и инвестиционных портфелей, либо косвенно – через многонациональные корпорации. Пока эта система циркуляции активна, она подавляет многие другие влияния. Капитал приносит много выгоды, и не только увеличение производственных мощностей, но и усовершенствование методов производства, а также другие инновации; не только увеличение благосостояния, но и большую свободу. Поэтому страны стремятся привлечь и удержать капитал, а создание привлекательных для капитала условий становится более важным, чем какие-либо другие социальные цели.
Но у этой системы есть и серьезные недостатки. Пока капитализм остается победителем, стремление к деньгам перекрывает все другие общественные соображения. Экономические и политические устройства находятся в беспорядочном состоянии. Развитие мировой экономики не сопровождалось развитием мирового сообщества. Основной единицей политической и общественной жизни продолжает оставаться национальное государство. Отношения между центром и периферией также слишком неравные. Если и когда мировая экономика все же споткнется, то политическое давление разорвет ее на части.
Я привожу критический обзор системы мирового капитализма под двумя основными лозунгами. Один из них касается недостатков рыночного механизма. Здесь я говорю в основном о нестабильности, присущей международным финансовым рынкам. Другой касается недостатков того, что я вынужден назвать, за неимением лучшего названия, нерыночным сектором. Здесь в основном я имею в виду несостоятельность политики – как на национальном, так и на международном уровнях.
В следующих трех главах я займусь в основном вопросами недостатков рыночного механизма, хотя я также учитываю отсутствие надлежащих регулирующих и политических устройств. После аналитического обзора основных черт системы мирового капитализма я предлагаю рассуждение, основанное на моем анализе цикла подъем – спад деловой активности. Я даю определение господствующей предвзятой идеологии – рыночному фундаментализму – и доминирующей тенденции – международной конкуренции за капитал. Анализу цикла подъем-спад деловой активности будет посвящена следующая глава. В главе 7 я прихожу к гораздо более определенному, чем в этой главе, заключению о будущем. Я предсказываю неминуемый распад системы мирового капитализма [20].
Тот факт, что система мирового капитализма является абстрактной концепцией, ни чуть не делает ее менее важной. Она управляет нашими жизнями так же, как и любой политический режим управляет жизнями людей. Систему капитализма можно сравнить с империей, которая является более глобальной, чем какая-либо из существовавших ранее империй. Она управляет всей цивилизацией, и как в случае с другими империями, все, кто находится за ее стенами, – варвары. Это не территориальная империя, поскольку она не имеет суверенитета и всех сопутствующих ему атрибутов. Суверенитет государств, входящих в эту империю, является единственным фактором поддержания ее власти и влияния. Империя почти невидима, поскольку не имеет официальной структуры. Большинство ее граждан даже не знают, что они подчиняются ей, или, более корректно, они признают, что подвержены действию неличных и иногда разрушительных сил, но они не понимают, что представляют собой эти силы.
Аналогия с империей в данном случае оправдана, потому что система мирового капитализма не управляет теми, кто к ней принадлежит, и из нее нелегко выйти. Более того, она имеет центр и периферию, как настоящая империя, и центр получает выгоды за счет периферии. Еще важнее то, что система мирового капитализма проявляет империалистические тенденции. Она отнюдь не ищет равновесия, а одержима экспансией. Она не может быть спокойна, пока существуют какие-либо рынки или ресурсы, которые еще не вовлечены в ее орбиту. В этом отношении она мало чем отличается от империи Александра Великого или Аттилы Гуна, а ее экспансионистские тенденции могут стать началом ее гибели. Я не имею в виду географические завоевания, я имею в виду ее влияние на жизнь людей.
В отличие от XIX века, когда империализм нашел непосредственное территориальное выражение в форме колоний, сегодняшняя система мирового капитализма является почти полностью внетерриториальной, даже экстерриториальной по своей сути. Территориями управляют государства, и государства часто являются препятствиями на пути экспансии системы капитализма. Это верно даже в отношении США, которые в наибольшей мере являются капиталистическим государством, хотя изоляционизм и протекционизм составляют часто повторяющиеся темы в их политической жизни.
Система мирового капитализма по своей природе является чисто функциональной, а функция, которой она служит, является (и это не удивительно) исключительно экономической: производство, потребление, обмен товарами и услугами. Важно отметить, что обмен включает не только товары и услуги, но и факторы производства. Как указали Маркс и Энгельс 150 лет назад, капиталистическая система превращает землю, труд и капитал в товар. По мере того как система расширяется, экономическая функция начинает доминировать над жизнью людей и обществ. Она проникает в сферы, которые раньше не считались экономическими, такие, как культура, политика и профессиональные знания.
Несмотря на ее внетерриториальный характер, система имеет некий центр и периферию. Центр предоставляет капитал; периферия его использует. Правила игры действуют в пользу центра. Можно спорить, находится ли центр в Лондоне или в Нью-Йорке, потому что именно здесь находятся международные финансовые рынки, или в Вашингтоне, Франкфурте или Токио, потому что здесь определяется мировое предложение денег; модно стало утверждать, что центр находится в оффшорной зоне, поскольку здесь сосредоточена наиболее активная и мобильная часть мирового финансового капитала.
Хотя мы и можем описать мировой капитализм как режим, он представляет собой неполный режим: он руководит только экономической функцией, хотя экономическая функция и стала господствовать над другими функциями. Сегодняшний режим также имеет историю, но она не так хорошо определена. Трудно даже определить, когда начал существовать этот новый режим. Произошло ли это в 1989 г. – после распада советской империи? Или около 1980 г. – когда Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган пришли к власти? Или раньше? Возможно, это произошло в 70-е годы, когда начал бурно развиваться оффшорный рынок евродолларов.
Отличительной чертой системы мирового капитализма является свободное движение капитала. Международная торговля товарами и услугами недостаточна для создания мировой экономики; должны стать взаимозаменяемыми факторы производства. Земля и другие естественные ресурсы не перемещаются, – перемещаются люди со своими проблемами, поэтому именно мобильность капитала и информации, а также предпринимательство несут ответственность за экономическую интеграцию.
Поскольку финансовый капитал является еще более мобильным, чем физические инвестиции, он занимает привилегированное положение: он может избегать страны, в которых подвергается высоким налогам и строгому регулированию. Как только завод построен, его трудно передвинуть. Конечно, многонациональные корпорации пользуются гибкостью ценообразования при внутрифирменном движении средств и могут оказать давление в момент, когда они принимают инвестиционные решения, но их гибкость несравнима с той свободой выбора, которой пользуются международные инвесторы, осуществляющие портфельные инвестиции. Диапазон имеющихся возможностей также увеличивается при движении к центру мировой экономики, а не к ее периферии. Все эти факторы привлекают капитал в финансовые центры и распределяют его через финансовые рынки. Именно поэтому финансовый капитал играет сегодня такую важную роль в мире, и поэтому влияние финансовых рынков в рамках системы мирового капитализма постоянно растет.
На самом деле свободное движение капитала является относительно новым явлением. В конце второй мировой войны экономики были по своей сути в основном национальными, международная торговля не была активной, как прямые инвестиции, так и финансовые операции находились почти на мертвой точке. Институты, созданные в Бреттон-Вудсе – Международный валютный фонд (МВФ) и Мировой банк, – были основаны с целью сделать возможной мировую торговлю в мире, лишенном движения капитала в международном масштабе. Мировой банк должен был компенсировать нехватку прямых инвестиций; Международный валютный фонд должен был компенсировать нехватку финансовых кредитов для компенсации дисбаланса в торговле. Международный капитал в менее развитых странах участвовал в основном в эксплуатации природных ресурсов, а страны, в которых это имело место, отнюдь не стремились поощрять международные инвестиции, они могли экспроприировать их; например, компания Anglo—IranianOil была экспроприирована в 1951 г. Национализация стратегических отраслей промышленности также стояла на повестке дня в Европе. Большинство инвестиций в менее развитые страны имело форму межправительственной помощи; например, печально известный «арахисовый план» Великобритании в Африке.
Первыми набрали скорость прямые инвестиции. Американские фирмы шагнули в Европу, потом стали появляться повсюду в мире. Компании из других стран подхватили эту идею позднее. Во многих отраслях, таких, как автомобилестроение, химическая и компьютерная промышленность, стали преобладать многонациональные корпорации. Международные финансовые рынки развивались медленнее, поскольку некоторые валюты не были полностью конвертируемыми и большинство стран осуществляли контроль над операциями с капиталом. Контроль над капиталом был устранен постепенно. Когда я начал заниматься финансовым бизнесом в Лондоне в 1952 г., как финансовые рынки, так и банки жестко регулировались на общенациональной основе, господствовала система с фиксированными обменными курсами и многочисленными ограничениями движения капитала. Был рынок «курсового стерлинга» и рынок «премиального доллара» – рынок специальных обменных курсов, применявшихся к счетам движения капитала. После моего переезда в 1956 г. в США международная торговля ценными бумагами была постепенно либерализована. С созданием Общего рынка инвесторы из США начали покупать европейские ценные бумаги, но бухгалтерский учет в вовлеченных в этот процесс компаний и процедуры расчетов оставляли желать лучшего, условия в те дни не многим отличались от развивающихся рынков сегодня – с тем лишь исключением, что аналитики и биржевые маклеры были менее квалифицированными. Я был похож на одноглазого короля среди слепых. И только в 1963 г. Президент Кеннеди предложил уравнительный налог на процентные доходы американских инвесторов, покупающих иностранные ценные бумаги, который стал законом в 1964 г. Этот закон фактически вынудил меня выйти из этого бизнеса.
Настоящий рост мировой капиталистической системы начался в 70-х годах. Страны – производители нефти объединились в Организацию стран – экспортеров нефти (О ПЕК) и подняли цены на нефть сначала в 1973 г. – с 1,90 дол. за баррель до 9,76 дол. за баррель, а потом в 1979 г. в ответ на политические события в Иране и Ираке – с 12,70 дол. до 28,76 дол. за баррель. Экспортеры нефти неожиданно получили большой активный торговый баланс, в то время как страны – импортеры вынуждены были финансировать большие дефициты. Эти средства перерабатывались коммерческими банками с негласного одобрения западных правительств. Были изобретены евродоллары и появились крупные оффшорные рынки. Правительства начали предоставлять налоговые и другие льготы международному финансовому капиталу, чтобы привлечь его обратно – из оффшорных зон. По иронии судьбы эти меры дали оффшорному капиталу еще больше пространства для маневра. Международный кредитный бум закончился спадом в 1982 г., но к этому времени финансовому капиталу уже была предоставлена свобода маневрирования.
Развитие международных финансовых рынков получило большой толчок примерно в 1980 г., когда Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган пришли к власти с программой отказа государства от регулирования экономики, предоставив возможности рыночному механизму делать свою работу. Это означало введение строгой финансовой дисциплины, первоначальным результатом такой системы стал мировой спад и стремительно нараставший международный кризис задолженности 1982 г. Прошло несколько лет, прежде чем мировая экономика смогла оправиться, в Латинской Америке говорят о потерянном десятилетии, но экономика смогла подняться. Начиная с 1983 г. мировая экономика переживает длительный, практически непрерывный, период экспансии. Несмотря на периодические кризисы, развитие мировых рынков капитала ускорилось и достигло такого уровня, когда их можно назвать по-настоящему мировыми или глобальными. Движения обменных курсов, процентных ставок и курсов акций в различных странах стали тесным образом взаимосвязанными. В этом отношении характер финансовых рынков за последние сорок пять лет, на протяжении которых я на них работал, изменился до неузнаваемости.
Хотя государства по-прежнему имеют полномочия вмешиваться в экономику, они сами все больше начинают зависеть от сил международной конкуренции. Если государство вводит условия, неблагоприятные для капитала, капитал начнет уходить из страны. И наоборот, если государство сдерживает рост зарплаты и предоставляет стимулы для развития отдельных отраслей и предприятий, оно может способствовать накоплению капитала. Система мирового капитализма состоит из многих суверенных государств, каждое из которых имеет свою политику, но каждое также вовлечено в мировую конкуренцию не только за торговлю, но и за капитал. Это – одна из черт, делающих эту систему крайне сложной: хотя мы можем говорить о мировом и глобальном режиме в экономических и финансовых вопросах, в политике такого же мирового режима не существует. Каждое государство имеет собственный режим.
Существует широко распространенная вера в то, что капитализм определенным образом ассоциируется с демократией в политике. Историческим фактом является то, что страны, образующие центр системы мирового капитализма, являются демократическими, но этого нельзя утверждать в отношении всех капиталистических стран, находящихся на периферии системы. По существу, многие заявляют, что необходима некоторого рода диктатура, чтобы привести в движение экономическое развитие. Экономическое развитие требует накопления капитала, а это, в свою очередь, требует низких зарплат и высоких уровней сбережений. Этого положения легче достичь автократическому правительству, способному навязать свою волю людям, чем демократическому, учитывающему пожелания электората.
Возьмем, например, Азию, показывающую немало примеров успешного экономического развития. В «азиатской модели» государство вступает в союз с интересами местного бизнеса и помогает ему аккумулировать капитал. Стратегия «азиатской модели» требует государственного руководства в промышленном планировании, более высокой степени финансовой зависимости и некоторой степени защиты внутренней экономики, а также контроля над зарплатой. Такая стратегия была впервые использована Японией, которая имела демократические институты, введенные в период оккупации США. Корея попыталась рабски подражать Японии, но без демократических институтов. Вместо этого политика осуществлялась военной диктатурой, держащей в руках небольшую группу промышленных конгломератов (chaebol). Сдерживающие факторы и противовесы, имевшие место в Японии, отсутствовали. Похожий союз наблюдался и между военными и предпринимательским классом, в основном китайского происхождения, в Индонезии. В Сингапуре само государство стало капиталистом, создав инвестиционные фонды с высококвалифицированным руководством, которые добились значительных успехов. В Малайзии руководящая партия сумела сбалансировать благоприятное отношение к интересам бизнеса и выгоды для этнического меньшинства. В Таиланде политическое устройство является слишком сложным для понимания аутсайдером: военное вмешательство в коммерческую деятельность и финансовое вмешательство в выборы были двумя серьезными слабыми местами системы. В одном только Гонконге не было вмешательства государства в коммерческую деятельность в силу его колониального статуса и строгого соблюдения законов. Тайвань также выделяется успешным завершением перехода от деспотичного к демократическому политическому режиму.
Часто утверждают, что успешные автократические режимы в конечном счете ведут к развитию демократических институтов. У этого утверждения есть некоторые достоинства: зарождающийся средний класс оказывает огромную помощь в создании демократических институтов. Однако это вовсе не означает, что экономическое благосостояние ведет к эволюции демократических свобод. Правители неохотно расстаются с властью, их надо к этому подталкивать. Например, Ли Кван Ю из Сингапура в более резких выражениях обсуждал достоинства «азиатского пути» после десятилетий процветания, чем до этого.
В утверждении, что капитализм ведет к демократии, кроется некая фундаментальная проблема. В системе мирового капитализма отсутствуют силы, которые могли бы толкать отдельные страны в направлении демократии. Международные банки и многонациональные корпорации зачастую чувствуют себя более комфортно с сильным, автократическим режимом. Возможно, самая могущественная сила в борьбе за демократию – это свободный поток информации, что усложняет дезинформацию людей со стороны государства. Но нельзя переоценивать свободу информации. В Малайзии, например, режим имеет достаточный контроль над средствами массовой информации, чтобы позволить премьер-министру Махатиру Мохаммеду безнаказанно влиять на события. Информация еще более ограничена в Китае, где государство держит под контролем даже Internet. В любом случае свободный поток информации совсем необязательно побуждает людей к демократии, особенно когда люди, живущие в демократическом обществе, не верят в демократию как универсальный принцип.
Чтобы не погрешить истиной, надо сказать, что связь между капитализмом и демократией в лучшем случае незначительная. Здесь различные ставки: целью капитализма является благосостояние, демократии – политическая власть. Критерии, по которым оцениваются ставки, также различаются: для капитализма единица исчисления – деньги, для демократии – голоса граждан. Интересы, которые, как предполагается, должны удовлетворять эти системы, разнятся: для капитализма – это частные интересы, для демократии – общественный интерес. В США напряженность между капитализмом и демократией символизируют уже ставшие притчей во языцех конфликты между Уолл-стрит и Мэйн-стрит. В Европе распространение политических привилегий привело к исправлению некоторых наиболее явных крайностей капитализма: страшные предсказания «Манифеста коммунистической партии» были сведены на нет благодаря расширению демократии.
Сегодня способность государства предоставлять средства для социального обеспечения граждан оказалась серьезно подорванной способностью капитала избегать налогообложения и возможностью граждан обходить обременительные условия найма путем переезда в другие страны. Государства, перестроившие систему социального обеспечения и условия найма, – США и Великобритания – процветают, в то время как о других, пытавшихся сохранить их без изменения, например о Франции и Германии, этого сказать нельзя.
Демонтаж государства всеобщего благосостояния – относительно новое явление, и все его последствия еще не ощущаются в полной мере. После окончания второй мировой войны доля государства в валовом национальном продукте (ВНП) в промышленно развитых странах, вместе взятых, почти удвоилась [21]. Только после 1980 г. эта тенденция изменилась. Интересно, что доля государства в валовом национальном продукте сократилась незначительно. Но произошло следующее: налоги на капитал и взносы в фонд страхования по безработице уменьшились, в то время как другие формы налогообложения, особенно налоги на потребление, продолжают увеличиваться. Другими словами, бремя налогообложения было переложено с капитала на граждан. Это не совсем то, что было обещано, но мы даже не можем говорить о незапланированных последствиях, поскольку результаты были именно такими, какими их видели сторонники свободного рынка.
Мы можем далеко продвинуться в понимании мировой капиталистической системы, поняв роль, которую играют в ней деньги. Деньги – не простое абстрактное понятие, и мы довольно многое знаем о них. В учебниках говорится о трех основных функциях денег: это – мера стоимости, средство обращения и средство накопления. Названные функции хорошо известны и подробно проанализированы, хотя наличие третьей функции можно оспаривать.
Но у этой системы есть и серьезные недостатки. Пока капитализм остается победителем, стремление к деньгам перекрывает все другие общественные соображения. Экономические и политические устройства находятся в беспорядочном состоянии. Развитие мировой экономики не сопровождалось развитием мирового сообщества. Основной единицей политической и общественной жизни продолжает оставаться национальное государство. Отношения между центром и периферией также слишком неравные. Если и когда мировая экономика все же споткнется, то политическое давление разорвет ее на части.
Я привожу критический обзор системы мирового капитализма под двумя основными лозунгами. Один из них касается недостатков рыночного механизма. Здесь я говорю в основном о нестабильности, присущей международным финансовым рынкам. Другой касается недостатков того, что я вынужден назвать, за неимением лучшего названия, нерыночным сектором. Здесь в основном я имею в виду несостоятельность политики – как на национальном, так и на международном уровнях.
В следующих трех главах я займусь в основном вопросами недостатков рыночного механизма, хотя я также учитываю отсутствие надлежащих регулирующих и политических устройств. После аналитического обзора основных черт системы мирового капитализма я предлагаю рассуждение, основанное на моем анализе цикла подъем – спад деловой активности. Я даю определение господствующей предвзятой идеологии – рыночному фундаментализму – и доминирующей тенденции – международной конкуренции за капитал. Анализу цикла подъем-спад деловой активности будет посвящена следующая глава. В главе 7 я прихожу к гораздо более определенному, чем в этой главе, заключению о будущем. Я предсказываю неминуемый распад системы мирового капитализма [20].
Абстрактная империя
Первый вопрос, на который необходимо ответить, заключается в следующем: существует ли такое явление, как система мирового капитализма? Я отвечаю – да, существует, но это не явление. У нас есть врожденная тенденция к овеществлению или персонификации абстрактных концепций, это присуще нашему языку, но может иметь нежелательные последствия. Абстрактные концепции имеют свою собственную жизнь, и легко встать на неверный путь и уйти слишком далеко от реальности; но все же мы не можем избежать мышления абстрактными категориями, поскольку реальность слишком сложна для ее полного постижения. Именно поэтому идеи играют такую важную роль в истории, более важную, чем мы осознаем. И это особенно верно по отношению к настоящему моменту в истории.Тот факт, что система мирового капитализма является абстрактной концепцией, ни чуть не делает ее менее важной. Она управляет нашими жизнями так же, как и любой политический режим управляет жизнями людей. Систему капитализма можно сравнить с империей, которая является более глобальной, чем какая-либо из существовавших ранее империй. Она управляет всей цивилизацией, и как в случае с другими империями, все, кто находится за ее стенами, – варвары. Это не территориальная империя, поскольку она не имеет суверенитета и всех сопутствующих ему атрибутов. Суверенитет государств, входящих в эту империю, является единственным фактором поддержания ее власти и влияния. Империя почти невидима, поскольку не имеет официальной структуры. Большинство ее граждан даже не знают, что они подчиняются ей, или, более корректно, они признают, что подвержены действию неличных и иногда разрушительных сил, но они не понимают, что представляют собой эти силы.
Аналогия с империей в данном случае оправдана, потому что система мирового капитализма не управляет теми, кто к ней принадлежит, и из нее нелегко выйти. Более того, она имеет центр и периферию, как настоящая империя, и центр получает выгоды за счет периферии. Еще важнее то, что система мирового капитализма проявляет империалистические тенденции. Она отнюдь не ищет равновесия, а одержима экспансией. Она не может быть спокойна, пока существуют какие-либо рынки или ресурсы, которые еще не вовлечены в ее орбиту. В этом отношении она мало чем отличается от империи Александра Великого или Аттилы Гуна, а ее экспансионистские тенденции могут стать началом ее гибели. Я не имею в виду географические завоевания, я имею в виду ее влияние на жизнь людей.
В отличие от XIX века, когда империализм нашел непосредственное территориальное выражение в форме колоний, сегодняшняя система мирового капитализма является почти полностью внетерриториальной, даже экстерриториальной по своей сути. Территориями управляют государства, и государства часто являются препятствиями на пути экспансии системы капитализма. Это верно даже в отношении США, которые в наибольшей мере являются капиталистическим государством, хотя изоляционизм и протекционизм составляют часто повторяющиеся темы в их политической жизни.
Система мирового капитализма по своей природе является чисто функциональной, а функция, которой она служит, является (и это не удивительно) исключительно экономической: производство, потребление, обмен товарами и услугами. Важно отметить, что обмен включает не только товары и услуги, но и факторы производства. Как указали Маркс и Энгельс 150 лет назад, капиталистическая система превращает землю, труд и капитал в товар. По мере того как система расширяется, экономическая функция начинает доминировать над жизнью людей и обществ. Она проникает в сферы, которые раньше не считались экономическими, такие, как культура, политика и профессиональные знания.
Несмотря на ее внетерриториальный характер, система имеет некий центр и периферию. Центр предоставляет капитал; периферия его использует. Правила игры действуют в пользу центра. Можно спорить, находится ли центр в Лондоне или в Нью-Йорке, потому что именно здесь находятся международные финансовые рынки, или в Вашингтоне, Франкфурте или Токио, потому что здесь определяется мировое предложение денег; модно стало утверждать, что центр находится в оффшорной зоне, поскольку здесь сосредоточена наиболее активная и мобильная часть мирового финансового капитала.
Неполный режим
Система мирового капитализма не является ни новой, ни даже неизведанной. Ее предшественников можно распознать в Ганзейском союзе и итальянских городах-государствах, в которых разные политические образования были связаны коммерческими и финансовыми связями. Капитализм стал господствующим строем в XIX веке и оставался таковым до тех пор, пока не был подорван первой мировой войной; Но мировой капиталистический режим, господствующий сегодня, имеет некоторые новые непривычные черты, отличающие его от предыдущих этапов капитализма. Одной из таких черт является скорость коммуникаций, хотя можно и оспорить, насколько эта черта непривычна: изобретение телефона и телеграфа представляло собой по крайней мере такое же ускорение в XIX веке, какое представляет собой развитие компьютерных средств коммуникации в настоящее время. Некоторые другие черты, которые я попытаюсь вычленить, также более типичны именно для настоящего момента.Хотя мы и можем описать мировой капитализм как режим, он представляет собой неполный режим: он руководит только экономической функцией, хотя экономическая функция и стала господствовать над другими функциями. Сегодняшний режим также имеет историю, но она не так хорошо определена. Трудно даже определить, когда начал существовать этот новый режим. Произошло ли это в 1989 г. – после распада советской империи? Или около 1980 г. – когда Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган пришли к власти? Или раньше? Возможно, это произошло в 70-е годы, когда начал бурно развиваться оффшорный рынок евродолларов.
Отличительной чертой системы мирового капитализма является свободное движение капитала. Международная торговля товарами и услугами недостаточна для создания мировой экономики; должны стать взаимозаменяемыми факторы производства. Земля и другие естественные ресурсы не перемещаются, – перемещаются люди со своими проблемами, поэтому именно мобильность капитала и информации, а также предпринимательство несут ответственность за экономическую интеграцию.
Поскольку финансовый капитал является еще более мобильным, чем физические инвестиции, он занимает привилегированное положение: он может избегать страны, в которых подвергается высоким налогам и строгому регулированию. Как только завод построен, его трудно передвинуть. Конечно, многонациональные корпорации пользуются гибкостью ценообразования при внутрифирменном движении средств и могут оказать давление в момент, когда они принимают инвестиционные решения, но их гибкость несравнима с той свободой выбора, которой пользуются международные инвесторы, осуществляющие портфельные инвестиции. Диапазон имеющихся возможностей также увеличивается при движении к центру мировой экономики, а не к ее периферии. Все эти факторы привлекают капитал в финансовые центры и распределяют его через финансовые рынки. Именно поэтому финансовый капитал играет сегодня такую важную роль в мире, и поэтому влияние финансовых рынков в рамках системы мирового капитализма постоянно растет.
На самом деле свободное движение капитала является относительно новым явлением. В конце второй мировой войны экономики были по своей сути в основном национальными, международная торговля не была активной, как прямые инвестиции, так и финансовые операции находились почти на мертвой точке. Институты, созданные в Бреттон-Вудсе – Международный валютный фонд (МВФ) и Мировой банк, – были основаны с целью сделать возможной мировую торговлю в мире, лишенном движения капитала в международном масштабе. Мировой банк должен был компенсировать нехватку прямых инвестиций; Международный валютный фонд должен был компенсировать нехватку финансовых кредитов для компенсации дисбаланса в торговле. Международный капитал в менее развитых странах участвовал в основном в эксплуатации природных ресурсов, а страны, в которых это имело место, отнюдь не стремились поощрять международные инвестиции, они могли экспроприировать их; например, компания Anglo—IranianOil была экспроприирована в 1951 г. Национализация стратегических отраслей промышленности также стояла на повестке дня в Европе. Большинство инвестиций в менее развитые страны имело форму межправительственной помощи; например, печально известный «арахисовый план» Великобритании в Африке.
Первыми набрали скорость прямые инвестиции. Американские фирмы шагнули в Европу, потом стали появляться повсюду в мире. Компании из других стран подхватили эту идею позднее. Во многих отраслях, таких, как автомобилестроение, химическая и компьютерная промышленность, стали преобладать многонациональные корпорации. Международные финансовые рынки развивались медленнее, поскольку некоторые валюты не были полностью конвертируемыми и большинство стран осуществляли контроль над операциями с капиталом. Контроль над капиталом был устранен постепенно. Когда я начал заниматься финансовым бизнесом в Лондоне в 1952 г., как финансовые рынки, так и банки жестко регулировались на общенациональной основе, господствовала система с фиксированными обменными курсами и многочисленными ограничениями движения капитала. Был рынок «курсового стерлинга» и рынок «премиального доллара» – рынок специальных обменных курсов, применявшихся к счетам движения капитала. После моего переезда в 1956 г. в США международная торговля ценными бумагами была постепенно либерализована. С созданием Общего рынка инвесторы из США начали покупать европейские ценные бумаги, но бухгалтерский учет в вовлеченных в этот процесс компаний и процедуры расчетов оставляли желать лучшего, условия в те дни не многим отличались от развивающихся рынков сегодня – с тем лишь исключением, что аналитики и биржевые маклеры были менее квалифицированными. Я был похож на одноглазого короля среди слепых. И только в 1963 г. Президент Кеннеди предложил уравнительный налог на процентные доходы американских инвесторов, покупающих иностранные ценные бумаги, который стал законом в 1964 г. Этот закон фактически вынудил меня выйти из этого бизнеса.
Настоящий рост мировой капиталистической системы начался в 70-х годах. Страны – производители нефти объединились в Организацию стран – экспортеров нефти (О ПЕК) и подняли цены на нефть сначала в 1973 г. – с 1,90 дол. за баррель до 9,76 дол. за баррель, а потом в 1979 г. в ответ на политические события в Иране и Ираке – с 12,70 дол. до 28,76 дол. за баррель. Экспортеры нефти неожиданно получили большой активный торговый баланс, в то время как страны – импортеры вынуждены были финансировать большие дефициты. Эти средства перерабатывались коммерческими банками с негласного одобрения западных правительств. Были изобретены евродоллары и появились крупные оффшорные рынки. Правительства начали предоставлять налоговые и другие льготы международному финансовому капиталу, чтобы привлечь его обратно – из оффшорных зон. По иронии судьбы эти меры дали оффшорному капиталу еще больше пространства для маневра. Международный кредитный бум закончился спадом в 1982 г., но к этому времени финансовому капиталу уже была предоставлена свобода маневрирования.
Развитие международных финансовых рынков получило большой толчок примерно в 1980 г., когда Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган пришли к власти с программой отказа государства от регулирования экономики, предоставив возможности рыночному механизму делать свою работу. Это означало введение строгой финансовой дисциплины, первоначальным результатом такой системы стал мировой спад и стремительно нараставший международный кризис задолженности 1982 г. Прошло несколько лет, прежде чем мировая экономика смогла оправиться, в Латинской Америке говорят о потерянном десятилетии, но экономика смогла подняться. Начиная с 1983 г. мировая экономика переживает длительный, практически непрерывный, период экспансии. Несмотря на периодические кризисы, развитие мировых рынков капитала ускорилось и достигло такого уровня, когда их можно назвать по-настоящему мировыми или глобальными. Движения обменных курсов, процентных ставок и курсов акций в различных странах стали тесным образом взаимосвязанными. В этом отношении характер финансовых рынков за последние сорок пять лет, на протяжении которых я на них работал, изменился до неузнаваемости.
Капитализм versus демократии
Преимущества настолько прочно закрепились за финансовым капиталом, что часто стали говорить о том, что многонациональные корпорации и международные финансовые рынки определенным образом вытеснили или посягнули на суверенитет государства. Но это не так. Государства остаются суверенными. В их руках – законные полномочия, которыми не может обладать ни отдельное лицо, ни корпорация. Дни East India Company и Hudson Bay Company ушли навсегда.Хотя государства по-прежнему имеют полномочия вмешиваться в экономику, они сами все больше начинают зависеть от сил международной конкуренции. Если государство вводит условия, неблагоприятные для капитала, капитал начнет уходить из страны. И наоборот, если государство сдерживает рост зарплаты и предоставляет стимулы для развития отдельных отраслей и предприятий, оно может способствовать накоплению капитала. Система мирового капитализма состоит из многих суверенных государств, каждое из которых имеет свою политику, но каждое также вовлечено в мировую конкуренцию не только за торговлю, но и за капитал. Это – одна из черт, делающих эту систему крайне сложной: хотя мы можем говорить о мировом и глобальном режиме в экономических и финансовых вопросах, в политике такого же мирового режима не существует. Каждое государство имеет собственный режим.
Существует широко распространенная вера в то, что капитализм определенным образом ассоциируется с демократией в политике. Историческим фактом является то, что страны, образующие центр системы мирового капитализма, являются демократическими, но этого нельзя утверждать в отношении всех капиталистических стран, находящихся на периферии системы. По существу, многие заявляют, что необходима некоторого рода диктатура, чтобы привести в движение экономическое развитие. Экономическое развитие требует накопления капитала, а это, в свою очередь, требует низких зарплат и высоких уровней сбережений. Этого положения легче достичь автократическому правительству, способному навязать свою волю людям, чем демократическому, учитывающему пожелания электората.
Возьмем, например, Азию, показывающую немало примеров успешного экономического развития. В «азиатской модели» государство вступает в союз с интересами местного бизнеса и помогает ему аккумулировать капитал. Стратегия «азиатской модели» требует государственного руководства в промышленном планировании, более высокой степени финансовой зависимости и некоторой степени защиты внутренней экономики, а также контроля над зарплатой. Такая стратегия была впервые использована Японией, которая имела демократические институты, введенные в период оккупации США. Корея попыталась рабски подражать Японии, но без демократических институтов. Вместо этого политика осуществлялась военной диктатурой, держащей в руках небольшую группу промышленных конгломератов (chaebol). Сдерживающие факторы и противовесы, имевшие место в Японии, отсутствовали. Похожий союз наблюдался и между военными и предпринимательским классом, в основном китайского происхождения, в Индонезии. В Сингапуре само государство стало капиталистом, создав инвестиционные фонды с высококвалифицированным руководством, которые добились значительных успехов. В Малайзии руководящая партия сумела сбалансировать благоприятное отношение к интересам бизнеса и выгоды для этнического меньшинства. В Таиланде политическое устройство является слишком сложным для понимания аутсайдером: военное вмешательство в коммерческую деятельность и финансовое вмешательство в выборы были двумя серьезными слабыми местами системы. В одном только Гонконге не было вмешательства государства в коммерческую деятельность в силу его колониального статуса и строгого соблюдения законов. Тайвань также выделяется успешным завершением перехода от деспотичного к демократическому политическому режиму.
Часто утверждают, что успешные автократические режимы в конечном счете ведут к развитию демократических институтов. У этого утверждения есть некоторые достоинства: зарождающийся средний класс оказывает огромную помощь в создании демократических институтов. Однако это вовсе не означает, что экономическое благосостояние ведет к эволюции демократических свобод. Правители неохотно расстаются с властью, их надо к этому подталкивать. Например, Ли Кван Ю из Сингапура в более резких выражениях обсуждал достоинства «азиатского пути» после десятилетий процветания, чем до этого.
В утверждении, что капитализм ведет к демократии, кроется некая фундаментальная проблема. В системе мирового капитализма отсутствуют силы, которые могли бы толкать отдельные страны в направлении демократии. Международные банки и многонациональные корпорации зачастую чувствуют себя более комфортно с сильным, автократическим режимом. Возможно, самая могущественная сила в борьбе за демократию – это свободный поток информации, что усложняет дезинформацию людей со стороны государства. Но нельзя переоценивать свободу информации. В Малайзии, например, режим имеет достаточный контроль над средствами массовой информации, чтобы позволить премьер-министру Махатиру Мохаммеду безнаказанно влиять на события. Информация еще более ограничена в Китае, где государство держит под контролем даже Internet. В любом случае свободный поток информации совсем необязательно побуждает людей к демократии, особенно когда люди, живущие в демократическом обществе, не верят в демократию как универсальный принцип.
Чтобы не погрешить истиной, надо сказать, что связь между капитализмом и демократией в лучшем случае незначительная. Здесь различные ставки: целью капитализма является благосостояние, демократии – политическая власть. Критерии, по которым оцениваются ставки, также различаются: для капитализма единица исчисления – деньги, для демократии – голоса граждан. Интересы, которые, как предполагается, должны удовлетворять эти системы, разнятся: для капитализма – это частные интересы, для демократии – общественный интерес. В США напряженность между капитализмом и демократией символизируют уже ставшие притчей во языцех конфликты между Уолл-стрит и Мэйн-стрит. В Европе распространение политических привилегий привело к исправлению некоторых наиболее явных крайностей капитализма: страшные предсказания «Манифеста коммунистической партии» были сведены на нет благодаря расширению демократии.
Сегодня способность государства предоставлять средства для социального обеспечения граждан оказалась серьезно подорванной способностью капитала избегать налогообложения и возможностью граждан обходить обременительные условия найма путем переезда в другие страны. Государства, перестроившие систему социального обеспечения и условия найма, – США и Великобритания – процветают, в то время как о других, пытавшихся сохранить их без изменения, например о Франции и Германии, этого сказать нельзя.
Демонтаж государства всеобщего благосостояния – относительно новое явление, и все его последствия еще не ощущаются в полной мере. После окончания второй мировой войны доля государства в валовом национальном продукте (ВНП) в промышленно развитых странах, вместе взятых, почти удвоилась [21]. Только после 1980 г. эта тенденция изменилась. Интересно, что доля государства в валовом национальном продукте сократилась незначительно. Но произошло следующее: налоги на капитал и взносы в фонд страхования по безработице уменьшились, в то время как другие формы налогообложения, особенно налоги на потребление, продолжают увеличиваться. Другими словами, бремя налогообложения было переложено с капитала на граждан. Это не совсем то, что было обещано, но мы даже не можем говорить о незапланированных последствиях, поскольку результаты были именно такими, какими их видели сторонники свободного рынка.
Роль денег
Мировую экономическую систему, соответствие которой нельзя найти в мировой политической системе, анализировать крайне трудно, особенно в свете неоднозначных отношений между капитализмом и демократией. Очевидно, что мне приходится вводить упрощения. Однако моя задача проще, чем можно было бы ожидать, так как в мировой капиталистической системе присутствует некий объединяющий принцип. И это не тот принцип, который вводят ради упрощения; речь идет о действительно доминирующем принципе. Таким принципом являются деньги. Использование рыночных принципов только запутало бы вопрос, поскольку, кроме участия в конкуренции, деньги можно накапливать различными путями. Не может быть сомнения в том, что в конечном счете все сводится к прибыли и богатству, выраженным в деньгах.Мы можем далеко продвинуться в понимании мировой капиталистической системы, поняв роль, которую играют в ней деньги. Деньги – не простое абстрактное понятие, и мы довольно многое знаем о них. В учебниках говорится о трех основных функциях денег: это – мера стоимости, средство обращения и средство накопления. Названные функции хорошо известны и подробно проанализированы, хотя наличие третьей функции можно оспаривать.