В домах захлопали окна, повысовывали головы перепуганные обыватели.
   Им не очень вежливо советовали сидеть тихо. Кто-то закричал: «Он на крыше!» — и раздался еще один выстрел.
   Как по мановению палочки зажглись прожекторы. Их длинные пальцы потянулись наверх и вырвали из темноты шесть человек, бегущих за кем-то по крыше.
   Улица, освещенная искусственной зарей, была полна полицейских. Мы с Патом увидели друг друга одновременно.
   — Откуда вы взялись? Только что не было ни души.
   Пат ухмыльнулся.
   — Мои люди весь день следили за этими парнями, а те и не подозревали.
   Кобби засекли, как только он вышел из квартиры. Эти вонючки держали между собой связь по телефону. Когда они увидели, что Кобби завернул сюда, один из них спрятался впереди, а второй остался на подстраховке.
   — Сколько вас?
   Было девять, потом еще приехали патрули. А что с тем парнем, который стрелял?
   — Убит.
   С крыши донеслась новая серия выстрелов и чей-то крик. К нам подошел полицейский.
   — Он мертв. Пришлите санитара, у нас раненый.
   — Проклятье! — зарычал Пат.
   Началась суматоха, на крышу потянулась раскладная лестница, стали подъезжать новые машины.
   Мне здесь делать было нечего. Я пробился сквозь толпу и зашагал по улице. У тела убитого уже собрались зеваки. Два шустрых ребенка пытались убежать от родителей и пробиться поближе к покойнику.
   Кобби Беннета нигде не было видно.

Глава 14

   Хорошо выполненная работа всегда приносит удовлетворение. Я был горд — ублюдки проиграли собственную игру. В машине я включил радио и поймал новости. Да, сегодня эти... крепкие... ребята притушат свои металлические улыбки. Мяч в игре, и колеблющиеся спрыгивают на ходу, чтобы оказаться на стороне победителей.
   Хотя час был уже поздний, я решил повидать, своего клиента. Старик обрадуется, когда узнает, как обстоят дела. По крайней мере, он не зря тратил деньги. Имя Берин-Гротина будут помнить долго после того, как пески времен источат его мраморное надгробие. Этого он и хотел — оставить память...
   Я подъехал к респектабельному фасаду пансиона и бросил ключи от машины посыльному, который годился мне в отцы. Входя в парадное, я услышал, как он завел двигатель. Лишь бы не врезался по дряхлости в первый же столб...
   «Суник-хауз», старомодный фешенебельный пансион, давал приют лишь самым состоятельным лицам мужского пола, причем преклонного возраста.
   Торжественная тишина, царившая там сейчас, была обычной в любое время дня.
   В холле-плюш, позолота и кожа. Свет старинных, явно антикварных люстр едва достигал стен, отделанных панелями красного дерева. Монументальные картины рассказывали о городе столетней давности, когда он еще жил спокойной жизнью и не дрался сам с собой.
   Я спросил портье, у себя ли мистер Берин.
   Он важно наклонил голову.
   — Я уверен, мистер Берин не желает, чтобы его беспокоили, сэр. Он останавливается у нас весьма часто, и я хорошо знаю его привычки.
   — Возникли непредвиденные обстоятельства, папаша. Позвони ему, а?
   — Боюсь, что помочь не могу, сэр. Полагаю...
   — А если я сейчас начну свистеть, бегать по лестницам и дико орать что будет?
   Его брови взлетели до того места, где у людей помоложе растут волосы.
   — Сэр, не заставляйте меня обратиться в полицию!
   Я широко улыбнулся, засунул два пальца в рот, а другой рукой указал на телефон. Портье побелел, затем покраснел, не зная, как поступить в подобной ситуации, и, очевидно решив, что лучше побеспокоить одного гостя, чем всех, снял трубку внутреннего телефона.
   Пока никто не подходил, портье нервно поглядывал на меня, облизывая пересохшие губы. Затем ему ответили — вероятно, довольно резко, потому что он поморщился.
   — Извините, сэр... но к вам посетитель. Он настаивает.
   Раздался такой рык, что трубка затряслась. Портье с трудом сглотнул.
   — Скажите ему, что это Майк Хаммер, — подсказал я.
   Нелегко было прервать тираду моего клиента. Наконец, портье это удалось.
   — Здесь Майк Хаммер, сэр... мистер Хаммер. Да, сэр. Да. Он прямо здесь. Немедленно, сэр. Очень хорошо, сэр.
   Портье с облегчением вытер лицо платком и одарил меня неприветливым взглядом.
   — Номер 406.
   Я кивнул и, не обращая внимания на лифт, подался к лестнице.
   Мистер Берин, бодрый, с аккуратно зачесанными снежно-седыми волосами, поджидал меня на пороге и, казалось, был только рад принять гостя.
   — Добрый вечер, Майк. Проходите.
   — Благодарю.
   Он провел меня через гостиную с роялем в маленький кабинет, уставленный книжными полками. Стены украшали головы диких зверей и фотографии в рамках, на которых был запечатлен сам хозяин апартаментов в молодости.
   — У вас очень уютно, мистер Берин.
   — Да, это моя городская резиденция со всеми преимуществами отеля.
   Присаживайтесь.
   Он предложил мне необъятное, обитое кожей кресло, и я легко в нем утонул.
   — Сигару?
   — Нет, спасибо.
   Я достал пачку «Лакиз» и закурил.
   — Простите, что поднял вас с постели.
   — Что вы, Майк! Правда, должен признать, я был весьма удивлен. Знаете ли, стариковские привычки... Но у вас, наверное, веские причины для встречи со мной.
   Я выдохнул облачко дыма.
   — Нет, просто хотелось поговорить. У меня ваши пятьсот долларов — вот и предлог.
   — Пятьсот долларов... — Мистер Берии вспомнил. — Вы имеете в виду те деньги, которые я послал вам на покрытие... э-э, расходов?
   — Да, верно. Они не понадобились.
   — Но вы же сами хотели пустить их на информацию. Или передумали?
   — Нет, просто девушка, которой предназначался чек, не успела его реализовать. — Его лицо выразило недоумение, потом изумление. — Меня выследили. Девушку убили и пытались обставить это как самоубийство. Не вышло. Потом обыскали мою квартиру.
   — Вы знаете кто?.. — Его голос дрожал.
   — Финней Ласт. Вас бывший слуга, мистер Берин.
   — Боже мой! — Его пальцы сжались так, что побелели суставы. — Что я наделал, что наделал?..
   Он прикрыл глаза и опустил голову, сразу постарев и обессилев.
   — Вы тут ни при чем. Наоборот, вы сделали все, чтобы этому помешать.
   — Спасибо, Майк.
   Я встал и положил руку ему на плечо.
   — Не огорчайтесь. Вы не должны чувствовать себя виноватым. Знаете, что творится сейчас в городе?
   — Да, я... я слышал.
   — Это сделали ваши деньги. Вы наняли меня, чтобы раскрыть имя рыжеволосой. Вместо этого мы нашли кучу грязи. Однако в один прекрасный день солнце снова радостно засияет, и город сможет гордо поднять свою голову.
   — Но ведь девушка так и осталась без имени?
   — Нет. Скоро оно у нее появится. Вы не возражаете, если я воспользуюсь телефоном?
   — Конечно. Он в гостиной. Я пока приготовлю что-нибудь выпить, по-моему, мне это необходимо. Я не привык к таким мучительным известиям.
   Сквозь его показную бодрость просвечивала печаль, которую я не мог спокойно наблюдать. Старику было действительно тяжело... Я нашел телефон и позвонил Вельде домой. Она была зла как черт.
   — Это я, милая. Как там дела?
   — Слушай, Майк, ты выбираешь самое удобное время для звонков! Я ждала тебя в конторе весь вечер. Эта девушка... Лола?.. прислала с посыльным конверт. Там закладная квитанция и больше ничего.
   — Закладная квитанция? — Мой голос сорвался. — Она нашла ее, Вельда!
   Черт побери, она нашла ее! Где квитанция?
   — Я оставила ее на столе.
   — Проклятье, здорово!.. Послушай, детка, я забыл ключи от конторы дома. Подъезжай туда через час, нет, лучше через полтора. По такому поводу не грех сперва выпить. Сейчас я звякну Пату, и мы приедем вместе. Пока, крошка!
   Я быстро набрал номер Лолы. Она ответила, не успел отзвучать первый гудок.
   — Лола, детка...
   — Майк! Ты получил мой конверт?
   — Только что узнал от Вельды, что он в конторе, скоро заберу. Где ты ее нашла?
   — В маленьком магазинчике в Буэри. Камера была выставлена прямо в витрине.
   — Великолепно! Где она сейчас?
   — У меня.
   — Зачем тогда возня с квитанцией?
   Новая тревожная нотка появилась в голосе Лолы.
   — Боюсь интересовалась не я одна. В пяти магазинах мне говорили, что я уже вторая, кто ищет эту камеру.
   Холодок прошел у меня по спине.
   — Ну?..
   — Я решила, что, кто бы это ни был, он пользуется тем же методом — идет по списку из телефонной книги. Тогда я начала с конца списка и нашла первая.
   Вошел мистер Берин и предложил мне хайбол. Я с благодарностью кивнул и сделал маленький глоток.
   — Продолжай.
   — Я боялась оставлять квитанцию у себя. Вложила ее в конверт и послала с мальчиком к тебе в контору.
   — Умница. Я люблю тебя, всю до капли. Ты не представляешь, как я тебя люблю.
   — Майк, пожалуйста...
   Я засмеялся — свободно, радостно, захлебываясь от счастья, которого не испытывал уже очень давно.
   — Брось, Лола. Скоро все будет кончено, а у нас целый мир и вся жизнь, чтобы им наслаждаться. Скажи мне, Лола, скажи... — Майк, я люблю тебя, я люблю тебя! — Она всхлипнула.
   — Запомни, милая: я скоро приду. Подождешь меня?
   — Конечно... Только поторопись — я так хочу тебя видеть!
   Положив трубку, я залпом опорожнил бокал — если бы я мог передать мистеру Берину хоть частицу своего счастья...
   — Кончено, — сказал я.
   Ответа не было — лишь медленный наклон головы.
   — Очевидно, мне следует радоваться. Но я не могу примириться со смертями... В них доля и моей вины. — Он содрогнулся и поставил бокал. Хотите еще?
   — Да, пока есть немного времени.
   Он взял поднос и, выходя, откинул крышку проигрывателя. Я слушал мерный ритм оперы Вагнера и следил за завитками дыма, поднимающегося от кончика тлеющей сигареты.
   На этот раз мистер Берин принес с собой бутылку виски, ликер и ведерко со льдом.
   — Расскажите мне, Майк, без подробностей, только самое главное, попросил он, опустившись в кресло. — Причины... почему такое случается?
   Может быть, когда я все узнаю, то смогу успокоиться.
   — В этом деле подробности — самое главное, их нельзя опускать. Мы искали имя, а нашли преступление. Мы расследовали преступление, а нашли имена. На сей раз не зевает и полиция. Каждую минуту, которую мы здесь сидим, какой-нибудь сволочи в городе прищемляют хвост. Вы можете гордиться, мистер Берин. Я — горжусь, я дьявольски горжусь. Я потерял Нэнси, но нашел Лолу... и какую-то частицу самого себя.
   — Если бы мы только сделали что-нибудь для этой девушки...
   — Нэнси?
   — Да. Она умерла в таком одиночестве!.. Но ведь каждый сам выбирает себе путь. Если, как вы говорите, она действительно имела внебрачного ребенка и шла по стезе греха — кого тут винить? — Он грустно покачал головой. — Если бы они имели хоть немного гордости... хоть малейшее представление о чести, ничего бы этого не было. И дело не только в Нэнси сколько еще подобных ей?
   — Жизнь сложная штука, мистер Берин. Кто не допускает ошибок? Но так жестко расплачиваться...
   Бутылка опустела наполовину, прежде чем я взглянул на часы и поднялся.
   — Уже поздно. Вельда меня съест.
   — Я был рад вашему приходу Майк. Вы хороший человек. Приходите ко мне завтра. Я хочу знать, что происходит.
   На пороге мы пожали друг другу руки и, спускаясь по лестнице, я слышал, как закрылась дверь. Портье был на месте: прижимал палец к губам и умолял меня сохранять тишину — я, черт побери, не мог не свистеть!
   «Осталось совсем немного», — подумал я, выводя машину со стоянки.
   Вельда отчаялась меня дождаться. Я заметил ее, когда она переходила улицу, как тростью размахивая своим зонтиком.
   — Кто-то обещал прийти через полтора часа! — гневно сказала Вельда.
   — Извини, радость, замешкался.
   — Ты всегда мешкаешь.
   Она становилась дьявольски хорошенькой, когда выходила из себя.
   Мы расписались в книге ночных посетителей, и сонный лифтер вознес нас на четвертый этаж. Вельда искоса поглядывала на меня, стараясь сдержать любопытство, и, наконец, не выдержала:
   — Обычно я знаю, что происходит, Майк.
   — Камера. Рыжая фотографировала.
   — Естественно.
   — А фотографии можно было использовать для шантажа. Из-за этого и заварилась каша... И нам они понадобятся как доказательства.
   — Ага.
   Она не поняла, но решила, что все ясно. Позже мне придется рассказать ей подробно. Позже, но не сейчас.
   Мы дошли до конторы, и Вельда своим ключом открыла дверь и включила свет. Я так давно здесь не был, что комната показалась мне чужой. Пока Вельда поправляла перед зеркалом прическу я подошел к столу.
   — Где квитанция, крошка?
   — На самом виду, у тебя под носом.
   — Не вижу.
   — О-ох, ну вот же... — Ее взгляд медленно скользнул со стола на меня, глаза расширились. — Она пропала, Майк.
   — Пропала! Как это?!
   — Отлично помню, что перед уходом положила ее на стол. У меня всегда все в порядке...
   Вельда замолчала. Ее рука опустилась на чистую записную книжку. Лицо утратило всякий оттенок.
   — Говори же!
   — Вырвана страница... та, где я записала телефон и адрес Лолы.
   — Боже!
   Я распахнул настежь переднюю дверь, рассматривая ее на свету. Вокруг замочной скважины блестели мелкие царапины, оставленные отмычкой. Я, наверное, закричал, потому что в ушах стоял пронзительный звук" когда я мчался но лестнице. Ступеньки прыгали перед глазами, сливаясь в дрожащий серый ряд.
   Акселератор был вжат в пол до предела, но моя нога дрожала от напряжения, стараясь вдавить его еще глубже. Стрелка спидометра подпрыгнула к ограничителю и там остановилась. Тормоза протестующе визжали на поворотах. Я был благодарен дождю и позднему часу: мне не мешали ни прохожие, ни машины. Мои глаза смотрели только вперед, а рука намертво вцепилась в руль.
   Я не смотрел на часы, но время, казалось, растянулось, и прошла целая вечность, прежде чем я бросил машину у подъезда. Ни разу не оступившись в кромешной тьме, я добежал до двери, рванул ее, и крик застрял в горле твердым комком.
   Лола лежала на полу с распростертыми руками; верх платья был пропитан кровью. Я свалился рядом на колени и приподнял ее голову. Рана в груди клокотала. Она еще дышала.
   — Лола...
   Ее веки дрогнули. Она увидела меня, и губы, совсем недавно такие алые и сочные, разошлись в слабой улыбке.
   — Лола...
   Я пытался помочь ей, но ее глаза сказали мне, что было слишком поздно. слишком поздно. СЛИШКОМ ПОЗДНО.
   Каким-то образом она сумела указать пальцем на телефон, потом на дверь, и рука ее бессильно упала. Лола не издала ни звука, но губы шевельнулись, и она сказала в последний раз: «Я люблю тебя, Майк». Я наклонился и нежно, мягко поцеловал ее, ощутив соленый привкус слез.
   Ее глаза закрылись — Улыбка осталась на лице, но Лола была мертва.
   Знай — я люблю тебя. Знай, что всегда, всегда буду любить тебя. Только тебя.
   Я был опустошен. Внутри у меня все выгорело — ни эмоций, ни боли. Да и что чувствовать, что делать?.. Я закрыл глаза и произнес молитву, молитву без слов. Когда я открыл глаза, Лола все также указывала на дверь — даже сейчас, мертвая, пыталась мне что-то сказать.
   Пыталась сказать, что убийца притаился на лестнице, не успев убраться! Он ждал от меня очевидного: что я вызову врача и полицию и, тем самым, подарю ему драгоценные секунды. Но если есть что-нибудь святое на свете, он не уйдет! И тут я услышал шорох...
   Ну нет!!!
   Я не старался не шуметь, я перепрыгивал через ступеньки, едва не отрываясь от перил на площадках. Убийца тоже больше не пытался таиться и бросился на улицу; взревел мотор. Я влетел в машину, и мы почти одновременно вырвались на шоссе.

Глава 15

   Кто бы ни сидел за рулем, он явно осатанел от ужаса и несся по дороге без малейшего опасения за свою жизнь. Может быть, он услышал мой дикий смех, когда расстояние между нами начало сокращаться; может быть, он мысленно видел мое лицо: глаза, горящие жаждой мщения, и зубы, стиснутые так, что крошилась эмаль.
   Тело превратилось в клубок мышц, раздираемых яростью. Я не мог дышать, я мог только втягивать воздух, задерживать его как можно дольше и выпускать с протяжным свистом. За нами погнались было полицейские машины, но быстро отстали и затерялись.
   Каждую секунду видеть, как уменьшается расстояние, каждую секунду подбрасывать еще больше угля в огонь, разъедающий мои внутренности и затуманивающий зрение, пока не остался один только узкий туннель света и в конце его — машина. Мы ехали уже почти бампер к бамперу, и я чувствовал, как становлюсь на два колеса при поворотах. Страх заставил меня притормозить — страх, что потеряю его. На крутом вираже он выиграл время и вырвался на полквартала вперед. Я знал, куда он стремится — на Вестсайдскую автостраду, надеясь побить меня там в скорости.
   Не уйдешь. От смерти нельзя уйти. Под капотом рвались и кричали от напряжения сто сорок черных лошадей, а я смеялся, как безумный, пока по щекам не покатились слезы. Автострада выросла внезапно, и он попытался свернуть на нее, отчаянно ударив по тормозам. Колеса с диким визгом скользнули по бетону, машина пошла юзом и влетела в дорожное ограждение.
   Раздался скрежет металла, во все стороны брызнули осколки стекла.
   Скрежетание моих тормозов добавило новую ноту к этой неземной симфонии разрушения.
   Из разбитой машины выскочил Финней с пистолетом в руке, но я выскочил еще раньше и упал на землю. Пуля только раздробила ограждение за моей спиной, я уже тянулся к револьверу. И тут Финней побежал.
   Беги, Финней, беги. Беги, пока твое сердце не будет готово выпрыгнуть из груди и разорваться, и тогда ты свалишься бездыханный, не в силах шевельнуться, но видя приближающуюся смерть. Беги, беги, беги. Беги. БЕГИ.
   Слушай, как ноги позади тебя бегут только чуть быстрее. Остановись на одну секунду — и ты будешь мертв.
   Он повернулся, выстрелил наугад и забежал в какой-то склад, утонувший в кромешной тьме. Не раздумывая, я последовал за ним, налетел на груду ящиков и замер. В наступившей тишине послышался шум падения тела и сдавленные ругательства. Я хотел закрыть глаза — они, казалось, пылали так ярко, что могли выдать меня в темноте. Предметы медленно начали принимать очертания: башни коробок и ящиков, громоздившихся до потолка, и черные проходы между ними. Я скинул туфли и беззвучно нырнул во мрак.
   С противоположного конца помещения доносилось судорожное дыхание загнанной лошади — Финней Ласт ждал, пока я подойду к зияющему проходу и стану виден на синем фоне спящего города.
   Но его нервы не выдержали, и он выстрелил. Пуля просвистела в нескольких дюймах от моей головы, но я его засек, и когда увидел руку с пистолетом, снова возникшую из чернильной тьмы, я послал пулю прямо в середину этой ненавистной руки и прыгнул ей вслед.
   Я ударил Финнея ногами в грудь, он захлебнулся собственным криком, и мы, сплетясь в дергающийся, неистовый клубок, рухнули в пыль.
   Мне не нужен был револьвер... только руки. Мои кулаки молотили в бледный овал его лица, пальцы рвались к горлу. Он подтянул ноги, и я едва успел увернуться и принять удар на колено.
   Мои руки, наконец, сомкнулись у него на горле. Финней тщетно пытался прохрипеть «Нет!», а я сжимал пальцы и яростно, с исступлением колотил его головой о бетонный пол, пока не исчез твердый звук удара, и раздавалось лишь мерзкое чавканье.
   Только тогда я с трудом разжал руки и посмотрел на Финнея, или на то, что от него осталось. Меня стошнило.
   Надрывное завывание сирен, крики. Завизжали тормоза, захлопали дверцы машин. Как сквозь туман до меня донеслись голоса. Я сидел на полу, пытаясь отдышаться, и рылся в карманах Финнея, пока не нащупал продолговатую карточку, которая стоила Лоле жизни.
   Меня вывели на свет прожекторов и выслушали то, что я сказал. Потом связались но рации со штабом, и Пат подтвердил, что я не сумасшедший бандит, а частный детектив, действующий по заданию полиции.
   Проверка привела к Лоле. Решающий аргумент лежал в кармане у Финнея обагренный кровью нож.
   Я оказался в некотором роде героем, и со мной были очень любезны даже не потрудились снять показания. Меня отвезли домой в полицейском фургоне, а коп пригнал мою машину. Полицейские были участливы: завтра, все завтра, сегодня мне следует отдохнуть.
   В квартире надрывался телефон. Я машинально ответил, слушая, как кричит в трубку Пат, обещает приехать... Я оборвал разговор, даже не сказав ни слова.
   Пат был забыт, все было забыто. На ватных ногах я спустился по лестнице и, обогнув дом, постучал в дверь моего приятеля Джо.
   Через минуту зажегся свет, и на пороге появился Джо. Мужчина способен понять мужчину и, когда надо, промолчать. Джо закрыл за мной дверь и опустил шторы. Потом, не говоря ни слова, прошел за стойку, достал с полки бутылку и щедро плеснул в стакан.
   Я не ощущал вкуса.
   Я выпил еще и снова ничего не почувствовал.
   — Потише, Майк, — заметил Джо. — Все, что хочешь, но потише.
   Раздался голос, мой голос. Он лился сам по себе, незнакомый и отчужденный.
   — Она была прекрасна и любила меня больше всего на свете, а я только начинал любить ее. Все могло быть так хорошо... Он убил ее, ублюдок, и я сделал кашу из его головы. Даже дьявол теперь его не узнает.
   Я полез в карман за сигаретами и наткнулся на квитанцию. Имя — Нэнси Сэнфорд, адрес — отель «Морской» на Кони-Айленде.
   Он заслужил смерть. Он хотел убить и рыжеволосую, но тут все обошлось без него. Парень с большими амбициями и большими планами. Он убил блондинку, он убил Лолу. Он собирался прикончить и меня, но то а его отговорили — меня еще рано было убивать, незапланированное убийство слишком легко раскрывается.
   Мне вспомнилось, что перед тем, как зайти в контору Мюррея Кандида, я видел закрывающуюся дверь и слышал кашель. Это был Финней. Он засек меня в клубе и предупредил Мюррея. Было ли у него кольцо? Каким образом оно тут замешано?!
   Я слепо уставился на полку бара. Кольцо с геральдической лилией, кольцо Нэнси. Где оно сейчас?
   В груди, раздирая ребра, застучал молот. Мои глаза не отрывались от длинного ряда бутылок.
   Да. Да! Я понял, где кольцо!
   Как я мог быть настолько глуп! Так невероятно, чудовищно недогадлив!
   И Лола, которая послала меня вдогонку за Финнеем, пыталась сказать кое-что еще.
   Я выскочил за дверь, прежде чем Джо успел раскрыть рот. Можно было не торопиться, потому что времени, чтобы доехать до отеля «Морской» на Кони-Айленде и сделать то, что необходимо сделать, хватало. Я знал, что найду. Нуждаясь в деньгах Нэнси заложила камеру, а при выезде из отеля оставила там вещи, зная, что они будут в безопасности.
   Я нашел его на заброшенной улице. Может, с крыши открывался вид на море, но только не с того места, где стоял я. Облезлые стены, заколоченные окна и огромный щит: «Закрыто до начала сезона». Пониже мелкие буквы сообщали, что здание охраняется таким-то неизвестным детективным агентством. Я в последний раз затянулся и швырнул сигарету в песок, набившийся в водосточный желоб.
   Одного взгляда на тяжелую дверь и массивные запоры на окнах было достаточно, чтобы понять: таким образом сюда не проникнуть. Снова полил дождь; а я стоял и улыбался. Милый дождь. Чудесный, прекрасный дождь.
   Через пять минут все следы на пустыре исчезнут.
   Я полез вверх по отвесной стене. Ногти ломались, не удерживаясь в выбоинах кирпичей; дважды я соскальзывал вниз, в кровь раздирая лицо...
   Потом долго лежал на крыше, пытаясь восстановить дыхание и силы.
   Посреди крыши был люк. Я навалился на него всей тяжестью тела, почувствовал, как шурупы петель вылезают из прогнившего дерева, и заглянул в черный провал — чердак отеля «Морской».
   Это был какой-то склад старья, где вперемешку валялись тюбики из-под крема, консервные банки и полуистлевшая бумага. Я спрыгнул вниз и зажег маленький фонарик. Луч выхватил из темноты другую дверь, густо оплетенную паутиной. Я сорвал паутину фонариком и повернул ручку.
   При любых обстоятельствах «Морской» считался бы ночлежкой. Из-за песчаной почвы и того, что запах океана иногда пробивался сквозь вонь сосисок и человеческих тел, его назвали летнем отелем. Коридоры были грязными и облупившимися, ковер на полу протерся до дыр. Двери в номера еле держались на проржавевших петлях, грозя вот-вот упасть на бесчисленные крысиные следы, отпечатывающиеся в пыли.
   То, что я искал, оказалось на другом этаже. Дверь в кладовую украшал старый замок поразительных размеров, который поддался лишь третьей отмычке. Я положил его на пол и толкнул дверь.
   Этот склеп когда-то служил большой спальней, а теперь превратился в морг запакованных простыней, матрасов, грязной посуды... У дальней стены, среди поломанной мебели, была целая выставка: дешевые бумажные сетки, хозяйственные сумки, небольшие кошелки. К каждой к ручке был прикреплен ярлык В углу стоял чемоданчик — цель моих поисков.
   Я открыл его почти с благоговением и увидел, что там лежало. Теперь мне не было стыдно за Нэнси. Мне было стыдно за себя, за то, что я подозревал ее в шантаже. В этом чемоданчике заключался смысл ее жизни, полное разоблачение всей организации — записи, документы, фотографии.
   Фамилии и лица. Знакомые лица. Больше, чем просто олдермены. Больше, чем промышленные воротила. Нить шла в Сити-Холл. Парк-авеню содрогнется от удара. Когда...
   Мои уши уловили слабый шум, тихий металлический скрежет. Я закрыл чемоданчик, вышел и запер дверь на замок, а потом сдул на него пригоршню пыли, собранной со стен.