Сташеф Кристофер. Здесь водятся чудовища

   — Не знал, что вы столь искусны в чародействе, леди, что даже можете соперничать с Грегори.
   — Лишь в некоторых вещах. Ваше Высочество, лишь в некоторых вещах.
   Она смутилась под его взором.
   — В путь, и помните, отныне я для вас — всего лишь «Ален». Больше никаких «высочеств». Тон его несколько смягчился, подобрел. — Садитесь в седло и будьте нашим впередсмотрящим, когда мы двинемся сквозь море тумана, туда, где кончается это облако, сползая к земле.. Пока мы не выберемся из тумана.
   Джеффри тем временем подвел ее коня со словами:
   — Ничего, никто не станет упрекать тебя за то, что ты не вытащил хозяйку из болота. Неси ее дальше с честью.
   Алуэтта вскарабкалась в седло. Хотела бы она ему поверить так же, как, наверное, поверил конь. Что и ее никто больше попрекать не будет. Хотя сделанного не воротишь, что было, то было, и пусть все вышло так из-за путаницы и непонимания, но… Она, в качества агента Финистер, всего лишь выполняла возложенную на нее задачу, а главный агент — это уже совсем иное дело — другая фигура. Другой человек.
   И все же она понимала, что уже ничего не может поправить в своей жизни, не может начать ее заново.
   Даже если бы ее никогда не крали у матери, не заливали уши враньем, не обманывали потом все время, не растили во лжи и неверии, самый воздух вокруг нее в течении всей предыдущей жизни был насквозь пропитан не правдой. Все-таки прошлое влияет на будущее.
   Конечно, ее утешало, то, что она еще кому-то нужна.
   И верила, что эта любовь может изменить ее жизнь.
   Или хотя бы скрасить ее.
 
   В пути Грегори и Алуэтта тихо переговаривались между собой.
   — Есть старинная поговорка, дорогая, что шанс бывает лишь раз, а дважды — может быть только совпадение.
   — А третий раз — это уже происки врага? — в смущении обернулась к нему Алуэтта. — Но три огра — это определенно одна беда, а не три!
   — Вопрос не в бровь, а в глаз, — смущенно хмыкнул Грегори. — Но туман все же существует. Что, если это волшебный туман, и монстры выходят оттуда? И, может быть, оттуда появится еще что-то? — загадочным тоном проговорил он.
   — Эка невидаль! Мы загоним их обратно. Растворим, рассыплем в водяную пыль. — Алуэтта пожала плечами. — Или ты предпочитаешь дать им странствовать по нашим землям?
   — Нет — меня просто интересует, что в этом тумане есть такого, что порождает эту дрянь.
   — Тоже мне загадка! Нам уже приходилось иметь с этим дело — просто конденсат — капли воды собираются в…
   — Да, — перебил ее Грегори, — но кто собирает их, кто лепит?
   Алуэтта собралась было ответить, но остановилась, озадаченно сведя прелестные бровки.
   — Значит, ты хочешь сказать, есть кто-то, стоящий за всем этим — за монстрами и туманом?
   — Вот именно! — воскликнул Грегори. — Ведь так было уже в двух случаях.
   — Но это может быть совпадением, — сказала она.
   Однако по лицу Алуэтты было видно, что она сама в это не верит. — Туман может быть обычным, естественным и природным явлением. Огры могут появляться откуда угодно, а детям много ли надо — они увидели и решили, что одно как-то связано с другим. Случайность — да и только. Так рождаются мифы — из детских сказок и дикарских небылиц.
   — Дети могут увидеть что угодно и где угодно, — согласился Грегори. — Пожалуй, все наши сомнения решит встреча с четвертым монстром. Посмотрим, откуда возьмется он. Хотя, возможно, тем, что мы его ищем, мы его и создаем.
   — Вполне возможно, — со вздохом согласилась она.
   Грегори посмотрел на нее и понял, что она уже в трансе.
   — Я должен поделиться этими сомнениями с братом, — сказал он.
   — Делай, как знаешь, — откликнулась она, отстранение кивнув.
   Грегори подскакал к ехавшему чуть поодаль Джеффри.
   Как только он отвернул коня, Алуэтта тут же пришпорила своего.
   Ален подъехал поближе к двум братьям и пустил скакуна вперед, следом за Алуэттой. Но сообразив, что она вошла в состояние транса, не стал отвлекать ненужными вопросами.
   Но Алуэтта уже сама заметила его, и в ее глазах блеснула тревога:
   — Ваше Высочество! Я не думала….
   — И не требуется, — перебил ее Ален. — Мадемуазель, — торжественно продолжил он, — вы озадачили нашего общего врага, за что я весьма признателен. Вам удалось выяснить что-нибудь на этот счет — кто за всем этим стоит или скрывается?
   — Время для ответа еще не наступило, — огорченно откликнулась Алуэтта. — Мы знаем пока еще слишком мало.
   — Но достаточно, чтобы задаться таким вопросом?
   Алуэтта подняла на него глаза:
   — Откуда вам это известно. Ваше Высочество? Вы что, умеете читать мысли?
   — Нет, но я достаточно времени провел с семейством Гэллоуглассов, и умею читать знаки.
   Алуэтта развернула коня, искоса наблюдая за ним.
   — Полагаю, это догадки леди Корделии, не правда ли?
   — Да, — откликнулся Ален, — Она постоянно высказывает такие предположения — а я привык доверять ее интуиции, причем безоговорочно.
   Алуэтта нахмурилась, не понимая, затем заметила улыбку, игравшую на его устах.
   — А-а, так это шутка! — воскликнула она, выставляя на него указательный пальчик.
   — Мне тоже пришлось объясняться, — признался Ален. — Я спросил, не хочет ли она, чтобы я наговором сделал ей горб, но она ответила, что Нотр Дам не ее стихия.
   Алуэтта сначала пораженно посмотрела на него, и затем прыснула в ладошку.
   — Вижу, вам знакома история про звонаря, — сказал, улыбаясь, Ален. — Но мне эта книга была незнакома, пока Корделия не заставила ее прочесть.
   — Что я слышу, милорд — заставила! — воскликнула она притворно. — Как можно так обращаться с наследным принцем!
   — Ну, перед свадьбой все приемлемо. Между женихом и невестой устанавливаются особые отношения, вы согласны?
   Она смутилась.
   — И потом, это занятная книжица, — добавил он.
   — А звон свадебных колоколов не наводил вас на те же мысли? — спросила Алуэтта с несколько смущенной улыбкой.
   — Это другое дело, — признал Ален с усмешкой. — Не лишайте нас этой радости, леди, — вашего веселого свадебного набата.
   — Таким, вероятно, был ваш ответ Корделии, — упрекнула его Алуэтта.
   — Имеете в виду, теперь я должен звенеть внутри нее?
   Алуэтта снова как-то искоса посмотрела на него, словно бы в нерешительности, и вдруг откровенно расхохоталась.
   — Вот уж не думала, принц, что вы способны на подобные шутки!
   — Шутки? — переспросил Ален. — Нет, леди, здесь никто шутить не собирается — речь идет совсем не о шутках. Какие могут быть шутки. Юмор я понимаю, но постоянные розыгрыши — удел придворного шута. У меня несколько иная должность при дворе. Когда шутка удачна, я могу только аплодировать, и поэтому…
   — Язык? — спросила Алуэтта с таинственной усмешкой. — Что я слышу, принц Ален! Должно быть, вы собираетесь выжать последнюю каплю смеха их этих ваших колоколов?
   — Вот это мысль! Верная догадка, — восторженно вскричал Ален. — Как верно сказано! Я знал, что ваша вражда — это не всерьез. И все ваши интриги были просто игрой, не так ли?
   — Ax! Но все же она мне удалась!
   Так два бывших врага продолжали свой путь, перебрасываясь шутками и остротами, сыпля каламбурами и приправляя их анекдотами. Их возраст облегчал взаимопонимание. Но пока Ален развлекал свою спутницу прибаутками, брат Грегори продолжал допытываться о том, что произошло на дороге.
   — Неужели она впрямь сразила трех огров? — дивился Джеффри.
   — Первого я просто превратил в кашу, — отвечал брат, — но остальных уложила она — одного за другим.
   На это ушло несколько мгновений. Она была в таком гневе…
   — Она так опасна? И что же вывело ее из себя? — Джеффри сам ответил на свой вопрос:
   — Ну, понятно, этот монстр едва не расплющил тебя в седле — и тут набросилась Алуэтта. Помощь поспела вовремя. И все же я одного не могу понять, братец: кто она — твоя невеста или медведица, которая охраняет своего медвежонка.
   — Мать из нее получилась бы замечательная, — гордо сказал Грегори.
   — В таком случае, попрощайся со своими научными Щтудиями на несколько лет, — предупредил Джеффри. — Она не из тех женщин, что взваливают на себя все заботы по дому.
   — Да я и не дам ей принять на себя непосильное бремя, — спокойно ответил Грегори. — Тем более, помню с детства, из рассказов Магнуса: мать, являющаяся по природе своей эспером, имеет больше способностей в воспитании детей. Без заботы не бывает материнства.
   — Но ее власть над ведьминым мхом, — покачал кудлатой головой Джеффри, — вот что приводит меня в смятение. Я знаю, что она потрясающий проективный телепат, но, оказывается, она еще и столь искусна в телекинезе!
   — Да нет, — отвечал Грегори. — Дело не в этом. Просто она, как сильный проективный телепат, растворяет монстров в пыль по своему желанию.
   — Неплохо, — проговорил Джеффри, — "когда такая сила на твоей стороне.
   — Страшно? — понимающе усмехнулся Грегори. — Я тоже сначала побаивался. Но она будет охранять любого, кто дорог мне, с той же яростью, что и меня. Так что это НАША медведица, Джеффри.
   — Все же начинаю думать, что именно твоя, братец, — не без сарказма заметил Джеффри.
   Грегори ответил только улыбкой.
   Тогда брат задал другой вопрос.
   — А может она выследить в этом тумане то, что мы ищем?
   — А что она делает по-твоему? — Грегори показал на пики холмов вдали, высовывающиеся из тумана. — Вот он откуда. Видишь, как хлещет.
   Джеффри на миг замер, вглядываясь вдаль, затем неторопливо кивнул.
   — Думаю, ты прав, братец. Давай доберемся туда и посмотрим.
 
   Дорога петляла по склону: это была разбитая тропа с камнями, стертыми копытами лошадей и колесами повозок, так что путники без особого труда проскакали в царстве тумана к самой вершине. Они уже почти достигли ее, когда где-то вверху раздались крики, отразившиеся эхом в горах. Ален и остальные едва успели выдернуть оружие из ножен, когда на них набросились из засады.
   В этот раз их врагами оказались не монстры. Здесь были мужчины и женщины с пестрыми раскрашенными лицами — точно в масках. На них были передники-юбки из дубленой кожи и темного цвета повязки из домотканого материала. Орали они точно берсерки, размахивая деревянными щитами и кремневыми топорами.
   Ален и Джеффри встретили атаку, отразив ее щитами и мечами, прорычав ответные угрозы.
   Лицо Алуэтты вытянулось.
   — Берегись, дорогая! — крикнул Грегори.
   Ответом ему был только вопль. Он увидел, как толпа навалилась на его возлюбленную. На оставшихся трех мужчин градом посыпались каменные топоры и булыжники из пращи. Сколько они не рубили их мечами, на место павшего вставал новый воин-дикарь. Было что-то непостижимое и загадочное в этой неистребимости.
   — Прочь! — прокричал Грегори, когда земля и камень взорвались пред ними. Испуганные горцы шарахнулись в сторону, но тут же снова полезли в драку.
   — На помощь! — раздался крик Алена.
   Грегори бросился на зов. Горцы обступили принца-наследника.
   Лишь миг колебался Грегори, потом метнул вперед заклинание огня, добавив:
   — Гори вы все ясным пламенем!
   Столбы огня немедленно вырвались из земли, окружив принца. Обожженные горцы тут же отступили.
   Грегори развернулся, высматривая похитителей невесты.
   Вот трое споткнулись и упали, но еще трое бросились на сопротивлявшуюся девушку. Один закричал, сгибаясь пополам — она удачно попала ногой в пах.
   Наконец им надоело, и они просто огрели ее по голове дубиной. Алуэтта свалилась, как подкошенная.
   Грегори почувствовал, что сам превращается в берсерка. Он издал дикий вопль такой силы, что многие дикари похватались за уши или попадали. Другие затряслись от страха. Казалось огонь, внезапно вызванный магом из-под земли, стал гореть в их головах. Те, кто несли Алуэтту, рассыпались по сторонам, как горох, но осталось двое, и они семенили вперед, унося свою добычу.
   Тропа перед ними вспыхнула, но они, не сбавляя хода, перепрыгнули костер и помчались дальше. Булыжники стали трястись, высвобождаясь из плотно укатанной дороги, и покатились с горы. Перепрыгивая через них и уклоняясь, дикари уносили Алуэтту.
   За ними устремились и остальные горцы, оставляя поле боя.
   — Бегут! — закричал Ален. — Мы обратили их в бегство!
   — За ними! — прокричал Джеффри.
   Но похитители уже исчезли с глаз долой, унося добычу в каменный лабиринт гор.
   Вскоре братья Гэллоуглассы стояли на самой вершине горы, вглядываясь в каменный лабиринт — множество щелей и трещин, поросших лишайником. Где укрылись горцы — понять было невозможно.
   — Опоздали!
   Грегори упал на колени и застонал.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

   Джеффри опустил руку ему на плечо.
   — Мужайся, брат! Мы найдем ее, найдем во что бы то ни стало, и ни один ее волосок не пострадает. Мы перевернем эти горы, если понадобится.
   — Я сам раскрошу эти горы до последнего камешка! — лицо Грегори было искажено горем и злобой. — Я пересчитаю им кости! И пусть только тронут ее, пусть только попробуют причинить ей не то что боль, но и малейшее неудобство — и каждый из них умрет медленной и мучительной смертью.
   Джеффри озадаченно покачал головой: еще ни разу не видел он младшего брата в такой ярости. Никогда этого кабинетного мага, ученого, школяра не сотрясала такая необузданная свирепость. Только сейчас он понял, как страстно влюблен Грегори. До самого этого момента он не верил, что Грегори, как все остальные, способен страдать и любить.
 
   Первое, что ощутила Алуэтта, придя в себя — это жуткая головная боль. Она попыталась вновь закрыть глаза, чтобы уйти от боли, как от наваждения, но не тут-то было — боль не уходила и не отпускала ее. В отчаянии она усилила производство эндорфинов. Боль не уходила, но странно сдвинулась, как будто на дальнюю сторону невидимого барьера, словно она разделила себя и боль, перестала отождествлять себя с нею.
   Она знала, что такая попытка спасет ее ненадолго.
   Зато теперь она могла думать безболезненно и хотя бы соображать. Что случилось? Двигаясь по эндорфинному туману, Алуэтта наткнулась на опухоль посреди мозга, где-то в области макушки, или, как выражаются в простонародье, «кумпола». Ничего удивительного, что так сильно болело. Вот это удар! Она двинулась вдоль этой зоны, приводя капилляры в порядок, растворяя тромбы и очищая мелкие кровеносные сосуды, наполняя их свежей кровью и заставляя кровеносную систему работать в соответствии с возникшими потребностями в дополнительном притоке кислорода. Постепенно самочувствие возвращалось в нормальное русло.
   Когда боль несколько спала, она стала размышлять над причиной травмы — кто это ее так двинул и чем.
   Может быть, она упала со скалы или с коня и ударилась о камень? Нет, все не то. Память медленно возвращалась, точно сбежавший супруг — какая-то орда дикарей, одетых одинаково — в юбки. Горцы. Горское племя. Но куда же они подевались? И, раз уж на то пошло, где она вообще находится?
   Наконец ей удалось переключить внимание на внешний мир — а что творится там? Тут же послышались смех, хвастливые разговоры, бахвальство, кичливые возгласы, короче, типичная атмосфера охотничьих разговоров на привале. «Какой-то диалект», — подметила Алуэтта, но это ее не смутило. Она прекрасно разбиралась в местных наречиях. Точнее, они просто не представляли для нее проблемы — когда читаешь мысли, совсем не обязательно владеть языками.
   Но раз она в стане врагов, то как ей освободиться — и вообще, возможно ли это? Она попыталась пошевелить руками и ощутила сопротивление. Ноги тоже были связаны, и теперь она явственно почувствовала во Рту кляп, который невозможно было вытолкнуть: под челюстью был завязан узел.
   Стало быть, дикари знали, кто перед ними, и не оставили ведьме ни единого шанса.
   Но откуда они могли узнать, кто она? Они что, наблюдали за ней из кустов? Или слух о чародейке, уничтожающей огров, уже пошел по всей округе? Она чуть заметно приоткрыла трепещущие веки и посмотрела сквозь ресницы. Перед ней сидел некто — видимо, один из горцев. Большая боевая дубина лежала у него на коленях. Видимо, ему был дан приказ глушить ее, как только она попытается применить свои чары.
   Горец даже не смотрел в ее сторону — он смеялся и чокался с кем-то деревянным кувшином.
   Алуэтта покосилась, повела глаза в сторону — и разглядела его друзей — освещенные костром силуэты. Она почти не различала лиц за языками пламени.
   Интересно, что за народ? Она попыталась определить это по акценту. Ослабив поток эндорфинов, Алуэтте удалось лучше сконцентрироваться над задачей.
   Головная боль сразу усилилась, набрав ту же разрушительную силу, что была вначале, когда она очнулась.
   Алуэтта не была знатоком диалектологии, но вот гортанные «ха» и «ка», выпадение «эл» и передненебной аффрикаты «те», а также несколько непривычно искаженные гласные наводили на определенные предположения. Вскоре она распознала таки этот диалект и мигом поняла все, что они говорили:
   — Эй, а ведь Занплока будет доволен нами.
   — Вот уж точно!
   — А как же, парень? Поймать такую лихую колдунью! Это козырь в нашей игре.
   — Ничего, второй нас не тронет, пока его краля у нас в руках. Представляешь, какой выкуп можно стребовать с их семьи? Это же похищение невесты.
   — По нашему, по-горски.
   — Так выпьем же за наши обычаи, друг.
   — Ой, хорошо сказал!
   — Верховный чернокнижник, верховная ведьма и весь их выводок в наших руках. Мы держим их за горло. И учти, это ведьма крутая, она из породы независимых и явно проходила подготовку в спецлагере. От нее того и жди сюрприза. Ты уж с ней повнимательней, а чуть что — и дубинку не стесняйся пускать в дело.
   — Попляшет она у меня! С таким кляпом во рту еще ни одной ведьме не удавалось произнести заклинание, даже самое короткое. А что такое ведьма без заклинаний? Только выставочный образец.
   — Ах-хаха-ха-ха! — рассмеялись все вокруг костра.
   «Ладно, ладно, хорошо, очень хорошо, просто прекрасно, — думала Алуэтта, — посмотрим, ребятки, чья возьмет, и кто кому поджарит пятки. Только вот вы еще не знаете, что „ведьмы“, или подготовленные эсперы могут читать мысли, двигать предметы, внушать видения и чувства, причем, не открывая рта. И магических пассов для этого им делать не надо, и вставать, как для посыла молнии, тоже. На самом деле, чем больше вы думаете, что я бессильна, тем лучше для меня».
   Так что она продолжала лежать, слушая, как сгрудившиеся у ее тела горцы обсуждали свою победу.
   — Но мы можем не только отряд коронных ведьм и магов разогнать вот этой штучкой! — прогудел один из них. — Если Занплока прав, мы заставим равнинный народ очистить эти горы — всех этих рабов и их хозяев-дворян!
   — Да! И править этими землями, как наши предки в старину!
   — Мы — и народ Занплоки!
   — На самом деле, ему надо только собрать армию.
   Он здесь не останется, он двинется дальше покорять земли, а править будем мы! Занплока обещал!
   Какой-то колдун, по всему видать, перебежчик, пообещал им этот край за помощь в борьбе против короля и его народа. Боже, как они глупы и наивны — они поверили его обещаниям! Алуэтте на миг стало жаль наивных горцев с их детскими заблуждениями и мечтами, не имевшими ничего общего с действительностью.
   Интересно, кто же этот Занплока? Что еще за фрукт?
   Говорить она не могла, и спросить бы у нее не получилось. Она решила подождать, пока они не устанут и не улягутся на ночлег — трогать ее, видимо, не будут.
   Подождем, решила она, пока пиршество не утихнет, и горцы не захрапят сладким сном на свежем воздухе.
   Она попыталась телепатически связаться с Грегори, сообщить ему, где она (а где она, в самом деле?) — ну, хотя бы сказать, что с ней все в порядке — пускай не мучается, и не сделает с горя и отчаянья какого-нибудь опрометчивого шага. «Бедняжка», — с нежностью подумала она. Но связь на телепатическом уровне оказалась невозможной из-за обострившейся головной боли.
   Придется обождать до лучших времен. Тогда она стала пробовать читать мысли тех, кто сидел рядом.
   И много узнала об их быте, повседневной жизни и бесхитростных заботах простонародья, обитателей гор и расселин, но не отыскала никаких сведений о колдуне по имени Занплока.
   Все. Больше у нее не было сил. Малейшее напряжение причиняло неистовую боль — словно каждый нерв ее был обнажен и воспален.
   Она обследовала путы, которые стягивали ее запястья и щиколотки. Да, вязать они умели на славу. Какие изощренные узлы! А ведь народ не имел никакого отношения к мореходству — все их предки жили в горах.
   После очередной попытки она обнаружила, что узел слегка ослаб. Наконец ей удалось снять его усилием воли. Она тут же растерла запястья, восстанавливая кровообращение, пока колотье в пальцах не унялось.
   Наконец она осторожно приподнялась и села — в лагере все спали, и ее охранник бдительно дремал рядом, клюя носом и кончиком дубины одновременно.
   Вставала она медленно, опасаясь, как бы очередной приступ головной боли, сокрушительной и нестерпимой, не поверг бы ее обратно наземь. Наконец ей удалось развязать — уже руками — ремни на лодыжках.
   Это заняло значительно больше времени, чем если бы она воспользовалась телекинезом, зато не болела голова.
   Усилием воли подавив стон, она выпрямила ноги.
   Покрутив онемевшими стопами, она растерла икры.
   Наконец встала на ноги, и отползла в сторону от костра, под покров ночи. Теперь главное — скрыться в лесу, где ее не обнаружат, по крайней мере, до рассвета.
   Она не собиралась причинить им зла, даже за все, что они с ней сделали…
   — Кто там? — вдруг раздался зычный голос. Это был охранник. Проползая мимо него, она задела кончик дубины, свисавшей с колен.
   — Кто там ползет, раздери меня горные козлы? — прорычал он.
   Алуэтта чертыхнулась и прокляла тот день, когда была изобретена первая дубина: она перебудила поллагеря. И это все из-за одного трезвого часового. Трезвый дозорный — беда для пленного.
   — Лови ее, — кричал этот тип. — Хватай! Не выпускайте!
   Вот сразу человек десять вскочили и бросились за ней во тьму, точно свора псов, с рычанием и проклятиями.
   Алуэтта метнулась к деревьям, едва держась на ногах, которые еще не оправились от пут. Услышав тяжелый топот за спиной, она резко обернулась. Часовой издал торжествующий клич, замахиваясь дубинкой и целя ей в висок. Она тут же нырнула под это оружие, схватила его за руку и полу туники и провела прием: бросок через бедро с падением в папоротник.
   Но это задержало ее — и остальная свора успела наброситься следом. Вот какая-то женщина в сером взмахнула дубинкой: Алуэтта блокировала удар, но боль тут же пронзила предплечье. Она поймала оружие другой рукой и выкрутила, одновременно ударив женщину снизу ногой и производя подсечку, и тут же повернулась в сторону, отражая следующий удар нападавших левой Рукой. Вот она съездила по чьей-то макушке, подпрыгнув и ударив ногой вниз, но увидела дубину с железным наконечником, метнувшуюся справа и еще одну Дубину, пролетевшую слева, с отчаянием понимая, даже увернувшись и блокировав удар перехваченной дубинкой, что они одолеют ее не умением, а числом.
   И тут два грозных женских голоса прорезали ночь.
   Два силуэта в сумерках вносили порядок в эту сутолоку сгрудившихся горцев. Одна женская фигура вертела длинной дубинкой, как ветряная мельница, другая ловко управляясь мечом, нанося удары из-за щита, разбрасывая горцев по сторонам.
   Алуэтта замерла — еще секунду сомневаясь в происходящем и не веря собственным глазам, но наконец поняла, что ей пришли на помощь. Вот уже второй раз.
   Через несколько минут три женщины стояли спина к спине, обороняясь, тесным кругом. Горцы навалились на них скопом, одновременно со всех сторон. Алуэтта трахнула одного дубиной, но тут же получила кулаком в лицо.
   Ночь внезапно вспыхнула искрами, но сквозь рев в ушах она продолжала слышать крики фурий. Когда ее зрение прояснилось, она увидела перед собой женщину, ударившую ее. Теперь она бесчувственно лежала на земле.
   Вот заревел еще один горец. Алуэтта вскинула глаза, атакующий уже шел на нее справа. Хватило короткого взгляда — и его череп треснул — дикарь рухнул, хотя она даже не прикоснулась к нему дубиной. Теперь Алуэтта была уверена в себе: она двигалась в сумерках; проворная и почти неуловимая. Ее дубина сокрушила кому-то плечо, пришлась по голове, размозжила голень, раздробила колено, отбила поясницу, — но вот еще двое, а за ними еще. На нее набросились со всех сторон — но вот и они уже попятились с помятыми щитами.
   И вдруг воцарилась тишина. Окружившие со всех сторон горцы уставились на женщин с ненавистью. Алуэтта тяжело дышала, она еще не оправилась от удара, которым ее оглушили, а тот же дюжий горец-стражник злобно посверкивал глазами в ответ.
   Дубина слева! Пролетела мимо, задев по щеке заехав в челюсть его соседу.
   — 0-воу! — провыл мужик. — Ты чего это, Кастья?
   — Я тут не при чем, — запротестовала женщина-горянка, — это я только…
   Тут и другой взвыл — его огрели дубиной по плечу, и третий присоединился, получив от своих по колену.
   — Это ведьмины проделки! — завопила женщина, выпучив глаза от страха. — Бежим!
   Все разом развернулись — и бросились врассыпную.