Сташеф Кристофер. Леди ведьма

   — Ну, братец! Наконец-то я тебя отыскала!
   — Да что ты! Рад встрече, сестрица! И зачем ты меня искала?
   Он прекрасно знал, кого она искала!
   — Я устала от домашних хлопот и подумала, что раз ты отправился на поиски приключений, почему бы мне не присоединиться.
   — Женщина в поисках приключений? — уставилась на нее хитрая сучка, казалось, донельзя шокированная. — Это же так неприлично!
   Да уж кому, как не ей, знать это!
   — Совершенно верно, — согласилась Корделия. — Если женщина одна, но в путешествии с родным братом, нет абсолютно ничего неподобающего.
   Она осталась довольна, заметив пробежавшее по лицу девицы смятение, хотя та тут же скрыла его. Но еще больше удовольствия ей доставил восторг, которым вспыхнула физиономия Алена, правда, тоже пропавший так быстро, что Корделии осталось только гадать, а в самом ли деле она видела его. Ее кольнуло раскаяние: как же она обидела Алена, что при виде нее он не смеет выказать радость?
   — Что ж, мы очень рады, — улыбнулся забавлявшийся ситуацией Джеффри. — И ты как раз вовремя — мы собираемся ужинать. Ты, конечно, составишь нам компанию, ведь так, друзья мои?
   — О, конечно, конечно, — закудахтала вампирша, сладкая, как сироп. Ален невнятно пробормотал что-то, похожее на согласие, и отвел взгляд.
   «Еще бы ему глаза не прятать», — со вспышкой ярости подумала Корделия, но усилием воли сдержала гнев, для себя самой неожиданно.
   Впрочем, сейчас ей хватало переживаний и помимо терзаний принца Алена. Она приблизилась к троице, изо всех сил стараясь походить на кошку, крадущуюся за добычей.
   — Может быть, джентльмены отправятся за дичью, а мы пока разведем костер? Поглядим, что можно сделать, чтобы разжечь пламя пожарче, не так ли, девица?
   — Как это? — Распутница испуганно вздрогнула, но тут же улыбнулась в радостном предвкушении.
   Джеффри с подозрением перевел взгляд с одной на другую. и пожал плечами. Хм, защищать Корделию от другой женщины?
   Все равно что защищать рысь от котенка! Кроме того, он приблизительно представлял себе дальнейшие события.
   — Ну ладно. Миледи, это моя сестра, леди Корделия. — Он чуть не сказал «Гэллоуглас», но какое-то внутреннее чутье подсказало ему промолчать. В конце концов предполагается, что они здесь инкогнито. — Корделия, это леди Далила де Февр.
   — Очень приятно, — мурлыкнула Далила.
   — И мне не менее приятно, — заверила Корделия, предусмотрительно воздержавшись от уточнения, что именно доставило ей такое удовольствие.
   — Вперед, за дичью, Ален! — Джеффри повернул коня в сторону леса. Ален, нерешительно оглядываясь, поскакал за ним.
   На поляне воцарилась тишина, только птицы пели да шелестел ветерок, а женщины с одинаковыми улыбками разглядывали друг друга. Корделии сейчас хотелось только одного: чувствовать себя такой же уверенной, как была она с виду. Ну ладно, уверенность заменит ярость, а ярости-то у нее сейчас хватило бы на троих!
   — Возможно, нам следует получше узнать друг друга, — наконец подала голос Корделия. — Давай поболтаем, собирая хворост.
   — С удовольствием, если ты покажешь мне, что это такое, — отозвалась Далила. — Я не знаю, что искать, ведь это работа для слуг.
   Корделия подавила возмущение и вымучила приторную улыбку:
   — Эта наша общая беда. Когда приходит нужда, мы, люди благородных кровей, не можем о себе позаботиться.
   — Так к тебе пришла нужда? — нежно пролепетала Далила. — И ты полагаешь, что она будет приходить опять и опять?
   — Может быть, — выдавила сквозь зубы Корделия, — а может быть, и нет. Моя мать говорит, что каждая женщина должна знать, как позаботиться о себе в случае необходимости, чтобы не зависеть от прихотей бессердечных мужчин.
   — Твоя мать, несомненно, мудрая женщина, — вкрадчиво обронила Далила. — Ей, наверное, пришлось многое испытать?, Укол попал в цель, ибо Гвен, разумеется, пришлось научиться заботиться о себе, пока в жизнь ее не вошел отец Корделии Род.
   Корделия смутно представляла себе детали; знала только, как встретились родители, как поженились, но почти ничего о том, как жила мать до встречи с Родом. Ей было известно, что мать вышла замуж в двадцать девять лет — очень поздно для средневековой женщины.
   — Отец мой думает иначе, — все так же сладко проговорила Корделия. — А твой?
   Идеально гладкий лоб Далилы пересекла глубокая складка:
   — Мой что?
   — Твой отец, — объяснила Корделия. Она вздохнула, будто набираясь терпения, чтобы начать объяснять элементарные вещи пятилетнему ребенку. — Считает ли твой отец, что мать должна от него зависеть?
   — Она, конечно же, во всем на него полагается, а он, в свою очередь, вполне заслужил ее доверие, — радостно сообщила Далила. — По правде говоря, мне кажется, что в этом-то она позаботилась о себе превосходно.
   — Как это? — нахмурилась Корделия.
   — Ну, в том смысле, что женщина, которая способна позаботиться о себе и не нуждается для этого в муже, никогда замуж не выйдет.
   Корделия застыла, уставившись на девицу, однако не выдала охватившей ее ярости, обратив ее в кривую усмешку:
   — Та, что не нуждается в мужчине для того, чтобы спрятаться за его спину, получит как раз лучшего из мужчин, и только по любви — истинной любви.
   — Ax! Истинная любовь! — Далила бросила взгляд в сторону леса. — Кто же не мечтает о ней! А если она вообще не придет, леди Корделия? Тогда как жить-поживать?
   — Жить, как захочется, — фыркнула Корделия.
   — Ну уж нет! — Далила распахнула свои огромные глазищи. — Мы будем делать все возможное, чтобы добиться своего.
   И Корделия поняла, что Далила решила сделать все возможное, чтобы добиться Алена. Явно настала пора сменить тему разговора. Корделия принялась собирать хворост. — Как же ты, барышня, оказалась в компании моего брата и его приятеля? — Пожалуй, в слово «барышня» она вложила несколько больше чувств, чем то было необходимо.
   — Увы мне! — сокрушенно воскликнула Далила. — Я кинулась на зов любимого, но он предал меня и сам не явился.
   Это заявление лишило Корделию самообладания. Она в ужасе смотрела на собеседницу:
   — Неужели он мог так поступить с тобой?!
   — Да, — вздохнула Далила. — Боюсь, что я оказалась слишком доверчива.
   Корделия ничуть не сомневалась, что уж чем-чем, а излишней доверчивостью Далила не страдает, разве что к своим способностям вертеть мужчинами.
   — Как же ты не испугалась лесных разбойников?
   — Еще как испугалась! — Далила смахнула невидимую слезу. — Я очень боялась, что они обидят меня, пусть и не так жестоко, как мой возлюбленный. — Она отвела глаза, налившиеся теперь уже самыми настоящими слезами, что покатились по щекам, оставляя за собой мокрые дорожки. Корделия чуть было не прониклась к ней самым искренним состраданием, тут же, однако, уступившим место приступу ярости. В нужную минуту эта гадюка способна даже разреветься! Чем больше росло ее восхищение артистизмом женщины, тем больше появлялось сомнений в ее искренности.
   Тем не менее она постаралась вложить в голос побольше сочувствия:
   — Думаю, ночь показалась тебе бесконечной.
   — Всякая ночь тянется долго, если рядом не бьется любящее сердце.
   Корделия задумалась, вправе ли Далила именоваться «девицей», а вскоре сомнения ее переросли в уверенность.
   — Таким опытом я не обладаю, — ласково проговорила она.
   Далила бросила на нее пытливый взгляд.
   — Да уж, — с изрядной долей презрения согласилась она. — Откуда тебе знать.
   Корделия ощутила, как у нее загорелись щеки — совершенно непонятно, почему, ведь девственностью можно только гордиться. Как смеет эта дерзкая кокетка представлять несомненное достоинство чуть ли не уродством!
   — Как ты приехала сюда? — осведомилась Далила; — Я не вижу твоей лошади.
   Корделия быстро пораскинула мозгами, то ли оставить Далилу в неведении, то ли сыграть на возможном ее страхе пред могуществом эсперов. Осторожность победила:
   — Я не считаю нужным привязывать лошадь; пусть себе пасется, пока не понадобится.
   — Видимо, она очень хорошо обучена, раз является по Твоему зову.
   Корделию удивили насмешливые интонации в голосе Далилы.
   — Я просто свистну ей, когда пожелаю.
   Далила вздохнула, старательно изображая зависть:
   — А я так и не научилась свистеть.
   — Значит, не досталась тебе сладостно-горькая судьба иметь братьев, — язвительно ухмыльнулась Корделия.
   — Действительно, — невинно распахнула глаза Далила. — Но разве девушке от этого меньше хочется замуж? — и добавила, не дожидаясь ответа:
   — Ты должна простить мне любопытство. Я еще так молода. Мне всего восемнадцать.
   «Восемнадцать чего?» — осведомилась Корделия, но только про себя.
   — Года не пройдет, как ты узнаешь все, что необходимо женщине, — уверила она, думая при этом, что Далила уже знает куда больше, чем следовало бы истинной леди.
   — Хочется верить, — вздохнула Далила. — А что это за «хворост», о котором ты говорила?
   С кромки леса их окликнул Джеффри.
   — Ветки и сучья, — Корделия показала собранный в передник хворост. — А джентльменам останется принести чурбаны.
   Но следует поторопиться с растопкой, потому что они уже возвращаются с добычей.
   — А что такое «растопка»?
   — Сухая трава с листьями! — И Корделия, направляясь к реке, тут же подхватила несколько горстей.
   Джеффри поскакал к берегу. Следом за Корделией плелась Далила, так что, к счастью, она не видела пылающие гневом и унижением щеки гордой дщери семейства Гэллоуглас. У Корделии возникло неясное ощущение, что в состоявшейся битве колкостей она проиграла. А в том, что это была настоящая битва, она совершенно не сомневалась, хотя большинство реплик Далилы казались вполне невинными.
   Ей было вдвойне странно чувствовать себя побежденной, ведь она, несомненно, одинаково хорошо принимала и наносила удары.
   — То, что надо! — оценил Джеффри охапку, что свалила Корделия на глинистый берег, и вдруг на растопку каскадом посыпались прошлогодние листья и сухая трава. Корделия удивленно подняла глаза и наткнулась на сладчайшую из улыбок Далилы. Горстка за горсткой, бестия набрала по дороге целую кучу! — Хорошее начало, — объявил Джеффри.
   — Надо разжечь костер. — Корделия встала на колени, стряхивая с юбки траву.
   Подошел Ален с двумя шестидюймовым камнями, положил их возле растопки, пробормотал, украдкой поглядывая на Корделию, что надо бы принести еще, встал и удалился. Нахмурившись, она проводила его взглядом. Конечно же, его переполняет раскаяние, но как же вернуть суженого, если он с тобой даже не разговаривает?
   — А вот тебе и огонь. — Джеффри уже спешился, сел перед трутом, вытащил кинжал и достал из сумки кремень. Несколько раз сноровисто ударил их друг о друга, пока большая искра не упала на трут. Потом он высек еще и еще одну. Корделия осторожно раздувала их, и занялся огонек. Краем глаза она заметила, что Далила по-прежнему стоит, презрительно глядя на девчонку-сорванца, что способна плюхнуться на колени в траву и, словно какой-то мальчишка, раздувать костер. Корделия повернулась, чтобы одарить ее нежным взглядом:
   — Женщине заповедано быть хранительницей домашнего очага.
   — Конечно, заповедано! — Далила сверкнула глазами. — Но леди должна лишь присматривать за очагом, а разжигать его дело слуг.
   К счастью, прежде чем они успели зайти слишком далеко, появился Ален с очередной, парой камней для очага. Корделия хотела сказать, что камни не должны быть слишком велики, но, увидев так близко его бегающие глаза, решила повременить с мало-мальски критическими замечаниями.
   Рядом послышался шорох одежды. Корделия искоса взглянула, как Далила грациозно усаживается у огня, натягивая юбки так, чтобы они прикрывали ноги самым благопристойным образом, при этом, правда, еще больше увеличивая вырез на груди.
   Очевидно, она поняла, что всем придется сидеть или стоять на коленях. Корделия про себя усмехнулась, подкармливая хворостом разгоравшийся костерок.
   — И что же вы добыли на ужин, господа?
   — Зайца. — Ален гордо протянул сочащийся комок розового мяса, который походил на зайца, как муха на мухомор. Он явно кичился тем, что сам добыл и освежевал зверька, а вот' Далила, испуганно вскрикнув, отпрянула с отвращением, будто изнеженная девица, впервые в жизни столкнувшаяся лицом к лицу с правдой жизни.
   Ален тут же пожалел о своей несдержанности.
   — Умоляю тебя, миледи, не смотри. Я забыл, что ты никогда не видела только что освежеванное сырое мясо.
   — Нет, никогда, — Далила, вся трепеща, отвернулась. — Сомневаюсь, что съем теперь хоть кусочек.
   Ален шагнул к ней.
   — Полно, полно! Ты не узнаешь его, когда мясо будет готово! — Он потянулся к ней, но тут же отдернул руку. — Я не предлагаю тебе руку убийцы…
   Она растерянно поморгала и вымучила улыбку:
   — Нет, конечно же, нет. Ведь я прекрасно понимаю, что ты хотел меня накормить. Пожалуйста, прости, но для такого зрелища я слишком чувствительна. — И, прижавшись к Алену, она склонила голову на его плечо. Тот старательно вытер руки о штаны, прежде чем сомкнуть объятия.
   — Сестра, — шепнул Джеффри на ухо Корделии, — что это за скрежет?
   — Моих зубов. Неужели он не понимает, что это за штучка?
   Ее же насквозь видать!
   — Разве? — удивился Джеффри. — Я тоже не вижу. Хотя кожа у нее идеально чистая.
   — И манеры такие же! Да у нее все на лбу написано! — напирала Корделия. — Вот уж не ожидала, что моего многоопытного брата так легко провести.
   — Так, может, оно и к лучшему? — ухмыльнулся Джеффри. — Немногие из нашего брата устоят против смазливой мордашки. Будь милосердна, сестрица. Если она действительно такова, как тебе представляется, мы, несомненно, раскусим ее.
   — Ты хочешь сказать, что у красавицы и поступки красивы? — уничтожающим тоном проговорила Корделия. — Многие из мужчин остаются слепы, пока Священник не огласит приговор, — и вдруг продолжила с неожиданным отчаянием:
   — Что же мне делать, Джеффри? Я не знаю всех этих хитростей и не умею лицемерить! Как же мне уберечь от нее Алена?
   — Так он тебе небезразличен? — Джеффри казался весьма удивленным. Затем он нахмурился:
   — Или просто боишься, что твоя собственность достанется кому-то другому?
   Корделию задело за живое это почти буквальное повторение слов матери.
   — Нет, все гораздо серьезнее. — И тут же перед внутренним ее взором непрошено возник образ Бора.
   В данный момент Джеффри не имел намерений копошиться в ее мыслях, так что картинку он упустил, однако уловил неуверенность и сомнение.
   — Побеждает тот, кто уверен в себе. Но я тебя умоляю не идти на крайности, пока мы не выясним, то ли она чудовище, каким ты ее считаешь, или действительно так искренна и прелестна, как кажется с первого взгляда.
   — Так прочти ее мысли, братец, — раздраженно воскликнула Корделия.
   — Я попробовал, — озадаченно насупил брови Джеффри. — Но там какая-то кутерьма.
   — Как? Ты хочешь сказать, что она совсем безмозглая?
   — Вовсе нет! Она вполне разумное существо. Это не порождение ведьмина мха. — Джеффри нарочно сделал вид, что не понял вопроса. — И тем не менее, мысли ее прочитать невозможно, хотя она, похоже, не прилагает никаких усилий, чтобы скрыть их.
   — Неужели? — Корделия заметила, как Далила, залившись румянцем и потупив глазки, чуть отстранилась от Алена, взглянула на него и одарила благодарной улыбкой. Ее, будто кинжалом, пронзила мысль, что он даже не осознает, какую причиняет ей боль, проявляя столь явное внимание к сопернице. То ли он так влюбился, что и думать забыл о чувствах Корделии, то ли это не более чем искреннее рыцарское благородство.
   Доброта к приблудному котенку? И Алену даже в голову не приходит, что этим он может задеть кого-то за живое?
   В такую наивность она ни на минуту не поверила.
   Пока на вертеле подрумянивалось мясо, все болтали, а Корделия уголком сознания гадала, что же предпримет Далила, когда придет время еды. В голову ей пришла идея наколдовать нож, вилку и тарелку, но она вовремя вспомнила, что это дело мужчин.
   Тогда она расслабилась, пряча злую усмешку, возникавшую на губах при мысли о том, что будут делать ее брат и одурманенный поклонник.
   И ей так захотелось, чтобы только ею он был одурманен.
   Потом она вспомнила, что так все и было, пока она сама не отвергла его.
   Нет, судя по надменности, выказанной им во время последней встречи, он вовсе не был одурманен. Но она вспоминала прежнего Алена, ведь всего год назад взгляд его провожал Корделию, куда бы та ни направлялась, а пятью годами раньше вообще ходил за ней по пятам, так что она его иначе как прилипалой не называла.
   Теперь она горько сожалела об этом. Неужели все изменилось из-за этих насмешек? Или все осталось по-прежнему, просто он, опасаясь ее острого язычка, скрывает чувства?
   Приглядываясь к нему сейчас, она решила, что не так уж он очарован Далилой — только очень внимателен. Излишне внимателен. Чересчур внимателен. И ничего похожего по отношению к Корделии — хотя создается впечатление, что избегает он ее более из чувства вины, нежели из равнодушия.
   И что же теперь делать Корделии? Обморок изображать?
   Конечно же, он не поверит, что она нуждается в утешении и поддержке. На мгновение ее захлестнула волна жалости к самой себе. Впервые в жизни она ощутила желание стать слабой и беспомощной.
   Джеффри решил проблему посуды, нарезав большими круглыми ломтями каравай. Естественно, кинжала у леди Далилы не нашлось. Алену пришлось нарезать ей мясо, расположив его на импровизированной тарелке, будто на серебряном блюде.
   — Ах, господа, стоит ли так беспокоиться! — возражала Далила.
   — Какое же это беспокойство, наоборот, миледи! — И тут ему в голову ударила запоздалая, по мнению Корделии, мысль, и он впервые обратился к девушке:
   — Корделия, позволь и тебе нарезать так же.
   Она охотно бы его самого нарезала. Однако сдержала закипавшую ярость и сладко улыбнулась.
   — Ну, конечно, Ален. Благодарю тебя. — Она еле удержалась от едких замечаний, что ей это было предложено во вторую очередь, да и вообще, она всегда у него на вторых ролях. Горячие слезы жгли ей глаза, но она удержала их. Что за глупости; ведь Далила не более чем мимолетное увлечение. Какие могут быть сомнения…
   — Очень любезно с твоей стороны. — Она протянула свой ломоть с дымящейся зайчатиной. Ален принял его, нарезал мясо, а затем вернул Корделии, убийственно серьезно склонив голову и предложив свой кинжал вперед рукоятью:
   — Прошу, возьми его, чтобы не замарать пальцы.
   Далила застыла, не донеся мясо до рта.
   Корделия неожиданно для себя покраснела от переполнявшего ее чувства благодарности — или облегчения?
   — Премного благодарна. — Она уже собралась отказаться от ножа — в конце концов, у нее был свой, только поменьше, — но тут же сообразила, что Ален может принять это за отказ и от него самого. — Постараюсь поскорей вернуть его тебе.
   — Превосходная идея! — Джеффри протянул свой кинжал, также вперед рукоятью. — Не соблаговолите ли воспользоваться моим клинком, миледи?
   — Благодарю тебя, сэр. — Далила одарила его сладчайшей из улыбок и взяла нож.
   Подцепляя острием кусочки мяса и отправляя их в рот, Корделия задумалась о других возможностях использовать этот нож.
   — Действительно, очень вкусно. Ты превосходный повар, Ален.
   — Время от времени я кое-чему учился на кухне, — улыбнулся Ален, с готовностью поддержав нейтральную тему. Непонятно только, почему так отчаянно закашлялся Джеффри.
   — Я в этом не сомневаюсь, — с каплей сарказма отозвалась Корделия.
   Ален, покраснев, отвел глаза.
   «О нет! — подумала Корделия. — Я снова оттолкнула его!»
   И она с удвоенной решимостью поклялась себе быть отныне приятной во всех отношениях. Но что же томит Алена? Если, оказывая Далиле знаки внимания, он чувствует себя таким виноватым, то почему бы ему просто не остановиться?
   Она болтала о погоде, о происшествиях в замке, а Далила то и дело находила подходящий момент, чтобы вставить изысканную любезность, побуждая Алена все больше и больше рассказывать о себе.
   Корделия приложила максимум усилий, чтобы слегка изменить тему разговора:
   — И как же вы поживаете, странствующие рыцари? Я вижу, вы спасли даму, попавшую в беду. Что за чудовище охраняло ее?
   Она была удивлена и разочарована, увидев, как весело расхохоталась Далила и заулыбались мужчины.
   — Похоже, мы спасли ее только от одиночества, — объяснил Джеффри, — хотя, не приди мы на помощь вовремя, ее могли захватить и более свирепые существа. Тем не менее, во славу имени твоего Ален победил великана.
   — Великана? — округлились глаза Корделии. Она, разумеется, помнила мысли крестьян об этом событии, но тут же воспользовалась представившимся случаем. — Как же это, Ален?
   Или Джеффри смеется надо мной?
   — Нет-нет, уверяю тебя, — с могильной учтивостью ответил Ален. — Там действительно был великан, но твой брат отказывается признать свое участие в битве.
   — Великан! Ах-ах-ах! Как ты отважен, благородный сэр! — воскликнула Далила, стиснув на груди руки. — Как это опасно!
   Хвала небесам, что ты жив остался!
   Явно переигрывает, подумала Корделия, но Ален, конечно, этого не замечал. Он весь надулся от похвал.
   — Несчастное по-своему существо, — скромно проговорил Ален.
   — Несчастное! Ну да, верзила девяти футов росту с четырьмя руками! — фыркнул Джеффри.
   — Да, конечно, — признал Ален. — Но с очень маленьким мозгом.
   — Зато с невероятной горой мускулов, — напомнил Джеффри, — а для того, чтобы махать тяжеленной дубиной, много мозгов не нужно.
   Корделия уставилась на Алена:
   — Ты пошел на него с одним мечом?
   — Именно так, — Ален был на седьмом небе. — Хотя, признаться, и он меня ранил.
   Снова заахала Далила.
   — Уже почти все зажило, — тут же успокоил ее Ален.
   — Ах, сударь, какое мужество! — завывала Далила, но Корделия вдруг напряглась.
   — Дай мне посмотреть, — Корделия обошла костер и принялась расстегивать камзол Алена.
   — Что ты, Корделия, — изумился он.
   — Действительно, барышня! — поддакнула Далила.
   — Тихо! — рявкнула Корделия. — Если он ранен, я должна знать, что с ним. Где, Ален?
   — Ну, ты и впрямь нахальная девица! — выдохнула Далила.
   — Могу быть и такой, когда захочу, но сейчас я хочу быть сиделкой! — Она распахнула камзол.
   О небеса, до чего у него широкая грудь! И откуда такие мускулы? Корделия вновь ощутила, как внутри у нее поднимается горячая волна, и сосредоточилась на грубой тряпице, что была примотана к его боку.
   — Говоришь, это всего лишь царапина?
   — Вот именно, — нахмурился Джеффри. — Ты не доверяешь моему врачеванию, сестрица?
   — Так это ты перевязывал? — подняла глаза Корделия. — Глубока ли рана? Задет какой-нибудь орган?
   Далила побледнела.
   — Нет, только мышечная ткань, да и то чуть-чуть; рана едва глубже жирового слоя. Большие кровеносные сосуды не задеты, так что кровь лишь сочилась из множества капилляров.
   Прижав ладонь ко рту, Далила отвернулась.
   — Спокойно, спокойно! — Бросив взгляд на Далилу, Ален попытался запахнуть камзол. — Все это ерунда, Корделия, правда!
   Корделия осторожно прощупала рану, и когда Ален лишь чуть вздрогнул, нехотя произнесла:
   — Кажется, все в порядке. — Она с неодобрением посмотрела прямо в глаза Алену. — Мои руки причинили тебе боль?
   На мгновение вид у него стал глуповатым.
   — Нисколько, — выдохнул он. — Будто цветочным лепестком погладили.
   Корделия в полном изумлении уставилась на него.
   На губах Алена заиграла легкая улыбка.
   — Если такие руки причиняют боль, я согласен мучиться всю жизнь.
   Вот теперь Корделия густо покраснела и отвернулась.

Глава девятая

   — Знаешь, Ален, — сказала Корделия, — раньше ты так со мной никогда не говорил.
   — Да. Я оказался набитым дураком, — с досадой отозвался Ален.
   Далила негодующе сверкнула глазами, а Джеффри решил, что пора ему вмешаться — ему уже давно хотелось вмешаться. Он встал и склонился перед Далилой:
   — Не желаешь ли прогуляться, миледи. Когда мы охотились, я обнаружил маленький сад у реки. Должно быть, его разбила сама природа, однако с виду он так мил, будто предназначен стать совершенной оправой твоей красоте. — Он улыбнулся, глядя ей прямо в глаза. — Не взглянешь ли ты на него?
   Далила сначала удивленно посмотрела на него, затем, пронзительно и тревожно — на Алена.
   — Уверен, их без всякой опаски можно оставить вдвоем, — сказал Джеффри, а потом шепнул, склонившись к самому ее уху. — А ты будешь в полной безопасности со мной, если, конечно, пожелаешь.
   Далила снова повернулась к нему, и на мгновение он увидел в ее глазах столь неприкрытую страсть, что позволил себе усомниться, а так уж она целомудренна, как кажется. А когда она, презрительно улыбаясь, взглянула на Алена, в этих глазах был уже холодный расчет. Презрительная улыбка обратилась доброжелательной, пусть и не вполне радостной, когда она перевела взгляд на Джеффри.
   — Ты обещаешь, сударь?
   — О да, разумеется — в той мере, в какой этого пожелаешь ты сама.
   И вновь в глазах ее вспыхнула страсть, тут же, впрочем, сокрытая.
   — Тогда я согласна. — Приняв его руку, она грациозно поднялась. — Благодарю, сударь. Не сомневаюсь, что этот сад будет особенно прекрасен при лунном свете.