Однако в данном случае обстоятельства складывались так, что было не до мелочной экономии - слишком серьезным оказался вопрос.
   ...Прижимая трубку к уху, Барабас по-прежнему смотрел на экран монитора, вслушиваясь в разговор, происходящий в его кабинете.
   - Так когда вы последний раз видели Леонида? - допытывался следователь.
   - Я же говорю, что не помню.
   Анька, дура набитая, даже врать толком не умеет, - вдруг с досадой осознал допущенную им ошибку Барабас. Она сейчас всего боится: и подставиться в качестве свидетеля неведомо чего, и подпасть под статью о даче заведомо ложных показаний, и мести со стороны Хозяина, если ляпнет что-нибудь не то... Только полные дураки, да и то лишь от неожиданности, врут столь неубедительно. Сообразила бы, идиотка, что если уж следователь разыскал и вызвал в кабинет именно ее, значит, хоть что-то знает о их взаимоотношениях. А раз так, то говорить, что не помнишь, когда последний раз видел этого человека - идиотизм чистейшей воды.
   Это непростительно, что я не успел ее, дуру набитую, проинструктировать перед тем, как посылать к следователю. Сам растерялся, - вынужден был признаться самому себе Барабас. Она и с инструктажом, с ее-то куриными мозгами, могла бы дров наломать, а так...
   Между тем, разговор в кабинете продолжался.
   - Анна, давайте договоримся сразу и определенно, - судя по налившемуся подчеркнутой серьезностью голосу, следователь шутить не намерен. - Или вы сейчас четко и конкретно отвечаете на мои вопросы, либо мы с вами сейчас едем к нам и я вас задерживаю на полгодика с содержанием в следственном изоляторе...
   Ну, брат, это ты врешь! - опытно поймал Барабас следователя на слишком вольной трактовке законов. Это ты только такой неопытной дурочке можешь вешать лапшу о том, что просто так засадишь ее на полгода. На такое задержание у тебя нет полномочий и нет оснований... Хотя, с другой стороны, нынче все можно. Это по отношению к проворовавшимся генералам или попавшимся взяточникам государственного масштаба обязательно соблюдают букву закона - к слабым мира сего отношение иное.
   - Алло, ты меня слушаешь? - очень невовремя раздалось в трубке.
   - Да-да, Хозяин! - встрепенулся Барабас.
   Самусь в сложных ситуациях всегда следовал известной еврейской мудрости - лучше семь раз переспросить, чем один раз ошибиться. Он всегда так - сначала помолчит, размышляя, а потом уже говорит четко и ясно.
   - Значит, так. Сейчас к тебе срочно выезжает Шурф. Он со следователем сам разберется... Кстати, что он из себя представляет?
   - Щенок, - коротко ответил Барабас.
   Ситуация его вполне устраивала. Шурф мужик опытный, во всевозможных разборках поднаторевший, к тому же доверенное лицо при Самусе - пусть сами и разбираются в проблеме.
   - Отлично, - Самусь был удовлетворен. - Значит, Шурф все уладит... Так что твоя задача заключается в том, чтобы задержать этого следователя у себя до приезда Шурфа. И чтобы у него не появилось никаких зацепок против тебя и твоего заведения. В крайнем случае, чтобы таковых было поменьше... Усек?
   Барабас хорошо понимал, что выполнить последнее требование не так просто - хотя бы уже потому, что хоть следователь и щенок, но ведь не полный же он профан, на такой работе профанов не держат, и беседует он сейчас с дурочкой-Нюшкой, которая от страха сейчас несет такую ерунду... Однако не объяснять же это Хозяину!
   - Все понял, шеф, - бодро ответил исполнительный директор директору подлинному.
   - Ну, тогда будь! Подробно обо всем доложишь Шурфу, а он передаст мне. Всё! При изменении ситуации немедленно звони.
   Барабас отключил телефон и, положив коробочку с коротенькой антеннкой рядом с пепельницей на стол, опять уставился на экран.
   А там...
   - ...Я возвращаюсь, а он уже взял Наташку под руку и готовится уходить с ней, - Нюшка ревела в три ручья и говорила, говорила, говорила, размазывая по лицу косметику, перебивая сама себя, перескакивая с одного вопроса на другой. - Я прямо офигела от наглости такой. А она, довольная такая, сучка, посмотрела на меня и пошла с ним, и еще задницей своей крутит, чтобы я видела. А я и видела, хотя и нету у нее задницы вовсе... Он в тот раз такой веселый был. Он всегда веселый. А тогда особенно веселый был. А она, стервоза... Да так ей, стервозе, и надо, чтобы вы ее за задницу ее поганую взяли, да в кутузку... А я вчера весь вечер тут была, кто угодно может сказать... Вы пишите, я скажу, как ее найти, скажу: она к нам позавчера случайно
   зашла, она к нам редко заходит, а теперь я ей вовсе зубки ее белые повыбиваю...
   Вадим пытался остановить ее излияния.
   - Погодите, Аня...- проговорил он.
   Однако Кабанчук его не слушала и не слышала. Ей и страшно было, что именно ее, Нюшку, а не стервозу-Наташку, допрашивают и пугают жуткими словами "следственный изолятор". И глупая ревность по-прежнему жгла, что Ленька, кобель, позавчера не ее с собой взял. И никак не укладывалось в ее голове, что этот красивый, веселый, добродушный, сильный, богатый и щедрый парень, с которым они любили порезвиться и похулиганить в постели, вдруг лежит сейчас где-то в морге на кафельном прозекторском столе и его там потрошат какие-нибудь студентки-двоешницы, не ведающие, какого мужика потрошат. И опасалась сказать что-нибудь не так - потому что если уж Леньку, силача и здоровяка, который с собой иной раз и пистолет таскал, убили, а уж с ней, случись что, справятся без проблем...
   И все это вместе таким гнетом придавило ее сознание, таким грузом, что она мало что соображала. А потому говорила все подряд, не в силах разделить то, что можно говорить, а о чем следовало бы умолчать.
   - И Барабас подтвердит, что я тогда тут весь вечер клиентов обслуживала...
   - Как обслуживала? - счел нужным уточнить Вадим.
   - Ну как... Как женщина, - брякнула Нюшка. - А то сами не знаете, как это делается... И приносила, если надо, кто что попросит...
   Исполнительный директор, услышав эти слова, даже поперхнулся.
   - Дура! - рявкнул он. - Нашла о чем говорить, идиотка!
   Барабас вскочил со своего места и рванулся к выходу. Уже с порога услышал вопрос следователя:
   - Так вы ведь, насколько мне известно, не официантка, так почему вы должны что-то приносить клиентам?
   - Я же не то приносила, что официантки приносят...
   Если ее сейчас не остановить, она такое наговорит - ввек не отмоешься!.. Хотя, возможно, уже поздно. Теперь ее, идиотку, начнут раскручивать... И ведь раскрутят, волкодавы чертовы!.. Нет, теперь просто необходимо любыми способами вырвать ее из рук следствия!
   В коридорчике, остановившись на несколько секунд, Барабас крикнул в полутемное пространство:
   - Амбал!
   - Я здесь, - гулко донеслось в ответ.
   - Готовь камеру! И Нюшку, стерву, когда она выйдет из моего кабинета, туда, в нишу!
   - Понял!
   Сам же Барабас в несколько скачков оказался перед дверью своего кабинета. И без стука ввалился в него.
   -...порошок...- успел услышать он последнее слово, сказанное девушкой.
   Вадим даже вздрогнул от неожиданности, уставился на ворвавшегося с удивлением. Анна, увидев своего хозяина, с испугом замолчала. Появление исполнительного директора мгновенно отрезвило ее, остановило излияния.
   - В чем дело? - раздосадованно спросил Вострецов. Хоть и маловато у него было опыта, да только он знал, что такие вот неожиданности могут заставить замолчать свидетеля, да так, что тот больше слова не вымолвит.- Я же вас просил нас не беспокоить!
   - Прошу прощения! - Барабас старался улыбаться как можно естественнее. - Мне срочно потребовалось просмотреть некоторые оставшиеся здесь накладные. Сами понимаете, торговля, сфера обслуживания, покупатель, равно как и клиент, всегда прав... Вы позволите?
   Вадим перевел взгляд с хозяина кабинета на девушку. И по ее испуганному виду со всей очевидностью понял, что все пропало окончательно и бесповоротно. Она едва только начала говорить правду, говорить о том, чем реально занимается в этом заведении... Теперь больше она ничего ему не скажет. И письменно свои показания не подтвердит. Момент откровения прошел. Прошел не сам - его прервало внезапное появление директора.
   Следователь снова посмотрел на Барабаса. Тот глядел прямо на него. Твердо и неприязненно, не считая нужным скрывать эту неприязнь.
   - Так как, вы позволите мне взять в своем кабинете нужные мне бумаги? - подчеркивая слова "мне" и "своем", произнес Барабас.
   Вострецов понял все. Их "слушали". И больше ему не дадут возможность поговорить с Анной.
   - Да, конечно, - ответил он. - А потом я смогу закончить разговор с Анной?
   Барабас снова не счел нужным хоть немного примаскировать неприязненный взгляд.
   - Разумеется, сможете, это ваше право. Только не в этом кабинете - мне сегодня еще нужно поработать... Кстати, рабочий день у наших сотрудников уже закончился, а потому я попрошу вас, сударыня, - он слегка поклонился Анне, - покинуть мои апартаменты.
   Путана ничего не понимала. У них само понятие "рабочий день" отсутствовало - точнее было бы сказано "рабочий вечер", который иной раз растягивался до утра. Чтобы здесь к ней обращались как к "сударыне", такого тут еще не бывало. Чтобы Барабас работал с каким-то бумагами у себя в кабинете...
   Она растерянно взглянула на Вострецова. Тот понял девушку, поднялся.
   - Ну что ж, раз уж нам указывают на дверь...- произнес также подчеркнуто неприязненно.
   Однако исполнительный директор даже руками всплеснул от деланного возмущения, сквозь которое, впрочем сквозила ерническая насмешка:
   - Да вы что, молодой человек! Да как бы я посмел!.. Вы сидите, пожалуйста, не уходите! Законы гостеприимства, так сказать, обязывают... Noblesse oblige, так сказать, как говорят французы, положение обязывает... Или вы не согласны? Сейчас, кстати, приедет еще один человек, который хотел бы вам дать исчерпывающие показания именно по интересующему вас вопросу!
   Он говорил, говорил, а сам, подхватив Анну под локоток, повел ее к двери.
   - А откуда же вы знаете, каким именно вопросом я интересуюсь?
   Вадим, задавая этот вопрос, представлял себя опытным сотрудником, который ловко поймал допрашиваемого на оговорке. Однако Барабас не растерялся. Он уже закрывал дверь за Анной, которую довольно бесцеремонно выставил в коридор.
   - А что ж тут знать? - откровенно усмехнулся исполнительный директор. - Это же очевидно, не Бог весть какой секрет, право слово... Я тут, должен вам откровенно сказать, не занимаясь самоуничижением, человек маленький, вам же необходимо говорить с ключевыми фигурами. Да вы присаживайтесь, что ж вы стоите-то?.. - Барабас понимал, что задержать следователя до приезда Шурфа будет трудновато - особенно если тот всерьез заинтересовался рассказом Нюшки. И он решил тряхнуть стариной. Когда-то у них в общежитии института, из которого его в свое время выгнали за "аморалку", с сокурсниками была забава: кто дольше сможет без умолку и не повторяясь трепаться. Проигравший бежал за бутылкой. Так Барабас, будучи человеком жадным, иной раз специально заранее продумывал такие речи-спичи, чтобы лишний раз выпить "на дурняк". Вот теперь пригодилось...- Так вот, это очень важно, право же - ключевые фигуры. Потому что если вы будете черпать информацию от людишек, которые стоят на самых низших ступенях в любой иерархии, вы сможете получить некоторые, быть может, и очень важные, но все-таки довольно разрозненные факты, и, следовательно, никак не сможете себе представить всю картину в целом. А потому вам многое в результате придутся домысливать без достаточных на то оснований, а потому и процент возможных ошибок возрастает многажды... Вы, надеюсь, со мной согласны? Это же как мозаика. Если взять отдельный камушек, отдельное стеклышко или отдельный кусочек смальты или майолики, то не сможете и близко даже представить себе, в каком месте и в каком конкретно полотне он имеет честь находиться. И только если вы подниметесь, абстрагируетесь от созерцания отдельных камушков или фрагментов произведения искусства, только тогда, возвысившись, отойдя на некоторое расстояние в сторону, вы охватите всю гамму шедевра! Взять, например, мозаику "Тайная вечеря" - не подскажете, к слову, кто ее создатель?.. Хотя, впрочем, откуда, вам, простому следователю, знать, ведь правда? Фреску с таким названием написал Леонардо да Винчи, но мозаику сработал, кажется, не он... Так вот вы знаете, какой великий секрет сокрыт в этом произведении? Скорее всего, нет. Так вот, единственный человек, единственный изображенный там апостол, который одет в белый плащ - это Иуда. Не тот Иуда, который Маккавей, который апостолом не был, а тот Иуда, который Искариот... А между тем в плаще его нет ни одного белого камня, все они цветные. Но так подобрана гамма, что они сливаются в единый белый цвет, словно спектр. Ведь это и в самом деле занятно - мы говорим "белый свет", а там - "каждый охотник желает знать, где сидит фазан"... Кстати, мне как-то доводилось есть фазанов. Должен сказать, мясо у этой птицы не очень хорошее, жесткое у нее мясо. Хотя это, быть может, было лишь потому, что его плохо приготовили. Как вы считаете? Вы же знаете, как много в нашей жизни зависит от кулинарного искусства поваров. Вот у меня был случай, когда я обедал в ресторане "Седьмое небо", еще до пожара, на Останкинской телебашне... Вы бывали когда-нибудь на телебашне?.. Вид оттуда, я вам скажу... Все же высота!.. Выше ее есть только еще одна вышка, в Канаде, что ли... Но смог над Москвой, я должен сказать, такой стоит смог...
   Слушая все это, Вадим попеременно испытывал разные чувства. Недоумение постепенно сменилось осознанием того, что этот человек, которого Анна назвала Барабасом, попросту дурачит его, однако перебить его сначала не давала вежливость. Потом начало нарастать раздражение. И наконец Вадим не выдержал.
   - Если у вас есть фонтан, закройте его - дайте отдохнуть и фонтану! - негромко сказал он.
   - Козьма Прутков! - мгновенно включился в новую тему разговора исполнительный директор. - Его придумали три автора...
   Он уже сидел, развалившись на диване, но так, чтобы перекрыть Вадиму путь к двери, если тот вдруг попытается выйти из кабинета.
   - Прекратите! - негромко сказал Вадим.
   Юноша впервые столкнулся с ситуацией, когда попросту не может вставить ни одного слова. И теперь не знал, как себя вести.
   - Что? - сделал вид, что удивился Барабас.- Но ведь я хозяин и мой долг...
   Однако Вострецов постарался не дать ему вновь завладеть инициативой в разговоре.
   - Вы не могли бы ответить мне на несколько вопросов? - подчеркнуто вежливо и по-деловому спросил он у хозяина кабинета.
   - Да сколько угодно! - насмешливо ответил тот. - Отвечу на любой.
   Директор теперь выглядел вполне спокойным и веселым, этот человек, который еще совсем недавно выглядел испуганным и подавленным. Он был явно уверен, что уже произошло нечто такое, что повернуло развитие ситуации в новое русло. Однако Вадим этого пока не понял, не уловил изменение ситуации. И продолжал задавать вопросы, которые ему представлялись в этой ситуации наиболее важными.
   - Вам говорит что-нибудь имя Ленька Бык?
   На лице Барабаса отразились такие искренние и могучие мозговые усилия, как будто он пытался в уме доказать теорему Ферма.
   - Ленька, вы говорите? - он отчаянно тянул время. - Бык?.. Ну как же... Что-то припоминаю. Только вот что именно припоминаю, никак не могу припомнить. А кто это? Напомните, пожалуйста!
   Вадим видел, что его этот человек дурачит. Вот только зачем?
   - Не помните? Гм, странно, - с иронией заметил он. - А между тем вы с ним довольно хорошо знакомы. Два дня назад Леонид заходил к вам сюда, в кафе и вы с ним какое-то время беседовали у стойки бара.
   Барабас ненатурально рассмеялся.
   - Ну так и чего ж вы у меня об этом спрашиваете, раз уж все знаете?
   - Я, к сожалению, знаю не все, - признал Вадим. - А во-вторых, мне нужно получить от вас четкие ответы, а не пытаться уличать вас в сокрытии некой важной для следствия информации.
   - Да вы что, Бог с вами, я и не пытаюсь что-то скрыть от вас, - Барабас сделал вид, что сдрейфил. - Я по мере возможности отвечаю на ваши вопросы. Просто я не сразу сообразил, о ком идет речь. А теперь понял и вспомнил, что Леньку я знаю. Знаете ли, что-то с памятью моей стало... Что еще вас интересует?
   - Вы знаете, что его убили?
   Хозяин кабинета безмятежно улыбнулся.
   - Да? Скажите на милость, какая потеря для человечества... А я об этом понятия не имею.
   Вострецов уже с трудом сдерживал раздражение.
   - Но ведь я вам об этом уже сообщил, в самом начале нашего разговора.
   - Я-то тут причем? У вас что же, есть подозрение, что это я его... как это у вас говорится... "замочил"?
   - Не могли бы вы подробнее рассказать о ваших взаимоотношениях?
   С лица Барабаса сползла ироническая улыбочка. Он постарался ответить так, чтобы это выглядело как можно натуральнее.
   - А что тут особенно отвечать? Не было у нас с ним никаких особых взаимоотношений. Да, с Ленькой мы были знакомы. Да, иногда встречались...
   - Где? - торопливо спросил Вадим.
   - Да здесь же, в кафе, где же еще... Он захаживал к нам иногда... Друзьями и даже приятелями мы не были. Так что мы с ним просто иногда трепались о том о сем... Он парень общительный, разговорчивый, щедрый... Такими клиентами, знаете ли, дорожат. Так что мы с ним нередко беседовали, когда он сюда заходил.
   Было похоже, что Барабас опять пытается увести разговор в область словоблудия. Поэтому Вадим его резко перебил:
   - О чем?
   - О чем? Да так, ни о чем... Так просто... Трепались о бабах, о "бабках", о новых видиках, о компьютерных играх, о полетах на Луну, об НЛО, о "снежном человеке", о хоккее... В общем, просто треп, да и только. Это, наверное, все, что я могу вам о нем рассказать. Чем он занимался, как делал деньги, кто и за что его "замочил", я не знаю... К слову, так, на всякий случай, вы можете проверить, но можете и поверить на слово: у меня тоже на все последние дни железное алиби - как и у Анны, которую вы только что допрашивали. У меня десятка три свидетелей, что я отсюдова никуда не отлучался... Еще что вас интересует?
   Система защиты, которую избрал Барабас, выбивала Вадима из колеи. И он попытался еще раз прищучить этого самоуверенного человека.
   - Меня много что еще интересует. Например, о каком порошке, который могут купить в кафе ваши клиенты, сообщила мне ваша работница?
   - О порошке? - пожал плечами директор. - Так вы у нее об этом спросите! Может, о стиральном, а может о порошке для порошковой металлургии... Я-то тут причем?
   - Так я и хотел спросить, когда вы вошли. Но вы ее выставили из кабинета.
   - В самом деле? Жаль, что помешал, я бы и сам с удовольствием узнал, на что она намекала, - хмыкнул Барабас. - О чем мы еще с вами поговорим?
   - Ну а как вы прокомментируете тот факт, что у вас в кафе процветает проституция?..
   - У нас? В кафе? Процветает? Проституция? - переспросил директор. - А откуда, позвольте спросить, у вас имеется такая клеветническая информация?
   Как же уверенно чувствовал себя Вадим, когда говорил следующую фразу!
   - Непосредственно из первоисточника, - небрежно обронил он. - Об этом мне сообщила только что ваша сотрудница Анна Кабанюк.
   - Кабанчук, - безмятежно поправил хозяин кабинета.
   - Кабанчук, - согласился Вадим. - Только это сути дела не меняет.
   - Разумеется, какая для вас разница, как человека назвать, - так же легко, правда, с легкой издевкой, согласился Барабас.- Только у меня к вам вопрос: а она это подтвердит на официальном следствии?
   Вострецов уверенно улыбнулся:
   - Разумеется.
   Улыбка Барабаса могла соперничать по уверенности с улыбкой следователя.
   - А я, простите, в этом не уверен.
   - Вот как?
   - Да, не уверен, - развел руками директор. - Дело в том, что кафе, директором которого я имею честь быть, - заведение солидное, которое свято соблюдает Уголовный кодекс. А потому мы не позволяем себе сомнительные статьи дохода. Другое дело, - снова усмехнулся он, - что отдельные наши сотрудницы позволяют себе в свободное от работы время общаться с некоторыми нашими клиентами в неформальной обстановке - этого мы не можем им запретить... Конечно же, мы не можем такое приветствовать и одобрять, но и нести ответственность за отдельные проявления незначительных правонарушений, допускаемых отдельными нашими работницами не собираемся.
   Да, что верно, то верно, факт проституции доказать очень трудно. С этой проблемой сталкиваются сотрудники правоохранительных органов не только у нас в стране. И Барабас сейчас вполне откровенно указал на вариант защиты, по которому он собирается отводить от себя обвинения. Это Вадим понял.
   Однако он и близко не мог предположить, какие слова собеседника последуют дальше.
   - Однако, уважаемый гражданин следователь, я вам очень и очень признателен за очень ценную информацию, - после паузы продолжил директор.
   - Не понял, - вскинул брови выше очков Вадим. - Что вы имеете в виду?
   - Ну как же, - опять с ехидной патетикой проговорил Барабас. - Вы мне указали на то, что одна из наших работниц занимается делами, за которые наш Уголовный кодекс предусматривает определенные санкции. Мы, как солидная фирма, не можем мириться с наличием у нас подобных антиобщественных элементов. А потому мы будем вырывать их с корнем из нашей повседневной действительности, клеймить каленным железом, выметать из наших сплоченных рядов поганой метлой...
   Вадим еще не понял, что произошло. Однако до него постепенно начало доходить, что случилось нечто непоправимое.
   - Что вы имеете в виду? - напряженно повторил он.
   От его уверенности уже не осталось и следа.
   - Я?- переспросил директор.
   Ну когда же, наконец, приедет этот чертов Шурф? Барабас чувствовал, что уже выдыхается, не зная, как дальше тянуть время.
   - Да, вы. Что вы имеете в виду?
   Да провались они пропадом, этот Шурф, этот Самусь, и все остальные вместе взятые!
   - Я имею в виду, молодой человек, - размеренно выговорил исполнительный директор, - что сознавшаяся в совершении уголовно наказуемого преступления работавшая у нас Анна Кабанчук уже у нас не работает.
   - То есть как? - изумленно спросил Вадим.
   - Очень просто. Она только что уволена, получила на руки полный расчет и уже покинула стены нашего заведения, - твердо, без тени улыбки проговорил директор. - Поскольку она работала у нас только на договоре, ее трудовой книжки у нас и не было.
   Вадим ошеломленно смотрел в это непроницаемое лицо. Да, это был удар!
   - И где же она находится сейчас? - растерянно промямлил следователь.
   - Понятия не имею, - по-прежнему безмятежно ответствовал Барабас. - С нарушителями действующих в стране законов нам не по пути. Думаю, что Анна, терзаемая раскаянием за свое моральное падение, уже умчалась на вокзал, села в поезд и следует к себе домой.
   - Значит, она не москвичка? И откуда она к вам приехала? - раздавленный происшедшим, следователь задавал не слишком умные вопросы.
   - Да откуда ж мне знать? - Барабас опять улыбался. - Помню только, что город, откуда родом бывшая наша работница Анна Кабанчук, начинается на букву "К": Калуга, Краснодар, Калининград, Киев, Кустанай, Красноярск, Клайпеда, Красноводск, который нынче невесть за какие грехи переименовали в город Туркменбаши, Кушка, Карши... А может еще Краков, Канберра, Киншасса, Киото, Кабул, Кейптаун, Канзас-Сити, Картахена... Нет, не вспомню... У вас еще ко мне вопросы есть?
   И тут, словно специально подгадав под этот вопрос, раздался уверенный и короткий стук в дверь. И она тут же распахнулась. В кабинет вошел Шурф.
   Его так называли потому, что в свое время он работал взрывником на открытом угольном месторождении в Экибастузе. Кроме клички, он привез в столицу оттуда непоколебимые спокойствие и выдержку, великолепные пиротехнические навыки, твердые, никогда не дрожащие руки, крохотный шрам на шее, у самой сонной артерии, а также безграничную преданность Самусю, который оплатил баснословный счет за его лечение после неудачного взрыва.
   Все, теперь Барабас может считать свою миссию выполненной.
   - С вашего позволения я вас покину, - он с облегчением подскочил с места. - Тем более, что больше я ничем вам не могу быть полезен.
   Не дожидаясь ответных слов выглядевшего совершенно раздавленным Вадима, он вышел в коридор. Больше происходящее в кабинете его не касается. Пусть дальше Шурф занимается следователем, пусть сам его выпроваживает. У Барабаса сейчас дело поважнее.
   ...Этот длинный коридор был задуман умным человеком. Об этом Барабас думал всякий раз, когда направлялся в его дальний конец. Широкий и хорошо освещенный в начале, где размещались кабинет начальника, касса, бухгалтерия и некоторые другие служебные помещения, он постепенно сужался и покато, по плавной дуге, опускался в подвал. Здесь и лампочки были потусклее, и располагались они реже... Короче говоря, любой человек, шествуя здесь, по мере продвижения вперед, чувствовал себя все более неуютно. И потому только тот, кому обязательно нужно было попасть вниз, доходил по нему до самого конца. Остальные, не слишком упорные, обязательно поворачивали обратно.