— Ну, помянем батю, — сказал Леонид, когда всем уже было налито, и первым опрокинул стакан… Махнул тыльной стороной ладони по губам и, чуть помедлив, стал наливать по второй.
Валентин Баклушин, пришедший на похороны из посёлка лесников и числящийся там по кузнечному делу (учился у Ивана Васильевича), очень серьёзно, как о предстоящем подвиге, сказал:
— Я дяде Ване железную могилу скую.
— Как… железную? — не понял я.
— Очень просто. Есть оцинкованное железо. Из него и выкрою… Чтобы все видели: кузнец тут лежит!
На другой год я навестил могилу крёстного. Баклушин слово сдержал: могила была “железной”. Но самого его в живых тоже уже не было. Болел той же болезнью, что и мой старикан. Правда, не так долго: умер 43 лет…
Среди русских художников
Ольга Павлова, Екатерина Яковлева Искра — в крещении Александра
ДМИТРИЙ ДАРИН ЦЕНА НЕДЕЯНИЯ,
Валентин Баклушин, пришедший на похороны из посёлка лесников и числящийся там по кузнечному делу (учился у Ивана Васильевича), очень серьёзно, как о предстоящем подвиге, сказал:
— Я дяде Ване железную могилу скую.
— Как… железную? — не понял я.
— Очень просто. Есть оцинкованное железо. Из него и выкрою… Чтобы все видели: кузнец тут лежит!
На другой год я навестил могилу крёстного. Баклушин слово сдержал: могила была “железной”. Но самого его в живых тоже уже не было. Болел той же болезнью, что и мой старикан. Правда, не так долго: умер 43 лет…
Среди русских художников
Ольга Павлова, Екатерина Яковлева Искра — в крещении Александра
В конце прошлого года мы простились с замечательной, тонкой лирической художницей и иконописцем, редкой душевной красоты человеком — Искрой Андреевной Бочковой (в крещении Александрой).
Как человек живет, так и умирает: Искра Андреевна удостоилась торжественного отпевания в храме в честь Вознесения Господня у Никитских ворот (Большое Вознесение), где провел громадную реставрационную работу её муж, заслуженный художник Российской Федерации Алексей Валерьевич Артемьев. Отпевание совершили настоятель храма протоиерей Владимир Диваков, наместник Сретенского монастыря архимандрит Тихон (Шевкунов) с собором духовенства. В своем слове отец Тихон сказал:
— Мы прощаемся с праведным человеком, рабой Божией Александрой, Александрой Андреевной, бабой Саней; по-разному ее называли, но это был человек, который сыграл огромную роль в жизни церковной Москвы последних десятилетий. Происходило это совсем незаметно, ненавязчиво, всегда искренне, всегда смиренно, но очень-очень многие в Москве благодарны Александре Андреевне и за духовную помощь, и за советы, и за молитвы, и за то, что она просто — и в трудную минуту, и в радостную минуту — оказывалась рядом и помогала самим своим существованием, самим тем, что она веровала во Христа, была верной, искренней дочерью Православной церкви, всегда радовалась, всегда была готова к молитве. Никогда я не видел её ропщущей, всегда она искренне, от души внутренне благодарила Господа Бога. “Всегда радуйтесь, непрестанно молитесь, за всё благодарите”, — заповедовал нам апостол. Наверное, Александра Андреевна не каждый день перечитывала эти слова, но жизнью своею она являла силу и действие этих слов апостола.
Она была важна для многих, многих из нас. И её соприсутствие в церковной Москве все равно, глубоко убежден, останется. Она умерла очень правильно: пострадала мужественно и терпеливо, перенесла то, что было суждено ей Господом, соборовалась, причащалась Святых Христовых Таин, отошла, примирившись и попрощавшись со всеми.
Конечно же, по-человечески такого человека всегда будет не хватать. Для нас это, конечно, утрата. Но для нее самой, глубоко верю в это, ее жизнь, и смерть, и пакибытие — это одна нескончаемая дорога к Богу. Сегодня на панихиде мы слышали удивительные слова: “Мне последующие верою, — говорит Христос усопшей, — придите насладитеся, я же уготовал вам почестей и венцев небесных”.
Александра Андреевна потрудилась за свою жизнь и как мать, и как бабушка, и как друг, и как жена, и как христианка, и мы веруем, что Господь мирно приведет её в Свое Небесное царство, к которому она так стремилась и о котором она знала уже при этой жизни. Царство ей Небесное и вечный покой.
Являясь членом Московского союза художников, Александра Андреевна принимала участие в ежегодных весенних и осенних выставках, представляла на них свои тихие, нежные, внутренне спокойные, умиротворенные работы — пейзажи, которые так контрастировали с её энергичным характером. Александра Андреевна активно участвовала в организации выставки, посвященной 1000-летию Крещения Руси в 1988 году, проводимой Союзом художников. По благословению митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима в этой работе принимал участие сотрудник Издательского отдела Московского Патриархата Георгий Шевкунов — ныне архимандрит Тихон, наместник Сретенского монастыря в Москве.
Художница всегда ценила и восхищалась работами своих коллег. Когда умерла Татьяна Козлова-Штейнбах, Александра Андреевна устроила её посмертные выставки в России и за рубежом, определила её картины в музеи и организовала издание буклета, посвященного её творчеству.
Когда была закончена реставрация иконы “Преподобный Серафим Саровский в молении на камне” письма священномученика митрополита Серафима, которая находится в храме во имя пророка Илии, что в Обыденском переулке, Александра Андреевна сообщила об этом в Издательский отдел Московского Патриархата, чтобы провели фотосъёмку, и этот уникальный фотоснимок был напечатан во многих изданиях. Сама же Александра Андреевна много раз обращалась к образу преподобного Серафима в своём творчестве. Последний образ преподобного она создала за месяц до своей кончины — в сиянии солнечных лучей среди колосящегося поля.
Александра Андреевна любила своё Отечество — Россию, святую Православную церковь. Она приложила много усилий, чтобы был открыт храм во имя Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве, написала и пожертвовала в этот храм икону митрополита Киприана, святителя Московского, а её муж, Алексей Валерьевич Артемьев, написал для храма икону святителя Тихона, Патриарха Московского и всея Руси.
Когда открывали храм во имя Святителя Николая Чудотворца в Клепиках, Александра Андреевна организовала выставку-продажу картин московских художников, сборы от которой пошли в пользу этого храма. Выставка проводилась в Выставочном зале на Кузнецком мосту, экспозиция была открыта в течение двух недель. Такую же благотворительную выставку-продажу картин она организовала, когда открывали храм во имя Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве.
Художницу отличали острый, проницательный ум, яркая, живая речь. Обладая огромным даром любви и даром рассудительности, проникновения в истинную сущность человека, Александра Андреевна умела вдохновить людей на какое-либо благое начинание, вселяла уверенность и спокойствие в тех, кто был рядом с ней. Её любовь принадлежала прежде всего мужу, дочери, внукам и правнукам; хватало её и на друзей и всех тех, кто нуждался в помощи и поддержке. Она не раз организовывала пожертвования в Чечню, ездила с мужем на Север, возила гарное масло для лампад, помогала бедным храмам.
Следуя духу времени, её родители, коммунисты, назвали при рождении девочку Искрой в честь большевистской газеты “Искра”. Но она сама нашла путь к Богу через церковное искусство и стала глубоко верующим человеком, сильным духом — поистине искрой Божией.
Александра Андреевна воспитала свою дочь, десятерых внуков и семерых правнуков в вере православной, в любви к Богу и церкви. Они выросли на Прологе, на Псалтири, Священном писании и на “Четьих-Минеях” — об этом рассказывал архимандрит Тихон в одной из передач “Радио Радонеж”. Это духовная сторона воспитания, а душевная сторона — Третьяковская галерея, Пушкинский музей, МХАТ, Достоевский, прекрасный балет и опера Большого театра. Дети выросли — и ни один из них не потерян для России и церкви.
Будучи активной, деятельной натурой, Александра Андреевна вела колоссальную православно-просветительскую работу среди художников, организуя регулярные семинары. Сама она много читала и просвещала своих друзей — давала им на прочтение замечательные книги о подвижниках благочестия, о церковной истории.
Александра Андреевна не оставалась в стороне от событий, происходящих в России, всё принимала близко к сердцу. Когда во второй половине 80-х годов в Москве началась кампания по уничтожению Поклонной горы, она активно включилась в борьбу против этого кощунства над историей. Ведь для сердца москвича Поклонная гора — это не только историческое место, где по древнему обычаю приезжавшие в Москву люди отдавали земной поклон матушке Москве. На этом самом месте 2 сентября 1812 года стоял Наполеон и напрасно ждал “Москвы коленопреклоненной с ключами древнего Кремля”. Но, как писал об этом А. С. Пушкин, “Нет, не пошла Москва моя к нему с повинной головою”. 6 мая 1987 года, в праздник святого Георгия Победоносца, на Манежной площади состоялась демонстрация протеста против её срытия. Эта борьба закончилась неполной победой — Поклонную гору всё-таки срезали, от неё осталась лишь незначительная часть. Александра Андреевна сумела организовать и вдохновить людей на установку на левом склоне горы Поклонного креста. Это первый и, возможно, единственный крест в центре Москвы. На этом месте 22 июня, в день начала Великой Отечественной войны, наместник Сретенского монастыря архимандрит Тихон с братией неоднократно совершал панихиды по воинам, погибшим в эту войну.
В советское время Александра Андреевна активно включилась в кампанию против поворота северных рек вспять, в которой участвовали крупные ученые-специалисты. В тот день, когда этот вопрос должен был решаться в правительстве, она организовала своих знакомых, чтобы в семи церквах служили молебны. В результате проект был отклонен.
Перед Олимпиадой 1980 года в Москве стали уничтожать кладбища, находящиеся рядом с церквами, на которых покоились настоятели храма и почетные граждане прихода. Искра Андреевна вместе с Алексеем Валерьевичем противостояли этому варварству, но силы были неравны — и кладбища все-таки были ликвидированы. Особенно усердно защищали они кладбище при храме во имя Живоначальной Троицы на Воробьевых горах, прихожанами которого они являлись. Они долго не подпускали никого к этому кладбищу; но после того как нагрянула команда с собаками, сопротивление стало невозможным. В повседневной жизни Александра Андреевна не могла пройти мимо проявлений лжи, глупости, пошлости; она срезала непристойные рекламы и афиши на улице, полемизировала с некоторыми радиостанциями (“София”), задавая деликатные, но каверзные вопросы; смело обращалась к высоко стоящим людям ради важного дела.
“Всё то, что даровал ей Господь, она приумножила во сто крат: талант художницы она отдала Богу не только как художник, но как иконописец, и дочь свою воспитала иконописцем. И сама она последовала за Христом, как евангельские жены-мироносицы. Но не просто следовала за Христом, она жила Христом. Он был в её сердце, в её уме, в поведении, в образе жизни. И она проповедовала о Христе как его ученица, последовательница и оставила глубокий след не только в семейной жизни, но и в христианской православной общественности”, — так сказал о ней профессор Московской Духовной академии Константин Михайлович Комаров.
Как истинная дочь Православной Руси, Александра Андреевна самозабвенно любила русскую природу, поэзию, народное творчество; коллекционировала народную игрушку. Эту любовь она привила своей дочери и внукам, которые создали семейный фольклорно-этнографический ансамбль “Ромода”, который исполняет народные песни в традиционном распеве, записанные в русских селах южной России этномузыковедами. Ансамбль возрождает древнюю культуру, главное качество которой — сила духа. Русское многоголосие, хороводы, пляска отражают богатство обрядово-праздничной культуры, создают у зрителей и самих исполнителей бодрое, радостное настроение.
Певческое ядро коллектива — пять сестёр, внучек Искры Андреевны. Их общение с мастерами народного пения произошло еще в раннем детстве. Знаменитый ансамбль села Афанасьевка Белгородской области гостил у их дедушки, Алексея Валерьевича Артемьева. Песни, подаренные тогда народными исполнителями, звучат и сегодня в одной из программ ансамбля.
“Ромода” — участник многих фольклорных фестивалей, проводимых в разных городах России (Перми, Омске, Екатеринбурге, Твери, Москве). Открыв для себя источник вдохновения в этнической музыке, участники ансамбля исколесили и прошли пешком многие километры деревенских дорог. Имеется опыт гастрольных поездок в страны Европы и Северной Америки. Эти поездки, выступления требуют больших творческих усилий семейного коллектива. Ведь каждое выступление — это настоящий научно-исследовательский труд.
В последней постановке “Славянские этюды” в качестве задника на сцене было прикреплено живописное декоративное панно, которое по замыслу Александры Андреевны написал Алексей Валерьевич. Панно на тему древней Голубиной книги: древо жизни, всадники и райские птицы. “Откуда взялся белый свет, откуда солнце красное”. А по сторонам панно — два расписных платка. Семейное творчество — это живой, чистый родник, из которого можно черпать и черпать. В этом и жизнь, и труд, и вдохновение, и радость.
После кончины бабушки старшие внучки участвовали в сорокадневном чтении Псалтири.
Как уникальное явление русской культуры воспринимала Александра Андреевна Варвару Васильевну (Черную-Чичагову), впоследствии ставшую игуменьей возрожденного Новодевичьего монастыря. Она любила матушку трепетно и нежно, часто бывала у неё, старалась помочь в церковных заботах. Александра Андреевна была инициатором приобретения для Новодевичьего монастыря привезенного из Костромы ткацкого станка; она написала для матушки икону преподобной Елены Девочкиной и подарила ей деревянное яйцо с написанным на нём образом её деда — священномученика митрополита Серафима (Чичагова). Александра Андреевна активно способствовала переизданию составленного матушкой Серафимой двухтомника “Да будет воля Твоя”, посвященного жизни и трудам митрополита Серафима, которого она горячо любила за характер истинного воина, который всегда держал в одной руке Евангелие, а в другой — меч правды Божией. Она восхищалась его музыкой, иконами, умилялась, что такой архиерей, бывший гвардейский офицер, смог проникнуться Христовой любовью к блаженным, юродивым.
Когда же скончалась игуменья Серафима, Александра Андреевна проявила огромную настойчивость в сборе воспоминаний для книги об игуменье, участвовала в молитве по соглашению об издании этой книги, так же как и об издании трудов владыки Серафима и об акафисте ему.
“Двенадцать лет общалась я с матушкой. Не могу без неё, плачу”, — говорила она после кончины игуменьи. Недели за две до своей кончины успела Александра Андреевна увидеть макет книги “Игуменья Серафима” — плод её горячей, деятельной любви. Одобрив макет, она сказала: “Матушка живая, в вашей книге она ожила. Книга будет раскупаться быстро”. Сбылось её предсказание: действительно, за три с половиной месяца разошлась половина тиража.
За месяц до кончины Александры Андреевны в её квартире и с ее активным участием обсуждались проблемы издания книги “Неизвестные страницы русского зарубежья”, посвященной потомкам русских эмигрантов, сохранившим уникальные архивные материалы.
Она с увлечением читала и дарила близким знакомым книги Василия Белова, Юрия Кузнецова, Станислава Куняева, была постоянной подписчицей журнала “Наш современник”. Из современных поэтов она особенно любила Николая Рубцова. В разговоре она нередко приводила любимые строфы из его стихотворений:
Пусть душа останется чиста
до конца, до смертного креста.
За всё добро расплатимся добром,
за всю любовь расплатимся любовью.
Россия, Русь! Храни себя, храни!
И его стихи о Пушкине:
Словно зеркало русской стихии,
Отстояв назначенье своё,
Отразил он всю душу России
И погиб, отражая её.
Девятый день её памяти совпал с праздником апостола Андрея Первозванного, просветившего Россию светом веры Христовой, а сороковой день — с отданием праздника Рождества Христова. “Душа Александры Андреевны действительно во благих водворится, — сказал священник по окончании панихиды на сороковой день её кончины, — и память её действительно в род и род: у неё многочисленное и благочестивое потомство. Её имена — Александра и Искра: царственная, как и подобает царице Александре, и пламенная, как и подобает Искре. А мы будем помнить её, молиться о ней и сохранять эту искру в сердцах наших”.
Как человек живет, так и умирает: Искра Андреевна удостоилась торжественного отпевания в храме в честь Вознесения Господня у Никитских ворот (Большое Вознесение), где провел громадную реставрационную работу её муж, заслуженный художник Российской Федерации Алексей Валерьевич Артемьев. Отпевание совершили настоятель храма протоиерей Владимир Диваков, наместник Сретенского монастыря архимандрит Тихон (Шевкунов) с собором духовенства. В своем слове отец Тихон сказал:
— Мы прощаемся с праведным человеком, рабой Божией Александрой, Александрой Андреевной, бабой Саней; по-разному ее называли, но это был человек, который сыграл огромную роль в жизни церковной Москвы последних десятилетий. Происходило это совсем незаметно, ненавязчиво, всегда искренне, всегда смиренно, но очень-очень многие в Москве благодарны Александре Андреевне и за духовную помощь, и за советы, и за молитвы, и за то, что она просто — и в трудную минуту, и в радостную минуту — оказывалась рядом и помогала самим своим существованием, самим тем, что она веровала во Христа, была верной, искренней дочерью Православной церкви, всегда радовалась, всегда была готова к молитве. Никогда я не видел её ропщущей, всегда она искренне, от души внутренне благодарила Господа Бога. “Всегда радуйтесь, непрестанно молитесь, за всё благодарите”, — заповедовал нам апостол. Наверное, Александра Андреевна не каждый день перечитывала эти слова, но жизнью своею она являла силу и действие этих слов апостола.
Она была важна для многих, многих из нас. И её соприсутствие в церковной Москве все равно, глубоко убежден, останется. Она умерла очень правильно: пострадала мужественно и терпеливо, перенесла то, что было суждено ей Господом, соборовалась, причащалась Святых Христовых Таин, отошла, примирившись и попрощавшись со всеми.
Конечно же, по-человечески такого человека всегда будет не хватать. Для нас это, конечно, утрата. Но для нее самой, глубоко верю в это, ее жизнь, и смерть, и пакибытие — это одна нескончаемая дорога к Богу. Сегодня на панихиде мы слышали удивительные слова: “Мне последующие верою, — говорит Христос усопшей, — придите насладитеся, я же уготовал вам почестей и венцев небесных”.
Александра Андреевна потрудилась за свою жизнь и как мать, и как бабушка, и как друг, и как жена, и как христианка, и мы веруем, что Господь мирно приведет её в Свое Небесное царство, к которому она так стремилась и о котором она знала уже при этой жизни. Царство ей Небесное и вечный покой.
Являясь членом Московского союза художников, Александра Андреевна принимала участие в ежегодных весенних и осенних выставках, представляла на них свои тихие, нежные, внутренне спокойные, умиротворенные работы — пейзажи, которые так контрастировали с её энергичным характером. Александра Андреевна активно участвовала в организации выставки, посвященной 1000-летию Крещения Руси в 1988 году, проводимой Союзом художников. По благословению митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима в этой работе принимал участие сотрудник Издательского отдела Московского Патриархата Георгий Шевкунов — ныне архимандрит Тихон, наместник Сретенского монастыря в Москве.
Художница всегда ценила и восхищалась работами своих коллег. Когда умерла Татьяна Козлова-Штейнбах, Александра Андреевна устроила её посмертные выставки в России и за рубежом, определила её картины в музеи и организовала издание буклета, посвященного её творчеству.
Когда была закончена реставрация иконы “Преподобный Серафим Саровский в молении на камне” письма священномученика митрополита Серафима, которая находится в храме во имя пророка Илии, что в Обыденском переулке, Александра Андреевна сообщила об этом в Издательский отдел Московского Патриархата, чтобы провели фотосъёмку, и этот уникальный фотоснимок был напечатан во многих изданиях. Сама же Александра Андреевна много раз обращалась к образу преподобного Серафима в своём творчестве. Последний образ преподобного она создала за месяц до своей кончины — в сиянии солнечных лучей среди колосящегося поля.
Александра Андреевна любила своё Отечество — Россию, святую Православную церковь. Она приложила много усилий, чтобы был открыт храм во имя Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве, написала и пожертвовала в этот храм икону митрополита Киприана, святителя Московского, а её муж, Алексей Валерьевич Артемьев, написал для храма икону святителя Тихона, Патриарха Московского и всея Руси.
Когда открывали храм во имя Святителя Николая Чудотворца в Клепиках, Александра Андреевна организовала выставку-продажу картин московских художников, сборы от которой пошли в пользу этого храма. Выставка проводилась в Выставочном зале на Кузнецком мосту, экспозиция была открыта в течение двух недель. Такую же благотворительную выставку-продажу картин она организовала, когда открывали храм во имя Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве.
Художницу отличали острый, проницательный ум, яркая, живая речь. Обладая огромным даром любви и даром рассудительности, проникновения в истинную сущность человека, Александра Андреевна умела вдохновить людей на какое-либо благое начинание, вселяла уверенность и спокойствие в тех, кто был рядом с ней. Её любовь принадлежала прежде всего мужу, дочери, внукам и правнукам; хватало её и на друзей и всех тех, кто нуждался в помощи и поддержке. Она не раз организовывала пожертвования в Чечню, ездила с мужем на Север, возила гарное масло для лампад, помогала бедным храмам.
Следуя духу времени, её родители, коммунисты, назвали при рождении девочку Искрой в честь большевистской газеты “Искра”. Но она сама нашла путь к Богу через церковное искусство и стала глубоко верующим человеком, сильным духом — поистине искрой Божией.
Александра Андреевна воспитала свою дочь, десятерых внуков и семерых правнуков в вере православной, в любви к Богу и церкви. Они выросли на Прологе, на Псалтири, Священном писании и на “Четьих-Минеях” — об этом рассказывал архимандрит Тихон в одной из передач “Радио Радонеж”. Это духовная сторона воспитания, а душевная сторона — Третьяковская галерея, Пушкинский музей, МХАТ, Достоевский, прекрасный балет и опера Большого театра. Дети выросли — и ни один из них не потерян для России и церкви.
Будучи активной, деятельной натурой, Александра Андреевна вела колоссальную православно-просветительскую работу среди художников, организуя регулярные семинары. Сама она много читала и просвещала своих друзей — давала им на прочтение замечательные книги о подвижниках благочестия, о церковной истории.
Александра Андреевна не оставалась в стороне от событий, происходящих в России, всё принимала близко к сердцу. Когда во второй половине 80-х годов в Москве началась кампания по уничтожению Поклонной горы, она активно включилась в борьбу против этого кощунства над историей. Ведь для сердца москвича Поклонная гора — это не только историческое место, где по древнему обычаю приезжавшие в Москву люди отдавали земной поклон матушке Москве. На этом самом месте 2 сентября 1812 года стоял Наполеон и напрасно ждал “Москвы коленопреклоненной с ключами древнего Кремля”. Но, как писал об этом А. С. Пушкин, “Нет, не пошла Москва моя к нему с повинной головою”. 6 мая 1987 года, в праздник святого Георгия Победоносца, на Манежной площади состоялась демонстрация протеста против её срытия. Эта борьба закончилась неполной победой — Поклонную гору всё-таки срезали, от неё осталась лишь незначительная часть. Александра Андреевна сумела организовать и вдохновить людей на установку на левом склоне горы Поклонного креста. Это первый и, возможно, единственный крест в центре Москвы. На этом месте 22 июня, в день начала Великой Отечественной войны, наместник Сретенского монастыря архимандрит Тихон с братией неоднократно совершал панихиды по воинам, погибшим в эту войну.
В советское время Александра Андреевна активно включилась в кампанию против поворота северных рек вспять, в которой участвовали крупные ученые-специалисты. В тот день, когда этот вопрос должен был решаться в правительстве, она организовала своих знакомых, чтобы в семи церквах служили молебны. В результате проект был отклонен.
Перед Олимпиадой 1980 года в Москве стали уничтожать кладбища, находящиеся рядом с церквами, на которых покоились настоятели храма и почетные граждане прихода. Искра Андреевна вместе с Алексеем Валерьевичем противостояли этому варварству, но силы были неравны — и кладбища все-таки были ликвидированы. Особенно усердно защищали они кладбище при храме во имя Живоначальной Троицы на Воробьевых горах, прихожанами которого они являлись. Они долго не подпускали никого к этому кладбищу; но после того как нагрянула команда с собаками, сопротивление стало невозможным. В повседневной жизни Александра Андреевна не могла пройти мимо проявлений лжи, глупости, пошлости; она срезала непристойные рекламы и афиши на улице, полемизировала с некоторыми радиостанциями (“София”), задавая деликатные, но каверзные вопросы; смело обращалась к высоко стоящим людям ради важного дела.
“Всё то, что даровал ей Господь, она приумножила во сто крат: талант художницы она отдала Богу не только как художник, но как иконописец, и дочь свою воспитала иконописцем. И сама она последовала за Христом, как евангельские жены-мироносицы. Но не просто следовала за Христом, она жила Христом. Он был в её сердце, в её уме, в поведении, в образе жизни. И она проповедовала о Христе как его ученица, последовательница и оставила глубокий след не только в семейной жизни, но и в христианской православной общественности”, — так сказал о ней профессор Московской Духовной академии Константин Михайлович Комаров.
Как истинная дочь Православной Руси, Александра Андреевна самозабвенно любила русскую природу, поэзию, народное творчество; коллекционировала народную игрушку. Эту любовь она привила своей дочери и внукам, которые создали семейный фольклорно-этнографический ансамбль “Ромода”, который исполняет народные песни в традиционном распеве, записанные в русских селах южной России этномузыковедами. Ансамбль возрождает древнюю культуру, главное качество которой — сила духа. Русское многоголосие, хороводы, пляска отражают богатство обрядово-праздничной культуры, создают у зрителей и самих исполнителей бодрое, радостное настроение.
Певческое ядро коллектива — пять сестёр, внучек Искры Андреевны. Их общение с мастерами народного пения произошло еще в раннем детстве. Знаменитый ансамбль села Афанасьевка Белгородской области гостил у их дедушки, Алексея Валерьевича Артемьева. Песни, подаренные тогда народными исполнителями, звучат и сегодня в одной из программ ансамбля.
“Ромода” — участник многих фольклорных фестивалей, проводимых в разных городах России (Перми, Омске, Екатеринбурге, Твери, Москве). Открыв для себя источник вдохновения в этнической музыке, участники ансамбля исколесили и прошли пешком многие километры деревенских дорог. Имеется опыт гастрольных поездок в страны Европы и Северной Америки. Эти поездки, выступления требуют больших творческих усилий семейного коллектива. Ведь каждое выступление — это настоящий научно-исследовательский труд.
В последней постановке “Славянские этюды” в качестве задника на сцене было прикреплено живописное декоративное панно, которое по замыслу Александры Андреевны написал Алексей Валерьевич. Панно на тему древней Голубиной книги: древо жизни, всадники и райские птицы. “Откуда взялся белый свет, откуда солнце красное”. А по сторонам панно — два расписных платка. Семейное творчество — это живой, чистый родник, из которого можно черпать и черпать. В этом и жизнь, и труд, и вдохновение, и радость.
После кончины бабушки старшие внучки участвовали в сорокадневном чтении Псалтири.
Как уникальное явление русской культуры воспринимала Александра Андреевна Варвару Васильевну (Черную-Чичагову), впоследствии ставшую игуменьей возрожденного Новодевичьего монастыря. Она любила матушку трепетно и нежно, часто бывала у неё, старалась помочь в церковных заботах. Александра Андреевна была инициатором приобретения для Новодевичьего монастыря привезенного из Костромы ткацкого станка; она написала для матушки икону преподобной Елены Девочкиной и подарила ей деревянное яйцо с написанным на нём образом её деда — священномученика митрополита Серафима (Чичагова). Александра Андреевна активно способствовала переизданию составленного матушкой Серафимой двухтомника “Да будет воля Твоя”, посвященного жизни и трудам митрополита Серафима, которого она горячо любила за характер истинного воина, который всегда держал в одной руке Евангелие, а в другой — меч правды Божией. Она восхищалась его музыкой, иконами, умилялась, что такой архиерей, бывший гвардейский офицер, смог проникнуться Христовой любовью к блаженным, юродивым.
Когда же скончалась игуменья Серафима, Александра Андреевна проявила огромную настойчивость в сборе воспоминаний для книги об игуменье, участвовала в молитве по соглашению об издании этой книги, так же как и об издании трудов владыки Серафима и об акафисте ему.
“Двенадцать лет общалась я с матушкой. Не могу без неё, плачу”, — говорила она после кончины игуменьи. Недели за две до своей кончины успела Александра Андреевна увидеть макет книги “Игуменья Серафима” — плод её горячей, деятельной любви. Одобрив макет, она сказала: “Матушка живая, в вашей книге она ожила. Книга будет раскупаться быстро”. Сбылось её предсказание: действительно, за три с половиной месяца разошлась половина тиража.
За месяц до кончины Александры Андреевны в её квартире и с ее активным участием обсуждались проблемы издания книги “Неизвестные страницы русского зарубежья”, посвященной потомкам русских эмигрантов, сохранившим уникальные архивные материалы.
Она с увлечением читала и дарила близким знакомым книги Василия Белова, Юрия Кузнецова, Станислава Куняева, была постоянной подписчицей журнала “Наш современник”. Из современных поэтов она особенно любила Николая Рубцова. В разговоре она нередко приводила любимые строфы из его стихотворений:
Пусть душа останется чиста
до конца, до смертного креста.
За всё добро расплатимся добром,
за всю любовь расплатимся любовью.
Россия, Русь! Храни себя, храни!
И его стихи о Пушкине:
Словно зеркало русской стихии,
Отстояв назначенье своё,
Отразил он всю душу России
И погиб, отражая её.
Девятый день её памяти совпал с праздником апостола Андрея Первозванного, просветившего Россию светом веры Христовой, а сороковой день — с отданием праздника Рождества Христова. “Душа Александры Андреевны действительно во благих водворится, — сказал священник по окончании панихиды на сороковой день её кончины, — и память её действительно в род и род: у неё многочисленное и благочестивое потомство. Её имена — Александра и Искра: царственная, как и подобает царице Александре, и пламенная, как и подобает Искре. А мы будем помнить её, молиться о ней и сохранять эту искру в сердцах наших”.
ДМИТРИЙ ДАРИН ЦЕНА НЕДЕЯНИЯ,
или “ПОЧЁМ ВЫ, МАСТЕРА КУЛЬТУРЫ?”
Иван Ильин, чьи останки были перезахоронены в Москве вместе с останками генерала Деникина и на кого ссылался президент России в своём послании Думе (из-за рвения неизвестного спичрайтера теперь необходимо оговариваться, что автор, как и другие мои соотечественники, обращался к трудам Ильина задолго до “высочайшего” упоминания), абсолютно точно определил: “Искусство не есть промысел, приспособление к внешним условиям, к спросу и заказу, оно есть СЛУЖЕНИЕ (выделено автором), ориентированное по внутренним требованиям, по духовным звёздам”. После Белинского (“искусство есть непосредственное содержание истины или мышление в образах”) лучше сказано не было. Вот и интересно посмотреть, чему или кому служит искусство и нынешние его деятели? Какую культуру формируют они?
Пока оставим за скобками, вернее, за бортом корабля будущего (с современностью сложнее) масскульт как обычное гешефтмахерство от культуры, не имеющее ничего общего с любыми другими целями, кроме наполнения кассы. Это не сегодня решилось, это сопровождало культурный процесс всегда и везде, правда, сегодня, с учётом бешеного развития коммуникаций, это уже идеология. Идеология вполне понятная, обслуживающая неразрывность потребительской цепочки в массах. Гейне как-то назвал поэзию прачкой, обслуживающей идею христианско-германского национального духа. Сейчас нас одолели “заезжие” идеи, хотя и “заезжих людей”, активно проповедующих либерально-демократические идеи с экранов телевизоров и с важных государственных постов, предостаточно. Мир переходит на постиндустриальную стадию развития, когда проблема состоит не в том, чтобы “больше и дешевле произвести”, а “быстрее и дороже реализовать”. Причём реализация, то есть потребление, предполагает в современных условиях неразрывность и постоянность. Масскульт — необходимейший инструмент воспитания потребительской психологии. Смотрите, эта “звезда” одевается от такого-то кутюрье, сменила машину такой-то марки на другую, пользуется парфюмом такого-то производителя, ездит отдыхать на такой-то курорт — и так до бесконечности. На научном языке это называется “овеществление человеческих отношений”, когда человек представляет собой набор “знаков” успеха. Точно так же овеществляется само искусство, когда предмет эстетического переживания трансформируется в “художественную ценность”, которой “модно” обладать. А поскольку общепризнанных шедевров на всех не хватает, да и стоят они чертовски дорого, оставалось одно — организовать общественное признание чему-то другому — от “Чёрного квадрата” Малевича до “музыки” Джона Кейджа (например, опус под названием “4 минуты 33 секунды”). В одном нет изображения, в другом — звуков. Ну и что? Зато это модно, это шедевр!! Несогласные или просто недоумевающие объявляются не имеющими вкуса ретроградами. Такие “знаки” искусства — чистой воды симуляция, создаваемая авторами, критикой и отчасти самой публикой, и уже никак не имеющая реального содержания. Примерно это хотел сказать Ильин, когда писал, что “автор балуется и кощунственно богатеет”, имея в виду Пикассо. Или более развёрнуто: “Ныне царит изобретающее!! и дерзающее!! (курсив авт.) искусство, с его “красочными пятнами”, звуковыми пряностями и эффективными изломами. И современный художник знает только две “эмоции”: зависть при неудаче и самодовольство в случае успеха” (“Путь к очевидности”). Вот и весь постмодернизм. Нравится, не нравится — ничего личного, только бизнес.
Недаром продукция американского масскульта стала второй по объёму статей национального экспорта после продукции аэрокосмической индустрии (для справки: в начале 90-х годов объём экспорта аудиовизуальной продукции в Европу составлял примерно 3,7 млрд долларов, около 80% всех кино- или телевизионных программ, показываемых в мире, были или созданы в США, или произведены на деньги американских студий. (Что характерно, в самих США около 10% взрослого населения не обладают навыками чтения и письма, необходимыми для устройства на работу, и только 7% выпускников школ обладают достаточными знаниями для поступления в колледж.) Европа, кстати, пока сопротивляется. По настоянию Франции Европейский союз ещё в 1989 году принял так называемую директиву о “телевидении без границ”. Эта директива требовала, чтобы “по мере возможности” на европейских телеканалах в основном демонстрировалась телепродукция европейского производства. В самой Франции требования ещё жёстче: 60% передач должны иметь европейское происхождение, а 50% передач должны идти на французском языке. С проката же иностранных фильмов французские “культурные” власти взимают дополнительный 10-процентный сбор, субсидируя из этих средств своё кинопроизводство. Американцы же расценивают эту приверженность своим национальным традициям как очевидный протекционизм и регулярно пытаются (пока безуспешно) отменить эту “культурную оговорку” в рамках Всемирной торговой организации, причём открыто угрожая санкциями государствам, если те не откроют свои телеканалы и кинотеатры для свободного показа американского культпродукта. Да и какой ещё может быть позиция страны, “сделанной” на торговле и не имеющей собственных исторических и культурных традиций? Культурная экспансия — всего лишь часть экспансии экономической. Только бизнес. Интересно, кстати, было бы узнать, какова наша позиция по культуре при вступлении в ВТО? Только вряд ли скажут. Да и вряд ли есть. А ведь создание ГАТТ (Генеральное соглашение о тарифах и торговле) и на его основе ВТО — это современное воплощение “14 пунктов” американского президента Вудро Вильсона, в том числе “установление равенства условий торговли между нациями” (при подразумевающемся финансовом преимуществе США). Тогда, после Первой мировой, США не очень-то пустили в процесс перекройки Европы страны-победительницы (прежде всего Францию и Великобританию), но позже, после Второй мировой войны и до сегодняшних дней, “финансовая оккупация” просто стала неприкрываемым инструментом проведения в жизнь программы Вильсона, предусматривающей “господство и превосходство” США не только на Американском континенте, но и во всём мире. Соответственно, взяв на себя “мессианскую” роль, США не могли не проводить вслед за финансовой идеологическую и, естественно, культурную экспансию. Тут впору перефразировать немецкого военного теоретика Клаузевица: “Культура есть продолжение войны иными средствами”. Вот почему всякого рода “культурные оговорки” принимаются американцами в штыки не только как экономическое, но и идеологическое препятствие на пути к мировому господству. Ведь собственные культурные традиции какой-либо страны — это единственная основа самоидентификации нации и препятствие на пути глобализации, то есть организации мирового потребительского рынка по американским стандартам.
Я веду речь, может быть, о скучных экономических вещах, но надо понять: в масскультуре нет ничего случайного, это не просто дурновкусие или заговор продюсеров, качающих деньги из своих светящихся отражённым с Запада светом “звёзд”, нет, это — объективная экономическая закономерность. Понимать это нужно прежде всего патриотам. Не зная основных причин масскультового механизма, одними нападками на его представителей и капитанов ничего не добьёшься.
Сам же инструмент проведения “мессианской” политики США давно стал отдельным многомиллиардным бизнесом. В Интернете приводился ответ одного из кураторов выставки Гуггенхайма с российской стороны Екатерины Дёготь на вопрос, почему не были представлены работы Шемякина, Глазунова и других: “Между американскими и русскими кураторами было достигнуто определённое согласие… И перечисленные художники были признаны неконкурентоспособными…”. Оказывается, чтобы представлять Россию в искусстве, нужно все имена согласовывать с американцами.
Поэтому на выставке имени Соломона Гуггенхайма современное искусство России было представлено куликами, бренерами, комарами, меламидами и прочей шпаной перформанса. Нормальный человек вряд ли назовёт искусством такой сюжет: писающий Кулик на поводке, изображающий Шарикова, — зато это конкурентоспособно. Цена каждому устанавливается на “биржах искусства” — музеи, галереи, выставки. Маклеры — арт-критики, искусствоведы и прочая… Россия, судя по американским критериям отбора, стремительно утрачивает национальную самоидентификацию во всех областях — от масскульта до государственной вроде бы политики по созданию имиджа России в мире через искусство. Президент Путин побывал на этой выставке и, вольно или невольно, своим визитом одобрил такие критерии отбора и такой “имидж”. До этого тот же президент Путин побывал с паломническим визитом на горе Афон, что приличествует православному христианину. Только вот как совмещается такое православие с молчаливым одобрением апостасийного псевдоискусства, да ещё от имени России?
Цена “культурной жизни”, вернее говоря, федеральной целевой программы “Культура России”, рассчитанной до 2010 года, “перевешивает” 50 млрд рублей (около трети этих средств идёт на реконструкцию Большого театра). Интересно, какие национальные проекты можно запускать, когда культура “не тянет” даже на шестое колесо в целом смазанной нефтью телеге отечественной экономики? И это при профиците бюджета в 686 млрд рублей в 2005 году и планируемом в 27 млрд долларов в 2006 году? При этом, если верить (а почему не верить?) солиднейшему изданию “Аргументы и факты”, глава Минфина А. Кудрин на одном из заседаний правительства, когда и решалась судьба “культурного” бюджета, высказывал опасения, что этими миллиардами будет распоряжаться г-н Амунц из Минкультуры, известный по скандальному шлейфу дел “Мабетекса”, где он был вице-президентом в 1998-1999 гг., и “Мерката трейдинг” (проходил по уголовным делам в России и Швейцарии, связанным с делом о реконструкции Кремля фирмой “Мабетекс”), ныне являющегося одним из претендентов на освоение тех самых лакомых 15 млрд рублей на реконструкцию Большого театра. (Статья в “АиФ” с “говорящим” названием “Как поживиться за счёт культуры?” (N 48, 2005). Но не так уж и важно в принципе, какая фирма будет допущена к заветным подрядам, а важно, сколько сельских клубов будут реконструированы, сколько сельских библиотек получат новые фонды, сколько хореографических и хоровых коллективов не исчезнут из-за недостатка финансирования, сколько театров не закроются по этой же причине.
Иван Ильин, чьи останки были перезахоронены в Москве вместе с останками генерала Деникина и на кого ссылался президент России в своём послании Думе (из-за рвения неизвестного спичрайтера теперь необходимо оговариваться, что автор, как и другие мои соотечественники, обращался к трудам Ильина задолго до “высочайшего” упоминания), абсолютно точно определил: “Искусство не есть промысел, приспособление к внешним условиям, к спросу и заказу, оно есть СЛУЖЕНИЕ (выделено автором), ориентированное по внутренним требованиям, по духовным звёздам”. После Белинского (“искусство есть непосредственное содержание истины или мышление в образах”) лучше сказано не было. Вот и интересно посмотреть, чему или кому служит искусство и нынешние его деятели? Какую культуру формируют они?
Пока оставим за скобками, вернее, за бортом корабля будущего (с современностью сложнее) масскульт как обычное гешефтмахерство от культуры, не имеющее ничего общего с любыми другими целями, кроме наполнения кассы. Это не сегодня решилось, это сопровождало культурный процесс всегда и везде, правда, сегодня, с учётом бешеного развития коммуникаций, это уже идеология. Идеология вполне понятная, обслуживающая неразрывность потребительской цепочки в массах. Гейне как-то назвал поэзию прачкой, обслуживающей идею христианско-германского национального духа. Сейчас нас одолели “заезжие” идеи, хотя и “заезжих людей”, активно проповедующих либерально-демократические идеи с экранов телевизоров и с важных государственных постов, предостаточно. Мир переходит на постиндустриальную стадию развития, когда проблема состоит не в том, чтобы “больше и дешевле произвести”, а “быстрее и дороже реализовать”. Причём реализация, то есть потребление, предполагает в современных условиях неразрывность и постоянность. Масскульт — необходимейший инструмент воспитания потребительской психологии. Смотрите, эта “звезда” одевается от такого-то кутюрье, сменила машину такой-то марки на другую, пользуется парфюмом такого-то производителя, ездит отдыхать на такой-то курорт — и так до бесконечности. На научном языке это называется “овеществление человеческих отношений”, когда человек представляет собой набор “знаков” успеха. Точно так же овеществляется само искусство, когда предмет эстетического переживания трансформируется в “художественную ценность”, которой “модно” обладать. А поскольку общепризнанных шедевров на всех не хватает, да и стоят они чертовски дорого, оставалось одно — организовать общественное признание чему-то другому — от “Чёрного квадрата” Малевича до “музыки” Джона Кейджа (например, опус под названием “4 минуты 33 секунды”). В одном нет изображения, в другом — звуков. Ну и что? Зато это модно, это шедевр!! Несогласные или просто недоумевающие объявляются не имеющими вкуса ретроградами. Такие “знаки” искусства — чистой воды симуляция, создаваемая авторами, критикой и отчасти самой публикой, и уже никак не имеющая реального содержания. Примерно это хотел сказать Ильин, когда писал, что “автор балуется и кощунственно богатеет”, имея в виду Пикассо. Или более развёрнуто: “Ныне царит изобретающее!! и дерзающее!! (курсив авт.) искусство, с его “красочными пятнами”, звуковыми пряностями и эффективными изломами. И современный художник знает только две “эмоции”: зависть при неудаче и самодовольство в случае успеха” (“Путь к очевидности”). Вот и весь постмодернизм. Нравится, не нравится — ничего личного, только бизнес.
Недаром продукция американского масскульта стала второй по объёму статей национального экспорта после продукции аэрокосмической индустрии (для справки: в начале 90-х годов объём экспорта аудиовизуальной продукции в Европу составлял примерно 3,7 млрд долларов, около 80% всех кино- или телевизионных программ, показываемых в мире, были или созданы в США, или произведены на деньги американских студий. (Что характерно, в самих США около 10% взрослого населения не обладают навыками чтения и письма, необходимыми для устройства на работу, и только 7% выпускников школ обладают достаточными знаниями для поступления в колледж.) Европа, кстати, пока сопротивляется. По настоянию Франции Европейский союз ещё в 1989 году принял так называемую директиву о “телевидении без границ”. Эта директива требовала, чтобы “по мере возможности” на европейских телеканалах в основном демонстрировалась телепродукция европейского производства. В самой Франции требования ещё жёстче: 60% передач должны иметь европейское происхождение, а 50% передач должны идти на французском языке. С проката же иностранных фильмов французские “культурные” власти взимают дополнительный 10-процентный сбор, субсидируя из этих средств своё кинопроизводство. Американцы же расценивают эту приверженность своим национальным традициям как очевидный протекционизм и регулярно пытаются (пока безуспешно) отменить эту “культурную оговорку” в рамках Всемирной торговой организации, причём открыто угрожая санкциями государствам, если те не откроют свои телеканалы и кинотеатры для свободного показа американского культпродукта. Да и какой ещё может быть позиция страны, “сделанной” на торговле и не имеющей собственных исторических и культурных традиций? Культурная экспансия — всего лишь часть экспансии экономической. Только бизнес. Интересно, кстати, было бы узнать, какова наша позиция по культуре при вступлении в ВТО? Только вряд ли скажут. Да и вряд ли есть. А ведь создание ГАТТ (Генеральное соглашение о тарифах и торговле) и на его основе ВТО — это современное воплощение “14 пунктов” американского президента Вудро Вильсона, в том числе “установление равенства условий торговли между нациями” (при подразумевающемся финансовом преимуществе США). Тогда, после Первой мировой, США не очень-то пустили в процесс перекройки Европы страны-победительницы (прежде всего Францию и Великобританию), но позже, после Второй мировой войны и до сегодняшних дней, “финансовая оккупация” просто стала неприкрываемым инструментом проведения в жизнь программы Вильсона, предусматривающей “господство и превосходство” США не только на Американском континенте, но и во всём мире. Соответственно, взяв на себя “мессианскую” роль, США не могли не проводить вслед за финансовой идеологическую и, естественно, культурную экспансию. Тут впору перефразировать немецкого военного теоретика Клаузевица: “Культура есть продолжение войны иными средствами”. Вот почему всякого рода “культурные оговорки” принимаются американцами в штыки не только как экономическое, но и идеологическое препятствие на пути к мировому господству. Ведь собственные культурные традиции какой-либо страны — это единственная основа самоидентификации нации и препятствие на пути глобализации, то есть организации мирового потребительского рынка по американским стандартам.
Я веду речь, может быть, о скучных экономических вещах, но надо понять: в масскультуре нет ничего случайного, это не просто дурновкусие или заговор продюсеров, качающих деньги из своих светящихся отражённым с Запада светом “звёзд”, нет, это — объективная экономическая закономерность. Понимать это нужно прежде всего патриотам. Не зная основных причин масскультового механизма, одними нападками на его представителей и капитанов ничего не добьёшься.
Сам же инструмент проведения “мессианской” политики США давно стал отдельным многомиллиардным бизнесом. В Интернете приводился ответ одного из кураторов выставки Гуггенхайма с российской стороны Екатерины Дёготь на вопрос, почему не были представлены работы Шемякина, Глазунова и других: “Между американскими и русскими кураторами было достигнуто определённое согласие… И перечисленные художники были признаны неконкурентоспособными…”. Оказывается, чтобы представлять Россию в искусстве, нужно все имена согласовывать с американцами.
Поэтому на выставке имени Соломона Гуггенхайма современное искусство России было представлено куликами, бренерами, комарами, меламидами и прочей шпаной перформанса. Нормальный человек вряд ли назовёт искусством такой сюжет: писающий Кулик на поводке, изображающий Шарикова, — зато это конкурентоспособно. Цена каждому устанавливается на “биржах искусства” — музеи, галереи, выставки. Маклеры — арт-критики, искусствоведы и прочая… Россия, судя по американским критериям отбора, стремительно утрачивает национальную самоидентификацию во всех областях — от масскульта до государственной вроде бы политики по созданию имиджа России в мире через искусство. Президент Путин побывал на этой выставке и, вольно или невольно, своим визитом одобрил такие критерии отбора и такой “имидж”. До этого тот же президент Путин побывал с паломническим визитом на горе Афон, что приличествует православному христианину. Только вот как совмещается такое православие с молчаливым одобрением апостасийного псевдоискусства, да ещё от имени России?
Цена “культурной жизни”, вернее говоря, федеральной целевой программы “Культура России”, рассчитанной до 2010 года, “перевешивает” 50 млрд рублей (около трети этих средств идёт на реконструкцию Большого театра). Интересно, какие национальные проекты можно запускать, когда культура “не тянет” даже на шестое колесо в целом смазанной нефтью телеге отечественной экономики? И это при профиците бюджета в 686 млрд рублей в 2005 году и планируемом в 27 млрд долларов в 2006 году? При этом, если верить (а почему не верить?) солиднейшему изданию “Аргументы и факты”, глава Минфина А. Кудрин на одном из заседаний правительства, когда и решалась судьба “культурного” бюджета, высказывал опасения, что этими миллиардами будет распоряжаться г-н Амунц из Минкультуры, известный по скандальному шлейфу дел “Мабетекса”, где он был вице-президентом в 1998-1999 гг., и “Мерката трейдинг” (проходил по уголовным делам в России и Швейцарии, связанным с делом о реконструкции Кремля фирмой “Мабетекс”), ныне являющегося одним из претендентов на освоение тех самых лакомых 15 млрд рублей на реконструкцию Большого театра. (Статья в “АиФ” с “говорящим” названием “Как поживиться за счёт культуры?” (N 48, 2005). Но не так уж и важно в принципе, какая фирма будет допущена к заветным подрядам, а важно, сколько сельских клубов будут реконструированы, сколько сельских библиотек получат новые фонды, сколько хореографических и хоровых коллективов не исчезнут из-за недостатка финансирования, сколько театров не закроются по этой же причине.