Сташеф Кристофер. Леди ведьма

Глава десятая

   Дорогу перед четырьмя всадниками заволокли клубы дыма.
   Живые лошади с тревожным ржанием попятились, так что всадникам пришлось сдерживать их. Ален перехватил у Далилы поводья еще до того, как обуздал собственного скакуна, и успокоил обоих животных.
   Фесс, разумеется, не шелохнулся и с интересом наблюдал за ситуацией.
   Дым развеялся, и показалась женщина, опирающаяся на посох, молодая, но фантастически уродливая. У нее был громадный крючковатый нос, впалые щеки, маленькие свиные глазки, бледное болезненное лицо. Более того, физиономию ее украшали пять огромных бородавок, а редкие тусклые волосы космами спадали на плечи. Она была облачена в серый балахон с откинутым капюшоном, а за ней сгрудилась шестерка неуклюжих детин в ливреях того же цвета. Одна рука у каждого была прикрыта небольшим щитом, в другой каждый держал меч и воинственно им размахивал.
   Корделия уставилась на женщину, испытывая одновременно изумление и внутренний протест. Такого уродства просто не бывает, особенно у столь юной особы!
   — Попалась, девица! — заорала уродина. — Вчера ты улизнула из моих когтей, но теперь тебе их не избежать!
   — Сестра! — г воскликнула перепутанная Далила. Но затем радость осветила ее лицо, и она закричала:
   — Так значит, лорд Роланд отверг тебя!
   — Отверг, несмотря на все земли и состояние нашего отца. — Ведьма сощурила глаза. — Надеюсь, мое наследство заинтересует его, когда он узнает, что ты мертва и больше не сможешь обольщать его. И я позабочусь об этом!
   — Нет, сестра, умоляю тебя! — отпрянула Далила.
   Но страхолюдина неумолимо продолжала:
   — А когда я завладею всеми землями и Роландом в придачу, то магией своею сломлю короля с королевой и самовластно буду править своим герцогством, не подчиняясь короне!
   Корделия не отрывала глаз от сестер, не в силах избавиться от впечатления, что пред ней разыгрывают хорошо отрепетированный спектакль.
   Уродина взмахнула ножом, готовая метнуть его, и Далила пронзительно взвизгнула.
   — Не смей! — Ален развернул коня, оказавшись между кобылой Далилы и отвратительной каргой. Глаза его вспыхнули гневом, и на то, безусловно, были причины, ибо ведьма угрожала не только Далиле, но и его собственным отцу с матерью. — Прикажи своим людям опустить мечи, или они сложат головы от моего!
   Ведьма откинула голову и разразилась неистовым кудахтаньем.
   — Один против шести?
   — Нет, — Джеффри улыбнулся и встал бок о бок с Аленом, — двое против шести. Признаю, шансы неравные. Но они Сравняются, если ты добудешь себе еще четверых.
   Корделия отметила, что ее он не упомянул. Прекрасно — всегда разумно оставить в резерве секретное оружие.
   Конечно, зная Джеффри, можно предположить, что он просто уверен в собственных силах. А особенно раздражало то, что в этом он, вероятно, прав.
   — Убейте их, слуги мои! — завизжала мегера. — А я прикончу сестрицу!
   Головорезы отозвались воинственными криками и бросились в атаку.
   Все они были рослыми, широкоплечими и мускулистыми, однако Джеффри с задорным кличем ринулся навстречу врагам.
   Они ловко расступились, и на всадника с обеих сторон обрушились клинки, однако он проскочил, отразив мечом два удара справа, а у негодяя слева выбив оружие пинком. Тот взвыл и отскочил, сжимая запястье.
   Джеффри обогнул тех, что были справа, и они, развернувшись, попытались стащить его с седла. Одного он ударил в челюсть, орудуя рукоятью меча, словно кастетом. Негодяй завопил от боли и, закатив глаза, повалился навзничь. Тут же к нему присоединился дружок, задыхающийся после удара сапогом в живот.
   Тем временем Ален пришпорил коня, чтобы встретить троих, что кинулись к нему, размахивая мечами. В последнее мгновение принц заставил коня отскочить в сторону, так что мерзавцы протопали мимо и, пытаясь затормозить, потеряли равновесие.
   Этой секунды оказалось достаточно. Ударив сверху, Ален выбил у одного меч. Тот закричал и, отпрянув, поднял щит, чтобы защитить голову. А принц уже повернулся к следующему противнику.
   Но пока юноши занимались прихвостнями, сама мегера набросилась на сестру, размахивая клюкой, выкрикивая что-то нечленораздельное и указывая куда-то вверх. Что бы ни было там, но Далила закачалась в седле, рыдая от ужаса и боли.
   Ален поднял голову, вскрикнул и бросился на мегеру. Она с воплем замахнулась и швырнула что-то невидимое, но промахнулась, поразив щит одного из своих приспешников, так что взрыв прогремел прямо под носом скакуна принца. Испуганный конь попятился и, заржав, встал на дыбы. Ален закричал, усмиряя животное.
   «Огненные шары?» — ошеломленно подумала Корделия. Настоящая ведьма так огненные шары не кидает — они будто вытекают из ее пальцев.
   «Да, — подумал в ответ Фесс, — кроме того, настоящая ведьма не использует ликоподит, а я уловил запах современной взрывчатки». Конь, разумеется, был оснащен самыми разнообразными датчиками, включая органы обоняния — в данном случае химическим анализатором.
   И вдруг Корделия поняла самую суть происходящего. Уродина была фальшивой, ее волшебство — дело техники, а значит, она не кто иной, как агент футуриан, И здесь она намеренно создала ситуацию, в которой Ален получил бы возможность спасти Далилу, тем самым ощутив свою ответственность за нее.
   А она провозгласит его своим избавителем. И в самом деле, очень романтическая история, а в результате принцу ничего не останется, как влюбиться в девчонку. Ведь у нее появится замечательный повод так выразить свою благодарность, чтобы окончательно вскружить ему голову.
   Что ж, Корделия в силах позаботиться об этом. Фальшивая ведьма не сравнится с настоящей.
   Корделия впилась глазами в камень на обочине, тот взвился в воздух и ударил «ведьму» в плечо. Страхолюдина вскрикнула в испуге, отскочила и завопила, брызжа слюной:
   — Не знаю, как ты сделала это, сестра, но заплатишь за это собственной жизнью! Вот тебе! — Она вновь бросилась на Далилу и, орудуя посохом, будто копьем, попыталась выбить ее из седла.
   — Не выйдет! — воскликнула Корделия, и Фесс встал между Далилой и ее «сестричкой».
   Но Далила продолжала стенать:
   — О, пощади меня, сестра!
   При этом она так широко распростерла руки, что заехала Корделии кулаком в живот с силой тренированного бойца. Корделия, хватая ртом воздух, согнулась пополам. Она прекрасно поняла, что это вовсе не случайность…
   Фесс по-прежнему гарцевал, отвлекая внимание ведьмы, но та с победным кличем отскочила в сторону, и посох ее обрушился на голову Корделии. Качаясь в седле, девушка смутно разобрала, как Ален зовет ее по имени, а затем мир завертелся перед глазами. День потемнел, и Корделия поняла, что теряет сознание…
   «Крепись, миледи, — зазвучал в ее голове незнакомый голос. — Очнись, она не добьется своего».
   И вновь послышался звон мечей. Когда туман перед глазами рассеялся, Корделия подняла голову…
   И увидела Бора, атамана разбойников, вставшего между ней и уродиной, чтобы отражать удары посоха своей дубиной.
   Он выбил клюку из рук страшилища. Мегера с визгом отскочила:
   — На помощь, слуги мои! Сюда, сюда!
   Двое тут же заковыляли к ней, но в руках у них остались только щиты. Еще четверо валялись на земле, не подавая признаков жизни.
   Ален, совершенно не расположенный к милосердию, подскочил к двум воякам.
   Мегера с воплями отступила к деревьям, ее люди заторопились следом. Однако Бор неумолимо догнал их и обрушил дубину на щит одного из негодяев, в то время как подоспевший Ален ударил мечом второго.
   Корделия, еще не вполне придя в себя, вяло удивлялась, куда подевался ее брат. Зрение ее прояснилось как раз, чтобы увидеть яростное недоумение на лице Далилы.
   Значит, Бор не являлся частью ее замысла, сообразила Корделия.
   Уродина с криком отчаяния побежала, а за ней, спотыкаясь, ковыляли остатки свиты.
   Ален издал победный клич, поднял меч и пустил коня галопом.
   Далила испуганно взвизгнула и осела в седле.
   Мгновенно рядом с ней оказался Джеффри.
   Ален тревожно обернулся, осадил коня и тоже поскакал к девушке.
   Ведьма и ее приспешники скрылись между деревьями.
   Ален и Джеффри, каждый со своей стороны, подхватили Далилу. Валявшиеся негодяи пришли в себя и отползали подальше от тропы.
   — Ну, будет, леди, все кончено!
   — Больше никто тебя не обидит!
   — Приди же в себя!
   — Джеффри, нет ли у тебя в сумке капельки бренди?
   — Есть, конечно, и не одна!
   Корделия с гневом и обидой смотрела на них, чувствуя себя абсолютно заброшенной и забытой, и с горечью думала о том, что умение постоять за себя не всегда оборачивается преимуществом.
   Она была совершенно уверена, что и Далила способна к сопротивлению — ведь только что она вполне доказала это!
   — Миледи, с тобой все в порядке?
   Корделия удивленно опустила глаза.
   Оказалось, что только Бор, вставший у самого седла, вспомнил о ней. Сердце Корделии исполнилось признательности… И она увидела, какой страстью пылают его глаза, страстью и, возможно, чем-то большим…
   Благодарная улыбка увяла на устах Корделии; ей казалось, что глаза эти становятся все больше и больше, так что на мгновение лицо его будто заслонило весь мир. Она ощутила где-то под ложечкой трепет, мгновенно охвативший всю ее с головы до пят.
   — Да, — наконец выдохнула девушка, но голос не слушался ее, и пролетели секунды, прежде чем она вновь овладела собой и натянула улыбку, которая, впрочем, тут же стала вполне искренней. — Да, благодарю тебя, со мной все в порядке, бравый Бор. Как ты попал сюда?
   Но прежде чем Бор успел ответить, к нему повернулся Ален, вспомнивший, наконец, правила хорошего тона:
   — Благодарю за помощь, сударь.
   — О да, тысяча благодарностей за столь своевременную поддержку, — замурлыкала Далила, слишком уж ласково. Глаза ее сверкали.
   Бор уже открыл рот, явно собираясь возразить. Но тут он увидел ее лицо и окаменел.
   Далила тоже на мгновение застыла.
   Ален, Корделия и Джеффри пристально смотрели на них; даже они ощутили напряжение, повисшее в воздухе на долгие-долгие минуты, пока эти двое не отрывали друг от друга вытаращенных глаз.
   Наконец Далила с презрением отвернулась.
   — Да это всего лишь лесной бродяга, разбойник!
   — Но бродяга на твоей стороне, миледи! Или, вернее… — Он повернулся к Корделии, — ..на твоей стороне.
   — Разбойник? — переспросил Ален. — Постой-ка! Я ведь знаю тебя, не так ли? Ты атаман разбойников, которых я победил и отправил к моей госпоже! — Он повернулся к Корделии. — Леди Корделия, зачем же ты отпустила этого человека?
   — Я его не отпустила. — Корделия нахмурилась, несколько озадаченная, однако глаз от Бора не отвела. — Вместе со всей шайкой я послала его к сэру Марису. Ответь же. Бор, как расправился с тобой сенешаль?
   — Бор? — удивился Ален. — Тебе известно его имя?
   — Разумеется, — последовал возмущенный ответ — возможно еще более возмущенный оттого, что Ален-то сражался за другую женщину. — Я потребовала от него назвать имя и положение.
   — Сэр Марис велел мне идти на все четыре стороны и больше добрых людей не тревожить, — объяснил Бор. — О злых он ничего не сказал.
   Ален улыбнулся:
   — Итак, тебя ничего не останавливало, чтобы потревожить вот этих. — Он кивнул вслед ведьме и ее свите.
   — Да, хотя шел я за добрыми людьми. — Бор пристально посмотрел на Корделию, и она чуть ли не кожей ощутила теплоту его улыбки.
   Глаза Алена сверкнули ревностью. Он подвел коня поближе к Корделии:
   — Несомненно, миледи принадлежит к «добрым людям» — лучшая из лучших и прекраснейшая из прекрасных, она слишком хороша для неисправимого мошенника, каким ты предстал перед " 1 ней!
   — Если я неисправим, так не пытайся меня исправить. — Бор по-прежнему смотрел прямо в глаза Корделии:
   — Прикажете мне убираться?
   — Н-н-нет, — с трудом выдавила из себя Корделия, а затем, будто спохватившись, торопливо добавила:
   — Дорога через лес кажется опасной; неизвестно, какие еще препятствия встретятся на нашем пути.
   — Что ж, могу рассказать, — ухмыльнулся Бор. — Я исходил этот лес вдоль и поперек! Ты права, миледи, опасности здесь подстерегают на каждом шагу; чудовища, всевозможные дикие звери, самые безобидные из которых волки и медведи. Есть тут великаны-людоеды, есть дикари, есть опасности на любой вкус!
   Нет, даже с двумя столь доблестными рыцарями ты не можешь чувствовать себя в безопасности.
   — И я не могу, — надменно заявила Далила.
   — Конечно, и ты, миледи. — Если взгляд Бора, устремленный к Корделии, можно было назвать теплым, то на Далилу он зыркнул просто испепеляюще. — Всякая прекрасная дама, пересекающая этот лес, нуждается в защите, и чем прекраснее эта Дама, тем больше стражи ей потребуется.
   — В таком случае, — ядовито заметил Джеффри, — леди Далиле потребуется целая армия.
   Бор удивленно посмотрел на него:
   — А как же леди Корделия, сударь?
   — Ну, Корделия, — отмахнулся Джеффри. — Она же моя сестра.
   — Понятно, — язвительно усмехнулся Бор. — А сестра, конечно, никогда не покажется прекрасной брату. — Он повернулся к Корделии, и глаза их снова встретились. — Но позволь заверить тебя, миледи, я не твой брат.
   — Нет, иначе я бы узнала тебя, — Корделия изо всех сил старалась говорить с холодным безразличием, но ничего у нее не вышло. Бор не сомневался в интересе, который вызывает у девушки.
   — Ну, хватит! Мы что, весь день здесь болтать собираемся? — Далила потрясла уздой, так что зазвенели кольца упряжи. — Или мы больше не едем к дому моего отца?
   — О, конечно, конечно! — Ален повернулся к Бору и строго сказал:
   — Спасибо за помощь, любезный. А теперь ступай.
   — Нет, я остаюсь. А называть меня «любезный»… — Лицо Бора ожесточилось. — Ручаюсь, мое происхождение не ниже твоего, и я был посвящен в рыцари. Да, судьба сыграла со мной злую шутку, а потому я не всегда сохранял свое достоинство, но знатности моей это не умаляет.
   Ален удивленно скривил губы:
   — Происхождение не ниже моего, сударь? Не сомневаюсь, что любое предательство рыцарских идеалов умаляет знатность даже при самом высоком происхождении.
   — Если так, — мрачно отозвался Бор, — то многие на Грамарие давно свели на нет все благородство своего происхождения, пусть и носят при этом герцогские короны и возглавляют самые знатные дома.
   Ален перестал улыбаться.
   Корделия решила, что атмосфера чересчур сгустилась. Она чмокнула Фессу, и тот встал между двумя мужчинами, прервав дуэль твердеющих взглядов.
   — Полно, господа! Довольно праздной болтовни — в этом леди Далила совершенно права. — Она тщательно подчеркнула «в этом». — Поехали.
   — В дом ее отца? — удивленно спросил разбойник.
   — Разумеется, — ответила Корделия.
   — Да, — сурово подтвердил Ален. — Мы дали слово сопровождать эту даму до дома, хотя я сомневаюсь, сударь, что ты способен понять, как важно держать свое слово!
   Теперь потемнел взор Бора, и Корделия поторопилась вставить:
   — Ален! Это неблагородно! — А потом добавила им обоим:
   — Делайте, что хотите, а я отправляюсь в путь.
   Она ударила Фесса пятками по бокам, и огромный черный скакун резво двинулся к тропе. Мужчины изумленно провожали ее глазами; затем Ален пришпорил коня, а безлошадный Бор припустил вдогонку на своих двоих.
   Корделия сдержала Фесса, и они догнали ее, заняв места по обе стороны черного жеребца. Девушка убедилась, что Фесс идет достаточно медленно, чтобы не слишком утруждать Бора.
   — Нет, не бросай меня, прекрасная госпожа! — воскликнул Бор. — Ведь без тебя этот Бор совсем помрачнеет!
   Корделия, вздернув подбородок, произнесла как можно холоднее:
   — Черная шевелюра, сударь, черная борода, куда уж мрачнее?
   Мгновение он смотрел на нее, не находя ответа, затем ухмыльнулся, оскалив белоснежные зубы. Она отметила, что губы у него алее и чувственней, чем у большинства мужчин.
   — Пусть так, миледи, но без твоей улыбки чернота и вовсе сгустится.
   — В свете твоей красоты, очаровательная Корделия, — вставил Ален, — любой мужчина покажется темным и мрачным.
   Довольная, она повернулась к принцу:
   — Как я благодарна тебе, Ален. Где ты научился так красиво говорить?
   — Ну, сердце подсказало, — ответил он, заглядывая ей прямо в глаза. Сердце ее затрепетало, и она задумалась, действительно ли искренни его слова.
   Нет. И сомневаться не приходится. Лишь состязание с Бором подвигнуло его на эту тираду; впрочем, она вспомнила несколько комплиментов, сказанных накануне вечером…
   Однако…
   Она с детства помнила, что Ален ненавидит проигрывать, хотя с годами научился сохранять хорошую мину…
   — Листья, шелестящие на дереве, не могут быть легче поступи твоей!
   — Летнее небо никогда не достигнет ясности твоих глаз!
   — Цветущая вишня бледнеет рядом с твоими ланитами!
   — Нет, ибо ланиты твои и есть эти цветы!
   Корделия переводила взгляд с одного на другого и не могла насытиться льющимися с обеих сторон комплиментами. У нее не было оснований считать все эти дифирамбы идущими от сердца, и, тем не менее, она наслаждалась. Определенно, что-то есть в подобном состязании.
   Ее брат, едущий следом, не скрывал своего раздражения:
   — Что они в ней отыскали? Не могла же она за один день превратиться в красавицу!
   — Вспомни, что сказал Бор, — недовольно обронила Далила. — Брат не в состоянии заметить красоту собственной сестры. — Она повернулась к Джеффри; в голову ей пришла злая фантазия:
   — Возможно, это означает, что лишь брат способен разглядеть истину.
   Джеффри помедлил, раздумывая, стоит ли ему оскорбляться, и наконец решил ответить ей той же монетой:
   — А у тебя никогда не было брата? — осведомился он.
   — Нет, только сестра. — Тень пробежала по лицу девушки.
   Джеффри торопливо продолжил, чтобы заглушить неприятное воспоминание:
   — Тогда мне следует занять его место и понять, какова ты на самом деле.
   Казалось, она пришла в замешательство, даже испугалась, но лишь на мгновение. Веки ее сомкнулись, а губы скривила ленивая усмешка:
   — Ну-ну, сударь! Разве прошлой ночью ты не увидел меня в истинном свете?
   — Лунном? — вздохнул Джеффри. — Или в сиянии звезд?
   Нет! Лишь солнечный свет раскрывает нашу истинную суть.
   — Верно. — Она перестала улыбаться и свысока посмотрела на собеседника. — И что же, сударь, открыл тебе солнечный свет?
   — Ну, дюжину мелких черточек, незамеченных ночью: как алеют твои губки, как розовеют щечки! Да и вообще, цвет твоего лица совершенней чего бы то ни было — даже алебастра, коим представал ночью! И звезды, что упали с небес, не выдержав сравнения с твоими очами, знают истину, ибо ты затмила их все до единой!
   Далила издала довольный смешок.
   — Какая прелестная речь, сударь! Нет, я, пожалуй, послушаю еще, если ты оставил про запас чего-нибудь в том же духе.
   Корделия оглянулась, нахмурившись, — как раз, чтобы увидеть, как Джеффри склоняется к руке Далилы, и снова услышать ее смех:
   — Ого, сударь! Прелестных речей уже недостаточно! — Продолжила она мягче, да так, чтобы не услышала Корделия:
   — И что же ты еще умеешь?
   — Все, что пожелаешь. — На губах его заиграла легкая улыбка, вскоре растянувшаяся от уха до уха. — Назови любой свой каприз, госпожа, и я к твоим услугам.
   Далила оценивающе склонила голову набок:
   — Полагаю, мне стоит повременить с ответом. А ты, сударь, пока притаись в ожидании.
   — Там, где прикажешь, — хрипло проговорил Джеффри. — И где же мы притаимся? Действительно, придется терпеть в ожидании ночи.
   Глаза Далилы вспыхнули гневом, однако на губах заиграла довольная улыбка, а в голосе насмешка:
   — Ты ничего не дождешься, если будешь ждать ночи, ибо тогда нечего будет дожидаться.
   — О, горе мне! — Джеффри склонился поближе. — Так" ждать или не ждать? Ты говоришь, что я должен ждать, но если буду ждать, то ничего не дождусь.
   — Ну, так не жди, — выдохнула она.
   Они склонились в седлах, и он примкнул губами к ее губам.
   Корделия вновь обернулась, встревоженная внезапно наступившей тишиной, и возмущенно уставилась на одними лишь устами соединившихся всадников, но тут же, зардевшись, отвела глаза.
   — Я чем-то обидел тебя, прекрасная госпожа? — воскликнул Ален, принявший на свой счет ее негодование.
   Корделия немного оттаяла и, повернувшись к нему, одарила улыбкой:
   — Никоим образом, сэр, ни ты, ни Бор. Просто я расстроилась, вспомнив стихотворение:
 
   Мужчины больше обещаний нарушают,
   Чем женщины их успевают дать.
 
   — Это ко мне не относится, ибо я никогда не даю обещаний. — Голос Алена смягчился, и он склонился ближе. — Я лишь просил о них, но ничего не получил.
   Корделия уставилась на него, улыбнулась и сказала:
   — В другой раз не проси, пока не уверишься в том, что они будут даны.
   — А когда это будет? — еле слышно произнес Ален.
   — А когда солнце с неба покатится?
   Оба вздрогнули от неожиданности, затем лицо Алена потемнело при мысли о наглости Бора. Возможно, так оно и было, но разбойник невозмутимо смотрел сквозь листву на небо.
   — Похоже, скоро стемнеет. Где мы разобьем лагерь?
   — В этом нет необходимости, — провозгласил Ален. — Леди Далила сказала, что мы прибудем в дом ее отца еще до наступления темноты. — Он повернулся к Далиле:
   — Не так ли, миледи?
   Далила, стараясь выглядеть застигнутой врасплох, прервала поцелуй, хоть и не особенно поспешно.
   — О чем ты, сударь? — Далила поправила прическу, и без того безукоризненную.
   — О том, что к ночи мы доберемся до дома твоего отца, — с чопорной вежливостью повторил Ален. — Не так ли?
   — К ночи? — Далила взглянула на лучи, пробивавшиеся сквозь листву. — К ужину или чуть позже, я бы сказала.
   В общем, можно не торопиться.
   — Вот и прекрасно, — с явным облегчением подытожил Ален. — Давайте рассказывать истории или споем, чтобы скоротать путь.
   Джеффри пожал плечами:
   — Запевай, если хочешь, но только то, что все знают.
   — Конечно. — Ален задумался на мгновение и запел чистым глубоким тенором:
 
   Увы, любовь меня скрутила
   И отшвырнула неучтиво…
 
   Тут же мелодию поддержал баритон Джеффри и сопрано обеих девиц. А Бор подпевал теплым звучным басом, от которого затрепетало сердце Корделии. Она посмотрела на разбойника, взгляды их встретились. Между молодыми людьми будто искра проскочила. Корделия содрогнулась и решительно отвела взор.
   Похоже, с Аленом все вышло бы безопасней. Но так ли она стремится к безопасности?
 
   Высокие каменные столбы внезапно выросли перед ними в самой чаще леса. На них висели огромные железные ворота. За воротами сидел холоп в рубахе и рейтузах. Какое-то время Корделия с изумлением разглядывала эту картину, затем огляделась по сторонам. Заросли здесь были такими плотными, а деревья вдоль дороги так густо переплетены ежевикой и терновником, что Корделия приняла за непроходимую чащу чрезвычайно искусно сооруженную изгородь. Конечно, рыцарь в тяжелых доспехах преодолел бы эту преграду, но от случайного бродяги или браконьера, а также большинства диких зверей она казалась вполне надежной защитой.
   — Биллем! — заголосила Далила. — Как поживаешь?
   Привратник встрепенулся, сгоняя дремоту, и выпучил глаза, будто увидел призрак.
   — Миледи Далила! — Он вскочил. — Это действительно ты?
   — Да, Биллем. Я вернулась к вам, благодаря покровительству этих добрых людей. Как поживает мой отец?
   — В тревоге и печали, миледи. Ежечасно ломает руки и проклинает своих людей, что не смогли отыскать твой след.
   Хвала небесам, ты вернулась! Для всех нас это были горчайшие времена!
   — Что ж, меня переполняет скорбь, — склонила голову Далила. — Но и радость от возвращения домой. Дай знать моему отцу.
   — Конечно, миледи, как прикажешь! — Биллем отодвинул засов и широко распахнул створку. Отряд во главе с Бором въехал за ограду, и Биллем запер за ними ворота. — Поспешу с новостями, миледи! — И он умчался.
   Кавалькада неторопливо двигалась плавно извивающейся аллеей под сенью дубов и кленов. Корделия отметила, что деревья не были высажены ровными рядами; скорее, дорога искала проходы между стволами. Почему-то последнее наблюдение пробудило в ней мысль о справедливости.
   — Я рассказал садовнику, миледи, а он передаст дальше! — Виллем приостановился для поклона и побежал на свой пост.
   Сквозь деревья Корделия видела живые изгороди, цветы и аккуратно подстриженные лужайки. Было ясно, что садовники здесь даром времени не теряют. Наконец странники миновали последний поворот, и где-то в четверти мили перед ними предстал старый большой оштукатуренный дом, наполовину каменный, наполовину деревянный. Стекла в свинцовых переплетах ярко блестели на солнце. У Корделии перехватило дыхание: окруженный цветами и декоративным кустарником дом выглядел поистине восхитительным. Корделия вынуждена была признать, что жилище у Далилы выше всех похвал.
   Когда они приблизились к дому, по лестнице торопливо спустился седовласый и седобородый мужчина, за ним поспешали слуги. Всадники осадили коней, и встречающие разразились приветственными криками.
   — Далила! — воскликнул старик глубоким звучным басом. — Приди же в мои объятия, дитя мое! О, как же ты меня напугала! — Он протянул руки, Далила бросилась к нему, и старик прижал ее к груди, а потом чуть отстранил и проговорил с лучезарной улыбкой на губах: