Страница:
— Благодарю и на этом, братец, — Ален похлопал его по плечу. — Утешь же наших родителей на время моего отсутствия. Будь им верной опорой и надеждой.
— Не премину, братец, — пообещал Диармид. — Оставь мне эту бумажку, которую ты наверное уже написал.
— Бумажку?
— Ну да, то, над чем ты корпел последние несколько часов.
Ален покачал головой и со вздохом передал ему свиток, после чего оставил брата, протиснувшись дюжими плечами в дверь — и тут же чуть не столкнулся с Корделией.
Диармид задумчиво и мрачно посмотрел ему вослед.
Если эти кошмарные видения смогли оторвать Грегори от научных занятий, значит они чего-нибудь да стоили.
— И, значит, Ален мог столкнуться с опасностью, которую он еще недооценивает. Пока. Но тут принцу пришла в голову неожиданная мысль: почти афоризм, который следовало записать: «Кровь гуще, чем чернила»
Пусть он лишится всех своих книг, но он не позволит Алену поступать столь опрометчиво, подвергая риску жизнь наследника престола. Он тайно последует за ним и будет опекать старшего брата, чтобы ни случилось. Он ведь всего лишь один из братьев.
И потом, ему, в самом деле, не хотелось становиться королем!
Принцу Диармиду легко было рассказывать — он все ловил на лету, зная, какое имеет влияние на брата рыцарь Джеффри. Так что Диармид и не сомневался, что дело, скорее, в склонности молодых людей к странствиям и путешествиям, чем в реальной угрозе королевству. С Корделией дело обстояло совсем по-иному.
— Как? За месяц до нашей свадьбы? Тебе, что, раскроили череп на поединке — как ты вообще допускаешь такие мысли?
Трудно было вставить хоть слово в поток сыпавшихся обвинений — у Алена просто дыхание перехватило от ее красноречия. Похоже, невеста разошлась не на шутку, а ее лицо находилось всего в нескольких дюймах… Он с усилием отвлекся от потока тревожных размышлений на этот счет и сурово осадил ее:
— Женщина! Если мой народ в опасности, я должен защитить его!
— Ого-го, надо же! В опасности! «Если»! — это всего лишь «если» — и больше ничего. Твои предположения, даже если бы они хоть на толику оправдались — только предположения и догадки. А как ты посмотришь на то, что я окажусь перед алтарем в одиночестве, пока вы с моим братцем-повесой будете рыскать где-то по землям королевства?
— В высшей степени сомневаюсь, что это займет больше недели, — убеждал ее Ален, и тут же вспомнив наставления Джеффри насчет того, как обращаться с женщинами, перешел на более куртуазный тон:
— Если честно, я просто теряю голову, находясь рядом с вами, о прекраснейшая, в предвкушении грядущего супружества. Мне необходимо немного проветриться.
Корделия в момент оттаяла.
— За такими словами всегда следуют поцелуи, — прошептала она, придвигаясь ближе.
Ален поймал намек на лету, и поцелуй — который никто бы не осмелился назвать коротким и непродолжительным, мгновенно запечатлелся на ее устах. Но когда он закончился, у Алена вырвался стон.
Корделия моментально закипела:
— Значит, мои поцелуи причиняют тебе только страдания?
— Вовсе нет, — поторопился объяснить Ален. — Но они зажгли во мне боль, которая не утихнет за месяц и день.
— День? — Корделия уставилась на него, почти оскорбленно. — Что это значит — что еще за день?
— Поелику я подозреваю, что ты будешь изнурена к концу дня нашего бракосочетания…
Глаза Корделии зажглись огнем совсем иного рода.
Она мигом прижалась щекой к его груди, захихикав:
— Будь уверен во мне, любовничек. У меня куда больше сил, чем тебе кажется.
Из груди Алена вырвался новый, жалобный стон.
Корделия мгновенно оказалась (непонятно как) в трех футах от него, с потупленным взором — чистый портрет простой скромной девушки, славной своим целомудрием.
— Я не должна была насмехаться над тобой в этом случае. Мне самой больно, когда ты так страдаешь. — Она подняла глаза и их взоры опять встретились.
Корделия вновь закипела, едва он ее отпустил. Казалось, эти уста можно было сомкнуть только вечным лобзанием.
— И, конечно же, с моей стороны было бы не правильно удерживать тебя от исполнения долга. Так что ступай и убедись, что с твоими людьми и людьми Грегори все в порядке. Иначе ты вконец изведешься.
— Не переживай, любимая, — медовым голосом заключил Ален. — Если ты все еще не доверяешь Алуэтте, будь хотя бы уверена во мне.
— Мне все кажется, что она очаровала вас обоих в злополучный час, — вынесла свой приговор Корделия. — Но это мое мнение. Иди, любовь моя. Но смотри, не задержись в пути — иначе тебе предстоит столкнуться с таким чудовищем, которое даже моему братцу не приснится!
Ртуть отрабатывала затупленным копьем приемы поединка на «квинтине» — столбе со щитом, закрепленным на перекладине, в который надо попасть с разгону. Ударяя шпорами в бока скакуна, она пошла на новый круг — и развернулась как раз вовремя, чтобы увидеть летящего на нее Джеффри с походными торбами, притороченными к седлу, и огнем в глазах. Сердце ее тревожно забилось, и Ртуть пустила коня легким галопом ему навстречу.
— Джеффри! Что случилось?
— Мой братец-недоумок, — выдохнул он, — вместе с Алуэттой разбудил какой-то древний кошмар.
— Погоди, что это значит? Какой еще кошмар?
— Монстры из водоворота, которые скрываются в тумане и намерены захватить Грамарий. Теперь они — Грегори с Алуэттой — пустились во все тяжкие на их поиски, а мне оставили предупреждение — быть готовым ко всему.
— Так они, стало быть, пустились на поиски приключений? — воскликнула Ртуть. — За месяц до свадьбы Корделии?
— Грегори сказал, что свадьба под угрозой. — Хмуро отвечал Джеффри.
Заметив перемену тона. Ртуть нахмурилась:
— Стало быть и ты заподозрил что-то неладное.
Помолчав, Джеффри неохотно кивнул, признаваясь в своих сомнениях.
— Дело неладно, но мне кажется, здесь какое-то очередное коварство Алуэтты. Возможно, она пытается сорвать семейные торжества и оттянуть время свадьбы.
Ртуть поморщилась, вспомнив, на что способна Алуэтта и представив, чем это могло кончиться.
— Мы должны выбраться из этой неразберихи в ближайшую пару недель. Но ничего не бойся, любимая, — перегнувшись в седле, он поцеловал ее. — Я доставлю Алена домой к свадьбе, чего бы это не стоило, даже если придется оглушить его и привезти в беспамятстве к аналою. Чтобы он там себе не думал. Вперед! Счастливо!
С этими словами он развернул коня и поскакал к воротам, оставив Ртуть наедине со своими мыслями.
Она смотрела ему вслед, не зная, плакать ей или смеяться. Неуверенно прикусив губу, она могла признаться себе, что ни сколько не разделяет страхи жениха.
Тем не менее, ударив шпорами, она подъехала к воротам замка и, передав поводья конюху, поспешила вверх по ступеням к покоям Корделии.
Ртуть застала принцессу в дорожном платье. Корделия собирала вещи, пакуя седельные сумки.
— Далеко ли собралась, невестка? И что скажет принц, если узнает о твоих намерениях?
— Никто ничего не узнает, я уже позаботилась об этом, — отвечала Корделия, вытянув губы ниточкой. — И он ничего не узнает, пока я ему не понадоблюсь.
— Звучит здраво, — заметила Ртуть — А что, если этого не произойдет?
— Чего?
— Что, если все-таки узнает?
Корделия пожала плечами:
— А что произойдет? Да ничего. Он все равно не сможет ничего с этим поделать. Тем более, хуже от этого не будет ни мне, ни ему. — Она подняла глаза на подругу. — Я вижу, Джеффри с тобой тоже уже раскланялся?
— Да уж, — поморщилась Ртуть. — Причем так быстро, что я и пикнуть не успела. — «Народ в опасности!», видите ли.
Она сама была дочерью эсквайра и с детства усвоила, что безопасность народа и государства всегда на первом месте. Простые люди воздавали ей тем, что охотно вступали в ее разбойничий отряд, когда ей осталось только выбирать между постелью своего господина и лесной чащобой.
— В любом случае Алену ничего не свалится на голову, прежде чем я об этом узнаю, — заявила Корделия.
— В самом деле, — согласилась бывшая разбойничья атаманша. — С чего это мы должны торчать дома, дожидаясь женихов? — она сложила губы бантиком. — Когда мы можем на равных правах пуститься за ними следом и посмотреть, чем они там занимаются.
— Вот это здорово, — откликнулась Корделия. — представляешь, как это заденет их, если они узнают, что мы их «пасем»?
— Решат, что мы их держим за олухов, которые могут влипнуть в любую историю. Ну и что? Даже если так, большой беды в этом не будет. Да и случись что в дороге, лишние руки им не помешают. Тем более — прикрытый тыл.
— Тем более, что своих невест назвать «лишними руками» у них язык не повернется, — едко выдавила Корделия. — Пусть только попробуют.
Ни одной из дам при этом не пришло на ум, что они могут попасть в ситуацию, из которой им не выбраться и вчетвером.
— Но остался всего месяц до твоего бракосочетания! — выдвинула Ртуть последний контраргумент. — А как же приготовления к свадьбе — кто этим займется?
— Какой толк от этих приготовлений, если жених не вернется в назначенный срок! Я что, одна поведу за собой свадебный кортеж? — оборвала ее Корделия. Наклонившись к подруге, она доверительно сообщила:
— И потом, говоря начистоту, не лежит у меня душа заниматься всем этим: платьем, банкетом и списками гостей!
— Но как же твоя мать…
— Она уже свою свадьбу отгуляла, и не сомневаюсь, что мое решение она одобрит. — Корделия уставилась на миг куда-то в сторону, как будто прислушиваясь к посторонним звукам за стеной.
Ртуть поняла, что обе телепатки, мать и дочь, обсуждают сейчас как раз этот вопрос и поежилась.
Наконец Корделия отрывисто кивнула, всовывая в дорожную сумку последнюю скатанную тряпку.
— Мама — за. Она одобряет мое решение и берет на себя заботы о свадьбе.
С этими словами она подняла брови на Ртуть:
— Ну, а ты едешь со мной?
Ртуть не могла сдержать улыбки:
— Ну, конечно. Разве я могу бросить свою будущую родственницу?
Так наследники Гэллоуглассов пустились в поход:
Грегори с Алуэттой впереди, не зная, что на расстоянии одного дня пути за ними следуют Ален и Джеффри, а еще на полдня отставая спешат Корделия и Ртуть.
Но никто из них даже не догадывался, что следом за всей этой процессией едет Диармид с полудюжиной слуг-оруженосцев верных ему настолько, что никто и словом не обмолвился о том, куда они следуют за рыцарем и господином, сказав только, что их вызывает герцог Логайрский.
И конечно, Диармид был уверен, что рассчитал все идеально — когда на следующий день он не появился за столом, слуга, отправленный королем, нашел записку Алена. Он четко рассчитал реакцию родителей. На расстоянии дня пути за ним будет следовать отец с рыцарским отрядом.
ГЛАВА ВТОРАЯ
— Не премину, братец, — пообещал Диармид. — Оставь мне эту бумажку, которую ты наверное уже написал.
— Бумажку?
— Ну да, то, над чем ты корпел последние несколько часов.
Ален покачал головой и со вздохом передал ему свиток, после чего оставил брата, протиснувшись дюжими плечами в дверь — и тут же чуть не столкнулся с Корделией.
Диармид задумчиво и мрачно посмотрел ему вослед.
Если эти кошмарные видения смогли оторвать Грегори от научных занятий, значит они чего-нибудь да стоили.
— И, значит, Ален мог столкнуться с опасностью, которую он еще недооценивает. Пока. Но тут принцу пришла в голову неожиданная мысль: почти афоризм, который следовало записать: «Кровь гуще, чем чернила»
Пусть он лишится всех своих книг, но он не позволит Алену поступать столь опрометчиво, подвергая риску жизнь наследника престола. Он тайно последует за ним и будет опекать старшего брата, чтобы ни случилось. Он ведь всего лишь один из братьев.
И потом, ему, в самом деле, не хотелось становиться королем!
Принцу Диармиду легко было рассказывать — он все ловил на лету, зная, какое имеет влияние на брата рыцарь Джеффри. Так что Диармид и не сомневался, что дело, скорее, в склонности молодых людей к странствиям и путешествиям, чем в реальной угрозе королевству. С Корделией дело обстояло совсем по-иному.
— Как? За месяц до нашей свадьбы? Тебе, что, раскроили череп на поединке — как ты вообще допускаешь такие мысли?
Трудно было вставить хоть слово в поток сыпавшихся обвинений — у Алена просто дыхание перехватило от ее красноречия. Похоже, невеста разошлась не на шутку, а ее лицо находилось всего в нескольких дюймах… Он с усилием отвлекся от потока тревожных размышлений на этот счет и сурово осадил ее:
— Женщина! Если мой народ в опасности, я должен защитить его!
— Ого-го, надо же! В опасности! «Если»! — это всего лишь «если» — и больше ничего. Твои предположения, даже если бы они хоть на толику оправдались — только предположения и догадки. А как ты посмотришь на то, что я окажусь перед алтарем в одиночестве, пока вы с моим братцем-повесой будете рыскать где-то по землям королевства?
— В высшей степени сомневаюсь, что это займет больше недели, — убеждал ее Ален, и тут же вспомнив наставления Джеффри насчет того, как обращаться с женщинами, перешел на более куртуазный тон:
— Если честно, я просто теряю голову, находясь рядом с вами, о прекраснейшая, в предвкушении грядущего супружества. Мне необходимо немного проветриться.
Корделия в момент оттаяла.
— За такими словами всегда следуют поцелуи, — прошептала она, придвигаясь ближе.
Ален поймал намек на лету, и поцелуй — который никто бы не осмелился назвать коротким и непродолжительным, мгновенно запечатлелся на ее устах. Но когда он закончился, у Алена вырвался стон.
Корделия моментально закипела:
— Значит, мои поцелуи причиняют тебе только страдания?
— Вовсе нет, — поторопился объяснить Ален. — Но они зажгли во мне боль, которая не утихнет за месяц и день.
— День? — Корделия уставилась на него, почти оскорбленно. — Что это значит — что еще за день?
— Поелику я подозреваю, что ты будешь изнурена к концу дня нашего бракосочетания…
Глаза Корделии зажглись огнем совсем иного рода.
Она мигом прижалась щекой к его груди, захихикав:
— Будь уверен во мне, любовничек. У меня куда больше сил, чем тебе кажется.
Из груди Алена вырвался новый, жалобный стон.
Корделия мгновенно оказалась (непонятно как) в трех футах от него, с потупленным взором — чистый портрет простой скромной девушки, славной своим целомудрием.
— Я не должна была насмехаться над тобой в этом случае. Мне самой больно, когда ты так страдаешь. — Она подняла глаза и их взоры опять встретились.
Корделия вновь закипела, едва он ее отпустил. Казалось, эти уста можно было сомкнуть только вечным лобзанием.
— И, конечно же, с моей стороны было бы не правильно удерживать тебя от исполнения долга. Так что ступай и убедись, что с твоими людьми и людьми Грегори все в порядке. Иначе ты вконец изведешься.
— Не переживай, любимая, — медовым голосом заключил Ален. — Если ты все еще не доверяешь Алуэтте, будь хотя бы уверена во мне.
— Мне все кажется, что она очаровала вас обоих в злополучный час, — вынесла свой приговор Корделия. — Но это мое мнение. Иди, любовь моя. Но смотри, не задержись в пути — иначе тебе предстоит столкнуться с таким чудовищем, которое даже моему братцу не приснится!
Ртуть отрабатывала затупленным копьем приемы поединка на «квинтине» — столбе со щитом, закрепленным на перекладине, в который надо попасть с разгону. Ударяя шпорами в бока скакуна, она пошла на новый круг — и развернулась как раз вовремя, чтобы увидеть летящего на нее Джеффри с походными торбами, притороченными к седлу, и огнем в глазах. Сердце ее тревожно забилось, и Ртуть пустила коня легким галопом ему навстречу.
— Джеффри! Что случилось?
— Мой братец-недоумок, — выдохнул он, — вместе с Алуэттой разбудил какой-то древний кошмар.
— Погоди, что это значит? Какой еще кошмар?
— Монстры из водоворота, которые скрываются в тумане и намерены захватить Грамарий. Теперь они — Грегори с Алуэттой — пустились во все тяжкие на их поиски, а мне оставили предупреждение — быть готовым ко всему.
— Так они, стало быть, пустились на поиски приключений? — воскликнула Ртуть. — За месяц до свадьбы Корделии?
— Грегори сказал, что свадьба под угрозой. — Хмуро отвечал Джеффри.
Заметив перемену тона. Ртуть нахмурилась:
— Стало быть и ты заподозрил что-то неладное.
Помолчав, Джеффри неохотно кивнул, признаваясь в своих сомнениях.
— Дело неладно, но мне кажется, здесь какое-то очередное коварство Алуэтты. Возможно, она пытается сорвать семейные торжества и оттянуть время свадьбы.
Ртуть поморщилась, вспомнив, на что способна Алуэтта и представив, чем это могло кончиться.
— Мы должны выбраться из этой неразберихи в ближайшую пару недель. Но ничего не бойся, любимая, — перегнувшись в седле, он поцеловал ее. — Я доставлю Алена домой к свадьбе, чего бы это не стоило, даже если придется оглушить его и привезти в беспамятстве к аналою. Чтобы он там себе не думал. Вперед! Счастливо!
С этими словами он развернул коня и поскакал к воротам, оставив Ртуть наедине со своими мыслями.
Она смотрела ему вслед, не зная, плакать ей или смеяться. Неуверенно прикусив губу, она могла признаться себе, что ни сколько не разделяет страхи жениха.
Тем не менее, ударив шпорами, она подъехала к воротам замка и, передав поводья конюху, поспешила вверх по ступеням к покоям Корделии.
Ртуть застала принцессу в дорожном платье. Корделия собирала вещи, пакуя седельные сумки.
— Далеко ли собралась, невестка? И что скажет принц, если узнает о твоих намерениях?
— Никто ничего не узнает, я уже позаботилась об этом, — отвечала Корделия, вытянув губы ниточкой. — И он ничего не узнает, пока я ему не понадоблюсь.
— Звучит здраво, — заметила Ртуть — А что, если этого не произойдет?
— Чего?
— Что, если все-таки узнает?
Корделия пожала плечами:
— А что произойдет? Да ничего. Он все равно не сможет ничего с этим поделать. Тем более, хуже от этого не будет ни мне, ни ему. — Она подняла глаза на подругу. — Я вижу, Джеффри с тобой тоже уже раскланялся?
— Да уж, — поморщилась Ртуть. — Причем так быстро, что я и пикнуть не успела. — «Народ в опасности!», видите ли.
Она сама была дочерью эсквайра и с детства усвоила, что безопасность народа и государства всегда на первом месте. Простые люди воздавали ей тем, что охотно вступали в ее разбойничий отряд, когда ей осталось только выбирать между постелью своего господина и лесной чащобой.
— В любом случае Алену ничего не свалится на голову, прежде чем я об этом узнаю, — заявила Корделия.
— В самом деле, — согласилась бывшая разбойничья атаманша. — С чего это мы должны торчать дома, дожидаясь женихов? — она сложила губы бантиком. — Когда мы можем на равных правах пуститься за ними следом и посмотреть, чем они там занимаются.
— Вот это здорово, — откликнулась Корделия. — представляешь, как это заденет их, если они узнают, что мы их «пасем»?
— Решат, что мы их держим за олухов, которые могут влипнуть в любую историю. Ну и что? Даже если так, большой беды в этом не будет. Да и случись что в дороге, лишние руки им не помешают. Тем более — прикрытый тыл.
— Тем более, что своих невест назвать «лишними руками» у них язык не повернется, — едко выдавила Корделия. — Пусть только попробуют.
Ни одной из дам при этом не пришло на ум, что они могут попасть в ситуацию, из которой им не выбраться и вчетвером.
— Но остался всего месяц до твоего бракосочетания! — выдвинула Ртуть последний контраргумент. — А как же приготовления к свадьбе — кто этим займется?
— Какой толк от этих приготовлений, если жених не вернется в назначенный срок! Я что, одна поведу за собой свадебный кортеж? — оборвала ее Корделия. Наклонившись к подруге, она доверительно сообщила:
— И потом, говоря начистоту, не лежит у меня душа заниматься всем этим: платьем, банкетом и списками гостей!
— Но как же твоя мать…
— Она уже свою свадьбу отгуляла, и не сомневаюсь, что мое решение она одобрит. — Корделия уставилась на миг куда-то в сторону, как будто прислушиваясь к посторонним звукам за стеной.
Ртуть поняла, что обе телепатки, мать и дочь, обсуждают сейчас как раз этот вопрос и поежилась.
Наконец Корделия отрывисто кивнула, всовывая в дорожную сумку последнюю скатанную тряпку.
— Мама — за. Она одобряет мое решение и берет на себя заботы о свадьбе.
С этими словами она подняла брови на Ртуть:
— Ну, а ты едешь со мной?
Ртуть не могла сдержать улыбки:
— Ну, конечно. Разве я могу бросить свою будущую родственницу?
Так наследники Гэллоуглассов пустились в поход:
Грегори с Алуэттой впереди, не зная, что на расстоянии одного дня пути за ними следуют Ален и Джеффри, а еще на полдня отставая спешат Корделия и Ртуть.
Но никто из них даже не догадывался, что следом за всей этой процессией едет Диармид с полудюжиной слуг-оруженосцев верных ему настолько, что никто и словом не обмолвился о том, куда они следуют за рыцарем и господином, сказав только, что их вызывает герцог Логайрский.
И конечно, Диармид был уверен, что рассчитал все идеально — когда на следующий день он не появился за столом, слуга, отправленный королем, нашел записку Алена. Он четко рассчитал реакцию родителей. На расстоянии дня пути за ним будет следовать отец с рыцарским отрядом.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Утром на следующий день Алуэтта и Грегори взбирались по высоким обрывистым холмам в совершенно незнакомой местности. По пути им начали попадаться все более приземистые деревья, полоса придорожной травы становилась все уже, а на ссохшейся глине произрастал лишь колючий кустарник да какие-то пожухлые стебли. Дорога стала крутой, так что им пришлось спешиться и вести коней в поводу. В итоге, когда они достигли хребта, то оказались в тактически невыгодном положении перед огром-людоедом, вылезшим из-за камня, лежавшего на их пути. Видимо, огр устроил засаду.
Его кривые ноги больше походили на корни столетнего дуба; плечи-бочонки, голова на короткой шее и косматая грива пыльных слипшихся волос довершали отвратительный облик. Двухдюймовые клыки торчали из пасти, как будто вырубленной топором — и крошечные глазки сверкали из двух других грубо прсверленных отверстий. Руки, толстые, как дубовые колоды, были столь длинны, что заскорузлые пальцы огра карались колен. Из одежды на нем были только рваная туника и изъеденные молью чулки.
Чудище зарычало, замахнувшись на них огромной дубиной, и засеменило по склону навстречу путникам, кровожадно посверкивая поросячьими глазками.
Грегори замер.
— Из какого кошмара взялась эта дрянь?
— Из твоего, — оборвала Алуэтта. — Посторонись.
Пусть им займутся лошади!
Зловонный запах огра коснулся ноздрей скакунов, и они с ржанием встали на дыбы: боевые кони были приучены сражаться, а не бежать при столкновении с созданиями подобного рода.
Огр завопил в ответ, отбиваясь дубиной от копыт, но одно из них уже пришлось по плечу, отшвырнув его к Алуэтте. Поросячьи глазки тут же остановились на ней, и он яростно бросился на путницу, крутя своей палкой в воздухе.
Грегори с криком выскочил перед ним. Дубина огра метнулась к нему. Грегори уклонился, и дерево просвистело над головой. Затем, чудовищной величины нога ударила его прямо в живот и подбросила в воздух. Грегори покатился под ноги монстру.
— Кайтифф! — воскликнула Алуэтта, выхватывая из-за пояса кинжал.
Огр с рычанием повернулся. Взревев, он махнул дубиной — но кинжал уже пронзил волосатую грудь едва заметным глазу движением. Казалось, это застало его врасплох — такого оборота он не ожидал — но тут же пришел в себя и вырвал клинок из груди. Несмотря на хлеставшую из раны кровь, он продолжал наступать, рыча еще яростнее. Но Алуэтта вовремя успела отскочить в сторону. Огр оглянулся по сторонам в замешательстве и рухнул, рассыпаясь, точно статуя из сырой непропеченой глины. Через несколько секунд от великана осталась лишь серая невзрачная куча.
Алуэтта перевела дыхание и заметила:
— Надо быстрее соображать, любовничек!
— Эта тварь угрожала тебе! Он мог раздавить!
Алуэтта пришла в замешательство: она никогда не видела своего жениха таким сердитым и разгневанным.
Она тут же поняла причину и потянулась обнять его:
— Мне никогда никто не сможет ничего сделать, любимый, — мягко сказала она.
— Но эта дубина! — лицо Грегори потонуло в ее волосах. — Он же мог тебя изувечить! — пробубнил Грегори.
— Я намного проворнее — и огру меня никогда не достать, — сказала она, успокаивая его. — Но ты молодец. И кто бы мог подумать, что из кочки мха может появиться такое чудовище?
Грегори пожал плечами:
— То же происходит со всеми монстрами в Грамарии. Какая-нибудь бабуся, не зная даже, что она проективный телепат, рассказывает внукам сказки о ночных скитальцах, и куски ведьмина мха в лесу неподалеку движутся друг другу навстречу, пока не соберутся в достаточном количестве, чтобы породить на свет монстра, о котором она рассказывает.
На самом деле эта штука представляла собой скорее не мох, а плесень и по неведомой причине была чувствительна к телепатическим волнам, то есть мыслям, передающимся на расстоянии. Естественный отбор сделал ее такой — выживали именно экземпляры, реагирующие на внушение. Тренированный эспер мог сделать из этого растительного оборотня все, что угодно, включая жизнеподобные формы, поскольку и сам ведьмин мох представлял собой живое существо.
Нетренированный же мог превратить такой мох и вовсе во что угодно — временами с катастрофическими последствиями.
— Стоило попытаться, — объяснил Грегори. — Если бы диссоциация не сработала, я мог бы отшвырнуть его в сторону с помощью телекинеза.
Алуэтта подумала о ненависти, которая сверкнула в его глазах — она не сомневалась, что у него хватит силы отбросить в сторону эту громадную моховую кочку с такой же легкостью, как прутик с дороги. Мысль об этом не только пугала, но и воодушевляла: она чувствовала, что любовь к ней явилась причиной взрыва такой эмоциональной силы.
Итак, устояв перед ее коварством, он, тем не менее, втюрился по уши. Она потянулась к нему навстречу для поцелуя. Грегори на миг замер, а затем затрепетал.
Она поймала его дыхание, улыбнулась, ответив таким же лучистым взором, и сказала:
— Пора двигаться, пока еще чего не случилось. Этот огр может вернуться, и тогда его будет намного труднее остановить — он все опустошит на своем пути. Надо выяснить, каким ветром занесло сюда это создание, и принять меры.
Грегори ответил удивленным взглядом:
— Время ли об этом сейчас думать? Нам надо спешить — и найти источник бед, которые могут грозить королевству. — Он повернулся, бороздя взглядом землю под ногами.
Что ж, ему нельзя было отказать в предусмотрительности. Глядя на вещественные доказательства — отпечатки страшных ног в затвердевшем грунте дороги, клочья мха и прочие свидетельства страшного присутствия, Алуэтта услышала тревожный шум и, подняв голову, увидела перед собой физиономию пострашнее первой.
Пальцы ее впились в руку Грегори:
— Не двигайся, милый. Только подними глаза, только посмотри!
Грегори глянул и точно прирос к месту.
Перед ним была чудовищная карикатура на женщину. Седая косматая пакля вместо волос, лицо изрезанно морщинами так, что в нем с трудом различались глаза и рот. На огрессе был надет гигантский мешок-балахон с прорезями для рук и шеи.
— Это наверное мать того монстра! — вскричала Алуэтта.
Грегори тут же вспомнил о разъяренной медведице, которую однажды повстречал в лесу во время охоты.
Изо рта старухи, раскрывшегося словно в усмешке, показались желтые пеньки зубов. Замахиваясь дубиной, она издала рев, а когда дубина обрушилась вниз, в глазах полыхнула ярость.
Они вовремя отпрыгнули в стороны, и дубина ударилась в землю как раз в том месте, где они только что стояли.
— Моя очередь! — крикнула Алуэтта и обернулась к зловещей карге-людоедке. В ее сознании вспыхнули молекулярные связи, разрывающиеся от вибрации. — Но гигантская дубина вновь взмыла вверх, и она услышала зов Грегори:
— Быстрее, любовь моя! — Он выхватил меч, спеша к ней.
И тут оружие монстра обрушилась вниз.
— Грегори! — завизжала Алуэтта, полностью теряя самообладание и концентрацию мысли — но ее возлюбленный вовремя успел отскочить, и дубина просвистела в воздухе, а лошади вторили душераздирающему крику нового огра.
Алуэтта едва не потеряла сознание, но собралась и с усилием сосредоточилась на мысли о тающем на солнце снеговике.
Лошади оскалились на огра, прижавшись друг к другу боками. Карга взвыла в бессильной ярости, палка вновь засвистела, но кони рванули и дубина ударила им по копытам. Звякнули подковы.
Огр с воплем упал и разразился криками ярости.
Старуха пыталась отмахнуться от боевых лошадей единственным оставшимся у нее оружием, не понимая, что опускается с каждым шагом все ниже и ниже, пока не обнаружила, что ног у нее уже нет. Только тогда она посмотрела вниз и попятилась, но было поздно: вскоре старуха превратилась в лужу все той же серой слякоти — и от нее остался лишь мох, как и от ее сына.
Алуэтта вздохнула с облегчением.
— Здорово! — Грегори с гордостью обнял ее.
— Как живая. И такой финал… растворилась, — потрясенно пробормотала девушка.
— Причем так внезапно, что не успела даже ничего почувствовать, — заметил Грегори. — И потом, любовь моя, чем было это создание всего неделю назад?
— А я? Чем была я? Твоим врагом?
— Забудь об этом. Она обратилась все в ту же кучку мха, чем и была с самого начала.
Дрожь Алуэттат приутихла.
— И еще — мы не могли оставить это чудовище в живых, чтобы оно нападало на скот и крестьян. — С практичностью домохозяйки отметил Грегори. — Все же это было более милосердно, чем убивать ее мечами либо копытами лошадей.
— Так-то оно так, — улыбнулась Алуэтта, и слезы высохли на ее щеках. — Благодарю Небеса, что у меня есть такой великий утешитель.
Он просиял в ответ и склонился еще ниже, чтобы поцеловать ее.
Когда они пустились в путь, их кони шли бок о бок, так что они могли ехать, не выпуская руки друг друга.
«Как она добра», — с ликованием рассуждал Грегори. — «Какое сердце! Она оплакивает даже врага, ужасного и кровожадного огра».
Не прошло и часа, как на дороге им встретилось крестьянское семейство. Они шли рядом с повозкой, запряженной буйволами: на повозку был свален их нехитрый скарб. Лица поселян были хмурыми и печальными.
Алуэтта натянула поводья:
— Постойте, добрые люди! Что выгнало вас из дому? По какой причине вы двигаетесь по дороге со столь хмурым видом?
— По той, что на хутор напали разом три огра, леди, — отвечала женщина, утирая рукавом заплаканные раскрасневшиеся глаза. — Заели нашу коровушку, а потом чуть было не добрались и до нас.
— Да не допустят этого Небеса! — воскликнул Грегори.
— Хвала Небесам, что они не устремились за нами в погоню, — рассудительно заметил глава семейства.
— Не переживайте, — сказала ему Алуэтта. — Двое из них уже пустились по вашему следу, но быстро закончили свое существование.
— В самом деле? — Супруги обменялись недоуменными взорами, в которых были испуг и неожиданная радость, смешанная с удивлением, а двое детей уставились широко открытыми глазами на «тетю».
— Но как такое могло случиться? — обратилась хозяйка к Алуэтте. — Кто мог расправиться с этими чудовищами?
— Разве есть в этих краях рыцари, способные поражать чудовищ в поединке? — спросил ее супруг. — И какое же нужно оружие, чтобы их уничтожить? — недоумевал он.
— Магия, — коротко ответил Грегори, чтоб им сразу стало понятно. — И владеют ею не рыцари, а колдуны.
— Колдуны!
— Еще точнее — ведьма, — он лукаво посмотрел на Алуэтту, гарцевавшую перед изумленными супругами.
Семья тут же сбилась в тесную кучку, и дети спрятались за родителей.
— Спокойно, спокойно, — с улыбкой сказала Алуэтта. — Это была добрая ведьма, почти что фея. Сами понимаете, злая колдунья не станет истреблять кровожадных монстров, ведь они — ее помощники. Да и вообще, колдуньи уже нет — она ушла своей дорогой, так что вы не встретите ее, — она показала хлыстом назад, — на своем пути.
— Ну, если вы так говорите, леди, то что ж… — Супруг отступил от семьи, сделав несколько доверительных шагов вперед. — Так вы, значит, видели ее?
— Кого?
— Ну, эту добрую колдунью.
— Мельком. Так, издалека, со стороны. — согласилась Алуэтта.
— Ну, тогда, если еще раз встретите ее, передайте ей наше огромное крестьянское спасибо. Поблагодарите ее от нас, простых сельчан.
— Эй, ты что! — закричала его супруга. — К таким существам даже приближаться опасно, сам знаешь!
Алуэтта поглядела на нее, затем встретила сияющий взгляд Грегори. Щеки ее вспыхнули огнем, и она опустила взор, полный смущения.
— Прекрасны ваши слова, как прекрасно любое проявление благодарности. Ступайте же с миром и не бойтесь никаких ведьм и огров — они уже не встретятся вам на пути.
— Но как же третий? — спросила супруга фермера. — Ведь их было трое. Мы не рискнем приблизиться к нашей хижине, пока в этих краях гуляет такое чудовище!
— И где вы последний раз его видели? — спросил Грегори.
— Так возле нашей халупы и видели, — отвечал крестьянин.
— Это уже дело, — отметила Алуэтта, — по крайней мере ясно, где он слоняется. — И откуда взялась эта нечисть? С какой стороны они пришли?
Родители только руками развели и закачали головами: мол, знать не знаем и ведать не ведаем, откуда могла взяться такая напасть. Однако маленькая девочка пискнула:
— Я видела, откуда.
— Тихо, Эсси! — шикнул на нее мальчик постарше.
Эсси обернулась к нему:
— Чоги, если мама с папой запретили нам туда ходить, то вовсе не потому, что боялись огров!
— Это как? — нахмурилась мать.
Эсси потупилась, заведя руки за спину и заканючила:
— Просто там растет сладкий крыжовник…
— Ничего себе — ведь я же запретила вам строго-настрого! Там река выходит из берегов после дождей!
Не хватало еще, чтобы вы нанесли в дом всякой грязи!
— А мы всегда чистим ботинки перед порогом, — пробормотал Чоги.
— И все равно, — начала мать, но тут ее перебила Алуэтта:
— Разреши, добрая женщина, — сказала она, поднимая руку в длинной перчатке по локоть, — послушать эту историю до конца. Если здесь есть поблизости третий огр, и к тому же не последний, мы, по крайней мере, должны узнать, откуда они берутся.
Все семейство вдруг замерло, потрясенное этой мыслью, что поблизости может гулять не один, не два, а того и гляди, целый десяток огров. И вообще неизвестно, сколько их еще может появиться.
— Наверное вам лучше всего сейчас направиться к замку вашего повелителя, — сказал Грегори, — куда вы, вне сомнения, направлялись. А потом придет время и можно будет безбоязненно вернуться к родным пенатам.
Когда эти края будут очищены от чудовищных огров.
— Если наш дом еще уцелеет после этого нашествия, — произнесла женщина со слезами в глазах.
Супруг обнял ее и прижал к своей широкой груди, утешительно похлопав по спине:
— Ничего, старуха, даже если они раскатают его по бревнышку, у меня есть трое верных друзей, которые помогут мне выстроить новый за день. Да и сама подумай, зачем ограм дался твой дом?
— А зачем им понадобилось приходить сюда и творить всякие пакости? — плаксиво спросила жена. — Кто знает, что ими движет?
— Голод, — просто ответила Алуэтта. — Не сомневаюсь, они вышли на охоту. — И с этими словами повернулась к детям. — Так значит вы ходили к реке за сладким крыжовником? И что же вы там увидели?
— Туман, — откликнулся Чоги. — Там всегда туман, Утром над рекой. Но в этот раз он был такой густой и плотный, как… кисель.
Его кривые ноги больше походили на корни столетнего дуба; плечи-бочонки, голова на короткой шее и косматая грива пыльных слипшихся волос довершали отвратительный облик. Двухдюймовые клыки торчали из пасти, как будто вырубленной топором — и крошечные глазки сверкали из двух других грубо прсверленных отверстий. Руки, толстые, как дубовые колоды, были столь длинны, что заскорузлые пальцы огра карались колен. Из одежды на нем были только рваная туника и изъеденные молью чулки.
Чудище зарычало, замахнувшись на них огромной дубиной, и засеменило по склону навстречу путникам, кровожадно посверкивая поросячьими глазками.
Грегори замер.
— Из какого кошмара взялась эта дрянь?
— Из твоего, — оборвала Алуэтта. — Посторонись.
Пусть им займутся лошади!
Зловонный запах огра коснулся ноздрей скакунов, и они с ржанием встали на дыбы: боевые кони были приучены сражаться, а не бежать при столкновении с созданиями подобного рода.
Огр завопил в ответ, отбиваясь дубиной от копыт, но одно из них уже пришлось по плечу, отшвырнув его к Алуэтте. Поросячьи глазки тут же остановились на ней, и он яростно бросился на путницу, крутя своей палкой в воздухе.
Грегори с криком выскочил перед ним. Дубина огра метнулась к нему. Грегори уклонился, и дерево просвистело над головой. Затем, чудовищной величины нога ударила его прямо в живот и подбросила в воздух. Грегори покатился под ноги монстру.
— Кайтифф! — воскликнула Алуэтта, выхватывая из-за пояса кинжал.
Огр с рычанием повернулся. Взревев, он махнул дубиной — но кинжал уже пронзил волосатую грудь едва заметным глазу движением. Казалось, это застало его врасплох — такого оборота он не ожидал — но тут же пришел в себя и вырвал клинок из груди. Несмотря на хлеставшую из раны кровь, он продолжал наступать, рыча еще яростнее. Но Алуэтта вовремя успела отскочить в сторону. Огр оглянулся по сторонам в замешательстве и рухнул, рассыпаясь, точно статуя из сырой непропеченой глины. Через несколько секунд от великана осталась лишь серая невзрачная куча.
Алуэтта перевела дыхание и заметила:
— Надо быстрее соображать, любовничек!
— Эта тварь угрожала тебе! Он мог раздавить!
Алуэтта пришла в замешательство: она никогда не видела своего жениха таким сердитым и разгневанным.
Она тут же поняла причину и потянулась обнять его:
— Мне никогда никто не сможет ничего сделать, любимый, — мягко сказала она.
— Но эта дубина! — лицо Грегори потонуло в ее волосах. — Он же мог тебя изувечить! — пробубнил Грегори.
— Я намного проворнее — и огру меня никогда не достать, — сказала она, успокаивая его. — Но ты молодец. И кто бы мог подумать, что из кочки мха может появиться такое чудовище?
Грегори пожал плечами:
— То же происходит со всеми монстрами в Грамарии. Какая-нибудь бабуся, не зная даже, что она проективный телепат, рассказывает внукам сказки о ночных скитальцах, и куски ведьмина мха в лесу неподалеку движутся друг другу навстречу, пока не соберутся в достаточном количестве, чтобы породить на свет монстра, о котором она рассказывает.
На самом деле эта штука представляла собой скорее не мох, а плесень и по неведомой причине была чувствительна к телепатическим волнам, то есть мыслям, передающимся на расстоянии. Естественный отбор сделал ее такой — выживали именно экземпляры, реагирующие на внушение. Тренированный эспер мог сделать из этого растительного оборотня все, что угодно, включая жизнеподобные формы, поскольку и сам ведьмин мох представлял собой живое существо.
Нетренированный же мог превратить такой мох и вовсе во что угодно — временами с катастрофическими последствиями.
— Стоило попытаться, — объяснил Грегори. — Если бы диссоциация не сработала, я мог бы отшвырнуть его в сторону с помощью телекинеза.
Алуэтта подумала о ненависти, которая сверкнула в его глазах — она не сомневалась, что у него хватит силы отбросить в сторону эту громадную моховую кочку с такой же легкостью, как прутик с дороги. Мысль об этом не только пугала, но и воодушевляла: она чувствовала, что любовь к ней явилась причиной взрыва такой эмоциональной силы.
Итак, устояв перед ее коварством, он, тем не менее, втюрился по уши. Она потянулась к нему навстречу для поцелуя. Грегори на миг замер, а затем затрепетал.
Она поймала его дыхание, улыбнулась, ответив таким же лучистым взором, и сказала:
— Пора двигаться, пока еще чего не случилось. Этот огр может вернуться, и тогда его будет намного труднее остановить — он все опустошит на своем пути. Надо выяснить, каким ветром занесло сюда это создание, и принять меры.
Грегори ответил удивленным взглядом:
— Время ли об этом сейчас думать? Нам надо спешить — и найти источник бед, которые могут грозить королевству. — Он повернулся, бороздя взглядом землю под ногами.
Что ж, ему нельзя было отказать в предусмотрительности. Глядя на вещественные доказательства — отпечатки страшных ног в затвердевшем грунте дороги, клочья мха и прочие свидетельства страшного присутствия, Алуэтта услышала тревожный шум и, подняв голову, увидела перед собой физиономию пострашнее первой.
Пальцы ее впились в руку Грегори:
— Не двигайся, милый. Только подними глаза, только посмотри!
Грегори глянул и точно прирос к месту.
Перед ним была чудовищная карикатура на женщину. Седая косматая пакля вместо волос, лицо изрезанно морщинами так, что в нем с трудом различались глаза и рот. На огрессе был надет гигантский мешок-балахон с прорезями для рук и шеи.
— Это наверное мать того монстра! — вскричала Алуэтта.
Грегори тут же вспомнил о разъяренной медведице, которую однажды повстречал в лесу во время охоты.
Изо рта старухи, раскрывшегося словно в усмешке, показались желтые пеньки зубов. Замахиваясь дубиной, она издала рев, а когда дубина обрушилась вниз, в глазах полыхнула ярость.
Они вовремя отпрыгнули в стороны, и дубина ударилась в землю как раз в том месте, где они только что стояли.
— Моя очередь! — крикнула Алуэтта и обернулась к зловещей карге-людоедке. В ее сознании вспыхнули молекулярные связи, разрывающиеся от вибрации. — Но гигантская дубина вновь взмыла вверх, и она услышала зов Грегори:
— Быстрее, любовь моя! — Он выхватил меч, спеша к ней.
И тут оружие монстра обрушилась вниз.
— Грегори! — завизжала Алуэтта, полностью теряя самообладание и концентрацию мысли — но ее возлюбленный вовремя успел отскочить, и дубина просвистела в воздухе, а лошади вторили душераздирающему крику нового огра.
Алуэтта едва не потеряла сознание, но собралась и с усилием сосредоточилась на мысли о тающем на солнце снеговике.
Лошади оскалились на огра, прижавшись друг к другу боками. Карга взвыла в бессильной ярости, палка вновь засвистела, но кони рванули и дубина ударила им по копытам. Звякнули подковы.
Огр с воплем упал и разразился криками ярости.
Старуха пыталась отмахнуться от боевых лошадей единственным оставшимся у нее оружием, не понимая, что опускается с каждым шагом все ниже и ниже, пока не обнаружила, что ног у нее уже нет. Только тогда она посмотрела вниз и попятилась, но было поздно: вскоре старуха превратилась в лужу все той же серой слякоти — и от нее остался лишь мох, как и от ее сына.
Алуэтта вздохнула с облегчением.
— Здорово! — Грегори с гордостью обнял ее.
— Как живая. И такой финал… растворилась, — потрясенно пробормотала девушка.
— Причем так внезапно, что не успела даже ничего почувствовать, — заметил Грегори. — И потом, любовь моя, чем было это создание всего неделю назад?
— А я? Чем была я? Твоим врагом?
— Забудь об этом. Она обратилась все в ту же кучку мха, чем и была с самого начала.
Дрожь Алуэттат приутихла.
— И еще — мы не могли оставить это чудовище в живых, чтобы оно нападало на скот и крестьян. — С практичностью домохозяйки отметил Грегори. — Все же это было более милосердно, чем убивать ее мечами либо копытами лошадей.
— Так-то оно так, — улыбнулась Алуэтта, и слезы высохли на ее щеках. — Благодарю Небеса, что у меня есть такой великий утешитель.
Он просиял в ответ и склонился еще ниже, чтобы поцеловать ее.
Когда они пустились в путь, их кони шли бок о бок, так что они могли ехать, не выпуская руки друг друга.
«Как она добра», — с ликованием рассуждал Грегори. — «Какое сердце! Она оплакивает даже врага, ужасного и кровожадного огра».
Не прошло и часа, как на дороге им встретилось крестьянское семейство. Они шли рядом с повозкой, запряженной буйволами: на повозку был свален их нехитрый скарб. Лица поселян были хмурыми и печальными.
Алуэтта натянула поводья:
— Постойте, добрые люди! Что выгнало вас из дому? По какой причине вы двигаетесь по дороге со столь хмурым видом?
— По той, что на хутор напали разом три огра, леди, — отвечала женщина, утирая рукавом заплаканные раскрасневшиеся глаза. — Заели нашу коровушку, а потом чуть было не добрались и до нас.
— Да не допустят этого Небеса! — воскликнул Грегори.
— Хвала Небесам, что они не устремились за нами в погоню, — рассудительно заметил глава семейства.
— Не переживайте, — сказала ему Алуэтта. — Двое из них уже пустились по вашему следу, но быстро закончили свое существование.
— В самом деле? — Супруги обменялись недоуменными взорами, в которых были испуг и неожиданная радость, смешанная с удивлением, а двое детей уставились широко открытыми глазами на «тетю».
— Но как такое могло случиться? — обратилась хозяйка к Алуэтте. — Кто мог расправиться с этими чудовищами?
— Разве есть в этих краях рыцари, способные поражать чудовищ в поединке? — спросил ее супруг. — И какое же нужно оружие, чтобы их уничтожить? — недоумевал он.
— Магия, — коротко ответил Грегори, чтоб им сразу стало понятно. — И владеют ею не рыцари, а колдуны.
— Колдуны!
— Еще точнее — ведьма, — он лукаво посмотрел на Алуэтту, гарцевавшую перед изумленными супругами.
Семья тут же сбилась в тесную кучку, и дети спрятались за родителей.
— Спокойно, спокойно, — с улыбкой сказала Алуэтта. — Это была добрая ведьма, почти что фея. Сами понимаете, злая колдунья не станет истреблять кровожадных монстров, ведь они — ее помощники. Да и вообще, колдуньи уже нет — она ушла своей дорогой, так что вы не встретите ее, — она показала хлыстом назад, — на своем пути.
— Ну, если вы так говорите, леди, то что ж… — Супруг отступил от семьи, сделав несколько доверительных шагов вперед. — Так вы, значит, видели ее?
— Кого?
— Ну, эту добрую колдунью.
— Мельком. Так, издалека, со стороны. — согласилась Алуэтта.
— Ну, тогда, если еще раз встретите ее, передайте ей наше огромное крестьянское спасибо. Поблагодарите ее от нас, простых сельчан.
— Эй, ты что! — закричала его супруга. — К таким существам даже приближаться опасно, сам знаешь!
Алуэтта поглядела на нее, затем встретила сияющий взгляд Грегори. Щеки ее вспыхнули огнем, и она опустила взор, полный смущения.
— Прекрасны ваши слова, как прекрасно любое проявление благодарности. Ступайте же с миром и не бойтесь никаких ведьм и огров — они уже не встретятся вам на пути.
— Но как же третий? — спросила супруга фермера. — Ведь их было трое. Мы не рискнем приблизиться к нашей хижине, пока в этих краях гуляет такое чудовище!
— И где вы последний раз его видели? — спросил Грегори.
— Так возле нашей халупы и видели, — отвечал крестьянин.
— Это уже дело, — отметила Алуэтта, — по крайней мере ясно, где он слоняется. — И откуда взялась эта нечисть? С какой стороны они пришли?
Родители только руками развели и закачали головами: мол, знать не знаем и ведать не ведаем, откуда могла взяться такая напасть. Однако маленькая девочка пискнула:
— Я видела, откуда.
— Тихо, Эсси! — шикнул на нее мальчик постарше.
Эсси обернулась к нему:
— Чоги, если мама с папой запретили нам туда ходить, то вовсе не потому, что боялись огров!
— Это как? — нахмурилась мать.
Эсси потупилась, заведя руки за спину и заканючила:
— Просто там растет сладкий крыжовник…
— Ничего себе — ведь я же запретила вам строго-настрого! Там река выходит из берегов после дождей!
Не хватало еще, чтобы вы нанесли в дом всякой грязи!
— А мы всегда чистим ботинки перед порогом, — пробормотал Чоги.
— И все равно, — начала мать, но тут ее перебила Алуэтта:
— Разреши, добрая женщина, — сказала она, поднимая руку в длинной перчатке по локоть, — послушать эту историю до конца. Если здесь есть поблизости третий огр, и к тому же не последний, мы, по крайней мере, должны узнать, откуда они берутся.
Все семейство вдруг замерло, потрясенное этой мыслью, что поблизости может гулять не один, не два, а того и гляди, целый десяток огров. И вообще неизвестно, сколько их еще может появиться.
— Наверное вам лучше всего сейчас направиться к замку вашего повелителя, — сказал Грегори, — куда вы, вне сомнения, направлялись. А потом придет время и можно будет безбоязненно вернуться к родным пенатам.
Когда эти края будут очищены от чудовищных огров.
— Если наш дом еще уцелеет после этого нашествия, — произнесла женщина со слезами в глазах.
Супруг обнял ее и прижал к своей широкой груди, утешительно похлопав по спине:
— Ничего, старуха, даже если они раскатают его по бревнышку, у меня есть трое верных друзей, которые помогут мне выстроить новый за день. Да и сама подумай, зачем ограм дался твой дом?
— А зачем им понадобилось приходить сюда и творить всякие пакости? — плаксиво спросила жена. — Кто знает, что ими движет?
— Голод, — просто ответила Алуэтта. — Не сомневаюсь, они вышли на охоту. — И с этими словами повернулась к детям. — Так значит вы ходили к реке за сладким крыжовником? И что же вы там увидели?
— Туман, — откликнулся Чоги. — Там всегда туман, Утром над рекой. Но в этот раз он был такой густой и плотный, как… кисель.