— Да, мы постоянно говорили о том, что в вопросах ценообразования было отставание. Надо было отрегулировать цены, но сделать это еще в 1988 году, тогда бы все прошло с меньшими потерями, чем сейчас.
По расчетам, общая сумма повышения цен в 1990 году должна была составить 160 миллиардов рублей, причем предусматривалась полная компенсация за ряд продуктов, детский ассортимент почти не затрагивался. Однако наполучал я шишек за “непопулярные меры”, хотя с тем, что надо отрегулировать цены, были согласны почти все руководители и ведущие экономисты страны. (Забегая вперед, хочу напомнить, что Ельцин с Гайдаром со 2 апреля 1991 года подняли цены практически в два раза по сравнению с тем, что предлагалось нами, а на многие товары — и в три раза. Вскоре эти цены стремительно выросли в сотни, если не в тысячи раз, отбросив миллионы людей в непроглядную нищету. Были забыты все громогласные заявления и даже рельсы, на которые обещал лечь Ельцин в случае повышения цен. Все это больно ударило по народу.)
“Ваши отношения с М. Горбачевым?”, “Были ли у вас разногласия с ним?”, “Если вас изберут президентом России, не окажетесь ли вы во всем согласны с ним?”, “Почему вы ушли в отставку?”
— Сейчас у меня никаких отношений с М. Горбачевым нет. Я не участвую ни в каких совещаниях, не являюсь советником.
Раньше, примерно до 1987 года, особых разногласий у меня с ним не было. Если помните, перестройка тогда набирала темпы, на подъеме была экономика страны. Однако и тогда я занимал независимую, самостоятельную позицию: считал возможным высказываться принципиально, даже если и оставался на Политбюро в меньшинстве. Вспомним ту же антиалкогольную кампанию. Я выступал против тех методов, которыми ее предлагалось осуществлять.
В последнее время, особенно в 1988-1990 годах, у нас были большие разногласия с Горбачевым. О них я говорил прямо, в глаза — и на Политбюро, и на Президентском совете. Например, о той же приватизации жилья.
Особый пункт — программа перехода к рынку. Правительственная программа дважды рассматривалась на Президентском совете, я представлял ее там, ее критиковали, дополняли, в конце концов сказали: хорошо, товарищ Рыжков, выходите с ней на Верховный Совет СССР. Я знал, что будет острая критика. Особенно из-за ценового фактора. Но как иначе я мог поступить в то время, если с 1988 года в каждом документе говорилось: вот когда подойдем к реформе розничного ценообразования, то обязательно посоветуемся с народом. Поэтому я и вышел на трибуну, честно сказал, как мы видим все это дело. И принял на себя весь огонь…
Я всегда был искренен в своей позиции. Единственное, что ставлю себе в укор, так это то, что нужно было на год раньше сказать то, о чем я говорил в декабре прошлого (1990-го) года на Съезде народных депутатов СССР. Что перестройка в том виде, как ее задумали в 1985 году, не состоялась.
Что касается моего ухода. Главная причина была в том, что за несколько недель до Съезда я сообщил Горбачеву, что не согласен с проводимой экономической и политической реформой, поэтому заявляю о своей отставке.
Но как бы то ни было, я остаюсь на своих позициях. Считаю, что тот поворот, который сегодня делается, ведет страну к “шоковой терапии”, а это остро отразится на жизни народа.
Мы знаем это, например, по Польше. Да, там сегодня все лежит на прилавках, но простому человеку купить не по карману. Насытить рынок таким образом, за счет снижения потребления, большого ума не надо, я мог сделать это в одну ночь: поднять как следует цены — и в магазинах изобилие. Я же сторонник другого: надо найти такое равновесие, чтобы и товары были, и человек мог приобрести их.
“Сначала экономику страны развалил, а теперь в российские президенты нацелился”.
— Давайте вспомним о том, что происходило в стране в течение пяти лет. Считаю, что первые три года мы развивались нормально. А потом пошла полнейшая неразбериха: и война законов, и забастовочное движение, и нарушение договорных связей…
Да, в целом страна развивалась не так, как хотелось бы, в том числе и мне. Но, как известно, все познается в сравнении. Поживем — увидим, что будет, если победит Ельцин…
“Как вы относитесь к Б. Н. Ельцину?”
— Его я знаю давно, мы вместе с ним работали в Свердловске. Он — в областном комитете партии, я — на заводе.
Я не согласен с его программой по социально-экономическому развитию России, о чем уже сказал. Не понимаю и его поведения, его методов действия. В КПСС он сделал карьеру, дошел до кандидата в члены Политбюро, руководителя столичной партийной организации, а потом стал топтать все, на чем он воспитывался и что он сам насаждал с помощью партийной дисциплины на протяжении двух десятков лет. Это уже не позиция. А его “война” с Центром? Ему все время кто-то мешает.
Прямо говорю: “Если меня изберут президентом России, буду бороться за нее, защищать ее интересы. Но при этом буду проводить линию на сохранение Союза”.
Это говорилось 30 мая 1991 года. Прошли годы. Читатель может оценить мое тогдашнее видение перспектив в случае победы Ельцина. Что-то я мог недооценить, но в целом жизнь подтвердила мои опасения за судьбу народа и государства. Из шести кандидатов я завоевал второе место в президентской избирательной гонке. Крайняя ее поспешность тоже входила в стратегические расчеты команды будущего президента: не дать народу долго думать. И эта задача была решена…
Грянул август 1991 года. Он знаменателен тем, что стал переломным пунктом в процессе разрушения СССР. Анализируя те события, можно сделать вывод, что у “путчистов” не было четкой программной цели. В акцию ГКЧП не были вовлечены никакие организованные политические силы. Политбюро не вело никакой деятельности, не принимало никаких документов, “путч” застал штаб партии врасплох. 20 августа в Москве находилось примерно две трети членов ЦК, но секретариат от проведения Пленума отказался. Дела, возбужденные после августа в отношении региональных партийных лидеров и некоторых секретарей ЦК, были закрыты ввиду полной непричастности этих организаций к событиям в Москве. Народ в массе своей остался безучастным к ним, что говорит о его уверенности в том, будто это был политический конфликт между узкими группировками.
И сразу же победившая сторона наносит смертельный удар — по КПСС. Ближайший соратник Ельцина Г. Бурбулис пишет записку Горбачеву:
“В ЦК КПСС идет форсированное уничтожение документов. Нужно срочное распоряжение генсека — временно приостановить деятельность здания ЦК КПСС. Лужков отключил электроэнергию. Силы для выполнения распоряжения президента СССР — генсека у Лужкова есть. Бурбулис”. И на ней резолюция от 23 августа: “Согласен. М. Горбачев”.
Вызванный на сессию Верховного Совета РСФСР Горбачев подвергся невероятным унижениям со стороны Ельцина, своего бывшего партийного соратника, который обращался с ним как с нашкодившим учеником. Прямо в ходе заседания сессии под улюлюканье ставших в одночасье антикоммунистами депутатов Ельцин подписал указ о роспуске КПСС.
Все это действо транслировалось по телевидению, передавалось по радио. С этой минуты Горбачева не стало, осталась одна лишь оболочка. Он полностью проиграл эту смертельную для страны игру. Перестройка, объявленная под фанфары шесть лет назад, лопнула, как мыльный пузырь.
В тот же день секретариат ЦК КПСС принял постановление о том, что “ЦК КПСС должен принять трудное, но честное решение о самороспуске, судьбу республиканских компартий и местных партийных организаций определят они сами”.
На следующий день Горбачев согласился с запретом партии и, сложив с себя полномочия генсека, призвал ЦК самораспуститься. Так он похоронил партию, в которой был с юношеских лет, которая вела его по жизни и с которой он дошел до высшего государственного поста. А разгром партии открывал путь к беспрепятственному уничтожению и нашей Державы.
Кремлевский Дворец съездов. 2 сентября 1991 года. В 10 утра открылся внеочередной V Съезд народных депутатов СССР. Первое заседание продолжалось 10 минут. По поручению президента СССР и высших руководителей десяти республик Н. Назарбаев огласил специальное “Заявление”. В нем предлагалось подготовить и всем желающим республикам подписать Договор о Союзе суверенных государств, безотлагательно заключить экономический союз для нормального функционирования народного хозяйства.
Вместо Съезда народных депутатов и Верховного Совета СССР намечалось создать Совет представителей народных депутатов по принципу равного представительства от республик, учредить Государственный совет в составе президента СССР и высших должностных лиц союзных республик, а для координации управления народным хозяйством и согласованности проведения экономических реформ — межреспубликанский экономический комитет.
Предполагалось заключить соглашение на принципах коллективной безопасности в области обороны в целях сохранения единых Вооруженных сил. В “Заявлении” также высказывалась просьба к Съезду народных депутатов поддержать Обращение союзных республик в ООН о признании их субъектами международного права и рассмотрении вопроса об их членстве в этой организации.
Уже в те часы депутатам стало ясно, что Советский Союз фактически прекращает свое существование. Все прекрасно понимали, что это практически нежизнеспособная конструкция и предлагается она от безысходности, из-за стремления сохранить хотя бы основы единого государства.
У меня, как и у многих депутатов, сложилось твердое мнение, что это был не съезд победителей, как его представляли падкие до сенсаций СМИ, а съезд побежденных, которые понимали, что страна с ускорением катится под откос и депутаты своей деятельностью во многом способствовали этому. Большая их часть находилась в угнетенном, я бы даже сказал, подавленном состоянии. Казалось, что мы присутствуем на коллективных похоронах.
В ходе этого необычного Съезда звучали и интересные соображения. Например, председатель Верховного Совета Украинской ССР Л. Кравчук (один из трех разрушителей СССР в Беловежской пуще) внес предложение: в целях предотвращения экономического хаоса незамедлительно создать межреспубликанский, межгосударственный орган, совет или комитет, наделить его правами и полномочиями, чтобы он мог обеспечить жизнедеятельность всех отраслей народного хозяйства, а значит, и удовлетворить потребности людей. Он, правда, “постеснялся” напомнить, что ровно год назад — с трибуны Верховного Совета СССР — я призывал республики подписать такое Экономическое соглашение на 1991 год, но это предложение, как помнит читатель, было встречено в штыки…
Господин Кравчук, да и другие руководители республик почувствовали разрушительные последствия экономического хаоса, который сами и создали в преддверии 91-го года.
Кравчуку вторили и другие трезвые голоса, к примеру, А. Орлов с Южного Урала: как депутат от промышленного региона он поддерживал создание межреспубликанского органа по регулированию межреспубликанских экономических отношений. “Если этого не будет, — заявил он, — если Съезд не примет данного решения, то такое регулирование возьмет на себя какая-то республика. Или свои проблемы республики будут решать силой, а что это означает, всем понятно. Республики в отдельности не смогут в ближайшие 10-15 лет обрести свою экономическую самостоятельность”.
В целом атмосферу определяла тревога за судьбу общества, осознание растущей угрозы общенациональной катастрофы. Помню, например, слова А. Журавлева из Белоруссии: “По чертежам, которые нам предложены проектом Союзного договора, Союз как страну создать нельзя. Это будет не страна, это будет не государство… Такой страны, которая предусмотрена этим проектом Союзного договора, нет и быть не может”.
А депутат из Донецкой области А. Н. Саунин предупреждал: “Граждан беспокоит (как они пишут) распад, предстоящий раздел Союза, установление границ, потоки беженцев. Они считают, что наряду с экономическим кризисом это приведет к катастрофе, новым национальным конфликтам, возможно, более тяжелым последствиям”.
Но верховные руководители СССР и РСФСР Горбачев и Ельцин всячески убеждали депутатов, что предложения в “Заявлении” — это веяние времени, выражающее необходимые демократические перемены в жизни страны.
Выступление Ельцина на том внеочередном съезде — это речь победителя, опьяненного успехом. Он заявил, что как президент России он с этими проблемами обязательно справится. Как это у него получилось, известно теперь каждому…
В самом сложном положении находился Горбачев. Ему надо было как-то попытаться сохранить лицо, оправдаться перед съездом за содеянное — ГКЧП, развал КПСС и государства, анархию в стране.
Готовя этот материал, я еще раз тщательно изучил стенограмму внеочередного V Съезда народных депутатов. Хочу напомнить, что более восьмидесяти процентов депутатов были коммунистами. И только один-два выступающих затронули проблему КПСС. Позволю себе процитировать слова депутата А. П. Яценко — ректора Новосибирского инженерно-строительного института:
“М. С. Горбачев руководил не только страной, но и был генеральным секретарем партии. И руководил так, что отдельные работавшие рядом с ним руководящие работники оказались причастными к этому путчу… Это каким же надо быть руководителем, чтобы не знать и не чувствовать, кто твой единомышленник и кто тебя поддерживает! Вы же, Михаил Сергеевич, генеральный секретарь партии, ее “капитан”, покинули свой “капитанский мостик” в самое тяжелое для партии время, бросили на произвол судьбы ее рядовых членов”.
Звучали и иные голоса. Силаев, глава правительства России, мой бывший заместитель, очумевший от августовских событий, предлагал без суда и следствия расстрел членов ГКЧП. Он с удовлетворением заявил: “Да, прежний унитарный Союз умер. Но вот что следовало бы сказать “плакальщикам” по “великой державе”: попытки реанимировать имперский труп все равно что “мертвому припарки”. Мы будем опираться на другие ценности и другие идеи”. И ценности действительно появились… перекочевав из карманов населения и государства в личные сейфы современных буржуа. И новые идеи появились, вытеснив былые: прибыль любой ценой, деньги определяют все.
Отрезвляющим было выступление Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II. Я с удовольствием процитировал бы все его выступление, но ограничусь отдельными выдержками:
“Уважаемые братья и сестры, народные депутаты! Неизмеримо велика ответственность нашего настоящего внеочередного Съезда. Я призываю всех вас проникнуться чувством этой ответственности не только перед нынешним поколением наших сограждан, ожидающих от нас, их полномочных представителей, слов и решений, которые могли бы вдохнуть оптимизм в смятенные сердца и надежду на справедливое разрешение стоящих перед страной проблем, но и ответственности перед нашими предками, перед теми, кто возводил наш общий дом не на песке произвольных умозрений, не на демагогии, властолюбии, эгоизме и зависти, — на камне веры, верности и жертвенной любви. Несть числа этим сынам и дочерям из всех народов нашей страны, которые своими подвигами, жизнью, талантами, умением созидали подлинную славу нашего Отечества.
Велика наша ответственность и перед грядущими поколениями, жизнь которых будет судом нашим словам и нашим поступкам. Основания для будущего заложены в прошлом. А прошлое — это общность, наша историческая общность. Помимо нашей воли она стала неотъемлемой частью наших национальных традиций. Пренебрегать этим, отрицая, отрекаясь от этого в сумятице перемен, означает подвергать опасности наше национальное будущее. История последних десятилетий дала нам множество прискорбных примеров забвения традиций, печальных последствий такого забвения”.
Вот этим напутствием нашего православного духовного лидера я и закончу рассказ о внеочередном Съезде народных депутатов. Он стал поминальным колокольным звоном по единой великой Державе, которую наши предки собирали сотни лет.
Через три месяца ее не стало. В заключение этой скорбной темы я хотел бы привести слова, сказанные несколько десятков лет тому назад нашим соотечественником, знаменитым философом и мыслителем, патриотом земли Русской Иваном Александровичем Ильиным, прах которого недавно вернулся на свою Родину — в Россию:
“Россия есть организм природы и духа — и горе тому, кто его расчленяет!.. Горе придет от неизбежных и страшных последствий этой слепой и нелепой затеи, от ее хозяйственных, стратегических, государственных и национально-духовных последствий. И не только наши потомки: вспомнят и другие народы единую Россию, испытают на себе последствия ее преднамеренного расчленения”.
(Продолжение следует)
Русская мысль
“…Силам добра нет доступа к власти”
По расчетам, общая сумма повышения цен в 1990 году должна была составить 160 миллиардов рублей, причем предусматривалась полная компенсация за ряд продуктов, детский ассортимент почти не затрагивался. Однако наполучал я шишек за “непопулярные меры”, хотя с тем, что надо отрегулировать цены, были согласны почти все руководители и ведущие экономисты страны. (Забегая вперед, хочу напомнить, что Ельцин с Гайдаром со 2 апреля 1991 года подняли цены практически в два раза по сравнению с тем, что предлагалось нами, а на многие товары — и в три раза. Вскоре эти цены стремительно выросли в сотни, если не в тысячи раз, отбросив миллионы людей в непроглядную нищету. Были забыты все громогласные заявления и даже рельсы, на которые обещал лечь Ельцин в случае повышения цен. Все это больно ударило по народу.)
“Ваши отношения с М. Горбачевым?”, “Были ли у вас разногласия с ним?”, “Если вас изберут президентом России, не окажетесь ли вы во всем согласны с ним?”, “Почему вы ушли в отставку?”
— Сейчас у меня никаких отношений с М. Горбачевым нет. Я не участвую ни в каких совещаниях, не являюсь советником.
Раньше, примерно до 1987 года, особых разногласий у меня с ним не было. Если помните, перестройка тогда набирала темпы, на подъеме была экономика страны. Однако и тогда я занимал независимую, самостоятельную позицию: считал возможным высказываться принципиально, даже если и оставался на Политбюро в меньшинстве. Вспомним ту же антиалкогольную кампанию. Я выступал против тех методов, которыми ее предлагалось осуществлять.
В последнее время, особенно в 1988-1990 годах, у нас были большие разногласия с Горбачевым. О них я говорил прямо, в глаза — и на Политбюро, и на Президентском совете. Например, о той же приватизации жилья.
Особый пункт — программа перехода к рынку. Правительственная программа дважды рассматривалась на Президентском совете, я представлял ее там, ее критиковали, дополняли, в конце концов сказали: хорошо, товарищ Рыжков, выходите с ней на Верховный Совет СССР. Я знал, что будет острая критика. Особенно из-за ценового фактора. Но как иначе я мог поступить в то время, если с 1988 года в каждом документе говорилось: вот когда подойдем к реформе розничного ценообразования, то обязательно посоветуемся с народом. Поэтому я и вышел на трибуну, честно сказал, как мы видим все это дело. И принял на себя весь огонь…
Я всегда был искренен в своей позиции. Единственное, что ставлю себе в укор, так это то, что нужно было на год раньше сказать то, о чем я говорил в декабре прошлого (1990-го) года на Съезде народных депутатов СССР. Что перестройка в том виде, как ее задумали в 1985 году, не состоялась.
Что касается моего ухода. Главная причина была в том, что за несколько недель до Съезда я сообщил Горбачеву, что не согласен с проводимой экономической и политической реформой, поэтому заявляю о своей отставке.
Но как бы то ни было, я остаюсь на своих позициях. Считаю, что тот поворот, который сегодня делается, ведет страну к “шоковой терапии”, а это остро отразится на жизни народа.
Мы знаем это, например, по Польше. Да, там сегодня все лежит на прилавках, но простому человеку купить не по карману. Насытить рынок таким образом, за счет снижения потребления, большого ума не надо, я мог сделать это в одну ночь: поднять как следует цены — и в магазинах изобилие. Я же сторонник другого: надо найти такое равновесие, чтобы и товары были, и человек мог приобрести их.
“Сначала экономику страны развалил, а теперь в российские президенты нацелился”.
— Давайте вспомним о том, что происходило в стране в течение пяти лет. Считаю, что первые три года мы развивались нормально. А потом пошла полнейшая неразбериха: и война законов, и забастовочное движение, и нарушение договорных связей…
Да, в целом страна развивалась не так, как хотелось бы, в том числе и мне. Но, как известно, все познается в сравнении. Поживем — увидим, что будет, если победит Ельцин…
“Как вы относитесь к Б. Н. Ельцину?”
— Его я знаю давно, мы вместе с ним работали в Свердловске. Он — в областном комитете партии, я — на заводе.
Я не согласен с его программой по социально-экономическому развитию России, о чем уже сказал. Не понимаю и его поведения, его методов действия. В КПСС он сделал карьеру, дошел до кандидата в члены Политбюро, руководителя столичной партийной организации, а потом стал топтать все, на чем он воспитывался и что он сам насаждал с помощью партийной дисциплины на протяжении двух десятков лет. Это уже не позиция. А его “война” с Центром? Ему все время кто-то мешает.
Прямо говорю: “Если меня изберут президентом России, буду бороться за нее, защищать ее интересы. Но при этом буду проводить линию на сохранение Союза”.
Это говорилось 30 мая 1991 года. Прошли годы. Читатель может оценить мое тогдашнее видение перспектив в случае победы Ельцина. Что-то я мог недооценить, но в целом жизнь подтвердила мои опасения за судьбу народа и государства. Из шести кандидатов я завоевал второе место в президентской избирательной гонке. Крайняя ее поспешность тоже входила в стратегические расчеты команды будущего президента: не дать народу долго думать. И эта задача была решена…
Грянул август 1991 года. Он знаменателен тем, что стал переломным пунктом в процессе разрушения СССР. Анализируя те события, можно сделать вывод, что у “путчистов” не было четкой программной цели. В акцию ГКЧП не были вовлечены никакие организованные политические силы. Политбюро не вело никакой деятельности, не принимало никаких документов, “путч” застал штаб партии врасплох. 20 августа в Москве находилось примерно две трети членов ЦК, но секретариат от проведения Пленума отказался. Дела, возбужденные после августа в отношении региональных партийных лидеров и некоторых секретарей ЦК, были закрыты ввиду полной непричастности этих организаций к событиям в Москве. Народ в массе своей остался безучастным к ним, что говорит о его уверенности в том, будто это был политический конфликт между узкими группировками.
И сразу же победившая сторона наносит смертельный удар — по КПСС. Ближайший соратник Ельцина Г. Бурбулис пишет записку Горбачеву:
“В ЦК КПСС идет форсированное уничтожение документов. Нужно срочное распоряжение генсека — временно приостановить деятельность здания ЦК КПСС. Лужков отключил электроэнергию. Силы для выполнения распоряжения президента СССР — генсека у Лужкова есть. Бурбулис”. И на ней резолюция от 23 августа: “Согласен. М. Горбачев”.
Вызванный на сессию Верховного Совета РСФСР Горбачев подвергся невероятным унижениям со стороны Ельцина, своего бывшего партийного соратника, который обращался с ним как с нашкодившим учеником. Прямо в ходе заседания сессии под улюлюканье ставших в одночасье антикоммунистами депутатов Ельцин подписал указ о роспуске КПСС.
Все это действо транслировалось по телевидению, передавалось по радио. С этой минуты Горбачева не стало, осталась одна лишь оболочка. Он полностью проиграл эту смертельную для страны игру. Перестройка, объявленная под фанфары шесть лет назад, лопнула, как мыльный пузырь.
В тот же день секретариат ЦК КПСС принял постановление о том, что “ЦК КПСС должен принять трудное, но честное решение о самороспуске, судьбу республиканских компартий и местных партийных организаций определят они сами”.
На следующий день Горбачев согласился с запретом партии и, сложив с себя полномочия генсека, призвал ЦК самораспуститься. Так он похоронил партию, в которой был с юношеских лет, которая вела его по жизни и с которой он дошел до высшего государственного поста. А разгром партии открывал путь к беспрепятственному уничтожению и нашей Державы.
Кремлевский Дворец съездов. 2 сентября 1991 года. В 10 утра открылся внеочередной V Съезд народных депутатов СССР. Первое заседание продолжалось 10 минут. По поручению президента СССР и высших руководителей десяти республик Н. Назарбаев огласил специальное “Заявление”. В нем предлагалось подготовить и всем желающим республикам подписать Договор о Союзе суверенных государств, безотлагательно заключить экономический союз для нормального функционирования народного хозяйства.
Вместо Съезда народных депутатов и Верховного Совета СССР намечалось создать Совет представителей народных депутатов по принципу равного представительства от республик, учредить Государственный совет в составе президента СССР и высших должностных лиц союзных республик, а для координации управления народным хозяйством и согласованности проведения экономических реформ — межреспубликанский экономический комитет.
Предполагалось заключить соглашение на принципах коллективной безопасности в области обороны в целях сохранения единых Вооруженных сил. В “Заявлении” также высказывалась просьба к Съезду народных депутатов поддержать Обращение союзных республик в ООН о признании их субъектами международного права и рассмотрении вопроса об их членстве в этой организации.
Уже в те часы депутатам стало ясно, что Советский Союз фактически прекращает свое существование. Все прекрасно понимали, что это практически нежизнеспособная конструкция и предлагается она от безысходности, из-за стремления сохранить хотя бы основы единого государства.
У меня, как и у многих депутатов, сложилось твердое мнение, что это был не съезд победителей, как его представляли падкие до сенсаций СМИ, а съезд побежденных, которые понимали, что страна с ускорением катится под откос и депутаты своей деятельностью во многом способствовали этому. Большая их часть находилась в угнетенном, я бы даже сказал, подавленном состоянии. Казалось, что мы присутствуем на коллективных похоронах.
В ходе этого необычного Съезда звучали и интересные соображения. Например, председатель Верховного Совета Украинской ССР Л. Кравчук (один из трех разрушителей СССР в Беловежской пуще) внес предложение: в целях предотвращения экономического хаоса незамедлительно создать межреспубликанский, межгосударственный орган, совет или комитет, наделить его правами и полномочиями, чтобы он мог обеспечить жизнедеятельность всех отраслей народного хозяйства, а значит, и удовлетворить потребности людей. Он, правда, “постеснялся” напомнить, что ровно год назад — с трибуны Верховного Совета СССР — я призывал республики подписать такое Экономическое соглашение на 1991 год, но это предложение, как помнит читатель, было встречено в штыки…
Господин Кравчук, да и другие руководители республик почувствовали разрушительные последствия экономического хаоса, который сами и создали в преддверии 91-го года.
Кравчуку вторили и другие трезвые голоса, к примеру, А. Орлов с Южного Урала: как депутат от промышленного региона он поддерживал создание межреспубликанского органа по регулированию межреспубликанских экономических отношений. “Если этого не будет, — заявил он, — если Съезд не примет данного решения, то такое регулирование возьмет на себя какая-то республика. Или свои проблемы республики будут решать силой, а что это означает, всем понятно. Республики в отдельности не смогут в ближайшие 10-15 лет обрести свою экономическую самостоятельность”.
В целом атмосферу определяла тревога за судьбу общества, осознание растущей угрозы общенациональной катастрофы. Помню, например, слова А. Журавлева из Белоруссии: “По чертежам, которые нам предложены проектом Союзного договора, Союз как страну создать нельзя. Это будет не страна, это будет не государство… Такой страны, которая предусмотрена этим проектом Союзного договора, нет и быть не может”.
А депутат из Донецкой области А. Н. Саунин предупреждал: “Граждан беспокоит (как они пишут) распад, предстоящий раздел Союза, установление границ, потоки беженцев. Они считают, что наряду с экономическим кризисом это приведет к катастрофе, новым национальным конфликтам, возможно, более тяжелым последствиям”.
Но верховные руководители СССР и РСФСР Горбачев и Ельцин всячески убеждали депутатов, что предложения в “Заявлении” — это веяние времени, выражающее необходимые демократические перемены в жизни страны.
Выступление Ельцина на том внеочередном съезде — это речь победителя, опьяненного успехом. Он заявил, что как президент России он с этими проблемами обязательно справится. Как это у него получилось, известно теперь каждому…
В самом сложном положении находился Горбачев. Ему надо было как-то попытаться сохранить лицо, оправдаться перед съездом за содеянное — ГКЧП, развал КПСС и государства, анархию в стране.
Готовя этот материал, я еще раз тщательно изучил стенограмму внеочередного V Съезда народных депутатов. Хочу напомнить, что более восьмидесяти процентов депутатов были коммунистами. И только один-два выступающих затронули проблему КПСС. Позволю себе процитировать слова депутата А. П. Яценко — ректора Новосибирского инженерно-строительного института:
“М. С. Горбачев руководил не только страной, но и был генеральным секретарем партии. И руководил так, что отдельные работавшие рядом с ним руководящие работники оказались причастными к этому путчу… Это каким же надо быть руководителем, чтобы не знать и не чувствовать, кто твой единомышленник и кто тебя поддерживает! Вы же, Михаил Сергеевич, генеральный секретарь партии, ее “капитан”, покинули свой “капитанский мостик” в самое тяжелое для партии время, бросили на произвол судьбы ее рядовых членов”.
Звучали и иные голоса. Силаев, глава правительства России, мой бывший заместитель, очумевший от августовских событий, предлагал без суда и следствия расстрел членов ГКЧП. Он с удовлетворением заявил: “Да, прежний унитарный Союз умер. Но вот что следовало бы сказать “плакальщикам” по “великой державе”: попытки реанимировать имперский труп все равно что “мертвому припарки”. Мы будем опираться на другие ценности и другие идеи”. И ценности действительно появились… перекочевав из карманов населения и государства в личные сейфы современных буржуа. И новые идеи появились, вытеснив былые: прибыль любой ценой, деньги определяют все.
Отрезвляющим было выступление Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II. Я с удовольствием процитировал бы все его выступление, но ограничусь отдельными выдержками:
“Уважаемые братья и сестры, народные депутаты! Неизмеримо велика ответственность нашего настоящего внеочередного Съезда. Я призываю всех вас проникнуться чувством этой ответственности не только перед нынешним поколением наших сограждан, ожидающих от нас, их полномочных представителей, слов и решений, которые могли бы вдохнуть оптимизм в смятенные сердца и надежду на справедливое разрешение стоящих перед страной проблем, но и ответственности перед нашими предками, перед теми, кто возводил наш общий дом не на песке произвольных умозрений, не на демагогии, властолюбии, эгоизме и зависти, — на камне веры, верности и жертвенной любви. Несть числа этим сынам и дочерям из всех народов нашей страны, которые своими подвигами, жизнью, талантами, умением созидали подлинную славу нашего Отечества.
Велика наша ответственность и перед грядущими поколениями, жизнь которых будет судом нашим словам и нашим поступкам. Основания для будущего заложены в прошлом. А прошлое — это общность, наша историческая общность. Помимо нашей воли она стала неотъемлемой частью наших национальных традиций. Пренебрегать этим, отрицая, отрекаясь от этого в сумятице перемен, означает подвергать опасности наше национальное будущее. История последних десятилетий дала нам множество прискорбных примеров забвения традиций, печальных последствий такого забвения”.
Вот этим напутствием нашего православного духовного лидера я и закончу рассказ о внеочередном Съезде народных депутатов. Он стал поминальным колокольным звоном по единой великой Державе, которую наши предки собирали сотни лет.
Через три месяца ее не стало. В заключение этой скорбной темы я хотел бы привести слова, сказанные несколько десятков лет тому назад нашим соотечественником, знаменитым философом и мыслителем, патриотом земли Русской Иваном Александровичем Ильиным, прах которого недавно вернулся на свою Родину — в Россию:
“Россия есть организм природы и духа — и горе тому, кто его расчленяет!.. Горе придет от неизбежных и страшных последствий этой слепой и нелепой затеи, от ее хозяйственных, стратегических, государственных и национально-духовных последствий. И не только наши потомки: вспомнят и другие народы единую Россию, испытают на себе последствия ее преднамеренного расчленения”.
(Продолжение следует)
Русская мысль
“…Силам добра нет доступа к власти”
(Из дневников Льва Тихомирова)*
В последние годы в центре внимания отечественных исследователей оказалась жизнь и судьба Льва Александровича Тихомирова (1852-1923). Его сочинения активно переиздаются и пользуются повышенным спросом; вышло несколько монографических работ и целый ряд интереснейших журнальных публикаций, посвященных Л. А. Тихомирову. Он даже стал одним из героев исторического романа О. Михайлова.
В сложной и противоречивой судьбе Тихомирова в полной мере отразились все те изменения, которые переживала Россия, начиная с эпохи великих реформ и заканчивая становлением большевистского режима. Помочь в понимании душевных метаний Тихомирова могут его записи. Дневники, относящиеся к промежутку времени с 1883 г. по октябрь 1917 г., хранятся в личном фонде Л. А. Тихомирова, который находится в Государственном архиве Российской Федерации (ф. 634). Всего они составляют 27 единиц хранения. Дневники представляют собой уникальный материал для исследователей. Множество подробностей из жизни их автора, описание его размышлений, обстановки, его окружавшей, — все это позволяет нам увидеть внутренний мир Тихомирова во всей его сложности и противоречивости. Некоторая часть его дневников за 1883-1895 гг. и 1904-1906 гг. публиковалась в конце 20-х — начале 30-х гг.
Л. А. Тихомиров родился 19 (31) января 1852 г. в Геленджике, в семье военного врача Александра Александровича Тихомирова и Христины Николаевны, урожденной Каратаевой, и был третьим сыном в семье. Родословная отца Тихомирова уходила своими корнями в Тульскую губернию. Практически все предки Александра Александровича принадлежали к лицам духовного звания. Получив воспитание в духовной семинарии, Александр Александрович прервал сложившуюся традицию и пошел по медицинской стезе, поступив в Московскую медико-хирургическую академию, которую он окончил с золотой медалью. Затем служил в военных госпиталях и после перевода в Геленджик женился на вдове своего товарища С. И. Соколова.
В 1864 г. Лев Александрович поступил в Александровскую гимназию в Керчи. Там он увлекся революционными идеями и впоследствии вспоминал: “Что мир развивается революциями — это было в эпоху моего воспитания аксиомой, это был закон. Нравится он кому-нибудь или нет, она придет в Россию, уже хотя бы по одному тому, что ее еще не было; очевидно, что она должна прийти скоро… революция считалась неизбежной даже теми, кто вовсе ее не хотел”. Тихомиров с увлечением читает “Русское слово”, а его любимым писателем становится Д. И. Писарев.
Гимназию Тихомиров окончил с золотой медалью и в августе 1870 г. поступил на юридический факультет Московского университета, откуда вскоре перевелся на медицинский факультет. Здесь он с головой погружается в революционную работу, став одним из активных участников народнического движения. Осенью 1871 г. он вошел в кружок “чайковцев”. Летом 1873 г. Тихомиров переехал в Петербург, где продолжал заниматься революционно-пропагандистской деятельностью. В ноябре того же года его арестовали. Более 4 лет Тихомиров провел в Петропавловской крепости и доме предварительного заключения и в октябре 1877 г. проходил по знаменитому “процессу 193-х” народников-пропагандистов. Тихомиров, которому годы тюрьмы компенсировали срок наказания, был освобожден в начале 1878 г. Такое наказание показалось революционеру чрезмерным. По его мнению, “мальчик, полный жизни”, был наказан “за вздор, за дурацкую брошюру”. Вышедший на свободу Тихомиров был отдан под административный надзор полиции с определением обязательного места проживания. “При моей молодости и жажде широкого наблюдения, — вспоминал он впоследствии, — эта мера поразила меня как громовый удар. Мне казалось, что я снова попадаю в нечто вроде недавно оставленной тюрьмы, и я немедленно бежал, без денег, без планов… с этого момента начинается моя нелегальная жизнь…”.
Авторитет Тихомирова в революционной среде к тому времени значительно возрос, чему в немалой степени способствовали годы, проведенные в заключении. У него завязывается роман с С. Л. Перовской. Еще когда Тихомиров находился в доме предварительного заключения, Перовская, используя обычную практику революционеров, применяемую ими для связи с находившимися в заключении, представлялась его невестой. Именно Перовская предложила Тихомирову, который был выслан на родину, в Новороссийск, покинуть ссылку и присоединиться к революционерам. Это предложение было “последней каплей, решительным ударом”. О степени увлеченности Тихомирова говорит и то, что он даже сообщил родителям о возможной свадьбе, но все получилось иначе: он познакомился с уроженкой г. Орла Екатериной Дмитриевной Сергеевой и летом 1880 г., использовав фальшивый паспорт, обвенчался с ней. Отметим, что вопреки неписаной революционной традиции брак Тихомирова был не только официальным, но и закреплялся церковным обрядом венчания, на котором шафером был Н. К. Михайловский. Судьба дала Тихомирову двух сыновей — Николая и Александра, который впоследствии, в 1907 г., примет постриг под именем знаменитого воронежского святителя Тихона; и двух дочерей — Веру и Надежду. Обе дочери родились в 1880 году, но после цареубийства Тихомирову будет суждено не видеть их многие годы.
После раскола “Земли и воли” на “Черный передел” и “Народную волю” Тихомиров примкнул к последней, став членом исполнительного комитета, распорядительной комиссии и редакции “Народной воли”. Он успешно справляется со своими задачами, в число которых прежде всего входят пропаганда и агитация. Одним из наиболее известных произведений революционной пропаганды стала написанная Тихомировым “Сказка о четырех братьях”, которая, по словам П. А. Кропоткина, “всем очень понравилась”. В. Г. Короленко вспоминал, что эта сказка широко использовалась для пропаганды в крестьянской среде и имела там успех. Да и сам Тихомиров считал, что вполне “мог писать для народа”.
Но уже в этот период Тихомиров начинает сомневаться в правоте своего дела. На одном из заседаний ИК “Народной воли”, проходившем в середине 1880 года, он заявляет о своем желании выйти из революционной организации. А. П. Прибылева-Корба вспоминала, что эта сцена была “в высшей степени мучительна”. Товарищи напомнили Тихомирову о том, что по условиям устава исполнительного комитета о выходе из него не может быть и речи, и единогласно решили дать ему “временный отпуск для поправления здоровья”. Арестованный через несколько месяцев после этого заседания А. Д. Михайлов писал из тюрьмы товарищам о необходимости “беречь и ценить” Тихомирова как “лучшую умственную силу” и просил прощения за то, что часто упрекал его в бездействии. Но сам Тихомиров к этому времени уже не был тем Тигричем, которым знали его товарищи. К нему больше подходила другая подпольная кличка — Старик.
После убийства Александра II народовольцами и разгрома партии, в 1882 г., Тихомиров уехал за границу. Перед этим он направил Александру III открытое письмо исполнительного комитета “Народной воли”, в котором было сказано: “…может быть два выхода: или революция, совершенно неизбежная, которую нельзя предотвратить никакими казнями, или добровольное обращение верховной власти к народу”, и далее ставил ультиматум: общая амнистия всем политическим заключенным, созыв представителей от всего народа “для пересмотра существующих форм государственной и общественной жизни” и “переделки их сообразно с народными желаниями”. В противном случае “Народная воля” угрожала власти новыми кровавыми акциями. В подпольных типографиях продолжали печатать воззвания к “простым мужикам”, разъясняя им суть произошедшего и призывая продолжать борьбу: “От нового царя тоже не дождаться тебе ничего хорошего!.. Коли хочешь земли да воли, так силой бери”.
Вместе с Львом Тихомировым за границу также выехала Екатерина Дмитриевна. Обосновавшись в Париже, Тихомиров продолжал заниматься революционной деятельностью и вместе с П. Л. Лавровым редактировал “Вестник Народной воли” (1883-1886 гг.). В полицейской справке о деятельности Льва Александровича отмечалось: “Прежде всего, Тихомиров приложил все свои силы к поднятию тогда упавшей революционной литературы”. В эмиграции во взглядах Тихомирова постепенно начинает нарастать серьезный перелом. Он стал задумываться о пройденном пути, о смысле жизни. И эти размышления были весьма печальными: “Передо мною все чаще является предчувствие, или, правильнее, ощущение конца. Вот, вот конец жизни… Еще немного — и конец, и ничего не сделано, и перед тобой нирвана. И сгинуть в бессмысленном изгнании, когда чувствуешь себя так глубоко русским, когда ценишь Россию даже в ее слабостях, когда видишь, что ее слабости вовсе не унизительны, а сила так величественна”. Тяжкие думы усугублялись постоянным безденежьем, порождающим ссоры между супругами, и болезнью сына (менингит). Немало нервов испортил Тихомирову заведующий русской полицейской агентурой в Париже П. И. Рачковский, следивший за каждым его шагом.
В последние годы в центре внимания отечественных исследователей оказалась жизнь и судьба Льва Александровича Тихомирова (1852-1923). Его сочинения активно переиздаются и пользуются повышенным спросом; вышло несколько монографических работ и целый ряд интереснейших журнальных публикаций, посвященных Л. А. Тихомирову. Он даже стал одним из героев исторического романа О. Михайлова.
В сложной и противоречивой судьбе Тихомирова в полной мере отразились все те изменения, которые переживала Россия, начиная с эпохи великих реформ и заканчивая становлением большевистского режима. Помочь в понимании душевных метаний Тихомирова могут его записи. Дневники, относящиеся к промежутку времени с 1883 г. по октябрь 1917 г., хранятся в личном фонде Л. А. Тихомирова, который находится в Государственном архиве Российской Федерации (ф. 634). Всего они составляют 27 единиц хранения. Дневники представляют собой уникальный материал для исследователей. Множество подробностей из жизни их автора, описание его размышлений, обстановки, его окружавшей, — все это позволяет нам увидеть внутренний мир Тихомирова во всей его сложности и противоречивости. Некоторая часть его дневников за 1883-1895 гг. и 1904-1906 гг. публиковалась в конце 20-х — начале 30-х гг.
Л. А. Тихомиров родился 19 (31) января 1852 г. в Геленджике, в семье военного врача Александра Александровича Тихомирова и Христины Николаевны, урожденной Каратаевой, и был третьим сыном в семье. Родословная отца Тихомирова уходила своими корнями в Тульскую губернию. Практически все предки Александра Александровича принадлежали к лицам духовного звания. Получив воспитание в духовной семинарии, Александр Александрович прервал сложившуюся традицию и пошел по медицинской стезе, поступив в Московскую медико-хирургическую академию, которую он окончил с золотой медалью. Затем служил в военных госпиталях и после перевода в Геленджик женился на вдове своего товарища С. И. Соколова.
В 1864 г. Лев Александрович поступил в Александровскую гимназию в Керчи. Там он увлекся революционными идеями и впоследствии вспоминал: “Что мир развивается революциями — это было в эпоху моего воспитания аксиомой, это был закон. Нравится он кому-нибудь или нет, она придет в Россию, уже хотя бы по одному тому, что ее еще не было; очевидно, что она должна прийти скоро… революция считалась неизбежной даже теми, кто вовсе ее не хотел”. Тихомиров с увлечением читает “Русское слово”, а его любимым писателем становится Д. И. Писарев.
Гимназию Тихомиров окончил с золотой медалью и в августе 1870 г. поступил на юридический факультет Московского университета, откуда вскоре перевелся на медицинский факультет. Здесь он с головой погружается в революционную работу, став одним из активных участников народнического движения. Осенью 1871 г. он вошел в кружок “чайковцев”. Летом 1873 г. Тихомиров переехал в Петербург, где продолжал заниматься революционно-пропагандистской деятельностью. В ноябре того же года его арестовали. Более 4 лет Тихомиров провел в Петропавловской крепости и доме предварительного заключения и в октябре 1877 г. проходил по знаменитому “процессу 193-х” народников-пропагандистов. Тихомиров, которому годы тюрьмы компенсировали срок наказания, был освобожден в начале 1878 г. Такое наказание показалось революционеру чрезмерным. По его мнению, “мальчик, полный жизни”, был наказан “за вздор, за дурацкую брошюру”. Вышедший на свободу Тихомиров был отдан под административный надзор полиции с определением обязательного места проживания. “При моей молодости и жажде широкого наблюдения, — вспоминал он впоследствии, — эта мера поразила меня как громовый удар. Мне казалось, что я снова попадаю в нечто вроде недавно оставленной тюрьмы, и я немедленно бежал, без денег, без планов… с этого момента начинается моя нелегальная жизнь…”.
Авторитет Тихомирова в революционной среде к тому времени значительно возрос, чему в немалой степени способствовали годы, проведенные в заключении. У него завязывается роман с С. Л. Перовской. Еще когда Тихомиров находился в доме предварительного заключения, Перовская, используя обычную практику революционеров, применяемую ими для связи с находившимися в заключении, представлялась его невестой. Именно Перовская предложила Тихомирову, который был выслан на родину, в Новороссийск, покинуть ссылку и присоединиться к революционерам. Это предложение было “последней каплей, решительным ударом”. О степени увлеченности Тихомирова говорит и то, что он даже сообщил родителям о возможной свадьбе, но все получилось иначе: он познакомился с уроженкой г. Орла Екатериной Дмитриевной Сергеевой и летом 1880 г., использовав фальшивый паспорт, обвенчался с ней. Отметим, что вопреки неписаной революционной традиции брак Тихомирова был не только официальным, но и закреплялся церковным обрядом венчания, на котором шафером был Н. К. Михайловский. Судьба дала Тихомирову двух сыновей — Николая и Александра, который впоследствии, в 1907 г., примет постриг под именем знаменитого воронежского святителя Тихона; и двух дочерей — Веру и Надежду. Обе дочери родились в 1880 году, но после цареубийства Тихомирову будет суждено не видеть их многие годы.
После раскола “Земли и воли” на “Черный передел” и “Народную волю” Тихомиров примкнул к последней, став членом исполнительного комитета, распорядительной комиссии и редакции “Народной воли”. Он успешно справляется со своими задачами, в число которых прежде всего входят пропаганда и агитация. Одним из наиболее известных произведений революционной пропаганды стала написанная Тихомировым “Сказка о четырех братьях”, которая, по словам П. А. Кропоткина, “всем очень понравилась”. В. Г. Короленко вспоминал, что эта сказка широко использовалась для пропаганды в крестьянской среде и имела там успех. Да и сам Тихомиров считал, что вполне “мог писать для народа”.
Но уже в этот период Тихомиров начинает сомневаться в правоте своего дела. На одном из заседаний ИК “Народной воли”, проходившем в середине 1880 года, он заявляет о своем желании выйти из революционной организации. А. П. Прибылева-Корба вспоминала, что эта сцена была “в высшей степени мучительна”. Товарищи напомнили Тихомирову о том, что по условиям устава исполнительного комитета о выходе из него не может быть и речи, и единогласно решили дать ему “временный отпуск для поправления здоровья”. Арестованный через несколько месяцев после этого заседания А. Д. Михайлов писал из тюрьмы товарищам о необходимости “беречь и ценить” Тихомирова как “лучшую умственную силу” и просил прощения за то, что часто упрекал его в бездействии. Но сам Тихомиров к этому времени уже не был тем Тигричем, которым знали его товарищи. К нему больше подходила другая подпольная кличка — Старик.
После убийства Александра II народовольцами и разгрома партии, в 1882 г., Тихомиров уехал за границу. Перед этим он направил Александру III открытое письмо исполнительного комитета “Народной воли”, в котором было сказано: “…может быть два выхода: или революция, совершенно неизбежная, которую нельзя предотвратить никакими казнями, или добровольное обращение верховной власти к народу”, и далее ставил ультиматум: общая амнистия всем политическим заключенным, созыв представителей от всего народа “для пересмотра существующих форм государственной и общественной жизни” и “переделки их сообразно с народными желаниями”. В противном случае “Народная воля” угрожала власти новыми кровавыми акциями. В подпольных типографиях продолжали печатать воззвания к “простым мужикам”, разъясняя им суть произошедшего и призывая продолжать борьбу: “От нового царя тоже не дождаться тебе ничего хорошего!.. Коли хочешь земли да воли, так силой бери”.
Вместе с Львом Тихомировым за границу также выехала Екатерина Дмитриевна. Обосновавшись в Париже, Тихомиров продолжал заниматься революционной деятельностью и вместе с П. Л. Лавровым редактировал “Вестник Народной воли” (1883-1886 гг.). В полицейской справке о деятельности Льва Александровича отмечалось: “Прежде всего, Тихомиров приложил все свои силы к поднятию тогда упавшей революционной литературы”. В эмиграции во взглядах Тихомирова постепенно начинает нарастать серьезный перелом. Он стал задумываться о пройденном пути, о смысле жизни. И эти размышления были весьма печальными: “Передо мною все чаще является предчувствие, или, правильнее, ощущение конца. Вот, вот конец жизни… Еще немного — и конец, и ничего не сделано, и перед тобой нирвана. И сгинуть в бессмысленном изгнании, когда чувствуешь себя так глубоко русским, когда ценишь Россию даже в ее слабостях, когда видишь, что ее слабости вовсе не унизительны, а сила так величественна”. Тяжкие думы усугублялись постоянным безденежьем, порождающим ссоры между супругами, и болезнью сына (менингит). Немало нервов испортил Тихомирову заведующий русской полицейской агентурой в Париже П. И. Рачковский, следивший за каждым его шагом.