Сташеф Кристофер. Леди ведьма

   — Увы! — Джеффри взял ее под руку и повел к деревьям. — Луна еще не взошла.
   — Тогда подождем. — С мстительной улыбкой она обернулась на Алена, но тот не обращал внимания на девицу, и улыбка исчезла. — Мы скоро вернемся, — сообщила она. — Надеюсь, без нас вы не будете скучать.
   — И вам всего хорошего. — Корделия постаралась скрыть охвативший ее восторг и беззвучно поблагодарила брата. Тот улыбнулся и подмигнул, дождавшись момента, когда отвернулась его спутница. Корделия постаралась напомнить себе, что совершенно не одобряет распутства Джеффри, но в данный момент не видела в этом ничего плохого.
   Ален, удивленный словами Далилы, растерянно посмотрел на нее, затем бросил взгляд на Джеффри, но тот лишь лукаво подмигнул другу. Не вполне этим успокоенный, он растерянно провожал глазами Далилу, одарившую его на прощание ослепительной улыбкой, и недоумевал, следует ему испытывать грусть или облегчение. В конце концов он остановился на облегчении и повернулся к Корделии, выбросив из головы Далилу с легкостью, которой сам удивился.
   Корделия же смотрела на него явно оценивающим взглядом.
   — Она весьма привлекательна. По-настоящему красива.
   — Да, но сохранится ли она в памяти, когда скроется с глаз? — рассудительно отозвался Ален.
   — Превосходный вопрос, — излишне резко отреагировала Корделия. — Действительно, сохранится ли?
   — Мне кажется, нет, — Ален, склонив голову набок, разглядывал собеседницу. — Но ведь я человек избалованный.
   — Знаю. — Про себя Корделия обругала себя за язвительность, но так трудно расставаться со старыми привычками; для этого нужно время.
   Впрочем, к ее удивлению, Ален только добродушно улыбнулся:
   — Нет, я имею в виду не только то, что мне как принцу все подчинялись и выполняли… почти любое мое желание.
   Почти? Корделию заинтересовало, чего же он, все-таки, не мог получить, но она тут же сообразила, что речь идет о ней самой. Она залилась румянцем и опустила глаза.
   — Я говорил об избалованности женской красотой, — объяснил Ален. — В детстве я постоянно был окружен настоящими красавицами. Возможно, поэтому меня не способна увлечь только лишь одна красота.
   Корделия поняла, что Ален сейчас говорит о ней, и у нее закружилась голова. Где он научился таким замечательным словам? И только ли это слова? Или он думает так на самом деде?
   Встревоженный, он сжал ее ладонь.
   — Тебе нездоровится, Корделия? Или я обидел тебя?
   — Нет, я… со мной все в порядке. — Его рука и в самом деле принесла ей облегчение. Вдруг она сообразила, что если действительно почувствует себя немного хуже, он вполне может взять ее под руку. — Просто… просто столько всего случилось сегодня… — И она позволила себе обмякнуть у него на плече.
   Ален тут же подхватил ее под руку:
   — Может, уложить тебя спать?
   От этих слов в душе ее почему-то зазвенели тревожные колокольчики. Да, она хочет, чтобы он был ближе, но все же не чересчур. — Нет. Просто… поддержи меня… немножко.
   — Конечно, — нежно отозвался Ален.
   Она расслабилась в его объятиях. Прижимаясь к его груди, Корделия удивлялась, до чего же она крепка.
   — Я… я должна поблагодарить тебя, Ален, за твой… дар.
   Он озадаченно посмотрел на нее.
   — Около дюжины мужчин в зеленом и буром тряпье.
   — Шайка разбойников! — Лицо его прояснилось. — Я действительно угодил тебе, миледи, или опять что-то сделал не так?
   — Ну… это показалось… довольно интересным и скрасило день, — осторожно сказала Корделия. — Я немного растерялась, не зная, что с ними делать. Но все решилось просто: я отправила их к сэру Марису. И не могу не признать, что была очень польщена такой данью.
   — А я, опомнившись, клял себя за то, что послал их тебе, но было уже поздно, — досадливо признался Ален. — Что за подарок для леди — вверить ее заботам дюжину отвратительных грязных негодяев.
   — О нет! Лучшего дара я и пожелать не могла! — ее широко раскрытые глаза лучились искренностью. — Обуздывать жестоких и алчных, защищать слабых! Можно ли желать большего, чем подобное доказательство благородной отваги, проявленной для меня?
   Ален просиял, подумав при этом, что большинство женщин предпочло бы получить в подарок браслет с бриллиантами или рубиновую диадему. Он совершенно не сомневался, что Корделия говорит искренне.
   — А вот если… — он перешел на шепот, — если бы я умел исцелять прикосновением, как надлежит королю? Это стало бы тебе даром? Или только долгом по отношению к подданным?
   — Исполнение долга перед подданными стало бы для меня лучшим даром! — Она чуть подалась назад, чтобы Ален мог заглянуть ей прямо в глаза. — На самом деле, величайшим даром для женщины является сознание, что она сделала мужчину лучше! Но, Ален… — Она опустила глаза. — Я не вправе принимать такие подарки, да и вообще какие-либо подарки, потому что… — Она вновь посмотрела на него; слова давались ей нелегко, — я не уверена, что, попроси ты вновь моей руки, я дала бы согласие.
   Взгляд Алена потух, победа его будто обратилась в пепел.
   Однако он вспомнил ее слова: «Я не уверена…», — и снова в глазах блеснула надежда:
   — И все же, у меня остается шанс?
   — О-о… да-а… — И опять она потупила взор. — Такое может случиться… Но пойми, ведь сегодня ты начал говорить со мной как Ален, сам по себе, а не наследный принц. Откуда мне знать, люблю ли я тебя, если мы только лишь познакомились?
   — Что ж, — тихо сказал Ален, чуть крепче прижимая к себе девушку. — Я буду очень рад, если когда-нибудь это произойдет, Корделия. Давай же узнавать друг друга по-настоящему… если получится.
   Они сидели, обнявшись, у реки и болтали о пустяках, обсуждали мировые проблемы, рассказывали о себе и друг, о друге, а в небе медленно поднималась луна.
 
   Но когда Джеффри привел Далилу в маленький волшебный сад, луна еще не взошла. Сад был разбит там, где в реку впадал журчащий ручеек. Высокие, мягкие как пух стебли окружали папоротники и цветы: анемоны, маки, таволгу. Все они, конечно, были сейчас не более чем серыми тенями в призрачном звездном сиянии, но светила небесные, что россыпью огоньков отражались в ручье, и легкое шуршание листвы ивы, раскинувшейся над крошечным садиком, делали его похожим на подводный грот — волшебный и чарующий.
   — Ах, какое чудо! — Далила погладила стройные стебли. — Едва ли мне приходилось видеть картину более прекрасную!
   — Нам стоит оставить здесь чашку молока, — Джеффри присел рядом с ней. — Столь дивное место не могло возникнуть само по себе, а кто, если не эльфы, стал бы ухаживать за ним?
   — Может быть, феи. — Далила призывно смотрела на него — не с восхищением, понял Джеффри, но предвкушением, чуть ли не азартом охотника, выслеживающего дичь, — глаза ее светились опасным блеском. — Зачем ты привел меня сюда, сударь?
   — Ну, как же, полюбоваться этой красотой.
   — Так любуйся! Любуйся всем, чем пожелаешь! — Она поднялась одним гибким и плавным движением, так что колоколом Взметнулись юбки. — Все глаза прогляди — но только не трогай! — и она, хохотнув, убежала.
   Джеффри тоже вскочил, ухмыльнувшись; он знал и хорошо понимал эту игру. И он последовал за девушкой.
   Весело смеясь, она скрылась между деревьями. Джеффри не отставал, вторя ей тоном ниже.
   Будто нимфа и фавн, метались они среди деревьев. Смех ее вовсе не был чистым, непорочным девичьим хохотком, но дразнящим смехом опытной женщины.
   Услышав эти возбуждающие нотки, Джеффри почувствовал, как кровь заиграла в жилах, и стремительно ринулся красотке наперерез.
   Несколько раз он ловил край ее платья, но в последний момент она исхитрялась вывернуться, и ткань ускользала меж пальцев.
   Наконец она утомилась — или ей надоела игра. Далила оступилась и прижалась к могучему старому дубу. Джеффри был тут как тут и, прижав обе ладони к стволу, замкнул девушку между рук. Они стояли лицом к лицу и смеялись с удовольствием. Но не одно лишь удовольствие слышалось в этом смехе, было в нем еще и предвкушение, и губы их сближались…
   Но сомкнуться не успели, ибо она нырнула ему под руку и вновь побежала, хотя не так быстро, как раньше, и Джеффри ухватил ее запястье. Она попыталась вырваться, но не слишком усердно.
   — О, сэр, отпусти же! Позволь мне скрыться!
   — Отчего ж, я позволю тебе все, что пожелаешь. — Джеффри шагнул, заключая ее в объятья, и прижал к себе. — Но чего же ты хочешь на самом деле?
   — Сударь, какой стыд! — Она потупила глазки, но лишь до его камзола. Девушка потянулась, будто смахнуть пушинку, но пальцы ее задержались, теребя шнуровку. — Разве у тебя нет стыда?
   — Стыд? — Джеффри наморщил брови в недоумении. — А что это такое?
   — Нечто такое, чем ты не обладаешь, а следовало бы, — укорила его Далила.
   — Разве добьешься своего, будучи застегнутым на все пуговицы?
   — Чьи? — Она взглянула на него сквозь длинные ресницы. — Ах, сэр! По-моему, ты собираешься расстегнуть не только свои пуговицы!
   Он ослабил узел шнуровки и принялся за следующий.
   — Именно так. Ты разве никогда не слышала, что следует поступать так, как желаешь, чтобы поступали с тобой? — Он положил ей руку на шею и провел по спине. Она судорожно вздохнула, изгибаясь, потом засмеялась.
   — Ты ошибся, сударь! У меня сплошное платье, на нем вообще нет никаких застежек.
   — Не беда. — Его пальцы пробежались по ее груди, нащупывая ленту корсажа. — В таком случае я расстегну здесь.
   Она засмеялась, уворачиваясь, но Джеффри не отступал, и бант развязался.
   — Сударь! Да как вы посмели! — Она прижала руки к груди, хотя корсаж едва ли хоть чуть приоткрылся.
   Джеффри выпустил тесьму из рук.
   — Что же мне, по-твоему, делать?
   — Да все, что пожелаешь. — Она вздернула подбородок. — Но мои взоры устремлены куда выше.
   — Здесь нечему удивляться, — парировал Джеффри, — потому что мой взор устремлен в самый низ — ниже некуда.
   — Да нет же, нет! — отшатнулась Далила, наградив Джеффри свирепым взглядом. — Я, по сравнению с тобой, занимаю куда более высокое положение.
   Джеффри застыл на мгновение, потом ухмыльнулся;
   — Так ты приняла меня за оруженосца?
   — За кого же еще? — ответила она. — Разве твой друг не рыцарь?
   — А я для тебя недостаточно благороден? Или для ночки все-таки достаточно?
   — Может быть, и хватит, — низким с хрипотцой голосом произнесла она и шагнула ближе, так близко, что он ощущал ее тело, хотя между ними оставалось не менее дюйма. На мгновение глаза ее загорелись похотью.
   Но затем она вновь отскочила, а когда оглянулась, глаза ее стали холодны как лед, и трудно было представить себе взгляд более надменный.
   — Мне кажется, что ты вовсе не тот, кем хочешь казаться.
   — А мой друг?
   Она выразительно пожала плечами.
   — А он, полагаю, еще больше притворяется. Я непременно это выясню.
   — Неужели? — усмехнулся Джеффри. — А что у меня за Душой, ты тоже выяснишь?
   Она невозмутимо смерила его оценивающим взглядом, и на губах ее заиграла недобрая улыбка.
   — Если мне захочется; ведь тебе, я вижу, очень этого хочется.
   После чего убежала.
   Он понесся за ней, петляя между деревьями. На этот раз никто не смеялся, слышалось лишь горячее дыхание. Наконец Джеффри схватил красавицу за рукав. Она рванулась, споткнулась и упала на землю. Он, тяжело дыша, повалился рядом, пальцы лихорадочно пробежали по ее щеке, к шее и жарко вздымающейся груди.
   — Так сделай же то, что хочется тебе! Осуществляй свои желания, не размышляя, подобает ли это! И знай, что о таком, как я, ты могла только мечтать!
   — Да, возможно, ты таков, — вздохнула она, и дыхание ее оказалось благоуханным, будто курящийся, фимиам. — И все же я удержусь, пока не научу своего избранника наслаждениям, которые никогда не пресытят его!
   — И он прилепится к тебе навсегда? — поднял бровь Джеффри.
   — Воистину! Тогда и ты сможешь поухаживать за мной до победного конца! А пока, сударь, умоляю — прекрати!
   Дорогой ценой, неимоверными усилиями, но он подчинился, ибо Джеффри давным-давно поклялся себе не преследовать женщину далее, чем она сама пожелает. С тяжелым вздохом он заставил себя отпустить красавицу, думая о том, что если на самом деле она желает продолжения, то пусть пеняет на себя. Ей следовало более пылко проявлять свои чувства и быть поискренней, если она хотела, чтобы игра закончилась по-другому.
   — Что ж, как тебе угодно. Но посиди со мной немного.
   Обещаю, что лишь возьму тебя за руку и ничего более.
   — Зачем мне сидеть с тобой? — хмыкнула Далила, однако медленно приподнялась, не спуская с Джеффри подозрительного взгляда, оценивающего, непонимающего, недоверчивого.
   — Да просто полюбоваться этим волшебным гротом в лунном свете, — прошептал он. — Только посмотреть!
   Она села рядом с ним, оглянулась и, всплеснув руками, восхищенно ахнула.
   Сделав полный круг, они вновь оказались у грота эльфов, что, разумеется, не было для нее сюрпризом. Пока они играли в нимфу и фавна, взошла луна. Теперь сад блистал, как россыпь башенок и шпилей волшебного замка.
   Она смотрела, будто зачарованная, и волшебство сада охватывало ее, как разливался по телу жар его руки. Он держал слово — делал не более, чем обещал, но делал так, что заставил ее горько пожалеть о принятом решении. Она пообещала себе, что как только завоюет Алена, сразу исполнит все мечты Джеффри до последней капли и даже больше, много больше, пока не замучит его. Она использует его, иссушит, а затем воскресит, чтобы использовать снова — но исключительно для собственного удовольствия.
 
   Возвращаясь к костру, они напустили на себя серьезный и целомудренный вид. Ален и Корделия, хоть и не выглядели такими же скромниками, но казались вполне довольными обществом друг друга.
   Ален же, со своей стороны, недоумевал, действительно ли глаза Далилы блестят исключительно от лунного света. Далила, в свою очередь, торжествовала, заметив, что Ален с Корделией вовсе не увлечены беседой. Она дала сопернице шанс, но та, как и следовало ожидать, воспользоваться им не сумела. Далила села у огня со вздохом, в котором превосходно сочетались скука и злорадство.
   Корделия, сверкнув глазами, спросила:
   — Действительно ли сад так хорош?
   — При лунном свете, — замурлыкала Далила, — кажется, будто ты у русалок в подводном гроте.
   Корделия ощутила, как в ней загорается ярость. Что там вытворяла с ее братом эта похотливая кошка? Что она сделала с ним?
   Впрочем, судя по его виду, такой вопрос стоило задать именно ему: что он сделал с ней? Во всяком случае, ощущалось в нем обостренное желание, бесшабашность, отчаянный и болезненный восторг. О том, чем они там вдвоем занимались, долго гадать не приходилось, неизвестно только, как далеко зашла эта игра. Не слишком далеко, судя по неутоленному голоду, блестевшему в глазах Джеффри. Но почему-то наблюдение это не очень утешило Корделию.
   — Куда мы отправимся завтра? — спросила она.
   Далила повернула голову и встретилась взглядом с Корделией. Это «мы» не прошло мимо ее ушей.
   — Господа проводят меня домой, — проворковала она, — ведь они обещали.
   — И выполним обещание, — решительно заявил Ален. — Не можем же мы разрешить столь кроткой особе держать путь домой без провожатых.
   — О да! — чуть заметно усмехнулась Корделия. — Я составлю вам компанию.
   — И на чем же ты поедешь? — игриво поинтересовалась Далила. — Насколько я вижу, у тебя нет лошади! Может быть, поскачешь на помеле?
   — Может быть, — голос Корделии сочился медом. — А может, предоставлю это тебе.
   Далила, заливисто хохоча, вскинула голову.
   — Не беспокойся — у меня превосходная лошадь.
   — Что ж, тогда поищу себе жеребца.
   Корделия дождалась, когда остальные заснут, потом встала и бесшумно скользнула в сторону деревьев, но углубилась в лес всего на несколько шагов. Она устремила к своей спящей матери мысленную просьбу прислать ей отцовского вороного механического скакуна — великана Фесса, оседланного дамским седлом.
   Гвен не возражала, охотно согласился и Род. Корделия не поняла, что родители сейчас всего в миле от нее.
 
   Ее разбудил какой-то шорох. Она открыла глаза, но не шевелилась, боясь неожиданностей. Потом нахмурилась, ощутив туман в голове, прижала руку к виску, но обрывки сна не улетучились. Просто сна, отрывистого и смутного…
   Справа от нее лежал Ален — очень хорошо. Она, будто бы не проснувшись, пробормотала что-то и повернулась на бок, а затем сквозь ресницы украдкой посмотрела на Далилу. Та лежала с закрытыми глазами, дышала глубоко и ровно.
   «Не стоит притворяться, сестренка. Это всего лишь я тебя дожидаюсь».
   «Это ты умеешь, — мысленно отозвалась Корделия. — Тут ты любого превзойдешь».
   «В этом есть доля истины», — согласился Джеффри.
   Корделия села, медленно, осторожно, и вновь прижала к голове руку.
   «Мне приснился престранный сон…»
   «Мне тоже. Пойдем».
   Ожидая ее, он сидел на корточках у кострища, но теперь бесшумно встал и, протягивая руку, обошел тлеющие угли. Корделия тоже встала и шагнула в сторону от Алена и Далилы. Брат и сестра закутались в плащи, ибо утро было холодным. Они молча удалились в сторону леса, но так, чтобы не терять из виду место стоянки.
   — Расскажи мне сначала свой сон, — сказал Джеффри.
   — Мне снилась эта леди Далила, — начала Корделия, следя за его лицом — но он лишь кивнул. И никаких эмоций — ни вины, ни удивления, ни повышенного интереса. Приободрившись, Корделия продолжила:
   — Мне пригрезилось, будто в глухую полночь она отправилась в лес и встретилась с несколькими людьми.
   И вновь Ален кивнул, не выказав ни малейшего удивления.
   Корделия перевела дыхание.
   — Она отдавала им приказы, понимаешь, Джеффри, приказы! Она командовала! И никто ей не возражал!
   Джеффри, весь обратившись во слух, снова кивнул.
   — Она приказала им подготовить для нее дом. Речь шла об усадьбе с челядью, причем именно этим людям она велела переодеться слугами, а одного назначила исполнять роль ее отца.
   Создалось впечатление, что эти приказы она отдала раньше, а теперь лишь повторяла, выясняя, все ли готово. Они же ответили, что не все, но почти все. — Корделия искоса поглядывала на брата. — Что ты скажешь на это?
   — Я бы назвал это результатом злобы, зависти и ревности, что способна испытывать одна женщина по отношению к другой — если бы мне не привиделось то же самое. Не просто похожий сон, а тот же самый.
   Корделия изумленно уставилась на него.
   — Да-да, — кивнул Джеффри. — А ты что скажешь на это?
   Корделия отвернулась и сделала несколько шагов.
   — Я бы сказала, что это не совсем обычный сон для распутника вроде тебя, увлеченного смазливой девчонкой.
   — Корделия!
   Корделия нетерпеливо пожала плечами:
   — Лопату я называю лопатой, брат мой, а развратника развратником. Признаться, у меня и раньше возникало желание сказать тебе об этом, ну а теперь-то я сама увидела, какие жадные взгляды ты бросаешь на леди Далилу, а потому не слишком удивилась, узнав, что и во сне ты грезишь о ней. Но это вовсе не тот сон, какого я ожидала.
   — Нет-нет, совершенно не такой, — язвительно усмехнулся Джеффри.
   — Так что же это значит, брат? — развела руками Корделия. — Почему нам обоим приснился один и тот же сон, хотя для тебя он был совершенно неуместен?
   — Ну, ты все понимаешь не хуже меня, — ответил Джеффри. — Чем он может быть, кроме правды?
   — Какой именно правды? — нахмурилась Корделия. — Может она быть проективным телепатом, сама того не сознавая?
   — Может, и так, а возможно, сознает, но не считает нужным скрывать свои мысли от спящих. Как бы то ни было, похоже, что наша Далила — совсем не та, за кого себя выдает.
   Корделия издала резкий смешок.
   — Для меня это вовсе не новость, брат мой. Я ведь видела, какие взгляды она бросает на тебя, когда уверена, что этого не замечает Ален.
   — И старается, чтобы и ты их не замечала?
   — О нет! Это ее совершенно не заботит, даже, возможно, радует. — Корделия поджала губы. — Она, без сомнения, думает, что я считаю тебя своей собачонкой и разозлюсь, увидев, как ты за ней увиваешься. Но я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы не сомневаться в будущем.
   Джеффри обиженно посмотрел на нее:
   — Не будь столь самонадеянна, сестра! Я ведь тоже могу влюбиться.
   — Ты можешь, — ядовито согласилась сестра, — но не в такую штучку. Нет, Джеффри, скажи честно: я поняла, что ты охвачен страстью, но есть ли здесь хоть капля любви?
   Джеффри чуть усмехнулся:
   — О нет! Я знаю, что ей нужно, и она вполне может это получить, но, уверяю тебя, не более того. — Тут он нахмурился:
   — Но кто же она на самом деле, если приказывает своим людям приготовить фальшивое жилище?
   — Хозяйка, — медленно произнесла Корделия, — хотя я сомневаюсь в ее благородном происхождении.
   Джеффри задумчиво кивнул:
   — Мне тоже так показалось. Не могу объяснить, почему, ведь притворяется она искусно. Видимо, есть множество мельчайших нюансов, которые воспринимаешь, сам того не сознавая.
   Она не родилась благородной леди.
   — Тем не менее она вполне может оказаться телепатом. — Корделия с тревогой посмотрела на брата:
   — О Джеффри, умоляю тебя, будь поосторожней! Я так боюсь за тебя!
   Еще мгновение он был мрачен, а затем рассмеялся и обнял ее по-братски.
   — Не бойся за меня, старшая сестра. Я прошел, хорошую школу, и у меня были хорошие учителя.
   Но Корделия даже не улыбнулась в ответ. Нечто похожее она уже слышала от их старшего брата Магнуса незадолго до того, как он покинул отчий дом. Она постаралась как можно более сурово взглянуть на Джеффри, но сердце ее растаяло, и она невольно улыбнулась. Джеффри улыбнулся в ответ. Она вздохнула и посмотрела в сторону лагеря.
   — Последи за этими двумя, брат. Я скоро вернусь.
   — Конечно, сестра. Но что мне делать, если они проснутся и пойдут куда-то?
   — Главное, чтобы они не шли навстречу друг другу, — сухо ответила Корделия, повернулась и скрылась в листве.
   Через несколько секунд, со всех сторон окруженная шуршащей зеленью, она послала мысленное обращение:
   «Фесс! Ты рядом?»
   Под деревьями мелькнула тень, и большой черный конь, подойдя к девушке, кивнул головой:
   — Я здесь, Корделия. Что тебе нужно от меня?
   — О Фесс, как я рада видеть тебя! — бросилась к нему Корделия и обняла за шею — но осторожно: ведь под конским волосом была не живая плоть, а твердый металл. Он был другом ее детства, конь из мечты множества девочек. Ей исполнилось шесть, когда она поняла, что это не живое существо, вроде нее самой. Однако и после этого она всегда думала о нем как о своем товарище и в глубине души по-прежнему верила, что тот обладает настоящим сознанием.
   И вдруг она ощутила, как успокаивается, прижимаясь к коню, так испаряются волнения и тревоги. Фесс ощущал ее трепет Датчиками своей искусственной шкуры.
   — Что беспокоит тебя, Корделия? Может, поделишься со мной?
   Она подняла залитое слезами лицо:
   — Ален приехал просить моей руки, да только он не просил, а приказывал выйти за него замуж! Всю жизнь я мечтала об этой минуте, но не смогла вынести, когда вожделенные слова произносят в такой манере!
   — Это я знаю, — задумчиво произнес Фесс, — как и о его приключениях с Джеффри, хотя признаюсь, что не совсем понимаю смысл их путешествия.
   — Ох-ох-ох… Джеффри! — топнула ногой Корделия. — Он взялся превратить моего неуклюжего обожателя в приличного возлюбленного, научив его искусству ухаживать за девушкой, а заодно развратив его, уж в этом я не сомневаюсь!
   — Только Джеффри? — Фесс уловил в словах Корделии невольный подтекст.
   — Нет, еще эта ведьма со своими любовными чарами, — тут же начала закипать Корделия. — Она воспользовалась их добротой — ну да, и разнузданной похотью — и добилась, чтобы они проводили ее до дома, причем верхом. А у меня только помело. Фесс, позволишь оседлать тебя?
   — Конечно, — сразу отозвался конь. — Ни за что на свете не упущу такую возможность.
   Корделия с горечью подумала, что все, кроме нее, находят все это чертовски занимательным.
 
   Они позавтракали фазаном и перепелкой, затем оседлали коней (Ален, разумеется, не мог позволить Далиле самой седлать свою лошадь). Джеффри лишь поднял бровь, когда на поляну вышел большой черный скакун. Ален тоже поднял голову, присмотрелся и с веселой укоризной обернулся к Корделии.
   А вот Далила отшатнулась в полном изумлении.
   Впрочем, она тут же взяла себя в руки.
   — Право же, с таким жеребцом мне не справиться. Я восхищаюсь твоей сноровкой, леди Корделия.
   — Я вообще предпочитаю жеребцов, — ответила Корделия.
   — Только для верховой езды, разумеется. — Эти слова Далила произнесла с таким ядовитым намеком, что Корделия вся покраснела, сама не понимая, почему. Она скрыла замешательство, схватившись за переднюю и заднюю луки седла, после чего вставила ногу в стремя и боком вскочила на коня.
   — Мастерски, — проворковала Далила. — Я на такие чудеса не способна. Далеко мне до подобной сноровки. Ален, ты не поможешь мне взобраться на лошадь?
   — Охотно, леди Далила. — Ален чуть склонился учтиво, а затем обхватил ее обеими руками за талию и усадил в седло.
   Далила взвизгнула, так что если руки Алена задержались чуть дольше абсолютно необходимого, кто мог упрекнуть его? Только Корделия.
   Вот так они и направились к дому Далилы — ведьма, маг, принц и еще одна, которую Корделия считала куда большей ведьмой, чем была сама.