Стальнов Илья. На острие углы

   - Почему же тебе просто не занять место Мудрого?
   - Глупец. Хорошо то государство, где каждый занят лишь отведенным ему делом. Мы стоим в стороне, видя суть происходящего и способные влиять на него.
   - Не всегда успешно.
   - Да, я проглядел тебя, и за это мне нет прощения. И тут я вспомнил, откуда мне знакомо ощущение давления и холода
   - Так это ты шпионил за мной, приходил в мои покои?
   - Я пытался понять, кто ты есть... Как бы тебя не звали, какое бы ты не носил имя, был ли ты другом или врагом Ордена, с какой бы целью не проник в него - это не так важно. Важно, что ты был непроявленным Кармагором. Был, но перестал им быть!
   - И это ты убил гонца. Зачем?
   - Мы встречались с ним раньше. Однажды я привел в западню слуг Ордена, среди них был и гонец. Он чудом остался жив и считал меня предателем.
   - Так это тебя, а не меня узнал он тогда в зале?! - Конечно! Он опал с лица, увидя именно меня...
   - Ты привел в западню слуг Ордена?
   - Так было надо... Он был глупец! Никому не дано проникнуть в подоплеку событий так, как Хранителям. И все, что делается нами, - во благо Тьмы. Он не был до конца убежден, что я - это я. Хотел найти доказательства. Эта суета в столь важный момент была совершенно ни к чему, и ему надлежало умереть.
   - И ты свалил его смерть на загадочного некто, ушедшего сквозь стену... А побоище турок и итальянцев? Это ты прекратил его?
   - Я. Силы Цинкурга не подвластны Хранителю в той степени, как Мудрым. Но вместе с тем Хранитель иногда может совершать с помощью Камня то, что Мудрым делать не дано.
   - О Господи!
   - Мне нет прощения, - угрюмо произнес горбун, и мне показалось, что глаза его вспыхнули, как глаза кошки. - Я ошибся. В тебе я видел победу Его. Не будь этой уверенности, ты давно был бы мертв, и никакой Жезл Зари не помог бы тебе. В любой момент я мог прервать твою жизнь.
   - И ты не испугался бы ответного удара Жезла? Он не действует на Хранителей?
   Робгур вынул из кармана темный круглый камень и бросил его на пол.
   - Черный Образ был у меня...
   - Моя жизнь была в твоих руках.
   - Да... Никто не мог представить, что возможно подобное - уничтожить Камень Золотой Звезды! Такое под силу лишь тому, на ком печать Тьмы. То есть непроявленному Кармагору.
   - Я отверг это назначение.
   - Да. Немногим удается перечеркнуть назначение. Немногие властны над такими событиями, как пришествие иных времен... Но ты ошибаешься, если думаешь, что окончательно предопределил исход великой битвы. Ты лишь на сотню или две сотни лет отодвинул триумф Князя Тьмы и Его восхождение на престол этого жалкого мира. Что ж, тем слаще будет миг нашего торжества, тем радостнее победа. Мы умеем ждать. А Цинкург? Неужели ты думаешь, что простому смертному под силу закрыть Ему врата в этот мир, разрываемый злобой и ненавистью? Нет камня, но есть другие двери. Хотя бы души, наполненные ненавистью. Хотя бы умы, переполненные трусостью и предательством. Хотя бы невежество и мерзостность толпы... И появится вскоре новый Камень. И не тебе, смертному, изменить ход вещей.
   Он говорил и говорил, а голос его, вкрадчивый и тихий, будто железными путами оковывал меня.
   - А ты, Хаункас, умрешь. И напрасно ты рассчитываешь на легкую смерть в поединке. Тебя ждет иная судьба. И погибель твоя будет воистину поучительна. Незавиден страшный круг, по которому устремится твоя душа, расставшись с телом, растерзанным немилосердным пыточным инструментом и огнем. У тебя будут тысячелетия терзаний на пути по серому кругу. И ты будешь иметь время, чтобы пожалеть о многом. О том, что в тот единственный миг не туда направил свой нож Магистр, я позабочусь о тебе. Я не буду жалеть ни времени, ни сил, для тебя я сумею постараться.
   Наконец я понял, как хитро провел он меня. Я не мог сделать ни одного движения. Он парализовал меня, лишил способности сопротивляться, заговорив своим вкрадчивым голосом. Я был лишен возможности сопротивляться и находился теперь полностью в его власти...
   * * *
   Путы, которые стягивают мое тело - они не дают мне дышать полной грудью. Они давят мне на каждую частичку моего тела, наливающегося тупой болью и тяжестью.
   Как это унизительно - быть беспомощным. И как противно всему моему существу находиться в чьей-то безраздельной власти...
   Он мог делать со мной что захочет, а сомневаться в искренности его слов и в том, что он исполнит обещанное, у меня не было оснований. И я действительно еще прокляну тот час, когда появился на свет.
   Недвижимый, как деревянный чурбан, я сидел, прикованный своей беспомощностью к скамье. Моя голова клонилась к подбородку, мышцы шеи задеревенели... Единственно, что еще подчинялось мне, - глаза
   Зато чувства и мысли мои были ясны, и от этого было еще хуже, поскольку я в полной мере мог проникнуться отчаянием при мысли о том, в какую западню попал. Судя по всему, ни пытать, ни убить меня здесь Робгур не намерен. Для исполнения его планов меня нужно сначала доставить в монастырь. Как он намерен это сделать?
   Хранитель не спешил Он обошел хижину, сдвинул ногой топчан, уселся напротив и стал бесцеремонно и настырно разглядывать меня. Это был не равнодушный взор Карвена, не иронический - Долкмена, не ожесточенный - Лагута. Я не мог понять, что кроется в нем. Я не ощущал ничего. С таким же успехом меня могла рассматривать римская статуя. Но все же за этим взглядом что-то было. Что-то непотребное и отвратительное.
   Прошло несколько минут. Мы сидели неподвижно, будто заколдованные. Горбун тоже окаменел. В его фигуре, глазах было что-то неземное. Можно поверить в его слова, что он принадлежит двум мирам - духа и материи. А он все смотрел и смотрел, и теперь большую тревогу во мне вызывали не красочно нарисованные горбуном картины предстоящих пыток, а вот этот взгляд.
   Мне на миг показалось, что Торк своей мертвой рукой опять коснулся меня...
   И тут дверь с треском вылетела, на пороге, в длинном алом плаще, в пропыленной богатой одежде, в шляпе со страусиным пером возник Адепт. Горбун, опрокинув чурбан, стремительно вскочил на ноги.
   - Сбрагво кузгаст, - на незнакомом языке прокаркал Хранитель.
   Они встали друг против друга, оценивая противника.
   - Оставь его мне, - прошипел как змея Робгур, сжимая эфес шпаги.
   - Уйди, порождение Тьмы, заклинаю тебя именем Арбазга и Нугразга Пламенного!
   - Оставь его мне!
   - Уходи, исчадие Трижды Проклятого и Трижды Вознесенного, или ты погибнешь в бесславии и муке! - Адепт шагнул навстречу горбуну, вытаскивая длинный кинжал, на лезвии которого плясали красные руны.
   Робгур нахмурился, взор его был прикован к лезвию, которое сильно смущало его. Но горбун был упрям.
   - Он не нужен тебе, - вкрадчиво произнес он, глядя в глаза Адепту. Оставь его мне. Мой...
   - Уходи! - воскликнул Адепт. Клинок светился все ярче, и теперь я понимал, что имеют в виду, когда говорят об огненном мече, бьющем в сердце зла. - Или разящее без промаха оружие отца Света пронзит тебя!
   Робгур отступил на несколько шагов. Он не был напуган, а был как-то озадачен. Он прижался к стене, не отводя взгляда от кинжала.
   - Хорошо, я уйду, - кивнул он. - Но я вернусь. Я приду за ним, - он обратил на меня свой взор бездонных глаз. - Помни, Хаункас, где бы ты ни был, кем бы ты ни был, куда бы ты ни попытался исчезнуть - на дно моря или вершине самой высокой горы, - я всегда буду твоей тенью.
   Робгур взмахнул рукой.
   Он не ушел. Он попросту исчез, будто сквозь землю провалился. Без вспышек, гари и запаха серы. Просто бил - и нет. Да, из тайн Ордена мне стала известна лишь небольшая их часть.
   Обессилено вытирая пот со лба, Адепт пытался отдышаться. Казалось, что он пробежал не одну милю или выдержал бой на рапирах с сотней противников.
   - Встань! - Он шагнул ко мне, провел кончиком пальцев по моему лбу, оцепенение оставило меня.
   Вскоре я разогрел затекшие мышцы, унял дрожь в руках и коленях. И с некоторой обидой, "совершенно неуместной, произнес:
   - Ты чуть не опоздал.
   - Я успел вовремя.
   - Что он хотел сделать со мной, когда смотрел мне в глаза?
   - Не знаю. Это же Хранитель. - Адепт сморщился от боли и кончиками пальцев провел по своей голове, глубоко вздохнул, переводя дыхание, непроизвольно вздрогнул, подумав о чем-то. - Признаться, я не очень верил в их существование. Одна из легенд Ордена, одна из загадок великой битвы. Появляются они в переломные моменты, когда сгущается Тьма, и стараются ничем не проявить себя... Кстати, смею заметить, здесь оставаться опасно.
   - Я уже в порядке. И могу идти...
   Мы покинули хижину и вышли к протоптанной в лесу узкой тропинке. Около нее к дереву были привязаны две лошади.
   Я вскочил в седло и с удовольствием наддал коня шпорами. Тот рванул вперед. Подальше, подальше отсюда!...
   От этих проклятых мест мы скакали покуда хватило сил. Мы почти загнали лошадей, и когда стало понятно, что скакать дальше уже нельзя, на наше счастье леса расступились, холмы будто сдулись, пошли обработанные поля, и впереди замаячил небольшой городок.
   В этом небольшом городишке, славящемся соляными промыслами, мы нашли отдых на чистом и аккуратном постоялом дворе. Там ко мне вернулся аппетит, и, за добрым ужином и бокалом пива, я рассказал обо всем, что произошло в монастыре. Повесть моя не слишком удивила Адепта.
   - Что-то подобное я и ожидал.
   - Ты знал, что мне суждено стать Кармагором, и, вместо того, чтобы убить меня, направил прямо в логово, где мне предстояло стать великим порождением врага человеческого? - изумился я.
   - Нет, о Кармагоре я слышал лишь вскользь. Но я чувствовал, что Тьмой тебе предопределено назначение. Но и Светом тоже! Ты был на перепутье. Я ощущал, что только ты сам сможешь или уничтожить Цинкург, или стать его хозяином. Теперь ты - слуга Света.
   - Ничей я не слуга. С меня довольно! - взорвался я, ставя со стуком на стол кубок и расплескивая по доскам белое вино. - Мне нужен лишь покой.
   - Ничего не получится, - спокойно произнес Адепт. - Вспомни слова Хранителя. Он ненавидит тебя и рано или поздно сойдется с тобой в схватке.
   - Как? Я схоронюсь на другом конце земли, я зароюсь так, что человеку не под силу будет найти меня.
   - Человеку - не под силу. А Хранителю...
   - Тогда лучше убей меня! Я не хочу описанных им мучений! Или защити меня!
   - Вряд ли это возможно.
   - Это что же выходит? - уставился я на моего друга. - Ты, использовав меня для своих целей, теперь безжалостно бросаешь меня на произвол судьбы? - мне было страшно обидно. - Видимо, я был не прав, отказываясь от Имени. Ваши законы столь же безжалостны!
   - Не суди поспешно. Зарыться в толщу гор, найти пристанище в одном из хранилищ нашего Ордена - бесполезно. Отравленная стрела, посланная Хранителем, и там настигнет тебя. Единственно, что я могу, - вступить рядом с тобой бок о бок в схватке. И...
   - И победить!
   - И умереть. Вместе с Хранителем. Обмен жизнь на жизнь в этом случае выгоден...
   - Но есть ли другой выход?
   - Не знаю, - произнес Адепт задумчиво. - Возможно, есть... Хотя только наш враг может назвать это выходом...
   - Говори! - подался я вперед. Но Адепт ничего не ответил...
   * * *
   Марсельский порт шумел. Разношерстная толпа бурлила около складских помещений, лавок, на пирсах. У причала мерно покачивались на волнах рыбацкие лодки. Парусники уходили в море к дальним землям, чтобы вести туда торговцев и солдат.
   Мы отплываем к другим землям. Мы отплываем навстречу судьбе. Мне все еще не верилось, что Хранитель сможет отыскать меня на другом конце света
   Я стоял, держась за ванты, и смотрел на уходящий вдаль берег. Сколько раз уже это было со мной, сколько раз стоял я так, глядя на тающую вдали землю. Но никогда я еще не бежал, не скрывался. Дичью, за которой гонится хищник, я ощущал себя впервые.
   - Тебе взгрустнулось, брат? - спросил подошедший Адепт.
   - Нет, день слишком хорош, и в нем нет места грусти.
   День действительно был великолепным. Яркое солнце, голубое небо, чайки и альбатросы, реющие в воздухе, - прекрасен этот мир1 И возможно, очередное путешествие не будет столь неприятным
   Адепт готовился к схватке, а я надеялся затаиться, уйти Нет, не найти меня Хранителю в дальних землях, даже если он и самый могущественный приспешник дьявола!
   И тут наш бриг качнуло. Ощущение было мне хорошо знакомо - холод и давление. Словно кто-то нащупывал неуверенной рукой в темноте, стараясь найти искомое.
   Я вцепился в поручни, и, видимо, лицо мое исказилось.
   - Что с тобой, брат мой? - спросил Адепт.
   - Кажется, он нашел нас...
   И не было больше брига, не было бездонного голубого неба над головой. Был только надвигающийся шторм в невидимых простому смертному мирах - и я один на один со своим врагом, с врагом всего человечества. А может быть, это была только тень Его? Кто знает...
   Часть третья
   ДОРОГА НА АБРАККАР
   Париж засыпал рано. Горожане предпочитали не жечь понапрасну свечи, ложиться и вставать пораньше. Слышались ленивый лай собак, отдаленная брань. Звонко чеканя по мостовой шаг, проследовал куда-то отряд ночной стражи, высматривающий грабителей и убийц, которые наряду с ними делили ночью этот город. Прогрохотала по булыжникам мостовой карета. Воображение рисовало переплетение в любовном экстазе тел - свидание в каретах - любимое развлечение парижской знати Пуританство здесь никогда не поощрялось и считалось чем-то близким к душевной болезни.
   За маленькими окнами комнаты сгущалась темнота. День умирал, чтобы завтра возродиться вновь и обрушиться на нас своими тяготами, суетой, бесконечными мелкими и крупными заботами, чтобы вновь выбросить меня и моего спутника в беспокойный, кипящий страстями мир большого города, где в бессмысленной суматохе соприкасаются на миг и вновь разбегаются тысячи людей, где все грубо, просто и естественно, где все можно пощупать своими руками и где нет ничего ни тайны, ни знания, ни Бога, ни даже самого сатаны Но зато там полно ростовщиков и крестьян, судей и колодников, надменной власти и простолюдинов. Шум, ругань, крики, запахи - все это обрушится на нас с наступлением утра. Но сейчас Землю сковывал полумрак, ею овладевало какое-то полузабытье Из глубин души холодными змеями выползали сумрачные сомнения и страхи И вновь охватывал с еще большей силой ужас, с которым мы жили уже почти год И чуть ли не наяву ощущалось, как пальцы врага шарят вокруг тебя, иногда задевая морозным, продирающим насквозь прикосновением.
   Я понимал, что с каждым днем враг все ближе. В нем горел холодный, адский огонь ненависти, который не угасал, а только разгорался с течением времени. Когда-нибудь он настигнет нас. Он придет во всеоружии. В бесовском злобном великолепии. Он будет готов ко всему, и его уже не устрашишь клинком с магическими рунами. И он победит, ибо нет на Земле силы, которая может противостоять разгневанному Хранителю Робгуру.
   Полумрак. Он предательски мягок, готов внушить успокоительные, смертоносные мысли. А может, не стоит никуда бежать? Может, лучше сдаться и просить пощады? Или вступить в неравный бой, подняться навстречу врагу и с честью уйти в новое воплощение? Но я знал, что даже смерти не освободить нас. Что мы обречены на то, чтобы идти вперед, живя вечным движением и надеждой. Надеждой на что? Этого я не знал. Но Адепт твердо верил, что надежда пока еще есть. И однажды ее вестник постучится в нашу дверь.
   Весь год мы ни разу не останавливались в одном месте больше чем на три дня. Благодаря этому петля, протянувшаяся через тонкий мир, еще не затянулась на наших шеях. Хотя нет, неделю мы пробыли на одном месте, но сие не зависело от нашей воли. Эти дни мы просидели в тюрьме, в моей родной Пруссии, когда нас приняли за бродяг и намеревались всенародно высечь. И еще мы провели пять дней в стане разбойников в горах Сицилии - нас почему-то приняли за тех, за кого можно получить выкуп. Нам удалось вырваться оттуда благодаря одному из тех сверхъестественных фокусов, которыми владеет Адепт. Жалости эта шайка не знала, так что только его способности спасли нам жизнь.
   Мы прошли через всю Европу. И во время этих странствий я еще не один раз мог убедиться, что в подлунном мире чаще всего правят несправедливость и жестокость. Добродетель и милосердие встречаются гораздо реже. Мы видели казни на городских площадях под одобрительные крики и жадные взоры добропорядочных обывателей. Мы слышали топот господских лошадей, вытаптывающих крестьянские посевы - ради сиюминутной забавы хозяева жизни обрекали на голодную зиму своих подданных. Везде царило право сильного, знатного, и очень редко кто думал о правах обездоленных и слабых.
   Ну а еще видели мы следы больших и малых битв. Мы шли по следам армий, разоряющих с одинаковым рвением и свои и чужие земли. Жизнь Европы подчинялась любимой игре монархов - войне.
   Воистину, мир этот более приспособлен для силы Тьмы, чем Света. Иногда сознание этого приводило меня в отчаяние. Но я знал, что, кроме виселиц и гробов, существуют еще и любовь, и знание, и науки, и искусства. И что не так уж и редко пробивается сквозь тяжелые черные тучи ласковый луч солнца.
   Извилистая дорога привела нас в город городов - Париж. Мы сняли просторную комнату на постоялом дворе близ церкви Святого Евстахия, затерявшейся меж уродливых серых пятиэтажных домов, где в тесных каморках ютились парижане. Иные из них не видели в жизни ничего, кроме своего города или даже ближайших улочек. Они привыкли дышать спертым воздухом своих крошечных жилищ, привыкли к запахам тления, которыми было пропитано все вокруг. Париж быстро старил этих людей, горбил их спины, иссекал лица морщинами, превращал в беззубых, шамкающих существ, большинство из которых жило до тридцати пяти - сорока лет, и не рассчитывало на большее.
   От нашего жилья было рукой подать до кварталов Сорбонны и Сен-Жермена, где жили богатые люди, напыщенная, глупая знать, чьи деньги и положение служили лишь возвышению гордыни, но не духа.
   Мне никогда не нравился этот город. Я гораздо лучше чувствовал себя в диковатой, необузданной Москве, в которой жили и бурно развивались идеи созидания, обновления, где души у людей были открытыми, где жадность считалась пороком, а угодливость и лизоблюдство вызывали насмешки.
   Адепт Винер сидел за столом, по обыкновению, тщательно изучая очередную книгу, приобретенную им сегодня утром в книжной лавке на соседней улице. Это было его любимым занятием. В свете свечи лицо моего наставника было еще более устрашающе, чем днем. Но когда к человеку привыкаешь, перестаешь замечать особенности его внешности.
   Я сидел, откинувшись в неудобном деревянном кресле, и чувствовал, что по мере, сгущения синей темени за окном, меня все больше охватывают страхи. И я поймал себя на мысли, что не особенно им сопротивляюсь. В этих страхах была какая-то притягательная сила. Игра с ними становилась моим любимым развлечением, она затягивала. Порой мне даже хотелось еще раз заглянуть в бездонные глаза Хранителя, в глаза существа, лишь наполовину принадлежащего нашему миру. Но я прекрасно понимал, чем это грозит мне.
   Неожиданно Винер резко отодвинул от себя книгу и негромко произнес:
   - Что ты сейчас чувствуешь?
   - Как всегда- полумрак за окном. Сгущается тьма, сгущается зло. Хранитель становится ближе.
   - Не только это. Ты должен чувствовать еще изменения в порядке вещей.
   - Какие?
   - Не знаю. Какой-то поворот судьбы. Смерть или долгожданная надежда.
   - Когда мы увидим эти изменения?
   - Когда? - Адепт захлопнул книгу. Глухой его го - лос путал. - Сейчас!
   Будто в ответ на его слова, послышался учтивый негромкий стук в дверь.
   - Я прав, - прошептал Адепт Винер и грозно крикнул: - Кто имеет наглость беспокоить порядочных постояльцев в столь позднее время?
   - Сударь, - послышался приглушенный толстой деревянной дверью голос хозяина. - Нижайше прошу прощения, но вам срочное... э-э, письмо. Прошу вас, откройте.
   - Откуда письмо?
   - Передал какой-то месье. Сказал, что дело не терпит отлагательства. Откройте.
   - Подсунь под дверь, плут.
   - Это толстый пакет, он не пролезет.
   - Он там не один, - прошептал я. - Не стоит открывать.
   - Опасность лучше встретить лицом к лицу..., Открываю.
   Адепт извлек из ножен свой кинжал. Руны, которые во время схватки с Хранителем светились ярким светом, теперь чернели в свете свечи. Я взвел курок пистолета и взял в другую руку шпагу.
   Винер отодвинул засов и резко распахнул дверь, сразу же отпрянув в сторону. В проеме я увидел вжавшегося в стену испуганного хозяина и рядом с ним высокую фигуру, закутанную в плащ.
   - Не стреляй, Винер. Я пришел во имя Света. Помыслы мои чисты и направлены против Змея. - Голос у незнакомца был высокий, говорил он по-немецки. Он шагнул в комнату и показал руку с кольцом, на котором блеснул драгоценный камень с нанесенным на нем изображением знака Ордена Ахрона. Под его добротным плащом скрывалось шитое синей и серебряной нитью богатое платье, на голове широкополая шляпа с плюмажем - он был одет как знатный дворянин. По комнате распространился аромат дорогих духов. Одежда на визитере не была походной и не носила на себе следов путешествия. Следовательно, скорее всего это Парижанин.
   - Заходи, брат, - произнес Адепт.
   Несомненно, это гонец, которого мы так долго ждали. Пришел друг. И он должен сказать, что же нам делать дальше, чтобы вырваться из стягивающих нас пут и продолжить служить Ордену.
   - Ты свободен, - кивнул гость хозяину и протянул монету. - Теперь исчезни!
   Хозяин не заставил повторять приказание и скрылся во тьме коридора.
   Мы расселись вокруг большого овального стола так, чтобы видеть друг друга.
   - К чему был этот театр? - спросил Адепт.
   - Чтобы меньше объясняться на пороге на радость другим постояльцам этой пыльной дыры.
   - С чем ты пришел? Несешь ли ты добрые новости?
   - Как сказать. Верхние Адепты не могут освободить вас. Им это не под силу.
   - Мы знали об этом, - отмахнулся Адепт. Он разлил по железным кубкам доброе бургундское. - Давай выпьем за величие Верхних Адептов. - В его тоне чувствовалась насмешка.
   Мы осушили кубки.
   - Вторая новость. Они не могут предоставить вам убежище. Нужно ли объяснять почему?
   - Не нужно. Я так и предполагал. Но все равно это очень плохая новость. Давай выпьем и за это - за святую тайну тайных убежищ, чтобы никто не мог сорвать с них покров.
   Мы осушили еще по кубку. Голова приятно закружилась, в теле появилась легкость... Но все равно напряжение не спадало. Я почти физически ощущал нарастающую тяжесть разговора и усугубляющуюся сложность нашего положения. Не так давно Адепт говорил: может случиться так, что мы останемся вообще одни. Похоже, его худшие опасения сбывались
   - Это все, что ты хотел донести до нас от имени Верхних Адептов? - строго спросил Адепт.
   - Нет, не все. - Гость вынул из-под плаща свернутую, перевязанную веревкой рукопись - Возьми. Это помощь. Все, что они могут.
   Адепт развязал веревку, и рукопись мягко развернулась, ложась белым листом, испещренным мелкими знаками, на грубую крышку стола. Винер нагнулся и пробежал глазами несколько страниц, потом озадаченно покачал головой.
   - Та-а-ак. И это все?
   - Не все. Еще - деньги, лошади, все, что необходимо в пути.
   - Это не помощь
   - Знаю. Но все-таки возьми. - Гость бросил на стол увесистый мешочек с золотом. Это были очень большие деньги, многим их хватило бы на всю жизнь.
   - Хорошо, спасибо и на том. - Адепт был мрачен. Встреча расстроила его. Наши надежды пошли прахом.
   - Это еще не все, - произнес негромко гость.
   - Еще деньги? - горько усмехнулся Адепт.
   - Нет, не деньги. Вот это. - Он вытащил из кармана коробочку, бережно положил ее на стол и открыл крышку. В коробочке находилась необычайно красивая пестрая бабочка, сделанная из какого-то незнакомого мне металла. Она ровно сияла, отбрасывая синие, красные и зеленые блики на предметы. Адепт зачарованно впился в нее глазами и протянул к бабочке неожиданно задрожавшую руку. Когда бабочка оказалась на его ладони, она вдруг вспыхнула ярко-синим, ослепившим нас на миг светом, а затем начала бледнеть, растворяться. В течение трех минут, которые мы сидели неподвижно, боясь лишний раз вздохнуть, понимая, что на наших глазах происходит нечто невероятное, бабочка становилась бледнее, прозрачнее, под конец тускло вспыхнул ее контур и от нее не осталось ничего. Мы все разом вышли из оцепенения. После власти неподвижной, застывшей тишины и неземного света на нас обрушились казавшиеся теперь очень громкими звуки парижской ночи - шуршание ветра, далекий крик, кудахтанье курицы.
   - Они все-таки нашли ее, - взволнованно прохрипел Адепт.
   - Да, - кивнул гонец, переводя дыхание и вытирая манжетой лоб.
   - И они вручают этот подарок мне?
   - Вручают.
   - Это большая честь. Это настоящая помощь.
   - Это все, что они могут.
   - Они дарят нам луч истинной надежды Если только мы уже не опоздали.
   - Опоздали, - эхом повторил я, ощущая, что внутри меня что-то переворачивается. Моя рука, подпиравшая подбородок, бессильно упала на стол, голова тоже едва не ударилась о крышку, но я тут же пришел в себя.
   - Что с тобой, Эрлих?
   - Н-не знаю, - выдавил я с трудом. - По-моему, он коснулся меня. Кажется, он все-таки нашел нас.
   - Плохо, - покачал головой гость. - Неужели помощь пришла слишком поздно?
   - Да, - кивнул Адепт. - Хранитель где-то здесь.
   Громкий стук разорвал тишину. Что это еще такое?!
   Комнату мы сняли для состоятельных постояльцев, поэтому в ней была добротная мебель, ковер и даже стекла в узеньких окнах. Сейчас в одно из стекол билась черная тень. Будто сама дьявольская сила решила заглянуть к нам в этот вечер. Тень трепетала, корежилась, не в состоянии проникнуть сквозь стеклянную преграду. Я первым оправился от неожиданности и сумел различить, что в окно бьется большая черная птица. Не такую ли вестницу несчастья видел я когда-то в далекой Московии?