Страница:
Беда в том, что действия, необходимые в связи с банковским кризисом, диаметрально противоположны действиям, согласованным с МВФ в связи с бюджетным кризисом. Программа МВФ предусматривает жесткую монетарную и фискальную политику; банковский кризис предполагает вливание наличных средств. Оба эти требования трудно примирить без дальнейшей международной помощи. При составлении программы МВФ исходили из того, что правительственные облигации будут покупать при следующих условиях: государство станет собирать налоги и сократит расходы, процентные ставки снизятся и кризис пойдет на убыль. Это допущение оказалось ошибочным, поскольку большая часть неоплаченного долга состояла из маржи, а кредитные линии невозможно было возобновить. Существует нехватка финансовых ресурсов у государства, и ее необходимо покрыть. Нехватка станет еще острее, если население начнет изымать депозиты.
Наилучшим решением было бы введение валютного управления после умеренной девальвации в 15—20%. Девальвация необходима, чтобы компенсировать снижение цен на нефть и уменьшить сумму резервов, требуемых при валютном управлении. Это также поставило бы в невыгодное положение держателей государственных долговых обязательств, деноминированных в рублях, и отвело бы упреки в адрес правительства.
Потребуются резервы примерно в 50 млрд. дол.:
23 млрд. для покрытия Ml (денежных средств в обращении) и 27 млрд. дол. для покрытия недостачи в рефинансировании внутреннего долга в следующем году. У России имеются резервы в 18 млрд. дол., МВФ обещал 17 млрд. дол. «Большая семерка» (G 7) должна предоставить 15 млрд. дол., что позволит ввести валютное управление. Спасать банковскую систему уже не потребуется. За исключением немногих институтов, держателей государственных депозитов, банки сами сумеют защитить себя. Цены государственных облигаций немедленно возрастут, и тогда выживут наиболее здоровые финансовые учреждения. Примерно 40 млрд. дол. в иностранной валюте находятся у россиян на руках. При введении валютного управления у них может возникнуть соблазн купить деноминированные в рублях государственные облигации, которые сулят привлекательный доход. В этом случае резервный кредит G 7, возможно, даже не придется использовать. Снижение процентных ставок поможет правительству добиться своих фискальных целей.
Если бы страны G 7 были готовы предоставить 16 млрд. дол. немедленно, ситуацию удалось бы стабилизировать даже без валютного управления, хотя для этого потребуется больше времени, а ущерб будет серьезнее. Без введения валютного управления будет также трудно осуществить ограниченную валютную корректировку, так как будет невозможно сопротивляться давлению в сторону дальнейшей девальвации, – такая ситуация имела место в Мексике в 1994 г.
Если действия будут откладываться, стоимость операции по спасению возрастет. Неделю назад она обошлась бы в 7 млрд. дол. К сожалению, международные финансовые организации не осознали остроты ситуации. Альтернативами будут дефолт или гиперинфляция. Любая из них будет иметь катастрофические финансовые и политические последствия».
Четверг, 13 августа
Рубль («слот»)= 6,35
Рубль (форвардные контракты)= 162%
ГКО= 149%
Prins= 23,76%
Standard & Poor= 1074,91%
30-летние казначейские облигации США= 5,65%
После того как я написал письмо в FinancialTimes, заместитель председателя Центрального банка России ввел некоторые ограничения на конвертируемость рубля. Это оказало опустошительное воздействие на российский рынок: при открытии торгов цены акций снизились на 15%, а потом уже существенно не возросли. Моему письму уделили значительное внимание, но упор был сделан на защиту девальвации, а не на предложение ввести валютное управление. Это стало одним из факторов того, что впоследствии назвали «черным четвергом». Это вовсе не входило в мои намерения. Я счел себя обязанным выступить с новым заявлением следующего содержания:
«Неурядицы на российских финансовых рынках вызваны не тем, что я сказал или сделал. У нас нет „коротких“ позиций в рублях и намерения обесценивать валюту. Более того, наш портфель от девальвации только пострадает».
Цель моего письма в FinancialTimes заключалась в том, чтобы предупредить правительства G 7. Хотя российское правительство делает все, что в его силах, чтобы справиться с ситуацией, оно не сумеет добиться успеха без дополнительной помощи из-за рубежа.
Пятница, 14 августа
Рубль («спот»)= 6,35
Рубль (форвардные контракты)= 162,7%
ГКО= 172%
Prins= 23,01%
Standard & Poor= 1062,75
30-летние казначейские облигации США= 5,54%
Я имел переговоры с министром финансов США Рубиным и подчеркнул остроту вопроса. Он полностью сознавал это, но остальные правительства G 7 не разделяли его озабоченность; к тому же до них трудно было добраться из-за нерабочих дней. Мне позвонил сенатор Митч МакКоннелл, и я настоятельно советовал ему связаться с министром финансов Рубиным и заверить его в поддержке республиканцами предстоящей весьма рискованной операции. Поздно вечером мне позвонили от Кириенко. Он все еще рассчитывал на промежуточный кредит в 500 млн. дол., но это было уже нереально. Я предложил прибыть в Москву для обсуждения более широкого круга вопросов, если это принесет пользу.
Воскресенье, 16 августа, вечер
Рубль («спот»)= 6,35
Рубль (форвардные контракты)= 162,7%
ГКО= 172%
Prins= 23,01%
Standard & Poor= 1062,75
30-летние казначейские облигации США= 5,54%
Большую часть выходных дней я провел в России. Я дал интервью на радиостанции «Эхо Москвы» с объяснением своей позиции, и мое заявление было зачитано по Российскому телевидению. Я надеюсь, что сумел исправить ложное впечатление, будто я настаивал на девальвации и как-то мог выиграть от нее. Несколько раз я разговаривал с Гайдаром. Подготовил статью с обоснованием решения о введении валютного управления и направил ему для одобрения. Только что (6 ч. 30 мин. утра, московское время) он сказал мне, что разговаривал с Ларри Саммерсом (заместителем министра финансов США) и никакой помощи ждать не приходится; им надо будет действовать в одностороннем порядке. Я сказал, что моя статья теряет смысл, но он настаивал на ее опубликовании. Я отказался.
Вторник, 18 августа
Рубль («слот»)= 6,80
Рубль (форвардные контракты)= 305%
ГКО -
Prins= 29,41%
Standard & Poor= 1101,20
30-летние казначейские облигации США= 5,56%
В понедельник начался сущий ад. Россия ввела мораторий и расширила валютный коридор, фактически девальвировав рубль на 35%. Российским банкам запретили выполнять свои обязательства перед иностранными кредиторами, и это было хуже всего. Это создало панику среди иностранных контрагентов, которые сбрасывали российские ценные бумаги по любой цене. Дэвид Липтон попросил у меня технических пояснений и предложил мне написать для них памятную записку.
Перечитав ее, я счел ее несколько односторонней. Я пытался внушить мысль, что еще не поздно искать конструктивного выхода из кризиса в России. Правительства стран G 7 могли бы предоставить твердую валюту, необходимую для введения валютного управления, при условии принятия Думой законов, необходимых, чтобы выполнить требования МВФ. Имелись две возможности: Дума соглашается на это или отказывается от предложения. В первом случае курс рубля восстанавливается, рублевый долг удается реструктурировать упорядоченным образом и появляется возможность проводить структурные реформы (объявлять банкротство компаний, которые не платят налоги, и т.д.). Большинство российских банков потерпят крах, а международные банки и фонды, заключившие с ними контракты, понесут убытки; однако обязательства российского правительства приобретут определенную ценность, лучшие банки выживут, а кризис будет приостановлен. Во втором случае кризис продолжится, но ответственность за него ляжет на Думу. Ельцин мог бы распустить Думу, назначить выборы и проводить реформы. В случае успеха реформ электорат поддержал бы их. Но даже если бы Ельцин оказался не на высоте или реформы не достигли успеха, мы сделали бы все возможное, чтобы сохранить дух реформ в России. Это была весьма рискованная стратегия, но ничего не делать – значит подвергаться еще большему риску.
Суббота, 22 августа
Рубль («спот»)= 7,15
Рубль (форвардные контракты)= 443%
ГКО-
Prins= 36,05%
Standard & Poor= 1081,18
30-летние казначейские облигации США= 5,43%
Международные рынки серьезно пострадали от российского кризиса в последние два дня. Например, на немецком фондовом рынке цены в пятницу упали на 6%. Меня удивило, что потребовалось столько времени для снижения цен дешевых акций. Мой партнер уверяет меня, что цены на фондовом рынке в пятницу достигли удачного временного «дна», а мы покупали акции и продавали опционы «пут». Кстати говоря, мы не совершали сделок с российскими ценными бумагами в течение всего периода эксперимента в режиме реального времени.
Я пытался довести свою идею до любого, кто готов был слушать, но это было бесполезно. Это помогло бы улучшить политическую ситуацию в России. Сейчас Дума уже не примет законы, а МВФ не предоставит второго транша кредита. Лишившись перспективы получить деньги из-за рубежа в обозримом будущем, Ельцин вынужден будет отправить в отставку нынешнее правительство и искать другую поддержку внутри страны. Но где? – Олигархи роковым образом ослаблены. Остаются «Газпром» и некоторые нефтяные компании. Значит, опять Черномырдин? Он, конечно, рассчитывает на это. Однако никакой режим не добьется успеха, если отсутствует политическая воля исправить структурные изъяны. Пределы дальнейшего ухудшения ситуации неясны.
Воскресенье, 23 августа
Рубль («спот») = 7,15
Рубль (форвардные контракты) = 444%
ГКО
Prins= 36,05%
Standard & Poor= 1081,18
30-летние казначейские облигации США= 5,43%
Ельцин отправил в отставку правительство и назначил Черномырдина. За дальнейшие предсказания я не берусь.
Среда, 26 августа
Рубль («спот»)= 10,00
Рубль (форвардные контракты)= 458%
ГКО
Prins= 42,83%
Standard & Poor= 1084,19
30-летние казначейские облигации США= 5,42%
Предела глубине кризиса – нет. Распад российской банковской системы происходит беспорядочным образом. Банки приостановили платежи, и население охватила паника. Условия обмена ГКО были объявлены и поначалу встретили довольно неплохой прием, однако рубль перешел в состояние свободного падения, так что предлагаемые условия практически стали бессмысленными. Международная финансовая система переживает неурядицы. Имеются, похоже, невыполненные валютные контракты на сумму в 75—100 млрд. дол., и нeизвестно, когда они будут выполнены. Кредитное агентство снизило рейтинг крупнейшего коммерческого банка Германии. В международные межбанковские сделки по свопам был внесен некоторый элемент кредитного риска. Вероятно, он будет иметь кратковременный характер, но это может вскрыть другие слабые места из-за массированного использования заемных средств. Фондовые рынки Европы и США содрогнулись, но к ним скорее всего вернется спокойствие. Кризис в России носит весьма серьезный характер и будет иметь неисчислимые политические и социальные последствия.
На этом месте я прекращаю свой эксперимент в режиме реального времени, поскольку я более не являюсь активным участником событий. Эти события представляют собой наглядную и довольно страшную иллюстрацию многих положений, которые я пытаюсь изложить в. настоящей книге в более абстрактной форме. Меня особенно страшит то, что в Министерстве финансов США действовала отличная команда, а в России было наилучшее правительство во всей ее постсоветской истории; тем не менее кризис нельзя было предотвратить. Я также недоволен собственной ролью.
Я полностью сознавал, что система грабительского капитализма несостоятельна и неустойчива, и я довольно часто говорил об этом; тем не менее я позволил втянуть себя в сделку по «Связьинвест». Для этого были основательные причины, но факты – упрямая вещь – сделка не удалась. Это была самая неудачная инвестиция в моей профессиональной карьере. Когда я ездил по России в октябре 1997 г., я был поражен безответственностью иностранных инвесторов, ссужающих большие суммы денег российским муниципалитетам, которые неудачно использовали средства. Однако я не стал спасаться бегством. Мое письмо в FinancialTimes также имело непредвиденные негативные последствия. Я не жалею о том, что пытался помочь России двигаться в направлении открытого общества. Мои усилия не увенчались успехом, но я по крайней мере пытался. Я весьма сожалею о своей инвестиционной деятельности. Это показывает, насколько трудно совмещать две роли.
До последнего времени я полагал, что мы находимся в фазе 3 модели спад – подъем, а именно на этапе сурового испытания. Если мировая капиталистическая система выдержит это испытание, то она вступит в период ускорения, которое приведет ее в режим, далекий от равновесного. Если же система не выдержит испытаний, то для нее наступит момент истины. Еще 16 августа 1998 г. я считал, что кризис в России как раз и означал такой момент истины. Однако мое понимание ситуации не соответствует нынешнему положению дел. На самом деле предстоит период заката, за которым последуют переходный момент и катастрофическое скольжение вниз. Но похоже, что мы продвинулись по этому пути значительно дальше, чем я полагал ранее. Я считаю теперь, что кризис в России представляет собой переходный момент, когда тенденция, которая уже изменила направление, подкрепляется инерционностью системы, грозя катастрофическим коллапсом. Время, прошедшее с начала таиландского кризиса, можно считать периодом заката, когда люди продолжали вести дела, как обычно, смутно ощущая, что все идет не так, как надо. Но когда же наступил момент истины? Кроме того, новая интерпретация означала бы надвигающийся коллапс финансовых рынков в центре, а это могло бы оказаться неверным.
1 сентября на фондовых рынках произошел временный обвал цен при большом предложении, а в конце недели ситуация повторилась, но при меньшем объеме сделок. Я считаю, что это было ложное «дно»; мы являемся свидетелями рынка «медведей», и цены акций в конечном счете снизятся еще больше. Однако спад может оказаться более продолжительным, чем это следует из модели спад – подъем, которую я предложил. Я понимаю, что нужна какая-то иная схема и предпочитаю сказать об этом открыто, а не просто переписать то, что я написал раньше. (Более того, я доволен, что события не соответствуют в точности разработанной мною модели спад – подъем, так как опасался, что втискиваю историю в изобретенную мною схему.) Вместо того чтобы подправить прежнюю модель, я разработаю новую – специально для этого случая. Это намерение согласуется с оговорками, которые я сделал, приступив к применению анализа спад – подъем к мировой капиталистической системе. У системы имеются центр и периферия. Это помогает объяснить, почему процесс дезинтеграции продлится значительно дольше и произойдет в разное время в различных частях системы. Моя новая гипотеза относительно динамической структуры нынешнего кризиса заключается в следующем.
Мировая капиталистическая система подверглась серьезному испытанию – произошел мексиканский кризис 1994– 1995 гг., но она пережила так называемый эффект «текилы» и вышла из кризиса еще сильнее, чем когда-либо. Именно тогда наступил период ускорения, а бум становился все более нездоровым. Тот факт, что держатели мексиканских казначейских обязательств вышли из кризиса невредимыми, оказался дурным примером для спекулянтов российскими казначейскими обязательствами. Поворотный пункт наступил вместе с таиландским кризисом в июле 1997 г. Он обратил вспять поток денежных средств. Я понимал, что музыка отзвучала, особенно применительно к России, и так и сказал тогда об этом, но я серьезно недооценил остроту проблемы. Я предвидел испытание с неопределенным исходом, подобное мексиканскому кризису 1994—1995 гг., но не окончательное изменение тенденции.
Поначалу этот поворот казался благотворным для финансовых рынков центра по причинам, которые я уже объяснил, а оживление в центре внушало надежду периферии. На азиатских фондовых рынках была возмещена почти половина потерь в местных валютах до того, как начался новый спад. Это можно было бы истолковать как период заката. В конечном счете спад затронул и финансовые рынки центра системы. Сперва он был постепенным, а поток средств во взаимных фондах оставался положительным, однако кризис в России ускорил сброс ценных бумаг, что можно было бы по некоторым признакам, но не по всем, принять за рыночное «дно». Я считаю, что это было ложное «дно», точно так же, как нижняя точка на азиатских фондовых рынках в 1997 г. оказалась ложным «дном». Я ожидаю, что активность на рынке восстановится до 50%-ного уровня, но не исключаю возможность дальнейшего спада, прежде чем начнется подъем. В конечном счете ситуация намного ухудшится и приведет к мировому спаду. Дезинтеграция мировой капиталистической системы будет препятствовать подъему, так что спад реально превратится в депрессию.
Имеются три причины, почему я считаю, что самая низкая точка кризиса еще не достигнута. Одна из них состоит в том, что российские неурядицы выявили ранее игнорировавшиеся изъяны в мировой банковской системе. Банки занимаются свопами, форвардными сделками и вторичными операциями между собой и со своими клиентами. Эти трансакции не фигурируют в балансах банков.
Когда произошел дефолт российских банков по своим обязательствам, западные банки ощутили это применительно к собственным средствам и средствам своих клиентов. Хедже-вые и другие финансовые фонды также понесли крупные убытки. Теперь банки лихорадочно пытаются уменьшить риск и ограничить использование заемных средств. Их собственные акции резко упали в цене, и вырисовывается глобальное «сжатие» кредита [31].
Вторая причина состоит в серьезном обострении трудностей на периферии системы: отдельные страны стремятся теперь выйти из мировой капиталистической системы или попросту уходят в сторону. Сперва в Индонезии, а затем в России произошел почти полный экономический крах. То, что случилось в Малайзии и в меньшей степени в Гонконге, имеет еще более зловещий смысл. Крах в Индонезии и России был непреднамеренным, но Малайзия сознательно отгородилась от мировых рынков капитала. Это принесло экономике Малайзии временное облегчение и позволило ее правительствам удержаться у власти, но ускорило общее бегство капитала с периферии, оно оказало дополнительное давление на тех соседей, которые стремились сохранить свои рынки открытыми. Если бегство капитала принесет Малайзии выгоды по сравнению с ее соседями, такая политика вполне может найти подражателей.
Третий важный фактор, действующий в направлении дезинтеграции мировой капиталистической системы, это явная неспособность международных монетарных властей укрепить ее единство. Программы МВФ, похоже, не срабатывают, и Фонд лишился средств. Реакция правительств стран G 7 на российский кризис была прискорбно неадекватной, а утрата контроля внушает настоящий страх. Между тем финансовые рынки ведут себя довольно своеобразно: они не терпят какого-либо вмешательства со стороны государства, но сохраняют глубокую веру в то, что, если условия действительно резко ухудшатся, власти вмешаются. Теперь эта вера поколеблена [32].
Рефлексивное взаимодействие трех названных факторов подводит меня к выводу, что мы прошли переходный момент и поворот тенденции подкрепляется поворотом в преобладающих ожиданиях. То, как будут развиваться события, во многом зависит от реакции банковской системы, инвесторов и властей в центре системы. Размах возможных исходов колеблется между обвалом фондовых рынков и более затяжным процессом ухудшения их состояния.
Я считаю последний вариант более вероятным. Шоковое состояние международной финансовой системы скоро уляжется; вынужденная ликвидация активов прекратится. Один из основных источников трений – сильный доллар и слабая иена – уже преодолен. Еще один источник беспокойства – Гонконг, похоже, нашел способ вернуть себе контроль над собственной судьбой. Россия списана со счетов. Предвидится понижение процентных ставок. Цены акций упали настолько, что многие из них представляются привлекательными. Публика поняла, что имеет смысл приобщиться к вечному рынку «быков», но пройдет время, прежде чем она осознает, что рынок «быков» не может продолжаться вечно. Поэтому потребуется некоторое время для того, чтобы проявилось действие трех негативных факторов.
А за ложной зарей последует продолжительный рынок «медведей», как это случилось в 30-е годы и происходит в Азии в настоящее время. Публика начнет сбрасывать акции в пользу инструментов денежного рынка или казначейских обязательств. Эффект богатства возьмет верх, и потребительский спрос будет сокращаться. Снизится также спрос на инвестиции: прибыли испытывают давление, импорт растет, а экспорт сокращается; к тому же уменьшилось предложение капитала для менее устойчивых предприятий и операций с недвижимостью. Снижение процентных ставок несколько затормозит спад на рынке, и экономика в конечном счете оправится при условии, что сохранится мировая капиталистическая система. Однако вероятность ее распада существенно возросла. Если когда-нибудь и произойдет замедление роста экономики США, то уменьшится готовность терпеть значительный дефицит во внешней торговле, а это может поставить под угрозу режим свободной торговли.
Ранее я думал, что Азиатский кризис приведет к окончательному триумфу капитализма: китайские семьи, живущие за рубежом, уступят место многонациональным компаниям, а «азиатская модель» будет поглощена мировой капиталистической моделью. Такой ход событий все еще возможен, но сейчас более вероятно, что страны периферии будут все чаще выходить из системы – это будет происходить по мере того, как будут уменьшаться их шансы привлечь капитал из центра. Банки и портфельные инвесторы понесли серьезные убытки, и многие потери еще предстоят. России, очевидно, грозит дефолт по долларовым обязательствам. Придется также признать убытки в Индонезии. Акционеры банков не простят потерь на периферии: они не захотят увеличивать свои потери. Вливание денег в периферию возможно лишь на основе международных действий правительств, однако признаки международного сотрудничества пока отсутствуют.
Такая последовательность событий отличается от первоначальной модели спад – подъем главным образом продолжительностью и сложностью периода спада. Период бума характеризовался обычным самоподкрепляющимся взаимодействием пристрастных оценок и тенденций. Бум прошел успешное испытание в ходе мексиканского кризиса 1994—1995 гг., за которым последовал период ускорения. Необычным является именно период спада, поскольку он состоит из двух стадий. На первой стадии на фондовых рынках бум продолжался благодаря отсутствию монетарных ограничений и обратному притоку средств. На второй стадии спад охватывает и центр, и периферию, и оба процесса подкрепляют друг друга в направлении свертывания активности. Спады обычно бывают довольно короткими; на этот же раз он продлился и происходит в разное время в различных частях системы. Когда он произошел на периферии, то был довольно компактным; но мы все еще не знаем, как долго он будет продолжаться в центре. Продолжительность спада свидетельствует о сложности мировой капиталистической системы.
Было очевидно, что дисбаланс между центром и периферией на первой стадии спада сохранить нельзя. Либо в центре произойдет спад до подъема на периферии, либо – наоборот. Первый вариант был более вероятным, но его нельзя было предсказать с абсолютной достоверностью. Кризис в России внес определенность в этот вопрос. Как и в случае с Таиландом, влияние событий в России оказалось более значительным, чем многие ожидали, включая меня самого. Я довольно мрачно оценивал события в России, но я не осознал последствий для свопов, операций с производными бумагами и межбанковского рынка, пока они реально не наступили.
Следует напомнить, что моя первоначальная модель спад – подъем имеет восемь фаз. Фаза 4 – это момент истины, а фаза 5 – период заката. Неясно, как эти фазы вписываются в специальную модель, построенную мной для мировой капиталистической системы. Кто-то может сказать, что время между таиландским кризисом в июле 1997 г. и российским крахом в августе 1998 г. – период заката. Но где же тогда момент истины? Возможно, лучше пока не задавать вопросов. Модели не следует воспринимать слишком буквально. В исторических событиях нет ничего детерминированного. Каждая последовательность событий – уникальна. В советской системе момент истины уже наступил, когда Хрущев произнес свою речь на XX съезде Коммунистической партии; возможно, у капиталистической системы такого момента не будет. Быть может, нас ожидает иной ход событий: ложная заря усыпит чувство опасности и позволит следующему так называемому внешнему шоку собрать свою печальную дань.
Наилучшим решением было бы введение валютного управления после умеренной девальвации в 15—20%. Девальвация необходима, чтобы компенсировать снижение цен на нефть и уменьшить сумму резервов, требуемых при валютном управлении. Это также поставило бы в невыгодное положение держателей государственных долговых обязательств, деноминированных в рублях, и отвело бы упреки в адрес правительства.
Потребуются резервы примерно в 50 млрд. дол.:
23 млрд. для покрытия Ml (денежных средств в обращении) и 27 млрд. дол. для покрытия недостачи в рефинансировании внутреннего долга в следующем году. У России имеются резервы в 18 млрд. дол., МВФ обещал 17 млрд. дол. «Большая семерка» (G 7) должна предоставить 15 млрд. дол., что позволит ввести валютное управление. Спасать банковскую систему уже не потребуется. За исключением немногих институтов, держателей государственных депозитов, банки сами сумеют защитить себя. Цены государственных облигаций немедленно возрастут, и тогда выживут наиболее здоровые финансовые учреждения. Примерно 40 млрд. дол. в иностранной валюте находятся у россиян на руках. При введении валютного управления у них может возникнуть соблазн купить деноминированные в рублях государственные облигации, которые сулят привлекательный доход. В этом случае резервный кредит G 7, возможно, даже не придется использовать. Снижение процентных ставок поможет правительству добиться своих фискальных целей.
Если бы страны G 7 были готовы предоставить 16 млрд. дол. немедленно, ситуацию удалось бы стабилизировать даже без валютного управления, хотя для этого потребуется больше времени, а ущерб будет серьезнее. Без введения валютного управления будет также трудно осуществить ограниченную валютную корректировку, так как будет невозможно сопротивляться давлению в сторону дальнейшей девальвации, – такая ситуация имела место в Мексике в 1994 г.
Если действия будут откладываться, стоимость операции по спасению возрастет. Неделю назад она обошлась бы в 7 млрд. дол. К сожалению, международные финансовые организации не осознали остроты ситуации. Альтернативами будут дефолт или гиперинфляция. Любая из них будет иметь катастрофические финансовые и политические последствия».
Четверг, 13 августа
Рубль («слот»)= 6,35
Рубль (форвардные контракты)= 162%
ГКО= 149%
Prins= 23,76%
Standard & Poor= 1074,91%
30-летние казначейские облигации США= 5,65%
После того как я написал письмо в FinancialTimes, заместитель председателя Центрального банка России ввел некоторые ограничения на конвертируемость рубля. Это оказало опустошительное воздействие на российский рынок: при открытии торгов цены акций снизились на 15%, а потом уже существенно не возросли. Моему письму уделили значительное внимание, но упор был сделан на защиту девальвации, а не на предложение ввести валютное управление. Это стало одним из факторов того, что впоследствии назвали «черным четвергом». Это вовсе не входило в мои намерения. Я счел себя обязанным выступить с новым заявлением следующего содержания:
«Неурядицы на российских финансовых рынках вызваны не тем, что я сказал или сделал. У нас нет „коротких“ позиций в рублях и намерения обесценивать валюту. Более того, наш портфель от девальвации только пострадает».
Цель моего письма в FinancialTimes заключалась в том, чтобы предупредить правительства G 7. Хотя российское правительство делает все, что в его силах, чтобы справиться с ситуацией, оно не сумеет добиться успеха без дополнительной помощи из-за рубежа.
Пятница, 14 августа
Рубль («спот»)= 6,35
Рубль (форвардные контракты)= 162,7%
ГКО= 172%
Prins= 23,01%
Standard & Poor= 1062,75
30-летние казначейские облигации США= 5,54%
Я имел переговоры с министром финансов США Рубиным и подчеркнул остроту вопроса. Он полностью сознавал это, но остальные правительства G 7 не разделяли его озабоченность; к тому же до них трудно было добраться из-за нерабочих дней. Мне позвонил сенатор Митч МакКоннелл, и я настоятельно советовал ему связаться с министром финансов Рубиным и заверить его в поддержке республиканцами предстоящей весьма рискованной операции. Поздно вечером мне позвонили от Кириенко. Он все еще рассчитывал на промежуточный кредит в 500 млн. дол., но это было уже нереально. Я предложил прибыть в Москву для обсуждения более широкого круга вопросов, если это принесет пользу.
Воскресенье, 16 августа, вечер
Рубль («спот»)= 6,35
Рубль (форвардные контракты)= 162,7%
ГКО= 172%
Prins= 23,01%
Standard & Poor= 1062,75
30-летние казначейские облигации США= 5,54%
Большую часть выходных дней я провел в России. Я дал интервью на радиостанции «Эхо Москвы» с объяснением своей позиции, и мое заявление было зачитано по Российскому телевидению. Я надеюсь, что сумел исправить ложное впечатление, будто я настаивал на девальвации и как-то мог выиграть от нее. Несколько раз я разговаривал с Гайдаром. Подготовил статью с обоснованием решения о введении валютного управления и направил ему для одобрения. Только что (6 ч. 30 мин. утра, московское время) он сказал мне, что разговаривал с Ларри Саммерсом (заместителем министра финансов США) и никакой помощи ждать не приходится; им надо будет действовать в одностороннем порядке. Я сказал, что моя статья теряет смысл, но он настаивал на ее опубликовании. Я отказался.
Вторник, 18 августа
Рубль («слот»)= 6,80
Рубль (форвардные контракты)= 305%
ГКО -
Prins= 29,41%
Standard & Poor= 1101,20
30-летние казначейские облигации США= 5,56%
В понедельник начался сущий ад. Россия ввела мораторий и расширила валютный коридор, фактически девальвировав рубль на 35%. Российским банкам запретили выполнять свои обязательства перед иностранными кредиторами, и это было хуже всего. Это создало панику среди иностранных контрагентов, которые сбрасывали российские ценные бумаги по любой цене. Дэвид Липтон попросил у меня технических пояснений и предложил мне написать для них памятную записку.
Перечитав ее, я счел ее несколько односторонней. Я пытался внушить мысль, что еще не поздно искать конструктивного выхода из кризиса в России. Правительства стран G 7 могли бы предоставить твердую валюту, необходимую для введения валютного управления, при условии принятия Думой законов, необходимых, чтобы выполнить требования МВФ. Имелись две возможности: Дума соглашается на это или отказывается от предложения. В первом случае курс рубля восстанавливается, рублевый долг удается реструктурировать упорядоченным образом и появляется возможность проводить структурные реформы (объявлять банкротство компаний, которые не платят налоги, и т.д.). Большинство российских банков потерпят крах, а международные банки и фонды, заключившие с ними контракты, понесут убытки; однако обязательства российского правительства приобретут определенную ценность, лучшие банки выживут, а кризис будет приостановлен. Во втором случае кризис продолжится, но ответственность за него ляжет на Думу. Ельцин мог бы распустить Думу, назначить выборы и проводить реформы. В случае успеха реформ электорат поддержал бы их. Но даже если бы Ельцин оказался не на высоте или реформы не достигли успеха, мы сделали бы все возможное, чтобы сохранить дух реформ в России. Это была весьма рискованная стратегия, но ничего не делать – значит подвергаться еще большему риску.
Суббота, 22 августа
Рубль («спот»)= 7,15
Рубль (форвардные контракты)= 443%
ГКО-
Prins= 36,05%
Standard & Poor= 1081,18
30-летние казначейские облигации США= 5,43%
Международные рынки серьезно пострадали от российского кризиса в последние два дня. Например, на немецком фондовом рынке цены в пятницу упали на 6%. Меня удивило, что потребовалось столько времени для снижения цен дешевых акций. Мой партнер уверяет меня, что цены на фондовом рынке в пятницу достигли удачного временного «дна», а мы покупали акции и продавали опционы «пут». Кстати говоря, мы не совершали сделок с российскими ценными бумагами в течение всего периода эксперимента в режиме реального времени.
Я пытался довести свою идею до любого, кто готов был слушать, но это было бесполезно. Это помогло бы улучшить политическую ситуацию в России. Сейчас Дума уже не примет законы, а МВФ не предоставит второго транша кредита. Лишившись перспективы получить деньги из-за рубежа в обозримом будущем, Ельцин вынужден будет отправить в отставку нынешнее правительство и искать другую поддержку внутри страны. Но где? – Олигархи роковым образом ослаблены. Остаются «Газпром» и некоторые нефтяные компании. Значит, опять Черномырдин? Он, конечно, рассчитывает на это. Однако никакой режим не добьется успеха, если отсутствует политическая воля исправить структурные изъяны. Пределы дальнейшего ухудшения ситуации неясны.
Воскресенье, 23 августа
Рубль («спот») = 7,15
Рубль (форвардные контракты) = 444%
ГКО
Prins= 36,05%
Standard & Poor= 1081,18
30-летние казначейские облигации США= 5,43%
Ельцин отправил в отставку правительство и назначил Черномырдина. За дальнейшие предсказания я не берусь.
Среда, 26 августа
Рубль («спот»)= 10,00
Рубль (форвардные контракты)= 458%
ГКО
Prins= 42,83%
Standard & Poor= 1084,19
30-летние казначейские облигации США= 5,42%
Предела глубине кризиса – нет. Распад российской банковской системы происходит беспорядочным образом. Банки приостановили платежи, и население охватила паника. Условия обмена ГКО были объявлены и поначалу встретили довольно неплохой прием, однако рубль перешел в состояние свободного падения, так что предлагаемые условия практически стали бессмысленными. Международная финансовая система переживает неурядицы. Имеются, похоже, невыполненные валютные контракты на сумму в 75—100 млрд. дол., и нeизвестно, когда они будут выполнены. Кредитное агентство снизило рейтинг крупнейшего коммерческого банка Германии. В международные межбанковские сделки по свопам был внесен некоторый элемент кредитного риска. Вероятно, он будет иметь кратковременный характер, но это может вскрыть другие слабые места из-за массированного использования заемных средств. Фондовые рынки Европы и США содрогнулись, но к ним скорее всего вернется спокойствие. Кризис в России носит весьма серьезный характер и будет иметь неисчислимые политические и социальные последствия.
На этом месте я прекращаю свой эксперимент в режиме реального времени, поскольку я более не являюсь активным участником событий. Эти события представляют собой наглядную и довольно страшную иллюстрацию многих положений, которые я пытаюсь изложить в. настоящей книге в более абстрактной форме. Меня особенно страшит то, что в Министерстве финансов США действовала отличная команда, а в России было наилучшее правительство во всей ее постсоветской истории; тем не менее кризис нельзя было предотвратить. Я также недоволен собственной ролью.
Я полностью сознавал, что система грабительского капитализма несостоятельна и неустойчива, и я довольно часто говорил об этом; тем не менее я позволил втянуть себя в сделку по «Связьинвест». Для этого были основательные причины, но факты – упрямая вещь – сделка не удалась. Это была самая неудачная инвестиция в моей профессиональной карьере. Когда я ездил по России в октябре 1997 г., я был поражен безответственностью иностранных инвесторов, ссужающих большие суммы денег российским муниципалитетам, которые неудачно использовали средства. Однако я не стал спасаться бегством. Мое письмо в FinancialTimes также имело непредвиденные негативные последствия. Я не жалею о том, что пытался помочь России двигаться в направлении открытого общества. Мои усилия не увенчались успехом, но я по крайней мере пытался. Я весьма сожалею о своей инвестиционной деятельности. Это показывает, насколько трудно совмещать две роли.
Предвидя будущее
Теперь я возвращаюсь к анализу более общего, глобального процесса спад – подъем. Я остановлю часы и буду рассматривать предстоящие события просто как будущее, хотя эти события будут разворачиваться по мере подготовки книги. В каком-то смысле я приступаю к еще одному эксперименту в режиме реального времени. Я попытаюсь использовать свою концепцию истории, чтобы предсказать, что нас ждет впереди; события, по мере их развертывания, будут служить проверкой обоснованности моих предсказаний. Это не будет научная проверка, так как я буду корректировать свою схему спад – подъем с учетом складывающейся и постоянно меняющейся ситуации. Как я указывал ранее, попытки предсказать будущее – это скорее алхимия, чем наука.До последнего времени я полагал, что мы находимся в фазе 3 модели спад – подъем, а именно на этапе сурового испытания. Если мировая капиталистическая система выдержит это испытание, то она вступит в период ускорения, которое приведет ее в режим, далекий от равновесного. Если же система не выдержит испытаний, то для нее наступит момент истины. Еще 16 августа 1998 г. я считал, что кризис в России как раз и означал такой момент истины. Однако мое понимание ситуации не соответствует нынешнему положению дел. На самом деле предстоит период заката, за которым последуют переходный момент и катастрофическое скольжение вниз. Но похоже, что мы продвинулись по этому пути значительно дальше, чем я полагал ранее. Я считаю теперь, что кризис в России представляет собой переходный момент, когда тенденция, которая уже изменила направление, подкрепляется инерционностью системы, грозя катастрофическим коллапсом. Время, прошедшее с начала таиландского кризиса, можно считать периодом заката, когда люди продолжали вести дела, как обычно, смутно ощущая, что все идет не так, как надо. Но когда же наступил момент истины? Кроме того, новая интерпретация означала бы надвигающийся коллапс финансовых рынков в центре, а это могло бы оказаться неверным.
1 сентября на фондовых рынках произошел временный обвал цен при большом предложении, а в конце недели ситуация повторилась, но при меньшем объеме сделок. Я считаю, что это было ложное «дно»; мы являемся свидетелями рынка «медведей», и цены акций в конечном счете снизятся еще больше. Однако спад может оказаться более продолжительным, чем это следует из модели спад – подъем, которую я предложил. Я понимаю, что нужна какая-то иная схема и предпочитаю сказать об этом открыто, а не просто переписать то, что я написал раньше. (Более того, я доволен, что события не соответствуют в точности разработанной мною модели спад – подъем, так как опасался, что втискиваю историю в изобретенную мною схему.) Вместо того чтобы подправить прежнюю модель, я разработаю новую – специально для этого случая. Это намерение согласуется с оговорками, которые я сделал, приступив к применению анализа спад – подъем к мировой капиталистической системе. У системы имеются центр и периферия. Это помогает объяснить, почему процесс дезинтеграции продлится значительно дольше и произойдет в разное время в различных частях системы. Моя новая гипотеза относительно динамической структуры нынешнего кризиса заключается в следующем.
Мировая капиталистическая система подверглась серьезному испытанию – произошел мексиканский кризис 1994– 1995 гг., но она пережила так называемый эффект «текилы» и вышла из кризиса еще сильнее, чем когда-либо. Именно тогда наступил период ускорения, а бум становился все более нездоровым. Тот факт, что держатели мексиканских казначейских обязательств вышли из кризиса невредимыми, оказался дурным примером для спекулянтов российскими казначейскими обязательствами. Поворотный пункт наступил вместе с таиландским кризисом в июле 1997 г. Он обратил вспять поток денежных средств. Я понимал, что музыка отзвучала, особенно применительно к России, и так и сказал тогда об этом, но я серьезно недооценил остроту проблемы. Я предвидел испытание с неопределенным исходом, подобное мексиканскому кризису 1994—1995 гг., но не окончательное изменение тенденции.
Поначалу этот поворот казался благотворным для финансовых рынков центра по причинам, которые я уже объяснил, а оживление в центре внушало надежду периферии. На азиатских фондовых рынках была возмещена почти половина потерь в местных валютах до того, как начался новый спад. Это можно было бы истолковать как период заката. В конечном счете спад затронул и финансовые рынки центра системы. Сперва он был постепенным, а поток средств во взаимных фондах оставался положительным, однако кризис в России ускорил сброс ценных бумаг, что можно было бы по некоторым признакам, но не по всем, принять за рыночное «дно». Я считаю, что это было ложное «дно», точно так же, как нижняя точка на азиатских фондовых рынках в 1997 г. оказалась ложным «дном». Я ожидаю, что активность на рынке восстановится до 50%-ного уровня, но не исключаю возможность дальнейшего спада, прежде чем начнется подъем. В конечном счете ситуация намного ухудшится и приведет к мировому спаду. Дезинтеграция мировой капиталистической системы будет препятствовать подъему, так что спад реально превратится в депрессию.
Имеются три причины, почему я считаю, что самая низкая точка кризиса еще не достигнута. Одна из них состоит в том, что российские неурядицы выявили ранее игнорировавшиеся изъяны в мировой банковской системе. Банки занимаются свопами, форвардными сделками и вторичными операциями между собой и со своими клиентами. Эти трансакции не фигурируют в балансах банков.
Когда произошел дефолт российских банков по своим обязательствам, западные банки ощутили это применительно к собственным средствам и средствам своих клиентов. Хедже-вые и другие финансовые фонды также понесли крупные убытки. Теперь банки лихорадочно пытаются уменьшить риск и ограничить использование заемных средств. Их собственные акции резко упали в цене, и вырисовывается глобальное «сжатие» кредита [31].
Вторая причина состоит в серьезном обострении трудностей на периферии системы: отдельные страны стремятся теперь выйти из мировой капиталистической системы или попросту уходят в сторону. Сперва в Индонезии, а затем в России произошел почти полный экономический крах. То, что случилось в Малайзии и в меньшей степени в Гонконге, имеет еще более зловещий смысл. Крах в Индонезии и России был непреднамеренным, но Малайзия сознательно отгородилась от мировых рынков капитала. Это принесло экономике Малайзии временное облегчение и позволило ее правительствам удержаться у власти, но ускорило общее бегство капитала с периферии, оно оказало дополнительное давление на тех соседей, которые стремились сохранить свои рынки открытыми. Если бегство капитала принесет Малайзии выгоды по сравнению с ее соседями, такая политика вполне может найти подражателей.
Третий важный фактор, действующий в направлении дезинтеграции мировой капиталистической системы, это явная неспособность международных монетарных властей укрепить ее единство. Программы МВФ, похоже, не срабатывают, и Фонд лишился средств. Реакция правительств стран G 7 на российский кризис была прискорбно неадекватной, а утрата контроля внушает настоящий страх. Между тем финансовые рынки ведут себя довольно своеобразно: они не терпят какого-либо вмешательства со стороны государства, но сохраняют глубокую веру в то, что, если условия действительно резко ухудшатся, власти вмешаются. Теперь эта вера поколеблена [32].
Рефлексивное взаимодействие трех названных факторов подводит меня к выводу, что мы прошли переходный момент и поворот тенденции подкрепляется поворотом в преобладающих ожиданиях. То, как будут развиваться события, во многом зависит от реакции банковской системы, инвесторов и властей в центре системы. Размах возможных исходов колеблется между обвалом фондовых рынков и более затяжным процессом ухудшения их состояния.
Я считаю последний вариант более вероятным. Шоковое состояние международной финансовой системы скоро уляжется; вынужденная ликвидация активов прекратится. Один из основных источников трений – сильный доллар и слабая иена – уже преодолен. Еще один источник беспокойства – Гонконг, похоже, нашел способ вернуть себе контроль над собственной судьбой. Россия списана со счетов. Предвидится понижение процентных ставок. Цены акций упали настолько, что многие из них представляются привлекательными. Публика поняла, что имеет смысл приобщиться к вечному рынку «быков», но пройдет время, прежде чем она осознает, что рынок «быков» не может продолжаться вечно. Поэтому потребуется некоторое время для того, чтобы проявилось действие трех негативных факторов.
А за ложной зарей последует продолжительный рынок «медведей», как это случилось в 30-е годы и происходит в Азии в настоящее время. Публика начнет сбрасывать акции в пользу инструментов денежного рынка или казначейских обязательств. Эффект богатства возьмет верх, и потребительский спрос будет сокращаться. Снизится также спрос на инвестиции: прибыли испытывают давление, импорт растет, а экспорт сокращается; к тому же уменьшилось предложение капитала для менее устойчивых предприятий и операций с недвижимостью. Снижение процентных ставок несколько затормозит спад на рынке, и экономика в конечном счете оправится при условии, что сохранится мировая капиталистическая система. Однако вероятность ее распада существенно возросла. Если когда-нибудь и произойдет замедление роста экономики США, то уменьшится готовность терпеть значительный дефицит во внешней торговле, а это может поставить под угрозу режим свободной торговли.
Ранее я думал, что Азиатский кризис приведет к окончательному триумфу капитализма: китайские семьи, живущие за рубежом, уступят место многонациональным компаниям, а «азиатская модель» будет поглощена мировой капиталистической моделью. Такой ход событий все еще возможен, но сейчас более вероятно, что страны периферии будут все чаще выходить из системы – это будет происходить по мере того, как будут уменьшаться их шансы привлечь капитал из центра. Банки и портфельные инвесторы понесли серьезные убытки, и многие потери еще предстоят. России, очевидно, грозит дефолт по долларовым обязательствам. Придется также признать убытки в Индонезии. Акционеры банков не простят потерь на периферии: они не захотят увеличивать свои потери. Вливание денег в периферию возможно лишь на основе международных действий правительств, однако признаки международного сотрудничества пока отсутствуют.
Такая последовательность событий отличается от первоначальной модели спад – подъем главным образом продолжительностью и сложностью периода спада. Период бума характеризовался обычным самоподкрепляющимся взаимодействием пристрастных оценок и тенденций. Бум прошел успешное испытание в ходе мексиканского кризиса 1994—1995 гг., за которым последовал период ускорения. Необычным является именно период спада, поскольку он состоит из двух стадий. На первой стадии на фондовых рынках бум продолжался благодаря отсутствию монетарных ограничений и обратному притоку средств. На второй стадии спад охватывает и центр, и периферию, и оба процесса подкрепляют друг друга в направлении свертывания активности. Спады обычно бывают довольно короткими; на этот же раз он продлился и происходит в разное время в различных частях системы. Когда он произошел на периферии, то был довольно компактным; но мы все еще не знаем, как долго он будет продолжаться в центре. Продолжительность спада свидетельствует о сложности мировой капиталистической системы.
Было очевидно, что дисбаланс между центром и периферией на первой стадии спада сохранить нельзя. Либо в центре произойдет спад до подъема на периферии, либо – наоборот. Первый вариант был более вероятным, но его нельзя было предсказать с абсолютной достоверностью. Кризис в России внес определенность в этот вопрос. Как и в случае с Таиландом, влияние событий в России оказалось более значительным, чем многие ожидали, включая меня самого. Я довольно мрачно оценивал события в России, но я не осознал последствий для свопов, операций с производными бумагами и межбанковского рынка, пока они реально не наступили.
Следует напомнить, что моя первоначальная модель спад – подъем имеет восемь фаз. Фаза 4 – это момент истины, а фаза 5 – период заката. Неясно, как эти фазы вписываются в специальную модель, построенную мной для мировой капиталистической системы. Кто-то может сказать, что время между таиландским кризисом в июле 1997 г. и российским крахом в августе 1998 г. – период заката. Но где же тогда момент истины? Возможно, лучше пока не задавать вопросов. Модели не следует воспринимать слишком буквально. В исторических событиях нет ничего детерминированного. Каждая последовательность событий – уникальна. В советской системе момент истины уже наступил, когда Хрущев произнес свою речь на XX съезде Коммунистической партии; возможно, у капиталистической системы такого момента не будет. Быть может, нас ожидает иной ход событий: ложная заря усыпит чувство опасности и позволит следующему так называемому внешнему шоку собрать свою печальную дань.