— А почему ты не применил это знание ко мне?
   — Потому, — совсем тихо прошептал Джеффри, — что хочу, чтобы ты пришла ко мне по доброй воле, просто сделав свой выбор, а не из страха насилия.
   Ртуть застыла, по-прежнему глядя на него. Кровь отхлынула от ее лица.
   Потом снова повернулась к Корделии.
   — Ты пыталась ему помочь?
   — Много раз, — вздохнула Корделия, — но безрезультатно.
   Боюсь, что придется дожидаться девушки, которая окажется более женщиной, чем я. И по всей видимости, не сестрой.
   Ален обнял ее за плечи.
   — Если она будет женственней тебя, вся страна окажется в опасности.
   — Очень приятно это слышать от тебя, любимый. — Корделия взяла его за руку и крепко сжала" — Но я никогда не представляла опасности для кого-либо, я только помогала и лечила.
   — Несмотря на это, ты принесла такое смятение! — ласково добавил он, целуя ее волосы.
   Корделия нетерпеливо пожала плечами.
   — У меня тоже есть характер.
   Ртуть стояла неподвижно, с непроницаемым лицом, и наблюдала за ними. Минерва озабоченно смотрела на Ртуть.
   — Все дело в том, кто чего хочет, — Корделия повернулась к Ртути, — но гораздо важнее, как я подозреваю, каков человек на самом деле. Какова его истинная природа!
   — А ты на самом деле моя пленница, — напомнил Джеффри, слегка касаясь руки Ртути. Она вздрогнула, вздернула голову и свирепо посмотрела на него. — Ты моя пленница, — повторил он, — хотя я всеми силами старался лишний раз не напоминать тебе об этом.
   — Давай не будем больше причинять неприятностей ни друг другу, ни твоим людям. Поедем к королю и королеве, как ты обещала.
   — Конечно, я сдержу свое слово, — промолвила она, — но если в замке Логайр появился новый герцог, может, мне сначала лучше предстать перед ним? Мой отряд и я живем в его владениях. Он имеет право вынести свое решение до того, как скажет последнее слово корона.
   Разбойники одобрительно зашумели, но Джеффри внезапно встревожился.
   — Храбро и прекрасно сказано! — воскликнул Ален. — И верно, ты должна доверить свое дело герцогу и предстать перед их величествами, только в случае, если не согласишься с его решением!
   Джеффри бросил быстрый взгляд на Алена. Должно быть, увиденное успокоило его, потому что он снова повернулся к Ртути и предложил:
   — В таком случае, к замку Логайр. Прикажи своему отряду разойтись.
   — Для чего? — удивилась она.
   — По крайней мере, ради видимости твоего подчинения, — чуть раздраженно буркнул он. — Вряд ли твои люди ведь хотят, чтобы ты только для виду пошла в замок Логайр? Поэтому попроси их разойтись!
   Ртуть бросила на него оценивающий взгляд.
   — Как хочешь, сэр рыцарь, — с этими словами она вышла вперед и начала отдавать приказания.
   Джеффри отвел Алена в сторону.
   — Ты уверен, что это не глупо?
   — Доверься новому герцогу Логайру, — успокоил юношу Ален.
   — И своему собственному сердцу, — строго добавила Корделия. — Брат, если ты упустишь эту девушку, то будешь не только дураком, но и всю жизнь проведешь в несчастье и одиночестве, сколько бы женщин ни затащил к себе в постель!
   — Нисколько не сомневаюсь, что ты говоришь правду, — ответил ей Джеффри. — Но, кажется, прежде чем начать ухаживать за ней, я должен спасти ее, а для этого придется отправиться к Диармиду.
   — От твоей тюрьмы я спасать ее не собиралась, — язвительно сообщила Корделия.
   — Угу, но на этот раз я совсем не уверен в успехе.
   — Не уверен? — со смехом в глазах спросил Ален.
   — Именно, не уверен, — мрачно ответил Джеффри. — Я знаю, что можно овладеть телом женщины, но не ее сердцем.
   — А ты попытайся, — улыбнулась Корделия.
   — Я и пытаюсь, — вздохнул Джеффри, — но сама девушка — хочет ли она этого?
   Ртуть переоделась в собственную одежду, вернув свадебное платье неудавшейся невесте, извинившись за то, что пришлось сделать на нем разрезы. Девушка ответила, что это не страшно, обняла и расцеловала разбойницу со словами самой пылкой благодарности. Ртуть, совершенно ошеломленная, выехала из Онридди и поскакала рядом с Джеффри.
   — Ты ведь привыкла к благодарности крестьян, которым помогаешь, — заметил Джеффри.
   — Да, хотя меня никогда не благодарили так, — призналась Ртуть.
   — А приходилось тебе раньше вырывать девушек из челюстей дракона?
   — Нет, — Ртуть поджала губы, потом покачала головой. — Нет, так близко не приходилось. Обычно это происходило за день до битвы, и женщины успевали укрыться у меня. Кое-кого я избавила от незавидной участи, захватив дом шерифа и замок Лаэга, но никто из них не находился так близко от этого кошмара.
   Джеффри улыбнулся.
   — Иногда сердце переполняется даже у тех, чьи мысли и чувства надежно скрыты.
   — Да, — Ртуть, нахмурившись, повернулась к Джеффри.
   — Кстати, это напомнило мне о том, сэр, что я должна сделать тебе выговор за грубое обращение со мной.
   — Грубое? — Джеффри удивленно посмотрел на нее. — Нет, я заставил тебя сдаться в честной схватке.
   — Разве это честно, — возразила она, — если туя не только воин, но и чародей?
   — Честно, когда приходится сражаться с ведьмой, которая великолепно владеет мечом!
   — Но ты умеешь использовать способности своего мозга, — завистливо прошипела она. — Тебя учили ими пользоваться. Тогда как меня учили орудовать дубинкой и мечом. Я и не представляла себе, насколько это неравная схватка, пока не столкнулась с твоей сестрой. О, если бы меня учили, как ее, победила бы я!
   Теперь обиделся Джеффри — не за себя, конечно, а за Корделию.
   — Неужели? Ты считаешь, что у тебя такой сильный мозг и такая непреодолимая воля?
   — Да уж посильней твоего будет, — упрямо протестовала она. — Сразись со мной мыслью, сэр рыцарь, и ты поймешь, что хоть тело у тебя сильней моего, но мозг уступает.
   — Когда мы сражались на мечах, моя большая физическая сила почти не имела значения. Дело в мастерстве, но тем не менее я не отказываюсь от вызова. Если ты действительно считаешь, что способна победить меня только силой мысли, нападай!
   Мгновенно в голове его вспыхнула острая боль.
   Он покачнулся в седле и здорово разозлился, но по-прежнему не собирался причинять ей вред, особенно в таком опасном месте.
   Вместо этого он вызвал у нее на затылке зуд, посадив мышь, которая начала грызть ее мысленный ментальный экран, а сам привел в действие свою защиту. Смутно услышал ее крик и увидел, как она покачнулась в седле — не удивительно, резко оборванная мысль и должна вызывать сильную боль. Впрочем, этой боли не избежать. Он вспомнил уроки йоги, отрегулировал дыхание и успокоил собственные мысли. Приглушив боль, он снова обрел способность рассуждать и видеть окружающий мир.
   Ртуть постепенно приходила в себя, с нескрываемой злостью глядя на него. Он ощутил ее ярость, но удар был приглушен и смягчен его собственным мысленным щитом. Готовя очередной удар, он ждал, когда она отступит, потому что иначе придется на мгновение открыть свой щит, чтобы ударить…
   Неожиданно поток ее мысленной энергии прекратился. Он понял, что она выжидает, когда он расслабится, и открылся, одновременно нанося удар…
   Удар ее мысленной энергии был быстрым и горячим, в голове его тут же вспыхнула боль, но сразу исчезла, потому что Ртуть ахнула от неожиданности и закачалась. Еще бы. Ведь, опасаясь навредить ей, он коснулся точки удовольствия в ее голове, подтолкнул чуть-чуть, на долю микрона, но этого оказалось достаточно, чтобы она всеми фибрами души и тела задрожала от наслаждения…
   Она тотчас усилила защиту и, как только пришла в себя, с яростью накинулась на него. В каждом ударе отражалось ее личностное обаяние, каждый нес в себе такой заряд женственности и нестерпимого удовольствия, что у Джеффри появился соблазн открыть щит и умереть счастливым.
   Защищаясь, он сделал то единственное, что мог. Дождавшись, когда схлынет поток ярости, он окутал ее своими переживаниями, болью, радостью, желанием, нестерпимо жгущим его при одной мысли о ней, и просто стремлением быть рядом, касаться ее…
   Ее сил хватило на несколько минут. Против гнева и ненависти она еще могла удержаться, но против желания, пронизанного любовью, у нее не было защиты. Ее щит растворился и исчез, и в то же мгновение пропал мир, листва, лошади, дорога. Джеффри чувствовал только ее, ее пульсирующее сознание, ее дрожь, тревогу, желание и восторг, когда их сознания соприкоснулись.
   В один миг силы их истощились и сквозь эйфорию близости начала проступать реальность.
   Ртуть стояла, ошарашенная, глядя на чародея широко открытыми глазами. В страхе она попыталась вернуть шит, почувствовать гнев или ярость, но не смогла.
   Джеффри обрел дар речи первым.
   — Прости меня, я не хотел, чтобы так получилось.
   — Только не говори, что ты не доволен, — обвинила его Ртуть.
   На мгновение ему показалось, что в голосе явственно прозвучала тоска и желание.
   — Конечно, я радуюсь, хотя больше не буду делать этого без твоего позволения, — выдохнул он и на миг снова исчез, и ее сознание запульсировало в ответ, клубясь вокруг него жемчужно-розовой дымкой, притягивая, изгибаясь от желания…
   Но вот жемчужный ореол исчез, вернулось ее напряженное лицо.
   — Ты опять поступил так! — обвиняюще воскликнула она.
   Джеффри сразу сообразил, что должен принять на себя вину за то, чего не делал.
   — Да, и боюсь, что снова так получится при малейшей возможности, потому что не могу сдержаться, когда ты рядом.
   — Тогда я больше не буду так близко с тобой! — Она отвернулась, разорвав контакт взглядов, больше испуганная, чем рассерженная. И исчезла, вернее, исчез ее мыслеобраз, и мир вокруг Джеффри посерел, вся жизнь вытекла из него с ее уходом…
   Его охватило искушение, яростное желание взять силой то, к чему он стремился, но он подавил его. То, что он на самом деле ищет, взять силой невозможно, либо это дарят, либо оно просто не существует.
   Ртуть послала лошадь вперед, всего на несколько футов, так, чтобы больше не встретиться взглядами, и поехала, выпрямившись и застыв, чтобы не выдать внутреннюю дрожь. Джеффри знал, что она скрывала свое волнение, потому что и сам испытывал то же. Он понял, что отныне и всегда будет знать, что она чувствует. Какие бы расстояния их ни разделяли. Наверное, это глупо и вообще невозможно даже для двух телепатов, однако это состояние существовало. И вот оно прошло, мир как будто ожил, краски его стали ярче, и вместо горечи утраты он ощутил блаженство, и хотя оно и длилось всего мгновение, ему показалось бесконечным. И Джеффри знал, что даже если случится самое худшее, воспоминание об этом будет жить в нем до конца его дней. Счастьем было уже просто сознавать, что это существует.
   Он ехал рядом со Ртутью, и пока они были вместе, всегда оставалась вероятность, что это может повториться.
   Джеффри ехал через лес, залитый полуденным золотом, лаская взглядом каждый изгиб спины Ртути, каждую прядь ее волос, и сердце его пело.
   Когда они остановились на ночь, Ртуть по-прежнему держалась отчужденно и настороженно.
   — Ты ляжешь спать с этой стороны костра, а я с другой!
   Он снова почувствовал искушение и поддался ему, но не потому что оно оказалось слишком сильным, а потому что неожиданно почувствовал, что не знает, зачем сдерживать себя. Он подошел ближе и слегка коснулся ее рукой.
   — Зачем нам костер, если огонь страсти согреет нас?
   — Нет, сэр! — воскликнула она, но не отступила, а осталась рядом. Ей хотелось, чтобы его прикосновение продлилось. — Этот костер сохранит нас от внутреннего пожара, в котором мы неминуемо сгорим дотла!
   — Но ты же видела во мне огонь, — взмолился он, — и знаешь, как он жжет меня, окуная в безумие желания — и не Только твоего чудного тела, но и твоего восхитительного сознания, твоего чуткого сердца, которое — я знаю — тоже стремится ко мне!
   — Стыдись, сэр! — она была расстроена и растревожена одновременно. — Ты заглянул туда, куда не имел права смотреть, ты используешь мои чувства, чтобы подчинить меня!
   — Если бы нужно было что-то еще, кроме твоего и моего желания, я ничего не смог бы сделать. — Лицо его стало ближе. — Нет, девушка, нет ничего дурного в том, что двое горят одним пламенем. Этот огонь может поглотить весь их мир!
   — Я сгорю, если сдамся! — в голосе ее он услышал сдерживаемое рыдание. Она всем телом дрожала от возбуждения.
   — Ты, только ты, — шептал он, — наша сегодняшняя дуэль показала мне, с кем я буду на вершине блаженства. Это награда нам обоим за страдания одиночества. Ты тоже страдаешь из-за нашего разъединения. Не отказывайся от того, что принадлежит тебе по праву, от радостей, которые никогда не станут известны обычным людям! Если раньше ты страдала от своей необычности, теперь наслаждайся чудом, которое она творит! Будь со мной и никогда не уходи!
   Она не ответила. Губы их сомкнулись, и он с жадностью пил сладость ее губ, а она чувствовала, как тает тело. Потом она сама обняла его и прижалась, словно хотела вобрать его в себя…
   Щупальце его сознания осторожно коснулось ее мыслей.
   Испуганная силой желания, превосходящего желание тела, она отскочила с криком:
   — Нет, сэр! Никогда! Нет, пока я твоя пленница!
   — Только не говори, что ты хочешь меня меньше, чем я тебя! — прошептал он.
   — Ох, не терзай меня! — взмолилась она и сжала кулаки. — Мое тело предает меня. Ты не имеешь права знать то, что узнал!
   — Значит, я ослеп, — ответил Джеффри, — но и ослепнув, я буду знать, что ты стремишься ко мне так же, как я к тебе. Если есть жар в твоем прикосновении, пламя в твоих глазах, желание в твоих губах…
   — Они не твои, и ты не должен это знать! Отойди от меня, сэр! Отойди и ложись спать, если хочешь, но ложись подальше от меня. Пусть между нами горит костер!
   Он стоял, глядя на нее, и на его лице была такая грусть, что Ртуть едва не заплакала. Она так стремилась к нему, что едва не сдалась. Но тут, хвала Небу, он справился с собой, спрятал свои чувства, улыбнулся печальной улыбкой, похожей на благословение или глоток холодной воды в пустыне.
   — Хорошо, я лягу подальше от тебя, — успокоился он, — мне больше нечего сказать тебе, как, впрочем, и тебе — мне.
   Она смотрела на него, ничего не понимая. Потом поняла, и раздражение пришло ей на выручку, разорвав желание, снова дало силы сопротивляться ему. Она задрала подбородок и презрительно взглянула на Джеффри.
   — Я хочу, чтобы ты знала, — ласково продолжал он, — что мои мысли и сердце в полном согласии с телом.
   — Мои тоже, — отрезала она.
   — Я не верю тебе, — прошептал он.
   — То есть женщина не может слукавить? — вспыхнула она. — Нет, сэр Джеффри, ложись-ка ты по свою сторону костра!
   — Меня будут сдерживать лишь горячие угли? — улыбнулся Джеффри, обжигая ее взглядом. — Лучше попроси меня положить между нами меч, моя дорогая леди, потому что я поклялся преклоняться перед ним.
   — Я не твоя леди! — обиделась она. — И ты будешь спать по свою сторону костра, или проснешься без головы. Тебе не следует быть таким самоуверенным!

Глава двенадцатая

   Джеффри долго и задумчиво смотрел на нее, потом кивнул.
   — Я верю тебе, моя… разбойница. Но я должен выспаться, иначе не смогу завтра биться.
   Она с жестоким удовлетворением засмеялась.
   — Настоящая дилемма, верно? Тебе не следует спать, остерегаясь меня, чтобы я не напала на тебя ночью. А если ты проведешь ночь без сна, то не сможешь оказать сопротивление, в случае, если я нападу днем.
   — Я всегда решаю дилемму, выходя за ее рамки, — улыбнулся Джеффри.
   — Выходя за рамки? — Ртуть нахмурилась, а взгляд ее стал настороженным. — Как это, не поделишься ли секретом?
   — Ты думаешь, мы здесь одни? — улыбнулся Джеффри. — Ты ведь знаешь, что около сотни мужчин и женщин будут охранять твой сон.
   — Конечно, знаю, — глаза Ртути весело блеснули. — Слово ведь тебе дала я сама, а не мои люди. И они вполне могут напасть, пока ты будешь спать, чтобы освободить меня.
   Джеффри кивнул.
   — Именно поэтому я тоже вынужден поискать себе сторожа, — вздохнул он, но не стал раскрывать ей секрет, что его конь способен сторожить лучше любого человека. Правда, если нападет одновременно много людей, у Фесса может снова случиться приступ.
   — Сторожа? — Ртуть с недоверием посмотрела на него. — Кого ты найдешь здесь? — Вместо ответа Джеффри на мгновение застыл, глядя прямо перед собой. Он послал призыв на семейном коде, срочный и настоятельный, способный нарушить любую сосредоточенность и заставить немедленно откликнуться брата…
   С громким хлопком разошелся воздух, и между ними оказался бледный стройный юноша, держащий в руках книгу. У юноши было довольно тонкое лицо, а поверх королевского костюма голубого цвета накинут темный плащ с капюшоном.
   Юноша казался очень сердитым. Ртуть взглянула ему в лицо и ахнула — не столько из-за его сходства с Джеффри, сколько из-за необыкновенной одухотворенной красоты.
   — К чему такая мощь, брат? — недовольно проворчал красавец. — Я всего лишь читал Эйнштейна, а не размышлял над его уравнениями.
   — Всего лишь, — с улыбкой повторил Джеффри.
   — Да, всего лишь, — повторил юноша.
   — Кто это, что за святошу ты вызвал?
   Подросток посмотрел на нее ясными глазами кристально чистого человека, и Ртуть встревожилась. В какой-то миг ей показалось, что юноша видит ее до последнего атома, до самого тонкого отголоска мысли. Она почувствовала себя маленькой крупинкой в огромном океане.
   С нежной улыбкой он ответил ей:
   — Я не монах, прекрасная дева, а всего лишь бедный ученый, наслаждающийся знаниями и одиночеством.
   — Замечательный ученый, надо заметить, — вмешался в разговор Джеффри, — и его ложная скромность не должна тебя обмануть. Познакомься с мои братом, Ртуть, его зовут Грегори Гэллоуглас. Грегори, это Ртуть, предводительница разбойников графства Лаэг.
   Грегори не проявил ни малейшего удивления, только галантно поклонился:
   — Рад знакомству, предводительница.
   — Я тоже, — но про себя Ртуть добавила: «Кажется».
   Он заметил это, впрочем, как замечал все, и усмехнулся.
   — Ты не рада. Знакомство со мной никого не радует, особенно женщин, не могу только понять, отчего…
   Ртуть могла бы ему помочь, сказав, что он вызывает у людей чувство настороженности и недоверия. Что он кажется холодным… но не стала, а просто усилила ментальную защиту, хотя и не была уверена в том, что это поможет, если он захочет проникнуть в ее сознание. Тем не менее она была удивлена тем, что хотела скрыть мысли не из осторожности, а не желая обидеть этого странного невинного человека. Он выглядел таким юным и уязвимым, что в какой-то момент напомнил ей ее младшего брата.
   Она попыталась растормошить себя и прислушалась наконец к тому, о чем говорил Джеффри.
   — Его имя означает часовой, или наблюдатель.
   — А какая разница? — осторожно спросила она.
   — Как это какая, — откликнулся на вопрос Грегори. Наблюдатели проводили все свое время на вершинах зиккуратов Древней Месопотамии и изучали строение неба, звезды, пытаясь понять устройство мира, вселенной, постичь Бога, создавшего ее, постичь замысел…
   — Короче говоря, — вмешался Джеффри, — для брата наблюдатель это философ, но любой философ не признал бы в нем коллегу оттого, что Грегори стремится впитать все существующие знания, прежде чем сделать вывод о цели существования.
   — Невероятно, невозможная задача, — заметила Ртуть.
   — Наверное, — согласился с ней Грегори, — но тем не менее необходимо. Более того, это величайшая похвала моему знанию.
   Это означает для меня, что всегда есть место для дальнейшего познания мира, есть цель и ни на миг не скучно.
   Пытаясь защититься от этого странного, пугающего человека, Ртуть ухватилась за единственное имевшее для нее значение слово.
   — Я не леди!
   Но тут же пожалела о сказанном, потому что его взгляд словно пронзил ее насквозь.
   — Нет, ты говоришь не правду, — возразил Грегори, — потому что всякому, кто не слеп, ясно: хоть ты и родилась не леди, ты стала ею — благодаря собственным усилиям и стараниям.
   Ртуть молча смотрела на него.
   Джеффри рассмеялся.
   — Можешь спорить со мной, когда захочешь, — предложил он, — но никогда не пытайся спорить с Грегори. Он даже не станет спорить, а просто объяснит любому, четко и ясно, в чем тот не прав. И, что гораздо ужаснее, будет объяснять с самыми мелкими подробностями, в чем заключается истина.
   Грегори повернулся и мягко улыбнулся.
   — Брат! Ты несправедлив ко мне — и в то же время слишком превозносишь.
   — Правда? — ответил Джеффри. — Как король Гама Гилберта и Салливана. Ты всегда говоришь правду, желает того собеседник или нет. Поэтому тебя считают очень неприятным человеком.
   — И не могу понять, почему, — удивился Грегори все с той же улыбкой. — Но, брат, от этого есть прекрасное средство. — Он повернулся к Ртути. — Если не хочешь услышать ответ, — не задавай вопроса.
   — Я и не задавала, — сухо ответила она. — И не буду впредь!
   Юноша наморщил бровь и снова повернулся к брату.
   — Тогда зачем ты меня позвал?
   — Охранять мой сон, — сообщил Джеффри. — Спина не кажется защищенной, если за ней не стоит брат.
   Грегори изумленно посмотрел на него, покачивая головой.
   — Я правильно расслышал? Джеффри Гэллоугласу предстоит провести ночь с прелестной женщиной, и он хочет, чтобы его охраняли?
   Ртуть с мрачным удовлетворением ухмыльнулась.
   — Да, это верно, — с досадой буркнул Джеффри.
   — Он ищет защиты от моего очарования, — разъяснила Ртуть, — и от меча в моей руке.
   — Правда? — Грегори повернулся к ней. — Как же вы оказались вместе и не поубивали друг друга с таким отношением?
   — Я его пленница, — мрачно проговорила она. — Король побоялся начать новую войну, посылая против меня и моего отряда солдат, потому и отправил одного твоего братца-чародея.
   — Я слышал о разбойниках графства Лаэг, — кивнул Грегори. — И все удивлялся, почему их предводитель взял себе такое странное имя — название химического элемента. — Он обернулся и посмотрел на Джеффри. — Поешь и ложись спать, а я посторожу твой сон.
   Ртуть смотрела на него во все глаза. Почему он ни о чем не спросил? Неужели действительно знает, почему она приняла название серебристой жидкости?
   Даже его брат не понял подлинной причины! И если Грегори знает, то как он догадался, неужели только по ее внешнему виду?
   Она подумала, что неплохо было бы переманить Грегори на свою сторону. Не помешало бы также заставить Джеффри ревновать, или даже вогнать клин между братьями. Кто знает?
   Может, ей удастся так очаровать Грегори, что он потеряет бдительность? Она знала свои достоинства воина, но еще лучше знала, как действует на мужчин ее женская привлекательность.
   За ужином она преодолела отвращение и предложила Грегори кусок жареной куропатки.
   — Угощайся, сэр! — ласково пропела она и протянула ему ножку птицы, хлопая ресницами.
   — Что такое? — Грегори недоуменно посмотрел на нее. — А, спасибо, девушка. Но на этой неделе я пощусь. — И снова погрузился в раздумья.
   — Но ты же должен что-нибудь съесть! — она наклонилась, протягивая ножку обеими руками, подставляя под его обозрение вырез на груди. Улыбаясь самой соблазнительной улыбкой, которую смогла изобразить, она опустила голову так, чтобы он заметил ее длинные ресницы. Грегори снова поднял голову и встретился с ней взглядом. Она едва сдержала дрожь, он смотрел на нее и в то же время сквозь нее, как будто ее не было.
   — Нет, спасибо, девушка. Еда затуманивает мысли — произнес он, явно витая где-то далеко.
   Она с изумлением смотрела на него. Еще ни один мужчина в ее жизни не отказывался от нее, особенно если она сама начинала флиртовать. Ртуть, держа кусок птицы в руке, повернулась к костру — и увидела, что Джеффри насмешливо наблюдает за ней.
   За этот взгляд ей хотелось вырвать ему глаза.
   — Если ты сможешь вытащить его из царства мыслей и докажешь, что в мире существуют женщины, — негромко сказал Джеффри, — вся моя семья будет тебе безмерно благодарна.
   Она отвернулась с горящим от стыда лицом.
   К тому времени как Джеффри убрал остатки ужина, она уже настолько пришла в себя, что смогла спросить:
   — Он что, никогда не проявлял интереса к женщинам?
   — Ни к женщинам, ни вообще к чему-либо мирскому, — вздохнул Джеффри. — Даже монахи в монастырях слишком озабочены ежедневными трудами, чтобы надолго удержать его интерес.
   Она нахмурилась.
   — Он хочет стать святым?
   Джеффри с раздражением и — впервые за время их знакомства — в замешательстве покачал головой.
   — Он не больше всех нас интересуется религией. Говорит, что уже разрешил ее загадки. Она, конечно, привлекает его внимание, но ненастолько.
   — Разрешил ее загадки? — изумилась Ртуть. — Бог бесконечен, а твой брат говорит, что разрешил Его тайну?
   — Не тайну Бога, — поправил Джеффри, — а загадку религии. Он очень старательно подчеркивает это различие. Он говорит, что Бог не загадка, а тайна, а Грегори отказывается разгадывать тайны, пока не получит все факты.
   — Но никто не может постичь все, связанное с Богом.
   — Вот и Грегори так говорит, — немедленно согласился Джеффри. — Для него это высшая похвала.
   Ртуть повернулась и посмотрела на младшего Гэллоугласа, сидевшего скрестив ноги и глядя в пространство.
   — Он любит тайны и загадки, но не интересуется женщинами?