Страница:
Сейчас они сидели в приемной Шартье-Гримасы и втроем обсуждали, как лучше вывезти архив из города — морем или по суше? По суше — безопаснее, но такой большой караван несомненно привлечет внимание; скрыть архив в трюмах торгового судна проще, — но кто поручится за необузданную морскую стихию? Вопрос коснулся и сохранности тайн архива.
— Я вынужден был разрешить одному человеку покопаться в бумагах, поскольку у него было разрешение от графа Танкреда, — сказал Шартье. — Вряд ли он смог что-либо понять. Я и сам не понимаю, зачем нужно это старье?
— Не понимаете — и очень хорошо, — поздравил его Бер. — Ваш предшественник, наоборот, был слишком любознателен. Вы ведь знаете его судьбу, как он кончил?
Шартье-Гримаса поморщился и кивнул.
— А что — этот человек, копавшийся в архивах, он еще жив? — спросил Рене де Жизор.
— К сожалению, он уцелел, хотя я предпринял все необходимые меры, — ответил наместник Цезарии. — Он еще в городе, — добавил он.
— Как его зовут?
— Маркиз Хуан де Сетина.
— Один из рыцарей, прибывших с Гуго де Пейном, — пробормотал вслух ломбардец. «Чудовищно! — подумал он уже про себя. — Один прокол следует за другим. Эти тамплиеры роют норы, как лисы, за ними за всеми не уследишь! Лучше всего — собрать их всех в одном месте и завалить каменной стеной».
— Вы совершили ошибку, — произнес он. — И вам ее исправлять.
— За домом маркиза установлено круглосуточное наблюдение, — поспешно отозвался Шартье. — Исчезнуть он не может.
— Нет, он может исчезнуть, — поправил его Бер. — И он должен исчезнуть. Но в нужном нам направлении.
— Понимаю, — сморщился Шартье. — Утром к нему приехал молодой англичанин, граф Норфолк. Как быть с ним?
— Не исключено, что маркиз уже успел поделиться с ним своими находками, — произнес Бер. — Отправьте в этом же направлении и английского графа.
— Терпеть не могу англичан! — поддержал его Рене де Жизор. — Я сам займусь этим делом.
— Как угодно, — согласился Шартье, с удовольствием умывая руки. А Бер с некоторым сомнением посмотрел на великого магистра, чье долгое пребывание в бездействии могло отразиться на его способностях. И неожиданно представив на его месте своего ненавистного врага — Гуго де Пейна, ломбардец с удовлетворением покачал головой, подумав, пусть даже чисто гипотетически, — что лучшей кандидатуры на роль великого магистра не сыскать.
Перерезать горло двум рыцарям в центре Цезарии пусть даже один из них испанец, а другой — англичанин, было не так-то просто. Граф Рене де Жизор, похожий на черного ворона, закованного в латы, подъехал к постоялому двору, где пребывали маркиз де Сетина и Грей Норфолк. Он снял наблюдателей Шартье и выставил возле дома своих людей, которые понимали его команды с полуслова. Никакого штурма, решил великий магистр Ордена Сиона; рано или поздно пташки соскучатся по зелени и вылетят из гнезда. Тогда, где-нибудь в толпе, на рынке, на аллее парка, — тихий, незаметный укол острым стилетом в спину. Сделают это профессионалы, которые мгновенно скроются, когда неподалеку по сигналу возникнет отвлекающий шум или возня. Не впервые. Если же они попробуют выехать из города — на дороге их встретит ждущая в засаде группа. Рене де Жизор, крупный шестидесятилетний мужчина, еще раз окинул взглядом постоялый двор, оценивая обстановку и расположение своих людей. Все складывалось удачно. Клетка заперта надежно.
Тут его внимание привлек шум в доме, громкие голоса, крики. Не слезая с коня, он подъехал ближе к воротам, заглянул через невысокий забор во двор. Дверь в дом с треском распахнулась и на крыльцо выкатился клубок тел: трое кабальерос в испанских камзолах и долговязый оруженосец англичанина — Гондемар. Все они покатились по земле, отвешивая друг другу тумаки. Вслед за ними выскочили еще двое слуг Норфолка, на которых наступали трое других кабальерос. Ну и дела! — подумал Рене де Жизор, с любопытством наблюдая за вспыхнувшей дракой. А окно на втором этаже вылетело наружу, и вместе с разбитыми жалюзи на землю рухнул еще один испанец, застонав на весь двор. В проеме окна показалось лицо молодого англичанина — Грея Норфолка. Держа в одной руке меч, он перегнулся через подоконник и спрыгнул на землю. Из дверей в это время выскочили маркиз де Сетина и идальго Корденаль с оружием в руках. Они помчались за мечущимся по двору графом, который делал отчаянные попытки выскочить из западни.
— Убивают! — кричал он. — Подлые твари! Убийцы!
— Так-то ты платишь мне за мою доброту! — вопил на это маркиз. — Ты мне за все ответишь, английский ублюдок!
— Трус! — Норфолк ринулся на него, размахивая мечом. Маркиз де Сетина ловко отразил удар и провел целую серию приемов, любой из которых мог быть смертельным. Но Норфолк оказался искусным бойцом: он отразил все выпады маркиза и сам перешел в наступление. Возле Рене де Жизора собралась толпа зевак, наблюдая за поединком. А драка между слугами англичанина и кабальерос продолжалась, уже появились расквашенные носы и фонари под глазами, а кто-то выплевывал выбитые зубы.
— Может быть, мы вмешаемся? — тихо спросил один из людей Рене де Жизора, приблизившись к нему.
— С какой стати? — отозвался великий магистр. — Если они что-то не поделили и собираются перерезать друг друга, то нам будет только меньше работы. Я лично ставлю на испанца.
— А я на англичанина.
— Посмотрим, — и де Жизор перебросил ногу через седло, устроившись поудобней.
Поединок тем временем продолжался с переменным успехом. Несмотря на свой возраст, маркиз де Сетина оказался опытным мастером; он не торопился, а вел бой спокойно, уверенно, вынуждая графа наступать и больше двигаться. Сам же он почти стоял на месте и лишь поворачивался к скачущему возле него молодому англичанину. Идальго Корденаль не вмешивался в поединок двух рыцарей, которые во время боя осыпали друг друга страшными ругательствами и проклятьями.
— Щенок! Выкормыш! — кричал маркиз, пытаясь достать его острием меча. — Я научу тебя вежливости, слизняк!
— Полоумный осел! Рогоносец! — выкрикивал англичанин, напрягая свою память и фантазию (не привыкшему к грубым словам, Норфолку было тяжело придумать что-нибудь, что задело бы испанца). Наконец, он нашел подходящее слово: — Испанский кукиш!
— Ах так! — завопил маркиз и ткнул его своим мечом куда-то под ребро. Мгновенно из порванного камзола Норфолка брызнул фонтан крови, и он, в последнем усилии нанес точный удар в грудь маркиза де Сетина. Его накидка также окрасилась кровью, и оба противника, схватившись за свои раны, выронили из ослабевших рук мечи. Граф Норфолк, как подкошенный рухнул на землю, тело его изогнулось в последнем смертном усилии, и он затих, разбросав руки. Маркиз де Сетина, держась за грудь, прошел еще несколько метров, ковыляющей походкой. Его подхватил верный идальго, заглядывая в лицо.
— Я гибну, Корденаль! — простонал маркиз, падая на колени.
— Нет, нет! — вскричал идальго, чьи глаза выкатились из орбит. Прямо напротив них из-за забора выглядывал Рене де Жизор, захваченный бесплатным зрелищем.
— О, Бьянка! — поднял к нему свое лицо маркиз и протянул дрожащие руки. — Ты слышишь меня?
— Ответьте же, сударь! — взволнованно попросил Корденаль великого магистра. — Ему будет легче!
— Слышу, слышу! — послушно ответил Рене де Жизор, чувствуя себя в глупейшем положении, но крайне довольный исходом поединка. По лицу маркиза скользнула слабая улыбка.
— Береги сына, — упавшим голосом произнес он. — И обещай хранить мне верность даже мертвому…
— Сударь! — настойчиво потребовал идальго.
— Обещаю! — проскрипел сквозь зубы магистр. И Хуан де Сетина, склонив голову на грудь, «скончался» в третий раз за последнее время. Трагедия закончилась.
Пока Корденаль безутешно рыдал над телом своего сеньора, а Гондемар со слугами в молчании застыли возле неподвижного графа Норфолка, Рене де Жизор сделал знак своим людям, а сам отъехал от ворот.
— Само провидение решило за нас их судьбу, — торжественно промолвил он подъехавшему помощнику. — Снимите оцепление, больше оно не потребуется. Мы уезжаем!
Обернувшись через плечо, Рене де Жизор, еще раз окинул пристальным взором место разыгравшейся драмы. Трупы двух рыцарей красиво смотрелись в лучах заходящего солнца на фоне зеленой травы.
А утром две повозки вывезли с постоялого двора наспех сколоченные гробы. В одной телеге сидел долговязый, понурый Гондемар, с подбитым глазом, к которому он, прикладывал медную монету; во второй — идальго Корденаль, возле которого ехали конные кабальерос, с траурными повязками на шляпах.
— Кого хороним? — крикнул повстречавшийся им забулдыга.
— Проваливай! Кого надо, того и хороним, — ответил один из кабальерос, взмахнув плеткой.
Выехав из города, повозки остановились в тени деревьев. Корденаль и Гондемар, обменявшись взглядами, стали сбивать крышки с гробов.
— С очередным воскресением вас, маркиз! — высунул голову граф Норфолк, приветствуя жмурившегося на солнце Хуана де Сетина, чей камзол до сих пор был измазан куриной кровью.
— Ради Бога, простите меня за то, что я наговорил вам давеча! — отозвался деликатный маркиз, прижимая к груди обе ладони.
— Да и я немного погорячился, — ответил Норфолк, и оба они рассмеялись.
Но ломбардцу Беру, когда он выслушал рассказ о трагической схватке на постоялом дворе, было не до смеха. Радостное настроение графа Рене де Жизора не понравилось умудренному иудею. Что-то не получалось, не сходилось, не так-то все было просто и легко. С какой стати двум рыцарям резать друг друга при всем честном народе?
— Вы уверены, что перед вами не разыграли комедию? — тревожно спросил он, чувствуя внутреннее беспокойство: с тех пор, как в его жизни появился Гуго де Пейн — все летело кувырком.
— Мне ли не отличить настоящую рану от фальшивой, — презрительно посмотрел на него великий магистр. — Нет, они дрались, как львы, и я даже немного пожалел об их смерти.
— Смотрите, как бы нам всем не пришлось пожалеть потом, — пробормотал ломбардец Бер, покусывая губы.
— Любовь — штука тонкая, — сказал он своему слуге.
— Понимаю! — улыбнулся в ответ китаец.
А Мелизинда, присев в кресло возле кровати, поправила подушку под головой немецкого графа, не ожидавшего прибытия столь высокой гостьи, хотя Милан и поведал ему, какое участие принимала принцесса в его похищении.
— Вы выглядите намного лучше, — произнесла Мелизинда, всматриваясь в бледное лицо графа.
— Благодарю вас, — отозвался Людвиг. — Если бы не вы…
— Полно! — улыбнулась принцесса.
— Но что двигало вами? — Людвигу было приятно смотреть на ее чистое, юное лицо с блестящими темны ми глазами и кольцами черных волос. Уже давно, с тех пор как умерла Адельгейда, он не испытывал такого странного волнения в груди. Неужели оно связано с этой милой, прелестной девушкой, так не похожей на многих надменных и капризных принцесс, перевиданных им на своем веку? Странно, но Людвига не смутило ее присутствие; наоборот, ему хотелось, чтобы она подольше оставалась рядом. А принцесса, приехавшая в свой загородный домик просто так, навестить больного рыцаря, и рассчитывая уехать через полчаса, вдруг отчего-то передумала, что-то удержало ее, изменило планы. Ей также было приятно находиться здесь, возле этого благородного и мужественного человека. «Потому что он друг моего рыцаря — Гуго де Пейна», — думала она, слегка краснея. Но какой-то внутренний голос подсказывал, нашептывал ей: нет, не только поэтому… Очнувшись, она ответила на повисший в воздухе вопрос:
— Я и сама не знаю, — искренне произнесла Мелизинда. Мне трудно разобраться в моих… чувствах.
— Знайте, что отныне я ваш преданный друг, — промолвил граф Зегенгейм. — И если вам когда-нибудь потребуется моя помощь, то вот вам моя рука.
— Я буду помнить об этом, — быстро проговорила Мелизинда, стараясь скрыть свое смущение. Ее ладонь оставалась в руке Людвига, и она осторожно высвободила ее.
— Хотите, я вам что-нибудь почитаю? — спросила она. — Я вижу у вас на столике Гомера.
— Охотно. Там есть одно чудесное место, где ратные подвиги померкли перед любовью Ахилла к юной Бризеиде. Найдите его.
И принцесса отыскала нужную страницу, а когда приготовилась читать, взгляд ее вновь встретился с глазами Людвига, полными нежного внимания. Незаметно пролетели несколько часов. Стемнело. А Мелизинда все еще оставалась в комнате Людвига. Ни ему, ни ей не хотелось расставаться. Уже Милан Гораджич несколько раз заглядывал в комнату, Джан приносил свое лекарство, а принцесса и рыцарь продолжали болтать. Но наконец, словно опомнившись, Мелизинда поспешно поднялась с кресла.
— Мы совсем забыли о времени! — с тревогой сказала она, посмотрев на заглянувшую в полутемную комнату луну. — А ведь меня, наверное, ищут!
— Вы еще навестите выздоравливающего больного, моя спасительница? — с улыбкой спросил Людвиг, завладевая ее рукой.
— Непременно! — сказала она, отвечая слабым пожатием.
— Вы даже не представляете, насколько ваше присутствие благотворно.
— Думаю, ваше ощущение взаимно, — лукаво ответила она и простилась, оставив в комнате легкий аромат изысканных египетских духов. Людвиг вдохнул его полной грудью и откинулся на подушки, желая, чтобы испытанное им только что ощущение счастья, не покидало его как можно дольше.
Беседа Гуго де Пейна с клюнийским монахом продолжалась недолго. Молча указав посланцу аббата Сито на кресло, рыцарь скрестил на груди руки.
— В Иерусалиме находится человек, который стоит у вас на пути к созданию Ордена, — коротко произнес монах, игнорируя жест де Пейна.
— Как его имя?
— Этого я пока не могу вам сказать.
— Я не привык играть в темную, — промолвил Гуго де Пейн, у которого монах вызывал странное притягательное отвращение, словно он смотрел на самого себя в кривом зеркале.
— Это не игра, мессир, — ответил тот. — От правильности ваших шагов зависит исход порученного вам дела. Дела, которое необходимо Ватикану и всей католической церкви.
— Какую опасность заключает в себе этот человек? — спросил Гуго де Пейн, вновь взглянув в это кривое зеркало, и почувствовал холодок брезгливости в груди. Вместе с тем, бесстрастное и неподвижное лицо монаха притягивало его взгляд.
— Прямую: для вас и будущего Ордена.
— Это не ответ.
— Другой ответ преждевременен.
— Могу ли я понимать ваши слова так, что этот человек должен умереть?
— Если не хотите умереть вы, — наклонил голову монах. Взгляд его привычно скользнул по оставленным на столе бумагам и наброскам рыцаря, задержавшись на лежащей сверху миниатюре византийской принцессы.
— Я не наемный убийца, — холодно отозвался де Пейн, проследив за взглядом монаха и бросив на стол перчатки.
— Никто бы и не посмел предложить вам нечто подобное, — не моргнув глазом ответил монах. — Между вами должен состояться честный поединок.
— Но со смертельным исходом?
— Я рад, что вы так хорошо понимаете меня.
— Когда вы известите меня — кто этот человек?
— В самое ближайшее время. Готовьтесь, — сказал монах и, поклонившись, направился к двери.
— Постойте! — остановил его де Пейн. — Может быть, вы скажете мне, как вас называть, раз уж мы связаны одной нитью?
— Это не имеет значения, — обернулся монах. — Называйте меня как вам будет угодно. Считайте, что у меня нет имени.
И, поклонившись еще раз, он скрылся за дверью. Три дня назад точно такой же разговор состоялся у него с бароном Филиппом де Комбефизом…
ГЛАВА VIII. КТО ВОЙДЕТ В ТИР?
Среди этих рыцарей был и Гуго де Пейн, организовавший свой лагерь на правом фланге в полумиле от южных стен Тира, там, где зеленые волны Средиземного моря выплескивались на побережье. Под его началом было около четырехсот воинов и все рыцари-тамплиеры. Еще раньше Людвиг фон Зегенгейм был полностью оправдан специальной комиссией Государственного Совета, все обвинения сняты, а вина за его несправедливый арест заглажена. Полностью восстановивший свои силы, он постарался забыть нанесенную ему обиду, устремив все свои помыслы к крепостным башням Тира и… к прекрасной принцессе Мелизинде. Суд Яффы разобрался и с бежавшими из тюрьмы рыцарями; все они были прощены, кроме разбойника-висельника Жака Греналя, который покинул их в Триполи, где они не нашли следов ни Чекко Кавальканти, ни Этьена Лабе. Чекко надолго слег в Яффе, страдая от раны, нанесенной ему Беф-Цуром в схватке с зилотами, а проходимец Лабе промышлял теперь разбоем на юге Палестины, близ границ с Египтом. Виченцо нашел свою Алессандру уже возле Тира, куда она прибыла вместе с отрядом де Пейна и остальными тамплиерами. Почти два месяца судьба держала их в напряжении, когда они ничего не знали друг о друге — живы ли, нет? Но вынужденная разлука, проверка временем, еще больше укрепила их веру и любовь.
В обезлюдевшем Тампле осталось лишь несколько слуг, поскольку даже Кретьен де Труа и Симон Руши отправились к театру военных действий. Накануне, Руши, увидев вернувшегося Зегенгейма, напомнил ему о своем пророчестве, высказанном год назад в Труа: что они встретятся в это время в Иерусалиме.
— Ну что, верите ли вы теперь в мою магию, — спросил он.
— Теперь тем более не верю, — отозвался Людвиг. — Древние говорили: нельзя в одну реку войти дважды. Время — река; мы встретились, но это уже не мы.
— С вами трудно спорить, — обиделся Руши. — Хорошо, пророчествую еще раз. На следующий год простолюдин выстрелит в вас из лука и ранит стрелой в грудь.
— Ваши пророчества становятся все сквернее, — сказал граф, пожимая плечами. — Впрочем, все равно не верю.
Маркиз де Сетина рассказал о своих находках в Цезарии Гуго де Пейну, но раскопки, начатые ими в фундаменте Тампля, были приостановлены в связи с начавшейся военной кампанией. Соблюдая осторожность, де Пейн решил пока никого из рыцарей не посвящать в то, что сумел обнаружить маркиз. Это было не только преждевременно и опасно, но могло бы и вызвать ненужную реакцию, поскольку то, что они искали с маркизом, смог бы осознать не всякий ум. Требовалась предварительная подготовка, а де Пейн пока и сам не был уверен, что они напали на правильный след… «Чудесное воскресение» маркиза и графа Норфолка не прошло незамеченным для ломбардца Бера. Как он понимал, тайны архивов Цезарии уже уплыли в Тампль, и нужно было принимать срочные меры, чтобы остановить их дальнейшую утечку. «Снова этот де Пейн! — думал ломбардец, накричавший ранее на самого великого магистра Ордена Сиона графа Рене де Жизора, который понуро молчал, вспоминая, как идиотски обещал „хранить верность“ умирающему маркизу де Сетина. Таких людей надо или убивать, или делать их своими друзьями…» И Бер, которого привлекла эта последняя мысль, стал искать подступы к душе Гуго де Пейна. Кое-какие соображения на этот счет у него уже имелись, и он срочно затребовал из Нарбонна разрешения воспользоваться планом «Юдифь». А грек Христофулос, тенью следовавший за де Пейном, слал эпарху Стампосу в Константинополь другие послания — с требованием освободить его от этой хлопотной работы или выслать дополнительно тысячу перперов на все возрастающие расходы.
Пока Андре де Монбар устраивал в лагере походную лабораторию для налаживания производства своих шаров-бомб, Бизоль де Сент-Омер, Роже де Мондидье и Милан Гораджич ежедневно по утрам прогуливались вблизи крепостных стен Тира, не обращая внимания на тучами сыплющие на них стрелы. Утренние прогулки, дразнящие турок, вошли у них в хорошую привычку. Словно заговоренные от неприятельского оружия, они доходили до огромного, перед насыпью дуба, вросшего корнями в фундамент полуразрушенного домика, изредка отмахиваясь от стрел тяжелыми щитами, поворачивались, и, продолжая мирно беседовать, уходили. До впадавших в ярость турок доносились лишь взрывы хохота, сопровождавшие рассказы кого-либо из друзей. Как-то раз турки устроили в этом домике засаду из десяти человек, пробравшись туда ночью. Дождавшись, когда рыцари повернутся к ним спиной, сельджуки выскочили из-за стен и набросились на них, но врасплох не застали: Гораджич, многоопытный сербский князь, изучавший нравы не только многих народов мира, но и повадки зверей, еще издали заметил легкий парок, поднимавшийся над развалинами дома и предупредил друзей. Яростный натиск рыцарей, соскучившихся по бою, обратил турок в бегство. Преследуя сельджуков, рыцари настолько увлеклись, что остановились лишь возле крепостных стен. Они бы могли ринуться и дальше, пойти и на приступ, а может быть, — кто знает? — и вообще вступить в крепость, но примчавшийся из лагеря граф Норфолк с отрядом латников на подмогу, передал им приказ немедленно возвращаться. В конце концов, Гуго де Пейн запретил им подобные опасные прогулки.
С прибытием все новых подкреплений кольцо возле Тира сужалось. Рядом с флангом Гуго де Пейна был разбит лагерь Филиппа де Комбефиза, который иногда навещал своего соседа: между обоими рыцарями установились дружеские отношения. Чуть дальше стояли иоанниты, во главе с бароном Жираром, великим магистром Ордена, выкрутившимся перед Бодуэном I за свой наговор на Людвига фон Зегенгейма. Среди его рыцарей выделялся воспрянувший после Керака гессенский барон Рудольф Бломберг. Другой великий магистр — Ордена Сиона — граф Рене де Жизор занимал позиции ближе к центру. Далее располагались антиохийские, триполийские, эдесские, карские рыцари, русская дружина князя Василька, трапезиты логофета Гайка… А связь между лагерем Гуго де Пейна и главным штабом графа Танкреда поддерживал специальный человек при коннетабле — Рихард Агуциор. Еще немного, и вся эта огромная, звенящая мечами и латами, дышащая нетерпением военная махина должна была прийти в действие…
— Я вынужден был разрешить одному человеку покопаться в бумагах, поскольку у него было разрешение от графа Танкреда, — сказал Шартье. — Вряд ли он смог что-либо понять. Я и сам не понимаю, зачем нужно это старье?
— Не понимаете — и очень хорошо, — поздравил его Бер. — Ваш предшественник, наоборот, был слишком любознателен. Вы ведь знаете его судьбу, как он кончил?
Шартье-Гримаса поморщился и кивнул.
— А что — этот человек, копавшийся в архивах, он еще жив? — спросил Рене де Жизор.
— К сожалению, он уцелел, хотя я предпринял все необходимые меры, — ответил наместник Цезарии. — Он еще в городе, — добавил он.
— Как его зовут?
— Маркиз Хуан де Сетина.
— Один из рыцарей, прибывших с Гуго де Пейном, — пробормотал вслух ломбардец. «Чудовищно! — подумал он уже про себя. — Один прокол следует за другим. Эти тамплиеры роют норы, как лисы, за ними за всеми не уследишь! Лучше всего — собрать их всех в одном месте и завалить каменной стеной».
— Вы совершили ошибку, — произнес он. — И вам ее исправлять.
— За домом маркиза установлено круглосуточное наблюдение, — поспешно отозвался Шартье. — Исчезнуть он не может.
— Нет, он может исчезнуть, — поправил его Бер. — И он должен исчезнуть. Но в нужном нам направлении.
— Понимаю, — сморщился Шартье. — Утром к нему приехал молодой англичанин, граф Норфолк. Как быть с ним?
— Не исключено, что маркиз уже успел поделиться с ним своими находками, — произнес Бер. — Отправьте в этом же направлении и английского графа.
— Терпеть не могу англичан! — поддержал его Рене де Жизор. — Я сам займусь этим делом.
— Как угодно, — согласился Шартье, с удовольствием умывая руки. А Бер с некоторым сомнением посмотрел на великого магистра, чье долгое пребывание в бездействии могло отразиться на его способностях. И неожиданно представив на его месте своего ненавистного врага — Гуго де Пейна, ломбардец с удовлетворением покачал головой, подумав, пусть даже чисто гипотетически, — что лучшей кандидатуры на роль великого магистра не сыскать.
Перерезать горло двум рыцарям в центре Цезарии пусть даже один из них испанец, а другой — англичанин, было не так-то просто. Граф Рене де Жизор, похожий на черного ворона, закованного в латы, подъехал к постоялому двору, где пребывали маркиз де Сетина и Грей Норфолк. Он снял наблюдателей Шартье и выставил возле дома своих людей, которые понимали его команды с полуслова. Никакого штурма, решил великий магистр Ордена Сиона; рано или поздно пташки соскучатся по зелени и вылетят из гнезда. Тогда, где-нибудь в толпе, на рынке, на аллее парка, — тихий, незаметный укол острым стилетом в спину. Сделают это профессионалы, которые мгновенно скроются, когда неподалеку по сигналу возникнет отвлекающий шум или возня. Не впервые. Если же они попробуют выехать из города — на дороге их встретит ждущая в засаде группа. Рене де Жизор, крупный шестидесятилетний мужчина, еще раз окинул взглядом постоялый двор, оценивая обстановку и расположение своих людей. Все складывалось удачно. Клетка заперта надежно.
Тут его внимание привлек шум в доме, громкие голоса, крики. Не слезая с коня, он подъехал ближе к воротам, заглянул через невысокий забор во двор. Дверь в дом с треском распахнулась и на крыльцо выкатился клубок тел: трое кабальерос в испанских камзолах и долговязый оруженосец англичанина — Гондемар. Все они покатились по земле, отвешивая друг другу тумаки. Вслед за ними выскочили еще двое слуг Норфолка, на которых наступали трое других кабальерос. Ну и дела! — подумал Рене де Жизор, с любопытством наблюдая за вспыхнувшей дракой. А окно на втором этаже вылетело наружу, и вместе с разбитыми жалюзи на землю рухнул еще один испанец, застонав на весь двор. В проеме окна показалось лицо молодого англичанина — Грея Норфолка. Держа в одной руке меч, он перегнулся через подоконник и спрыгнул на землю. Из дверей в это время выскочили маркиз де Сетина и идальго Корденаль с оружием в руках. Они помчались за мечущимся по двору графом, который делал отчаянные попытки выскочить из западни.
— Убивают! — кричал он. — Подлые твари! Убийцы!
— Так-то ты платишь мне за мою доброту! — вопил на это маркиз. — Ты мне за все ответишь, английский ублюдок!
— Трус! — Норфолк ринулся на него, размахивая мечом. Маркиз де Сетина ловко отразил удар и провел целую серию приемов, любой из которых мог быть смертельным. Но Норфолк оказался искусным бойцом: он отразил все выпады маркиза и сам перешел в наступление. Возле Рене де Жизора собралась толпа зевак, наблюдая за поединком. А драка между слугами англичанина и кабальерос продолжалась, уже появились расквашенные носы и фонари под глазами, а кто-то выплевывал выбитые зубы.
— Может быть, мы вмешаемся? — тихо спросил один из людей Рене де Жизора, приблизившись к нему.
— С какой стати? — отозвался великий магистр. — Если они что-то не поделили и собираются перерезать друг друга, то нам будет только меньше работы. Я лично ставлю на испанца.
— А я на англичанина.
— Посмотрим, — и де Жизор перебросил ногу через седло, устроившись поудобней.
Поединок тем временем продолжался с переменным успехом. Несмотря на свой возраст, маркиз де Сетина оказался опытным мастером; он не торопился, а вел бой спокойно, уверенно, вынуждая графа наступать и больше двигаться. Сам же он почти стоял на месте и лишь поворачивался к скачущему возле него молодому англичанину. Идальго Корденаль не вмешивался в поединок двух рыцарей, которые во время боя осыпали друг друга страшными ругательствами и проклятьями.
— Щенок! Выкормыш! — кричал маркиз, пытаясь достать его острием меча. — Я научу тебя вежливости, слизняк!
— Полоумный осел! Рогоносец! — выкрикивал англичанин, напрягая свою память и фантазию (не привыкшему к грубым словам, Норфолку было тяжело придумать что-нибудь, что задело бы испанца). Наконец, он нашел подходящее слово: — Испанский кукиш!
— Ах так! — завопил маркиз и ткнул его своим мечом куда-то под ребро. Мгновенно из порванного камзола Норфолка брызнул фонтан крови, и он, в последнем усилии нанес точный удар в грудь маркиза де Сетина. Его накидка также окрасилась кровью, и оба противника, схватившись за свои раны, выронили из ослабевших рук мечи. Граф Норфолк, как подкошенный рухнул на землю, тело его изогнулось в последнем смертном усилии, и он затих, разбросав руки. Маркиз де Сетина, держась за грудь, прошел еще несколько метров, ковыляющей походкой. Его подхватил верный идальго, заглядывая в лицо.
— Я гибну, Корденаль! — простонал маркиз, падая на колени.
— Нет, нет! — вскричал идальго, чьи глаза выкатились из орбит. Прямо напротив них из-за забора выглядывал Рене де Жизор, захваченный бесплатным зрелищем.
— О, Бьянка! — поднял к нему свое лицо маркиз и протянул дрожащие руки. — Ты слышишь меня?
— Ответьте же, сударь! — взволнованно попросил Корденаль великого магистра. — Ему будет легче!
— Слышу, слышу! — послушно ответил Рене де Жизор, чувствуя себя в глупейшем положении, но крайне довольный исходом поединка. По лицу маркиза скользнула слабая улыбка.
— Береги сына, — упавшим голосом произнес он. — И обещай хранить мне верность даже мертвому…
— Сударь! — настойчиво потребовал идальго.
— Обещаю! — проскрипел сквозь зубы магистр. И Хуан де Сетина, склонив голову на грудь, «скончался» в третий раз за последнее время. Трагедия закончилась.
Пока Корденаль безутешно рыдал над телом своего сеньора, а Гондемар со слугами в молчании застыли возле неподвижного графа Норфолка, Рене де Жизор сделал знак своим людям, а сам отъехал от ворот.
— Само провидение решило за нас их судьбу, — торжественно промолвил он подъехавшему помощнику. — Снимите оцепление, больше оно не потребуется. Мы уезжаем!
Обернувшись через плечо, Рене де Жизор, еще раз окинул пристальным взором место разыгравшейся драмы. Трупы двух рыцарей красиво смотрелись в лучах заходящего солнца на фоне зеленой травы.
А утром две повозки вывезли с постоялого двора наспех сколоченные гробы. В одной телеге сидел долговязый, понурый Гондемар, с подбитым глазом, к которому он, прикладывал медную монету; во второй — идальго Корденаль, возле которого ехали конные кабальерос, с траурными повязками на шляпах.
— Кого хороним? — крикнул повстречавшийся им забулдыга.
— Проваливай! Кого надо, того и хороним, — ответил один из кабальерос, взмахнув плеткой.
Выехав из города, повозки остановились в тени деревьев. Корденаль и Гондемар, обменявшись взглядами, стали сбивать крышки с гробов.
— С очередным воскресением вас, маркиз! — высунул голову граф Норфолк, приветствуя жмурившегося на солнце Хуана де Сетина, чей камзол до сих пор был измазан куриной кровью.
— Ради Бога, простите меня за то, что я наговорил вам давеча! — отозвался деликатный маркиз, прижимая к груди обе ладони.
— Да и я немного погорячился, — ответил Норфолк, и оба они рассмеялись.
Но ломбардцу Беру, когда он выслушал рассказ о трагической схватке на постоялом дворе, было не до смеха. Радостное настроение графа Рене де Жизора не понравилось умудренному иудею. Что-то не получалось, не сходилось, не так-то все было просто и легко. С какой стати двум рыцарям резать друг друга при всем честном народе?
— Вы уверены, что перед вами не разыграли комедию? — тревожно спросил он, чувствуя внутреннее беспокойство: с тех пор, как в его жизни появился Гуго де Пейн — все летело кувырком.
— Мне ли не отличить настоящую рану от фальшивой, — презрительно посмотрел на него великий магистр. — Нет, они дрались, как львы, и я даже немного пожалел об их смерти.
— Смотрите, как бы нам всем не пришлось пожалеть потом, — пробормотал ломбардец Бер, покусывая губы.
3
Милан Гораджич ухаживал за обессиленным Людвигом фон Зегенгеймом, как добрая и преданная нянька. Он влил в него огромное количество соленой воды, смешанной с настоем из трав китайца Джана, обкладывал его горячими грелками, развлекал и поддерживал разговорами, рассказывая забавные истории из своей богатой приключениями жизни. Но когда, как-то днем, к домику подъехала ускользнувшая из-под домашнего ареста принцесса Мелизинда, сербский князь тактично оставил их наедине, уйдя вместе с Джаном во двор.— Любовь — штука тонкая, — сказал он своему слуге.
— Понимаю! — улыбнулся в ответ китаец.
А Мелизинда, присев в кресло возле кровати, поправила подушку под головой немецкого графа, не ожидавшего прибытия столь высокой гостьи, хотя Милан и поведал ему, какое участие принимала принцесса в его похищении.
— Вы выглядите намного лучше, — произнесла Мелизинда, всматриваясь в бледное лицо графа.
— Благодарю вас, — отозвался Людвиг. — Если бы не вы…
— Полно! — улыбнулась принцесса.
— Но что двигало вами? — Людвигу было приятно смотреть на ее чистое, юное лицо с блестящими темны ми глазами и кольцами черных волос. Уже давно, с тех пор как умерла Адельгейда, он не испытывал такого странного волнения в груди. Неужели оно связано с этой милой, прелестной девушкой, так не похожей на многих надменных и капризных принцесс, перевиданных им на своем веку? Странно, но Людвига не смутило ее присутствие; наоборот, ему хотелось, чтобы она подольше оставалась рядом. А принцесса, приехавшая в свой загородный домик просто так, навестить больного рыцаря, и рассчитывая уехать через полчаса, вдруг отчего-то передумала, что-то удержало ее, изменило планы. Ей также было приятно находиться здесь, возле этого благородного и мужественного человека. «Потому что он друг моего рыцаря — Гуго де Пейна», — думала она, слегка краснея. Но какой-то внутренний голос подсказывал, нашептывал ей: нет, не только поэтому… Очнувшись, она ответила на повисший в воздухе вопрос:
— Я и сама не знаю, — искренне произнесла Мелизинда. Мне трудно разобраться в моих… чувствах.
— Знайте, что отныне я ваш преданный друг, — промолвил граф Зегенгейм. — И если вам когда-нибудь потребуется моя помощь, то вот вам моя рука.
— Я буду помнить об этом, — быстро проговорила Мелизинда, стараясь скрыть свое смущение. Ее ладонь оставалась в руке Людвига, и она осторожно высвободила ее.
— Хотите, я вам что-нибудь почитаю? — спросила она. — Я вижу у вас на столике Гомера.
— Охотно. Там есть одно чудесное место, где ратные подвиги померкли перед любовью Ахилла к юной Бризеиде. Найдите его.
И принцесса отыскала нужную страницу, а когда приготовилась читать, взгляд ее вновь встретился с глазами Людвига, полными нежного внимания. Незаметно пролетели несколько часов. Стемнело. А Мелизинда все еще оставалась в комнате Людвига. Ни ему, ни ей не хотелось расставаться. Уже Милан Гораджич несколько раз заглядывал в комнату, Джан приносил свое лекарство, а принцесса и рыцарь продолжали болтать. Но наконец, словно опомнившись, Мелизинда поспешно поднялась с кресла.
— Мы совсем забыли о времени! — с тревогой сказала она, посмотрев на заглянувшую в полутемную комнату луну. — А ведь меня, наверное, ищут!
— Вы еще навестите выздоравливающего больного, моя спасительница? — с улыбкой спросил Людвиг, завладевая ее рукой.
— Непременно! — сказала она, отвечая слабым пожатием.
— Вы даже не представляете, насколько ваше присутствие благотворно.
— Думаю, ваше ощущение взаимно, — лукаво ответила она и простилась, оставив в комнате легкий аромат изысканных египетских духов. Людвиг вдохнул его полной грудью и откинулся на подушки, желая, чтобы испытанное им только что ощущение счастья, не покидало его как можно дольше.
Беседа Гуго де Пейна с клюнийским монахом продолжалась недолго. Молча указав посланцу аббата Сито на кресло, рыцарь скрестил на груди руки.
— В Иерусалиме находится человек, который стоит у вас на пути к созданию Ордена, — коротко произнес монах, игнорируя жест де Пейна.
— Как его имя?
— Этого я пока не могу вам сказать.
— Я не привык играть в темную, — промолвил Гуго де Пейн, у которого монах вызывал странное притягательное отвращение, словно он смотрел на самого себя в кривом зеркале.
— Это не игра, мессир, — ответил тот. — От правильности ваших шагов зависит исход порученного вам дела. Дела, которое необходимо Ватикану и всей католической церкви.
— Какую опасность заключает в себе этот человек? — спросил Гуго де Пейн, вновь взглянув в это кривое зеркало, и почувствовал холодок брезгливости в груди. Вместе с тем, бесстрастное и неподвижное лицо монаха притягивало его взгляд.
— Прямую: для вас и будущего Ордена.
— Это не ответ.
— Другой ответ преждевременен.
— Могу ли я понимать ваши слова так, что этот человек должен умереть?
— Если не хотите умереть вы, — наклонил голову монах. Взгляд его привычно скользнул по оставленным на столе бумагам и наброскам рыцаря, задержавшись на лежащей сверху миниатюре византийской принцессы.
— Я не наемный убийца, — холодно отозвался де Пейн, проследив за взглядом монаха и бросив на стол перчатки.
— Никто бы и не посмел предложить вам нечто подобное, — не моргнув глазом ответил монах. — Между вами должен состояться честный поединок.
— Но со смертельным исходом?
— Я рад, что вы так хорошо понимаете меня.
— Когда вы известите меня — кто этот человек?
— В самое ближайшее время. Готовьтесь, — сказал монах и, поклонившись, направился к двери.
— Постойте! — остановил его де Пейн. — Может быть, вы скажете мне, как вас называть, раз уж мы связаны одной нитью?
— Это не имеет значения, — обернулся монах. — Называйте меня как вам будет угодно. Считайте, что у меня нет имени.
И, поклонившись еще раз, он скрылся за дверью. Три дня назад точно такой же разговор состоялся у него с бароном Филиппом де Комбефизом…
ГЛАВА VIII. КТО ВОЙДЕТ В ТИР?
Острой стрелою, поди, и бессмертного могут поранить.
Бой у них ожесточенный, пощады и богу не будет.
Лучше, пожалуй, нам издали распрей чужой наслаждаться…
Батрахомиомахия
1
В конце августа 1112 года, с большим запозданием, началась осада Тира. Все понимали, что время уже упущено, и приближающийся сезон дождей размоет дороги, остановит подвоз фуража и продуктов, оружия и свежих резервов, неминуемо сорвет осеннюю кампанию. Но граф Лион Танкред, командующий войсками, верный своему слову, гнал солдат к неприступной крепости сарацин, где их правитель Ималь-паша, тринадцать долгих лет противостоящий рыцарству, выстреливал в его лагерь стрелы с оскорбительными и язвительными посланиями. К войску графа Танкреда присоединилась легкая конница трапезитов Алексея Комнина, руководимая военным логофетом армянином Гайком, дружина русского князя Василька Ростиславовича, прислали своих воинов союзные правители Карса, Нахичевани, Тебриза, Цхуви и Трапезунда. Подтягивались рыцари от антиохийского князя Рожера, эдесского Раймунда, триполийского Россаля. Все ожидали, что со стороны моря блокаду Тира замкнет флот, вышедший из Мессины, и ведомый самим Генрихом V, императором Священной Римской Империи. Тогда участь крепости была бы решена. Но многие и сомневались, что взбалмошный молодой император выполнит свое обещание. Четырехтысячным защитникам Тира противостояло пятнадцатитысячное войско, объединенное под общим руководством графа Лиона Танкреда.Среди этих рыцарей был и Гуго де Пейн, организовавший свой лагерь на правом фланге в полумиле от южных стен Тира, там, где зеленые волны Средиземного моря выплескивались на побережье. Под его началом было около четырехсот воинов и все рыцари-тамплиеры. Еще раньше Людвиг фон Зегенгейм был полностью оправдан специальной комиссией Государственного Совета, все обвинения сняты, а вина за его несправедливый арест заглажена. Полностью восстановивший свои силы, он постарался забыть нанесенную ему обиду, устремив все свои помыслы к крепостным башням Тира и… к прекрасной принцессе Мелизинде. Суд Яффы разобрался и с бежавшими из тюрьмы рыцарями; все они были прощены, кроме разбойника-висельника Жака Греналя, который покинул их в Триполи, где они не нашли следов ни Чекко Кавальканти, ни Этьена Лабе. Чекко надолго слег в Яффе, страдая от раны, нанесенной ему Беф-Цуром в схватке с зилотами, а проходимец Лабе промышлял теперь разбоем на юге Палестины, близ границ с Египтом. Виченцо нашел свою Алессандру уже возле Тира, куда она прибыла вместе с отрядом де Пейна и остальными тамплиерами. Почти два месяца судьба держала их в напряжении, когда они ничего не знали друг о друге — живы ли, нет? Но вынужденная разлука, проверка временем, еще больше укрепила их веру и любовь.
В обезлюдевшем Тампле осталось лишь несколько слуг, поскольку даже Кретьен де Труа и Симон Руши отправились к театру военных действий. Накануне, Руши, увидев вернувшегося Зегенгейма, напомнил ему о своем пророчестве, высказанном год назад в Труа: что они встретятся в это время в Иерусалиме.
— Ну что, верите ли вы теперь в мою магию, — спросил он.
— Теперь тем более не верю, — отозвался Людвиг. — Древние говорили: нельзя в одну реку войти дважды. Время — река; мы встретились, но это уже не мы.
— С вами трудно спорить, — обиделся Руши. — Хорошо, пророчествую еще раз. На следующий год простолюдин выстрелит в вас из лука и ранит стрелой в грудь.
— Ваши пророчества становятся все сквернее, — сказал граф, пожимая плечами. — Впрочем, все равно не верю.
Маркиз де Сетина рассказал о своих находках в Цезарии Гуго де Пейну, но раскопки, начатые ими в фундаменте Тампля, были приостановлены в связи с начавшейся военной кампанией. Соблюдая осторожность, де Пейн решил пока никого из рыцарей не посвящать в то, что сумел обнаружить маркиз. Это было не только преждевременно и опасно, но могло бы и вызвать ненужную реакцию, поскольку то, что они искали с маркизом, смог бы осознать не всякий ум. Требовалась предварительная подготовка, а де Пейн пока и сам не был уверен, что они напали на правильный след… «Чудесное воскресение» маркиза и графа Норфолка не прошло незамеченным для ломбардца Бера. Как он понимал, тайны архивов Цезарии уже уплыли в Тампль, и нужно было принимать срочные меры, чтобы остановить их дальнейшую утечку. «Снова этот де Пейн! — думал ломбардец, накричавший ранее на самого великого магистра Ордена Сиона графа Рене де Жизора, который понуро молчал, вспоминая, как идиотски обещал „хранить верность“ умирающему маркизу де Сетина. Таких людей надо или убивать, или делать их своими друзьями…» И Бер, которого привлекла эта последняя мысль, стал искать подступы к душе Гуго де Пейна. Кое-какие соображения на этот счет у него уже имелись, и он срочно затребовал из Нарбонна разрешения воспользоваться планом «Юдифь». А грек Христофулос, тенью следовавший за де Пейном, слал эпарху Стампосу в Константинополь другие послания — с требованием освободить его от этой хлопотной работы или выслать дополнительно тысячу перперов на все возрастающие расходы.
Пока Андре де Монбар устраивал в лагере походную лабораторию для налаживания производства своих шаров-бомб, Бизоль де Сент-Омер, Роже де Мондидье и Милан Гораджич ежедневно по утрам прогуливались вблизи крепостных стен Тира, не обращая внимания на тучами сыплющие на них стрелы. Утренние прогулки, дразнящие турок, вошли у них в хорошую привычку. Словно заговоренные от неприятельского оружия, они доходили до огромного, перед насыпью дуба, вросшего корнями в фундамент полуразрушенного домика, изредка отмахиваясь от стрел тяжелыми щитами, поворачивались, и, продолжая мирно беседовать, уходили. До впадавших в ярость турок доносились лишь взрывы хохота, сопровождавшие рассказы кого-либо из друзей. Как-то раз турки устроили в этом домике засаду из десяти человек, пробравшись туда ночью. Дождавшись, когда рыцари повернутся к ним спиной, сельджуки выскочили из-за стен и набросились на них, но врасплох не застали: Гораджич, многоопытный сербский князь, изучавший нравы не только многих народов мира, но и повадки зверей, еще издали заметил легкий парок, поднимавшийся над развалинами дома и предупредил друзей. Яростный натиск рыцарей, соскучившихся по бою, обратил турок в бегство. Преследуя сельджуков, рыцари настолько увлеклись, что остановились лишь возле крепостных стен. Они бы могли ринуться и дальше, пойти и на приступ, а может быть, — кто знает? — и вообще вступить в крепость, но примчавшийся из лагеря граф Норфолк с отрядом латников на подмогу, передал им приказ немедленно возвращаться. В конце концов, Гуго де Пейн запретил им подобные опасные прогулки.
С прибытием все новых подкреплений кольцо возле Тира сужалось. Рядом с флангом Гуго де Пейна был разбит лагерь Филиппа де Комбефиза, который иногда навещал своего соседа: между обоими рыцарями установились дружеские отношения. Чуть дальше стояли иоанниты, во главе с бароном Жираром, великим магистром Ордена, выкрутившимся перед Бодуэном I за свой наговор на Людвига фон Зегенгейма. Среди его рыцарей выделялся воспрянувший после Керака гессенский барон Рудольф Бломберг. Другой великий магистр — Ордена Сиона — граф Рене де Жизор занимал позиции ближе к центру. Далее располагались антиохийские, триполийские, эдесские, карские рыцари, русская дружина князя Василька, трапезиты логофета Гайка… А связь между лагерем Гуго де Пейна и главным штабом графа Танкреда поддерживал специальный человек при коннетабле — Рихард Агуциор. Еще немного, и вся эта огромная, звенящая мечами и латами, дышащая нетерпением военная махина должна была прийти в действие…